Наш Современник, 2004 № 01

Ирина Стрелкова • Обрусение (Наш современник N1 2004)

“оБрусение”

или нашествие иноплеменных?

Народы, рванувшиеся в конце 90-х годов к суверенитету, разрушившие под руководством своих “национал-демократов” Советский Союз с одобрения ельцинской клики, так и не сумели создать подлинно органичную и крепкую государственность. Потому все прошедшее пятнадцатилетие они живут, погрязнув в войнах, крими­нале, кровавых разборках, в политических конвульсиях, в удавшихся и провалившихся государственных переворотах, экономи­ческой черной дыре.

Такова заслуженная судьба Грузии, Армении, Азербайджана, Киргизии, Таджи­ки­стана, Молдовы. За что боролись, на то и напоролись, как говорится. Счастливое исключение — Беларусь.

Но почему, завоевав свободу и независимость, население этих бывших республик Союза хлынуло в Россию? Почему с такой легкостью российское взятколюбивое чиновничество с благословения высшей власти позволило организовать худшей части этих этносов преступные группировки в России, захватить рынки от Москвы до самых до окраин, позволить установить торговлю наркотиками не только в Белокаменной, но почти в каждом областном и даже районном русском городе, в советское время и не подозре­вавшем о такой возможной напасти?

Об этом не раз писали публицисты “Нашего современника”, об этом написал Валентин Распутин свою горькую повесть, опубликованную в журнале в прошлом году...

Об этом же сегодняшние размышления наших авторов Ирины Стрелковой и монаха Афанасия с Афона.

Ирина СТРЕЛКОВА

ОБРУСЕНИЕ

Есть “обрусение” и “обрусение”...

По Далю “обрусеть” — стать, сделаться русским. И в качестве примера — “обруселый немец”. Там же выделено курсивом: “Корела и мордва обрусела у нас, а жидову нескоро обрусишь”— расхожее мнение. Даль и сам был из обруселых датчан: этноним, сложившийся в России, распространялся на всякого иностранца с Запада, европейца, но остался за уроженцами Германии, и стоит заметить, что оттуда никогда не совались со своими поправками в русский язык — в отличие от некоторых нынешних наших соседей.

Многовековую историю обрусения полезно вспомнить в наше время — и самим русским, и прибывающим к нам иноверцам и инородцам. Кстати, оба эти слова считались в России официальными и не должны бы сейчас причисляться к обидным — такие же слова, как иностранец, иноплеменник, иммигрант... Обрусение дало России Карамзина и Аксаковых, Беринга и Беллинсгаузена, Пастернака и Левитана, Багратиона и Баграмяна... Обру­сение — феномен русской истории, русской культуры, русской государст­венности, одна из загадок российской цивилизации: как все это сделалось? У США свой исторический опыт: эмигранты из Европы, судьба индейцев, работорговля, “плавильный котел”, сегодняшние привилегии “национальных меньшинств”... Не надо навязывать свой образец другим — будем уважать многообразие мира.

Обруселые немцы считали себя патриотами России, немецкие фамилии можно было встретить в Союзе русского народа.

Для обруселого немца следующим шагом было креститься в православную веру. Без какой-либо корысти. У Лескова есть быль “Владычный суд”, и там рассказано, с сочувствием к бедному еврею, как забирают в кантонисты еврейских мальчиков. Зато богатый еврей крестится с расчетом — ему за это достанется выгодный подряд. Ну, а немцы и без того занимали в царствование Романовых положение “фаворизованного племени”, как писал Достоевский в “Бесах” о губернаторе Лембке и его немецком окружении. Кстати, картина вполне сравнимая с нынешней властью олигархов, тоже из нерусских. Но в прежней России случалось — как с доктором Гаазом, — что разбогатевший немец начинал все раздавать бедным и умирал в нищете. Это и значило, что легендарный доктор Гааз обрусел , хотя и не принимал православие, и похоронен на Иноверческом кладбище — ныне Введенском, где на его могиле всегда цветы.

Но хватит про обруселых немцев. Они во всех видах представлены в русской классике — у Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова... А Бисмарка я здесь процитирую как специалиста по России: “В Азии англичане гораздо менее успешны в цивилизаторской деятельности, чем русские; они обнару­живают слишком много презрения к туземцам и держатся от них на слишком большом расстоянии. Русские же, напротив, привлекают к себе население присоединенных к империи земель, сближаются и смешиваются с ним”.

Меж тем русские православные мыслители не отождествляли цивилиза­торскую деятельность с более значимыми деяниями. Процитирую В. В. Розанова: “Есть “обрусение” и “обрусение”... Политика того обрусения, программу коего сформулировали “Московские ведомости” (газета М. Н. Каткова. — И. С. ), в сущности есть политика национального обезличивания, денационализации племен, а не универсального национального синтеза (выделено мной. — И. С. ). Оглянемся назад. Русь в киевский период своей истории совершила великие культурные и религиозные завоевания, почти не имея, по крайней мере не сформулировав “программы завоевания”; московские великие сидельцы, от Калиты до “тишайшего” Алексея Михайловича, совершили не меньшие завоевания политические, а также без заметного национального обострения. Но Польша, которая всегда была полна национальною и религиозною обост­рен­ностью, так и раскололась и пала, не успев отесать и притупить режущих друг друга внутренних ножей. Успехи Москвы и Киева, национальные и религиозные, были так медлительны, постепенны и “беспрограммны”, что историки ищут и почти не находят документов о ступенях, по которым совер­шилось (в этом направлении) восхождение русской силы. “Бедная русская история”, “никаких ярких событий нет”: но вот, посмотрите, на конце этой вели­кой тысячелетней тишины факт самого огромного, самого колоссального, истинно тысячелетнего значения — не государство, а почти мир стран и на­родов, между тремя океанами и почти досягающий четвертого, первая миро­вая мощь; не сегодня-завтра — центр всемирных к ней тяготений, центр развивающихся всемирных событий”.

