Напрасная прелюдия

Глаза 7

Затерявшись в собственном маленьком мирке, я вздрогнула, когда услышала, как рядом захлопнулась дверь. Закрыла глаза и попыталась сделать глубокий вдох. В какой-то момент в комнате стало слишком жарко, и я переключила регулятор отопления на меньший режим, все еще находясь на грани срыва. В одно мгновение мне было очень холодно, в другое я вся горела изнутри.

Мое сердце дрожало, разбиваясь на кусочки.

Вытирая слезы тыльной стороной ладони, я пыталась сосредоточиться на строчках из письма, которые стояли у меня перед глазами.

"Знаю, что ты можешь не прочесть это до конца, но ты мне нужен, Джеймс. Ты нужен мне больше, чем когда-либо в жизни. Пожалуйста, пусть это письмо будет первым, которое ты откроешь".

С ненавистью в сердце я прочитала его мольбу к брату. С ненавистью к тем, кто оставил его одного, кто решил оттолкнуть его просто потому, что он посмел жить собственными мечтами.

"Мир, который я знал, сегодня рухнул. Я потерял мою любовь, мою жену. Мою мечту. Мой мир. Я тысячу раз умер с тех пор, как мне сказали, что они не смогли спасти ее, а я все еще живу, дышу. Не знаю, что мне делать, Джеймс; трудно представить жизнь без нее. Трудно принять, что ее нет".

Чем больше я читала о его горе, тем больше чувствовала себя раздавленной под тяжестью вины. Знала, что не моей, знала, что не была в ответе за смерть матери, однако никак не могла изменить то, что чувствовала всю жизнь. Если бы меня не было в этом мире сегодня, мой отец не потерял бы свою любовь. Ему бы не пришлось испытать такую сильную боль.

Вся в слезах, я сделала глубокий вдох и попыталась продолжить чтение.

"Вчера утром в семь часов сорок минут, когда мне сначала сказали, что она умерла, мое сердце перестало биться. В семь пятьдесят мне дали в руки мою малышку, и оно снова забилось.

Я отец, Джеймс. Отец прекрасной маленькой девочки. Последний подарок мне от нее. То важное, что мы создали вместе, — невинную маленькую девочку, плод нашей взаимной любви.

Майя... Мою маленькую девочку зовут Майя. Она такая крошечная, такая хрупкая, и у нее никого нет, кроме меня. Она никогда не ощутит на себе любящих материнских рук, не почувствует тепло ее поцелуев. У нее нет никого, кроме меня, и я понятия не имею, смогу ли стать хорошим отцом без нее, своей любимой жены; не знаю, смогу ли дать ей то, что ей необходимо.

В тот момент, когда я держал дочь на руках, когда ее маленькие глазки смотрели на меня с таким доверием, с таким удивлением, я не смог сдержать слез. Это раздирало мне душу. Разве я не должен быть ее героем? Разве я не должен быть всем, что ей когда-либо понадобится? Так почему я чувствую себя таким слабым?

Она тоже заплакала, Джеймс. Моя маленькая звездочка безутешно рыдала своим маленьким сердечком, а я ничего не мог сделать, чтобы это прекратить.

Моя любовь умерла, оставляя мне лучший в мире подарок. Я в больнице, в ожидании, когда мне дадут в руки маленькую ее частицу. Несмотря ни что, она всегда будет с нами. Пусть даже она подержала Майю на руках лишь несколько секунд, я позабочусь, чтобы доченька знала, как сильно ее любила мама.

Она теперь моя новая мечта, ради нее я заставлю себя дышать. Может быть, я не смогу дать ей все, что необходимо, и, наверное, иногда онa будет скучать по маме, но я сделаю для нее все возможное. Я всегда буду прилагать максимум усилий".

"Я так сильно люблю ее, Джеймс. Она со мной всего лишь двадцать семь часов, а моя любовь к ней уже необъятна. Ты даже не можешь представить, как она наполняет мое сердце. Как оно разрывается от огромной любви, когда ее маленькие пальчики хватаются за мой большой палец, изо всех сил цепляясь за жизнь. Знаю, ты бы тоже ее полюбил. Ты был бы здесь ради нее, если бы мог.

И я хотел бы, чтобы ты был..."

"Я уже скучаю по жене, Джеймс. Я все еще могу чувствовать запах ее духов на подушке, и я понятия не имею, что буду делать, когда он развеется и я не смогу больше его вдохнуть. Не знаю, переживу ли это.

Мне нужно, чтобы ты простил меня. Мне нужен брат".

Я не могла больше читать. Даже тех отрывков, которые удалось прочесть сквозь слезы, — даже тех коротких отрывков было достаточно, чтобы разбить мне сердце. Он никогда не винил меня за то, что я отняла у него жену. Ни разу он не обмолвился, какой обузой я была или что он жалел о моем появлении на свет. Не упоминал, что они решились завести ребенка, несмотря на предупреждения врачей о трудной беременности. Он никогда не чувствовал ко мне ничего другого, кроме любви, и в тот момент я скучала по нему больше, чем по чему бы то ни было на свете.

Я скучала по его объятиям, его музыке, его любви и по моему детству, когда он каждый вечер укладывал меня в постель, целуя и желая спокойной ночи. Я скучала по каждой мелочи, связанной с ним.

Когда воспоминания о детстве волной захлестнули меня, я захлебнулась в собственном горе. Я не помню, как долго рыдала, свернувшись калачиком на полу с его письмом в руках. Не помню, чтобы кто-то стучал в дверь, и не помню, как Александр вошел в мой номер и сжал в объятиях.

