ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Мамочка! Папочка! — Рози стремглав неслась по дорожке им навстречу и добежала до калитки прежде, чем Адам успел выключить зажигание. У Клодии дрогнуло сердце. Как скучала она по своему сокровищу. Но как же быстро привыкла Рози называть Адама папой! Ведь после их свадьбы, она виделась с ним только во время скромного приема.

Рози была одета в толстый розовый свитер и красные вельветовые брючки. Она, видимо, играла в саду, и холодный осенний воздух разрумянил ей щеки, добавил блеска большим серым глазам. Рози попыталась вскарабкаться на калитку, но Клодия мгновенно выбралась из автомобиля и, в два счета преодолев разделявший их тротуар, схватила свою драгоценную малютку на руки.

— Что-то случилось? — удивленно спросил появившийся на крыльце Гай, вне сомнения, привлеченный восторженным визгом внучки. — Кажется, вы собирались пробыть в Лондоне до конца недели.

— Все в порядке. — Адам вслед за Клодией вошел в сад, широко улыбаясь дочке. — Привет, крошка. — Он кивнул на коробку, которую держал под мышкой, а свободной рукой полуобнял Клодию за плечи. — У нас есть кое-что для тебя. Мы не забыли обещания. — И улыбнувшись Гаю, добавил: — К сожалению, обстоятельства изменились, и неожиданно возникли кое-какие проблемы, с которыми, по словам моего поверенного, могу разобраться только я. Но мы все наверстаем, Кло, обещаю тебе.

Пылкий интимный взгляд, который он обратил на нее, заставил Клодию задержать дыхание. Но и взгляд этот, и многозначительная улыбка предназначались для того, чтобы успокоить ее отца. Как и ложь, так естественно слетевшая с его языка. Ради своего спокойствия, Гай должен был верить по-прежнему, что их брак заключен на небесах и что его единственная любимая дочь обрела, наконец, свое счастье.

Рози выскользнула из ее рук, горя нетерпением побыстрее добраться до обещанного подарка, но Адам произнес с улыбкой:

— Сначала зайдем в дом, крошка. Распакуешь подарок в комнате.

И последовал за быстрыми ножками, оставив Клодию плестись сзади.

Их поездка из Лондона, в основном, прошла в молчании. Останавливались они только раз, перекусить в мотеле, и за обедом перекинулись несколькими словами. Клодия все продолжала испытывать неловкость из-за своего поведения накануне вечером, а Адам казался погруженным в собственные мысли.

Клодия так и не поняла толком, почему он вдруг резко переменил решение и согласился вернуться уже сегодня. Вполне возможно, почувствовал раскаяние, поскольку так небрежно отмахнулся от нее, когда она сказала, что Рози скучает. Клодия была почти готова поверить в это, когда вспоминала, как по-доброму он уговаривал ее не считать себя виновной в крахе семейного бизнеса. Значит, все-таки у него есть сердце.

Но это относилось только к его дочери. Мягкие губы Клодии поневоле сложились в улыбку, когда она наблюдала, как Рози изо всех сил тянет за руку своего нового папочку, поторапливая скорее войти в Ивовый коттедж.

— Эми отправилась по магазинам, но, если вы проголодались, я и сам могу организовать что-нибудь, — предложил Гай, подождав ее на крыльце.

— Мы пообедали по дороге, папа, спасибо. — Она взяла его под руку, и они вместе вошли в крошечную переднюю. Адама и Рози нигде не было видно, но из-за закрытой двери гостиной слышался восторженный лепет малышки и глубокий, согретый любовью голос Адама. — Но от чашечки чая не откажусь. Только я сама все приготовлю. Как твое здоровье?

— Прекрасно, просто прекрасно, — заверил он, ласково поглаживая ее руку. — Я уже несколько лет не чувствовал себя таким спокойным. Большое облегчение знать, что не нужно ломать голову над делами. Никогда не думал, что скажу такое, но после всех этих лет, в течение которых в нашем доме жили платные постояльцы — большей частью совсем незнакомые люди, — как приятно теперь знать, что «Фартингс-холл» принадлежит только нам и можно наслаждаться уютом со своими близкими. И все это, благодаря твоему мужу.

