Наперекор богам

Глава 13

Ночь Корочуна. Самая долгая ночь. Ночь, когда слуги Морены и Чернобога приходят в мир, и нет от них спасения никому живущему, коли наметили они себе жертву. Мало мест, где можно было бы укрыться от них. Единственная ночь в году, когда светлые боги бессильны перед тьмой, когда всесильны Морена и Чернобог.

Несколько дней Дану мучил лишь один вопрос – переживет ли она эту ночь. Или Чернобог придет за той, что так и не подарила Перуну голову урманского воина, не сдержала своей клятвы. Пусть крепки стены святилищ, но оберегают их обычные люди. Пусть свята земля, но не часто боги ступают на нее. А в такую ночь богам других дел хватает. Что им одна жизнь, когда должны они оберегать весь вверенный им мир.

Но пришла заступа откуда не ждали. Принесли служители Велеса и Лады весть, что томиться богиня в велесовых чертогах, светя белого не видя, речи людской не слыша. И решил Велес подарок ей сделать – на седмицу приведет к ней любого смертного, на кого укажет она. Выбор Лазоры пал на Дану. И пусть предстояло ей провести долгих семь дней в царстве Велеса, слугам Морены Чернобога нет туда ходу.

С радостной улыбкой спускалась девушка по ступеням святилища. Пусть обрядили ее жрицы в одежу женскую, не было у пояса перевязи с мечом да кинжалом, а на голову возложили венок из колосьев да трав сухих. Девушка знала, что боги дают ей шанс. Знать бы только для чего. Для мести, али для свадьбы.

Вот он, зимний покой Лады, всего несколько ступеней осталось до него. Обычная горница, выложенная бревнами. Разве что окон нет, да дверь в потолке. Лавки вдоль стен да сундуки, стол, полки с утварью да печь. Но еще шаг, и перед Даной открылась совсем другая картина. Уже нет перед ней горницы. Раскинулись белокаменные палаты, залитые золотистым светом. На стенах картины вышитые, на них звери да птицы дивные. Вдоль стен сундуки узорчатым железом окованные, лавки с резьбой по ножкам да спинкам. На столе рукоделие разное. Сама Лазора сидит под окном, а на коленях у нее кот спит. Да не просто кот – а рыжий в черную да белую полоску. Присмотрелась Дана, а не кот это – котенок еще. Под потолком птицы в клетке сидят разноцветные, на разные голоса кричат.

Увидев Дану, Лазора поднялась и пошла ей навстречу. Разбуженный звереныш недовольно мявкнул, потянулся, и девушка еще раз подивилась необычной раскраске.

– Здрава будь, матерь Лада, – поклонилась ей Дана.

– И тебе поздорову, воительница, – улыбнулась девушка.

– Проходи, располагайся, – повела ее Лазора вглубь чертогов. Зверек, прихрамывая, побежал следом, периодически тычась носом ей в ноги. – А тигреныша не бойся. Мал он еще. Велес принес, просил выходить, да только так и не смогла я ему полностью лапку залечить.

– Хорошенький, – Дана наклонилась и погладила котенка. В ответ он довольно заурчал.

Лазора показала девушке ее покои, а после они вернулись в первую горницу. Рукоделие со стола уже было убрано, на расшитой цветами скатерти стояли блюда с разнообразной едой. Девушкам были поставлены блюдца поменьше, дабы могли они себе понравившуюся еду накладывать, лежали расписные деревянные ложки да небольшие, но острые, ножи.

Не заметила Дана, как пролетела седмица и настала пора возвращаться в мир людской. Все ждала она, когда жрица заговорит с ней об урманине, но та словно не замечала ее вопрошающего взгляда. Они гуляли в саду, игрались с тигренышем, пряли, шили, вышивали, вели беседы о богах, князьях, землях ведомых и неведомых, зверях чудных, птицах дивных. О многом могла поведать ей Лазора. Но лишь о самом заветном, о чем сердце болело, молчала. Лишь прощаясь, произнесла странную фразу.

– За своим сердцем следуй, касатка, не обманет оно тебя, – тихо промолвила не Лазора, но Лада, на прощание обнимая девушку.

На сем и простились до весны. Лишь месяцы спустя вспомнит Дана эту фразу, да задумчивый и немного грустный взгляд вошедшей в тело своей жрицы богини.

