ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Тень ястреба

Ламия, Город Зари, 76-й год Пхакта Справедливого

(—1597 год по имперскому летосчислению)

Новость о смерти царя Ламашиззара разлетелась во все стороны через несколько часов после официального объявления. Быстроногие гонцы помчались через Золотую Долину, неся весть в Ливару и Разетру, а оттуда мимо разрушенного Махрака в Долину Царей и города на западе. Не прошло и нескольких месяцев, как царские процессии каждого из семи городов пустились в путь, направляясь на восток, чтобы отдать последние почести умершему царю и оценить положение дел в Городе Зари. В великих городах Неехары считалось редкостью, если трон занимала царица, а в самой Ламии и вовсе неслыханно. Строились предположения о том, как это повлияет на сложную сеть торговых сделок, сплетенную в городе во время правления Ламашиззара. Цари-жрецы поспешили как можно скорее попасть в Ламию, подозревая, что тот, кому раньше всех удастся добраться до царицы, получит наилучшие шансы извлечь выгоду из нового режима.

Первой прибыла царица Амунет из далекого Нумаса, проплыв на баркасе вверх по Реке Жизни. Потом караван продолжил путь в горах, вплоть до торговых баз, построенных на берегах Озера Жизни. Там нумасийцы сняли груз с двух десятков своих лучших коней, оседлали их и поскакали по извилистым горным перевалам к северному краю Золотой Долины.

Царь Теремун из Зандри двигался тем же путем и прибыл чуть позже во главе процессии северных рабов, нагруженных подарками для новой царицы. Когда делегация из Зандри пересекала долину, на нее напали разбойники, так что они потеряли несколько человек, прежде чем укрылись в городе.

Следующим в Золотую Долину прибыл суровый седовласый царь Кватара Найим в сопровождении торжественной свиты жрецов, осыпавших себя пеплом в знак траура. Осаждаемый со всех сторон оставшимися без крова иерофантами Махрака, правитель Кватара провел всю свою жизнь, пытаясь восстановить как свой город, так и Махрак, причем с минимальным успехом. Если бы не толковый капитан у городских ворот, делегацию вполне могли бы принять за нищих попрошаек и погнать прочь.

Спустя две недели после делегации Кватара явилась куда большая процессия во главе с царем Ка-Сабара Амун-хотепом и двумя десятками аристократов в древних доспехах когда-то могущественного Бронзового Легиона. Хотя город после ужасной осады, случившейся полстолетия назад, в основном лежал в руинах, Амун-хотеп стремился продемонстрировать остальным царям, что он и его город остаются силой, с которой нужно считаться. Его слуги несли богатые дары для царицы, причем скорее всего ради них пришлось обчистить до нитки сам царский дворец, а судя по испачканным кровью наконечникам копий царских воинов, бандиты из долины сильно пожалели, что попытались отнять эти сокровища у Амун-хотепа.

Как ни забавно, но города, расположенные ближе всего к Ламии, последними прислали свои делегации для чествования царицы. Сначала прибыл царь Шепрет из Разетры, с суровым лицом, экипированный как для военных действий, во главе процессии царских гвардейцев в доспехах из глянцевитой чешуи ящеров. В отличие от прочих делегаций, везущих в дар золото и драгоценные камни, разетранцы привезли богатства джунглей: необработанный янтарь, отполированный рог громовых ящеров и кувшины, полные экзотических трав, которые больше нигде в стране не росли.

Несмотря на роскошь даров, делегация явилась своего рода предупреждением царице: после смутных послевоенных лет Разетра вновь обрела силу, сумела оттеснить племена ящеров глубоко в джунгли и вернула себе почти всю свою территорию. Короче говоря, разетранцы хотели продемонстрировать царице, что Ламии лучше относиться к ним как к друзьям и союзникам, чем как к соперникам.

Самыми последними, спустя три месяца после прибытия нумасийской делегации, приехал царь-жрец Ливары и его свирепая воительница-царица. Они прибыли с еще меньшей помпой, чем непреклонные разетранцы, и сопровождала их свита аристократов и копейщиков в доспехах из блестящих пластин темного железа.

Зрелище потрясло ламианскую знать. Многие годы ходили слухи, что ливарцы усердно трудились, пытаясь отыскать месторождения железной руды в Хрупких Пиках. Очевидно, им удалось не только это. В искусстве обработки плотного металла они добились таких успехов, каких не сумели достичь даже царские мастеровые Ламии. Кроме того, стало ясно, что слухи о сотрудничестве с Разетрой подтверждаются мастерством воинов, состоявших под началом царя Ливары. В отличие от Ламии Городу Ученых приходилось иметь дело с бродячими бандами разбойников, свирепствующими на торговом тракте в сфере их контроля, и поговаривали, что царица Ливары неоднократно лично возглавляла экспедиции с целью уничтожения самых крупных шаек. В полном вооружении, в латных доспехах, с волосами, заплетенными в тугие косы, она въехала в город во главе своих воинов с таким же свирепым и беспощадным лицом, как у птицы, в чью честь ей дали прозвище.

Вместо того чтобы разместить царские делегации в шатровых городках в отдалении от дворца, как делал когда-то Ламашиззар, Неферата приглашала каждую в царский дворец. Им всем отвели роскошные покои, как подобало их статусу, и относились к ним с весьма щедрым гостеприимством. Это не ускользнуло от гостей, каждый из которых решил использовать близость к трону, чтобы навязать царице свой план действий.

Несколько недель Неферата встречалась с каждым из правителей наедине, обсуждая положение дел иной раз до поздней ночи, — со всеми, кроме царей Разетры и Ливары, которые с любезной учтивостью отклоняли приглашения царицы, предпочитая беседовать с ее представителями.

К тому времени, как собрались все цари и царицы, Ламашиззар уже шесть месяцев покоился в своей усыпальнице. Вместо погребальной процессии приехавшие правители приняли участие в торжественном ритуале поминовения, проведенном в некрополе к северу от города, а последующие шесть дней посещали долгие послеобеденные совещания и пышные пиры, которые устраивались в большом дворцовом саду.

Гости во время этих совещаний пытались выяснить, насколько успешными оказались их частные переговоры с царицей, и определить свое положение относительно остальных правителей. Но каждый скоро обнаружил, что, как бы жестко он ни пытался навязать свой план действий, ни один не сумел оказаться в более удачной позиции, чем остальные. На их сильных и слабых сторонах очень ловко играли, чтобы создать статус-кво, при котором каждый город оставался стабильным и процветающим только в том случае, если выполнял свои обязательства перед Ламией.