Сердце Клодии сдавила свинцовая тяжесть. Неужели отец догадывался, что они едва не потеряли все? Но откуда ему знать? Однако, если все-таки знал, он перенес это куда лучше, чем предполагала Клодия.

— Адам позаботился и о том, чтобы строители не слишком мешкали. Я заехал туда сегодня утром и сам убедился, что работа кипит. Кажется, они вполне остались довольны сверхурочными и собираются работать завтра тоже. Конечно, несколько странно было бы жить там, если бы кухни сохранились в прежнем виде, а ресторан остался полным пустых столов!

Так вот что он имел в виду! Клодия незаметно вздохнула с облегчением. Было бы ужасно, если бы отец узнал всю правду — о жестокости Элен, которая собиралась хладнокровно бросить его разоренным и лишенным родного дома.

— Жаль, что вам пришлось прервать ваш медовый месяц, — продолжал Гай.

Как догадалась Клодия, он хотел и от нее услышать, что все благополучно. Клодия тут же изобразила беспечную улыбку.

— Да, я уже поняла, что брак с исполнительным директором процветающей фирмы имеет и свои минусы! Возможно, мы устроим себе отдых весной, может быть, на Пасху, и тогда возьмем с собой Рози. Не забудь, что у нас с Адамом впереди вся жизнь, поэтому ничего нет страшного в том, что наш медовый месяц продлился всего два дня.

Она говорила весело, но сердце ныло. Всю жизнь вместе! А на самом деле их будет разделять пространство в сотни миль. Клодия не представляла, как сумеет это вынести, если ее пагубное влечение к Адаму не исчезнет. Придется снова и снова оживлять в памяти прошлое, когда он бессовестно использовал ее и предал. И уверять себя, что она правильно поступила тогда, вычеркнув его из своей жизни. Если она не станет этого делать, то унизится до того, что снова влюбится в него…

Но, слава Богу, Гай, казалось, был полностью удовлетворен ее ответом. Он сказал, сияя счастливой улыбкой:

— Послушай только, что вытворяет это дитя!

Взволнованное щебетание в соседней комнате сменилось громкими звуками, напоминавшими пыхтенье паровоза.

— Пойду ставить чайник, — усмехнулась Клодия.

Когда она внесла поднос в уютную гостиную, все трое сидели на полу и с увлечением играли в железную дорогу. Адам неохотно поднялся на ноги, чтобы взять чашку.

— Сразу после чая мне придется уехать. Страшно жаль оставлять тебя, Кло, но я вернусь сразу же, как только освобожусь.

Клодия понимала, что на самом деле ему не хочется уходить вовсе не из-за нее, но, тем не менее, эти слова отозвались в ее сердце и наполнили его чувством, которое она не готова была подвергать анализу. Ей пришлось проводить его до автомобиля, — со стороны выглядело бы подозрительно, если бы она этого не сделала. Рози тоже порывалась выйти с ними, но Гай удержал ее.

— На дворе дождик, детка. Побудь с дедушкой, поиграй с паровозиком. Покажи, как он действует.

На улице, и в самом деле, зарядил холодный частый дождь. Благодатное бабье лето кончилось, чувствовалось приближение зимы. Зимняя стужа воцарилась в сердце Клодии, когда Адам остановился у автомобиля, поигрывая ключами, и, посмотрев на нее ледяным взором, произнес голосом, от которого веяло арктическим холодом:

— Не знаю, как скоро я вернусь. При возможности позвоню. Хочу прозондировать почву, посмотреть — не удастся ли напасть на след ваших пропавших денег. Иди в дом, а то промокнешь.

Так вот почему он прервал их бутафорский медовый месяц! Ради денег, а вовсе не из сочувствия к ней или к Рози. Всего лишь деньги! Чтобы обрести дочь, он готов был раскошелиться на приличную сумму, но возможность вернуть эти деньги, заставила его забыть и о дочери, и о необходимости изображать счастливый брак и кинуться, стремглав, за приманкой.

В течение нескольких последних дней эта мысль не давала Клодии покоя.

