Генерал Бонапарт

Не следует думать, что этот первый успех неизбежно должен был повлечь за собой солидную военную карьеру. При Терроре многих производили в бригадные генералы; и столь же легко они были разжалованы. Бонапарт завоевал уважение Робеспьеров, но что станется с самими Робеспьерами? В марте 1794-го он становится начальником артиллерии Итальянской армии. Назначение важное, так как оно дает Наполеону возможность освоиться с географией местности, в дальнейшем ставшей театром нескольких славнейших его кампаний, а также с поведением войсковых соединений. Главнокомандующий и представители Конвента сразу же отнеслись всерьез к новоиспеченному генералу, молодому, тщедушному, но держащемуся сурово и невольно внушающему уважение. Вскоре ему было поручено составление плана операций, и все изменилось. Уже три года «огонь велся без искусства»; за несколько месяцев положение было восстановлено. Бонапарт готовил план, открывший ему в будущем дорогу на Пьемонт, когда события 9 термидора положили конец Террору в Париже. Робеспьеры были свергнуты, а молодой генерал арестован по приказу его же друга Саличетти. В революционные времена дружба — вещь хрупкая и ненадежная. Бонапарт был освобожден, но остался под подозрением. В 1795 году Париж отозвал его с итальянского фронта, чтобы послать в Вандею.

Он отказался. По-видимому, со стороны человека, не имевшего в запасе другой карьеры, это было дерзостью. Почему он отказался? Отчасти потому, что его хотели назначить в пехоту. «Это не мое оружие», — сказал он; отчасти потому, что мысль покинуть театр больших военных действий (Италия) ради местной гражданской войны приводила его в бешенство; в основном же потому, что он не хотел биться против французов. Другие генералы — Клебер, Ош — на это пошли. Но они были французами, а не корсиканцами. Истинная же, глубокая причина заключалась в том, что Наполеон дорожил своей независимостью. Он чувствует себя слишком сильным, чтобы быть послушным. Но надо как-то питаться. Брат Жозеф присылает ему немного денег; адъютант Жюно делит с ним свои скудные запасы. Жюно мечтает жениться на Полине Бонапарт, девушке редкой красоты. Бонапарт его не обнадеживает: «У тебя ничего, у нее ничего. Что вместе? Ничего».

Сентябрь 1795 года был для него удручающим. Отказ отвратил от него министров. В поношенном мундире он таскается по приемным, где иногда с ним советуются по техническим вопросам относительно итальянского фронта. Общается с сомнительными людьми из окружения Барраса. Снова им овладевает жгучее ощущение провала. В Тулоне и Ницце ему удалось расправить крылья и подняться над землей. И вот он упал. Узнав, что султан вербует во Франции офицеров-артиллеристов, он поддается искушению. Великий Турок хорошо платит, а Восток — край «Тысячи и одной ночи». Его задержал случай: военному топографическому бюро потребовались его услуги, и он упускает восточное дело. Затем кто-то из представителей Комитета общественного спасения возобновляет дело робеспьеровского генерала и увольняет его из действующей армии. Казалось, Бонапарту конец; но никогда его звезда не помогала ему настолько. Окажись он на службе у султана, там бы, видимо, и остался. И стал бы пашой, но не императором.

Двадцать один день спустя Конвенту понадобится твердый генерал. И вот почему: Термидор покончил со сторонниками террора и отдал власть в руки Барраса, Тальена и их друзей. Им пришлось изменить режим. Они выработали новую конституцию, образовав исполнительную Директорию из пяти членов и двухпалатное Законодательное собрание. Но ни в коем случае не хотели они допустить прихода к власти правых роялистов, активно зашевелившихся в Париже. Новые правители тоже были убийцами короля. Не для того они покончили с красным террором, чтобы прийти к террору белому, который спросил бы с них по всем счетам. Поскольку ничто не гарантировало, что выборы, которые они были вынуждены провести, не окажутся роялистскими, они приняли меры предосторожности. Две трети нового Законодательного собрания будут выбраны из состава старого Конвента. Это самоуправное решение, призванное выиграть время, вызвало бурю протестов. Если правые силы, совершившие термидорианский переворот, станут атаковать Конвент, кто будет его защищать? Осудив Робеспьера, они оттолкнули от себя «красные колпаки». У них только одно прибежище — армия. На защиту Конвента по очереди призывали генералов Пишегрю, потом Мену. Париж восстает против декретов о «двух третях, оскорбительных для нации». Вечером 12 вандемьера (4 октября 1794-го) Мену вступает в переговоры с мятежниками. Означает ли это победу восставших?

