Нагаш непобежденный

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Кровь за кровь

Ламия, Город Зари, 76-й год Ксара Безликого

(—1598 год по имперскому летосчислению)

— Царица! Царица! — в ужасе завывала Айа. — Благословенные боги, что мы наделали?

Архан, пошатываясь, отошел подальше от кровати и иссохшего трупа Нефераты. От увиденного он потерял дар речи. Бессмертный покачал головой, чудовищность происшедшего просто ошеломила его.

— Не понимаю, — с трудом выдавил он. — Я ни в чем не ошибся. Ритуал должен был подействовать. Он должен был подействовать!

Бессмертный потер лицо окровавленной рукой, с некоторым опозданием сообразив, что из нее все еще течет кровь. Сделав над собой усилие, он сосредоточил всю свою волю и заставил рану затянуться. Архан чувствовал себя окончательно ослабевшим. Он отдал царице почти всю свою жизненную энергию. И все напрасно, с горечью подумал он. Сейчас она выглядит не лучше, чем Неферем.

Архан заставил себя закрыть глаза, глубоко вздохнул и усилием воли отогнал от себя образ мертвой царицы. Почти мгновенно сожаление рассеялось, как жар пустыни на закате, а сознание сделалось яснее и четче, чем в течение последних лет. Неферата ушла, и ее чары растаяли вместе с ней. Архан удивлялся и одновременно стыдился того, как остро он ощущал утрату. В нем кипели горечь и ненависть, заполняя образовавшуюся пустоту.

Но теперь он снова стал собой и ясно понимал, что ждет его впереди.

Бессмертный медленно встал на ноги и собрал свою одежду. Айа свернулась в комок у изножия кровати Нефераты и безнадежно всхлипывала.

— Довольно, — сказал Архан, одеваясь. — Ее больше нет. И все слезы мира не вернут ее.

К тому времени, как он застегнул пояс с мечом, служанка сумела взять себя в руки. Она села, вытирая следы угля с мокрых щек.

— И что мне теперь делать? — спросила она.

Архан поднял с пола у стола Нефераты дорожный мешок и начал засовывать в него книги Нагаша.

— Думай сама, — ответил он. — На твоем месте я бы взял смену одежды и столько драгоценностей царицы, сколько смог унести, а потом украл быструю лошадь из царской конюшни. Любой купеческий караван с радостью возьмет тебя с собой за подобающую плату. Не советую путешествовать по торговой дороге одной.

Служанка с недоумением уставилась на него.

— Покинуть город? — тупо спросила она. — И куда же я поеду?

— Да куда угодно, лишь бы подальше отсюда, дурочка! — рявкнул Архан, закидывая тяжелый мешок на плечо. — Ну, если, конечно, ты не предпочтешь выпить из отравленного кубка и последовать во тьму за своей царицей.

Айа испуганно смотрела, как он направляется к выходу из комнаты.

— А куда идешь ты? — спросила она.

— Повидаться с царем, — пробурчал Архан. — Я давным-давно мечтаю кое-что ему подарить.

В эти предрассветные часы в коридорах дворца царила тишина. Архан скользил от одной тени к другой, прикрыв бледное лицо шарфом и натянув на руки темные кожаные перчатки. Ему не нравилось красться по дворцу, как крыса, но он подозревал, что, если Ламашиззар узнает о его приближении, этот слабак просто спрячется, а бессмертный не мог понапрасну тратить время, разыскивая царя в громадном дворцовом комплексе. Он хотел как можно скорее свести счеты с Ламашиззаром и исчезнуть из города до наступления зари. В Золотой Долине хватало уединенных мест, где он мог залечь на дно и обдумать свои следующие шаги.

Архан не собирался уходить далеко, это он для себя уже решил. Царица умерла, царь скоро последует за ней, и среди благородных домов начнется хаос и смятение — многие выдающиеся аристократы будут соперничать за право стать регентом при маленьком сыне Ламашиззара до наступления его совершеннолетия. Это затянется на много недель, а то и месяцев — ему вполне хватит времени, чтобы собрать разбойников из долины в некое подобие войска. Если ему немного повезет, городская знать все еще будет занята интригами и кознями, когда его головорезы перелезут через городские стены.