Эми предположила, что она изнывает от тоски по Адаму, и Клодия не стала ее разубеждать. Женщина, заменившая ей во многих отношениях мать, слишком хорошо ее знала. Клодия догадывалась, что та прекрасно осведомлена, так же, как и ее собственный отец, что Адам настоящий отец Рози. Но, слава Богу, она не заводила разговоров на эту тему. Клодия не была уверена, что сумеет вынести их и удержаться от того, чтобы не поведать домоправительнице о своем нынешнем жалком положении. Но она прекрасно понимала, что любопытство Эми, в конце концов, все же возьмет верх.

— Да, я скучаю, — ответила она, собираясь с мыслями. — Но Адам говорит, что теперь уже недолго.

Адам отсутствовал почти две недели, и каждый вечер, когда, как обещал, звонил по телефону, он неизменно говорил одно и то же:

— Скажи им, что проблема оказалась более запутанной, чем я полагал вначале.

И просил передать трубку Рози.

— Не выпить ли нам чаю? Ваш папа ни за что не откажется, будьте уверены, — предложила Эми.

Клодия покачала головой, и внезапно ее охватило сильное желание убежать, куда глаза глядят. Каждый новый день без Адама, приносил с собой все нарастающее беспокойство, внутреннее напряжение, которое час от часу становилось все невыносимее.

— Я, пожалуй, лучше проедусь до «Фартингс-холла» и посмотрю, как там продвигаются дела.

Ей необходимо было побыть в одиночестве. Она, и в самом деле, собиралась заглянуть в «Фартингс-холл», чтобы, вернувшись, было в чем отчитаться. Но затем она найдет спокойное местечко и попытается уговорить себя смириться с обстоятельствами, которые уже никогда не изменятся, и с холодным равнодушием Адама.

— Вы заберете Рози из школы? — Это не составит труда, ведь школа в двух шагах от Ивового коттеджа. — И напоите ее чаем? Я не могу точно сказать, когда вернусь.

— Ну конечно, солнышко. Это все так увлекательно. Когда мы переедем назад, дом будет просто как конфетка. И не мучьте себя так — ваш муж, ни минутки лишней, не задержится без надобности вдали от вас и Рози!

Клодия вытащила из кладовой свою стеганую куртку и поскорее сбежала.

«Фартингс-холл» находился неподалеку, всего в нескольких милях от деревни. Оставив автомобиль на гравиевой дорожке, Клодия пошла навестить старого Рона. Он настоял на том, чтобы она выпила с ним чаю за компанию, и Клодия не смогла сдержать улыбки, когда старик принялся заверять ее, что не спускает глаз с рабочих и зорко следит, чтобы они не отлынивали от дела и исполняли работу добросовестно.

Что думают строители об этом непреклонном страже и наблюдателе, не оставлявшем без внимания ни один их шаг, Клодия могла только догадываться и искренне им сочувствовала.

Но на душе у нее полегчало лишь на короткий миг. В ресторан она решила не заглядывать — отделка интерьера, рытье котлована под бассейн, прокладка труб для обогрева и водоснабжения займет порядочное время. Но кухни уже успели преобразиться: исчезли тянувшиеся в ряд электроплиты, жаровни и духовые шкафы, а также столы из нержавеющей стали и деревянные колоды для разделки туш. Каблуки приятно постукивали по терракотовой плитке. По настоянию Эми, уже была установлена сверкающая красная плита, на стенах висело множество симпатичных сосновых шкафчиков, а вдоль них стояли такие же столики с полками для посуды. Мечты Эми о деревенской кухне воплощались в жизнь. Но как быть с мечтами самой Клодии?

Такой вещи, как ее мечты, просто нет на свете. Она не может позволить себе мечтать. Человек, которого она любила, никогда не существовал. Ее возлюбленный был идеалом, плодом фантазии. Он сам и создал для нее этот образ. А реальный Адам не имел с ним ничего общего — как она узнала от Элен.

Клодия направилась вверх по широкой дубовой лестнице, но вдруг на полпути сердце ее замерло… С какой стати она тогда так слепо поверила словам Элен? Ее мачеха была мошенницей и воровкой, задумавшей вместе со своим любовником обобрать до нитки доверчивого мужа. И тогда, шесть лет назад, неужели она сказала правду о том, что делал и говорил Адам?