Если да, Конвенту конец. Он решает защищаться, смещает Мену и назначает командующим внутренними войсками Барраса, ставшего после термидорианского переворота бравым военачальником с большой саблей на боку. Но на самом деле он был не воином, а развращенным пройдохой. Чтобы осуществлять командование, ему нужен специалист. Он часто встречался с опальным молодым генералом, чью энергию ему довелось оценить при осаде Тулона. И теперь обратился к Ассамблее с просьбой дать ему в помощники Бонапарта. Конвент в тот момент настолько перепуган, что готов на что угодно. «Бонапарт? — спрашивают солдаты. — А кто это?» Вызывают удивление небрежность его туалета, длинные ниспадающие волосы, но особенно — его активность. «Казалось, он был сразу повсюду, свидетельствует Тьебо в своих «Мемуарах». — Действенность его распоряжений поразила всех и от восхищения привела к доверию».

В распоряжении Конвента было всего 8 000 человек; ряды мятежников насчитывали 30 000, но были разделены надвое Сеной, тогда как Бонапарт занимал центральную, легко обороняемую позицию. В Саблонском лагере, в районе Нейи, были пушки. Чтобы овладеть ими, восставшие направили туда батальон. Но Бонапарт их опередил и поручил молодому командиру эскадрона по имени Мюрат доставить их с помощью 300 лошадей. Как только у него появилась артиллерия, он начал яростный обстрел мятежников на ступенях церкви Святого Роха. Триста или четыреста человек были убиты. Кровавая бойня охладила пыл остальных. Одержав также победу на площади Карусель и на Королевском мосту, Бонапарт отразил штурм и спас Конвент. По политическим соображениям? Конечно, нет. Если бы восставшие доверили ему командование, он бы «разнес представителей». Он просто воспользовался случаем выделиться. Отныне он становится «генералом Вандемьером», знаменитым быстротой реакции на события. Баррас утверждает его в чине и поручает ему командование внутренней армией. Наконец-то он прочно сидит в седле.

Теперь он намерен по-настоящему командовать армией. Уличные бои, обязанности префекта полиции — это не его дело. И генерал Бонапарт заводит с Карно, членом Директории, уполномоченным по военным делам, которого часто видит по долгу службы, разговор об Италии. Новости оттуда приходят не блестящие. Да и Директории, которая только что взяла на себя серьезную ответственность, аннексировав Бельгию и оставив у себя в тылу Англию, очень нужны победы. «Будь я там, — сказал Бонапарт, — австрийцы вскоре были бы разбиты». «Вы поедете туда», — ответил Карно, знавший цену молодому генералу. Прекрасная мечта — стать главнокомандующим Итальянской армией в двадцать шесть лет.

Мечта, очень скоро воплощенная в жизнь. Баррас тоже благоволит к «маленькому капитану». Их объединяют не только Тулон и Вандемьер; есть еще Жозефина де Богарне. Креолка, изящная и доступная, «хуже, чем красивая» (Бенвиль), вдова генерала де Богарне, гильотинированного при Терроре. Ей тридцать два года, и у нее двое детей: Гортензия и Евгений. Позже Наполеон рассказывал, что Евгений как-то пришел к нему испросить разрешения оставить у себя шпагу отца, встретил хороший прием и стал расхваливать аристократические манеры генерала Бонапарта, после чего Жозефина захотела поблагодарить модного героя. На самом же деле он, должно быть, не раз встречал ее в доме Барраса, чьей любовницей она была.

Он сразу же стал своим человеком в домике Жозефины на улице Шантерен и влюбился без памяти. До сих пор женщины его не баловали. А Жозефина знала свет, великолепно разбиралась в чувственной стороне жизни и, не имея денег, водила ценные знакомства. Баррас посоветовал молодому генералу на ней жениться. Она скрывала свой возраст? Была на шесть лет старше него? Ну и что? Она принесла ему сразу и Старый Режим (как г-жа де Берни Бальзаку), и полезные связи в новом; она придала ему солидности. Бракосочетание состоялось, и свадебным подарком Барраса стало назначение Бонапарта главнокомандующим Итальянской армией.