Универсальный национальный синтез... О том, что при строительстве социа­листического государства СССР были востребованы исторические русские традиции, писал, анализируя деятельность Сталина, политолог Александр Панарин (“О державнике-отце и носителях Эдипова комплекса”, “Москва”, 2003, № 3). Панарин напоминает, что славянство не было многочисленным — в сравнении с Китаем, Индией. Но у русских была мес­сиан­ская идея, и в имперской России инородцы были младшими братьями , с которых меньше спрашивалось . Сталин это использовал. Он проникся интуицией народности абсолютистского государства , большого имперского пространства, не знавшего двойных стандартов, групповой и племенной предпочтительности, большого общества , не опускавшегося до местечковой узости этноцентризма .

Замечу здесь, что наши западные оппоненты издавна обзавелись невос­приим­чивостью к аргументам, идущим из России. Такая вот удобная позиция, чтобы судить о русской жизни вкривь и вкось. В журнале “Отечественная история” (2003, № 2) напечатана рецензия доктора исторических наук В. В. Тре­павлова на книгу профессора университета имени Лойолы (Чикаго) Майкла Ходорковского о “Tpex столетиях территориального расширения России”, в которой действия Российской империи названы однозначно “колониальной экспансией”. Ходорковский не видит разницы между колониальной политикой западноевропейских держав и положением новых территорий в составе России. Трепавлов приводит доказательства: новые территории стали в России не колониями, а составной частью державы и управлялись по тем же законам. Ну и что? На Западе этой проблемой заинтересовались?

В. В. Розанов писал про “обрусение” и “обрусение” в 1898 году в статье “Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского”. Конец XIX века. В России только что завершилось пятнадцатилетнее пребывание на посту министра просве­щения графа Делянова, обрусевшего армянина, прославившегося циркуляром о “кухаркиных детях”. Но он же расширил программу по русской словесности в гимназиях. В череде министров просвещения России можно назвать и двух графов Толстых, и малоросса Разумовского, и князя Ширинского-Шахматова, имевшего восточных предков, и немцев от Ливена до Зенгера, и выходца из бессарабских дворян Кассо... Вряд ли в какой-либо другой стране мира мог сложиться столь многонациональный состав высшей бюрократии.

Но это уже другое “обрусение”, продуманная позиция русского прави­тельства по отношению к национальной верхушке. На Кавказе и в Средней Азии главы родов, жузов, тейпов подписывали договора о принятии поддан­ства русскому царю, за что им оставляли управление, а затем давали и дворянство. Отметим и такую примечательную практику, как награждение русскими орденами. В России ордена имели имена святых и форму креста. Поэтому специально для нехристиан изготовлялись ордена св. Владимира, св. Анны и другие не в форме креста, а овальные.

Русский вопрос в России

Наверное, ни в одной стране мира не было — и не могло быть!— такого количества этнических школ, сколько появилось в СССР после революции. Особым многообразием отличилась Украина: еврейские, польские, гре­ческие, чешские... В 1933 году там провели “перепись детей по признаку род­ного языка” в крупных городах и рабочих центрах, после чего были приняты меры по перераспределению сети школ в “национальном разрезе”. В результате прежде всего была приостановлена насильственная украини­зация образования. Но при тогдашней национальной политике, в которой на первое место ставилась борьба с “великодержавным шовинизмом”, и речи быть не могло о насильственной русификации. Вот что пишет о приостанов­лении украинизации школ современный историк Е. Ю. Борисенок: “Опреде­ляющими явились тенденции цивилизаторские, направленные на созидание новой социалистической культуры, одной из характерных черт которой был интернационализм” (“Укрепление сталинской диктатуры и поворот в нацио­нальной политике на Украине. 1930-е годы”. — “Отечественная история”, 2003, № 1).

Вот именно — не русификация, а интернационализация всей “много­народной нации” (И. А. Ильин). И упаси Бог оказаться уж очень русским. В этом же интернациональном упоении написаны и всем известные строки о “негре преклонных годов”, в которых Маяковский не забыл уязвить “русопятов”, посмеявшись поначалу над тем, что “Тифлисская и Казанская академии переписываются по-французски”.

Но уж если советская власть поставила своей целью развитие образования на равных условиях для всех народов России, то не обойтись было без общего языка для огромнейшей образовательной системы — как и без единого государственного языка в управлении многонациональным СССР. И если социалистическая система гарантировала право каждого на бесплатное образование, то опять же следовало предоставлять все необходимые условия для осуществления этого права: владеть русским языком так же необходимо и обязательно, как знаниями по математике, физике, химии и т. д.

Но вот оказывается, что в наше время директору Института русского языка академику В. Г. Костомарову приходится напоминать российским чиновникам, что официальные бумаги из Татарстана в Москву надлежит отправлять согласно закону, то есть писать по-русски, “а не на татарском или английском, как это порой делается” (“Труд”, 13.02.2003).

У нас и Якутия едва не перешла на английский. Только мы начали забывать о пролетарском интернационализме, исключающем наши национальные интересы, как объявилось еще одно единственно верное учение — глобализм, глобализация, новый мировой порядок, экспорт демократии прямиком из США...

Конечно, глобализация — не исключительно русский вопрос. Запроекти­рована всемирная денационализация, которой подлежат прежде всего круп­нейшие исторически сложившиеся государства Европы со своими государст­вообразующими народами и своей великой национальной культурой. При этом национальные амбиции стран некрупных, наоборот, поощряются. Соответствующим образом создается управление культурой в современном “открытом обществе”. Господствовать будет один язык — английский. Новый мировой порядок будут обслуживать — и уже обслуживают! — денационализи­рованные “мастера культуры”. Почти полностью американизирована вся массовая культура и открыто выполняет политические функции.

