Глава 3

Когда Инна Владимировна вернулась домой, там царила прямо-таки идиллия. Все трое ребят сидели за столом, и Костя развлекал Самойловых рисованием.

Да плюс ко всему сын был еще и творческой личностью – художником. И относился он к этому не как к хобби, а очень даже серьезно, надеясь сделать искусство своей профессией. Причем он не планировал в дальнейшем писать полотна и выставляться в галереях. Он хотел рисовать комиксы. Не мангу (благодаря сыну Инна Владимировна хорошо знала, что это такое), а именно классические комиксы. К тому же черно-белые.

Костя любил графику. Тушь, перо, кисть – обычный набор для творчества. Иногда к нему присоединялись фломастер и ручка. Множество тонких штрихов и тщательно прорисованных деталей. Инна Владимировна пораженно ахала: это же какое надо терпение? Это же сколько труда? И чуть размытые полутени, от едва заметных, почти сливающихся с белизной бумаги, через бесконечный ряд оттенков серого медленно переходящих к все скрывающей темноте мрака.

Правда, порой допускался еще один цвет. В основном синий, манящий глубиной неба или воды. Хотя синева воды – это ведь просто перевернувшееся небо.

Костя ни от кого не скрывал свой талант. А уж Инна Владимировна и подавно. Она хвасталась перед знакомыми работами сына и ревниво выслушивала отзывы. Но знакомые всегда вели себя правильно: пораженно ахали в унисон Бариновой, восхищались, хвалили. Сын снисходительно усмехался, когда мама рассказывала ему об этом, отвечал однозначным отказом на просьбу кому-нибудь что-нибудь специально нарисовать и только друзьям раздаривал всякие прикольные картинки.

Вот и гостей он развлекал чем-то подобным. Карандаш в его руке легко летал по листу бумаги, но стоило войти в комнату Инне Владимировне, как хрупкие идиллические стены мгновенно рухнули под натиском притаившихся до поры напряженности и тревожности.

Девочка вскинула голову. В одном движении – столько эмоций, столько вопросительного ожидания, и кажется, будто широко распахнувшиеся глаза занимают половину лица. Братишка отреагировал не так остро, ну да он и помладше. Его уже захватило привычное течение жизни. А во взгляде больше робости и смущения перед посторонним взрослым человеком, чем мыслей о маме. И Костя тоже спрашивал глазами: «Как там?»

И ничего уже не видишь, кроме тревожных детских глаз…

Инна Владимировна поинтересовалась в ответ:

– Как вы тут? – И только потом сказала: – А вашей маме уже лучше. И дальше будет еще лучше. Не переживайте так. – И добавила: – Ну что, отвезти вас домой?

Первым отозвался почему-то Костя:

– Мам, да ладно. Ты после работы. Отдыхай. А я провожу.

Какой же замечательный и заботливый у нее мальчик!

Хотя ребята и сами в состоянии добраться до дома. Девочка уже совсем взрослая.

Судя по всему, Женя и сама так считала.

– Мы и одни доедем. На автобусе. Мы же дорогу знаем.

Но Костя решительно возразил:

– Ну, нет уж! Я пообещал, значит, провожу.

Инну Владимировну немного смутила эта его решительность, хотелось сказать: «Костя, ну что ты навязываешься? Ребята же говорят, что справятся сами».

Но сын уже отправился собираться, и брат с сестрой вышли в прихожую, зашелестели одеждой.

Уже стоя в открытых дверях, девочка благодарно и чуть виновато посмотрела на Инну Владимировну.

– Спасибо большое!

Хотела добавить еще что-то. Судя по выражению лица: «Извините, что доставили вам столько беспокойства». Но не сразу подобрала подходящие слова, а Баринова не стала дожидаться.

– Да все нормально. Пожалуйста.

Она проследила за закрывающейся дверью, потом вернулась в гостиную, подошла к столу, на котором лежали Костины рисунки, сдвинула листы бумаги. Так она и думала: всякие забавные картинки. А вот и нынешний мальчик в виде супергероя. Сражается с какими-то странными чудиками. И девочка.

Инна Владимировна ожидала увидеть ее тоже в героическом облике. Что-то типа Женщины-кошки. Бесстрашная, эффектная, сексуальная. Ну да, и это тоже. А оказалось…

Грустная, какая и была сегодня, в шубке, с длинной косой и с милой зверушкой на руках. Судя по длинным ушам – зайчонком.

Неужели Снегурочка? Как странно.

Сейчас весна, апрель, и снег давно растаял, и уже встречаются на прогретых солнцем пригорках маленькие солнышки мать-и-мачехи. А на рисунке порхают снежинки – крошечные звездочки в несколько штрихов. Лицо девушки тоже прорисовано не слишком детально. Чуть тщательнее глаза, а нос и губы – просто черточки. Но похоже. И почему все-таки Снегурочка? Персонаж далекий от комиксов. Надо спросить у Кости.

Сын не возвращался долго. Конечно, Самойловы и жили неблизко, и с автобусами могла быть напряженка. Да и не слишком поздно еще. Но Инна Владимировна почувствовала неясное беспокойство, беспричинное, непонятное. Не выдержала, взяла телефон.

– Костя, ты где?

– Домой иду. Буду минут через десять, – доложил сын и уточнил с недоумением: – Мам, а ты почему звонишь? Что-то случилось?

– Нет, – Инна Владимировна и себе не могла толком объяснить, зачем ей понадобилась эта телефонная проверка, и на ходу придумала оправдание: – Просто ужин уже готов.

Да так оно и было на самом деле. А когда, уже после ужина, Костя собирал рисунки со стола, Баринова все-таки поинтересовалась, чисто из любопытства и вроде бы не совсем серьезно:

– А почему именно Снегурочка? Как-то не по сезону.

Костя улыбнулся в ответ, дернул плечом.

– Ну, просто она сказала, что на новогодних праздниках часто играет Снегурочку. Я и нарисовал. – И сын перевел разговор на другую тему, более значимую: – А что с их матерью?

– Состояние средней тяжести, но стабильное, – сказала Инна Владимировна весьма официально, решив обойтись без медицинских подробностей и точного диагноза. – И случай вполне ординарный. Поставим на ноги. Все нормально будет.

Загрузка...