Рыжий Лентя чем-то в деда. Даже во многом. Видимо, черты характера в роду Опенкиных повторяются. Через колено. Потому что отец Ленти, то есть сын деда Опенкина — Серафим Опенкин, человек абсолютно смирный. И старики говорят, что и у деда Опенкина отец, то есть дед отца Ленти, тоже был мужик смирный, почти что робкий и уж совсем не болтливый.
Озорство в Ленте проявилось на втором же месяце от рождения. Разбросав пеленки, он выполз из люльки и бухнулся на пол. Говорят, то же самое было и с дедом Опенкиным, и тоже на том же месяце. Впрочем, случаи эти в селах совсем не редки. И тут могло быть просто случайное совпадение.
Но, по мере того как рос Лентя, этих совпадений становилось все больше и больше.
В три года Лентя объелся в лесу какой-то негодной ягоды, и его чуть не похоронили. То же случилось в свое время и с дедом Опенкиным.
На шестом году жизни Лентю бодал козел и оставил рубец на левой ноге. Такой же точно рубец и по той же самой причине был и у деда Опенкина, только на правой.
На восьмом году и тот и другой тонули в реке.
С пяти лет и до ухода в солдаты деда Опенкина ежегодно лупили за покражу соседских яблок. Лентя пока не достиг призывного возраста, но бьют его за яблоки тоже с пяти годов.
В десять лет Лентя попал в лисий капкан. Та же история произошла и с дедом Опенкиным, только тот угодил в волчий, и в лесу, а не на поле, как было с внуком.
Последняя беда с Лентей произошла совсем недавно. Был в Березках бык Маврикий. Бык племенной. Силы огромной. Роста огромного. Глазищи злые. Кольцо в носу. Ударит рогами — бревно навылет. Двинет копытом — земля дрожит.
Сорвался с привязи как-то Маврикий. И надо же, чтобы случилось так, — не за кем-то другим помчался, а выбрал именно Лентю.
Ленте бы больше не жить. Но тут подвернулась береза. Быстрее кошки взлетел на березу Лентя. Как он туда попал, все поражались! Береза высокая, сучьев нет, ствол не меньше чем в два обхвата.
Уже потом другие мальчишки на ту березу залезть пытались. Не удалось никому. Пробовал Лентя вновь повторить — не получилось. А вот тогда получилось. Учитель в селе объяснил, что это от очень большого страха. Бывают такие минуты, когда от испуга человек невозможное совершит. Так случилось, наверно, и с Лентей.
И надо же: точно такая же вещь произошла в детстве и с дедом Опенкиным. Разница только в том, что рыжий Лентя взмахнул на березу, а дед Опенкин залез на липу. Да еще в том, что дед Опенкин вернулся на землю сам, то есть бухнулся с липы. А для того чтобы снять Лентю, из района пригнали пожарную машину.
Унаследовал Лентя все дедово накрепко: и вздорный характер, и злой язык. Тут они в равных. И еще одну важную вещь унаследовал внук от деда. Любит Лентя родные Березки, любит родную землю.
Впрочем, это характерно для всех в роду у Опенкиных. Это единственное, что не чередовалось.
Рыжий Лентя, помимо того что воровал яблоки в соседских садах, был еще и экспериментатором.
Правда, вечных двигателей он не изобретал и ракеты, чтобы лететь на Луну, не конструировал. Все начинания Ленти были связаны с землей. Лентя прекрасно знал все земли вокруг Березок. И мог вполне научно объяснить, где что лучше сеять и в какой год что: рожь, ячмень или, скажем, просо. И в какой очередности, чтобы не истощить плодородие почвы.
Больше всего Лентя ценил рожь и лен. Однако начал он свои эксперименты с другого — с репы. Репа вкусная — мальчик ее любил.