Это было то, к чему давно стремился Бонапарт, но задача предстояла нелегкая. Когда 27 марта 1796 года новый главнокомандующий прибыл в Ниццу, действующая армия насчитывала немногим менее 40 000 человек. У неприятеля австрийцев и пьемонтцев — было 80 000. Французские солдаты жили в немыслимой нищете; не хватало обуви и одежды. Продовольствие не подвозилось. Солдаты стреляли из ружей чести ради, но не продвигались вперед ни на шаг. Прибытие нового главнокомандующего «произвело истинную революцию в нравах» (Стендаль). Генералы — Массена, Ожеро, Бертье — были старше его и пришли в бешенство от того, что над ними поставили желторотого юнца без всякого опыта. Привыкнув к республиканской фамильярности, они собирались вести себя с новым главнокомандующим вызывающе, тем более что внешние данные говорили не в его пользу: маленький рост, плохо остриженные волосы, «слишком небрежно завязанный» трехцветный пояс (Тьебо), корсиканский акцент.

С первых же встреч он заставил себе подчиняться. Манера себя вести, взгляд, голос — все держало «старых вояк» на расстоянии. С генералами он был суров и необщителен; солдатам быстро сумел вернуть надежду. «Солдаты, вы босы и голодны. Я хочу отвести вас в самые плодородные в мире долины. Богатые провинции, большие города будут в вашей власти. Вы обретете там честь, славу и богатство». Это было заявление в античном духе, достойное читателя Плутарха и Тита Ливия. Но, чтобы не потерять лицо, надо было выполнить обещание. Существовал ли у него план кампании? В кабинетах Карно такой план был разработан, и Бонапарт поначалу следовал ему.

Надо напомнить, что он практически не имел опыта командования большими соединениями. Но очень скоро он научится и станет импровизировать. Ему помогают многие черты характера. Во-первых, он не стесняется учиться публично. Его разговор — это поток настойчивых и последовательных вопросов. Менее уверенный в себе командир побоялся бы обнаружить свое невежество. Но не он. Он убежден, что очень скоро будет знать больше, чем те, кого он спрашивает; его мозг схватывает и сортирует. Кроме того, у него солидный запас знаний; он много читал; в Италии, стране сложной, он легко ориентируется благодаря изучению географии и истории. Он знаком с этими королевствами, с этой Папской областью; он и сам итальянец по образу мыслей. Наконец, он удивительно разбирается в политике и умеет извлечь пользу из любой победы, любого удачного стечения обстоятельств.

С первых же недель он следует принципам Гибера: добиться преимущества на определенном участке и атаковать в этом пункте. Это позволило ему одержать несколько побед над вражескими армиями, открыть дорогу на Пьемонт и подписать перемирие с королем Виктором-Амедеем. Кто дал молодому генералу право выступать на переговорах от имени Франции? Никто. Но во Франции он имеет дело с правительством слабым, нуждающимся в деньгах и в успехе; вскоре он отправит в Париж связки захваченных у неприятеля знамен, повозки с миллионами и восхитительные произведения искусства. Какое правительство откажется от таких даров? Впрочем, приставленный к Бонапарту Директорией комиссар — это Саличетти, чьи слабости он знает и использует. Одновременно с большой стратегией он приобщается к большой политике.

Австрийскими войсками командует генерал старой закалки — Болье. Но как противостоять неистовому молодому корсиканцу, не соблюдающему классических принципов ведения войны, идущему на неимоверный риск, оказывающемуся повсюду одновременно? Горная местность, долины и ущелья позволяли действовать внезапно и благоприятствовали гению Бонапарта. Победа при Лоди 10 мая дала ему полное доверие армии. Он лично участвовал в сражении и шел на штурм. В тот день перед ним впервые замаячила его великая судьба. Позже Наполеон скажет Лас-Казу, что после Тулона и Вандемьера он был далек от того, чтобы считать себя человеком выдающимся, и лишь после Лоди осознал, что может позволить себе любые амбиции. И еще, в разговоре с Гурго: «Мир бежал подо мной так, словно я летел по воздуху».