Улицы Ламии превратятся в кровавые реки. Виллы запылают, и суда в гавани тоже. На разграбление города уйдет не один день, а когда он с этим покончит, в Ламии камня на камне не останется. Тогда Архан поведет свою завывающую толпу на восток, и горе тому, кто окажется у него на пути. Жалкие заботы смертных вызывали в нем презрение; он хотел только одного — бичевать человечество за его незрелость и тупость, погрузив Неехару в пучину страданий и отчаяния. И когда он завершит свое дело, уцелевшие будут с тоской и завистью вспоминать время царствования Нагаша.

Бессмертный передвигался так быстро, как только осмеливался, время от времени встречая по дороге немногочисленных слуг и дворцовую стражу. Царские покои представляли собой множество роскошных комнат для самого правителя, его детей и любимых наложниц, соединенных между собой целой сетью общих помещений, библиотек, небольших часовен и садов для медитаций. Покои целиком занимали северо-западный угол дворцового комплекса с видом на город и синее море.

То немногое, что Архан об этом знал, ему рассказала Неферата, которая жила там в раннем детстве. Он представления не имел, где располагается спальня, но провел достаточно времени в царском дворце в Кхемри, чтобы предполагать. Если возникают сомнения, иди вслед за слугами, подумал он.

Оставив позади главный дворцовый сад и зал для царских приемов, Архан прошел через небольшие дворцовые комнаты, где царь встречался со своими советниками и обсуждал повседневные дела города. Небольшие помещения сменились чередой коридоров и проходов, где все чаще Архан сталкивался с заспанными слугами, спешившими по своим делам. Вскоре он оказался перед высоким и широким дверным проемом. По обе стороны от двери стояли базальтовые статуи Асаф и Птра. Иероглифы, вырезанные в камне, гласили: «Здесь обитает любимец богов, смертное семя Асаф Прекрасной и великого Птра во славе его». С волчьей ухмылкой бессмертный вытащил меч, осторожно открыл дверь и скользнул за порог.

За дверью находилась небольшая пустая приемная, из которой вели три коридора. Архан прошел в центральный и оказался в маленьком тенистом садике. Узкие дорожки вились между декоративными деревьями и островками папоротников. Где-то неподалеку журчал фонтан, птицы сонно щебетали в ветвях. Что это — главный сад царских покоев или всего лишь один из нескольких? Уверенность Архана постепенно таяла. Он не мог позволить себе обыскивать каждую тропинку и каждый проход в поисках царя, у него не было на это времени. Бледное небо уже окрашивали первые лучи занимающейся зари.

Внезапно он услышал приближающиеся негромкие голоса. Архан как можно тише сошел с дорожки и спрятался за большой пальмой. Несколько мгновений спустя мимо прошли двое рабов с обнаженными торсами, негромко переговариваясь между собой. Один нес отполированную бронзовую чашу, полную исходившей паром воды, а второй — стопку чистых полотенец и небольшой бронзовый нож для бритья.

Бессмертный удивился. Он понятия не имел, что Ламашиззар стал такой ранней пташкой. Архан подождал, пока рабы не скроются из виду, вернулся на дорожку и пошел за ними следом.

Ему потребовалось еще несколько минут, чтобы дойти до дальнего конца сада. Дорожка бесцельно вилась среди роскошной зелени, создавая иллюзию, что сад намного больше и уединеннее, чем это было на самом деле, и надежно скрывала входы и выходы в открытое пространство. Сад разбили настолько хитро, что Архан не догадывался, что достиг его противоположной стороны, пока не прошел очередной крутой поворот дорожки и не оказался прямо перед высокой внушительной дверью, которую охраняли два дворцовых стража.

Архан застыл на месте, опустив меч. Оба стража были в железных доспехах и шлемах, а вооружены такими же тяжелыми прямыми мечами, как он сам. Они не заметили бессмертного — его темная одежда сливалась с тенью. К тому же годы спокойствия отучили их быть бдительными.