На миг Клодию озарил чудесный свет надежды, но тут же погас, словно тяжелая дверь глухо захлопнулась перед ее лицом. Она медленно зашагала дальше, до боли сжимая резные перила и с трудом переставляя, сразу налившиеся свинцом, ноги. Даже если она решит, что слова Элен не заслуживают доверия, свидетельство собственных глаз нельзя так легко отмести! Она сама видела, как Адам вылетел из спальни мачехи, с треском хлопнув дверью, с потемневшим от злости лицом, настолько ослепленный яростью, что даже не заметил ее… Он устремился к парадной лестнице, и Клодия двинулась было следом, чтобы догнать его, но передумала. Прежде она не видела Адама разъяренным, ей вообще никого не приходилось видеть в таком состоянии. Она вошла в комнату Элен и с ужасом выслушала ее рассказ.

В тот раз у Элен не было причин лгать. Она ничего не выигрывала. А Адам, действительно, был вне себя. И неудивительно, если его только что отвергли как любовника, ущемили его мужскую гордость и одновременно лишили заработка! Только после смерти мачехи, которая случилась сравнительно недавно, Клодия узнала, что эта женщина была способна на предательство и обман. Сейчас очень просто и заманчиво поверить в то, что она тогда оговорила Адама. Но невозможно закрыть глаза на тот факт, что, измышляя эту историю, Элен для себя ничего не выгадывала.

Клодия поднялась в свою старую детскую комнату, много лет служившую ей спальней, включила свет и на миг прислонилась спиной к двери, пытаясь преодолеть чувство опустошенности, которое значительно усилилось после того, как она позволила себе надеяться. Затем подошла к окну и, усевшись на подоконник, принялась наблюдать, как гаснет дневной свет и на землю опускаются сумерки.

Было уже совсем темно, когда она услышала, как рабочие покидают здание. Она заранее предупредила их, что сама закроет все двери, так что можно было не опасаться, что она окажется запертой до их прихода следующим утром.

Но, тем не менее, пора было возвращаться в Ивовый коттедж. Клодия поднялась, разминая затекшие мускулы. За последний час ей так и не удалось примириться со своим незавидным положением фиктивной жены Адама, ее ум упорно отказывался искать в этом положительные стороны.

Клодия направилась к двери, и в этот момент она распахнулась… Адам выглядел измученным, словно не спал уже несколько ночей, и какая-то тайная мысль угнетала его и вытягивала жизненные силы. Дождевые капли блестели на его темных волосах и на плечах кожаной куртки. Сердце Клодии пропустило один удар, затем панически затрепетало. Ей страстно захотелось прижать его голову к своей груди, поцеловать усталые складки на лице. Она продолжала любить его, несмотря на все плохое, что он ей сделал! Она упрямо пряталась от этой простой истины, но теперь приходилось признать ее раз и навсегда.

— Мне сказали, что ты здесь, и я еще могу застать тебя, прежде чем ты уедешь. — Он закрыл за собой дверь, серебристые глаза, не отрываясь, смотрели в ее побледневшее лицо. Его губы сжались. — Неужели тебе нечего сказать мне? Даже: «Как дела?» Или: «Хорошо доехал?»

Клодия открыла рот, но слова не шли, хотя мозг ее кричал каждой своей клеточкой. Она уже не была влюбленной восемнадцатилетней глупышкой, послушной глиной в руках обольстительного красавчика, у которого вместо сердца кассовый аппарат. Невозможно, чтобы она любила его по-прежнему. Невозможно!

— Я… я не ждала тебя, — выдавила она, наконец. — Ты заезжал в коттедж?

Глупый вопрос.

— Само собой, — сухо заметил он. — Иначе откуда мне знать, где искать тебя? Я успел выпить чай с Рози, послушать, как она читает, и позволить ей дважды обыграть меня в лото. — Он скупо улыбнулся, словно, оказавшись в неприятной ситуации, с удовольствием вспоминал приятную. — Я сказал им, что заберу тебя и повезу ужинать. — Он, прищурившись, оглядел ее. — Они ждут, что нам захочется побыть наедине, и нам следует произвести должное впечатление.

О да, он великий мастер производить впечатление! Клодия отвернулась, чтобы он не заметил страдальческого выражения на ее лице. С какой легкостью он заставлял людей видеть его в выгодном для себя свете. Только она одна знала, что за человек скрывается за этой обаятельной джентльменской наружностью.

