8

Перед тем как отправиться на встречу со своим арабским информатором, Сэмми Бен-Найм еще раз просмотрел его досье, чтобы освежить свою память. Информатора звали Эдвард Юсуф Салман, известный также как Абу Юсуф. Сэмми всегда называл его доктор Салман, это было более уважительно и профессионально. Сейчас они сидели рядом в автомобиле, водитель и пассажир, на автомобильной стоянке позади старых магазинов на Яффской дороге, в Западном Иерусалиме. Машина принадлежала израильскому правительству, но определить это не смогла бы даже полиция. Если бы машину угнали, а потом нашли, то полицейский компьютер сообщил бы, что она принадлежит некоему Эли Баруху из Хайфы, которого на самом деле не существует. А если и обнаружится такой, то это просто совпадение. Сэмми использовал машину как свою персональную.

– Почему все идет так медленно? – спросил Сэмми.

– Частично из-за того, что Хури нервничает. Но в основном в силу целого ряда причин. У меня есть и другая работа, как вы знаете, дела в судах. А если едешь в суд в Рамаллу, это занимает целый день.

"Парень придумывает отговорки", – подумал Сэмми. С самого начала их сотрудничества Сэмми сделал Абу Юсуфу особые проездные документы. Ему не нужно было ехать в объезд через всю пустыню, как остальным палестинцам, он мог ехать прямиком в Рамаллу.

Сэмми только кивнул и спросил:

– Ну, теперь вы готовы?

– Готов. Я уже слегка опоздал. Тони как раз сейчас встречается со своим другом, и я должен быть там, чтобы выработать план нашей стратегии.

Салман заметно нервничал и поерзывал. Они находились на общественной стоянке. Его мог узнать кто-нибудь из знакомых, и тогда ему пришлось бы объяснять, с кем это он был. Почему он сидел в израильской машине с желтым лицензионным номером? Сэмми понимал его, в этом был резон. Но Салман слишком суетился. Все время теребил солнцезащитный щиток, стараясь придать ему оптимальный угол, чтобы прикрыть свое лицо, да еще и ладонью прикрывался. Сэмми на секунду потерял терпение.

– Оставьте щиток в покое, вы сейчас его сломаете.

– Вы делаете мне замечания? Потрясающе! Я полагаю, что достаточно давно занимаюсь такими делами, чтобы отдавать себе отчет в степени опасности. Кто вы такой? Насколько мне известно, вы что-то вроде младшего офицера. Не слишком ли вы печетесь о моей безопасности?

– Извините, я не хотел вас обидеть, доктор Салман. Ваша личная безопасность чрезвычайно важна для нас. – Сэмми посмотрел на него ровным взглядом.

Когда Сэмми только начинал работать в жилищном департаменте, у них там была команда ручных ливанских посредников. Каждый раз, когда на рынке появлялась очередная недвижимость, они тут же вызывали кого-нибудь из этих людей. Те моментально приезжали с полными дипломатами денег и говорили, что готовы на все, лишь бы приобрести кусочек земли в Аль-Кудс, в Святом Городе. "Сколько скажешь – столько дам". Но палестинцы со временем раскусили этот трюк.

Последние пятнадцать лет департамент все больше и больше имел дело с местными арабами типа Эдварда Салмана. Когда Сэмми просматривал его дело, он обратил внимание на пункт, где говорилось, что Салман прост и контактен в общении. Если это когда-то и было правдой, то сейчас все обстояло иначе. Он был напряжен до предела. Хотя, возможно, Сэмми чересчур строг к нему, все-таки парень рискует жизнью.

Сэмми не говорил об этом Салману, так как департамент был весьма заинтересован в собственности Хури. Не стоило заставлять Салмана еще больше нервничать. Тот мог бы вдруг решить, что риск слишком велик, и отказаться от сотрудничества.

– Я думаю, вы слышали, что парня, арестованного в Вифлееме, перевезли из участка на площади Яслей, – сказал Сэмми.

Салман скользнул по нему взглядом. Они встретились глазами, но Салман не стал затруднять себя ответом. Разумеется, он об этом знал. Весь Вифлеем знал, ведь почти полгорода видело, как его сажали в полицейский фургон. Но вот куда его увезли, пока было покрыто тайной.