Неферата сумела туго затянуть сеть торговых и долговых обязательств, задуманную еще Ламашептрой и воплощенную в жизнь его сыном Ламашиззаром, и все же поймать великие города в западню. И ни один из правителей Неехары не мог сказать, как именно это произошло. Они почуяли опасность, когда собирались ехать в Ламию, они интриговали и продумывали различные способы, чтобы противостоять этому, но вся их хитрость оказалась пшиком, столкнувшись с уловками и ухищрениями коварной и обольстительной царицы Ламии.

К концу шестого дня всем приехавшим правителям стало ясно, что они прибыли в Ламию не только для того, чтобы проститься с царем, но еще и для того, чтобы официально оформить превращение города в центр благосостояния и могущества Неехары.

Во время частных встреч, нередко выпив лишнего, царственные гости унылым шепотом признавались друг другу в своем смятении. Они совершенно не понимали, как могли рухнуть все их ловкие планы, составленные против неискушенной царицы, ведущей монашеский образ жизни.

Правители Разетры и Ливары внимательно слушали, но свои подозрения держали при себе.


Зал Царей сверкал, как сокровищница, в косых лучах послеполуденного солнца. Пятеро великих царей и цариц выложили свои дары на блестящий мраморный пол у подножия высоких базальтовых статуй, обрамлявших длинный проход, ведущий к ламианскому трону. Не меньше восьми утраченных богов Неехары смотрели сверху вниз на просителей при дворе. Ближе всех к огромным двойным дверям зала стояли первые двое — неумолимый Джаф с шакальей головой, носитель смерти, и безликий, в капюшоне, Усириан, который судит души умерших. В шестидесяти шагах дальше львиноголовый Гехеб, бог земли и даритель силы, стоял напротив Пхакта, ястреболикого вершителя правосудия. Еще через шестьдесят шагов, у подножия широких ступеней, ведущих к трону, высилась чувственная Баст с лицом кошки, дарительница любви и красоты; ее кошачьи глаза лукаво смотрели через зал на изящного Тахота, дарителя знаний и хранителя закона. И наконец, возвышаясь над троном с двух сторон, стояли богиня-покровительница Ламии Асаф, дарительница магии и создательница священного соглашения, и могущественный Птра, бог солнца и отец всего сущего.

Стражи трона смотрели на запад, в сторону моря. Солнечный свет струился сквозь высокие прямоугольные отверстия, сделанные над входом в зал, и статуи купались в этом золотистом свете. Только большой тронный зал в Кхемри мог когда-то соперничать с роскошью и царственным великолепием этого зала. А сейчас ему не было равных в стране. Большой трон Ламии, сделанный из того же тонковолокнистого темного дерева, что и трон, стоявший когда-то во дворце в Кхемри, впечатлял. По легенде, его привезли из самых дальних уголков южных джунглей во время Великого Переселения человечества. Трон был глубоким, с высокой спинкой, весь в извилистых линиях и изгибах. Складывалось впечатление, что он просто вырос, а не сделан рукой человека. Его толстые круглые подлокотники, гладкие и лоснящиеся, были отполированы поколениями царственных рук. Неферата положила ладони на теплые подлокотники, откинулась на спинку древнего трона и внимательно всмотрелась в приближающиеся фигуры имперской делегации. Даже на расстоянии ста шагов она чувствовала, как им неуютно, — дыхание с тонким присвистом вырывалось из плотно сжатых губ, десятки обутых в туфли ног шаркали, почти не отрываясь от пола.

Для этой встречи царица выбрала самые богатые одежды: платье из нескольких слоев насыщенного шафранного цвета с вышивкой золотом и тысячами крохотных жемчужин. Кушак из золотых нитей и лазурита опоясывал ее тонкую талию, широкое ожерелье из золотых пластин покоилось на алебастровой шее. Ее роскошные волосы подняли вверх и закрепили золотыми шпильками и нитками жемчуга, на изящные запястья надели широкие золотые браслеты. В сгибе левой руки покоился скипетр Асаф — тяжелый жезл из цельного куска золота в форме двух извивающихся аспидов, покрытых крохотными чешуйками из оникса. Лицо прикрывала холодная безжизненная золотая маска. Неферата надела ее в первый раз после того, как восстала со своего смертного ложа, решив, что строящие козни варвары с дальнего Востока ничего другого не заслуживают.

Солнечный свет отражался от полированной поверхности маски, слишком яркий, чтобы на него смотреть. Неферата ощущала солнечные лучи на обнаженных руках, но испытывала всего лишь легкий дискомфорт — так отступает боль после укуса хиксы. Даже Нагашу и его бессмертным приходилось избегать обжигающих лучей Птра, но царица обнаружила, что солнце не причиняет ей вреда. Она ничем не походила на некроманта и его приспешников: каким-то образом она заново родилась в тигеле, где плавились яд, колдовство и смерть. Взаимодействие яда сфинкса с силой эликсира и ритуалов Архана превратило ее в существо из плоти, недоступное смерти.

Она была не просто бессмертной. Неферата стала подобна самой Асаф, и все тайны мира лежали у ее ног. Она ощущала, как солнце движется по небу, чувствовала ритм приливов сквозь камни у себя под ногами. Она ощущала присутствие каждого человеческого существа в этом зале для приемов, от членов личного Совета, стоявших у подножия трона, до принца Поднебесного Дома и его свиты и даже бесстрастных царских стражей, охранявших зал с той стороны двери. Она слышала каждое движение, чуяла запахи их кожи и ощущала богатый, сладкий вкус крови, бежавшей по их жилам.

Кровь, всегда кровь — вот что было главным у нее в мозгу. Если и имелось хоть какое-нибудь слабое место в ее новом существовании, это была бесконечная жажда человеческой крови. Она являлась источником ее могущества, в тысячу раз чище и мощнее, чем жалкий отвар Нагаша, но стоило царице напиться досыта, как она тут же начинала жаждать еще. Неферата уже выяснила, что для поддержания сил ей необходимо пить кровь каждую ночь. К счастью, в ее полном распоряжении имелся целый город человеческих душ, и она знала, что недостатка в крови не будет. Царица вяло улыбнулась под суровыми изгибами своей маски и всмотрелась в юное, красивое лицо принца Ксиана с ледяной напряженностью голодной львицы. На его лице застыло выражение рассчитанного презрения. Он и его свита, не дойдя дюжины шагов до личного Совета царицы, внезапно остановились, словно только сейчас заметили ламианских аристократов. Как и раньше, Потомка Небес сопровождали раболепный переводчик, несколько высокомерных чиновников и безмолвная спокойная молодая женщина, лицо и руки которой были выбелены в точности как у Нефераты. Царица не знала, жена это князя или просто любимая наложница. Незнакомка сцепила руки на талии, а взгляд устремила в точку сразу за каблуками Ксиана.

