Эпилог

«…На другом краю земного шара женщина подскочила с постели, распахнула окно, долго вглядывалась в ночь. Потом села на кровать, взяла с прикроватной тумбочки фотографию мужчины. Сильные, но нежные пальцы пробежались по любимым ею чертам. Она нужна ему, именно теперь и именно теперь больше всего на свете и больше, чем когда-либо. Она знала это, так же, как все эти годы знала, что он жив.»

Я поставил последнюю точку. То, что теперь лежит перед вами — это исправленный, подредактированный, переданный более доступным языком дневник Волкова Сергея Александровича. Конечно не все от и до, кое-что пришлось добавить (во-первых во мне проснулся писатель, а во-вторых кое-что из своей жизни тоже хотелось передать), но все то, что было изложено в его дневнике, я передал в этой книге. Вы можете верить этому, можете принять за фантастику или бред сумасшедшего — это ваше дело, но я свято верю теперь, что все это было на самом деле. Была и война, была и память об этой войне, которая постепенно стерлась, было и напоминание. Теперь я точно это знаю.

Вы спросите, откуда такая уверенность?

Она появилась недавно. Лет двенадцать назад, когда я взял в руки этот дневник, я тоже был склонен принять его за бред сумасшедшего, но время поставило все на свои места.

Вот и сейчас, когда я дописываю это послесловие, в соседней комнате сидит мой отец. Отец уже никогда не встанет с инвалидной коляски, несмотря на то, что современная медицина способна практически на все. К сожалению она не способна вернуть человеку начисто оторванные ноги. Отец смотрит голограммавизор, судя по звуку новости. Я прислушиваюсь, до меня доносится приятный женский голос:

— …смертность резко возросшая за последние пять лет пошла на понижение. Напоминаю, что множество людей было обнаружено в последние годы мертвыми, как у себя дома, так и на улице, и в общественных местах. Причины смертей не были установлены.

Предполагается, что часть населения нашей планеты подверглось неизвестной аномалии. Врачи недоумевают…

— Недомерки! — голос отца перекрывает звук голограммавизора.

— …Власти не понимают…

— Ублюдки, мудачье! Ах они не понимают!

А я могу популярно разъяснить!

Но к несчастью разъяснить он ничего не может. Те, кто пытался что-то разъяснить, сидят теперь в клиниках для душевно больных. За тысячу лет ничто не изменилось.

— …ть, как предполагают средства массовой информации и сотрудники особых отделов, — заканчивает женский голос. — По предварительным данным число умерших, или, что больше похоже на истину, погибших по неизвестным причинам приблизительно равно двадцати миллионам.

Я встаю, иду в соседнюю комнату, где сидит отец. Отец тихонько плачет, неумело, прикрыв лицо руками. Я отдаю команду, милое женское личико исчезает с экрана, а сам экран исчезает за дверками, становясь одним целым со стеной. Я подхожу к отцу. Надо что-то сказать, но что? Слов у меня нет. Наконец отец отрывает ладони от лица и сообщает мне упавшим голосом то, что я знаю и без него:

— Какие двадцать миллионов? Там все тридцать легли…

17 ноября 3946 года.

Москва. 1998–1999 год.

Загрузка...