В конце зимы Всеслав велел готовить ладьи к долгому походу. Из полюдья князь вернулся с возами, груженными мехом, воском, медами да льняными тканями. Наученные новоградским торгом купцы, горели желанием самим отправиться в чужие земли. Нутро их чуяло богатый прибыток. Всю зиму велись о том долгие споры, с новой силой вспыхнувшие после возвращения князя с данью. Не по нраву старикам было отпускать соплеменников в земли неведомые. Грозили, что не вернуться люди оттуда. А коли вернуться – не они это будут, а злые духи в их тела вселившиеся. Те, кто моложе и бойчее, напротив, рвались в путь. Хотелось им мир посмотреть, себя показать, товары диковинные привезти.

Решили спросить совета у богов. И каково было изумление, когда те в один голос указали – плыть купцам в варяжские земли, сулили прибыток и успех. Когда же стали жрецы Морены спрашивать, кому плыть – лишь трем десяткам богиня смерть показала. Но как только вопросили, что ждет тех людей, останься они в Полотеске, ответ был тот же самый – смерть. Не стали жрецы имена людей открывать, не решились омрачить ожиданием беды последние дни людей. Лишь поведали князю, что не все назад возвернуться, ибо судьба такова. Выслушав жриц и жрецов, Всеслав велел смолить ладьи и готовить товары.

Дана в приготовлениях не участвовала. Свою долю она получала в гривнах, и остававшиеся от покупки одежды и оружия деньги отдавала жрицам Макоши, лишь немного приберегая для себя. Жила она при дворе князя, там же и столовалась. Разве когда пряником али орешками себя тешила. Да много ли на то надобно. Да и кроме того княгиня сказала, что от себя не отпустит. Нечего девушке в чужедальних землях делать. Хоть и хотелось Дане с прочими воями отправиться, да перед княгиней сам Всеслав отступал. Пришлось девушке смириться. Лишь одно утешение сулило – обещался урманин этим летом в Полотеск вернуться.

Каково же удивление всеобщее было, когда за день до отъезда явилися на двор княжеский жрецы Перуна да Велеса, а с ними жрица Лады. Долго что-то Лазора княгине выговаривала, да только после разговора того вышла женщина из светелки своей задумчивая. Ни с кем словом не перемолвившись, к дружинному дому направилась. Лишь там велела передать Дане, чтобы та собиралась с прочими воями в дорогу.

Свинцовые воды бились о борт ладьи. Парус пришлось спустить, чтобы его не сорвало ветром. Лишь мастерство рулевого Путислава да силы людей, сидящих на веслах, удерживали суденышки на достаточно близком расстоянии одно от другого. Утомленные борьбой со стихией вои творили молитвы богам, но все было тщетно. Темнело. Если при неверном свете дня еще можно было различить другие ладьи, то с наступлением ночи волны разметают их по глади морской. И как друг друга после найдешь – неведомо.

Дана, привязавшись к мачте, взывала к Перуну. Но бог то ли не слышал ее, то ли были у него дела важнее. Девушка вздрогнула, когда на палубу обрушилась очередная волна. Вот и настал конец, подумалось ей. И не было ни страха, ни отчаянья. Только сердце сжалось от тоски по чему-то далекому и не сбывшемуся. Да мелькнула мысль, что Чернобог получит, наконец, обещанную ему душу. Еще один удар, и громкий треск, перекрывший вой ветра. А потом все почувствовали, что ладья больше никуда не движется, налетев на подводные камни.

– Отплавались, – прокатился тихий шепот и смолк под суровым взглядом кормчего.

– Ждем до утра, – распорядился Путислав.

Утомленные борьбой со стихией люди крепили весла и без сил сползали со скамей. Впереди предстояла тяжелая ночь. Волны раскачивали ладью, и людям начинало казаться, что еще немного, и вода сорвет ее с камней, а в следующее мгновение напротив, мстилось, будто еще больше оседает их судно на мели. Временами людям слышались голоса их товарищей, распределенных по другим судам, и тогда они начинали звать их, стараясь перекричать ветер. А когда на время стихал грохот волн, всех оглушала тишина.

Утро не принесло не только желаемого спасения, но и облегчения страданий. Отлив еще больше загнал на мель одинокую ладью. Сильный ветер и волны били по суденышку, не давая людям роздыху. Надежды спастись самим почти не было. Качка все больше увеличивала трещину в днище. Путислав приказал достать смолу и пеньку, но не было возможности развести огонь, чтобы как следует законопатить пробоину. Вои ждали ночного прилива, надеясь столкнуть ладью с мели и плыть до ближайшей суши. Что ждет их там – об этом старались не думать.