Они стояли в каких-нибудь пятнадцати шагах от него. Архан тщательно оцепил расстояние и обратился к силе, что осталась от эликсира царицы. Энергия закипела в его членах, он ринулся вперед так быстро, что стражники и глазом не успели моргнуть. Меч просвистел в воздухе. Первый часовой так и не понял, что произошло, как его голова полетела с плеч. Второго залило кровью. Архан увидел потрясенно расширившиеся глаза — часового ошеломила свирепость и стремительность атаки, и эта заминка оказалась для него фатальной.

Задержавшись лишь для того, чтобы оттащить оба тела в ближайшие заросли папоротника, Архан осторожно прокрался через порог в личные покои царя. За дверью находилась комната, в которой клубился густой туман благовоний. Бессмертный мельком глянул на низкие софы и деревянные столы, расположенные тесными группами. Почти на всех столах стояли пустые кувшины из-под вина и бронзовые подносы с остатками еды.

На противоположной стороне виднелась открытая дверь, откуда лился неровный оранжевый свет от зажженных жаровен. Архан задержался на пороге, рассматривая еще одну прямоугольную комнату. В дальнем конце его внимание привлекла высокая, выкрашенная в голубой цвет дверь с вырезанными на ней замысловатыми иероглифами защиты, богатства и удачи. За этой дверью и находится царская спальня, понял он. Архан старался набраться решимости, остро сознавая, как мало у него осталось жизненной энергии. Нужно будет все сделать очень быстро. Эта мысль раздражала его. Крепче сжав эфес залитого кровью меча, он помчался к двери.

Стражи кинулись на него в ту же секунду, как он переступил порог.

Их было шестеро, с мечами наготове, по трое с каждой стороны двери. Скорее всего, они обратили внимание на шум в саду и устроили засаду. Стражники с торжествующими криками бросились на него, стараясь отрезать от царской спальни.

У Архана не оставалось другого выбора, как снова обратиться к силе эликсира. На его счастье, часовым недоставало опыта. Торопясь, они путались друг у друга под ногами, мешая как следует взмахнуть мечом. Бессмертный зарычал по-звериному и ударил первый — низко пригнувшись, он резко повернулся, чтобы достать стража сзади и чуть справа от себя. Тяжелый железный клинок рассек бедро часового, попав точно в узкий промежуток между латной юбкой и железными наголенниками. Часовой рухнул, заливая пол кровью.

Слева от Архана страж с силой опустил меч. В последний момент бессмертный отразил удар и заставил противника отпрянуть, сделав ложный выпад к его горлу. Воины ругались, осыпая проклятиями и бессмертного, и друг друга. Чей-то клинок задел его спину, другой вонзился в бедро. Архан почти не ощутил этих ударов. Он крутанулся влево, взмахнув мечом снизу вверх, и попал стражнику по запястью, отрубив ему руку. Тот с воплем отшатнулся и упал, поскользнувшись в луже темной крови, натекшей из раны его товарища.

С двумя покончено, решил Архан. Но теперь у остальных оказалось больше места для маневра. Бессмертный отскочил в сторону, избежав страшного удара мечом сверху вниз, и тут же резко повернулся, чтобы не попасть под удар, нанесенный слева. Мощный удар по спине рассек лопатку, едва не сбив его с ног. На этот раз Архан ощутил острую боль в сломавшейся кости. Сосредоточившись, он тут же мысленно запечатал рану и продолжал сражаться. Его неожиданный выпад снизу вверх увенчался успехом — острие меча пронзило глотку стража.

Беспорядочные удары сыпались на него со всех сторон. Оставшиеся в живых окружили его, испытывая на прочность его умение защищаться и не давая сосредоточиться. Архан поворачивался на месте, отражая удары и выжидая удобного момента. Воин справа сделал выпад, пытаясь пронзить бессмертному руку, в которой он держал меч. Архан крутанулся на пятках, отбив его клинок своим, и вынудил стража невольно качнуться вперед. Тот почуял опасность и попытался обрести равновесие, но опоздал. Меч Архана сверкнул, и голова часового покатилась по полу.