— У меня нет аппетита, — произнесла она безо всякого выражения.

— У меня тоже.

Он вздохнул и, шагнув вперед, остановился за ее спиной.

От напряжения, неизменно возникавшего при его приближении, у Клодии ослабели ноги. Она отошла к окну и поспешно опустилась на подоконник. Часто и прерывисто дыша, она наблюдала, как он внимательно осматривает крохотную комнатку, принадлежащую ей с детства, и мечтала только о том, чтобы он ушел и оставил ее в покое… если только она в состоянии обрести хоть какой-то покой.

Но Адам заговорил снова:

— Я хотел спросить тебя кое о чем. — Он присел на край кровати, повернулся к ней лицом и взглянул сурово и мрачно. — Я вполне пойму, если ты не захочешь ответить, потому что в сложившихся обстоятельствах я вряд ли имею право знать. — И он выдохнул резко: — Расскажи мне о Тони.

У Клодии расширились глаза — этого она ожидала меньше всего.

— Что рассказать? Ты уже знаешь, что он был обманщиком и вором. О чем еще тебе хочется услышать?

Адам смерил ее спокойным взглядом.

— О ваших отношениях. Как они сложились? Каким он был в постели? Ты была довольна им? Хотя у меня остались о нем самые смутные воспоминания, вряд ли… При каждом удобном случае, он ведь бежал к Элен, а ты, я это хорошо помню, отличалась чувственностью…

Подтекст его незаконченной фразы был вполне ясен. Клодия резко встала. Она не обязана сидеть здесь и выслушивать подобные вещи! Ей захотелось отвесить ему хорошую пощечину, но не стоило ронять свое достоинство. Лучше просто гордо уйти.

— Тебе доставляет удовольствие быть жестоким! — процедила она сквозь зубы, быстро проходя мимо него, но он неожиданно схватил ее за талию и усадил рядом с собой на кровать. — Я не обязана ничего рассказывать, — выговорила Клодия, едва переведя дыхание. — Ты сам это знаешь.

— Кажется, ты уже сделала это. То есть ответила на мой вопрос.

Однако он не отпускал ее, напротив — его рука крепче сжала ее талию. Клодия сидела напряженная, боясь позволить себе расслабиться. Она не доверяла себе, находясь так близко от него. Несмотря ни на что, инстинкт властно толкал ее к нему, манил поддаться магии его обаяния. Сумасшествие. И опасное сумасшествие!

Но угроза, нависшая над ней, стала еще сильней, когда он произнес хрипло:

— Я должен знать. Мне это необходимо. Если ты думаешь, что я поступаю жестоко, то ты ничего не понимаешь. Я всегда считал, что физическая сторона наших отношений была совершенно особенной, такое бывает однажды в жизни, да и то если повезет. Мне просто ненавистна была мысль, что Фавел…

— Только не говори, что ты ревнуешь! — вставила Клодия насмешливо, испугавшись внезапно нахлынувших воспоминаний. Сознание того, что он тоже все помнит, делало их намного горше. Но его воспоминания были несколько иными. Она помнила длинные, благоуханные, летние ночи, наполненные любовью. Для него эти ночи были знаменательны своим здоровым сексом, приправленным надеждой сделаться мужем наследницы богатого поместья.

— Клодия, я говорил уже, что нам совсем не обязательно превращать каждую нашу встречу наедине в баталию.

Адам отпустил ее, и в его голосе послышалась усталость. Клодия не шелохнулась, на нее нашло внезапное оцепенение. Он прав — жизнь и вовсе сделается невыносимой, если каждый раз, разговаривая с глазу на глаз, они станут вцепляться друг другу в горло. Сказав же ему правду, она ничего не потеряет, напротив — отведет душу, выскажет все, что накопилось. И может быть, они сумеют сделать первые осторожные шаги к некоторому взаимопониманию, смогут преодолеть враждебность.

