Наполеон. Как стать великим

1. Древний путь

Говорят, что у гения — и ошибки гениальные. Возможно. Но то, что даже его просчеты поражают воображение — бесспорно. Египетский поход был первой по-настоящему крупной неудачей Наполеона. Но, тем не менее, в истории Бонапарта он — одна из самых впечатляющих страниц.

Начнем издалека: а что его, собственно, туда понесло?

Конечно, удобнее всего объяснять действия Наполеона в романтическом ключе. Как же — зов Востока, Индия. Не давали, мол, Наполеону спать лавры Александра Македонского.

— Европа — это кротовая нора! Здесь никогда не было таких великих владений и великих революций, как на Востоке, где живут шестьсот миллионов людей! — воскликнул он как-то в беседе с близкими ему людьми.

В другой раз он посетовал, что, мол, времена не те, сегодня уже невозможно, подобно Александру Македонскому, объявить себя сыном бога Амона… Не поймут-с.

Что ж, такое объяснение вполне подходит по духу к декорациям, в которых разворачивалось действие. Сплошная восточная экзотика в стиле «рахат-лукум», в духе туристских путеводителей. Затертую до дыр фразу о сорока веках, которые смотрят на солдат с высоты пирамид, сегодня каждый день возле этих самых пирамид рассказывают десятки гидов…

Все это только подтверждает актерский талант Наполеона. И его чутье относительно того, где и что надо говорить. Отправляясь в итальянский поход, он обещал голодной шпане возможность пограбить. Теперь, двигаясь с отборной армией, Наполеон играл на романтических струнках своих спутников. Стремился потрясти их величием того, что предстоит совершить.

На самом деле ни одна война в истории не велась ради романтических целей. В том числе — и ради славы. Слишком это дорогое, кровавое и опасное удовольствие. Да и вообще — любовь Наполеона к славе сильно преувеличена. Во всяком случае, он был не сумасшедшим, чтобы лезть в подобную авантюру ради такой химеры, как слава, цену которой он уже знал. Да и кто бы ему позволил? Бонапарт ведь был тогда всего лишь генералом, а никак не императором. Но если взглянуть с другой стороны…

В Египет с мрачной настойчивостью лезли все «строители империй» — от Александра Македонского и цезарей Древнего Рима до Гитлера. «Лис пустыни», генерал Роммель, воевал практически в тех же местах, что и Наполеон.

Причина, однако, была проста и банальна донельзя: «все — из-за бабок», как говорит один из наших юмористов. Кто сидит на южных и восточных берегах Средиземного моря, имеет выход к Красному — тот контролирует всю торговлю с Востоком. В то время такой «контролирующей» страной была Англия, и с ней продолжалась война. Нет, формально Египет не был английской колонией. Но англичане «влияли». И фактически делали там, что хотели. И если Австрию французы с помощью Наполеона изрядно отколошматили, то с гордыми бриттами дело обстояло куда хуже.

Пока во Франции ширился революционный бардак, англичане под шумок прихватили почти все французские колонии. В том числе, кстати, и остров Мартинику, родину Жозефины. Это были прямые убытки. Не только для страны, но и множества людей, зарабатывающих на колониальной торговле. Однако к 1798 году война с Альбионом находилась, говоря шахматным языком, в патовом положении. Англичане не имели серьезной армии, а потому и думать не смели воевать на материке. На море же дело обстояло с точностью до наоборот. Английский флот на две головы превосходил французский по всем параметрам. К примеру, Тулон, под которым началась наполеоновская слава, был захвачен роялистами именно после того, как англичане вдребезги расколошматили под его стенами французский флот.

Так что о высадке на английскую землю — пока — не приходилось и мечтать. К этой идее Наполеон вернется уже на другом уровне. И снова прогорит. Из-за того же флота. Но об этом речь еще пойдет.

А пока что Наполеон задумал нанести удар англичанам по самому больному месту — по кошельку. Первая цель захвата Египта — перерезать основные торговые пути. И сесть на них самому. Вторая часть плана была еще более грандиозной — выдрать из лап британского льва «жемчужину английской короны» — Индию. Ключом к которой являлся все тот же Египет.

Конечно, Наполеон был не бизнесмен. Но он был военный и политик! А если генерал не хочет выиграть грандиозную войну — он плохой генерал. Генералы на то и существуют, чтобы воевать. Поставить на колени вековую соперницу Франции — это да! Это как для спортсмена — Олимпийские игры выиграть… Тут нет противоречия. Это не жажда славы. Это — профессиональное самолюбие. «Я сделал это!»

