Прежде всего я решил нанести визит Джонни Рикардо, и вовсе не потому, что считал его фаворитом в списке, просто начинать с него было удобнее всего. Ему принадлежал ночной клуб с довольно странным названием “Кабачок “У Джонни”, находившийся на Пятьдесят девятой улице. Оставив свой “мерседес” в гараже, я взял такси, так как в девять часов вечера искать себе место для парковки в радиусе десятка кварталов от “Кабачка “У Джонни” может себе позволить лишь какой-нибудь заезжий турист.
"Кабачок “У Джонни” был поделен на две части. В передней устроен бар, а в дальней находился ресторан, на эстраде которого ежевечерне выступали приглашенные артисты — исполнители народных песен, а также разного рода комики, подражающие Морту Салу и Орсону Бину.
Миновав бар, я прошел в дальнее помещение, где находился ресторан и, собственно, клуб. Я на минуту задержался в дверях, обводя взглядом погруженные в полумрак столики и расположившихся за ними людей, и тяжелые бордовые портьеры, которыми были задрапированы все стены и окна, и крохотную сцену, на тот момент пустовавшую, и облаченного в черное с белым и поэтому очень похожего на агента из похоронного бюро официанта, бочком пробравшегося ко мне и предложившего провести к свободному столику.
— Я не собираюсь ужинать, — объявил я ему. — Мне нужно поговорить с Джонни Рикардо.
Выражение его лица изменилось от приветливого к настороженному, и он сказал:
— Не уверен, у себя ли он. А кто его спрашивает?
— Скажите ему, что от Эда Ганолезе, — отрекомендовался я, справедливо полагая, что имя Эда скажет ему гораздо больше, нежели мое собственное. Так вышло, что мне лично никогда не приходилось сталкиваться по работе с Джонни Рикардо, хотя сам Джонни просто наверняка был так или иначе связан с Эдом Ганолезе.
— Пойду посмотрю в кабинете, — пообещал мой новый знакомый. — Может быть, вы подождете в баре...
— Ничего, — успокоил я его. — Мне удобнее здесь. Да и вам тогда далеко ходить не придется.
В ответ он согласно кивнул и молча удалился. Я ждал, аккуратно озираясь по сторонам, и он вскоре вернулся и шепотом отрапортовал:
— Босс у себя. Пройдете за портьеры и вверх по лестнице. Первая дверь направо.
— Весьма признателен.
Следуя полученной инструкции, я завернул за бордовый занавес, поднялся по выстланной бордовым ковром лестнице, открыл выкрашенную в бордовый цвет первую дверь справа и вступил в кабинет Джонни Рикардо. После бордового великолепия снаружи его комната показалась мне практически бесцветной. Точнее, серой: серые стены, серый ковер на полу, серый офисный шкаф для хранения документов, серый письменный стол, серые шторы на двух окнах и серая корзина для мусора рядом с серым креслом. Даже висевшая на стене картина была написана во все той же унылой цветовой гамме.
Человек, сидевший за столом, полностью вписывался в безликий интерьер. Он тоже оказался серым, таким же, как его кабинет: бледное морщинистое лицо, неопределенного цвета волосы, бесцветные глаза и серые, костлявые руки, торчавшие из рукавов серого пиджака.
Тонкие губы растянулись в улыбке, когда он поднялся мне навстречу.
— Я Джонни Рикардо, — представился он, и его высокий, с хрипотцой голос тоже казался бесцветным.
Обитатель кабинета протянул мне свою тощую руку, и я осторожно пожал ее, стараясь ничего не сломать, и сказал, кто я такой.
Он продолжал улыбаться:
— Я не ошибся, вы от Эда Ганолезе?
— Точно.
— Что ж, надеюсь, что по мере возможностей смогу оказаться вам полезен. Ну, вы сами понимаете. — Он все еще не сгонял с лица дежурную улыбку, но глаза смотрели настороженно. Затем указал на серое кресло рядом со столом. — Присаживайтесь.