– Глупый вопрос, да? – продолжал Сэмми. – Но я хочу вам сообщить, что он уже почти на свободе. И Бог не допустит, чтобы стало известно, как вы зарабатываете свои деньги. Ваша безопасность – наша наипервейшая забота.

Эдвард Салман не прореагировал на это заявление. У него были все причины для беспокойства. Он сделал никак не меньше, чем тот парень.

– Что вы знаете об англичанине? – сменил тему Сэмми.

– Я знаю лишь то, что он друг Тони Хури.

– Вы не знаете, почему он согласился на это дело и откуда Хури его знает?

Салман покачал головой.

– Я думаю, он делает это из-за денег. А вы как думаете? – Он помолчал. – Кроме того, я знаю, что его зовут Дэвид Престон и что они учились вместе с Хури в университете. Я не знаю, почему Тони считает, что может ему доверять, но это не мое дело. От меня лишь требуется убедить суд в том, что это вполне легальная сделка, хотя покупатель и не является палестинцем.

– Это будет трудновато, не так ли?

– Да, продавать дом незаконно. Но он может быть сдан в долгосрочную аренду, а потом отдан в залог. Этой линии я и собираюсь придерживаться.

– А когда документы на дом будут у Дэвида Престона, он сможет продать его.

– Да, уже вашему человеку.

– Наш человек – это женщина. Скоро я вас с ней познакомлю.

Сэмми повернул ключ зажигания, заработал мотор, и одновременно включилось радио. Когда он вырулил на главную улицу, Эдвард Салман сполз по сиденью вниз, чтобы не было видно его головы. Сэмми подумал, что для маскировки ему было бы вполне достаточно надеть на голову ермолку. Она всегда на всякий случай лежала у Сэмми в бардачке. Шпильку для нее Сэмми хранил в бумажнике – боялся потерять. У Салмана на макушке была небольшая лысина, как раз под размер ермолки. Сэмми неизменно обращал внимание на лысины у мужчин, потому что у его отца была дичайшая в мире лысина – она сияла, как зеркало, в центре его головы, обрамленная густыми кустистыми волосами. Края ее были настолько ровными, а сама она столь гладкой и круглой, что походила на работу искусного парикмахера, а не на производное нескольких зарубок на спирали ДНК. И когда он надевал ермолку, всегда казалось, что этот головной убор создан специально для его лысины. Ермолка сидела на лысине так ладно, что Сэмми был искренне удивлен, когда обнаружил, что отнюдь не у каждого мужчины под ермолкой скрывается такая совершенная тонзура. Это было блестящее совпадение с лысиной именно его папаши. Сэмми сделал это открытие в четыре года.

Алжирский еврей Симон Бен-Найм стал израильтянином, так как в последний момент понял, что не хочет становиться французом. Еще одно потрясающее основы открытие, которое Сэмми сделал в ранние годы, – это осознание того, почему его отец говорит на столь необычном иврите. Оказалось, что французский и арабский языки Симону Бен-Найму куда ближе, чем иврит. Сие отнюдь не означало, что его любовь к Израилю не была истинно глубокой. Была. В то время, когда Сэмми делал свои открытия насчет ермолки, арабского и французского, в 1967-м, его отец Симон Бен-Найм носил военную форму. Отцу было сорок лет, когда он вступил добровольцем в силы безопасности Израиля, чтобы охранять землю, которую только что отвоевала регулярная армия.

Конечно, сегодняшнее положение Сэмми не совсем в точности повторяло ситуацию, в которой находился его отец в 67-м, но можно было найти кое-какие параллели. Сейчас ему было сорок лет, и он служил своей стране, продолжая охранять землю, отвоеванную в 1967-м.

Сэмми затормозил перед большим красивым городским домом, построенным в конце прошлого века. В центре примыкавшего к дому сада росло миндальное дерево, листья его закрывали просветы изящной кованой ограды, которой завершалась каменная стена. В саду находилась группа хасидов[25] в круглых черных шляпах. Они бормотали молитвы, стоя так близко друг к другу, что поля их шляп почти соприкасались.

Эдвард Салман, увидев хасидов, сморщил нос и сказал:

– Я не пойду туда. Если кто-нибудь заметит меня в компании головотрясов, это все равно что я сам приставлю пистолет к собственной голове.

Палестинцы называли хасидов головотрясами, имея в виду их характерные покачивания головой во время молитвы. Хотя так же называли любых евреев, молящихся у стены. Это выражение не должно было обидеть Сэмми, он был неверующим.