В Березках при школе был небольшой земельный участок. А у каждого школьника свои грядки. Тут Лентя вместе с другими ребятами и хозяйничал. Вычитал мальчик в каком-то журнале, что растения чутки к музыкальным звукам — развиваются от этого быстрее. Вот и решил испробовать на репе.
Явился однажды Лентя на школьный участок с дудкой. Уселся возле своих грядок, начал играть.
Все пялили глаза на мальчишку, но он не обращал ни на кого внимания. На вопросы: «Зачем дудка?» — не отвечал, держал в тайне.
Однако играть долго на дудке оказалось делом совсем не легким. Даже при всей своей огромной любви к репе Лентя более тридцати минут дуть в дуду не мог — требовался очень большой перерыв для отдыха.
Дуду пришлось заменить. Но и те дни, которые мальчик потратил на дудку, не прошли для него без пользы: репа пока особых признаков быстрого роста не проявляла, но грудь у мальчишки стала расти.
Заменил Лентя дудку на патефон. Дед Опенкин долго патефон не давал, и тут экспериментатору пришлось раскрыться.
— Хви! — поразился дед. Подумал, но патефон отдал.
Стал Лентя теперь появляться с патефоном возле репы и крутил ручку с утра до позднего вечера. Оказалось, и это для Ленти с пользой. За месяц так развились у него на правой руке мускулы, что матери пришлось срочно распарывать рукава на рубахах.
Репа уродилась у мальчишки на славу. Председатель Дровоколов (это было как раз при нем) так поразился, глядя на эту репу, что тут же хотел радиофицировать все березовские поля. Он не успел осуществить этот проект лишь потому, что увидел Лентину репу, к сожалению, в последние дни своего пребывания в Березках.
Однако успех Ленти вряд ли стоило отнести к какому-то особому пристрастию репы к вальсам или к фокстротам. Скорее всего, дело было в другом: Лентя хорошо обработал землю. Потому что, когда на следующий год один из внуков тетки Марьи решил повторить тот же опыт, у него ничего не получилось. Вообще осрамился — репа завяла.
— Не та музыка, — сказал Лентя.
На следующий год Лентя занялся изучением различных сортов удобрений. Именно с удобрениями и связан второй его эксперимент.
Когда Лентя впервые произнес это слово, все вылупили на мальчишку глаза.
— Сапропель, сапропель… — повторял дед Опенкин. — А? Что же это такое? Сапропель…
Сапропель оказался болотным илом. Много его в тех местах, где стояли Березки. И на дне Переплюйки — маленькой речки, которая дугой огибала село. И в лесных озерах — Дышло, Копыто (одно из них было длинным, другое — круглым). Но больше всего — в пруду, который начинался сразу же за пришкольным участком.
Болотный ил рыжий Лентя решил использовать как удобрение. Таскал его из пруда ведрами, затем перекапывал вместе с землей на своей делянке. Эксперимент получился.
Мальчик в тот год посадил капусту. Капуста, как и репа, выросла у Ленти всем на загляденье. Вилки уродились такими, что вдвоем их с трудом обхватишь. Кочаны были плотными-плотными. Представьте — ножи их не брали! Секачи и те тупились.
Не менее других успеху Ленти поразился и сам Савельев. Стал он у деда Опенкина выспрашивать, в чем же таится причина такой удачи.
— Сапропель, — ответил старик.
Такого слова Савельев не знал. И даже придумал, не шутит ли дед Опенкин.
— Сапропель, — повторил старик и усмехнулся. — Эка какое слово! Научное, книжное. А на самом деле, — дед выразительно сплюнул, — под этим словом — ну как бы помягче сказать? — дерьмо.
Савельев обратился к книгам. То, что прочитал председатель, немало его удивило. Оказывается, болотный, речной и озерный ил, которого так много в округе Березок, представляет из себя ценнейший вид удобрений. Правда, подходит он лучше для огородных культур. Прежде всего для капусты, потом для моркови.