— Спасибо.
После того как мы устроились, он спросил:
— Что же все-таки привело вас сюда? Надеюсь, не потребуется дополнительных расходов с моей стороны? Я поторопился его успокоить:
— Нет, сегодня я здесь совсем по другому поводу. И, насколько мне известно, претензий к вам не имеется.
— Рад слышать, — сказал он, но его взгляд по-прежнему выражал тревогу, как и костлявые пальцы — они то впивались в подлокотники кресла, то ослабляли свою хватку.
— Я пришел сюда, чтобы поговорить об одной девушке, с которой вы в свое время были знакомы, — о Мей-вис Сент-Пол. Надеюсь, вы помните ее?
— Мейвис? — Он был явно озадачен началом разговора, но тем не менее ему удалось удержать на лице улыбку. — Видите ли, по роду работы мне приходится общаться со столькими девушками... — проговорил он, отводя от меня взгляд и принимаясь задумчиво разглядывать картину на стене. — Мейвис, — повторил он. — Мейвис Сент-Пол. Очень необычное имя.
— Это псевдоним, — подсказал я.
— Певица?
— Нет, актриса. Я слышал, что с вокальными данными у нее было плоховато.
— Мейвис, Мейвис... О Господи, ну да! Конечно же, конечно же Мейвис! Прошло уже почти три года! — Теперь он удивленно-приветливо глядел на меня, явно радуясь воспоминаниям о своей давней знакомой. — И что же вы хотите узнать о Мейвис?
— Вы разве не читаете газет?
— Это при моей-то занятости? — Он широким жестом обвел комнату и криво — в расчете на сочувствие — усмехнулся. — Бизнес не позволяет, друг мой. Я живу по жесткому расписанию, и чаще всего утро мне приходится встречать за этим столом или же внизу за проверкой отчетов, счетов, дабы никому неповадно было запускать руку в кассу. У меня попросту нет времени на чтение газет, сидение Перед телевизором и тому подобные несерьезные глупости.
— Так вы ничего не знаете о Мейвис?
— А что я должен про нее узнать?
Пришлось уйти от ответа на вопрос. Полицейские уже пытались было подловить меня на подобном трюке. Если он уже знает ответ, то вполне может пропустить мимо ушей мою не такую уж хитрую уловку, а позднее, глядишь, и сам проговорится. Так что вместо того чтобы отвечать, я сам задал встречный вопрос:
— Сколько времени прошло с тех пор, как вы видели ее в последний раз?
— Мейвис? Это было очень давно. Даже не помню. Но уж года три миновало, не меньше. Она бросила меня ради какого-то придурка с телевидения. Кажется, звали его Мартин, или Морган, или что-то в этом роде. Как поется в песне, это был сумасшедший роман. Я знал, что она не задержится у меня, а она догадывалась, что я не захочу, чтобы она задерживалась слишком долго. Ну, не вам объяснять, как это бывает.
Я подумал об Элле и той веренице любовниц, что были у меня до нее, и о том, что отличало Эллу от них, и согласился:
— Да, понимаю. А вы не виделись с Мейвис после того, как она ушла от вас к этому Моргану?
— Морган, Мартин — один черт. Начинается на “М”. Он имел какое-то отношение к телевидению.
— Ясно, но вы что, ни разу не встречались с ней после этого?
— С Мейвис-то? Разумеется, нет. До сих пор не могу взять в толк, зачем ей понадобилось вообще связываться со мной. Клубная карьера ее не прельщала. Она ведь метила в актрисы, на эстраде не работала. Да и ни слухом, ни голосом родители ее не наградили.
— Я тоже слышал об этом. И все-таки, что она представляла собой? Какой она была? Он пренебрежительно хмыкнул:
— Хваткой. Девица знала, чего хочет.
— И чего же она хотела?