О том, насколько все это начало тревожить Европу, свидетельствует учреждение организации “За европейский союз наций”, в которую вошли многие видные общественные деятели. Ее цель, заявленная на собрании в Париже в октябре 2003 года, — “сохранение в рамках объединенной Европы национальной самобытности ее народов”.

В России денационализацию стараются провести по-быстрому и ведут бесцеремонней, тем более что она тесно связана с деиндустриализаций и деинтеллектуализацией — взаимосвязь трех операций очевидна. В России ограничен доступ на телевидение, на радио, в крупнейшие концертные залы великой культуре, совершившей свои постепенные культурные завоевания и осуществившей обрусение народов без национального обострения и нацио­нального обезличивания. У нас в России программа “Русский дом” существует на телевидении в качестве резервации. А с каким возмущением была встречена в СМИ школьная программа по православной культуре! Да что там СМИ! “Яблочник” А. В. Шишлов, возглавлявший в Думе Комитет по образова­нию и науке, заявил в интервью, что под видом основ православной культуры в школу пытались протащить основы православной религии . Ну, а как прикажете отделить русское православие от русской культуры? Впрочем, с такими цензорскими обязанностями могли бы справиться идеологи “Единой России”. Они выпустили свой манифест под заглавием “Путь национального успеха” и в этом ответственном политическом тексте ни разу не написали слово “русский” — только “россияне”, “российская культура”. Можете считать мои поиски слова “русский” чем-то не совсем нормальным. Но как тогда следует назвать умение обойтись без упоминания о государствообразующем народе? И вспомним, какую обструкцию устроили все СМИ проекту Закона о русском языке. Тусовка ходила ходуном. Хотелось бы знать, какие “муки творчества” испытывают все те, кто постоянно жаждет уязвить Россию — и вынужден при этом не только говорить и писать, но и думать на русском языке. О том, что такие комплексы у них имеются, подтверждают очень частые нервные заявления, что уж они-то лучше владеют русским языком, чем Белов и Распутин.

И здесь есть смысл вернуться к В. В. Розанову: “обрусение” и “обрусение”. Понятно, что формы “обрусения”, неприемлемые для Розанова, абсолютно исключены при антирусской, русофобской политике нынешних правителей России, откровенно проводящих курс американизации: в культуре, в образо­ва­нии, в общест­венной жизни, в морали... Но все же, могло ли так полу­читься, чтобы навсегда прекратилось постепенное и “беспрограммное” обрусение? Утратил ли сегодня свое влияние русский духовный мир?

Что ж... Вспомним, к примеру, как в начале 90-х в школьную реформу был заложен кардинальный проект изменения менталитета нации через систему образования, целиком переориентированную по западным образцам. С тем проектом так ничего и не получается. Сейчас, в связи с вступлением в ВТО, от России требуют принятия обязательств, касающихся сферы образо­вания, его унификации, отказа от традиционной для русской системы образо­вания фундаментальности, сокращения всего гуманитарного цикла школьных предметов, перехода исключительно на рыночные основы. Ответом стал рост русского культурного сопротивления. Я об этом писала в “Нашем современ­нике”. Русское культурное сопротивление развивается самопроизвольно, привлекая к реальному общему делу самых разных людей, и оно уже стало неформальной политической силой. Так что русофобам рано торжествовать победу, а нам вопиять о поражении, как это, к сожалению, делается в патриотических изданиях.

Выдающийся историк и замечательный писатель Дмитрий Балашов утверждал, что в России крупные исторические перемены нередко совер­шаются незаметно. Я помню одну из дискуссий начала перестройки. Чего там только не наговорили! А поднялся на кафедру Балашов и спокойно пояснил, что о подлинном значении исторического события следует судить не по ближайшим результатам, а по удаленным во времени итогам. По Балашову, значение Октябрьской революции можно было оценить разве что к концу XX века. Тогда о чем же говорить сегодня по поводу действий власти, история которой едва перевалила через одно десятилетие?

Так что вернемся к истинному обрусению, о котором писал В. В. Розанов: универсальный национальный синтез. В Казанском университете преподавал в позапрошлом веке русский язык татарин Ибрагимов, его учеником считал себя Сергей Тимофеевич Аксаков. А Лев Ибрагимов, автор слов популярного романса “Ты душа ль моя, красна девица...”, доводится сыном тому университетскому преподавателю. Среди авторов, которых Пушкин печатал у себя в “Современнике”, был и кабардинец Казы-Гирей. Пушкин сопроводил публикацию своим примечанием: “изъясняется на русском языке свободно, сильно и живописно”. О том, что для познания мира надо прежде всего постичь русский язык и русскую культуру, писал в XIX веке казахский поэт и философ Абай. Ну, а в наше время могло ли кого-нибудь удивить, что Руслан Хасбулатов говорит по-русски лучше Черномырдина? Нет, конечно. Все дело в образовании. На Всероссийском конкурсе на лучшее писательское и журналистское произведение “Моя малая Родина”, который проводился в минувшем году, была отмечена работа десятиклассницы Адили Зариповой из города Кимры Тверской области, она прислала на конкурс публицисти­ческое исследование истории кимрского Гостиного двора, написанное в защиту этого памятника русского зодчества.