Но еще больше сразило Савельева то, что эти полезные свойства ила были известны людям давно-давно. Пользовались илом как удобрением еще задолго до нашей эры: и в Древнем Египте, и в Вавилоне, и в Китае, и в Индии.
Потом о болотных и речных перегноях люди почему-то забыли.
Лентя торжествовал победу. На следующий год на колхозные поля в Березках были вывезены первые сто тонн сапропеля.
Еще не утихли разговоры в Березках вокруг сапропеля, как Лентя поразил всех новым.
Далеко от родных берегов уходят на промысел отважные рыбаки.
Капитаном на одном из советских траулеров был выходец из Березок; имя его несколько раз встречалось в газетах. Капитаном он был прославленным. И вот Лентя решил «своему» капитану послать горсть земли из Березок. Результат был потрясающий. В ответ пришла телеграмма, в которой знаменитый рыболов низко кланялся родному селу. Писал, что получил ценнейший подарок, что эта земля поедет с ним в дальние океаны, а в ответ на внимание со стороны березовских пионеров он берет на себя обязательство добыть для страны сверх плана много тонн океанской рыбы. Через год пришла вновь телеграмма. Капитан сообщал, что моряки свое обещание выполнили.
— В океане, аж за Африкой, наше село известно. Во как! — хвастал старик Опенкин. — А все мой Лентя.
С землей связан и второй случай. Произошел он с известным в стране генералом. Генерал родом тоже был из Березок. Узнав из газет о его шестидесятилетии, Лентя и генералу отправил землю.
Но тут мальчишку все отругали. Даже Савельев. Всем казалось, что генерал это воспримет как недобрый намек: мол, пора в отставку, а то и хуже.
И правда, вскоре пришел ответ: «Намек понял. Еду».
Все переполошились еще больше. Задаст генерал им жару!
Но опять результат оказался потрясающим.
— Спасибо. Намек понял, — повторил генерал, появившись в колхозе. — Виноват я перед Березками. Забыл, забыл про родное село. — И дальше стал говорить о том, что эта неожиданная горсть родной земли заставила его о многом подумать. И он лишь благодарен родным Березкам и всем за науку низко кланяется.
Посмотреть на генерала съезжались со всей округи. Ибо он действительно был очень известный. Считался гордостью не только Березок, но и всего района, и области, и всей страны.
Лентя вновь оказался героем.
А почему?
Потому, что любил он родную землю. И земля дарила его ответом.
Земельный участок при школе вообще был местом прелюбопытным, хотя и земли-то в нем не больше гектара. Находился он тут же рядом со школой и был обнесен оградой. Если взглянуть на участок сверху, то это целый колхоз. Правда, в миниатюре. Высевалось здесь то же самое, что и на колхозных полях. Под зерновые культуры, под бобовые, под огородные — всему отводились свои делянки.
И, словно подражая во всем колхозу, здесь среди ребят тоже были и свои лучшие, и свои худшие. Лодыри тоже были. Но речь сейчас не о них.
Вечной соперницей Ленти была Саша Сорокина. И, хотя по характеру Саша была девочкой доброй и вовсе не вздорной, Лентя сразу же ее невзлюбил. Он очень жалел, что вообще на свет появилась Саша. И уж если так суждено, то лучше бы было ей родиться не у них, а где-нибудь подальше — через два, через три колхоза.
Возилась Саша, как и Лентя, на своем участке с утра до вечера. И хотя на патефоне она не играла, на дудках тем паче, урожаи у нее получались всегда диковинными.
Если Лентя метался из стороны в сторону: от репы к капусте, от капусты ко ржи, а затем опять к репе, то Саша из года в год занималась одним и тем же — растила горох. Разрастался он у нее на делянке, словно настоящие джунгли, и давал от года к году урожай все больше, выше всякой возможной нормы.
Лентя даже как-то в отместку Саше решил поубавить горох на ее участке. Обобрал он его изрядно. Горох был вкусным. Мальчик лущил его, словно белка. Кончилось тем, что Лентя трое суток из-за гороха страдал животом, а покражу даже Саша сама не заметила. Стручков на участке у Саши — тысячи.