Двое оставшихся стражей ударили сзади одновременно. Один меч вонзился глубоко в правое бедро бессмертного, царапнув по кости, а второй в спину, прямо под левой лопаткой. Архан пошатнулся, ощущая во рту привкус крови. Он повернулся, буквально вырвав меч из руки ранившего его стража, и нанес удар по лицу. Часовой с воплем упал. Страшный удар лишил его глаз — рассек кожу до кости чуть ниже лба. Его меч так и застрял между ребрами Архана.

Отчаянным рывком последний страж выдернул свой меч из бедра Архана. Видя, что противник серьезно ранен, страж нанес целый ряд звучных ударов, пытаясь сломить оборону. Железные клинки сшибались, высекая искры, и контрудары бессмертного становились все слабее. Страж ранил его трижды в очень быстрой последовательности, один раз над правым локтем, затем в левое бедро и грудь. Предчувствуя победу, воин удвоил усилия и стремительно взмахнул мечом, целясь в шею Архана, — тот едва успел уклониться. Торс его при этом остался незащищенным, и страж с криком прыгнул вперед, целясь точно в сердце Архана.

И промахнулся. Архан нарочно открылся, заманивая стража, вихрем крутанулся на месте, и меч скользнул мимо. Его собственный клинок опустился на голову воина, разрубив железный шлем; осколки костей вонзились в мозг стража. Воин умер раньше, чем его тело рухнуло на пол.

Архан пошатнулся, едва не упав. Сражение длилось всего несколько минут, но наверняка разбудило всех, кто находился в пределах слышимости. Архан пошарил по спине, нащупал меч, торчавший между ребер. Потребовалось еще несколько мучительных секунд, чтобы выдернуть его, и еще мгновение, чтобы сосредоточить волю и запечатать рану, использовав часть так необходимой ему силы. Теперь ее оставалось совсем мало. Если он снова обратится к ней, пожалуй, сил не хватит даже на то, чтобы потом скрыться.

Должно хватить, подумал он, стискивая свои сломанные зубы. Должно хватить.

Архан помчался вперед, увеличивая скорость, и толчком распахнул дверь в царскую спальню. Комната была большой, куда больше той, что принадлежала царице. В центре возвышалась широкая кровать, заваленная шелковыми подушками. В двух жаровнях у правой и левой стены недавно разожгли огонь, который освещал изысканные картины, выложенные на плитах песчаника, изображавшие великий исход народа Неехары из южных джунглей тысячу лет назад. Высокие базальтовые статуи Птра и Асаф охраняли покой царя. На их каменных лицах непривычно застыли довольные улыбки. Диваны, заваленные подушками, и низкие столики группами располагались по периметру комнаты, а на противоположной стороне, близ высокого окна, стоял письменный стол. Прозрачные занавески лениво колыхал дующий с моря ветерок.

Двое слуг испуганно скорчились у изножья кровати, широко распахнув полные ужаса глаза. У их ног валялись перевернутая миска и бронзовый нож. Архан не обратил на них внимания, он искал царя. Тут ветерок сменил направление, откинул занавеску, и бессмертный заметил между двумя окнами чей-то силуэт. Человек внезапно двинулся с места, подняв правую руку, но Архан оказался быстрее. Его левая рука взметнулась вверх, он выпрямил пальцы и произнес одно-единственное слово. Остатки силы вытекли из пальцев, и силуэт застыл на месте.

Беспощадная улыбка появилась на лице бессмертного.

— Думаешь, я забыл? — спросил он царя. — О нет. Во второй раз этот маленький фокус тебе не удастся.

Хромая, Архан двинулся через комнату, миновал огромную кровать, и оба слуги молнией выскочили из спальни. Он слышал, как затихают их истерические вопли. Приближаясь к окну, бессмертный хорошо рассмотрел царя. Ламашиззар был в шелковой ночной сорочке, залитой вином. Напряжение последней недели заметно сказалось на нем — лицо вытянулось и сделалось землистого цвета, глаза глубоко запали. На губах царя виднелись пятна — результат постоянного употребления корня лотоса. Сколько же времени Ламашиззар провел здесь, взаперти, окружив себя стражей и дожидаясь известия о смерти Нефераты?

