Нас с тобой трое

2

По четвергам Тимур читал открытую лекцию по интернет-безопасности для всех желающих. Это была инициатива банка, где он проходил стажировку.

Как обезопасить свои сбережения при онлайн-покупках, отличить фейковые сайты от настоящих, на каких ресурсах светить свои данные, а на каких нет — Тимур часами мог говорить об этом, вопреки пришедшим на лекцию слушателям.

Он не умел общаться с аудиторией, поэтому старался не думать, что его слушают живые люди, которые каким-то образом дают оценку его знаниям и коммуникативным навыком.

Отец был вдохновенным оратором, он так захватывающе рассказывал о древних греках, например, что студенты боялись пошевелиться, покоренные этим волшебством.

Тимур так не умел, он рассказывал только для себя, не поднимая глаз на тех, кто присутствовал в помещении.

«Интроверт здорового безопасника» — такую табличку однажды поставили на стол Тимура коллеги.

То, что он заметил и узнал Лизу, сидящую в самом дальнем углу аудитории, было необъяснимо.

Тимур действительно никогда не смотрел в зал.

На кладбище она выглядела сердитой и блеклой, полупрозрачной даже, как пергаментная бумага. Сейчас же Тимуру сразу бросился в глаза ярко-красный рот, похожий на цветок мака посреди поля полыни. С косметикой Лиза словно обрела более четкие черты, и даже её непонятного цвета глаза оказались всего-навсего светло-карими.

Она сидела, подперев рукой щеку, и не сразу отреагировала на его прямой, изумленный взгляд. А потом, словно вынырнув из сонного забытья, заморгала, выпрямилась и оглянулась на выход, явно намереваясь сбежать с глаз долой.

Зацепившись зрачками за этот красный рот, Тимур сбился с речи, запнулся и замолчал, не в силах вспомнить, о чем рассказывал до этого. Пауза затягивалась.

Лиза вскочила и, бормоча извинения, шустро направилась к выходу. Когда она вышла из зала, Тимур словно очнулся и, тоже извинившись перед домохозяйками и любопытными старичками, выскочил вон.

У входа в банк было не протолкнуться от разнообразных автомобилей, лавируя между ними, Тимур догнал Лизу только через несколько метров.

— Что вы здесь делаете? — задыхаясь, как будто преодолел не метры, а километры, спросил он.

— Прости, — быстро ответила она, — это так глупо с моей стороны… Я зашла по привычке… Ноги как будто сами. Господи, как всё это нелепо!

— По какой привычке? — не понял Тимур.

Лиза тяжело вздохнула.

Она очень старательно не смотрела ему в лицо, и ситуация становилась всё более неловкой.

— Тебе не надо возвращаться? — спросила Лиза таким голосом, как будто держала на своих плечах всю тяжесть этого мира. — Выпьешь со мной кофе?

Он привел её в самую дешевую столовку из всех, что были в округе. Пластиковый стол казался хлипким и грязным, чай из одноразовых стаканчиков обжигал пальцы. Лиза равнодушно опустилась на дешевый колченогий стул и уставилась на свои руки.

— Говорите, — сказал Тимур, сам не понимая, для чего ему это надо.

Куда разумнее было бы похоронить всю эту историю вместе с отцом.

Она упрямо молчала, не двигаясь и не поднимая глаз.

— Для чего вы все время попадаетесь мне на глаза? — спросил Тимур. — Вы не думали, что это просто… просто свинство какое-то, — в последнюю секунду он вспомнил, что всегда мечтал быть похожим на невозмутимую мать, а не на эмоционального отца. У Тимура было много слов для неё — злобных, жестоких, нецензурных и унизительных, но он решил не использовать их.

Вероятнее всего, что злился он вовсе не на эту безликую мышь, а на того, кто завел себе такую мышь.

Но он столько часов думал о том, что Лиза сказала ему на кладбище («оно не закончилось»), что не мог снова остаться один на один с вопросами, терзавшими его.