— Денег, — сказал он. — Только и всего. Много денег.
— А как вам показалось, она и в самом деле была зациклена на своей актерской карьере?
— У нее было довольно оригинальное представление об этом. Она считала, что если уж становиться актрисой, то обязательно знаменитой. Чуть ли не с первой роли. Свято верила в то, что слава означает богатство. По ее мнению, выходило, что нищих знаменитостей не бывает. Поэтому она вбила себе в голову — не такая уж оригинальная мечта, — что будет актрисой, но истинная первопричина кроется в том, что ей безумно хотелось разбогатеть. Иметь всего много и сразу. Одно время она даже умудрилась охмурить своего преподавателя в театральной студии, чтобы только тот не брал с нее денег за обучение. Вот выжига-то. Не женщина, а какой-то счетчик купюр.
— Такая скупердяйка?
— Да нет, не совсем. Она была довольно милым существом. И вообще, у нее не было ничего общего со всеми этими крашеными сучками с хищным взглядом, вроде той лахудры, с которой я встречаюсь сейчас. Совсем нет. Она была симпатичной девчонкой, нежной и изобретательной в постели. Ну, сами понимаете. Но выгоды своей она никогда не упускала — что правда, то правда.
— А почему вы заговорили о ней в прошедшем времени? — спросил я. — Она что, умерла?
— Кто? Мейвис? Вообще-то я не в курсе. Она, наверное, и сейчас кантуется где-нибудь, может, продолжает шуры-муры с тем типом с телевидения, хотя я лично сомневаюсь. Не исключено, что именно сейчас она развлекается на чьей-нибудь роскошной яхте, наслаждаясь жизнью и не забывая, однако, время от времени заглядывать в свою банковскую книжку. Нет, я говорю о ней в прошедшем времени, потому что, насколько понимаю, для меня это уже давнее прошлое. Она осталась в прошлом. Через полчаса после того, как вы уйдете отсюда, я и о вас буду говорить в прошедшем времени. Что нисколько не скажется на вашем самочувствии, верно?
— Я просто так спросил, без всякой задней мысли, — извинился я. Затем попробовал еще раз застать его врасплох, просто чтобы глянуть, как он поведет себя. — А как насчет Бетти Бенсон?
— Кого? — Похоже, мой вопрос действительно вызвал у него неподдельное удивление, хотя я вообще-то не специалист по физиономике.
— Бетти Бенсон, — повторил я. Он вновь вернул улыбку на место.
— Да ладно вам, — недоверчиво проговорил он. — Никого не станут называть таким именем.
— А вот ту девушку звали. Он вскинул брови:
— Звали?
Это была оговорка. Теперь я глупо усмехнулся и поправился:
— Мое прошлое. У вас научился. Ее так зовут. Бетти Бенсон.
— И я должен быть с ней знаком? Мейвис я знал. Но никого по имени Бетти Бенсон.
— Я подумал, что вы могли встречать ее. Она была... то есть... короче, они с Мейвис подруги.
Он на минуту задумался, а затем отрицательно мотнул головой.
— Боюсь, что нет, — сказал он. — Возможно, в какой-то момент я и мог забыть Мейвис Сент-Пол. Я хочу сказать, что имя очень уж необычное, хотя, с другой стороны, разве в Нью-Йорке найдешь девицу с обычным именем? К тому же это было так давно, по нашим понятиям. Но Бетти Бенсон... если бы я когда-либо был знаком с барышней с таким именем, то наверняка запомнил бы.
— Да, полагаю, вы правы, — согласился я.
— А с чего вдруг весь этот интерес к Мейвис? — поинтересовался он у меня. — Разве она натворила что-то такое, что могло бы создать проблемы синдикату?