Короткий драконий посох был зажат в вытянутой руке царя. От фитиля, который он продолжал держать в левой руке, шел слабый дымок. Короткий красный уголек тлел в опасной близости от пальцев царя, но бросить его тот не мог. Прикованный к месту, Ламашиззар смотрел на Архана, как птичка смотрит на приближение кобры.

Архан заглянул в глаза царю, упиваясь увиденным там ужасом.

— Как видишь, я тоже научился нескольким полезным фокусам, — сказал он. — Потребовалось некоторое время, чтобы отточить технику, но я знал, что однажды мой день придет. Благодаря тебе времени у меня было предостаточно.

Не отрывая взгляда от царя, Архан осторожно положил свой меч на пол и выпрямился. Его отвратительная улыбка сделалась еще шире.

— Мне давно хочется кое-чем поделиться с тобой, — произнес он. — Знаешь, с твоей стороны было очень умно выстрелить мне в сердце из этого твоего проклятого посоха. Когда пуля его пронзила, я думал, что ты меня убил. Все почернело, но потом я понял, что все еще могу слышать и ощущать то, что меня окружает. Как я тогда вопил! Как бушевал! Прошло какое-то время, и я даже умолял. Взывал к богам, от которых отрекся много веков назад, и молил о милосердии смерти. Естественно, она так и не пришла. Я пережил самую страшную пытку из всех, что мне довелось пережить, и если ты хоть что-то знаешь о моем прошлом, то поймешь, каково мне пришлось.

Архан протянул руку и аккуратно взялся за драконий посох. Один за другим он разогнул пальцы царя, сжимавшие оружие.

— И знаешь, что поддерживало меня в той тьме? Единственное, что помогало хоть как-то сохранять рассудок, — это слабая надежда, что однажды я сумею отплатить тебе той же монетой.

Он осторожно вынул оружие из руки царя.

— Ради этого стоило обучать тебя секретам эликсира Вечного Царя. Без него я не смог бы осуществить свою месть. Но теперь, когда пуля пронзит твое сердце, ты познаешь ту же самую удушающую тьму, ту же самую беспомощность. То же самое отчаяние.

Бессмертный прижал зияющую пасть дракона к груди Ламашиззара. Царь едва заметно задрожал, глаза его чуть расширились. Ему потребовалось непомерное, отчаянное усилие воли, чтобы сделать это крохотное движение.

Архан вынул из левой руки Ламашиззара фитиль и легонько дунул. Маленький уголек запылал.

— Когда твои слуги тебя найдут, они, конечно, решат, что ты убит, — продолжал бессмертный. — Вне всякого сомнения, они позовут погребальных жрецов, которые отнесут тебя в Дом Вечной Жизни и подготовят к грядущим векам. Если тебе повезет, ты умрешь, когда они извлекут из тебя сердце и поместят его в погребальную урну. Если нет… у тебя будет очень много времени для сожалений о том, что ты осмелился перейти мне дорогу.

Архан прикоснулся фитилем к запальному отверстию посоха.

— Царица умерла, — сказал он Ламашиззару, — но по крайней мере она свободна. Надеюсь, ты будешь гнить в темноте до скончания времен.

Оружие выстрелило с яркой вспышкой и приглушенным хлопком. Выстрел сбил царя с ног. Он ударился о стену и сполз по ней на пол, тело его обмякло. Архан опустился на колени, заглянул в расширенные глаза царя и кончиками пальцев медленно закрыл ему веки.

Немного полюбовавшись делом рук своих, Архан встал и отшвырнул еще дымящееся оружие. Небо за окном светлело. Его время почти вышло.

Схватив меч, Архан пересек спальню, уже лихорадочно обдумывая, как добраться до царских конюшен. И тут из соседней комнаты послышался шум. Архан выглянул за дверь и увидел два десятка царских стражей — они ворвались в комнату из сада, а возглавлял их военачальник царя. Лицо Абхораша побледнело от ярости. Два длинных железных меча сверкали в его покрытых шрамами руках.

Убежать не получится, это Архан понял мгновенно. Он растратил все свои силы, а Абхораш слишком опытный противник, чтобы поймать его на какую-нибудь уловку. Бессмертный на мгновение вспомнил своего боевого коня, ждущего его в конюшне, ощутил на лице дуновение ветра пустыни…

Он отомстил царю, и этого довольно. Подняв меч, Архан шагнул навстречу своей судьбе.