В том-то и дело. Русская культура и русский язык, его словесное богатство (включившее в себя немало слов из лексикона народов России), его уникальная способность к саморазвитию — все это нужно не только самим великороссам. Вся многонациональная Россия терпит ущерб от чудовищной лексики реклам, от безграмотной речи политиков и журналистов, от всей этой варварской смеси ненормативной лексики, блатных словечек и англи­цизмов, от переименований Прибалтики в Балтию и т. п. Но скажу no-правде, что мне все равно, дозволят или не дозволят нынешние хозяева России принять Закон о русском языке. С ними и без того все ясно, они давно осво­бодили самих себя от исполнения законов. К примеру, у нас в Конституции есть статья о бесплатном образовании. Но вот в Эвенкии год за годом видят, что для выпускника из глубинки бесплатное место в вузе — практически недостижимая цель. И там принимают решение оплачивать высшее образование для своих ребят из местного бюджета. А ведь это значит, что юные эвенки к окончанию 11-го класса будут свободно владеть русским языком — иначе как им учиться дальше? В России можно услышать от борцов за права человека настоятельные требования, чтобы дети оленеводов учили только свой родной язык, это гарантирует, что они из тундры не уйдут, продолжат свой национальный промысел. Но это — игры политиков. Оста­ваться ребенку с родителями, занимающимися оленеводством, или продол­жать свое образование — право выбора родителей и его собственное. В Эвенкии заботились о своих национальных интересах, когда приняли решение обучать нужных специалистов на свои деньги, чтобы они потом обязаны были вернуться на родину и отработать вложенные в них средства, продолжили традиции эвенкийской интеллигенции, в том числе и в ее отношении к русской культуре. То есть хочет того власть или не хочет, но при всей сегодняшней слабости России, экономической и военной, постепенное и “беспрограммное” обрусение идет своим будничным путем.

Чего им дома не пожилось?

В Краснодарском крае, в поселке Мостовском, который находится в Кавказском предгорье, местные жители поставили на центральной площади стелу в честь русского языка и обратились к президенту В. В. Путину с предло­жением установить в России День русского языка. Инициативу проявило литературно-познавательное объединение “Зеленая лампа”, созданное Михаилом Семеновым, а средства собирали всем миром. Оттуда, с пред­горий, виднее, что надо сегодня делать.

Ну, а из Грузии сообщают — как о большой победе!— что новое поколение грузин уже не знает русского языка и — главное! — не хочет знать. Да ради Бога! Ваша проблема, а не русская. Но если вы отказываетесь таким образом от давней традиции грузин продолжать свое образование в России, то вам придется подготавливать новые поколения грузин с малых лет для поступления в университеты, где преподавание ведется на английском, французском, немецком... Грузины — народ древней культуры. Но создать национальную математику или сепаратную биологию невозможно. В мире все языки равны, но лишь несколько служат рабочими языками в ООН, потому что, в силу условий исторических, один язык обогащался опытом государственных документов, международных переговоров, научных дискуссий, а другой в таком направлении не развивался, что не мешало созданию прекрасных произведений литературы. В Советской энциклопедии стоят рядом братья Орбели, оба академики АН СССР, один был директором Эрмитажа, другой — физиологом и генерал-полковником медицинской службы. Свои научные труды они не только писали по-русски, но, полагаю, и обдумывали не на грузинском языке. Ну не будет больше у Грузии таких, как Орбели. И вообще там в перспективе начнут и писать и думать на американском диалекте англий­ского языка. Впрочем, вот это мы еще поглядим. Известная грузинская певица живет в Москве и сказала в телевизионном интервью, что ее внук учится в московской школе и мечтает о поступлении в МГУ. Не собирается покидать Москву солист Большого театра Соткилава. С ним Россия приобрела — Грузия не потеряла. Именно так судили во все времена. А в газете “Завтра” (2003, № 14) я прочитала в интервью с Виктором Мержановым, знаменитым пианистом, президентом Рахманиновского общества, о выпускнике Москов­ской консерватории японце Садакацу Ичида, получившем первую премию на Международном конкурсе пианистов имени Рахманинова. Садакацу Ичида принял православие и не хочет уезжать из России. Он женился на своей сооте­чественнице, и она тоже приняла Святое крещение.

Но вернемся к заявленному в Грузии отказу от русского языка. Насколько это соотносится с отъездом в Россию значительной части грузин? Впрочем, переселение в Россию сделалось общей тенденцией в СНГ. К нам едут армяне. Азербайджанцев сегодня в России несколько миллионов — во всяком случае, так говорит президент Всероссийского азербайджанского конгресса Мамед Алиев. В Россию едут и украинцы, и молдаване, и таджики. В Омскую область — казахи. В центральные области — из республик Северного Кавказа...

Чего им всем дома не пожилось после освобождения от “имперского ига”? Без ответа на этот вопрос нам не разобраться, что же делать теперь отрезанным от России миллионам русских. Поэтому для начала уточним, при каких обстоятельствах были созданы в СССР вместо губерний нацио­наль­ные республики. Дело ведь не только в споре между Лениным и Сталиным. После окончания Первой мировой войны страны-победительницы сфор­мулировали доктрину “самоопределения на этнокультурной основе” , которая им потребовалась для развала имперских государств. С помощью механизма “национального самоопределения” разрезали на куски Австро-Венгрию и Османскую империю. Из одной выкроили Албанию, Венгрию, Чехию... Из другой — Иорданию, Ирак... Проектировалось и расчленение Российской империи, уже появились было “независимые” Украина, Белоруссия, Грузия... Но Российская империя сохранилась. Однако все же пришлось учитывать “национальное самоопределение” как международную норму государство­образования. Границы между союзными республиками нарезали без каких-либо референдумов. Ну, а в Европе кого-то спрашивали? Венгерское мень­шинство в Румынии, например, как образовалось? Курды почему оказались и в Турции, и в Ираке? А в СССР человек имел право ездить по всей стране. И снимались с родных мест не только русские. Большая часть татар живет в наше время не в Татарстане. Директор Института этнологии и антропологии РАН, доктор исторических наук Валерий Тишков пишет, что в России самый обруселый народ — татары (“После многонациональности. Культурная мозаика и этническая политика в России”. — “Знамя”, 2003, № 3).

Широко распространено мнение, что после 1991 года правящие верхи намеренно препятствовали переезду в Россию из бывших союзных республик русских квалифицированных рабочих, русских инженеров, врачей, ученых — зато поощряли приток криминальных этнических группировок, заведомо не собиравшихся заниматься созидательным трудом. Этот факт истории трудно подтвердить, но трудно и опровергнуть. Время показало, что для либералов-реформаторов этнические криминальные группировки являются социально близкими — опора и союзники в переделе общенародной собственности. Практически сегодня в каждой области губернаторы, хотят они того или не хотят, считаются с этническими преступными группировками. Бороться с ними — себе дороже: при их московских связях.