Сам я никогда не употребляю термин “синдикат”. Уж не знаю, какие ассоциации приходят вам на ум, когда вы слышите это слово, но мне неизменно представляется разная ерунда вроде газетных полос с разделами сатиры и юмора, колонками “Советы влюбленным” и тому подобной дребеденью. Синдикатами называют также сборище писак, продающих весь этот вздор газетам по всей стране. А контора, к которой я имею честь принадлежать, не имеет никакого отношения к советам для влюбленных, за исключением, может быть, департамента Арчи Фрейхофера. И поэтому я работаю на компанию, контору, организацию. Но не на синдикат.
Но я не стал пускаться в объяснения, а просто сказал:
— Не знаю, из-за чего у них суета. Я человек маленький.
— Надеюсь, она не наделала глупостей, — предположил он.
— Полагаю, что нет. А как насчет ее мужа? Он был озадачен:
— Мужа?
— Мне говорили, что до того, как приехать в Нью-Йорк, она побывала замужем.
— Понятия не имею, — ответил он. — Она никогда не заикалась об этом.
— Ну что ж, — сказал я, вставая, — большое спасибо, что уделили мне время.
— Не за что, — ответил он. — Когда с меня не требуют денег, то я готов сотрудничать на все сто процентов. — Он хихикнул. Смех был неестественным, как будто доносившимся из гробницы. — Разумеется, если бы пришлось раскошелиться, я бы сотрудничал лишь на девяносто процентов. Остальное — моя прибыль на случай торга. Сами понимаете.
— Понимаю.
Я направился к выходу, но затем, будто что-то вспомнив, вернулся к столу.
— Кстати, у вас есть пистолет?
— А при чем здесь это?
— К Мейвис это не имеет никакого отношения, — заверил его я. — Меня интересует другое дело. Совсем вылетело было из головы.
— Послушайте, если вы насчет сотрудничества...
— Я лишь хотел узнать, есть ли у вас оружие, — перебил я его.
— Ну конечно же есть. Мне приходится хранить в сейфе большие суммы наличными...
— Вам нет никакой нужды оправдываться, — постарался я его успокоить. — Я просто спросил, есть ли у вас чем защищаться. Где вы его держите, в этом столе?
— Да. Но я все же не...
— Я могу на него взглянуть?
— Послушайте, — пролепетал он, и на этот раз лицо его уже больше не казалось серым, оно стало мертвенно-бледным, как у покойника. — Слушайте, в чем дело? Я ни в чем не провинился перед Эдом Ганолезе...
— Не нужно так волноваться, — сказал я. — Я не собираюсь причинить вам зла. Если бы мне поручили свести с вами счеты, то, поверьте, я выбрал бы местечко поукромнее, чем ваш клуб. Мне просто нужно глянуть на него.
— Но зачем?
— Интересуюсь оружием.
Я протянул руку, и он, не мигая, уставился мне в глаза, видимо надеясь, что сумеет переглядеть меня, но на моей стороне были Эд Ганолезе и вся организация, и в конце концов он первым отвел взгляд, пожал плечами и выдвинул ящик стола.
Протянутый мне револьвер оказался настоящим монстром. Это был автоматический кольт 45-го калибра — тот тип оружия, что косит людей толпами и наповал.
— Собираетесь обороняться от слонов? — спросил я у него.
— Пистолет как пистолет, — ответил он, что, мягко говоря, не соответствовало действительности, но я не стал спорить. Я принюхался к стволу и не уловил никакого постороннего запаха, например пороха. Вынул обойму. Все патроны на месте. Затем разобрал его. Оружие содержалось в чистоте и было хорошо смазано. И из него давно не стреляли.
— Это ваш единственный экземпляр? — спросил я.
— Да, — с готовностью подтвердил хозяин.
— Что ж, еще раз спасибо.
Я вернул ему оружие, и он сказал:
— Мейвис мертва, не так ли? Ее застрелили, в этом все дело? С кем она крутила любовь последнее время — с Эдом Ганолезе?
— Газеты советую иногда читать, — ответил я ему.