Граммофонная пластинка сыграла в моей жизни огромную роль. Она не только приобщила меня к неисчерпаемому источнику отечественной и мировой музыкальной культуры, но и познакомила со многими интересными людьми, такими же, как я, увлеченными коллекционерами.
Впервые я увидел и услышал граммофонную пластинку в 1941 году, когда мне было пять лет. Семья наша — отец, мать и две старшие сестры — жила в большой коммунальной киевской квартире, в доме № 36 по улице Овручской. Просторная кухня, где собирались по вечерам почти все обитатели квартиры, превращалась в своеобразный клуб. Под гул примусов взрослые обменивались последними новостями, а мы, дети, играли в войну и путались у них под ногами.
Однажды наши соседи по квартире сообщили, что они купили патефон. Слово это было мне незнакомо, и я с любопытством отправился посмотреть диковинный аппарат.
Патефон сразу покорил меня всем своим великолепием: блестящей никелированной мембраной, красивой эмблемой и, главное, каким-то особенным «патефонным» запахом. С тех пор, едва у соседей начинал играть патефон, я сразу же спешил туда и, пристроившись где-нибудь в углу, внимательно слушал каждую пластинку.
Мне нравились бодрые фокстроты, исполнявшиеся оркестрами А. Варламова, Я. Скоморовского, А. Цфасмана, навсегда полюбился мягкий, чуть хрипловатый голос Л. Утесова, а печальнозадушевные польские танго вызывали чувство какой-то непонятной грусти. Но когда начинала петь Оксана Петрусенко, я забывал все. Казалось, нет на свете прекраснее ее звонкого, чистого голоса.
Обычно такой домашний концерт заканчивался тем, что соседка ставила пластинку «Парень кудрявый» в исполнении Эдит и Леонида Утесовых. Я почему-то стеснялся этой песни и быстро убегал в свою комнату.
Однажды утром мы были разбужены сильным стуком в дверь. Мать быстро встала.
— Шура, проснитесь, кажется, началась война!
Хотя я еще не понимал страшного смысла слова «война», но взволнованный голос соседки сильно меня напугал. Обе мои сестры, Лида и Женя, с тревогой смотрели на мать.
Отца дома не было. Работал он в гараже Совнаркома на улице Некрасовской, возил на ЗИС-101 одного из наркомов, и уже несколько дней почти не появлялся дома. Надо сказать, что в последнее предвоенное время все мы уже ощущали какое-то непонятное напряжение. Отец приходил домой поздно, уставший и очень озабоченный. Мать с тревогой расспрашивала его о чем-то, но он отвечал сдержанно и немногословно. И вот — война. Кончилась радостная, солнечная жизнь, какой она мне тогда казалась. Предстояло что-то неведомое, тревожное.
Мое знакомство с патефоном не прекращалось и в трудные годы эвакуации. Жили мы в подсобном хозяйстве большого военного завода на Волге. Шел 1942 год. Одна из эвакуированных семей привезла с собой патефон и несколько пластинок. По вечерам, вернувшись после полевых работ и наскоро поужинав, взрослые заводили патефон. Радио в хозяйстве не было, газеты привозили редко, писем с фронта почти никто еще не получал. Поэтому патефон был единственной радостью в то тяжелое время. Каждую пластинку слушали по два-три раза. Именно тогда я впервые услышал замечательное пение русской артистки Лидии Андреевны Руслановой и навсегда полюбил ее внешне простое, но глубокое и содержательное искусство.
Кончилась война, демобилизовался отец, и вся наша семья вновь собралась в Киеве. Первое время мы жили у родственников на улице Тургеневской. Повсюду были видны следы страшных разрушений, но город оживал, и на расположенной рядом площади уже разноголосо шумел огромный базар.
Каждый день осторожно, боясь заблудиться, я спускался вниз по Тургеневской, сворачивал на улицу Чкалова, некоторое время стоял у вентилятора пекарни, вдыхая восхитительный запах (время было голодное), потом пробирался на базар к тому месту, где торговали патефонами и пластинками. Граммофоны и патефоны пели на разных языках, прямо на земле и на лавках лежали груды пластинок. Больше всего меня поражали невиданные таинственные этикетки на них. Потом мне уже никогда не доводилось видеть такого изобилия пластинок.