Ксиан едва заметно шевельнул длинным пальцем, увенчанным позолоченным ногтем, и его переводчик немедленно сделал маленький шажок к трону.

— Потомок Небес выражает свои соболезнования по поводу смерти вашего супруга, — скованно произнес он. — Он не мог не заметить вашу скорбь, столь глубокую, что даже самые простые церемонии являются для вас сейчас слишком тяжелой ношей.

Улыбка Нефераты сделалась резкой.

— Потомок Небес ошибается, — произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально и безучастно. — Я вполне сознаю свои обязательства правительницы и хозяйки. Разве к нему отнеслись без должной учтивости и уважения?

Переводчик помолчал, крепко сжав губы, словно подбирал подобающий ответ.

— К моему вечному стыду, вынужден сообщить вам, что ваши стражи отказались впустить слуг Потомка Небес, чтобы они подготовили зал к его прибытию. — Он развел руками. — Где мой господин и владыка может насладиться покоем и отдыхом, угощая вас превосходным чаем и ведя изысканную беседу?

— В Зале Царей всего один трон, — холодно ответила Неферата, с наслаждением заметив, как вздрогнул переводчик. — Кроме того, это место для ведения государственных дел, а не для праздной болтовни. — Царица небрежно повела рукой. — Хотя Потомку Небес можно простить его заблуждение, поскольку его впервые допустили к этому трону.

Один из чиновников принца приглушенно ахнул. Остальные держали себя в руках, но Неферата слышала, как гневно бьются их сердца. Она не могла бы оскорбить принца сильнее, даже если бы подошла к нему и влепила пощечину.

Переводчик окончательно растерялся. Не зная, что делать дальше, он повернулся и уставился на Ксиана, чье лицо казалось высеченным из камня. Потомок Небес еще раз шевельнул изогнутым ногтем, чиновник низко поклонился, глубоко вздохнул и снова повернулся к царице.

— Потомок Небес имеет честь передать вам известие от его божественного отца, Императора Неба и Земли, — произнес переводчик с видом оскорбленного достоинства. — Он желает сообщить вам, что Империи даровано огромное состояние в виде золотых приисков в провинции Гуаньян. И оно настолько велико, что ценность золота значительно понизилась по сравнению с тем, какой была, когда ваш отец заключил договор с Империей. — В глазах чиновника сверкнула крохотная искорка удовлетворения, когда он поклонился трону. — Остается последняя выплата, чтобы уладить дело между Ламией и Поднебесным Домом, но, чтобы соответствовать условиям долгового обязательства, она должна быть в три раза больше, чем оговоренная ранее сумма.

В большом зале повисла тишина. Принц и его свита смотрели и молчали, ожидая гневных выкриков и начиная понемногу беспокоиться, когда их не последовало. Наконец после долгой паузы царица покачала головой:

— Нет.

Вот теперь послышались гневные крики, но это возмущалась свита принца, выражая негодование оскорблением, нанесенным чести Потомка Небес. Один из чиновников зашел так далеко, что шагнул в сторону трона и погрозил царице кулаком. Прежде чем он успел сделать еще шаг, на его пути встал Абхораш, а кончик железного меча военачальника уперся в ямку на горле чиновника.

— Довольно, — произнесла Неферата, и ее голос легко перекрыл начавшийся шум. — Принц Ксиан, дерзость вашей свиты оскорбляет меня. Они немедленно уберутся отсюда.

Переводчик выпятил узкую грудь.

— Не вам распоряжаться…

— Прочь! — приказала Неферата, напрягая волю.

Имперские чиновники кинулись бежать, наступая на полы своей одежды, торопясь выполнить приказ царицы. Спустя несколько секунд в зале остались только принц и его женщина.

Неферата медленно встала с трона. Движения ее были плавными и грациозными и завораживали, как движения кобры. Она спустилась вниз по ступеням и подошла к Потомку Небес, продолжавшему стоять на месте исключительно из упрямой гордости. Царица подошла так близко, что могла прикоснуться к нему, и заглянула в темные глаза.

— То, о чем просит ваш отец, невозможно, — негромко произнесла Неферата, напрягла волю и с удовлетворением услышала, как в ответ сердце князя заколотилось быстрее. — И вы знаете это не хуже, чем я. — Она изучающе всмотрелась в его лицо, слегка наклонив золотую маску. — Вы умный человек, принц Ксиан. И прагматичный, иначе вы ни за что не согласились бы приехать сюда. Поэтому не исключено, что существует способ выплатить долг Ламии другой валютой, не золотом.

Принц Ксиан слегка нахмурился и поколебался немного, прежде чем ответить царице.

— И что вы можете предложить? — спросил он на беглом неехарском.

Царица сделала еще шаг и положила руку ему на грудь, прямо на то место, где шея соединялась с ключицей. Она ощущала, как сладко пульсирует кровь прямо под кожей принца. Губы ее приоткрылись, задев кончики острых как бритва клыков.

— Вам, о принц, — прошептала она, — я предлагаю дар вечной жизни.

Глаза Ксиана широко распахнулись. Она чувствовала его внутреннюю борьбу, чувствовала, как рассудок борется с соблазнительной силой ее воли. Он желал не поверить ей, выполнить волю отца и захлопнуть ловушку, в которую попала Ламия, но сердце его отказывалось повиноваться.

На гладком лбу принца появилась небольшая морщинка.

— Как это? — слабым голосом спросил он.

Неферата подняла крохотную керамическую бутылочку. Внутри находилась единственная капля ее крови.

— Возьмите это, — сказала она. — Вернитесь в свой городской дом, а когда солнце сядет, выпейте. Тогда и поймете.

Двигаясь как во сне, принц протянул руку и взял бутылочку. Энергия, заключенная в ней, таяла намного быстрее, чем от эликсира Нагаша, но мощь была в сотни раз выше. Неферата уже испытала ее на членах тайной клики и осталась очень довольна результатом.

— Возвращайтесь ко мне завтра, — продолжала она, — и мы более подробно обсудим наше соглашение.

Ксиан крепко стиснул бутылочку. Сердце умоляло его повиноваться, но сознание все еще пыталось сопротивляться.