Оглядываясь назад в тот день, все, что я могла вспомнить, — это мучительные страдания и руки Александра, возвращающие меня в реальность.

— Майя, ты должна рассказать мне, что происходит, или мне придется вызвать доктора.

И только когда он заговорил, я осознала, что он находился в номере и нежно держал теплыми ладонями мое лицо.

— Я так сильно скучаю по нему, — прошептала я, когда он вытирал мои слезы большими пальцами, обеспокоенно глядя на меня.

— По кому ты скучаешь?

Его прикосновения каким-то образом успокоили мое сердце, и я прикрыла веки, пытаясь впитать все то, что он давал мне, пока его голос не заставил меня снова открыть глаза.

— Я не могу тебе помочь, пока ты молчишь, дорогая.

— Ты не можешь помочь.

— Посмотрим.

— Мой отец... Я потеряла отца.

Мой голос сорвался, и горячие слезы вновь покатились по лицу.

— О, дорогая... — пробормотал он и вздохнул, положив мою голову себе на грудь.

Я повисла на нем, будто он был моим спасательным кругом, будто он был единственным человеком, который якорем держал меня на земле.

Я крепче схватила его белую рубашку — всю в разводах от моих слез, — зажав в кулаки, и он позволил мне горько оплакивать потерю самого замечательного мужчины.

Удивительно, но то, что он держал меня вот так в объятиях, сломало что-то внутри меня, и я впервые в жизни рыдала в руках незнакомца. На людях я заставляла себя улыбаться, тихо проливая слезы над умирающим отцом, с Александром же я растеряла свою сдержанность, полностью погрузилась в пучину горя.

Я почувствовала прикосновение губ к моему лбу и подняла голову, чтобы взглянуть в его прекрасные глаза.

— Почему это настолько больно? — спросила я, не ожидая ответа.

— Не хочешь рассказать мне, что произошло?

Он выпрямил ноги и прислонился спиной к стене, притянув меня к себе, — моя голова все еще была на его груди, пока он продолжал успокаивающе поглаживать меня по спине.

В его прикосновениях не было ничего сексуального, но я все еще хотела забраться к нему на колени и заставить прижаться плотнее, буквально поглотить меня. Только чтобы он был моим. От самой мысли об этом по всему телу проходили электрические импульсы, приводя к осознанию нашей близости.

— У него был рак поджелудочной железы, — начала я.

Мое сердце разбивалось с каждым словом, как в тот день, когда мы услышали это от докторов.

— Нам сказали, что было слишком поздно, что рак уже распространился и поразил другие органы. После многочисленных операций, процедур и химии... он хотел это прекратить. Сказал, что пришло его время и надо смириться с неизбежным. Он не хотел умирать в больнице, напрасно сражаясь в уже проигранной битве. До последних секунд он хотел жить, а не медленно умирать. Он хотел увидеть, как я снова улыбаюсь, и не хотел быть несчастным в больничных палатах. Он просто хотел покоя.

Грудь Александра медленно поднялась и опустилась под моей щекой.

— Я могу это понять.

— Можешь? Потому что я не могу. Не понимаю, чем он заслужил смерть. Не могу понять, почему он больше не со мной. Неужели его борьбы было недостаточно?

— Я не это имел в виду.

Я сильнее прижалась к его груди.

— Не могу больше терпеть эту боль. Не знаю, закончится ли это когда-нибудь, особенно после того, как прочла письма. Я больше не могу.

— У тебя нет другого выбора, — мягко произнес он.

Я попыталась сесть прямее.

— В самом деле? Это лучшее, что ты можешь сказать?

Нежная улыбка коснулась его губ:

— Ты приходишь в себя.

Я нахмурилась.

Он снова притянул меня к своей груди, играя кончиками моих волос, чем отвлекал меня.

— Хочешь поговорить о нем? Может, о счастливых мгновениях? Я уверен, он не хотел бы, чтобы прямо сейчас ты плакала. Расскажи мне о лучших моментах с твоей семьей.

— Он был для меня всем. Больше никого нет.

— А мама?

— Умерла, дав мне жизнь. Мой отец был и всегда будет для меня всем. Мы всегда были друг у друга, но теперь у меня нет никого, кого можно назвать семьей. Даже его глупого брата.

— Ладно, тут ты меня запутала, дорогая. Что за брат?

— Единственная причина, по которой я приехала в Нью-Йорк, была найти его брата и отдать ему эти письма. Отец говорил: "Никогда не отказывайся от семьи и никогда не сдавайся". Поэтому он никогда не переставал писать, никогда не оставлял попыток вымолить его прощение. Мы собирались вместе приехать сюда и найти его брата, но он был слишком болен, чтобы путешествовать.

Я опять начала заливать слезами его рубашку и попыталась стереть их, прежде чем полностью испорчу ее.

— Так что я пообещала ему. Пообещала, что найду его брата и удостоверюсь, что эти письма будут у него. Все эти годы он просто хотел вернуть брата, просто хотел поговорить с ним, снова иметь семью. И вот теперь я здесь, потому что он хотел, чтобы у меня был кто-то, когда он умрет.

— Что случилось? Не смогла его найти? — спросил он.

— Я нашла его жену. Он умер. Этот ублюдок умер прежде, чем я смогла высказать все, что думала о нем. А Хелен была так добра ко мне сегодня. Теперь из-за нее я даже не могу ненавидеть его так, как хотела. Вот почему я читаю их. И с каждым прочитанным словом мое сердце разрывается все больше.