Он стал хозяином богатой Ломбардии, Милана. Остальные итальянские государства просили о переговорах. Что же касается армии, то никто лучше Стендаля не описал восторг и упоение этих молоденьких офицеров, имевших зачастую одну пару башмаков и одни штаны на троих и вдруг попавших во дворцы к прекрасным и пылким женщинам. Часть итальянского дворянства республиканскую армию бойкотировала, но большинство итальянцев радовалось освобождению от австрийского владычества. Бонапарт умело добился расположения духовенства. Один из его итальянских родственников был старым каноником, и он нанес ему визит. Может, Директория это осуждала? Но что она могла сделать с таким победителем? Когда Бонапарту предложили разделить армию с Келлерманом, он пригрозил подать в отставку. «Или я один, или без меня». Сказано это было потактичнее, но смысл ультиматума был ясен.

Теперь он нужен был больше, чем когда-либо. Чтобы сохранить хоть какую-то власть, дискредитированное правительство должно было добиться славы, удержать Бельгию и по возможности заполучить левый берег Рейна. Это зависело от Австрии. Чтобы убедить ее сесть за стол переговоров, надо было утвердиться в Италии и в один прекрасный день предложить австрийцам обмен: Северная Италия за возвращение Франции к естественным границам. Этого-то и стремится достичь Бонапарт. У него в Италии свой план: основать там две республики под своим протекторатом и отдать Венецию как компенсацию Австрии. Но противник пока не идет на переговоры. Австрийцы выставляют против французов своих лучших генералов: Вюрмзера и Альвинци. Бонапарт ожесточенно бьется.

Тем более ожесточенно, что ревнует и страдает как муж. Жозефина, которой он пишет пылкие, исполненные желания письма, «необычайно жгучие любовные письма, где говорится об одних лишь поцелуях» (Мериме), изменяет ему, как сообщили, с неким г-ном Шарлем. «Ему мы обязаны были бешеным ритмом итальянской кампании» (Максимилиан Вокс). Письма эти прекрасны, несмотря на невообразимую орфографию. «Я недоволен. Твое последнее письмо холодно, как дружба. Я не нашел в нем огня, горящего в твоих очах». «Разве ты не знаешь, что без тебя, без твоего сердца, без твоей любви нет для твоего мужа ни счастья, ни жизни». «Вдали от тебя ночи долгие, бесцветные и грустные. Рядом с тобой жалеешь, что ночь не длится постоянно». Жестокая Жозефина смеется; она не понимает, что вышла замуж за величайшего человека своего времени.

Решившись же наконец приехать к нему, она попадает в тот момент, когда Вюрмзер подводит новую австрийскую армию, а колеблющаяся Италия готова восстать в случае поражения французов. Опасность велика, но Бонапарт совершает одно чудо за другим. Вюрмзер вынужден обороняться в Мантуе. Пришедший ему на помощь Альвинци тоже разбит, и знаменитый переход через Аркольский мост остается запечатленным на прекрасной картине: стройный генерал с героическим лицом потрясает трехцветным знаменем. Тьебо утверждает, что все обстояло менее романтично, но в веках сохранилась легенда.

Жозефина выходила замуж за Кота в cапогах, красовавшегося случайной славой удачливого воина; в Италии она находит властелина. Мио де Мелито, дипломатический представитель Директории в Тоскане, нанесший ему визит в замке Момбелло недалеко от Милана, обнаруживает там самый настоящий двор. Строгий протокол определяет аудиенции и официальные трапезы. Повсюду толпятся французские генералы, итальянская знать, поставщики. А между тем генерал Бонапарт ведет беседы, принимает решения, отдает приказания, в общем царствует, как будто всю жизнь только и делал, что правил государством.

«То, что я сделал здесь, еще пустяк, — говорит он Мио. — Это только начало моей карьеры. Вы думаете, я достиг триумфа в Италии, чтобы возвеличить адвокатов Директории, Карно и Барраса?» Мио заключил, что никогда еще не встречал человека, «столь далекого от республиканских идей и форм».