– Успокойтесь, я же говорил, мы встречаемся с женщиной, – сказал Сэмми. – С ней будет еще один парень, но он тоже не из этих. – Сэмми взглянул на Эдварда Салмана. Выражение досады на его лице не исчезло. – Ладно, оставайтесь здесь, я сейчас схожу за ними. Потом мы съездим куда-нибудь поесть.

Это движение было оппозиционно по отношению к официальной общине (кагалу) и официальному раввину.

Сэмми вышел из машины и направился к воротам. Хасиды, похоже, как раз собирались расходиться. С другой стороны миндального дерева стоял мужчина средних лет, одетый в свежевыглаженные футболку и камуфляжные брюки. Увидев Сэмми, он махнул ему рукой.

– Шалом, шалом, Сэмми.

– Шалом, Шауль. А где госпожа Гродман?

Шауль Даян комично мотнул головой через плечо, улыбаясь в аккуратно подстриженную бородку. Сэмми посмотрел через его левое плечо и увидел пожилую женщину, которая сидела на раскладном алюминиевом стульчике. Она оказалась более хрупкой, чем ожидал Сэмми, ростом не более полутора метров даже со своим высоким перманентом. Волосы ее были выкрашены в почти голубой цвет, что в сочетании со специфической прической выглядело так, будто они находятся в состоянии статического электрошока. Она точно не была хасидкой и даже навряд ли была верующей, если позволяла себе щеголять с такими волосами. Хасиды не нашли бы с ней общего языка. Но ее фонд давал под залог двадцать миллионов долларов в год в течение пяти лет согласно договору. Он был учрежден специально для приобретения земли и недвижимости. Так что хасиды, наверное, согласились бы многое ей простить.

Сэмми подошел к миссис Гродман и представился по-английски. Только он хотел попросить ее не вставать, как она уже опередила его. Когда она встала и пожала ему руку, он понял, что она не такая уж и хрупкая, как ему показалось вначале. У нее было жесткое лицо деловой женщины, а от ее рукопожатия по телу Сэмми словно прошел ток, как будто давало о себе знать статическое электричество, исходившее от ее волос. Она явно делала ставку на дело, которое им предстояло.

– Итак, какова ваша роль в этом деле, господин Бен-Найм? – спросила она.

– Он способствует тому, чтобы ваша благотворительность получила всю необходимую поддержку для благоприятного завершения дела, – ответил Шауль за Сэмми.

– Способствует? Это хорошее слово, господин Даян. – Она повернулась к Сэмми. – Может быть, я новичок в этом деле, но сколько посредников для этого нужно?

– Я думаю, господина Даяна и меня будет вполне достаточно, – ответил Сэмми.

– И что же вам мешает?

Сэмми подумал пару секунд, прежде чем ответить.

– Ничего. Абсолютно ничего, миссис Гродман.

– Сэмми работает на правительство, миссис Гродман. И они не зря платят ему деньги.

Шауль одарил миссис Гродман широкой улыбкой, намеренно не обращая внимания на взгляд, который Сэмми на него бросил. Шауль Даян был предупрежден, что об этом не надо говорить, но предпочел игнорировать запрет. Он не понимал его. Если люди знают, что и правительство им помогает, они чувствуют, что их патриотические порывы имеют поддержку сверху.

– Я лично работаю из-за денег, миссис Гродман. Мне, видите ли, нужно есть.

– Всем нужно есть. Мне тоже. Я уже пропустила ланч и выбиваюсь из графика своей диеты. Где ваш арабский парень, мистер Бен-Найм? – Она покачала головой. – Мы должны преломлять хлеб с врагом. Если бы только мой Джерри был жив...

И она возвела руки и глаза к небу, так что они приняли то же направление, что и ее волосы. Фонд Гродмана был учрежден ее мужем на деньги, которые он заработал, обеспечивая Центральную Америку брюками. Миссис Герти Гродман с успехом продолжила его дело. Для женщины, которая все время приобретала недвижимость, было весьма странно, что она до сих пор не имела квартиры в Израиле. Приезжая сюда, она всегда останавливалась в отеле "Хайятт". Постоянно она проживала во Флориде.

– Простите меня, – обратился к ней Шауль Даян. – Я отойду на секундочку, мне нужно сказать пару слов вон тем джентльменам. – Он кивнул в сторону группы хасидов. – Сэмми, пойдем со мной.