Постепенно жизнь наша налаживалась. Отец, опытный шофер, стал работать на заводе «Укркабель». Там нам дали сначала комнату, потом двухкомнатную квартиру. Вскоре мы уже смогли приобрести небольшой двухдиапазонный радиоприемник. Эфир в то время еще не был засорен многочисленными радиопомехами, и по вечерам наша квартира наполнялась чарующими звуками музыки.
Любовь к грампластинкам окончательно сформировалась у меня во время летнего отдыха в пионерском лагере киевского завода «Укркабель». Находился наш лагерь на 31-м километре Брест-Литовского шоссе у села Бузовая. Один из пионервожатых, только что демобилизованный из армии, научил меня играть на горне сигналы «подъем», «сбор», «на обед» и «отбой». С тех пор, то есть с весны 1947 года, несколько лет подряд я был бессменным штатным горнистом. Это один из самых светлых и радостных периодов в моей жизни. Директор пионерского лагеря Зоя Васильевна Федотова, опытный педагог, сумела сделать нашу пионерскую жизнь интересной и содержательной. Мы купались, загорали, устраивали спортивные состязания, помогали соседнему совхозу, всем лагерем собирали грибы, ходили в многодневные походы в лес, ездили играть в футбол в другие лагеря и чуть ли не все без исключения участвовали в художественной самодеятельности. И в довершение ко всему у нас была своя радиола «Урал» с хорошим набором пластинок. Включать радиолу, менять иголки в адаптере и ставить пластинки доверили мне, и я делал это с огромным удовольствием. Именно тогда во мне и проснулось чувство коллекционера. Случилось это так.
Однажды один из наших пионеров заболел, и его увезли в больницу. Вернулся он исхудавший, остриженный наголо, но привез много интересных новостей, а кроме того — новую песню, которую все тогда только начинали петь. Названия песни он не знал, но слова и мелодию помнил хорошо.
На Волге широкой,
У стрелки далекой
Гудками кого-то зовет пароход.
Под городом Горьким,
Где ясные зорьки,
В рабочем поселке подруга живет…
Песня сразу нам понравилась, и мы пели ее всем лагерем. А мне страстно захотелось достать пластинку с этой песней. Когда кончилась лагерная смена и я вернулся домой, то сразу же начал уговаривать сестру купить пластинку. Сестра работала на заводе и неплохо зарабатывала, к тому же она очень любила музыку. Вскоре пластинка была куплена, а вместе с ней и проигрыватель. «„Сормовская лирическая“, муз. Б. Мокроусова, сл. Е. Долматовского. Исп. Леонид Кострица», — было написано на этикетке пластинки. С тех пор я и стал коллекционером.
Наша маленькая домашняя фонотека все время пополнялась новыми пластинками: «Огонек», «Матросские ночи» и «По мосткам тесовым» в исполнении В. Нечаева, «Фонарики» в исполнении В. Бунчикова, «Старые письма», «Песня креолки» и «Былое увлеченье» в исполнении К. Шульженко. Среди первых моих пластинок были и модные тогда «Брызги шампанского», и полька «Роземунда» — мечта каждого коллекционера. Особенно мне нравилась румба «Сибоней» кубинского композитора Эрнесто Лекуоны. Казалось, эта мелодия прилетела с далеких тропических широт, легкая и невыразимо прекрасная. Тогда же я впервые по-настоящему ощутил всю глубину и красоту советской лирической песни. Моими любимыми артистами стали Л. Утесов, В. Бунчиков, В. Нечаев, Г. Виноградов, 3. Рождественская, К. Шульженко, Г. Абрамов, И. Шмелев, М. Бернес и др. Я старался собрать все, что было напето ими на граммофонных пластинках. Постепенно моя фонотека приобрела тот вид и объем, к которому я стремился.
Должен сказать, что поиски пластинок — занятие чрезвычайно увлекательное. Дело не только в том, что домашняя фонотека пополняется еще каким-то количеством пластинок. Интересны сами встречи с разными людьми. Воочию убеждаешься, как многообразны человеческие характеры.