Ну, а сама Москва сегодня чуть ли не официально поделена между азербай­­джанскими, чеченскими, грузинскими, армянскими мафиози. Не какая-то одна итальянская “Коза-ностра”, как в США, а холдинг преступных группировок, конгломерат национальных интересов — за единственным исключением интересов коренных москвичей, которым обещано с угрозой, что в обозримом будущем столица России превратится в мусульманский город. Сразу скажу, что я в эти “научные” прогнозы не верю и догадываюсь, кем они оплачены. А пока что у нас в Москве приезжие с Украины, из Молдавии, из Таджикистана тотчас попадают в лапы темных дельцов, которые их нещадно эксплуатируют и обирают. Так что не пора ли им всем требовать в России равенства с “лицами кавказской национальности”, которых еще вчера мос­ковская милиция останавливала и штрафовала, а сегодня они сами служат в отделениях милиции, в префектурах и прокуратурах — со всеми вытекающими отсюда возможностями.

В результате сложилась национальная напряженность, какой не было и не могло быть ни в СССР, ни в дореволюционной России. Процитирую, какие сейчас предлагаются способы для ее разрешения: “Бремя неработающих инокультурных эмигрантов для страны непосильно, и на повестке дня стоит не вопрос об их легализации в качестве граждан РФ (при этом они все равно будут прежде всего членами этнической колонии и лишь в десятую очередь — гражданами России), а о максимально гуманной и цивилизованной, но эффективной репатриации, сколько бы это ни стоило сегодня... И не надо считать, что, возвращая припозднившихся гостей на старое место жительства, Россия что-то у них отнимает. Напротив — Россия попросту спасла этих людей и их семьи от гуманитарной катастрофы, дав им на столько лет стол и кров не худший, чем собственным гражданам. И поэтому имеет право на ответную благодарность” (А. Орлов. “В полной Азиопе”. — “Лебедь”. Независимый альманах. Бостон. 2003, № 311).

За этим предложением разрешить все по-справедливости — исторический опыт России. В годы войны миллионы советских людей были эвакуированы из Белоруссии, Украины, западных областей России в Сибирь, Казахстан, Узбекистан — и затем возвратились домой. И не должны бы забывать депортированные народы, что кроме несправедливости наказания было и добросердечное отношение к ним русских, казахов, узбеков в местах ссылки. Калмыки после возвращения домой даже посылали специальную делегацию в Сибирь — сказать спасибо за помощь в беде. Добавлю, что само появление этого народа, исповедующего буддизм, на юге России тоже было связано с массовым переселением. Вытесненные из Средней Азии калмыки искали покровительства в Российской империи, и им в ХVIII веке были отведены земли в Прикаспии.

Но можно ли будет при нынешней власти прийти к разумным мерам по ослаблению национальной напряженности? Что-то не верится. Власти выгодно существование этнических раздражителей. Однако если счет “инокультурных иммигрантов” уже пошел на миллионы, то разве это не должно наконец обеспокоить те страны, откуда они бегут? Например, как относятся в Грузии к тому, что столько грузин перебрались на житье в Россию — вместо того чтобы возделывать свои виноградники? Конечно, они из своих доходов посылают в Грузию два миллиарда долларов в год, но это не деньги для вывода бедствующей страны из кризиса. А как относятся в Азербайджане к тому, что их мужчины главенствуют в России на рынках — вместо того чтобы у себя на родине поднимать промышленность и развивать сельское хозяйство? И еще вопрос. Те, кого у нас сейчас называют “инокультурными иммигран­тами”, по происхождению принадлежат — кроме китайцев и вьетнамцев — к народам бывшего СССР, и, значит, в их менталитете сказывается и одно “обрусение”, по В. В. Розанову, и другое “обрусение”. Реальна ли перспек­тива “беспрог­рамм­ного” обрусения гостей с Кавказа в новых исторических условиях? Ответа пока нет.

Ну, а теперь спросим мы, русские, самих себя: ожидал ли кто-то, что русские, живущие в России, так никуда и не побегут тысячами и миллионами. Ведь предполагалось (и планировалось реформаторами), что уж русские-то побегут от нынешнего разорения куда глаза глядят. Разве не они когда-то в старину отправлялись из центра России — в Сибирь и на Дальний Восток, пешим ходом, погрузив в телеги домашнюю утварь и сохи, косы, серпы? Не они ли в 20-е, 30-е годы и после бежали из своих деревень в города? Не они ли ехали с энтузиазмом строить Турксиб, покорять целину, возводить ГЭС в Сибири?

Нет, из разоренной, униженной России русские не побежали. То есть современная Россия не породила типичной фигуры эмигранта, ищущего лучшей доли. “Утечка мозгов” — это было, и есть, и будет происходить в нужном на Западе количестве. Вернувшийся из США Константин Благодаров пишет в “Деловом вторнике” (2003, № 5), что ныне там обретается около 4 миллионов выходцев из бывшего СССР, “скопом признанных евреями и рассованных по всем штатам”. Западные СМИ пугают своего обывателя “русской мафией”, но, как правило, это мафия вполне интернациональная. В России СМИ любят посмаковать тему вывоза из России “сексуальных рабынь”, но к такому явлению, как эмиграция, это не относится: увозят чаще всего обманом.

Когда-то русские сектанты эмигрировали из России в Канаду или в США. В наше время они покидают свои обжитые богатые села на Кавказе и перебираются в опустевшую русскую глубинку. Насколько мне известно, пере­селение в русскую деревню приобретает устойчивый характер. В Орлов­ской области создана переселенческая комиссия во главе с одним из замести­телей губернатора, переселенческие комиссии созданы также во всех районах, они помогают приезжим в поиске работы. А по соседству, в Рязан­ской области, наместник Сретенского мужского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов) возглавил сельский кооператив “Воскресенье” (бывший колхоз “Восход”). Теперь это хозяйство окрепло, и архимандрит Тихон признал­ся в телепередаче “Русский дом”, что ему нравится советский лозунг о “стирании граней между городом и деревней”, в кооперативе “Воскресенье” люди будут жить достойно во всех отношениях.