Сэмми последовал за ним. Он не понимал, о чем Шауль хочет говорить с хасидами. Он был по-прежнему в недоумении, когда двое из хасидов отделились от остальной группы и направились им навстречу. Он знал их – Кляйн и Леви, оба американцы. В отличие от них и Сэмми и Шауль родились в Израиле, но Шауль был ашкенази, а Сэмми сефардом[26].

Сэмми кивнул им и сказал:

– Кляйн, Леви, приветствую вас.

– Сэмми, дорогой, – ответили они почти в унисон, хотя крупный Кляйн на долю секунды опередил тщедушного Леви.

– Как дела у Шин-Бет? – спросил Кляйн. Сэмми щелкнул языком.

– Вы меня с кем-то путаете, дружище. Я не работаю в Шин-Бет. Я сотрудник департамента жилья.

– О да, разумеется. Поэтому мы и должны поговорить, – ответил Кляйн.

Кляйн слыл человеком с репутацией. В шляпе он был все семь футов ростом, но даже и без нее добрых шесть с половиной. На нем было длинное черное пальто, из-за чего он страшно потел в иерусалимскую жару. У всех хасидов проблемы с потоотделением, но у Кляйна это проявлялось особенно. У него были свои причины пренебрегать такими мелочами, как гигиена. Лапсердак[27] скрывал два автомата, по одному под каждой рукой. Кляйн предпочитал «мач-10» автомату «узи». Леви носил свой пистолет в кобуре на поясе за спиной. Сэмми знал, что это «кольт». Еще бы, ведь он работал в банке «Дикий Запад».

Сэмми считал Леви идиотом, но в данном случае именно он был мозгом всей операции. Он и Кляйн работали в ешивах[28], созданных в арабских районах Старого Города и Хеврона. Эдакие функционеры полувоенного образования в викторианских черных лапсердаках. Кляйн учил студентов обращаться с оружием и организовывал вооруженные патрулирования. Леви был лидером массовых шествий в пятницу утром, когда еврейские студенты проходили маршем по арабским территориям, скандируя молитвы на иврите, чтобы сорвать мусульманскую субботу.

Сэмми не представлял, каким образом эти два джентльмена связаны с миссис Гродман. Видимо, эта информация еще не успела дойти до него. Скорее всего, они только что узнали о существовании Фонда Гродмана. А Шауль Даян, похоже, хотел дать им заработать.

– Чего играть словами. Этим ребятам нужны доллары, – подтвердил Шауль его мысли.

– Насколько мне известно, у них и без того тонны денег, – ответил Сэмми.

– Им надо больше, не так ли? – Шауль повернулся к Леви.

Хотя иврит Леви был совсем неплох, его трудно было назвать живым разговорным языком ежедневного общения. Это был язык Торы.

– Мы двигаемся вперед, мы продолжаем движение. У нас долгий путь впереди.

– А кто, кроме нас, делает что-нибудь? А? Никто, только мы, – вступил Кляйн.

– Дан имеет в виду, что все деньги в этой стране следовало бы отдать нам, потому что мы знаем, что с ними делать, – сказал Леви.

– Только вы знаете, что делать? – переспросил Сэмми. – Да за вами весь государственный аппарат этой страны, со всеми его инструментами.

– Да, за нами, точно. Всегда наготове, чтобы нанести нам удар в спину. Или повернуться в другую сторону и бежать что есть мочи, как только сделается чуть жарко.

– Дело в вас самих, Леви. Вы думаете, если бы мы работали в открытую, мы бы стали иметь дело с такими, как вы?

– Ради бога, господа! – поспешил разрядить ситуацию Шауль. – Мы все работаем ради одной великой цели – чтобы весь Эрец Израэль оказался в еврейских руках. Мы все движемся в одном направлении, но разными путями.

– Только не я, – возразил Сэмми. – И не правительство.

– Вы думаете, что Нетаньяху[29] не хочет, чтобы Израиль стал целостным?

– Я не читаю мысли Нетаньяху. Не знаю, что он хочет. Но я знаю, какую политику он проводит как премьер-министр, абсолютно ту же самую, что и Рабин[30], – объединенный Иерусалим и земля для палестинцев.

– Отдать им землю, которую даровал нам Бог? – вскричал Кляйн.

– Да, дать им землю! – крикнул в ответ Сэмми. – Минимальное пространство с ограниченной автономией!