Не секрет, что самые интересные коллекции грампластинок состоят, как правило, из дисков прошлых лет — выпущенных до революции, в 20-50-е годы. Но такие грампластинки в магазинах не продаются. Поэтому приходится постоянно искать людей, у которых они сохранились. Но найти этих людей — еще только полдела. Надо пластинки приобрести, а это, зачастую, не так просто сделать. Один владелец отдает их в буквальном смысле даром, другой же, предлагая пару затертых, малоинтересных дисков, требует за них непомерную, прямо-таки фантастическую плату. В таких случаях надо запастись терпением, чтобы суметь пополнить коллекцию нужным экземпляром.
Иногда мне попадались пластинки, которые я не имел морального права держать в своей личной фонотеке. Их культурная и историческая ценность настолько велика, что они должны быть общим достоянием. Когда среди стопки купленных по случаю пластинок я обнаружил одну, на которой был записан голос певицы Е. Петляш с фортепианным сопровождением Николая Витальевича Лысенко, то сразу решил передать ее музею композитора. Неожиданно мне попалась еще одна пластинка той же серии. В то время музей Н. В. Лысенко размещался в одной из комнат Киевской консерватории. Заведующая музеем Мария Тимофеевна Лысенко (жена сына композитора) не могла скрыть своей радости, узнав о моей находке. Оказывается, она даже не подозревала о существовании этих уникальных пластинок. Как драгоценную реликвию храню я с тех пор письмо, выданное мне тогда:
«Уважаемый Анатолий Иванович!
Выражаем Вам глубокую благодарность за передачу в дар кабинету-музею Н. В. Лысенко двух граммофонных пластинок с записями четырех песен, где Н. В. Лысенко выступает как аккомпаниатор певицы Е. Д. Петляш.
Ваш подарок, пополняя фонды кабинета-музея, даст возможность многочисленным посетителям его познакомиться еще с одной, до сих пор малоизвестной страницей многогранного творчества известного композитора.
М. Т. Лысенко, 24.04.1975 г.»
Через десять лет мне посчастливилось отыскать еще одну, уже третью по счету пластинку с записью игры Н. В. Лысенко. Верно поется в популярной песне: «Кто ищет, тот всегда найдет». Сейчас эта третья пластинка также передана в фонды дома-музея Н. В. Лысенко. Таким образом, из одиннадцати граммофонных записей, сделанных в 1909 году в студии граммофонной фабрики «Интернациональ Экстра Рекорд» (Крещатик, 41), уже найдено шесть.
Коллекционер грампластинок обязательно должен знать историю грамзаписи и в первую очередь отечественной. Между тем литература на эту тему у нас почти не выпускается. За рубежом специально для коллекционеров издаются многочисленные журналы, переиздаются каталоги пластинок разных лет, начиная с конца прошлого века, появляются многочисленные книги и даже изготавливаются граммофоны любых систем, всевозможные стеллажи и шкафы для пластинок, а в последние годы даже начали переиздаваться пластинки прошлых лет, неотличимые по внешнему виду от оригинальных изданий. В нашей стране, к сожалению, издана одна-единственная книга — «Искусство запечатленного звука» Л. Ф. Волкова-Ланнита (М., Искусство, 1963) и с 1979 года начал выходить каталог-бюллетень «Мелодия». Однако вышеназванное издание давно устарело, а каталог-бюллетень выходит всего раз в квартал.
Предлагаемая читателю книга лишь в некоторой степени восполняет этот пробел, ведь понятно, как сложна задача — дать полную картину звукозаписи и грамзаписи. Главная наша цель — пробудить у молодежи интерес к коллекционированию граммофонных пластинок.
Автор выражает благодарность всем, кто своей бескорыстной помощью облегчил поиск и обработку необходимых материалов, и прежде всего заведующему музеем «Кабинет и квартира В. И. Ленина в Кремле» Александру Николаевичу Шефову, главному конструктору научно-производственного объединения «Маяк» Алексею Степановичу Богатыреву, коллекционерам пластинок Александру Михайловичу Годовичу, Виталию Петровичу Донцову, Михаилу Иосифовичу Зеле и Игорю Леонидовичу Лиссову.