Все сбегались смотреть на Сашин горох. Дважды приходила и Анисья Ивановна Сыроежкина.
— Ты первый кандидат в мою, огородную, — говорила она.
А ведь Саша была только в четвертом классе. Лентя и Саша, конечно, из лучших. Но и у многих других ребят участки тоже были совсем не плохие.
— Растет смена, растет, — говорил Савельев. — Вечный огонь. Не иссякает славное племя хлеборобов. Мал им участок, мал. Что им здесь — как телятам в загоне.
Ничто не вызывало столько споров, порой насмешек, но зато и похвал, сколько участок Фомки Шишкина, младшего брата ракетчика. Фомка разводил на участке цветы, хотя, казалось бы, дело это девчачье.
Вот тут и начинались насмешки.
Больше других усердствовал Лентя Опенкин. Он бросал самое едкое, самое колкое: «Фомке достались штаны по ошибке».
Споры касались того, нужны ли вообще на участке цветы. На пришкольных участках выращивались сельскохозяйственные культуры. А какая же культура — цветы? Цветы — это просто забава.
— Ты бы лучше посеял укроп.
— Ты бы, как Лентя, возился с репой.
— Ты бы, подобно Саше, растил горох.
Однако Фомке цветы по душе. Возится Фомка зимой с горшками. А с самой ранней весны и до осени словно цепью прикован к своей делянке. И о еде, и о сне забывает. И появляются на грядках у Фомки чудо-цветы.
Вот тут-то и начинается пора всеобщих похвал. Цветы у Фомки красивые-красивые и такие душистые, что пчелы по всей округе от этих цветов дуреют. Да что там пчелы — дуреют люди.
И все же смотрят в Березках на эти цветы как на причуду, как на забаву.
— Зря это вы, — как-то сказал Савельев. — Рожь рожью, лен льном. Но и цветы в нашей жизни — дело совсем не последнее. Лично я — за цветы, — подчеркнул председатель.
Фомка после этого только прибавил жару.
— Напрасно старается, напрасно, — все же по-прежнему говорили в Березках. — Не уедет он далеко с цветами. Это тебе не рожь.
И вдруг в областном городе была устроена выставка лучших цветов.
Савельев немедленно снарядил на выставку Фомку. Вернулся мальчик назад с дипломом. Все только разинули рты. Диплом — за цветы! А помимо диплома, Фомка Шишкин привез бумагу, и в бумаге было указано, что мальчик вывел какой-то особый сорт хризантемы. И этим хризантемам присвоено имя Фомки. «Сорт Шишкинский, первый» — так и стояло в бумаге. Первый — это означает, что за первым, видимо, будет еще и второй.
Фомка ходил именинником. Савельев был тоже очень доволен. Учитель биологии тоже доволен. Были довольны все.
Лишь Лентя один опечалился. Жалел очень Лентя: зря он тратил время на репу и сапропель. Надо было бы на хризантемы.
Кузя — это, конечно, Кузьма. Кекой называют в Березках Иннокентия. Кузя и Кека — родные братья. Братья они, двойняшки. Кузя старше Кеки на пять минут.
Различить близнецов почти невозможно. Ростом они одинаковы. Рубахи у них одинаковы. И глазами, и носами, и ушами ребята схожи.
Кеку с Кузей путают все в Березках. Где здесь Кузя, где здесь Кека — мать порой не разберет.
Если глянуть на Кузю с Кекой — первый вывод: в глазах двоится.
Были для ребят в этой поразительной схожести свои удобства и свои неудобства. Напроказит где-то Кузя — бьют мальчишки, спутав, Кеку. Отличится в чем-то Кека — слава Кузе достается.