Я подняла письмо, которое читала перед нервным срывом.

— Видишь это?

Я прикоснулась пальцами к написанным отцом строчкам, стараясь впитать эмоции из старой бумаги.

— В этом он просит ответить ему на письмо, так как, видишь ли, как раз прошлой ночью, перед тем как написать его, он потерял любовь всей своей жизни — свою вторую половинку — и остался совсем один с новорожденным ребенком. Но знаешь что, — мой голос дрогнул, когда я попыталась сдержать слезы, — в письмах он никогда не упрекает меня, он ни разу не говорит, что, может быть, если бы у нас не было Майи, у меня могла быть жена. Наоборот, он действительно чувствует себя счастливым, оттого что есть я. Моя мама умерла из-за меня, а он даже не возненавидел меня за это. Он любил меня всей душой.

— Детка, как ты можешь винить себя в ее смерти?

— Я не могу чувствовать себя по-другому. Будто похитила что-то у него, сознательно или нет, но я что-то украла. Она была для него всем, причиной, по которой он покинул Нью-Йорк, оставив мечты позади. И несмотря на то, что у меня никогда не было даже шанса познакомиться с ней, увидеть, как ее глаза горят от любви к моему отцу, — он никогда не упускал случая рассказать мне о ней. Каждый день он дарил мне маленький кусочек ее, удостоверившись, что я поняла, какой она была. И я всегда буду благодарна ей за то, что она выбрала моего отца... за то, что подарила мне его.

— Звучит так, будто он был прекрасным человеком. Не каждому выпадает шанс быть с таким.

Ничего не говоря, я отстранилась от тепла его тела и отползла на несколько шагов в сторону, чтобы собрать разбросанные по полу письма. Должно быть, он заметил, как сильно дрожат мои руки, потому что следующее, что я увидела сквозь слезы, застилавшие глаза, — это как его рука успокаивающе накрыла мою на письме. Я сомкнула ресницы, и горячая слеза упала на тыльную сторону его ладони.

— Я не могу этого объяснить. Он был моим героем, и всегда им будет. Мне бы хотелось надеяться, что никогда не настанет тот день, когда я забуду его, — никогда не настанет. Что я всегда буду помнить его голос, которым он говорит мне, как сильно меня любит.

Так как наши руки все еще были крепко сплетены, он поднял мой подбородок свободной рукой.

— И никто не отнимет у тебя этого. Чего ты боишься?

— Ничего, — прошептала я, сосредоточив взгляд на наших руках.

— Ты можешь поговорить со мной. Я рядом, Майя.

Я собралась с силами, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Я так сильно скучаю по нему, Александр. Так сильно. Мне хочется помнить наши лучшие мгновения, больше всего на свете я хочу рассказать тебе о них, но не могу. Не могу, потому что, когда закрываю глаза, все, что я вижу, — как он испускает последний вздох, крепко держа мою руку в своей.

Мой взгляд снова остановился на наших руках, и он еще сильнее сжал мою.

— Он так пытался ради меня выглядеть сильным, — я улыбнулась, вспоминая выражение лица отца, — но я знала, что ему так же страшно оставить меня, как и мне потерять его. То, как он сжимал мою руку в своей... то, как он пытался держаться ради меня... Я никогда не смогу забыть это.

— Эй, — чуть громче сказал он, чтобы привлечь мое внимание. — Посмотри на меня.

Пару секунд я не могла сосредоточиться на нем.

— Если ты не прекратишь плакать, то заболеешь. Ты этого хочешь?

Я покачала головой:

— Прости, что отнимаю твое время.

Я попыталась отодвинуться от него, но он так притянул меня к себе, что мне пришлось забраться к нему на колени. Я уткнулась лицом ему в шею, благодарная за его тепло и прикосновения.

— Мне было так страшно, — судорожно прошептала я. — Он все время говорил, что больше всего будет скучать по моей улыбке. Говорил, что я озаряла его мир, а я даже этого не могу ему дать. Слезы сами льются.

У меня сбилось дыхание, и я услышала, как он ругается себе под нос, тем не менее крепче обхватывая меня руками. Мои глаза были открыты, и не имело значения, насколько сильно я прижималась к Александру, — это все равно не помешало мне погрузиться в прошлое и заново все переживать…

— Пожалуйста, не плачь, Майя. Ты разбиваешь мне сердце. Ты знаешь, я бы никогда не оставил тебя по своей воле. Ты знаешь, я бы изменил это, если б мог. Но мы перепробовали все, детка. Это просто не сработало.

— Папа, пожалуйста, давай вызовем врача, чтобы мы могли отвезти тебя в больницу. Умоляю.

— Милая, они ничего не смогут сделать. К тому же… я устал, вот и все. Я просто хочу, чтобы ты немного посидела со мной, хорошо? Уверен, к утру мне станет лучше.

— Я здесь. Я никуда не уйду.

Он сделал глубокий прерывистый вдох:

— Спасибо, детка. Спасибо тебе.

Его тело было слабым от лекарств, которые он принимал, он поднял руку и нежно вытер мои слезы. Я попыталась улыбнуться ему, хотя бы слегка, но не очень преуспела в этом.

А вот он улыбнулся. Подарил мне одну из своих лучших улыбок. Усталую, но все же улыбку.

— Боже, — прошептал он. — Я так сильно люблю тебя, Майя. Так сильно любил .

— Пап, ты начинаешь меня пугать. Пожалуйста, давай я кому-нибудь позвоню.