Если не пропускать редкую в российских СМИ добросовестную инфор­мацию из жизни села, складывается цельное впечатление. В глубинку едут северяне, офицеры в отставке, рабочие с закрытых навсегда заводов. В деревню Крутой Лог Воронежской области приехали двадцать русских семей из Чечни. Люди работящие, они уже через год обзавелись собственными домами. Если бы у нынешней власти была совесть, то новоселам в Кривой Лог выслали бы компенсацию за разрушенные в Чечне жилища. Еще пересе­ленцы — в Тульской области: “обрусевшие эстонцы”, как они себя называют. Их предки когда-то поселились в Казахстане, но теперь они там оказались гражданами второго сорта, как и все “русскоязычные”. Однако и в Эстонию ни за что не поедут: “Мы там тоже будем вторым сортом”, — говорит Мария Витаус (Владимир Баткин. “Всем гуртом”. — “Завтра”, 2003, № 20).

В русскую глубинку заезжают и “инокультурные иммигранты”. Когда-то здесь были привычными бригады “шабашников” с Кавказа, подрабатывающих на сельском строительстве. Для сегодняшнего времени типично агрессивное поведение группы выходцев из Дагестана, стремящихся завести свои порядки в деревне Калужской области. И все же, как четко сформулировал в “Русском доме” генерал Леонов, в калужской деревне был конфликт не национальный, а криминальный: сельским жителям пришлось воевать главным образом со своей “родной” милицией, насквозь коррумпированной. И здесь надо уточнить, что именно в глубинке больнее всего сказалось организованное самой же властью разрушение законности, правопорядка. Поглядите, как ведет себя Генеральная прокуратура. Чего можно ожидать после этого от районного прокурора? Поэтому в глубинной России (и не только в глубинной) сегодня проще посадить в тюрьму русского, чем “лицо кавказской нацио­нальности” или “цыганского барона”. В то же время любой шаг в защиту русского населения от этнических группировок — для местной власти всегда риск попасть под атаку СМИ.

Ну, а мирное врастание нерусских в русскую жизнь все же идет тихо, без деклараций. Менталитет “инокультурного иммигранта” не мешает ему интегрироваться в русскую среду, если он приехал сам по себе, а не в крепко сколоченной команде — не столько национальной, сколько криминальной.

А русские не эмигрировали всей массой из новых суверенных государств по той же, быть может, причине, по какой русские не бегут из обобранной, униженной России. Народ, обрусивший великое пространство, переживает состояние, не имеющее аналогов в истории. 20 или 30 миллионов — отрезанный ломоть?! Уже и не русские, не россияне, а “русскоязычные”, на политическом жаргоне нынешней власти... Но ведь и не диаспора , с какой стороны ни посмотри. Не диаспора в Латвии, где русские составляют треть населения. Не диаспора на Украине, где восточные области говорят по-русски. Не диаспора в Казахстане... Русские живут по ту сторону сегодняшней границы, но на своей родной земле , в своих городах, в своих селах. У русских в “ближнем зарубежье” другое самосознание, чем у сформировавших в России свои диаспоры азербайджанцев, армян, грузин... И надо ли крити­ковать зарубежных русских за политическую неорганизованность, к примеру, на выборах в парламенты стран Прибалтики? Полезней было бы подумать: нужны ли русским в Эстонии или Латвии какие-то несколько парламентских кресел? Только для того, чтобы всякий раз оставаться в меньшинстве? О правах русских обязано заботиться большинство — сами эстонцы и латыши. И с ними все европейские правозащитники. А постоянно напоминать об этом, требовать, настаивать, применять необходимые санкции обязано прави­тельство России.

К сожалению, лишь недавно правящие верхи России предоставили неко­торые преимущества “русскоязычным” для получения гражданства на своей исторической родине. А до недавнего времени применялось обоснование для отказа: кто хотел уехать в Россию, тот давно мог и должен был это сделать, а теперь уже поздно. Неприязнь власти к миллионам русских, оказавшихся по ту сторону границы, возможно, объясняется еще и тем, что “русскоязычные”, многое испытав и многое осмыслив, стали лучше разбираться в национальном вопросе и заметно обрусели в своем мировоззрении. В русской истории обрусение всегда усиливалось перед лицом опасности. “И мы сохраним тебя, русская речь,/Великое русское слово” — строки Анны Ахматовой, написанные в 1942-м, напоминают об известном высказывании Пушкина, чем был для русских русский язык при татарском иге и при литовском нашествии: “...он один являлся неприкосновенною собственностию несчастного нашего оте­чества”. Да и Сталин перед лицом опасности, грозившей СССР, тоже обру­сел, очень далеко ушел от тех взглядов, которые он определил в 1913 году в статье “Марксизм и националь­ный вопрос”. В войну были сняты многие ограничения с православной церкви — тоже обрусение России . Как и возрастаю­щее в наше время духовное влияние православия. И здесь ни к чему проводить социологические опросы с целью определения точного процента верующих. Именно для нашего времени Достоевский объяснил, что быть русским — значит быть православным. Россия переживает нелегкие времена — и Россия принимает православие потому, что русеет.

Стала ли Россия “другой страной”?

Когда в феврале 2003 года нам с утра до вечера показывали визит во Францию В. В. Путина, в том числе и его встречу с французскими акаде­миками, на экране лишь на полсекунды и вдалеке можно было увидеть Элен Каррер д’Анкосс, первую в истории женщину во главе Французской академии. А ведь, казалось бы, именно ей следовало уделить особое внимание — русской по происхождению, специалисту по русской истории. К тому же Элен Каррер д’Анкосс всегда с уважением говорит о В. В. Путине.