Так запутались в Березках с этим Кузей, с этим Кекой, хоть пиши им для различий на рубахах номера. Номер первый — это Кузя. Ну, а Кека — номер два. Порешили так в колхозе: чтобы не было ошибки, чтобы не было обиды, раз хвалить — хвалить обоих, раз ругать — ругать двоих.
В общем, Кузя вместе с Кекой, хоть и два их человека, превратились в одного.
Братья-двойняшки занимались разведением рыбы. Однако если Лентя — мальчик везучий, то Кузя с Кекой как раз наоборот. И главное, не по своей вине. Уж так складывались обстоятельства…
Разводили ребята рыбу в пруду, который находился рядом со школьным участком. Пруд был небольшим, но проточным. В ту пору Лентя еще не увлекался добычей ила. И пруд как бы стал личным владением Кузи и Кеки.
Рыбу предполагалось потом продать, а на вырученные деньги оборудовать при школе спортивную площадку: купить кольца, брусья, спортивного коня и даже, если рыбы окажется много и выручка будет приличной, оборудовать теннисный корт.
И вот, когда подросли в пруду караси и карпы и до заветной цели, казалось, уже рядом, неожиданно все рухнуло.
Было это еще задолго до приезда в колхоз Савельева. Как раз при председателе ссыльном, при Посиделкине, при том, который любил охоту и был доброты от природы редчайшей.
Узнал председатель, что в пруду развелись караси и карпы, немедля созвал гостей. Приехали машины из района, из области. Мальчишки и глазом моргнуть не успели, как спустил Посиделкин из пруда воду. Собрали гости Кузину с Кекой рыбу. И даже ребятам спасибо никто не сказал.
После этой истории появилась в Березках новая поговорка: «кузя с кекой». Употребляли ее тогда, когда во что-нибудь слабо верили. Так и говорили: «Из этого дела получится кузя с кекой», то есть ничего не получится.
Кузя с Кекой были упорными. Потерпев неудачу с рыбой, ребята взялись за кроликов. И опять с той же целью: кроликов продать — оборудовать спортплощадку.
Начали Кузя с Кекой почти с ничего. С обычной кроличьей пары. Однако прошел месяц-второй — стало кроликов восемь: появился первый приплод. За первым пошел второй. Потом от приплодов пошли приплоды. За год развелось этих кроликов столько, что Кузя с Кекой и счет потеряли. Появилось у братьев с десяток помощников. Рыжий Лентя и тот старался. В спортивной площадке для школы заинтересованы были все.
Заветная цель вновь оказалась рядом. Но…
К этому времени Посиделкин из колхоза уже уехал. Появился у них Рысаков — тот, который все время соревновался с председателем соседнего колхоза «Дубки» Галоповым и бросил свой знаменитый лозунг «ноздря в ноздрю».
Увидел Рысаков Кузиных с Кекой кроликов, ударил себя рукой по лбу, воскликнул:
— Идея! Мясо, пух, шкурки!
В это время колхоз «Березки» отставал от колхоза «Дубки» как раз по сдаче государству мяса. Распорядился Рысаков изловить всех до единого Кузиных с Кекой кроликов. Эти кролики и помогли Березкам догнать Дубки.
Ребят потрясла расправа с их кроличьей фермой. А поговорка «кузя с кекой» лишь еще больше утвердилась в Березках.
Роковое невезение с братьями случилось и в третий раз. Произошло это уже при председателе Лапоногове, перед самым приездом в село Савельева.
Началось с того, что, разочаровавшись в рыбе и кроликах, Кузя и Кека попросили выделить им полоску на пришкольном участке.
Рыжий Лентя тогда восстал. Предугадал мальчишка, что появление на пришкольном участке Кузи и Кеки лишь обернется для всех бедой.
Так оно и произошло.
Став с помощью голоса деда Опенкина председателем, Лапоногов тут же решил строить в Березках дом. Облюбовал он место как раз рядом со школой. Для строительства дома и для личной усадьбы председатель и урезал от школы добрую долю участка. И именно в той его стороне, на которой Кузя с Кекой получили свою полоску.
