Наместник

ГЛАВА 17

В уроках Яра было много философии и мало конкретных обучающих действий. Он понимал, что научить меня владеть мечом за неделю невозможно, и потому не особенно и налегал на практику. Может быть, он надеялся, что, освоив теорию и философию этого дела, я смогу ко всему придти сама. "Да, легко рассуждать на отвлеченные темы, когда так мастерски владеешь мечом", — думала я, но внимательно слушала, стараясь все запомнить.

— Главное — это поверить в свою непобедимость, — говорил Яр, нанося удары по соломенному чучелу. — Враг должен видеть это в твоих глазах.

Во внутреннем дворе, как он называл тот небольшой участок луга, окруженный скалами, таких чучел стояло около сотни. Всего лишь за несколько минут десятка два из них были измочалены до основания. Его помощники, пара белоглазых горных гномов, ближайших родственников Сыча, сразу же начали сооружать новых.

— Попробуй теперь ты, — сказал Отшельник.

Я вытащила меч из ножен и, неуверенно шагая через груды поверженной соломы, подошла к одному из оставшихся чучел. По тому как легко, словно нож масло, резал меч Яра это сооружение, я рассчитывала так же без труда раскроить его до земли. Но не тут-то было. Меч, войдя в довольно плотно спрессованную солому на несколько сантиметров, тем не менее застрял в ней намертво. Сконфузясь, я попыталась выдернуть его, со все силы потянула, и огромная пыльная махина повалилась на меня, придавив к земле.

Когда я, наконец, выбралась из-под соломы, чихая и отряхиваясь, то услышала хохот Яра.

— Да-а, госпожа наместница! А что ба стало с тобой, будь это живое существо, а не чучело? — сказал он, давясь от смеха. Но увидев, что я готова была распустить нюни от стыда и обиды, подошел ко мне, пытаясь, видимо, приободрить меня, произнес:

— Ладно, не горюй! Для первого раза неплохо уже и то, что ты не покалечилась.

— Да?! — воскликнула я, чуть не плача. — Если бы я была ранена в бою с соломенным чучелом, это было бы уже слишком!

Мне было стыдно и досадно до слез из-за того, что я оказалась совсем никудышной ученицей. Я не чувствовала той уверенности в руках, о которой толковал мне Яр, и потому удары мои были неуклюжи и совершенно безопасны для кого бы то ни было. Меч был скован из прочнейшей, но в тоже время чрезвычайно легкой стали. Наверное, сердобольный и, судя по всему сочувствующий мне, Мастер Сыч нарочно изготовил оружие под мою хлипкую комплекцию. Таким невесомым клинком тяжело было наносить действительно опасные удары. Но будь он тяжелее хоть на пару килограмм, я, к стыду своему, очевидно, не смогла бы его долго даже держать в руках.

Размышления вслух продолжались обычно до темноты. Яр рассуждал о природе ратного дела, о секрете дамасской стали и о моей неспособности перенять его мастерство. Последнее было видно даже непосвященным в ратное дело горным гномам. Они исподтишка посмеивались надо мной, а я делала вид, что не замечаю этого. А что еще мне было делать?

— Будь у меня больше времени, дочка, ну, хотя бы год или два, ты многому могла бы научиться, — не совсем уверенно сказал Отшельник после трех учебных дней, не давших результата. — Но за столь короткий срок это невозможно. Тем более, что, прости, способностей у тебя никаких…

Я виновато улыбалась ему, думая, что не смогла бы обучиться ничему подобному даже за три года. Дело в том, что я не чувствовала опасности в соломенных чучелах, не могла представить их в роли своих врагов, каких-нибудь чудовищ, угрожающих мне смертью или… Гавра. От одной мысли о том, что мне придется защищаться от его тяжелого меча с красной жилкой на рукояти, мне становилось не по себе. Я пыталась гнать от себя подобные фантазии, которые, впрочем, вскоре вполне могли стать явью.