Масштаб бедствия был несоизмерим ни с чем. Кровавое побоище настолько ужасно, что на него не осмеливались взглянуть. Царские покои напоминали поле боя, заваленное расчлененными останками доблестных стражей Ламашиззара. Хотя Абхораш все же сумел убить негодяя, но победа для народа Ламии была слишком горькой. Ламашиззар, великий царь, погиб.

Царский двор с трудом перенес этот сокрушительный удар. Известие одинаково потрясло и аристократов, и слуг, но это было лишь частью величайшей катастрофы. Только Убайд, великий визирь, и несколько служанок Женского дворца знали, что Неферата тоже мертва. В течение нескольких часов после наступления рассвета Убайд держал судьбу города, да и всей Неехары, в своих руках. Прежде всего, он приказал царскому военачальнику перекрыть все входы и выходы из дворца и никого не впускать и не выпускать под страхом смерти. Одна из прислужниц царицы уже исчезла, вероятно сбежала еще до зари, но остальных слуг решили удерживать во дворце, чтобы печальная весть не распространилась по всему городу. Также он приказал не сообщать детям царя о его гибели, но крайней мере пока. Таким образом во дворце сумели выиграть несколько драгоценных часов, чтобы все как следует организовать.

Тщательно все обдумав, Убайд созвал тайный Совет царя. Господа Анхат и Ушоран сразу откликнулись на призыв, старик-ученый В’соран чуть позже. Господина Зухраса, младшего кузена царя, не могли отыскать несколько часов, он всю ночь пьянствовал со своими дружками в квартале Красного Шелка. Только ближе к полудню слуги доставили его, бледного и дрожащего, к дворцовым воротам.

Пока Совет тайно заседал, обсуждая невероятный поворот событий, собрались жрецы погребального культа, чтобы приступить к отправлению своих обязанностей. Прежде всего, началась подготовка великого царя к переносу его в Дом Вечной Жизни. Процедура, предусмотренная для царицы, несколько отличалась от этого ритуала. По традиции ее тело обмывали и одевали прислужницы, а на закате относили на своих плечах в Зал Скорби и Сожалений. Там умершую царицу должны были передать на попечение жрецам, которые будут следить за ее телом предписанные три дня и три ночи. Только после этого жителям города выделят время, чтобы оказать ей последние почести. И наконец, Неферата присоединится к своему супругу в Доме Вечной Жизни.

Незадолго до назначенного часа, когда солнце садилось далеко в море, великий визирь Убайд появился на пороге спальни царицы.

Последние прислужницы Нефераты — полдюжины женщин от самых юных до самых пожилых — стояли на коленях вокруг кровати царицы. Традиционные приготовления тела длились почти целый день. Все служанки молчали, едва не падая от изнеможения. Они медленно покачивались на пятках и негромко скорбно плакали.

Убайд остановился на пороге и внимательно осмотрел комнату. Ему рассказали, что обнаружили служанки, войдя в спальню этим утром, но все следы отчаянных ритуалов Архана были тщательно уничтожены. Служанки отскребли ритуальный круг и лужи засохшей крови на полу у кровати, сняли постельное белье, скрутили в тугой узел и затолкали в угол спальни. Великий визирь сделал себе мысленную пометку — непременно сжечь его до окончания ночи.

Неферата лежала на голой белой кровати, ее тело завернули в тонкую хлопковую мантию, которую расписали иероглифами защиты и умастили освященными маслами. Руки скрестили на груди, лицо закрыли золотой маской. Только ее обнаженные руки, разрисованные замысловатыми узорами, выдавали, как ужасно исхудала она ко времени смерти. Увидев их, великий визирь ощутил укол вины, но усилием воли подавил это чувство. Что сделано, то сделано. Теперь он должен смотреть в будущее и обеспечить продолжение династии.

Одна из старших прислужниц заметила Убайда и выпрямилась.

— Тебе нельзя здесь находиться! — воскликнула она. — Это не подобает!