Но был в замысле «броска на восток» и чисто прагматический расчет. Человек, который преподнесет французам такой подарок, сможет делать все, что ему заблагорассудится. Ему и власть брать не придется. Принесут на блюдечке с голубой каемочкой. Ради этого стоило рисковать.

Директория согласилась на эту авантюру на удивление охотно. Баррасу и компании показалось, что здесь они выигрывают в любом случае. Преподнесет Наполеон им этот подарок — вот и хорошо. А не вернется назад из опаснейшего предприятия — тоже неплохо. Так что «таможня дала добро».

И на побережье Средиземного моря начались большие сборы.

Наполеон здесь осуществлял не только общее руководство. Он влезал буквально в каждую мелочь. В качестве примера можно привести порядок отбора в экспедиционный корпус солдат. Бойцы отбирались чуть ли не по одному. Наполеон обладал феноменальной памятью — и никогда не считал лишним загружать свой «винчестер» сведениями о рядовых. Для него солдаты никогда не являлись безликой серой массой. Он помнил множество людей не просто в лицо — он знал их личные качества. Не зря потом исследователи говорили, что один из секретов успехов Наполеона был в том, что он умел выбирать не только маршалов, но и капралов (сержантов).

Одновременно пришлось осваивать и новое совсем дело — ведение информационной войны. Точнее, высокое искусство дезинформации противника. Как уже говорилось, английский флот был куда сильнее французского. Но это еще не все. Так уж тогда сложилось, что английскими кораблями командовал один из величайших флотоводцев всех времен и народов — адмирал Нельсон. Который лупил всех на море так же, как Наполеон — на суше. Попадись Нельсону французский флот в море — Наполеон мог бы сразу вешаться на рее.

Скрыть грандиозные приготовления к морской экспедиции было невозможно, разведка существовала и в те времена. Поэтому англичане прекрасно знали о том, что Наполеон задумывает нечто грандиозное. Единственный и главный вопрос, который мучил английское руководство — что именно?

Наполеон и тут отличился. Была налажена многоуровневая система дезинформации. О чем-то «проговаривались» в газетах, где-то ползли слухи, в нужном месте нужному человеку «пробалтывался» пьяный шкипер. Французы старательно гнали «дезу» о том, что готовится вторжение в Ирландию. Недоверчивые англичане поверили в это наполовину. Британский флот болтался возле Гибралтара, имея возможность ринуться как на восток, так и на запад. В такой обстановке началась эта эпопея.

2. Если везет — так везет

Флотилия из 350 различных судов вышла из Тулона 19 мая 1798 года, неся в трюмах тридцать тысяч солдат, артиллерию и всякое снаряжение. И вот тут начались чудеса, после которых нетрудно было поверить, что Наполеон — и в самом деле избранник Судьбы. Начнем с погоды. Огромная флотилия состояла из разномастных судов, собранных с бору по сосенке. Многие из этих посудин не отличались особыми мореходными качествами. Поэтому тащились медленно. В караване ведь всегда равняются по самому медленному. Путь — неблизкий. Застань их сильный шторм — всех разметало бы к чертовой матери. Получился бы один позор. Но погода стояла отличная, ветер был попутный. А вот в районе Гибралтара, где стояла английская эскадра, наоборот, шторм бушевал в полный рост. Так что Нельсону было не до чего — он боролся со стихией.

9 июня французский флот подошел к острову Мальта, лежащему примерно на половине пути. Мальта была еще одним осколком средневековья. С XIV века островом владела своеобразная структура под названием Орден мальтийских рыцарей. Владели по принципу Неуловимого Джо. Этот остров был не нужен никому. Но Наполеон прихватил «до кучи» и его. Просто — высадился на берег и поднял французский флаг, послав рыцарей подальше. Простые мальтийцы ему только «спасибо» сказали: Орден, замкнутая каста иноземных паразитов, за шестьсот лет их изрядно достал. На Мальте французы пробыли десять дней, а потом двинулись дальше.

И вот дальше началось самое веселое. Вскоре до Нельсона, который, конечно, имел на Мальте своих людишек, донеслась весть, что флот Наполеона уже идет к Египту. На всех парусах флотоводец ринулся к Александрии, на перехват. Корабли у Нельсона были отличные, не чета французским лоханкам. Но именно это его и подвело. Великий адмирал пришел к Александрии на двое суток раньше французов.

И произошло примерно следующее…

— Ребята, Наполеон тут не появлялся?