Я прогостила у Яра шесть с половиной дней и все это время осваивала лишь приемы защиты, но не нападения. Отшельник считал, что если мне удастся отразить первую атаку врага и продержаться несколько минут, то это уже будет большой удачей. Он не верил в меня, и я не надеялась на свои силы. Теперь он сам выступал в роли нападающего, но ведь и он для меня не был врагом. Я по-прежнему была неловкой и постоянно промахивалась. Лишь однажды мне удалось четко отразить удар, хотя мне самой показалось, что это получилось случайно.

Однажды вечером пятого дня я снова отрабатывала приемы защиты вместе с Отшельником. Внезапно он резко остановился, и плавно отошел в сторону. Я от неожиданности пролетела по инерции и рухнула в кучу соломы. Когда же я выбралась оттуда, собираясь спросить Яра, уж не новый ли прием какой пожелал он таким образом мне показать, то увидела своего пращура стоящим в глубокой задумчивости. Он часто впадал в продолжительное молчанье, так что я не удивилась и, усевшись на поверженное чучело, стала ждать, до чего же на этот раз он додумается и какую глубокую философскую мысль мне выскажет. Но на этот раз я услышала нечто, что удивило меня и несколько насторожило:

— Я думаю, ты все-таки можешь попытаться одолеть Гавра. Но меч тебе в этом не поможет.

— О чем ты? — спросила я и почувствовала, как во мне снова просыпается надежда.

Яр снова что-то смекнул про себя, нахмурился и сказал:

— Я знаю, что Гавр признает лишь равный, честный бой. И, возможно, он не станет биться с тобой. Ты для него слишком слабый соперник. Ты некрепкий человек, да еще девчонка. Вот на этом тебе нужно сыграть.

— Конечно, он не станет со мной биться, Яр, — снова приуныла я. — Я ведь не смогу оказать ему никакого сопротивления. Он просто перережет мне горло и вся недолга.

— Нет. Он не сможет сделать это так просто. Ты неверно о нем судишь.

— Хочешь сказать, он проявит благородство по отношению к человеку или… к женщине?

— Или к ребенку. Сколько тебе лет?

— Семнадцать. Почти.

— Он не станет убивать тебя.

— А если Хозяин прикажет ему? Тогда, мне кажется, он не будет колебаться.

— Лютый Князь, на самом деле, не такой уж и кровожадный. Но, честно говоря, я ни за что не поручусь.

Добавили мне его слова хоть каплю надежды, я и сама не могла понять. А Яр снова впал в задумчивость, а когда вышел из нее вдруг вскочил и зашагал по пещере.

— Решено! — воскликнул он. — Я сам буду защищать тебя! И пусть я навлеку на себя гнев Лютого Князя, но тебя в беде не оставлю! Или в нас не течет одна кровь?!

— Ты сума сошел, Яр!

— Я уже решил!

— Хочешь, чтоб я весь оставленный мне остаток жизни чувствовала себя виноватой?

— Твоей вины тут никакой не будет!

— Я не приму от тебя этой жертвы!

— Не перечь мне! Или я не твой дед?!!

— А граница? Ты забыл о ней?!!

Но он, старый упрямец, стоял на своем. Весь вечер я потратила на уговоры и увещевания. Мне было тяжело осознавать, что я снова должна готовиться к смерти. Но теперь выходило, что я потащу за собой в могилу своего деда. Я чувствовала неловкость, вину, страх. Я уговаривала его как могла, прилагая все свое красноречие. И к ночи мне все же удалось уговорить Яра не вступаться за меня без самой крайней нужды. Он выглядел недовольным и раздосадованным, но я, поняв, что должна взывать к его долгу, напомнила ему о рубежах Дремучего Мира, которые должны были остаться без защиты в случае, если он ринется мне на помощь. Отшельнику был доверен самый опасный участок границы.

Я стала собираться домой на следующее утро. Мне тяжело было прощаться с вновь обретенным родственником, единственной родной душой здесь, в этом чужом и враждебном мне мире. Кроме его и Трои у меня не было здесь родной души. Я отворачивалась в сторону и не смотрела ему в глаза, когда обращалась к нему или он о чем-то меня спрашивал. Я не хотела показывать своих глаз на мокром месте. Яр, как мне казалось, тоже был чрезвычайно сосредоточен и излишне суетлив. На него это было непохоже, и я сделала вывод, что и он таким образом пытается скрыть свои истинные чувства. Но когда я хотела уже было распрощаться насовсем, с трудом сдерживая слезы, один из гномов донес, что к границе приближаются гости: мужчина на коне, упырь и огромный пес.