Директория знает об этих настроениях, не доверяет ему, посылает генерала Кларка понаблюдать за ним и в нужный момент договориться с Австрией. Бонапарт вести переговоры не торопится; это будет означать конец его фактически самодержавного правления в Италии. И потом, он убежден, что парижские идеологи ничего не смыслят в итальянских делах и руководствуются революционными принципами. Он тоже некогда был якобинцем. И снова готов им стать, если потребуют обстоятельства. Но пока Италия есть Италия; здесь сильно духовенство и надо считаться с папой. Впрочем, и французская армия есть французская армия, и замешена она на санкюлотизме. И с ней тоже надо считаться. Он мало придает значения доктринам и выбирает себе роль реального примирителя.

В январе 1797-го Альвинци разбит при Риволи, Вюрмзер капитулирует. Означает ли это полную победу? Пока нет. В Австрии остался один сильный генерал: эрцгерцог Карл. Но выдержать натиск Бонапарта ему тоже не под силу. Он отступает, оставляя открытой дорогу на Вену. Если бы французские войска, стоявшие на Рейне, пошли в наступление, была бы возможна австрийская кампания. Но рейнская армия не двинулась с места. В Италии тыл ненадежен. Пришло время поставить точку. В апреле Бонапарт подписывает в Леобене предварительные мирные соглашения. Зачем ему мир, если славу и могущество приносит война? Потому что во Франции готовятся выборы, и они непременно приведут к власти тех самых правых, которых он разгромил на ступенях церкви Святого Роха, а правые хотят мира. Дав его, он примирится с ними, а между тем громкие победы обеспечат ему поддержку патриотически настроенных левых. Молодой генерал уже рассуждает как хитрый и опытный политик.

Леобенские соглашения — это еще не окончательный мир. Нужно ли его заключать? «Я бы хотел покинуть Итальянскую армию только в том случае, если смогу играть во Франции примерно такую же роль, как здесь, а такой момент еще не настал»… Такую же роль? То есть полностью взять в свои руки бразды правления, — а Директория надеется ему в этом помешать. Бонапарт выжидает, куда склонится чаша весов во Франции. Если роялисты победят, ему, может быть, придется вмешаться, ибо перспектива реставрации монархии ему вовсе не улыбается. И когда правые в самом деле побеждают, он посылает Ожеро на помощь трем левым членам Директории. Грубый, не очень умный Ожеро за несколько часов расправляется с новым реакционным большинством. 18 фрюктидора произошел насильственный переворот, сопровождавшийся арестами и ссылками. Бонапарт благоразумно воздержался от прямого участия в событиях; шлейф непопулярности остался за Ожеро. Позже, когда «момент настанет», это поможет Наполеону получить единодушную поддержку избирателей.

А пока Бонапарт ведет переговоры, не считаясь с мнением Директории, которая, закусив удила после фрюктидора, хочет теперь установить в Вене республику. Враждебно относясь к этим безумным идеям, он находит общий язык с министром иностранных дел Талейраном, тоже обладающим чувством возможного. Кампоформийский мирный договор, продиктованный Бонапартом, будет вполне разумным. Австрийский император отказывается от Бельгии; решение вопроса о левом береге Рейна откладывается. Франция получит его при условии согласия германских государств. Все было бы просто замечательно, если бы этот мир подписала Англия. Но не тут-то было. Англия принципиально против любой слишком сильной державы на континенте.

Пойдет ли Бонапарт, окрыленный этим победоносным миром, на то, чтобы свергнуть Директорию, опираясь на свою армию? Он чувствует, что это было бы крайне неосторожно. Армия остается республиканской; он не уверен, что она его поддержит. Плод еще не созрел. Члены Директории боятся Бонапарта и думают, как бы использовать его в другом месте. Ему можно поручить командование захватнической армией в Англии. Только такой армии не существует. Обременительного победителя посылают на конгресс в Раштатт, где ему поручено убедить представителей Германской империи покинуть левый берег Рейна. Затем, видя, что миссия выполнена успешно, его призывают в Париж.

Он не был в столице двадцать один месяц. И за двадцать один месяц никому не известный человек превратился в национального героя. Понемногу он начинает пристраивать родственников. Жозеф теперь комиссар Республики в Парме; Люсьен военный комиссар; Луи был адьютантом брата в Италии. Г-жа Летиция живет с дочерьми в Париже. Злые языки утверждают, что Наполеону повезло. Но он не верит в везение; он верит в свою звезду, а это совсем другое дело. А звезда это и умение использовать обстоятельства, и один из признаков гениальности.

Загрузка...