— Прежде чем принять предложение Тони, я предупредила, что не люблю его, — начала она. — Он, кажется, понял меня. Тогда он мне нравился, я даже уважала его и была благодарна ему за заботу. Я оказалась бесхарактерной идиоткой, — уныло признала она. — И еще я была слишком напугана… разными обстоятельствами, главным образом, болезнью отца, чтобы обойтись без всякой поддержки. Тони предложил спать в разных комнатах, поскольку у него был беспокойный сон, а я, в моем положении, нуждалась в отдыхе. Ничего не изменилось и после рождения Рози. Но одну попытку стать полноправным супругом он все же сделал… — Клодия густо покраснела, с острым стыдом вспоминая упомянутый эпизод. — Из этого ничего не вышло. Он раньше предупреждал меня, что не может иметь детей, и я считала, что он страдает импотенцией. В тот раз я мало чем отличалась от деревянной колоды.

Она все-таки призналась в этом, но, разумеется, не могла объяснить, что после Адама никакой другой мужчина, не способен был разбудить, хотя бы на время, ее атрофированные чувства.

Сцепив пальцы на коленях, Клодия тихо продолжала:

— Это было большим облегчением — возможность не спать с ним в одной постели. Но он был со мной неизменно добр и деликатен. Наверное, считал, что игра стоит свеч и все это с лихвой окупится. Короче, я показала себя никудышным знатоком человеческой натуры, — закончила она с горечью.

Адам мог расценить это замечание как угодно, но он сказал только:

— Спасибо за откровенность. Ты не обязана была все это рассказывать. На тебя у меня нет никаких прав. Все мои права начинаются и кончаются на моей дочери.

Клодия поняла, что сейчас он встанет и предложит вернуться домой, и почувствовала себя побежденной. Конечно, глупо, думала она, направляясь за ним к выходу, но она надеялась, что в их отношениях произошел перелом, и он захочет побыть, и поговорить с ней подольше. Но нелепо было воображать, что и он пожелает сблизиться, преодолеть вражду.

В машине она не отводила глаз от габаритных огней его «ягуара» и пыталась сосредоточиться на управлении. Стоило ей только задуматься о его странном, эгоистичном признании, что для него нестерпима мысль о физической близости между ней и ее покойным супругом, и она, в одно мгновение, очутилась бы в придорожной канаве.

Они вернулись в коттедж как раз вовремя, чтобы уложить Рози спать. По настоянию девочки, вечернюю сказку на этот раз читал ей Адам. Клодия прошла на кухню, заварила себе чай и принялась размышлять о предстоящей ночи.

Гай спал в узкой длинной комнате над лестницей, Эми и Рози — в одной из двух смежных спален. К счастью, в каждой из них стояли хотя и сдвинутые вместе, но две отдельные кровати. Однако все равно перспектива разделить комнату с Адамом, действовала Клодии на нервы. После того, что случилось в лондонской квартире, Клодия знала, что он не станет ничего предпринимать. Он недвусмысленно продемонстрировал полное отсутствие интереса к ней. И это весьма утешительно, поскольку, если бы он проявил интерес, она не сумела бы устоять — и что дальше? Вот уже ее лодочка подхвачена бурным потоком, и она снова по уши влюблена в него, о чем, естественно, ему тут же станет известно!

Клодии никак не удавалось справиться со своими нервами, и она, извинившись, отправилась спать пораньше, оставив остальных смотреть какую-то передачу по телевизору.

В рекордно короткое время приняв душ, она натянула одну из своих старых маек, в которых обычно спала, и юркнула под одеяло, но не успела выключить свет, как в комнату вошел Адам.

Глаза Клодии потемнели от боли. Неужели он не понимает, что продержаться всю ночь в такой близости от него она может, только притворившись спящей? Но нет, конечно же, он не в курсе. Для него она всего лишь пустое место, а с пустым местом не считаются.

— Хотел убедиться, что ты не заболела. Ты весь вечер была очень бледная.

— Я чувствую себя прекрасно. — Она закрылась одеялом до подбородка. — Какая внимательность! Но не стоит прикидываться — здесь никто это не оценит.

Адам прищурился и пожал плечами.

— Как угодно!

Он повернулся, чтобы уйти, и грудь ей, словно тяжелым камнем, сдавило раскаяние. Ведь в прошлый раз он проявил к ней искреннее сочувствие, увидев ее расстроенной. Может быть, она несправедлива к нему, и он, в самом деле, беспокоится?

— Адам! — окликнула она, поддавшись порыву. — Могу я задать тебе вопрос?