— Ты не доверяешь своему отцу? Разве я не могу просто сказать, что люблю свою маленькую звездочку?

— Конечно, можешь, — сдавшись, сказала я.

Знала, он не послушает меня, поэтому и смирилась. Пусть даже мое сердце кричало сделать хоть что-нибудь, мне пришлось дать ему то, что он хочет.

— Хорошо. Это хорошо.

— Я тоже люблю тебя, папа, — прошептала я.

— Знаю, детка, — прошептал он, все еще улыбаясь. — Ты поедешь в Нью-Йорк... после?

— Поеду. Не хочу, но ради тебя поеду.

— Не будь такой. У него были свои причины держаться в стороне, подальше от меня, ты же это знаешь. Он думает, что я выбрал твою маму вместо них.

— Ему следовало смириться с этим. Он должен был ответить на твои звонки или просто открыть одно из писем, вместо того чтобы отсылать их обратно. Я не испытываю к нему симпатии и никогда не буду, и ты знаешь это.

Он открыл рот, чтобы возразить, его лицо погрустнело, но я опередила его:

— Знаю, знаю. Я буду себя хорошо вести.

— Он семья, — просто сказал он, и я кивнула.

Мне все равно это было не по душе, но я бы сделала все, о чем бы он меня ни попросил.

— Ну, как дела с твоим таинственным парнем? — спросил он ни с того ни с сего.

— Пап, — вздохнула я, — я тысячу раз говорила, никого у меня нет. У тебя просто паранойя. — У меня был парень, но об этом не стоило говорить отцу. Я не чувствовала, что наши отношения с ним были нечто особенным.

— Стоило попытаться. Я бы хотел, чтобы он был, Майя. Я бы очень хотел встретиться с ним. Выполнить свои отцовские обязанности и устроить ему взбучку. Не знаю, может быть, спросил бы о его намерениях насчет тебя?

Я рассмеялась, подарив ему ту улыбку, которая нравилась ему больше всего:

— Ты не смог бы устроить ему веселую жизнь, даже если б захотел. Вероятно, ты был бы счастлив, что я наконец нашла кого-то, и быстренько выдал бы меня замуж, пока он не передумал.

Он взял меня за руку:

— Не раньше чем удостоверюсь, что он любит он тебя так же сильно, как люблю я. Не раньше этого.

— У тебя довольно высокие стандарты, папа.

— Пообещай, что ты возьмешь себя в руки и будешь счастлива.

— Обещаю, папа. Однажды я снова буду счастливой.

— Это не то, о чем я попросил, Майя.

— Это все, что я могу пообещать прямо сейчас.

— Такая упрямая, вся в мать.

Он улыбнулся так, как всегда улыбался, когда вспоминал о маме. В его глазах отражалась настоящая любовь.

— Знаешь, что я расскажу ей в первую очередь?

— Кому? — спросила я, не уследив за его рассеянными мыслями.

— Твоей маме, конечно.

Он все еще смотрел на меня, но уже с отсутствующим взглядом, который мне нисколечко не нравился.

— Я скажу ей, какой прекрасной девушкой ты стала. Какую прекрасную работу она проделала, дав тебе жизнь.

На моих глазах вновь выступили слезы.

— Я скажу ей, что у тебя ее сердце. Такое нежное, такое заботливое. Я всегда верил, что она была любовью всей моей жизни, но я ошибался, Майя. Это была ты, моя маленькая звездочка. Я не мог представить себе жизни лучше, даже мечтать не мог бы о ком-то, чем о тебе как о дочери.

Он сжал мою руку, его взгляд, как ни странно, был сосредоточен на мне, пока я пыталась совладать со своими эмоциями.

— Конечно же, я очень любил твою маму. И все еще люблю. Она для меня единственная. Но это была другая любовь. Ты глубже в моем сердце. Ты стала моим миром. Так что, как только я найду ее, то расскажу ей о тебе все. Как я горжусь тобой. В ее улыбке я буду видеть твою, и я буду счастлив. Слышишь меня, Майя? Я буду счастлив.

Я не могла на него смотреть. Я ненавидела эту ночь всеми фибрами души. Я ненавидела, что он ускользает от меня, а я абсолютно ничего не могла сделать.

Он глубоко вздохнул:

— Я люблю тебя, моя маленькая звездочка. — Его рука еще сильнее сжала мою. — Спасибо тебе за каждый незабываемый момент. Ты наполнила мою жизнь. Но тебе нужно зажить и своей полной жизнью. Влюбиться. И помни все, моя маленькая звездочка. Не плачь, лишь помни, как сильно я любил тебя и что я всегда буду с тобой.

Я поникла головой и заплакала над нашими сложенными вместе руками.

— Моя прекрасная девочка, я так рад, что ты осталась. Не хотел засыпать в одиночестве, — прошептал он мне свои последние слова…

— Он так и не проснулся тем утром. Так и не посмотрел снова мне в глаза, — подытожила я, рассказав все, что могла вспомнить о нашей последней ночи две недели назад. — Я просто не хочу больше испытывать боль, — повторила я в десятый раз, прильнув к нему.

— Мне нужно тут кое-кому позвонить, хорошо? Я хочу, чтобы ты приняла успокоительное. Ты себя убиваешь.

Я отстранилась от его груди и внимательно посмотрела ему в глаза. Я не хотела принимать таблетки, которые лишь затуманят мой рассудок или мысли, лекарства никоим образом не избавят меня от боли. Не дадут мне покоя. Мой взгляд переместился на его заросшие щетиной скулы, и я подняла руку.