Люди в Березках совсем не суеверные. Но это сразило всех. На Кузю с Кекой стали смотреть с опаской.
— Может, вселился в мальчишек бес?
Кузя с Кекой сами перепугались.
Хорошо, что вскоре вместо Лапоногова приехал сюда Савельев.
Савельев школе участок немедля вернул.
При Степане Петровиче школьный участок расширился, получил два дополнительных гектара. Во владение школы перешел и пруд, в котором Кузе с Кекой так не повезло с рыбой.
Мечта оборудовать школьную спортплощадку вспыхнула у всех с новой силой. Савельев сказал — поможет. Но не деньгами. Пусть ребята своим трудом сами заработают деньги на спортплощадку. А колхоз им посодействует через районных заготовителей сбыть все то, что вырастят они у себя на участке.
Ребята все, как один, взялись за дело. Отвели два новых гектара земли под горох и капусту. В пруду вновь развели карасей и карпов. Стали выкармливать двух хряков.
Доход оказался удачным. Вырученных денег для спортплощадки вполне хватило.
Школой были куплены и «конь», и кольца, и брусья, и спортивная лестница, и турник, и даже шест для лазания.
Неделю ребята готовили площадку, ровняли землю, вкапывали столбы, устанавливали спортинвентарь. А потом состоялось торжественное ее открытие. Большая часть села собралась тогда у школы.
Спортивными снарядами увлеклись все: и дети, и взрослые.
Вася-ракетчик блеснул на турнике. Даже крутил «солнце». Причем в обе стороны. «Солнце» — это значит на вытянутых руках обернуться вокруг перекладины. Павел Корытов первым испробовал кольца. Зоотехник и дядя Гриша прыгали через «коня». Червонцев залез на брусья и, к удивлению всех, сделал отличную стойку. Вслед за Червонцевым поднялся на брусья Савельев. И у этого стойка вышла вполне приличной.
Дед Опенкин тоже полез на брусья… Но оборвался.
Больше всего народа толпилось около спортивного шеста. На самом его верху висели яловые сапожки — награда тому, кто окажется самым ловким.
Охотников попробовать силы и испытать счастья оказалось множество. Установилась целая очередь.
Никто из ребят не смог подняться выше половины шеста. Зоотехник доверху не долез двух метров. Павел Корытов — метра. Савельев и Червонцев, словно сговорившись, застряли на одинаковом уровне — метрах в трех от заветной цели. Ракетчик почти дотянулся до сапожек рукой. Но не тут-то было. Сил и ловкости не хватило. Под общий смех ракетчик спустился на землю с пустыми руками.
Дед Опенкин решил судьбу не испытывать — на шест не лазил, но стоял рядом, задрав голову вверх, и подбадривал каждого излюбленным криком:
— Газу, газу, больше газу!
Героем шеста оказался Лентя. Он повторил свой опыт с березой, то есть предварительно разбежался. Взмахнул на шест Лентя с быстротой изумительной. Тетке Марье даже на минуту показалось, что мальчишка лезет уже по небу.
Сапожки были на Лентю чуть велики. Но дед успокоил, сказал:
— На вырост.
Гуляние на спортивной площадке затянулось до позднего вечера. Расходились домой уже в темноте. Получилось так, что, выходя с площадки, Степан Петрович оказался рядом с Анисьей Ивановной Сыроежкиной. Дороги к домам вели в разные стороны: ему налево, а ей направо. Председатель чуть замешкался, а потом тоже свернул направо.
Рыжий Лентя хотел окликнуть. Но дед дернул его за руку.
Догнал Степан Петрович Анисью Ивановну. Прошли они вдоль улицы. Потом спустились к пруду. Долго молча сидели на его берегу. Сидели, смотрели на воду, на рыбий всплеск.
— Да, вечный огонь, — наконец почему-то снова сказал Савельев.