Он оглянулся, серые глаза, суровым долгим взглядом, посмотрели в ее светло-голубые. Она заметила, как его напряженно поднятые плечи несколько расслабились. Ей даже показалось, что он улыбнулся.

— Пожалуй, тут я твой должник.

— Это насчет Рози… — Клодия знала, что рискует снова навлечь его гнев на свою голову. Он никогда не простит ей, что она скрывала от него ребенка. Но ей необходимо было знать. — Я не совсем понимаю, зачем тебе все это. Ну, со мной понятно: я родила ее, любила на всем протяжении ее недолгой жизни. Ты же всего несколько недель назад узнал, что она существует. И твое желание иметь ее при себе на законных основаниях было настолько сильным, что ты заплатил за меня чудовищные долги и женился на мне, несмотря на все презрение, которое ко мне испытываешь…

— Ты находишь это странным?

Голос его также немного смягчился.

— Я не думала, конечно, что ты останешься совсем равнодушным, — уточнила Клодия. — Я вполне поняла бы, если бы ты захотел видеться с ней время от времени. Не обременяя себя…

— …кучей чужих долгов и женой, которую презираю, — закончил за нее Адам. Он подошел к кровати и сел с краю, и Клодия быстро отодвинула ноги в сторону. — Я и, правда, презирал тебя… После того, как узнал, что у меня есть пятилетняя дочь, я думал о тебе очень нелестно. Но только до тех пор, пока не понял, почему ты поступила именно так. Совсем махнуть рукой на потерянные годы я не могу, но и осуждать тебя не берусь.

Имел ли он в виду, что больше не питает к ней неприязни? Клодия очень хотела спросить, но не решилась. В тусклом свете ночника трудно было что-то прочесть в его глазах, но губы сложились в полуулыбку. До чего ей хотелось поцеловать их… Она даже стиснула зубы, чтобы остановить непослушные мысли.

— Может быть, если я объясню, почему мне так понадобилась Рози, ты лучше поймешь меня, и перестанешь смотреть как на самодура и тирана? — предположил Адам. — Возможно такое, как ты полагаешь?

— Попробуй!

Если ответ Клодии прозвучал дерзко и вызывающе, в этом не было ее злого умысла. Не могла же она сказать: «Я смотрю вовсе не так, я смотрю на тебя с любовью».

Внезапно она испытала невероятное облегчение. Ей уже не надо было бороться с собой, со своими чувствами. Она не переставала любить его и никогда не перестанет. Признав этот факт, Клодия скорее сумеет ужиться с ним.

— У нас обоих семья состоит из одного родителя, но на этом сходство кончается. Ты лишилась матери в десять лет — тебя постигла тяжелая утрата, Кло. — Он употребил уменьшительное имя наедине с ней, не предназначая его для посторонних ушей, и в сердце Клодии вспыхнула радость. Но она постаралась скрыть свои чувства — он сочтет ее круглой дурой, если только догадается, что она испытывает. — Но у тебя остались воспоминания о счастливой семейной жизни и отец, который бесконечно тебя любит, и славная Эми, конечно же. Ты знала, почему твоей мамы нет с тобой. А мой отец оставил нас, когда мне было всего пять лет, и я не понимал, почему. После его ухода, мама почти все время плакала, а когда я подходил к ней, отталкивала меня. Я решил, что отец бросил нас из-за меня. Я страшно тосковал по нему и все спрашивал, когда он вернется, но это только еще больше все портило. Она продолжала горевать до тех пор, пока не умерла.

Скорбь смягчила его низкий голос.

Глаза Клодии заволокло слезами.

— Адам, я ничего не знала об этом. Каким же ты был несчастным!