— Это Гавр, — догадалась я сразу. — Он, наверное, идет по моему следу!

— Не нравится мне это, — сказал Яр, срывая со стены свой лучший меч. — В долину они еще ни разу не заходили.

— Наверное, они нашли место нашей стоянки, и Цербер взял след.

— Нет, я приказал уничтожить все, что говорило о вашем пребывании здесь. Если ты только не обронила что-нибудь по дороге.

— Нет, я ничего не роняла. Если только… Ах, черт! Феньки!

— Что?!

— Я оставляла свои браслеты по дороге сюда, чтоб не заблудиться, — виновато проговорила я.

— Час то часу не легче! — вскричал Яр. — Да они прямехонько приведут их сюда. Похоже, придется принимать бой.

— Прости, я совсем забыла о них! Черт бы меня побрал!

Он забегал по пещере, срывая со стен боевое снаряжение: кольчугу, шлем, щит. Я носилась за ним по пятам и молила:

— Не надо, дедушка, ты же себя выдашь!

— Теперь уж все равно.

— Не показывайся ему раньше времени. Я знаю, что делать!

Я кинулась ему наперерез и встала на его пути к выходу.

— Я виновата, мне и исправлять. Я уведу его из долины.

— Он тебе не поверит.

— Я его обману, клянусь! Я очень постараюсь! Поверь мне! — затараторила я, заметив легкую тень нерешительности в его голосе. — Вот увидишь, я тебя не подведу!

— Ладно. Попробуй, — поразмыслив согласился Отшельник, — но в случае чего, я рядом. С подветренной стороны.

Я кинулась было вон из пещеры, но вдруг остановилась и оглянулась.

— Может быть, нам не удастся даже попрощаться.

— Это и ни к чему, — сказал он и, отвернувшись, добавил:- Я уверен, что мы еще увидимся…

Я пустилась бегом сквозь тоннель в горе, запрыгала с камня на камень, рискуя свалиться с довольно-таки приличной высоты вниз и что-нибудь себе сломать. По дороге я срывала и снова нанизывала на руку свои браслеты. А спустя минуту я уже брела прогулочным шагом по густой траве долины, осматривая местность и успокаивая нервы. Заметив приближающихся всадников издалека, я присела в траву и поползла в ту сторону, откуда дул ветер, чтоб дать возможность Церберу почуять меня. Так и вышло. Пес-дух остановился, принюхиваясь, повернул морду в мою сторону. Тут же встали и всадники, о чем-то переговариваясь.

Удостоверившись в том, что Цербер меня действительно почуял, по тому, как он встревожено заводил носом по ветру, я бросилась вон из долины. Сначала я пряталась за кустами и деревьями, потом, выбежав из перелеска, поползла на четвереньках, скрываясь в высокой траве. Быстро запыхавшись, от волнения скорее, чем от спешки, я остановилась у крутого берега реки и, спрыгнув вниз, выглянула из-за прибрежных камней.

Мои преследователи в самом деле отправились по моим следам и теперь стояли не далеко от меня, у того места, где берег реки переходил в ложбину. Там лежала старая разбитая лодка, та самая, на которой я оставила свой браслет. Видимо, они нашли его, потому что я увидела, как Евстантигма, что-то показывал своему хозяину. Гавр, рассматривая, повертел феньку в руках, потом повесил ее обратно, и они снова тронулись в мою сторону. Теперь-то он точно не сомневался, что идет по верному пути.

Мне снова пришлось нырнуть в траву и ползком пробираться дальше. Вскоре я услышала, как храпят и шаркают по траве кони, и о чем-то беседуют Цербер и Гавр. Еще не много и они застали бы меня в нелепом положении и, конечно, решили бы, что я от них прячусь.