Он следил за моими движениями и закрыл глаза, когда моя ладонь прикоснулась к его теплой коже.

— Я хочу перестать испытывать боль, — снова пробормотала я, опустив взгляд на его губы.

Его рука на моей пояснице дрогнула, отчего я осознала, в каком положении мы сидели. Он вытянул шею и опять завладел моим вниманием.

— Ты не хочешь этого. Я тебе даже не нравлюсь, помнишь?

Я не могла сказать, что он мне не нравился, — только когда говорил что-то раздражающее меня.

— Но ты поселился в моем сердце, — вместо этого сказала я.

— Что? О чем ты говоришь?

— В лифте. Ты успокоил мое сердце.

Наши губы теперь почти соприкасались, поэтому я не стала дожидаться его ответа.

Я хотела этого. Нуждалась в этом. В нем.

Сначала я нежно поцеловала его. Просто чтобы убедиться, что он бы не остановил меня.

Его губы не двигались, но он и не отстранился. Я подняла другую руку и притянула его лицо к своим разомкнутым губам. Он все еще не целовал меня в ответ, но его губы раскрылись навстречу моим, и я расценила это как разрешение.

В этот поцелуй я вложила все, что у меня осталось. Я излила свое сердце, свою печаль. И взяла все, что он был готов мне дать.

Его губы еще больше раскрылись, позволяя мне проникнуть глубже. Рукой на моей спине он прижал меня к себе, и наши тела слились. Его поцелуй успокаивает что-то внутри меня — как тогда в лифте.

Чувствуя, как волна возбуждения проходит по телу, я не стала сдерживать себя, окутанная его теплом. С каждой лаской языком, с каждым покусыванием он все глубже забирался мне в душу, пока наконец не отдался поцелую, удерживая мою шею, чтобы углубить его.

Не отрываясь от его губ, я неуклюже попыталась оседлать его, позволяя ему направлять меня. Как только я перестала ерзать, его руки скользнули по моим бедрам, забираясь под футболку и сжимая тело.

Так как я жила в номере одна, трусики — это единственное, что было надето под футболкой.

Когда его пальцы задели края тонкой материи, а большие ладони обхватили мои ягодицы, он притянул меня прямо к твердому члену — его пальцы до боли впивались в кожу, удерживая меня на месте.

Я захныкала ему в губы и простонала, когда он отстранился.

— Это то, что тебе нужно? Жесткий трах?

— Не нужно быть таким грубым.

— Мы же не можем сказать, что занимаемся сейчас любовью, или можем? — он поднял бровь.

Я не могла ответить ему, так что держала рот на замке. Ко всему прочему мне не нужен был мысленный образ того, как он занимается со мной любовью. С нежностью во взгляде. Это было бы слишком опасно для меня. А так... он не будет нежным, он будет грубым и быстрым. Развлекаясь, он зашел бы далеко. И ничто из этого, с моей точки зрения, не казалось неправильным. Вот только... он все еще думал, что не нравился мне.

— Вижу, что ты поняла мою мысль.

Он опять притянул меня ближе, позволяя мне почувствовать всю длину его члена. Я попыталась качнуться вперед, но его руки удержали меня на месте.

— Ты не ответила на мой вопрос, Майя, — сказал он, когда мои глаза сами начали закрываться.

Я посмотрела в синеву его глаз, чтобы понять, не играет ли он со мной, но все, что там увидела, это вожделение и, по неизвестным мне причинам, крайнее раздражение.

— Да, — сказала я твердо, чтобы он понял, что я была серьезна и не играла с ним.

Он покачал головой, и похоть в глазах, которую я видела только секунду назад, исчезла.

— Поцелуешь меня с тем же запалом завтра, и я буду трахать тебя часами, пока ты не потеряешь сознание, а мой член будет все еще твердым внутри тебя.

Мои губы дернулись.

Он насупился.

— Почему ты всегда хмуришься при виде меня? — спросила я, разглаживая морщинку между его бровями. Если бы это было возможно, его взгляд стал бы еще более хмурым, как только я прикоснулась к нему. — В любом случае, завтра будет слишком поздно, ты потеряешь свою привлекательность, — прошептала я в его губы, в то время как мы не сводили друг с друга глаз.

Он вздохнул так, будто весь мир лежал на его плечах.

— Ты возненавидишь меня еще больше, когда проснешься, но черт с ним, я хочу тебя слишком сильно, чтобы переживать об этом, — сказал он.

Как только он приоткрыл рот и наши языки соприкоснулись, я вздохнула. Чувствовала, что поступаю правильно. В самом деле, его губы, его рот — все, что было его телом, ощущалось чудесно на моей коже.

Я не сказала ему, что не возненавижу его завтра, потому что это было бы бессмысленно. Через несколько дней я вернусь домой, и мы никогда не увидимся вновь.

Я поняла, в какой момент он полностью уступил. Его тело подо мной расслабилось, член наливался еще больше, а одну руку он убрал с моей задницы, чтобы схватить за шею.

Я качнулась на нем. Раз. Другой. И всё стало чувствоваться в десять раз лучше.

Прекрасное ощущение его тела подо мной, вкуса его губ, который в тот день навсегда отпечатается в моей памяти. Он снова вторгся в мой разум, отсекая в этот раз все чувства, кроме моего вожделения к нему. Уже только по этой причине я не могла злиться на него за то, что он проник в мой номер и каким образом проник.