Она проглотила подступивший к горлу комок. Адам продолжал:

— Мне почти исполнилось семь, когда в моей жизни появился дядя Гарольд. Он был маминым братом, холостяком, владельцем преуспевающей компании. Позднее он объяснил мне, что так и не женился, поскольку не такой он глупец, чтобы привязать себя к одной женщине, а потом еще и отдать своими руками половину всего состояния, если эта женщина потребует развод. Можешь представить себе, какой это был холодный, суровый, расчетливый человек. Он сказал, что мама испортила меня своим воспитанием, и собирался взять меня к себе и сделать из меня мужчину, способного, когда придет время, занять его место. Этот процесс предполагал мое обучение в школе-интернате. Я же знал только, что не хочу, чтобы из меня делали «мужчину», как не хочу выполнять и других требований дяди, который внушал мне страх. Мечтал, чтобы вернулся мой отец. Я отчетливо помню день… — он заговорил быстрее, словно угадал, что она собирается издать какие-то сочувственные слова, и не испытывал желания их выслушивать, — когда я высказал ему все это. Что заранее ненавижу предназначенный мне интернат, что жду возвращения отца. Он заявил, что я никогда больше отца не увижу. Так и случилось, его следы затерялись где-то в Южной Америке лет двадцать тому назад. Потом дядя разъяснил мне, что отец женился на маме только ради денег.

Она происходила из состоятельной семьи, которая не имела никакого отношения к доходам компании «Халлем». Отцу хотелось вести беззаботную жизнь, иметь шикарные автомобили, элегантные костюмы, сорить деньгами направо и налево. Когда он понял, что Гарольд, доверенное лицо, ведающее маминой долей в семейном капитале, не собирается ему в этом потакать, он, не долго думая, оставил жену и сына.

— Но это ужасно, когда ребенку говорят такие вещи! — воскликнула Клодия, не в силах больше сдерживаться.

Ей хотелось плакать при мысли о том, каким ненужным, одиноким и потерянным чувствовал себя маленький мальчик.

— Может быть, — пожал Адам плечами. — Но, во всяком случае, я это пережил. Привык к интернату, завел друзей. И вот, наконец, я подхожу к самому главному. Друзья часто приглашали меня к себе на каникулы, и благодаря этому я узнал, что существует такая вещь, как сплоченная, любящая семья. С двумя родителями — отцом и матерью, — обладающими каждый своим опытом, своим видением жизни, мужским и женским, чтобы передать их детям. Именно этого я и хочу для моего ребенка, для Рози. Двое любящих родителей, которые будут с ней до тех пор, пока она в них нуждается. Надежность, душевный покой.

— Ох, Адам! — Клодия машинально схватила его за руку. Теперь она отлично понимала его побуждения, узнав историю детства, лишенного родительской ласки, наполненного горечью и сознанием того, что отец не настолько любил его, чтобы остаться в семье. Она отняла у него пять первых лет жизни его дочки, сделала из него — без его ведома и вопреки его принципам — непутевого отца. — Как мне жаль!

Сокрушительное раскаяние охватило ее, слезы хлынули ручьями. Клодия почувствовала, как он сжал ее пальцы.

— Не надо, — проговорил он, — не плачь, Кло.

Но это только ухудшило дело. Рыдания подступили к горлу, она уже была бессильна сдержать их. В смятении она услышала, как он негромко вздохнул и в следующий момент придвинулся ближе, обнял ее, прижал к груди и держал так, слегка покачивая, пока рыдания не затихли совсем. Как чудесно было находиться снова в его объятиях! Клодия словно вернулась домой, вынырнув из долгого мрачного безвременья, наполненного одиночеством и черной давящей тоской. Тоской по его силе, по сердечному теплу, по уверенности в том, что она небезразлична ему. Но главным образом, по его любви.

Он чуть-чуть отстранил ее, и она едва сдержалась, чтобы не крикнуть: «Не оставляй меня! Не уходи!»

Но он обхватил ладонями ее лицо, убрал шелковистые пряди с мокрых щек и нежно осушил поцелуями, текущие по ним, слезы. Его губы оставляли на ее нежной коже пылающие следы. Она не могла насытиться до конца блаженством, которое, как она считала, больше не повторится. Вихрь восторга вознес ее на самое небо, и руки ее сами устремились под мягкую кожу его куртки.

Она нежно провела ладонями по его свитеру из тонкой шерсти движением, полным трепетного ожидания.

— Не думаю, что это удачная мысль, Кло, — пробормотал он, но она не колеблясь, крепче обхватила руками его напряженное тело и прижала к себе.

Она доверчиво подняла к нему заплаканное лицо и успела услышать, как он резко втянул в себя воздух. В следующее мгновенье он наклонился и поцеловал ее.

Загрузка...