Просто встать на ноги перед их носом я не могла, и потому не придумала ничего лучше, как притвориться спящей. Устроившись у какого-то кустарника и свернувшись калачиком, я спрятала лицо в рукавах и полностью сосредоточилась на усмирении взволнованного дыханья. Едва мне удалось справиться с этой задачей, как я услышала, что к моему обиталищу подъехали.

Совсем рядом я услышала прерывистое дыханье пса-духа и тут же «проснулась». Я открыла глаза и приподняла голову, придавая лицу одновременно сонное и удивленное выражение. Я старалась выразить глубочайшее изумление, но со стороны, наверное, это выглядело, по меньшей мере, странно. И уж, конечно, вряд ли удалось мне провести проницательного Гавра.

На его лице не было обозначено ни одной эмоции, кроме, разве что, легкой иронии в темных глазах и углах рта. Меня тут же бросило в жар: я поняла, что он обо всем догадался, смекнул, что я притворялась. Вот черт! Я опустила очи долу и стала смущенно отряхиваться от травинок и былинок. Наместник со своей свитой молча наблюдали за мной, не произнося ни слова. Наконец, не дождавшись, что Гавр меня первый о чем-нибудь спросит, я сама задала вопрос недовольным тоном:

— И что ты тут делаешь?

На его лице все-таки появилось наигранное удивление, словно он не ожидал, что я подам голос.

— Ты шпионишь за мной? — снова обратилась к нему я.

Вместо ответа я услышала бурный хохот.

— Какое легкомыслие! — засмеялся вдруг наместник. — Легкомыслие и глупость разгуливать здесь одной без свиты, да еще и спать посреди поля!

— Где хочу, там и сплю! — заговорила вновь не я, а та капризная девчонка, что сидела во мне и из озорства или духа противоречия постоянно перечила старшим.

И Гавр ее сразу увидел — эту малолетку, а не Первую наместницу Дремучего Мира Беатриче. Иначе почему у него появилось вдруг такое сочувственно-ироничное выражение лица?

— И не надо так смотреть на меня! — вновь перешла я в контрнаступление. — В свите я не нуждаюсь. Я вполне самодостаточна. И еще раз повторю свой вопрос: что тебе здесь надо?

— То же, что и тебе, полагаю, — сказал Гавр и добавил с какой-то непонятной то ли вопросительной, то ли утвердительной интонацией:-Но тебе, я вижу, повезло больше.

— Ошибаешься, — поспешила я его разуверить. — Если ты об Отшельнике, то я брожу здесь уже несколько дней и никого не встречала. Собираюсь сегодня обратно.

— Так ты не встречала его?

— Нет.

— Что же ты делала здесь столько времени?

— Это тебя не касается!

— Ты меня обманываешь, — сказал Гавр, слезая с коня и подходя ко мне. — Я сразу понял, что ты нашла Отшельника, когда свита вернулась без тебя. И Цербер почуял на тебе его запах…

— В любом случае, это не твое дело! — резко прервала я его и отвернулась, чтоб не встречаться с ним взглядом.

— Мне нужно его видеть!

— Зачем?

— А тебе зачем?

— Повторяю: это не твое дело!

Гавр вдруг взбесился, потеряв терпение.

— Где он?!!

— Ты забываешься!

Он отступил на несколько шагов назад, словно собирался атаковать меня.

— Здесь тебя защищать некому! Я убью тебя, и никто этого не заметит! — взревел он, окончательно разозлившись и выхватил меч.

В то же мгновенье и я достала свое оружие и, наобум вскинув его, отразила легкий удар Гавра так, как учил меня Яр Отшельник. Наместник, удивленный, остановился и опустил меч. Видно было, что убивать он меня не собирался, а лишь хотел припугнуть. Но я испугалась, очень испугалась, но не того, что Гавр убьет меня, а того, что Яр, решив, что мне грозит серьезная опасность, обнаружит себя. Не дав опомниться врагу, я схватила скипетр, и трава возле ног наместника мгновенно вспыхнула и загорелась.

— Только попробуй еще что-либо подобное выкинуть! — выкрикнула я, с отчаянным сожалением заметив панические нотки в своем голосе.