Но российские телевизионщики знают свое дело. Главе Французской академии не могут простить ее отзыва об утопиях Бжезинского, предрекаю­щего упадок России: “Весьма антирусская политика, которая ничего общего не имеет с научным подходом”. К тому же Элен Каррер д’Анкосс — не поклонница теории конфликта между цивилизациями Хантингтона, одной из основополагающих в экспансии глобализма. Она сказала в интервью русскому журналисту: “Дело в том, что Хантингтон “впихивает” весь ислам в одну кате­горию. Но есть ислам экстремистский и нормальный, просвещенный, чему примером многие века служила Россия, где мирно уживались многие религии — особенно православие и мусульманство”. И дальше она сказала в этом интервью о прямой заинтересованности США в “конфликте цивили­заций”, сказала еще в 2000 году, задолго до нападения на Ирак: “Их политика — разжи­гать под прикрытием ислама очаги напряженности, преследуя свои цели”.

О том, как мирно уживаются православие и мусульманство, написан один из рассказов Ярослава Шипова в цикле “Отказываться не вправе” (“Наш современник”, 1999, № 4). Деревенский батюшка останавливается возле солдат, налаживающих разрушенный половодьем мост. Один из них, татарин, подбегает к нему, кланяется и кричит другим, чтобы подошли к “своему мулле”. А немалое время спустя батюшка снова встречает его — солдат уже демо­билизовался и теперь приехал в русскую глубинку по делам. И оказы­вается, татарин у себя дома получил от муллы совет: в случае чего обращайся к русскому батюшке. Сюжет житейский: кому, как не батюшке, знать всех в округе и предостеречь от нехорошего человека. В нашем царстве-государстве уживание многих религий, о котором говорит Элен Каррер д’Анкосс, склады­валось не на основе договоренностей между главами конфессий, а на бытовом, народном уровне.

Откуда же тогда взялись в сегодняшней России межнациональные счеты-конфликты? Только ли из-за социальных неурядиц?

По этому вопросу фонд “Содействие — юг”, созданный при “Форуме переселенческих организаций”, созвал научно-практическую конференцию в Ставрополе. Здесь, на русском юге, и до массового наплыва мигрантов с Кавказа жили и не ссорились люди многих национальностей. Зато теперь в Ставро­полье на 2,5 миллиона коренных жителей (повторю — разных нацио­наль­­ностей!) приходится 600 тысяч легальных мигрантов, а сколько неле­гальных — неизвестно.

“Мы наказаны за свое гостеприимство. Мы живем с синдромом ожидания новой беды”, — сказал, открывая конференцию, Юрий Афанасьевич Гонтарь, председатель краевой Думы. И дальше он говорил, что миграция не должна быть неуправляемой, во всех странах Европы приняты законы, регулирующие миграцию.

В отчете о конференции, опубликованном в “ЛГ” (2002, № 22), основное место занимает выступление Ларисы Львовны Хоперской, профессора Северо-Кавказской академии государственной службы. Она представлена как крупный специалист по обсуждаемому вопросу, руководитель семинаров по толерантности, проводимых для сотрудников милиции. Цитирую: “У русских низкая рождаемость, а соседние, кавказские народы, наоборот, переживают демографический взрыв. И, конечно же, их молодежь имеет полное право и на образование, и на социальное обеспечение, и на перспек­тивное будущее в своей стране. И никто не может запретить россий­скому гражданину искать лучшей доли на территории России”.

Насчет “демографического взрыва” здесь грубая подтасовка. У исламских народов рождаемость традиционно высокая. Что же касается прав — на образование, социальное обеспечение, перспективное будущее, — то какой же это аргумент для массового перемещения на соседние территории? И тем более туда, где земли в обрез. Процитирую дальнейшие рассуждения профессора Хоперской: “В советское время мы мирно проживали все вместе, сложился этнический баланс, при котором каждая национальность находила свою нишу, вписывалась. Но теперь-то мы живем в совсем других условиях, в другой стране”.

Это почему же “в другой стране”? Любимый конек либералов уже окон­чательно изъездился. А все население — как жило в России, так и живет. Хоть при царе, хоть при советской власти, хоть при Батые, хоть при олигархах. У нас в России “этнический баланс” (по Брежневу, “историческая общность”) сложился не при интернационализме, а на протяжении веков — профессору надо бы знать. А то получается, что лекции по толерантности содержат по отношению к агрессивным мигрантам прекрасные слова о “правах человека”, тогда как мирные коренные жители обвиняются в “ксенофобии” и “расизме”.

В том, как энергично развивалось переселение на юг России “иноплемен­ных мигрантов”, не поодиночке, а целыми кланами, видна была та же стра­тегия, что и при захвате сербского Косова: сербов обвинили в “нетоле­рант­ности” по отношению к албанцам — и в результате теперь Косово стало почти сплошь албанским и оттуда выживают последних сербов. Ну, а пример Кубани, которая первой в России приняла свои местные законы, регули­рующие миграцию на тех же общепринятых основаниях, как и в странах Европы, — это убедительная демонстрация реальной силы народа, когда он сплочен. Примечательно, что приезжавший на Кубань президент принятые законы не похвалил, но ведь и не посмел осудить.