Следующее, что я помню: мы стояли, его губы искали мои, будто он не мог позволить себе прервать нашу связь. Ладонями он обхватил мое лицо, заставляя открыть рот шире, так что кровь вскипала в венах. Его губы были такими мягкими, моля о большем, пока я совершенно не отдалась нашему поцелую.

Мы оба отчаянно нуждались быть ближе друг к другу. Мои руки были повсюду на его теле, пытаясь поглотить каждый его сантиметр разом. Я расстегнула пуговицу на его рубашке, и продолжила так делать, пока не добралась до брюк.

Его руки двигались от моего лица к бедрам. Тепло его ладоней опалило кожу, когда он схватил меня за бедра и притянул вплотную к себе, заставляя остро осознать пульсирующий жар между моих ног. Я выгнулась назад и позволила ему играть на струнах моего тела, чтобы самой насладиться прикосновением его губ. Чтобы я могла надышаться им.

Неспешность, но в то же время настойчивость действий, с которой мы продвигались, абсолютно сводила с ума. Он засосал мой язык себе в рот, и я захныкала, подняв одну ногу и захватывая его бедра сзади, чтобы лучше чувствовать его, пока он покачивал меня на своем члене. Но он сбросил мою ногу и, несмотря на все мои усилия, не давал к нему прильнуть.

Постепенно он к тому же перестал целовать меня и немного отстранился, я же дрожала и задыхалась.

На мгновение мы уставились друг на друга с недоумением. Быть с ним, осязать его руки и губы на своем теле — каким-то образом всё ощущалось по-другому. Я точно не могла сказать, чем это отличалось, но знала, что никогда не чувствовала такой искры, как сейчас, ни с одним из моих парней. Я никогда так не возбуждалась лишь от одного поцелуя. Поэтому я продолжала наблюдать за чудесной загадкой передо мной, пока он наконец не отбросил прочь свои сомнения и не дотронулся до меня.

Крепко схватив меня за руку, он потянул меня через открытые двери в свой номер.

Выйдя из ступора, я спросила:

— Почему?

— Потому, — ответил он.

После того поцелуя я все еще немного дрожала, но довольно хорошо помнила вскрики его подружки прошлой ночью.

Я дернула его за руку.

— Я слышала вчера вопли твоей подружки, не хочу заниматься сексом в твоей постели.

— Я не трахнул ее в своей постели. До тех пор, пока ты не умоляешь взять тебя на столе или у стены, ты в порядке. Ну, или в душе. И она не была моей подружкой.

— Я ни о чем тебя не умоляю, — сказала я, становясь злее от каждого сказанного его восхитительным ртом слова.

И после очередного рывка я высвободила руку из его крепкой хватки.

— Я помню иначе. Не я набросился на твои губы.

— А я не помню, чтобы ты сказал "нет", — огрызнулась я.

— Я простой парень. Ты сидела у меня на коленях.

— Этого достаточно, чтобы завести тебя? Девушка на твоих коленях?

— Не знаю. Не хочешь снова попробовать?

— Нет. Очевидно, что это было ошибкой. Каждый раз, когда ты открываешь рот, тебе удается взбесить меня еще больше.

Я развернулась, чтобы уйти, но его руки обвили мою талию, не давая сделать и шага. Я застыла. Я могла чувствовать прижимающуюся ко мне эрекцию, и я все еще хотела того, что обещало его тело.

Успокоения. Гармонии.

— Так я и думал, — пробормотал он, когда я не оттолкнула его.

Он начал посасывать мою шею около уха, и от его прикосновения я снова практически таяла.

— Если бы ты только мог заткнуться на несколько минут, — размечталась я, и он нежно укусил меня за шею, отчего все мое тело задрожало.

Развернув меня, он завладел губами, и в этот раз не было никакой нежности — именно так, как мне было нужно. Я открыла рот пошире, и он, не теряя ни секунды, устремился дальше, наши языки сплелись в борьбе, чтобы взять еще больше друг от друга. Я вплотную прижалась к нему, и он втянул мой язык в свой рот — вскружив мне голову от желания.

Ноги с обратной стороны коленей наткнулись на что-то мягкое, так что я прервала поцелуй, оглянулась и увидела, что стояла у края его кровати. Я даже не поняла, что мы двигались.

Его прикосновение было моей погибелью.

Он наклонился и одним плавным движением снял с меня трусики, его пальцы нежно ласкали мои бедра, и я ощутила, что стала влажной между ног.

— Сними ее, — проворчал он, указывая на мою футболку, а сам начал расстегивать брюки, буравя меня взглядом.

Почувствовав, как новая волна дрожи прошлась по спине, я заставила себя посмотреть на его грудь. Его тело было таким же великолепным, как и глаза. Шесть кубиков, которые Александр скрывал под дорогим костюмом, сократились, когда он скинул рубашку. Не удивительно, почему он был таким дерзким ублюдком.

Я облизала губы, уже представляя, как по моему телу скользит его сильное тело, когда он возьмет меня. Жестко. Я практически могла ощутить, как его кожа обжигает меня, а я держусь за крепкие и мускулистые плечи, прижимаясь к нему. Мой взгляд опустился ниже как раз вовремя, чтобы увидеть, что он избавился от своих боксеров.

Я наконец смогла выдохнуть. Мое дыхание было глубоким и прерывистым.

Когда он выпрямился, я не смогла оторвать взгляда от его твердого и толстого эрегированного члена. Прикусила губу, чтобы не застонать и не дать ему еще один повод сказать что-нибудь раздражающее меня.