Только на Гавра ни огонь, ни мои слова никакого впечатления не произвели, он был озадачен другим:

— Ты же говорила, что не владеешь оружием, — подозрительно изрек он, и схватив меня за плечи, развернул лицом к себе.

— Ты меня чуть не убил, а теперь интересуешься?! — вскричала я, возмущенная его бесцеремонностью и, вырвавшись, отошла подальше.

— Не собирался я тебя убивать! Успокойся! — со злобой, скорее на себя, чем на меня, произнес он и лишь спустя минуту с грустью добавил:-И все-таки ты его нашла. Поздравляю.

— С чем ты меня поздравляешь? Ты что, смеешься надо мной? — спросила я, готовая разрыдаться от вдруг нахлынувшей жалости к себе. — Для тебя Отшельник — всего лишь каприз твоего величества, гордыня и столетняя глупая обида. А для меня… Впрочем, какое тебе до этого дело! Спустя месяц ты без всякого сожаления перешагнешь через мою жизнь!

Пламя уже погасло. Влажная от утренней росы трава не дала ему разгореться. Но едкий серый дым все еще стелился под ногами и с дуновениями ветра поднимался вверх. Только этим я и могла объяснить свои горючие слезы.

— Ты не собираешься приносить жертву Хозяину? — спросил Гавр.

— Очевидно обо мне ты превратно судишь по себе. Тебе уже приходилось приносить подобные жертвы?

— Что ты знаешь о жертвах? — раздраженно спросил Гавр. — Чем тебе приходилось жертвовать в своей короткой жизни? Никчемной любовью какого-то маменькиного сынка?

— ?!!

— А какую жертву по-твоему нужно принести, чтоб миром править?

— Да уж не меньше, чем жизнь невинного ребенка. Только с чего ты взял, что я хочу править миром?

— Зачем же ты срывала цветок? Зачем рисковала сгореть в его огне? Разве не ради этого? Но тогда для чего?

— Не знаю, — честно призналась я, пожав плечами. — Наверное, мне особенно нечего было терять.

— Тебе не нужно было влезать во все это, — уже довольно миролюбиво произнес Гавр и добавил:-Теперь тебе придется пройти этот путь до конца.

Я подавила слезы и, помолчав, спросила, так, на всякий случай:

— Ты убьешь меня?

— Это решать Хозяину.

— А если тебе?

Гавр как-то странно посмотрел на меня, и мне показалось даже, что он слегка растерялся.

Цербер и Евстантигма стояли в стороне, по привычке не вмешиваясь в дрязги наместников. Я, поняв, что от Гавра больше ничего не добьюсь, отошла в сторону, чтоб открыть дверь в Дремучем Лесу.

— Ты остаешься? — спросила я у задумчивого наместника.

— Нет, я ухожу. Но лишь после тебя.

— Неужели ты не понял, что Яра тебе не найти?

— Кажется, догадался.

— Ну, так милости прошу, — пригласила я его войти в лесную дверь.

— Только после тебя.

— Я не поворачиваюсь к врагу спиной, — жестко произнесла я.

— А я не нападаю сзади! — разозлился он.

— И все-таки я уйду отсюда последней!

Гавр снова начал злиться. Это было видно по тому, каким каменным стало его лицо, словно гранитная маска. Все же он вскочил на своего Оберона и, не произнося ни звука, жестом приказал свите следовать за ним.

Выждав несколько минут, я обернулась, ища глазами своего учителя, но никого не увидела. Только у густого кустарника на берегу реки, как мне показалось, как-то неестественно шевельнулась ветка. Я лишь задержала взгляд на том месте, потому что Гавр не спускал с меня глаз. Наверное, надеялся, что я подам знак невидимке.

Я вошла в лесную дверь, и мы с Гавром молча разошлись в разные стороны. Я не оглянулась и была уверена, что и он не посмотрел назад. Мне было обидно за то, что из-за Гавра я так и не сумела попрощаться с Яром, и за то, что наместник снова разгадал меня. К сожалению, я все больше проникалась симпатией к своему врагу, но гнала от себя эту мысль, что есть мочи. Не хватало еще, чтоб Гавр решил, будто я влюбилась в него. Только не это!