– И что это значит?

– Это значит именно то, что значит. Изолированные территории с местным самоуправлением.

– Гетто, что ли? – сказал Леви.

– Называйте как хотите.

С самого начала своей работы в земельном департаменте Сэмми постоянно сталкивался с подобными людьми. Для них был специальный термин – "неудобные для секса". Сама мысль о том, чтобы оказаться в постели с Кляйном и Леви, одетыми в черные лапсердаки и шляпы, эдакая сцена из буйной комедии положений, вызывала у него дрожь. Или что-то вроде карикатуры в левацком журнальчике – секретный агент между двух агрессивных гомосеков. И подпись: "Так кто же управляет страной? " Или нет, лучше: "Если они все трахают друг друга, кто же трахает страну? "

Шауль вновь попытался разрядить ситуацию.

– Бросьте, мы все работаем на благо Израиля. Если господа Кляйн и Леви полагают, что они используют вас, а вы считаете, будто используете их, так что с того? Мы, между прочим, сейчас стоим и спорим не где-нибудь, а в Иерусалиме, и благодарите Бога, что это так.

– Ладно, нам пора, – сказал Сэмми. Он повернулся к Кляйну и Леви. – Мы еще поговорим. Если дело выгорит, то это может стать началом большой экспансии в Христианский квартал, – и он протянул им руку. – Вы правы, вы делаете больше других. Нам не помешает помощь вашей команды.

Они пожали ему руку.

Шауль уже был с миссис Гродман. Они направлялись в сторону ворот и ждущей за воротами машины. Сэмми последовал туда же.

– Ну что, мы с миссис Гродман понежимся на заднем сиденье? – усмехнулся он.

Сэмми подошел вразвалочку и заглянул в машину. Салман сидел еще ниже, почти на полу.

– Если вы не возражаете, да. Садитесь назад. Когда они выехали на оживленное шоссе, Сэмми промямлил:

– Будьте знакомы, доктор Салман, миссис Гродман.

Он не услышал ответных приветствий, что, впрочем, его не удивило. У них еще будет время поговорить. Пока Сэмми сосредоточился на дороге: дети уже расходились из школ по домам, да к тому же наступил автомобильный час пик.

Краем уха он слышал, как миссис Гродман спрашивает у Даяна, не родственник ли он...

Сэмми не поверил своим ушам. Шауль заявил что он дальний родственник Моше Даяна[31]. Самое смешное, что Даян даже не его настоящая фамилия. Фамилия отца Шауля была Бродецкий, но Шауль решил взять новое израильское имя.

Лицо Шауля отражалось в зеркале заднего вида, и по его выражению никак нельзя было заподозрить Шауля во лжи. Это еще раз доказало Сэмми то, что он и так знал: Шауль соврет – недорого возьмет. Сэмми всегда что-то настораживало в личном деле Шауля, но не то, что в нем было отражено, а то, что в нем отсутствовало. Было непонятно, существовали когда-либо отсутствовавшие страницы вообще, или кто-то наверху в департаменте взял на себя труд изъять их.

Миссис Гродман внимала рассказам Шауля про кузена Моше, а также прислушивалась к урчанию в своем желудке. Сэмми вспомнил, что она хотела есть. Он уже собирался отвезти всю компанию в итальянский ресторанчик, как вдруг до него дошло, что этот ресторан не был кошерным. Сэмми не знал, как миссис Гродман к этому отнесется. Лучше спросить.

Он повернулся назад:

– Тут есть одна проблема...

Какая-то машина вдруг собралась его подрезать, как раз в тот момент, когда он отвернулся. Сэмми ударил по тормозам. Эдвард Салман сполз еще ниже. Он дрожал, едва касаясь сиденья краем спины, пока не сполз на пол окончательно.

– Что за... Только не говорите мне, что вы чем-то обидели этого парня! – вскричал Шауль.

Машина проехала через две разделительные полосы и затормозила. Сэмми не обращал внимания на крики других водителей и гудки. Он просунул руку под голову Салмана и повернул ее к свету. Затем попытался нащупать пульс на его шее и совсем не удивился, когда обнаружил, что пульса нет.

– Похоже, инфаркт. – Это было сказано специально для миссис Гродман.

– Да? А откуда же тогда кровь у него за ухом? – спросила миссис Гродман.

Загрузка...