— Рад, что ты одобряешь, — сказал он, снова открыв свой рот.

— Разве я это сказала?

— Тебе и не нужно было; это написано на твоем лице. Теперь твоя очередь. Снимай футболку.

Не было причин отдалять неизбежное, так что я молча скинула ее и отбросила в сторону.

Моя фигура была далека от идеала, но я не чувствовала стыда. Это была я. И это все, что я могла ему дать. Ни больше, ни меньше.

Он поднял бровь, и его голодный взгляд прошелся по всему моему телу. Когда я потянулась, чтобы расстегнуть бюстгальтер, он шагнул и сам сделал это, сосредоточив на мне взгляд своих голубых глаз.

— Твои глаза все еще красные, уверена, что ты в норме? — нежно спросил он, потянув вниз бретельки лифчика.

Я кивнула, не желая снова поддаться эмоциям. То, как он говорил со мной, его дерзость, нелепые слова — все, что делало его Александром, занимало мой разум.

Я не чувствовала себя потерянной.

Я больше не чувствовала себя одинокой.

Избавив меня от лифчика, он наклонил голову и лизнул сосок, прежде чем втянул его в рот и начал сосать, грубо сминая грудь, приводя меня в исступление.

Мое дыхание сбилось, и я ухватилась за его сильные предплечья, наслаждаясь смесью боли и удовольствия, которую его рот доставлял мне. Мне нравилось все в его прикосновениях.

Медленно зализывая укус, он переместился ко второй груди, уделяя ей такое же внимание и заставляя меня задыхаться и выгибаться. Заставляя желать большего.

Он медленно опустил руку вниз, едва касаясь пальцами моего живота. Я развела ноги чуть шире, предоставляя ему лучший доступ, он в то же время сильно потянул сосок, и все мое тело напряглось, а глаза закатились от удовольствия.

Должно быть, я издала тихий стон.

— Полегче, — пробормотал он мне в шею, языком прочертив идеальную влажную линию на моей коже.

Его рука наконец добралась туда, где я нуждалась в нем больше всего, и он без предупреждения ввел внутрь сразу два пальца. Я застонала, каждый клеточкой тела сгорая от потребности в нем.

К тому моменту меня уже слишком далеко унесло. Что бы он ни сказал, я бы пропустила это мимо ушей и лишь умоляла бы о продолжении. Вот как сильно я хотела его.

— Ах, — стонала я, возбуждение между моих ног нарастало с каждой секундой.

Его пальцы скользнули еще глубже, и мои мышцы сжались вокруг них. Одной рукой я обняла его за шею, а ногу закинула ему на бедро, пытаясь перенести на него большую часть своего веса. Я понятия не имела, как долго еще смогу устоять на ногах, если он продолжит так же медленно трахать меня своими пальцами, как сейчас. В ту секунду, когда он надавил на мою точку G, я захныкала в голос и прикусила его за плечо, чтобы заглушить громкие стоны.

Он шикнул, но затем усмехнулся.

— Ах, дорогая, ты такая громкая. Мне это нравится, — сказал он и припал к моим губам, прежде чем я смогла произнести хоть слово.

Я простонала, не разрывая поцелуй, и позволила уложить себя на кровать. Он прикусил мою губу, а я провела ногтями по его плечам, оставляя красные отметины. Ничего долговременного, но достаточно сильно, чтобы он их почувствовал.

— О, это будет весело, — пробормотал он, снова опускаясь к моей груди.

Я просунула между нами руку и обхватила основание члена, плотно сжав его, а он в ответ укусил за нижнюю часть груди.

— Полагаю, что прелюдии уже хватит, как думаешь? — прохрипел он.

— Думаю, ты и так достаточно времени уделил этому.

И опять эта раздражающая ухмылка появилась на его губах. Неотрывно глядя на меня, он положил мою ногу себе на плечо и приблизил член ко входу в мою киску.

Прежде чем войти в меня, провел им по ней и слегка качнул бедрами, заставляя меня вздрагивать всем телом всякий раз, когда он скользил гладкой головкой члена по клитору.

Как только я была близка к помешательству, мне показалось, что его толстый член проталкивается только на несколько сантиметров сквозь кольцо мышц.

Я вцепилась в простыни, изнывая от желания быть заполненной. Но он совсем остановился, и я посмотрела ему в лицо.

— Черт, — прошипел он, — Погоди. Я забыл презерватив.

Я застонала.

Спустя мгновение он снова между моих ног. Большими руками развел их, пока я полностью не оказалась растянутой и раскрытой перед ним. Затем он снова поднял одну мою ногу на плечо и подтянул меня на кровати, прямо к паху.

Прежде чем я хотя бы смогла опустить бедра ниже и приноровиться к новой позе, он вошел в меня во всю длину.

— Александр, — ахнула я, крепче вцепившись в простыни, мои ноги дрожали от силы его толчка.

— Расслабься, — пробормотал он, придерживая рукой мою ногу для лучшего доступа. — Я еще не полностью вошел.

Он вышел и толкнулся снова, в этот раз медленнее, и ему все же удалось войти глубже.

— Черт, Александр, — простонала я.

С каждым толчком я становилась все более влажной, облегчая ему проникновение и давая возможность ускорить фрикции. Когда он наконец вошел в меня полностью, дрожь прокатилась по мне, и все мое тело напряглось.

И тогда он прекратил двигаться.

— Открой глаза, дорогая.