— Я… я не могу не выполнить волю Императора, — возразил он.

— Разве воля Императора не изменится, когда он услышит об этом? — спросила Неферата, легонько постучав по бутылочке лакированным ногтем. — Или, обладая таким могуществом, сын не восстанет, чтобы заменить отца и самому стать Императором?

— Я… — начал принц. На лице его отразилось беспокойство, но он медленно кивнул. — Я подумаю.

Неферата улыбнулась.

— Так идите, — произнесла она, — но никому не говорите, о чем мы беседовали. — Ее взгляд переместился на женщину, стоявшую в тени князя, и, подчиняясь внезапному порыву, царица добавила: — А она пока останется здесь как залог вашего благоразумного поведения.

Ксиан повернулся и посмотрел на женщину так, словно только что вспомнил о ее существовании.

— Она? — переспросил он, явно удивленный просьбой царицы. — Она для меня ничего не значит.

Неферата заметила, что женщина слегка напряглась.

— Значит, она останется здесь ради моего удовольствия, — холодно произнесла царица. — Благодарю за ваш дар. А теперь идите, ваши слуги вас ждут.

Ксиан повернулся к ней, словно собравшись возразить, но заглянул Неферате в глаза, и всю его решимость как рукой сняло. Он неуклюже, неуверенно поклонился и, двигаясь как в тумане, вышел из зала.

Царица задумчиво посмотрела на женщину. Ее тонкие плечи легонько дрожали, но она упорно продолжала смотреть в пол. Неферата нахмурилась, протянула руку, прикоснулась пальцем к ее подбородку и мягко заставила ее поднять голову. Они какое-то время смотрели друг на друга, спрятав истинные чувства за масками.

— Как тебя зовут? — спросила Неферата. Женщина слегка нахмурилась. Царица вздохнула. Естественно, она не разговаривает по-неехарски. — Убайд! — резко окликнула Неферата. — Проводи ее в Женский дворец и проследи, чтобы ее там удобно устроили.

Убайд торопливо подошел к женщине. Последние события сломали когда-то гордого великого визиря; он склонился перед волей царицы, съежившись, как побитый пес. Убайд смотрел на Неферату широко распахнутыми испуганными глазами, а руки его дрожали, как у паралитика. Молча взяв женщину за руку, он повел ее к выходу из зала.

Когда они ушли, царица повернулась к трону и уставилась на свой личный Совет. Уже не в первый раз она гадала, кто же из них до последнего поддерживал Ламашиззара. Зухрас, юный кузен царя, скорее всего, входил в число его сторонников. Возможно, Абхораш? Наверняка не В’соран — царь никогда не дал бы ему той свободы для изучения трудов Нагаша, какую предоставила Неферата. Или дал бы? Такое предложение — мощный инструмент для заключения сделки.

А теперь никто из них не знал, как вести себя с ней. Она чувствовала их беспокойство, как бы они ни старались его скрыть. С одной стороны, их отталкивала ее метаморфоза, с другой — они жаждали могущества, которым она теперь обладала. Похоже, только на Абхораша, стоического мастера-воина, никак не действовала притягательность ее новообретенной силы. В конце концов, каждому из них придется испить из отравленного кубка, решила Неферата, хотят они этого или нет. Чтобы править городом, ей требовалась их поддержка, и единственный способ, которым она могла эту поддержку обеспечить, — это заставить их разделить с ней одинаковую степень риска. Теперь в ее распоряжении имелись записи Архана, а Убайд показал ей, где в покоях Ламашиззара спрятана склянка с ядом сфинкса. Неферата не сомневалась, что сумеет восстановить весь процесс.

Анхат дождался, пока принц Ксиан не выйдет из зала, и только тогда заговорил.

— Может получиться, — протянул он. — Все зависит от того, каким влиянием он обладает дома. Император может просто отправить другого, более властного посланника, чтобы потребовать вернуть долг.

Анхат оказал царице просто неоценимые услуги после смерти Ламашиззара. Именно он придумал байку о том, что жрец Сокта, бога-покровителя всех убийц, ночью прокрался во дворец, чтобы убить царя в отместку за его отношение к беженцам из Махрака. Как гласила эта история, жрец-убийца сначала напал на царицу, зверски убил всех ее прислужниц и воткнул в Неферату отравленную иглу, потом с боем прорвался в покои царя и убил его, после чего сам пал от руки Абхораша и царской стражи. Очень хитроумный получился ход, сосредоточивший жажду отмщения на группке чужаков, которых большинство населения и так презирало. Что еще более важно, выздоровление Нефераты приписали чуду, напомнив Ламии и остальной стране о ее божественном происхождении. Так что поддержка народа была ей обеспечена.

Кроме того, именно Анхат позаботился об обезглавленном трупе Архана. В’соран и даже Абхораш упрямо требовали сжечь труп бессмертного, но в последний момент Неферата поняла, что не может этого допустить. Вместо этого Анхат тайно купил в некрополе города гробницу какого-то нищего и поместил туда бессмертного в то же время, когда царя Ламашиззара устраивали на покой в его собственной, куда более великолепной усыпальнице дальше на север. Неферата чувствовала, что обязана жуткому созданию хотя бы этим.

Царица обдумала совет Анхата и задумчиво кивнула.

— Вероятно, прибытие новой делегации займет много месяцев, возможно даже лет. А это даст нам время пополнить сокровищницу и объединить силы. — Она пожала плечами. — Если Император в самом деле такой прагматичный правитель, он возьмет наш последний платеж и примет как данность тот факт, что его уловка провалилась. Если нет… что ж, к тому времени мы окажемся в куда более выгодной позиции, чтобы защищать свои интересы.

Абхораш повернулся и посмотрел прямо на нее. Это случалось так редко, что царица поняла — он удивлен.

— О великая, ты имеешь в виду войну с Шелковыми Землями? Но она будет для нас губительной!

— Разумеется, это не входит в мои намерения, — спокойно ответила Неферата. — Но я буду защищать наш город всеми силами, которые окажутся в моем распоряжении, уж в этом ты можешь быть уверен.

— Тогда тебе следует больше беспокоиться о врагах, которые ближе к дому, — негромко произнес Ушоран.

Неферата выпрямилась. Владыка Масок был печально известен своими городскими интригами, и царица знала, что он очень щедро тратит деньги, чтобы создать обширную сеть шпионов как в самой Ламии, так и за ее пределами.

— Враги в городе?