— Времена наступили неподобающие, — ответил Убайд, приближаясь к кровати. Служанки, как одна, вскочили на ноги и образовали непреодолимый барьер между ним и царицей.

Великий визирь обратился к старшей из них.

— Прости меня за вторжение, — произнес он, почтительно склонив голову. — Я не хочу проявлять неуважение. Сегодня у нас выдался тяжелый день, и я просто хотел убедиться, что о царице и ее покоях позаботились как положено.

— Мы умеем выполнять свой долг, — отрезала служанка, с негодованием скрестив на груди руки. — Неужели ты думаешь, что мы бы допустили хоть малейшее неуважение к ее чести?

— Нет, разумеется нет, — ответил Убайд. — Должно быть, это было тяжело, подготовить царицу и… привести ее комнаты в надлежащий вид. Неужели вы справились сами?

— Всего вшестером, — хмуро сказала она, продолжая высоко держать голову. — Мы не могли доверить такое важное дело кому-нибудь другому.

— Да, конечно, — произнес великий визирь, в душе облегченно вздохнув.

Он по очереди всмотрелся в каждую из прислужниц, запоминая их лица. Всем им придется умереть. Хочется надеяться, что все они добровольно решат последовать за царицей в ее загробную жизнь, но если нет, он возьмет это дело в свои руки. Когда они умрут, не останется никого, кто знает о настоящих обстоятельствах смерти Нефераты.

Клика царя, точнее, то, что от нее осталось, может тайно продолжать свои изыскания. Убайд не сомневался, что В’соран сумеет продолжить с того места, где остановилась царица. Анхата или Ушорана объявят регентом, и жизнь в городе пойдет своим чередом. Собственно, думал великий визирь, возможностей, власти и влияния у уцелевших членов тайной клики будет даже больше, чем при жизни царственных особ.

Убайд сделал шаг назад и, совсем успокоившись, торжественно поклонился служанкам.

— Пора, — сказал он. — Жрецы и тайный Совет ожидают царицу в Зале Скорби и Сожалений. Пусть народ Ламии в последний раз взглянет на Неферату и оплачет ее.

Услышав скорбные слова великого визиря, служанки смягчились. Самая старая вздохнула и подала знак другим. Они снова обратили все внимание на возлюбленную царицу. Три женщины встали полукругом у дальнего конца кровати, все они опустили головы и начали читать церемониальную молитву Усириану, богу подземного царства. Убайд вслушивался в негромкий скорбный речитатив. Солнце скрывалось за горизонтом, и комнату покидал свет. Когда молитва закончилась, спальня погрузилась в траурный полумрак. Служанки снова завели свой поминальный плач и склонились над неподвижным телом царицы.

Внезапно со стороны кровати послышался жуткий звук — слабый, влажный, дрожащий хруст, словно щелкали затекшие суставы. И вдруг поминальный плач служанок перерос в ужасающие пронзительные вопли.

Затрещали кости, рвалась плоть со звуком, с каким нож разрезает влажную ткань. Две служанки, ближе всех стоявшие к изголовью кровати, в фонтане крови отлетели назад с разорванными горлами. Ошеломленный Убайд едва успел это увидеть, как над кроватью что-то мелькнуло, раздался хруст ломающихся костей, и еще две служанки упали с разбитыми головами.

Не было времени вдохнуть, не то что отреагировать. Последние из самых преданных прислужниц царицы отскочили от кровати, словно в замедленном движении, прикрывая лица, а гибкая, залитая кровью фигура тянулась к ним костлявыми ищущими руками.

Великий визирь потрясенно смотрел, как Неферата хлестнула одну из служанок открытой ладонью. От удара череп женщины раскололся, как дыня, а труп отлетел к дальней стене. Последняя служанка, самая молодая и быстрая, повернулась и помчалась к Убайду, моляще протянув руки, с лицом, превратившимся в маску абсолютного ужаса.

Она успела сделать всего полдюжины шагов, когда Неферата прыгнула ей на спину, как пустынная львица. Пальцы, заканчивающиеся длинными изогнутыми когтями, вонзились в горло девушки. От столкновения золотая смертная маска слетела с лица царицы, и холодное гладкое совершенство сменилось рычащим обличьем монстра.