— Вы были любовницей моего отца, — сказал Тимур. — Как долго?

Впервые она посмотрела ему прямо в глаза. Ржавые крапинки влажно поблескивали, густо накрашенные ресницы казались неуместными в этой столовке.

— Пятнадцать лет примерно, — хрипло, как будто внезапно простудившись, призналась она.

— Неправда, — быстро сказал Тимур, — этого не может быть.

— Я тоже не могу в это поверить, — беспомощно сказала Лиза. — Я миллиард раз себе говорила, что надо закончить всё это. Он то и дело уходил от меня, а я радовалась, закрывая за ним дверь. Мне казалось, что я стала свободной. Но уже через несколько часов я готова была начать выть…

Слова сыпались из неё, как сухой горох, и Тимур невольно вскинул руку, словно пытаясь защититься. Она правильно поняла этот жест и замолчала.

— Руслан… Твой отец, — поправилась Лиза, — каждый четверг приходил на твои лекции. Он ужасно расстраивался из-за того, что ты так невнятно бормочешь.

— Что? — по-идиотски переспросил Тимур.

— Я имела в виду, что несовершенство твоих лексических…

— Он каждый четверг приходил на мои лекции, чтобы убедиться в том, какая я фигня?

— Ну уж нет, — фыркнула Лиза с неожиданным пылом, — даже не думай втягивать меня в эту драматичную войну, которую ты ведешь с собственным отцом. Я примерно в курсе твоих претензий, и считаю, что весь этот инфантилизм…

— Понятно, — сказал Тимур, вставая.

— Годами я слушала о том, что мальчик просто ищет себя. Что он пытается осознать свое место в этом мире. Мне казалось, что уж теперь-то тебе незачем так сильно его ненавидеть.

— И вы решили предоставить себя, — Тимур сел обратно, — в качестве нового объекта для моей ненависти? Заменить павшего любовника?

— Ты очень похож на него, — обессиленно выдохнула она. — Когда я смотрю на тебя, мне становится легче.

— Этого еще не хватало. Вы ненормальная?

— Я потеряла близкого человека, — просто ответила она, — и сейчас изо всех сил пытаюсь удержаться на плаву. Как твоя мама?

— Ну знаете ли!

— Гадость какая… — Лиза понюхала чай и вернула пластиковый стаканчик на грязный стол. — Страшно представить, что именно они заваривают. Твой отец ненавидел чай из пакетиков.

— Прекратите о нем говорить так, как будто имеете на это право.

— Разумеется имею, ведь этот засранец сломал мою жизнь.

— Украл ваши лучшие годы, и всё такое?

— Мне было семнадцать, когда я влюбилась в него.

— Сейчас вам тридцать два, и он наконец-то умер. Уж теперь заживете!

— Тридцать четыре, — она вдруг улыбнулась, и ярко-красный рот снова приковал к себе всё внимание Тимура. — Та встреча в ювелирном магазине случилась, когда мне было девятнадцать. Ты был ужасно кудрявым. Что ты делаешь сейчас с волосами? Выпрямляешь?

— Не разговаривайте со мной, как со старым знакомым. Я знать вас не хочу.

— Мне тоже не слишком нравилось годами ждать, как будто я преданный бурбуль.

— Бурбуль?

— Это порода собак такая.

— Мой отец ненавидел собак.

— Знаю, — улыбка исчезла, губы стали словно меньше и тоньше, и Тимур смог перевести глаза на крупные некрасивые ладони своей спутницы.

— А мама любила собак, — зачем-то сказал он, — но куда там! Папаша был капризным диктатором, и против его воли в доме не заводилась даже гребаная золотая рыбка.

— Знаю, — повторила Лиза.

Её голос дрогнул.

— Только не вздумайте тут реветь, — сказал Тимур, вдруг словно вернувшись из длинного путешествия.

Лиза огляделась по сторонам.

— Здесь так ужасно, — поёжилась она, — что тянет не на слезы, а на уборку.

— Отец водил вас по дорогим кабакам?