Девушка молилась всем известным ей славянским богам, а вместе с ним урманскому Ньерду, о котором много слышала летом, во время похода к Новеграду. Впрочем, уже неважно было, какие боги явят свою силу. Три десятка воев, оказавшиеся одни посреди неспокойного Варяжского моря, были обречены на гибель.

К вечеру буря стихла. Лучи закатного солнца пробились сквозь тучи, окрасив воду в огненно-алый цвет. Мужчины творили оберегающие знаки, сжимали амулеты, шептали молитвы богам, словно за бортом текла кровь. Дана, как завороженная смотрела на воду, любуясь на невиданное доселе чудо. Золотом горели барашки мелких волн, а к горизонту уходила солнечная дорожка. И уже неважно было, что ее ждет через считанные часы. За возможность лицезреть такую красоту не жалко было и жизни.

Постепенно темнело. Вои наскоро перекусили промокшим солоноватым от морской воды хлебом, и приготовились в ожидании прилива. Дана ожидала возле пробоины. Рядом приготовили большой глиняный горшок, чтобы, если понадобится, развести в нем огонь и разогреть смолу. Постепенно вода прибывала. Корма поднималась все выше. На носу, вооружившись веслом, караулил Ратибор, готовый по первому требованию Путислава попытаться столкнуть судно с мели. Время тянулось словно патока, но вот вода подхватила кораблик и сняла его с камней. Воины тут же заработали веслами, стремясь как можно дальше уйти от коварного места. Вскоре Путислав дал команду остановиться. Распределив ночную стражу, осмотрел ладью. Но пробоина больше не напоминала о себе. Все, кроме несших караул, повалились на палубу и через несколько минут спали крепким сном.

– Корабль! – разбудил Дану крик одного из воев.

Девушка вскочила на ноги и огляделась. К их ладье приближался корабль под полосатыми парусами.

– Урмане, – прошептал кто-то за ее спиной.

Дана вглядывалась, пытаясь рассмотреть фигуру на носу приближавшегося драккара. Но это был незнакомый ей корабль с красным щитом наверху мачты.

– Поднять щиты, луки готовь, – быстро сориентировался в ситуации Светозар, возглавлявший второй десяток. – Мечи рядом положите.

Воины быстро вздевали кольчуги, все еще надеясь, что беда пройдет стороной, а враги в последний момент окажутся друзьями. Но чуда не случилось. И вот с урманского корабля сорвалась в полет стрела, другая, кто-то повалился на палубу, окрашивая доски кровью. Звон тетивы. Стрелы сорвались со славянских луков, но лишь две из них ударили в борт вражеского корабля. Дана, прикрытая воями, вздрогнула. У измученных испытаниями людей, не привычных к бою на воде, не было и малейшего шанса выжить в противостоянии с опытными мореходами. И некому прийти им на помощь. Так тому и быть. Вот только жаль, что не соединится ее душе с душами предков. Не выполнена клятва, а значит ждет ее царство Чернобога. А еще взгрустнулось от того, что не встретиться ей с желтоглазым урманинм. Напрасно пойдет он этим летом к Полотеску. Не будет там ее, не вернуться ей боле на родину, не увидеть родных краев.

Усилием воли Дана отогнала грустные думы. Пусть впереди смерть, пусть суждено им погибнуть посреди враждебного моря, но они постараются забрать с собой как можно больше врагов. Девушка вытащила из-под скамьи свой лук, натянула тетиву и, почти не целясь, выстрелила. Вскрик с другого корабля подтвердил, что ее стрела достигла цели.

– Прими, Чернобоже, душу вражую, – прошептала она, накладывая следующую стрелу. – Не те то души, но прими, коли не отпустишь меня, так хоть во облегчение участи моей. Помоги, Перун-батюшка, направь стрелу каленую, не дай дрогнуть реке с мечом. Мать-Лада, не избыть мне смерти на чужбине, не носить венков свадебных, не дарить мужа детишками.

Бледные губы творили молитвы, а руки девушки продолжали слать стрелу за стрелой в сторону драккара с красным щитом. Часть воев держала щиты, прикрывая лучников, остальные также стреляли, все тщательнее целясь во врага. Но вот оборвалась молитва, покачнулась воительница, дрогнул лук в руке. Ушла стрела в небо. Дана с удивлением скосила глаза на впившуюся в бок стрелу. Закусив губу, обломала древко. Стиснув зубы, подняла лук, новый выстрел. Рука тянется к колчану, но нет там стрел боле. Лишь пустоту находят пальцы. И новая стрела отбрасывает девушку назад к мачте.