— Слушай, какой такой Наполеон? Не знаем никакого Наполеона! Нам и без него неплохо…

Нельсон решил, что раз французов в Египте нет, значит, они идут в Константинополь. И ринулся туда. Освободив место Наполеону. И вот представьте себе: приходит Бонапарт в Александрию и узнает, что «вами тут группа товарищей сильно интересовалась». Наполеон увидел, что всего двое суток отделили его от возможности накормить собой средиземноморских рыб. И все это только потому, что Нельсон имел лучшие по тем временам корабли. Ну, как тут не увидеть очередное подтверждение того, что тебя ведет по жизни «счастливая звезда»! А раз так — можно рисковать дальше.

3. Восток — дело тонкое

2 июля Наполеон со своим войском стоял уже на твердой земле. Он снова очутился в своей стихии — и без промедления приступил к делу. Могут спросить, неужели он с тридцатью тысячами солдат всерьез рассчитывал завоевать огромные территории, а то и допереть до далекой Индии? Даже от одного взгляда на карту голова кружится. Нет, завоевать-то как раз все это было не так уж сложно. А вот удержать…

И опять же не все так просто. У Наполеона имелся расчет. Дело в том, что ситуация в Египте была весьма своеобразной. Формально страна принадлежала Османской империи. На самом же деле реальная власть принадлежала так называемым мамелюкам. Это были конные воины, которые подчинялись своим начальникам — беям. По сути, мамелюки были чем-то вроде «братвы», «крышевавшей» все остальное население. И жили не по закону, а по понятиям. Ну, а восточные понятия… Особо страдали от беев богатые арабы, которых мамелюки трясли, как груши, каждый раз, когда им нужны были деньги. Да и вообще, мамелюки что хотели, то и делали.

Мамелюки были весьма занятной публикой. Первоначально это была особая каста, вроде янычар. В завоеванных землях турки отбирали малолетних детей и воспитывали из них профессиональных воинов. Мамелюки этнически происходили в основном с Кавказа. Порою эти люди взлетали высоко — потому что султану такие слуги были удобны, за ними не тянулся обычный на Востоке «хвост» родственных связей. В Египте мамелюки были уже давно. Но все равно: для арабов они были чужаками.

На том и строились планы Наполеона. Он полагал, что арабское население, пользуясь случаем, поднимется на борьбу против своей «братвы». Вот что говорится в его воззвании к египетскому народу:

«Давно уже беи, господствующие над Египтом, оскорбляют французскую нацию и подвергают ее негоциантов унижениям: час отмщения настал… Народы Египта, вам будут говорить, что я пришел, чтобы разрушить вашу религию — не верьте! Отвечайте, что я пришел, чтобы восстановить ваши права, покарать узурпаторов, и что я уважаю больше, чем мамелюки, Бога, его пророка и Коран. Скажите, что все люди равны перед Богом, только мудрость и добродетели вносят различия между людьми…»

В общем, «аристократов — на фонарь!» Кроме того, еще из Франции Наполеон послал своих людей к Типпо-Султану, который боролся против англичан в Южной Индии. Уже на острове Святой Елены он вспоминал, что в его планы входило вызвать «великую революцию на Востоке». Наполеон говорил, что ему достаточно было бы хотя бы с небольшим отрядом прорваться в Индию, и он вырвал бы ее у англичан.

В Египте Наполеон пытался договориться с арабской элитой, зажиточными людьми, соблазнив их принципом неприкосновенности частной собственности (в тогдашнем Египте такого понятия просто не знали, люди владели своим имуществом, пока это устраивало бея). Мол, при французах будет полный порядок, никакого беспредела.

То есть, вообще-то говоря, Бонапарт рассчитывал «закосить под освободителя». Вызвать всеобщее восстание и под шумок создать профранцузское государство. А если получится — то и вовсе колонию. Только вот фокус не удался. Как говорил товарищ Сухов, Восток — дело тонкое. Наполеон, еще будучи в Италии, изучил огромное количество материалов о Египте, беседовал с множеством бывавших там людей. Но сделал в корне неверные выводы. Ошибка его состояла в том, что он мерил египетскую жизнь европейскими мерками. По той причине, что других он просто не знал. Конечно, восточные порядки казались европейцам дикими, власть мамелюков — деспотией, от которой те рады будут избавиться. А у арабов, как оказалось, были иные представления о жизни. Мамелюки? Хоть и дерьмо, да свое. Иноземные «освободители» оказались им как-то ни к чему. Их вполне устраивало то, как они жили.