Лицо царицы ужасающе вытянулось, щеки впали, кожа натянулась, как пергамент. Глаза превратились в две точки ледяного безжалостного света и засверкали животным голодом, когда она обрушилась на свою добычу. Ссохшиеся губы Нефераты растянулись в диком рыке, изящная челюсть отвисла, обнажив торчащие львиные клыки. Служанка едва успела вскрикнуть, когда голова царицы резко опустилась вниз, и эти ужасные клыки вонзились в горло девушки. Разорвалась плоть, затрещали позвонки, и крики девушки сменились задушенным хрипом.

Убайд закрыл рот дрожащей рукой, пытаясь подавить собственный вопль. Он пятился назад, к двери спальни, а его ноги тряслись. Как он ни старался, все равно не мог отвести глаз от тела служанки. Визирь не осмеливался повернуться и побежать.

Последний шаг тянулся целую вечность. Тело девушки дергалось, пока царица разрывала ее горло и наслаждалась кровью. Кажется, я уже около двери, думал Убайд. Еще несколько футов, и…

Внезапно великий визирь понял, что ужасающие звуки прекратились. Неферата подняла голову, губы и подбородок были испачканы алой кровью. Она перевела свой потусторонний взгляд на визиря, и кровь в его жилах заледенела.

— Убайд, — произнесла царица мелодичным зловещим голосом, взглядом пригвоздив визиря к месту. Сердце Убайда болезненно трепыхалось в груди. — Верный слуга. На колени перед своей царицей!

Тело великого визиря повиновалось. Колени болезненно ударились о камень, Убайд простерся на полу перед ужасающим обликом Нефераты.

Царица улыбнулась. Зубы ее были красными от крови, а глаза жестоко блестели.

— А теперь расскажи мне обо всем, что здесь произошло.

Собравшиеся в Зале Скорби и Сожалений были молчаливы и подавленны. Единственные звуки, которые раздавались в похожем на склеп помещении, это шуршание погребальных мантий жрецов, готовившихся принять тело царицы. Курились благовония, на мраморном постаменте начертили положенные сигилы сохранности. Абхораш стоял в изножье холодной каменной плиты, склонив голову и положив руки на эфес древнего церемониального меча. Ушоран и Анхат встали поодаль друг от друга, каждый погрузившись в свои мысли и обдумывая предстоящие им тяжелые дни.

Когда известие о смерти царя распространится, вся страна содрогнется. Потребуется много искусных маневров, чтобы удержать под контролем остальных царей-жрецов. Позади могущественных аристократов стоял В’соран, сложив руки на поясе и склонив голову, словно в молитве, но на лице старого ученого читалось нетерпение. Теперь он получит неограниченный доступ к трудам Нагаша, и ему не терпелось приступить к работе. За спиной В’сорана юный господин Зухрас держался ближе к двери, словно готов был выскочить из зала в любую секунду. Кузен царя выглядел бледным и потрясенным, но никто не мог с точностью сказать, от горя или от чувства вины.

Все они ждали уже больше часа, собравшись еще до заката, чтобы взглянуть на тело царицы. Решили, что, как только тело Нефераты положат для последнего прощания, городу объявят о смерти ее и Ламашиззара. Когда двери в дальнем конце зала беззвучно отворились, небольшая группа собравшихся слегка оживилась — все готовились к началу новой эпохи.

Никто не ожидал увидеть царицу, появившуюся из теней Женского дворца, бледную и ужасную в своем триумфе. Ее красота, когда-то бывшая даром Асаф, теперь обрела божественную силу. Никто не увидел темной крови, залившей ее одежды и запачкавшей руки и лицо. Из глаз царицы, темных и бездонных, как море, исчезла мысль, сменившись жаждой, более глубокой и всепоглощающей, чем что-либо известное раньше.

Рядом с царицей шел Убайд, великий визирь. Он прошел мимо Нефераты, склонив голову и сгорбив плечи, спустился вниз по ступеням, что вели к погребальному постаменту, и окинул собравшихся затравленным взглядом.

— Возликуйте, — произнес он бесцветным голосом. — Возликуйте, идет ваша царица.