— В настоящее время да, — отозвался Ушоран. — Мои источники сообщают, что царь Ливары… весьма обеспокоен твоим восхождением на трон. И делится своими тревогами с остальными.

Царица нахмурилась:

— Например?

— Для начала с царем Разетры. Со времени своего приезда сюда он также устраивал ночные совещания с царем Кватара и царицей Нумаса.

— И о чем именно он так тревожится?

Ушоран покачал головой:

— Вот этого я не знаю, о великая. Но могу предположить, что Разетра проявит сочувствие и понимание, хотя бы ради давней дружбы между двумя городами. Пока Кватар и Нумас вряд ли с готовностью пойдут нам навстречу, но…

Неферата раздраженно вздохнула.

— Что лежит в основе всего этого? В чем конкретно заключается беспокойство Ливары?

Владыка Масок пожал плечами:

— Не могу сказать, о великая. Царь Анхур ведет себя очень осторожно и не делится подробностями.

Зухрас тревожно переступил с ноги на ногу, явно разрываемый между желанием оказаться полезным и страхом привлечь к себе внимание царицы.

— Может быть, ты могла бы спросить царицу Халиду? Она наверняка тебе расскажет.

Неферата едва слышно вздохнула. Сколько времени прошло с тех пор, как они с Халидой разговаривали в последний раз? Годы, это уж точно. Помолчав немного, она покачала головой.

— Нет необходимости, — отрезала царица, вставая с тропа. — Я уже запланировала парочку объявлений на сегодняшний пир, и они положат конец всем этим интригам. Понятно же, что Ливара жаждет власти Ламии, но мы действовали очень осторожно. Договоры уже подписаны и скреплены печатями. Ничто, кроме войны, не сможет их нарушить.

Неферата сдернула с себя маску. Собравшиеся аристократы, как один, склонили головы — разумеется, из чувства уважения, но не без некоторой доли страха. С точки зрения Нефераты, это было очень неплохо.

Царица улыбнулась, глядя на них сверху вниз.

— Час торжества Ламии близок. Наслаждайтесь этой минутой и благодарите забытых богов, что сумели до нее дожить.


Вечером для гостей Нефераты устроили праздник в большом дворцовом саду. Их рассадили за тем же широким круглым столом, за которым проводились долгие совещания с Ламашиззаром больше полувека назад.

Пир начался через час после заката и длился до глубокой ночи. Сытные блюда из рыбы и дичи, приготовленные с острыми специями, привезенными из Шелковых Земель, подавали с кувшинами превосходного вина и чашами густого пенистого пива. Музыканты и одетые в шелка танцовщицы развлекали царственных гостей между переменами блюд, давая возможность пище усвоиться, а крепким напиткам смягчить настроение. По краям поляны курились спрятанные в густой листве благовония, и воздух наполнялся сладкими, чуть наркотическими ароматами.

Царица сидела на высоком стуле, когда-то принадлежавшем ее супругу, и наблюдала за гостями из-под прикрытых век. Когда подавали новое блюдо, она делала вид, что ест, а слуги получили указания уносить ее тарелки раньше других. После метаморфозы еда и вино потеряли для нее всякий вкус. Собственно, даже небольшая порция заставляла горло сжаться, а желудок завязаться узлом. Корень лотоса и наркотические благовония тоже не могли притупить ощущения. К счастью, небольшие кубки с горячей красной жидкостью, которые Убайд подавал ей между блюдами, вполне заменяли Неферате пищу.

Она пристально всматривалась в собравшихся правителей, выискивая признаки подозрительности или недовольства. Царь Зандри Теремун много выпил, громко смеялся и нашептывал непристойности на ухо бледнокожей наложнице из варваров. Сидевшая слева от него царица Нумаса Амунет даже не пыталась скрыть своего презрения, ковыряясь в миске с пряными угрями медной вилкой с длинными зубцами. Царь Найим, седовласый и угрюмый не по годам, сидел среди стайки ворчливых старых жрецов, упорно не желавших принимать участия в развлечениях, предложенных царицей.

Оставались цари Ливары и Разетры. Царь Шепрет сидел слева от Нефераты, прихлебывая из кувшина пиво, как простой солдат. Пожилой царь Разетры, все еще крепкий и бодрый, несмотря на свой возраст, отлично перекусил, попробовав все, предложенное за праздничным столом, и с удовольствием наблюдал за одетыми в шелка танцовщицами, крутившимися рядом с ним в течение всего вечера. И все же Неферата не могла не заметить напряженных плеч царя-воина и настороженных взглядов, которые он бросал на сидевших за столом, когда думал, что этого никто не видит. И еще она отметила, что кинжал, висевший на поясе царя, никак нельзя назвать церемониальным.

Царь Ливары сидел слева от Шепрета так близко, что чуть не соприкасался с ним, однако эти двое с начала пира перекинулись друг с другом всего лишь парой слов. Анхур провел почти весь вечер в негромкой, но довольно возбужденной беседе со своей царицей. Неферата едва узнала свою любимую кузину — годы, проведенные в Ливаре, превратили ее не в покорную царицу, но в свирепую ослепительную воительницу, какой она всегда мечтала стать. Избавившись от мягкой девичьей пухлости затворницы, ведущей монашеский образ жизни, Халида стала худощавой, загорелой и мускулистой, со шрамами на руках и татуировкой разетранского воина, нанесенной красными чернилами на правую сторону изящной шеи. Черные волосы, заплетенные в два десятка тугих косичек и заколотые золотой шпилькой у основания шеи, подчеркивали острые черты лица. В царском обществе к ней относились как к явлению скандальному; даже царицам воинственной Разетры не позволялось учиться обращению с мечом и копьем, тем более — выступать в походы с простой солдатней. Но Халида поступала так, как ей хотелось: ездила верхом, сражалась и охотилась, как любой мужчина, и плевать хотела на общественное мнение. Похоже, народ Ливары любил ее. Эта мысль наполняла сердце Нефераты одновременно и гордостью, и горькой завистью. Они ни разу не поговорили после прибытия Халиды в город, даже за пиршественным столом та избегала взгляда Нефераты. Когда царица-воительница не беседовала со своим супругом, она шепталась о чем-то с молодой, явно нервничающей женщиной, причем Неферата была уверена, что где-то видела ее раньше.

Может быть, она каким-нибудь образом оскорбила Халиду? Неферата не представляла, чем и как, разве что кузина обиделась на то, что ее выдали замуж за Анхура. Она поймала себя на том, что всматривается в молодого царя Ливары и размышляет, не улучшатся ли ее отношения с кузиной, если с Анхуром произойдет несчастный случай. Во всяком случае, в этой мысли имелись свои плюсы.