Так что арабское население отнеслось к воззваниям Наполеона с полнейшим равнодушием. Оно их просто не воспринимало. Вся риторика Наполеона проходила мимо их ушей.

— Слушай, зачем нехорошие слова говоришь? Кто такой узурпатор? Не знаем такого! Вот бей есть у нас — его знаем. Вай, плохой бей, злой. Но Аллах нам такого дал, ему с неба виднее…

Дальше дела пошли совсем хреново. Французам понадобились деньги, и их начали добывать привычным способом — вымогать у местных жителей. В Италии такое проходило тоже с проблемами, но все-таки не слишком большими, ибо основной массе итальянцев их графья надоели хуже горькой редьки. На Востоке все вышло иначе. Французы были чужими во всём. Незваными пришельцами. Тем более что даже у мамелюков особых сокровищ не имелось. Зачем они им? Они пользовались кошельком арабских купцов, как своим собственным. Значит, французам оставалось вытрясать деньги силой. Что тоже получалось не ахти. К примеру, у одного купца требовали, как на большой дороге: крупная сумма или жизнь. На что тот с полным спокойствием отвечал, что если Аллаху угодно, чтобы он умер, так он все равно умрет. И зачем, спрашивается, ему перед этим еще и раскошеливаться?

Поведение французов, понятное дело, вызывало только одно чувство: ненависть к захватчикам. Начались восстания. Наполеон стал действовать по своему обычному принципу: подавлять сопротивление, не останавливаясь ни перед чем. Так, когда восстание вспыхнуло в одном поселке под Каиром, он направил туда карательный отряд. Все мужчины были перебиты, дома сожжены. Отрубленные головы на следующий день были выставлены на каирской площади. Как стало после этого относиться к Наполеону местное население — понятно.

И, конечно же, начался ничем не прикрытый грабеж всего, что попадалось под руку. В общем, армия Наполеона превратилась в обыкновенных завоевателей.

Эту ошибку он повторит еще два раза. Подойдя с мерками «цивилизованной Европы» к народам с несколько иной психологией. В Испании (тогда эта страна была очень далека от европейских порядков) и России. И потерпит еще две неудачи. В каждой стране будут свои собственные прелести. И в обоих случаях величайшему полководцу придется отступить…

Кстати, его враги англичане разобрались в психологии арабов гораздо лучше. Нахапав колоний по всему белу свету, они никогда не пытались захватить Египет. Предпочитая «влиять». Наполеона же опять подвело отсутствие стратегического мышления. Как оно будет подводить его во всех случаях, когда дело не будет сводиться лишь к военному разгрому неприятеля. Но, видно, каждому дано то, что дано. Из Египта он так и не сделал выводов.

4. Все шишки на голову

Чем дальше в лес (то есть в пустыню), тем более Бонапарту становилось ясно, что вся эта египетская затея — чистейшей воды авантюра. Чем дальше, тем больше валилось шишек на французские головы.

1 августа 1798 года моряки французского флота, стоявшего в Абукирском заливе, увидели милую картину: со стороны моря на них двигались корабли, на мачтах которых развевался «Юнион Джек».[5] И произошло волнующее свидание с эскадрой адмирала Нельсона. Силы были примерно равны, французы даже несколько превосходили англичан по главному военно-морскому показателю — числу пушек. Но это на суше у французов был Наполеон. А на море у британцев имелся Нельсон. В общем, после этого сражения флота у французов не стало. Армия завоевателей оказалась полностью отрезанной от родины.

Дальше дело пошло еще веселее. Против Наполеона двинул армию турецкий султан. Бонапарт, верный своей тактике, отправился навстречу — в Сирию. А положение с бунтующим населением привело к тому, что из тридцати тысяч своих солдат Наполеон смог взять в поход меньше половины. Остальные поддерживали порядок в захваченных городах.

Переходы по пустыне — это как раз то, что описано в стихотворении Киплинга. Жара, жара, жара, отсутствие воды… Представьте себе тогдашнюю военную форму, очень красивую, но совершенно неприспособленную для войны в таких условиях. И вот эти люди двигаются по пескам — а из-за барханов постоянно тревожит конница мамелюков…

Правда, турок Наполеон отколошматил не хуже Суворова. И тут уже пошла война на полном серьезе. Со всеми ее прелестями. Помню, кто-то из ребят, увлекающихся исторической реконструкцией, говорил мне, что «в те времена война была благороднее». Ага. Война — она всегда одна. Так, в городе Яффа четыре тысячи уцелевших турецких солдат сдались с условием, что им сохранят жизнь. Они прекратили сопротивление, потому что кто-то из французов им это обещал.