Урмане приметили удачливого стрелка по центру славянской ладьи. Молодой юноша, пусть и хрупкий с виду, но сразу видно, что ловкий. Такой сможет доставить немало неприятностей, когда сойдутся они на палубе чужого корабля. А в том, что добыча будет их, захватчики не сомневались. Долго целился одноглазый воин, прежде чем спустить стрелу, но в последний момент дунул слабый ветерок, и лишь задело славянина. Показалось, что он лишь недовольно поморщился, обламывая оперение. Второй выстрел, но вновь немного не хватило, чтобы оборвать его жизнь. Или хватило? Победно вскинув лук, одноглазый проследил, как юноша сполз по мачте, оставляя кровавые разводы на не успевшем потемнеть дереве.

Еще немного, и корабли сойдутся для ближнего боя. Но пятерых уже нет в живых, и меньше десятка не пострадало от вражьих стрел. Девушка отбросила непригодный более лук и крепко стиснула меч. Пусть сил осталось не так и много, она не собирается дарить свою жизнь никому из нападавших. «Прости, Эйнар, – подумала девушка, – не судьба нам встретится вновь. Не твоей рукой моя жизнь оборвется. Не в твои глаза перед смертью смотреть буду. Не ты последний мой вздох услышишь. Прощай, Эйнар».

Вот первый урманин шагнул на ладью. Обнажились мечи. Пусть мало пространство, пусть не привычны люди к бою на воде, но холодная ярость ведет их. Они уже простились с жизнью и теперь хотят лишь одного – как можно больше врагов забрать с собою. Зазвенели мечи, запела сталь, высекая искры при ударах. Каждый призывал своих богов, но лишь равнодушное небо молча взирало на неравный поединок.

Какой-то рыжебородый урманин споткнулся о ноги девушки, покачнулся, но тут же восстановил равновесие, продолжая теснить старого Путислава. Дана со стоном заставила себя подняться. Рука сама заученно отбила клинок, занесенный над старым кормчим. Урманин оглянулся и что-то прошипел сквозь зубы. Дана лишь усмехнулась, глядя, как изменилось выражение лица одноглазого. Несколько ударов девушка смогла отвести мечом, от других увернулась, но силы были не равны. Сколько еще она сможет противостоять своему сопернику. Девушка чувствовала, как вместе с кровью уходят силы. Но помощь пришла откуда она и не ждала. Путислав подхватил весло и изо всех сил толкнул им урманина. Не ожидавший такой подлости воин покачнулся и, запнувшись о скамью, полетел в воду.

Но времени на то, чтобы собраться с силами не было. Дана не успела оглядеться, как на нее налетел какой-то вой в рогатом шлеме. Удар, еще, лезвия высекают искры, она пытается увернуться, но грудь пронзает боль. Она взмахивает мечом, словно пытается отогнать назойливую муху. Шаг назад. Спина упирается в мачту. Как мало места. Как свободно на палубе. Ноги подкашиваются, и девушка падает вниз. Сознание покидает ее.

Очнулась Дана от того, что кто-то грубо подхватил ее.

– Девка, – разобрала она знакомое слово. – Красивая была.

– Заберем? – предложил кто-то.

– Помрет, – ответил первый. – Жаль, хорош товар был.

Ее прислонили к мачте и оставили.

Девушка приоткрыла глаза. Урмане ходили по палубе, изучали содержимое мешков, безнадежно испорченное водой во время бури. Переворачивали людей, рассматривали их оружие, брезгливо морщились и шли дальше.

– Нет ничего, – буркнул кто-то.

– Огня, – прозвучал приказ.

Сквозь полуприкрытые ресницы она видела, как один из урман поднес к мешкам факел. Огонь долго не хотел поджигать мокрые тюки с мехами, но постепенно ткань занялась. Сначала мешок, потом затлело содержимое.

– Уходим, – нападавшие быстро покинули корабль.

Дана осталась одна.

Огонь шипел, то затухал, то разгорался сильнее. Девушка устало следила за пляской языков пламени. Она жалела, что не погибла в бою, поскольку ей грозила куда более страшная медленная смерть. Попыталась встать, но сил не было ни на что. Оставалось надеяться, что она успеет задохнуться в чадящем дыму прежде, чем огонь доберется до нее. Пламя вспыхнуло сильнее – это занялись бочки со смолой. Девушке показалось, что она слышит голоса, но откуда могут взяться люди посреди безбрежного моря.