Наступал поздний вечер. Слуги уносили со стола остатки последней перемены блюд. Рядом с Нефератой возник Убайд и поставил очередной полный до краев кубок, чтобы царица могла утолить жажду. Пока слуги заканчивали свою работу, Неферата отхлебывала из кубка, наслаждаясь приливом сил и жизненной энергии, наполнившим ее члены и прогнавшим прочь ночную прохладу.

Когда слуги закончили работу и исчезли, Неферата сунула кубок в трясущиеся руки Убайда и медленно встала со стула. Аристократы из ее тайного Совета, сидевшие по обе стороны царицы, тотчас же поставили свои напитки и устремили на нее полные ожидания взгляды. Спустя несколько мгновений царственные гости заметили это и тоже обратили на нее внимание. Царь Шепрет с безучастным выражением лица рассматривал Неферату, глядя поверх своей чаши с пивом. Анхур плотно скрестил на груди руки, его взгляд тревожно метался от Халиды к Неферате. Только Халида так и не посмотрела на царицу — кузина сидела, упрямо уставившись на стол, и обкусанным ногтем чертила замысловатые узоры на его полированной поверхности.

На какое-то мгновение Неферата испытала искушение воспользоваться своим могуществом и заставить всех этих царей и цариц склониться перед ее волей. Это было так соблазнительно, так просто… однако предостережение Ушорана насчет Разетры и Ливары вынудило ее остановиться. Если она попытается, но что-то пойдет не так, последствия будут катастрофическими. Да и нет смысла идти на такой риск, когда есть возможность получить всю полноту власти иным путем.

— Возлюбленные мои друзья, — произнесла Неферата, разведя руки и тепло улыбаясь, словно собиралась заключить их всех в объятия. — Невозможно выразить словами, какая это честь для меня — то, что все вы пустились в столь долгое и тяжелое путешествие, чтобы отдать последнюю дань уважения моему супругу. Мы молимся, чтобы он присоединился к своим предкам в Стране Мертвых. Его утрата оказалась ужасным ударом для всей Неехары. Поговорив почти со всеми вами в течение последних нескольких месяцев, я преисполнилась надежды на то, что его наследие — процветание и восстановление страны — будет и дальше воплощаться в жизнь.

Тут Неферата позволила своей улыбке угаснуть, и сияющее выражение ее лица сменилось задумчивой печалью.

— Если я чему-то и научилась в результате этого мучительного переживания, так это тому, что на свете существует еще множество неехарцев, до сих пор страдающих от ужасов, причиненных Узурпатором. Нарушение священного соглашения и уход наших богов оставили в наших душах незаживающую рану. Мы больше не можем считать благословенной нашу землю, а себя — благословенным народом.

Ее слова привлекли внимание царя Найима и его жрецов. Кислые выражения на их лицах исчезли, сменившись искренним изумлением и слабой, едва пробуждающейся надеждой. Впрочем, остальные правители тоже проявили заинтересованность, а растерянное лицо Анхура стало настороженным.

— Возлюбленные друзья, досточтимые цари и царицы, и все же я скажу, что боги по-прежнему с нами. Благословения Асаф не покинули нас даже в эти смутные времена! Именно она, богиня красоты и магии, убедила великого Птра сжалиться над нашим народом и превратить нашу землю в рай.

Неферата обвела взглядом сидевших за столом, заглянув в глаза каждому правителю.

— Послушайте меня, друзья. Богиня продолжает жить во мне, как жила в каждой из моих предшественниц начиная с зари цивилизации. Мы не покинуты. Если мы объединимся и восстановим то, что разрушил Нагаш, может быть, мы сумеем выковать новое соглашение — такое, что приведет нас к золотому веку возрождения.

— Восславьте богов! — воскликнул самый старый иерофант, вскочил на ноги и воздел руки в старческих пятнах к небу. — Восславьте их! Наконец-то мы услышаны!

Царица ласково улыбнулась старику. Вот и верь в это дальше, подумала она. Поможешь убедить остальных.

— В прошлом мой супруг верил, что мудрее и сострадательнее думать о нуждах живых, чем вспоминать умерших, — продолжала она. — И не мне подвергать сомнению мудрость его политики. Но сейчас, когда наши города находятся на пути к восстановлению, а у нас есть план, гарантирующий продолжение торговли и всеобщего процветания, я уверена, что настало время стереть последние следы злодеяний Нагаша. Махрак, Город Надежды, должен быть отстроен заново. Кхемри, Живой Город, должен вернуть себе былую славу.

Все, даже пьяный царь Теремун, в шоке уставились на нее. Несколько жрецов начали шептать благодарственные молитвы богам, по их морщинистым щекам беззвучно текли слезы. Неферата помолчала, давая время переварить сказанное, и наконец царь Шепрет заглотнул наживку.

Старый царь-воин Разетры отставил в сторону свое пиво и наклонился вперед, упершись локтями в стол.

— И как ты собираешься надзирать за этим восстановлением? — спросил он.

Неферата уважительно кивнула, давая понять, что поняла вопрос.

— По правде говоря, я вовсе не собираюсь этого делать, — сказала она. — Есть более достойные люди. Ты, например, уже продемонстрировал всем свое желание предпринять такие усилия. Разетра родилась от далекого Кхемри; кровь ее царского дома течет в твоих жилах. По праву именно ты и твои дети должны определить будущее города. Я всего лишь хочу поделиться частью богатства Ламии, чтобы это стало возможным.

Шепрет не сразу нашелся, что сказать. Он явно ждал совсем другого ответа.

— Сколько… и сколько ты предлагаешь? — спросил он наконец.

— Десять тысяч талантов золотом каждый год — до тех пор, пока мы не решим, что восстановление города завершено, — отозвалась царица.

Царь Теремун потрясенно ахнул. Глаза царицы Амунет стали огромными, как обеденные тарелки.

Царь Найим с присвистом втянул в себя воздух и прижал ладони к столу. Судя по его лицу, он боялся, что ему снится сон.

— А как насчет Махрака, о великая царица? — спросил он. — Наверняка ты не можешь сделать меньше для Города Надежды.

Неферата снова кивнула.

— Правильно. Ты будешь получать десять тысяч талантов золотом каждый год и тратить их на восстановление города.