Наполеон устроил за это своим страшный разнос.

— Что мне теперь с ними делать? Где у меня припасы, чтобы их кормить? — отчитывал он подчиненных.

Конвоировать пленных в Каир тоже было проблематично. И тогда…

Впрочем, возможно, нравы того времени были и в самом деле более благородны. Потому что Наполеон думал аж три дня. И только потом приказал всех турок расстрелять. В XX веке никто бы и часа раздумывать не стал…

Поход закончился возле города Акка. Его оборонял англичанин Сидней Смит. Человек, о котором можно написать роман. Международный авантюрист, агент тогдашних британских спецслужб, за два года до того совершивший невероятный по дерзости побег из парижской тюрьмы. Один из последних морских пиратов… В общем, достойный джентльмен. Вшивенькую крепость Бонапарт пытался взять два месяца, но так и не сумел. Смит его переиграл. Потому что с моря Сиднею постоянно подходили подкрепления, прибывали боеприпасы и продовольствие. А вот у французов все ресурсы были невозобновляемыми. Так что окончилось все полным конфузом. Всю жизнь Наполеон придавал этой неудаче мистическое значение. Ему казалось, что возьми он тогда Акку — и все пошло бы на лад. Это, конечно, вряд ли. Слишком уж широко он размахнулся.

Однако путь в Сирию оказался закрыт. Приходилось убираться назад, в Египет.

На обратном пути, в Яффе, произошло еще одно хрестоматийное событие. В армии свирепствовала болезнь, которая всегда возникает во время войны в жарких странах. Чума. Наполеон навестил барак, в котором лежали чумные больные. Барак, который здоровые предпочитали обходить стороной. Смело поступил, прямо скажем. Заразы боятся даже те люди, которые храбро идут под пули. Но здесь это было необходимо. Хотя бы потому, что уровень морального духа армии был просто на нуле. Военачальнику требовалось продемонстрировать всем свой пример. Правда, потом больных чумой так и оставили умирать в Яффе…

Если переход «туда» был тяжел, то обратный стал одним сплошным кошмаром. Наполеон велел всех лошадей отдать для перевозки раненых (тех, кто не заболел чумой, французы упорно тащили с собой). И тут заведующий конюшней подкатился с вопросом: какую лошадь оставить генералу? Он полагал, что для командующего должно быть сделано исключение.

Наполеон впал в бешеную ярость. Он ударил главного лошадника хлыстом по лицу.

— Вы что, не слышали приказа?! Все идут пешком!

Сцена происходила при всем честном народе. Если она не была спланирована заранее, то это — гениальная импровизация. Как актер Наполеон был велик. Он продемонстрировал то, что и должен был. Именно за такими вождями солдаты идут в огонь и воду. О них рассказывают легенды, позабыв про песчаный или снежный ад, про кровь, боль и горы трупов. И до конца жизни гордятся, что воевали под их знаменами…

Во время похода постигла Наполеона и большая личная неприятность. От одного из самых близких людей он узнал то, что в Париже давно уже было известно всем. Что Жозефина ведет весьма веселый образ жизни и не заморачивается супружеской верностью. Ему, правда, сказали не всё… Поэтому такое грустное событие он тоже увязал со своими суеверными приметами. Пришла Жозефина — и началась счастливая его полоса в Италии. Изменила она ему — и пошла полоса неудач. Впрочем, потом Наполеон неоднократно вспоминал и еще одно нехорошее предзнаменование. Когда флагманский корабль только выходил из Тулона в поход, он задел днищем дно… Это старая морская примета, не обещающая ничего хорошего.

А в Каире судьба вроде бы снова ему улыбнулась. На Египетское побережье высадилась турецкая армия, которая собиралась изгнать французов. Это турки, конечно, поспешили. Нашли, с кем связываться. В результате у турецкого султана одной армией стало меньше. Наполеон приказал в пленных не брать — и озверевшие французы с готовностью выполнили приказ. Армия была истреблена практически полностью! Редчайший по тем временам случай.

— Эта битва — одна из прекраснейших, какие я только видел: от всей высадившейся армии не спасся ни один человек, — прокомментировал событие Бонапарт.