Я медленно открыла их, и он тотчас начал входить в меня медленными толчками. Я застонала и снова закрыла глаза. Он остановился, поэтому я вынуждена была посмотреть на него.

— Ты этого хотела? — спросил он, когда вышел и вошел глубже.

— О, да-а-а, — простонала я. Мои ноги все еще дрожали.

Он провел руками вверх и вниз по моим бедрам, пока мое тело отчаянно пыталось приспособиться к его размеру.

— В тебе так прекрасно находиться, ты такая тесная. Был большой перерыв? — прошептал он, его толчки становились глубже и сильнее.

— Твою мать, — лишь это успела я шепнуть в ответ на особенно глубокий и мощный толчок.

— Тебе не нравится? — спросил он, но больше не переставал вколачиваться в меня.

— Нравится, не останавливайся, — умоляла я дрожащим голосом, растерявшись от неожиданно накатившей волны удовольствия.

Внезапно он сбросил мою ногу с плеча и, наклонившись, поцелуями начал прокладывать дорожку к моей груди, одновременно перемещая мои напрягшиеся ноги так, чтобы я обхватила ими его талию.

И это помогло ему скользнуть членом в мое тело еще глубже, продвигаясь сантиметр за сантиметром. Руками он схватил меня за бедра и начал толкаться в меня снова, языком очерчивая круги вокруг моего соска.

Я не могла сдержать стоны, ничего вокруг себя не замечала, кроме него. Он что-то затронул во мне — то, к чему раньше никто не прикасался. Я почувствовала себя уязвимой и напуганной. Слишком открытой.

И мне это понравилось.

— Пожалуйста, не останавливайся, Алекс, — умоляла я его.

Я разжала ладони и схватилась за одеяло.

— Надо же, теперь она называет меня по имени, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Я так близко, сильнее.

— Хочешь жестче?

— Пожалуйста, я так близко.

— Ты собираешься кончить, красавица?

Я ахнула, почти теряя сознание.

— Будет больно.

— Мне нужно это.

— Как хочешь, детка, — грубо прошептал он и наконец трахнул меня, больше не сдерживая себя.

Мои мышцы сжимались от каждого его толчка, а ноги вокруг талии ослабили хватку. Руками он сжал мои бедра и умудрился резко протолкнуться в меня еще дальше, входя в меня всей длиной.

— Алекс, я...

Мои ноги отпустили его талию, и я невольно широко раскрылась перед ним, давая возможность полностью войти в меня. Мое дыхание сбилось, и я начала сильно сжимать его внутренними мышцами.

— Блять! — крикнул он, и я поняла, что слишком туго сжала его член.

Меня накрыл оргазм, и протяжный стон сорвался с губ, а бедра приподнялись над постелью — пытаясь взять больше, чем он давал мне. Все мое тело напряглось, прежде чем обмякнуть от его прикосновений.

Время остановилось, и я впервые в жизни парила в облаках.

Он еще несколько раз толкнулся в меня, пока я не почувствовала, как он вышел и рывком вновь полностью, до основания, погрузил член и, закрыв глаза, кончил. Его голова упала на мое плечо, а движения стали нежнее.

Замедлив толчки, он поднял голову и лизнул мой все еще напряженный сосок, заставляя сократиться мои мышцы вокруг члена еще раз. Мы оба ахнули, наши тела были чувствительны к малейшему движению.

Он уткнулся лицом в мою шею и, к удивлению, вдохнул мой аромат.

— М-м-м, — промурчал он почти про себя. — Я знал, что ты будешь подо мной, но не думал, что это будет так хорошо.

— И опять ты портишь момент, — проворчала я.

— Кто ты? — спросил он, сверкая искорками любопытства в глазах.

Я замерла и прошептала:

— Никто.

— Где ты живешь, Майя?

Я попыталась оттолкнуть его за плечи подальше от себя, но он не сдвинулся с места. Наконец мне удалось слегка передвинуть бедра, и его наполовину твердый член выскользнул, оставляя внутри меня неожиданную пустоту.

Балансируя на локтях, он пытался удержать мой взгляд. Я не хотела смотреть на него. Я не могла позволить себе потеряться в нем больше, чем уже была.

— Какой момент? — спросил он.

Мои глаза ухватили только тень ухмылки на его губах.

Затем его взгляд опустился к моим припухшим губам, и выражение его лица изменилось.

— Как ты себя чувствуешь?

— Неопытной, — ответила я, не подумав, а потом покраснела. — Я не это имела в виду, просто мои мысли какие-то незрелые. Это странно. Возможно, я просто устала.

— Чем я могу помочь?

— О, ничем. Хм-м... — колебалась я, не зная, что сказать, когда мы все еще лежали голые в постели и он все еще был на мне.

Будто по сигналу, мои соски затвердели под его грудью.

Я закашлялась, чтобы отвлечь его от разглядывания моей груди, и сказала:

— Спасибо за это.

Осторожно оттолкнув его от себя, попыталась прикрыться, обернув голое разгоряченное тело простынями. Как только мои ноги коснулись мягкого ковра, я начала собирать свою одежду.

— Уходишь? — спросил он, опершись на локти. Тон его голоса выдавал удивление.

Я глянула назад через плечо. То, как он выглядел в той постели...

— Да, — пробормотала я, быстро отводя глаза. Я чувствовала его тяжелый взгляд, следящий за каждым моим движением.

Не прошло и десяти секунд, как я вернулась в свой номер и заперла дверь.

Я так и не услышала, чтобы он прикрыл или защелкнул на замок дверь со своей стороны.