Началось что-то невообразимое. Жрецы Махрака разразились громкими радостными криками, с одинаковым пылом восхваляя царя Найима и царицу Неферату. Царица Амунет встала из-за стола, подошла к царю Шепрету, у которого от шока остекленели глаза, и стала что-то настойчиво ему говорить. Царь Теремун запрокинул назад голову и взревел, требуя еще вина.

Неферата назвала баснословные суммы денег, куда больше, чем могли надеяться оба правителя, но на самом деле это было чуть больше половины того, что Ламия ежегодно платила Империи. Ламия по-прежнему будет получать прибыль, в то время как пройдут десятилетия, в течение которых Разетра и Кватар приложат все силы для восстановления двух городов, которые уже никогда не будут обладать прежними богатством и властью. К тому времени, как они поймут, что их одурачили, превосходство Ламии станет неоспоримым. Это был венец тщательно продуманного плана.

— Ложь!

Крик прорезал общий шум, как вопль боевого рога. Халида вскочила на ноги, стиснув кулаки. Ее трясло от гнева. Бледное лицо, на котором застыло страдальческое выражение, было обращено к царице.

— Царица Неферата лжет, — заявила Халида. — Не благословения Асаф дарует ей красоту и противоестественную молодость, а мерзкая некромантия! Она якшается с монстрами и практикует проклятое колдовство самого Нагаша!

Неферата в потрясенном молчании уставилась на свою кузину.

— Халида? — с трудом выдавила она. — Как… как ты можешь такое говорить?

— У меня есть свидетель! — рявкнула Халида и показала на сидевшую рядом с ней женщину. — Айа была там, когда существо с бледной кожей появилось в Женском дворце с твоим телом на руках! Она видела ритуалы и отвратительное кровопускание! Чудо, что она сумела убежать из дворца, добраться до Ливары и рассказать правду!

Вот теперь Неферата поняла, где она видела эту девушку раньше. Айа, служанка, не смотрела царице в глаза, словно боялась, что поплатится за это своей душой. Предана простой служанкой? Одна эта мысль уязвляла царицу.

— Не знаю, о чем говорит эта дурочка, — процедила Неферата в ответ. — Ты веришь слову служанки больше, чем словам законной царицы Ламии?

Халида продолжала, словно и не услышала.

— Как долго? — требовательно спросила она. — Как долго ты корчишься в восторге у ног Узурпатора, поклоняясь ему? Я всегда удивлялась, почему ты не стареешь, кузина. А Ламашиззар об этом знал? Потому он тебя и отравил?

Неферата с грохотом ударила кулаком по столу.

Ты зашла слишком далеко! — заорала она, переплавляя шок и внезапный страх в пылающую ярость. — Как смеешь ты, сидя за моим столом, деля со мной хлеб и соль, обвинять меня в таких ужасных вещах, когда одна я во всей Неехаре еще не утратила метку благосклонности богов?

— Берегись, кузина! Если боги все еще слышат нас, они не потерпят такой ереси! — отрезала Халида.

— Это ты богохульствуешь, Халида! — выкрикнула Неферата. — Невинным нечего бояться богов!

— Так брось мне вызов, — предложила Халида. — Докажи свою невиновность, сними даже тень сомнения. — В глазах царицы-воительницы сверкнула искра торжества. — Давай скрестим клинки и посмотрим, кому боги по-настоящему благоволят.

Слишком поздно Неферата сообразила, что зашла слишком далеко. Халида расставила ловушку, и она опрометчиво ринулась в нее. Отказаться она не посмеет, в особенности перед толпой жрецов и иерофантов. Это перечеркнет все, ради чего она так усердно трудилась и чего стремилась достичь.

— Да будет так, — онемевшими губами произнесла Неферата. — Абхораш, принеси мне клинок.

Подготовка проходила в полном молчании. Анхат сопроводил Неферату от стола к дальнему концу поляны. Как ни странно, туч над головой почти не было, и царица с восторгом посмотрела на небесный свод, усыпанный холодно сверкающими над дворцом звездами. Халида подошла несколько минут спустя. За ней по пятам семенил царь Анхур, что-то настойчиво нашептывающий супруге на ухо, но она не обращала на него никакого внимания. Свои пышные рукава она подвернула и подвязала кожаными шнурками, подол праздничного платья заколола сзади наверх так, чтобы он не путался у нее под ногами. Неферата отметила, что на Халиде не туфли без задников, а прочные кожаные сандалии вроде тех, что надевают на время сражений солдаты. В любой другой день это бы ее позабавило, но сейчас, увидев их, Неферата похолодела. Она задумала это с самого начала, поняла царица. Так или иначе, но этот вечер все равно закончился бы кровью.

Перед ней появился Абхораш, сжимая в руках бронзовый клинок. Встревоженно глядя на царицу, протянул его рукояткой вперед, и Неферате потребовалось какое-то время, чтобы понять — он хочет, чтобы она взяла меч. Кожаная оплетка показалась ей прохладной. Оружие, короткое и прямое, напоминавшее кинжал фута два длиной, удобно легло в ладонь. Неферата с омерзением уставилась на острие.

— Не железо? — спросила она.

Абхораш покачал головой.

— Халида тоже выбрала не железный, — пояснил он, коротко кивнув в сторону соперницы. — Бронза легче и быстрее. Она надеялась, что ты потребуешь железный и подаришь ей преимущество. — Он помолчал, сжав губы, словно не знал, что еще сказать. — Ты вообще умеешь с ним обращаться, о великая? Хоть чуть-чуть?

— Не будь болваном, — огрызнулась Неферата.

Абхораш поморщился.

— Тогда тебе придется сделать все быстро, — посоветовал он. — Ты быстрее и сильнее, чем она, но она этого пока не знает. Оберни это себе на пользу. — Он чуть подался вперед и крепко сжал ее запястья, глядя в глаза царице горящим взглядом. — Халида убьет тебя, если сможет.

Неферата вырвала руки.

— Давай покончим с этим, — сказала она и вошла в круг, образованный толпой.

Халида мягко оттолкнула мужа и встала напротив Нефераты. Она держала бронзовый меч, почти такой же, как у царицы, только Халида обращалась с ним умело, словно он являлся продолжением ее руки. Лицо ее сделалось бесстрастным, глаза холодными и чужими, как у палача.

Неферата обвела взглядом толпу, высматривая жрецов. Необходимо соблюсти формальности.

— Есть здесь жрец или жрица Асаф?

Иерофанты и жрецы беспокойно зашевелились.

Самый старый пожал плечами.

— Эта честь выпала тебе, о великая, — произнес он.