— Мы годами не выходили вместе на улицу, чтобы никто не заподозрил нашей порочной связи, — ответила она насмешливо. — Думаешь, это так уж весело, встречаться с женатым профессором, которого знает в этом городе каждая собака?

— Полагаю, вас никто не принуждал к грехопадению, — с неприязнью ответил Тимур.

Она словно бы не услышала его.

— А как тяжело было скрываться в университете, — продолжала Лиза раздраженно, — всем-то до тебя есть дело! И студентки все эти…

— Конкуренцию создавали? — ехидно спросил Тимур.

Она наморщила нос.

— Женщины питали слабость к твоему отцу.

— Я вот только одного не пойму, — сказал Тимур и, наклонившись к ней ближе, доверительно спросил: — что он в вас такого нашел, что пятнадцать лет держал при себе? Вы же даже не красивая.

Её взгляд стремительно потеплел.

— Я понимаю, как тебе сейчас плохо, но как-нибудь. Мы потихоньку с этим справимся, — забормотала она с теми ужасными воркующими интонациями, которые появлялись у женщин, стоило им встретить плачущего малыша или хромающего котенка.

— Гадость какая, — непроизвольно отшатнулся Тимур.

Лиза с ощутимой растерянностью посмотрела на свою руку, словно саму собой накрывшую его ладонь, а потом резко отдернула её.

— Извини. Просто ты для меня не чужой человек, вот я и переживаю.

— С чего бы это мне быть не чужим для вас?

— Отец столько про тебя рассказывал.

— Извините, — окликнула их официантка, — или заказывайте что-то путевое, или освобождайте столик! У нас тут приличное заведение, с чаем сидеть не принято!

На улице жара немного схлынула, и теплый июльский вечер стал более-менее приемлемым для дыхания.

Тимур оглянулся в сторону своей автобусной остановки.

— Я провожу тебя, — сказала Лиза. — Ты ведь сейчас к своей девушке?

— Отец действительно рассказал вам про свою семью? Крипота какая, — пробормотал Тимур. Он зашагал к своей остановке, нимало не заботясь о том, чтобы Лиза успевала за его широким шагом.

— Извини, если я тебя напугала.

У неё были какие-то несовместимые с жизнью каблуки, узкая юбка, слабая дыхалка, но она не сдавалась и семенила за ним изо всех сил.

— Вы курите или смертельно больны? — моментально устав от одышки за спиной, спросил Тимур.

— Не все, знаешь ли, тяготеют к спорту.

— Вижу, мою девушку вы тоже внимательно разглядели.

— Она идеальна.

Тимур остановился и оглянулся.

Лиза словно вошла целиком в один кадр.

Гладкие волосы собраны в строгий пучок. Очень много косметики, круглое лицо, тяжеловатые бедра при узких плечах, нелепые каблуки, яркий рот, тяжелое дыхание.

— Господи, — вырвалось у него, — о чем только думал это придурок?

— Он смотрел на вещи шире.

— Послушайте, Елизавета… как там было?

— Алексеевна.

— Вот именно. Давайте на этом остановимся. Не следите больше за мной. Не приходите на мои лекции. Не делайте ничего, со мной связанного. Я желаю вам преодолеть все эти стадии принятия горя, в которых написано в интернете. Выйдете за кого-нибудь замуж, заведете собаку или ребенка, начнете носить кроссовки. Я просто не хочу больше о вас ничего слышать.

— О, детка, — жалобно, насухую всхлипнула она. — Мы бы могли… поддержать друг друга в это сложное…

— Нет, — отрезал Тимур. — Все-таки, я вас ненавижу. Вы мне отвратительны, и всё такое. Мокрая жаба.

Она засмеялась сквозь слезы.

Он сердито зашагал прочь, унося себя от её грусти и понимания, и загадок.

Что же такого видел в ней отец, чего никак не ухватит Тимур?

Пообещав себе больше никогда не думать об этой жалкой пародии на женщину, Тимур отправился к той, кто был самим совершенством