Но не везет — так уж не везет. В руки Наполеона попадают два издания: «La Gazette de Frankfort» и «Courrier Francais de Londres». Наполеон узнает европейские новости, которых долгое время был лишен. И, в частности, то, что Суворов, совершив свой легендарный переход через Альпы, объявился в Италии и наголову разбил оставшихся там французских генералов. Наполеона восхитила блестящая операция русского полководца. Но все итальянские завоевания Бонапарта пошли прахом. Мало того, Суворов двигался теперь на Францию. В которой царил уже совершеннейший бардак. До Франции Александр Васильевич так и не дошел — австрийские союзнички продали. Но Наполеон тогда этого еще не знал.

Забавный, кстати, момент. Эти газеты оказались у Наполеона не просто так. Его египетский противник Сидней Смит через своих людишек обеспечил, чтобы Наполеон «случайно» прочел эти издания. Сидней Смит, проходимец международного масштаба, знал, конечно, о «теплых» отношениях Бонапарта с Директорией. Расчет его был прост: попытаться убрать таким путем Наполеона из Египта. И своей цели он достиг на сто процентов. Правда, если бы Смит знал, каким боком все это обернется для Англии, он, наверное, тут же сжег бы эти газеты. Но никто не знает, чем отзовется его шаг…

Бонапарт решает вернуться во Францию. Решение далось непросто. Бросить армию… С одной стороны, с военной точки зрения, это — тягчайшее преступление. К примеру, во время Великой Отечественной войны за это расстреливали без разговоров. И появление в Париже с «хвостом» в виде такого поступка могло повлечь очень серьезные неприятности. Во всяком случае, имелся риск с треском вылететь из армии — а значит, поставить на своей судьбе жирную точку.

Но с другой стороны… Наполеон не мог не понимать, что дальнейшее его пребывание в Египте — это широкая дорога в тупик. Он здесь — отрезан от метрополии. Да, страна вроде бы завоевана. Но именно «вроде бы». Потому что все держится исключительно на силе оружия. Сопротивление населения растет. Армия тает, и пополнений ждать неоткуда. Сколько можно так просидеть? Главное, что это сидение лишено всякого смысла. Потому что ни одна из задач кампании, по большому счету, не решена. Тут уж ловить нечего. А в Париже… Кто знает, как там все повернется?

Наполеон понимал, что поступает, мягко говоря, некрасиво. Поэтому в последние перед отправкой дни он старался как можно меньше встречаться с генералом Клебером, которому собирался передать командование. Можно сказать, Наполеон откровенно от него прятался. Да и африканский берег он покинул тайком, ночью, на небольшом суденышке. Клеберу он сообщил о назначении письмом, которое оставил в штабе.

Армию он оставил в плачевном состоянии. Вот что доносил Клебер в Париж:

«Армия — раздета, и это отсутствие одежды особенно скверно, потому что в этой стране это является одной из главных причин дизентерии и болезни глаз».

Уехав, Наполеон также бросил армию абсолютно без денег. Более того, он оставил долг в 12 миллионов.

Это был первый случай, когда он кинул — в прямом и переносном смысле — своих боевых товарищей. Второй такой случай будет в России.

Но, с другой стороны, все было верно. Этот кон — проигран. Надо начинать следующий.

В беседе с близкими ему людьми он оправдывал свое бегство положением во Франции:

— Без меня все рухнуло. Нельзя дожидаться, когда произойдет полное крушение; тогда уже бедствие будет непоправимо… судьба, которая поддерживала меня до сих пор, не покинет меня и сейчас. К тому же, надо уметь дерзать: кто не идет на риск, тот не имеет шансов на выигрыш.

Справедливости ради надо сказать, что впоследствии, уже придя к власти, он продолжал испытывать если не угрызения совести, то все же сознание, что сделал гнусность. И несколько раз пытался организовать экспедиции в помощь брошенной армии. Но — не судьба. Каждый раз по разным причинам помощь послать не удавалось. В результате Клебер кое-как держался до 1801 года. А потом все-таки вынужден был сдаться англичанам. Так бесславно закончилась египетская авантюра.

Самое любопытное — то, что египетским походом Наполеон, сам того не ведая, обеспечил один из самых впечатляющих прорывов в исторической науке. Дело в том, что в то время о Древнем Египте было практически ничего не известно. А ученые-египтологи, отправившиеся с Бонапартом, обнаружили в числе прочего знаменитый Розеттский камень. Который впоследствии послужил Шампольону отправной точкой для расшифровки египетских иероглифов. И человечеству открылась огромная великая цивилизация. Тайны которой изучают до сих пор.