Неферата что-то буркнула себе под нос, закрыла глаза и воздела руки к небу, изо всех сил пытаясь вспомнить нужные слова.

— О великая Асаф, богиня красоты и всех тайн мира, мы молим тебя судить этот поединок справедливо, даровать свою силу правой и развенчать ложные слова обманщицы. Пусть правосудие свершится твоим именем.

— Пусть правосудие свершится, — негромким эхом отозвалась Халида и рванулась вперед, скользя сандалиями по граве, словно спешила заключить кузину в свои объятия. Неферата заметила блестящее острие ее клинка буквально в последний момент, отпрыгнула в сторону и вскинула свое оружие по неуклюжей широкой дуге. Клинки с лязгом встретились.

Меч Халиды снова мелькнул, острие зацепило развевающийся рукав Нефераты. Царица повернулась вправо, пытаясь уклониться от свистящего меча и забыв про свой собственный. Почувствовав в левой руке жгучую боль, она с криком отпрянула. Клинок Халиды аккуратно располосовал ее ладонь. Неферата в ужасе уставилась на рану, глядя, как в ней набухают темные бусинки крови.

Но Халида не останавливалась. Она прыгнула вперед, схватила царицу за правое запястье и ткнула ее мечом в грудь. Неферата почувствовала, как острие клинка Халиды прорвало платье и вонзилось в кожу под левой грудью. Без единой мысли в голове она раненой левой рукой машинально вцепилась в правое запястье кузины, не дав той воткнуть меч до конца.

Какой-то мучительный момент они удерживали друг друга, стоя нос к носу, ощущая на коже свистящее дыхание противницы. Халида крепче уперлась в землю и надавила изо всей силы. Неферата чувствовала, как напрягаются мускулы на руке кузины, пытавшейся воткнуть меч глубже. Губы Халиды злобно растянулись, темные глаза горели жаждой сражения.

Холодный ужас стиснул горло Нефераты. Не задумываясь, она призвала свою силу и оттолкнула Халиду назад. Кузина отлетела почти на пять футов и с грохотом упала на спину. Впрочем, она тут же кувыркнулась и снова вскочила на ноги. На кончике ее меча блестела кровь.

Теперь она знает, какой силой я обладаю, подумала Неферата, и во второй раз такой ошибки не сделает.

Они какое-то время кружили напротив друг друга, обдумывая, что делать дальше. Левая рука Нефераты тупо ныла, а рана в груди словно пылала огнем. В мозгу всплыли слова Абхораша: «Тебе придется сделать это быстро».

Она умоляющими глазами уставилась на Халиду.

— Не делай этого, — прошептала Неферата.

Но Халида ничего не желала слушать. Зарычав, она снова ринулась вперед, опустив меч, и оказалась рядом с царицей в долю секунды. Неферата опять хотела отскочить в сторону, но почувствовала, как меч Халиды вонзился ей в бедро. Царица вскрикнула, снова инстинктивно схватила Халиду за запястье, но то был только ложный выпад. Быстрая, как змея, Халида выдернула меч и совершила стремительное круговое движение, целясь прямо в горло Нефераты.

Та краем глаза заметила опускающийся на нее клинок. Пронзительно закричав, Неферата снова призвала силу и кинулась вперед, в объятия Халиды. Меч кузины промахнулся на какой-то дюйм, оцарапав шею Нефераты сзади.

Царица пару секунд не отпускала Халиду, чувствуя, как сердце кузины неистово бьется под тонкой тканью платья. И вдруг объятия разомкнулись. Халида сделала шаг назад, лицо ее обмякло, взгляд упал на эфес меча Нефераты, торчавший под углом из ее бока. Медленно, удивленно она взялась за эфес левой рукой, сдавленно ахнула и выдернула клинок. Темная кровь хлынула из раны.

Неферата в ужасе смотрела, как ее кузина опускается на землю. Мучительный вопль разорвал ошеломленную тишину. Кричал Анхур, лицо которого превратилось в страдальческую маску.

Царица упала на колени рядом с Халидой. Ужас ушел, сменившись неизбывной печалью. Не задумываясь, она прижала ладонь к ране в боку кузины, но кровотечение не останавливалось. Теплая жидкость струилась по пальцам и впитывалась в рукав платья. Халида издала какой-то сдавленный звук и попыталась шевельнуться, но уже слишком ослабела. Взгляд ее широко открытых глаз метался по сторонам, ища кого-то или что-то.

— О боги, — прошептала Неферата. — О великие боги! — Глаза жгло, но из них не выкатилось ни одной слезинки. Она положила трясущуюся руку на щеку Халиды, испачкав ее кровью. — Прости меня, ястребенок. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня…

Ее еще можно спасти, сообразила вдруг Неферата. Она укусила себя за нижнюю губу, ощутив привкус крови, и кусала до тех пор, пока не почувствовала горечь.

Неферата приподняла голову Халиды, повернула ее так, чтобы глаза их встретились, и приблизила свое лицо к лицу кузины.

— Поцелуй меня, — тихо сказала она Халиде. — Поцелуй меня, ястребенок, и ты будешь жить вечно.

Халида замерла. Глаза ее наполнились слезами, она задрожала и слабо попыталась оттолкнуть Неферату. Голос ее прозвучал едва слышно.

— Нет, — прошептала она.

Пожалуйста, — умоляла Неферата. Она наклонилась еще ниже, но Халида из последних сил оттолкнула ее. — Я этого не хотела. Я никогда ничего этого не хотела, но Ламия нуждается во мне. Пожалуйста, давай поцелуемся и снова станем друзьями, как раньше.

Халида снова попыталась ее оттолкнуть, и вдруг Неферата ощутила, как тело ее обмякло. Облегченно выдохнув, царица прижалась окровавленными губами к губам Халиды.

Кузина не ответила на поцелуй. Тело Халиды оставалось совершенно неподвижным.

Спустя долгую мучительную минуту Неферата подняла голову и заглянула в пустые глаза Халиды. Затем услышала, что вокруг кричат люди и скорбно воет мужской голос. Чьи-то руки взяли Неферату за плечи и оттащили от тела Халиды. Одежда царицы отяжелела от пропитавшей ее крови.

К ней подошел Анхат и зашептал на ухо.

— Скажи что-нибудь, — настойчиво повторял он. — Все ждут вердикта богини.

Взгляд Нефераты упал на тело кузины, и она почувствовала, что сердце ее разорвалось.

— Правосудие свершилось, — глухим голосом произнесла она.

Загрузка...