И вопрос о чеченцах

Большая часть чеченцев в Чечне сегодня не живет. В Казахстане их насчитывают около ста тысяч. О чеченцах, поселившихся в Волгоградской области, можно прочесть в очерках Бориса Екимова в “Новом мире”. Сотни тысяч живут в Москве, Петербурге, других городах... Я помню, как тосковали по родным горам девочки-чеченки, мои ровесницы, студентки алмаатинских вузов. Произойдет ли полвека спустя второе массовое возвращение в Чечню чеченцев, на этот раз не изгнанных, а просто рассеявшихся по всей России? Что возобладает — право “искать лучшей доли”, о котором печется профессор Хоперская, или чувство долга и вины перед теми, кто все эти годы оставался в Чечне? Полагаю, что мы, в России, имеем право задаваться таким вопросом. Мы-то хорошо знаем подлинную цену тем, кому не дорога родная земля, для кого родина — там, где им теплее и сытнее. Хотя ведь не осудишь женщину-чеченку, встреченную мной в деревне Новгородской области. Она откровенно говорила, что уехала из Чечни, спасая детей не только от войны, но и от власти старейшин, распоряжающихся чужими жизнями.

Маршал Дмитрий Тимофеевич Язов в беседе с журналистами сказал, что по службе знал и высоко ценил как грамотных военных специалистов и Дудаева, и Масхадова. И это было сказано после всего, что произошло в Чечне, — после погромов мирного русского населения и бегства из Чечни трехсот тысяч женщин, стариков и детей, после убийства атамана Сунжен­ского отдела Терского казачьего войска Александра Подколзина, после расправы над священником отцом Анатолием, захвата русских в рабство... “Между прочим,— сказал маршал, — Дудаев писал и неплохие стихи”. Маршал Язов говорил о врагах России — и говорил, как русский человек, недоумевая, как могли до такого дойти образованные люди.

Да, наша страна не обделила чеченцев образованием. В годы депортации учительницы переписывали чеченских детишек, велели всем приходить в школу и не делали никаких уступок традициям гор по части образования для девочек. Чеченские девочки-студентки говорили, что на родине многим из них было бы труднее получить высшее образование. А в русских школах Казахстана и в алмаатинских вузах много было ссыльных русских интелли­гентов. Старшее поколение чеченцев должно бы их помнить. Из этого поколения вышли ученые, офицеры высших чинов, крупные предприниматели... Из тех лет — танец Махмуда Эсанбаева и стихи Раи Ахматовой, с ней я была знакома. Назову здесь и другие всем известные имена: Руслан Хасбулатов, Михаил Юрьевич Зурабов, глава Пенсионного фонда России. И здесь я снова возвращаюсь к тому, что большинство чеченцев сегодня в Чечне не живет. Можно ли считать их одним из самых обруселых народов?

И другой вопрос: кому же все-таки выгодно изображать народ, имеющий такую национальную элиту, диким первобытным племенем? Кому выгодны толки о тейпах, шариате, мюридизме? В СМИ считается большим специа­листом по Чечне Анна Политковская, принимающая Шамиля и Хаджи-Мурата за одного человека по имени “наиб Шамиль (Хаджи-Мурат)” (М. Захаров. Вторая чеченская. 2002). Чечню присвоили себе правозащитники, одержимые заботой, как бы подольше просуществовали палаточные лагеря, в которых нет и не может быть нормальной жизни: взрослым здоровым людям негде работать, их приучают к “гуманитарной помощи”. В Чечню приезжали евро­пейские парламентарии, убежденные, что только они имеют законные основа­ния решать, надо ли проводить выборы и когда. Но их не беспокоило, что тысячи чеченских детей, целое поколение, остались без образования. А чеченка в новгородской деревне в числе причин, заставляющих ее жить подальше от Чечни, назвала и стремление дать своим детям достойное образо­вание. Наверное, у многих эта причина тоже на одном из первых мест.

Летом 2003 года в тайнике был найден архив Масхадова и в документах — суммы на подкуп СМИ. Но любопытно, что самый большой вред причинили чеченцам журналисты, причем как раз те, кто ехал в Чечню, чтобы оттуда побольнее уязвить Россию. На телеэкранах навязывалось противопостав­ление: благородный чеченец и бандюга-федерал, хотя заранее можно было просчитать, что это форсирует античеченские настроения. Дали обратный эффект и прогнозы, что вслед за “свободной Ичкерией” поднимется весь Кавказ. На самом деле соседние народы (и не только соседние) поглядели на события в Чечне и не пожелали угодить в такой же капкан. А реклама таких персонажей, как Радуев и Басаев, безусловно, поспособствовала приходу к власти в республиках Кавказа умеренных политиков.

С особой напористостью журналисты твердили про непохожесть чеченцев ни на один из соседних народов. Будто бы у них все не как у других. Испокон века не сеют и не жнут, а только бродят по горам с кинжалом или гранато­метом. Но ведь по нравам и обычаям все народы в мире и непохожи, и в чем-то схожи. Солженицын написал о евреях “Двести лет вместе”. А на теледебатах чеченец, назвавшийся “представителем Масхадова”, все повторял и повторял про двести лет войны России против Чечни. Ну, а кто же тогда служил верой и правдой в охране государя-императора? Евреи?

По ходу той передачи “Свобода слова” выяснилось, что “представитель Масхадова” постоянно живет в Москве и по-русски говорит, как на родном языке. Его противник в споре приехал из Грозного и тоже хорошо говорит по-русски. Он называл себя чеченским милиционером и твердо стоял на том, что обязан охранять порядок в Чечне и будет охранять. В телепередаче участвовали две представительницы свободной прессы: дама, путающая Шамиля с Хаджи-Муратом, и дама из Франции. Со всей профессиональной бестактностью они набросились на чеченского офицера милиции и поддер­жали “представителя Масхадова”. Глядя на их энтузиазм, можно было прийти к печальному выводу: Чечню еще долго будут расшатывать и провоцировать. И это имеет самое прямое отношение к проблеме, о которой не говорят правозащитники: когда же смогут вернуться в Чечню русские беженцы? Вернуть бы туда для начала самих чеченцев.

...Степное село в Волгоградской области. Здесь поселилось немало чеченцев, и взаимоотношения сложные. Но именно сюда направляется журналист с телекамерой и задает чеченцу лет сорока актуальный вопрос: не пора ли открыть в этом селе отдельную школу для чеченских детей? Но чеченец не оправдал надежд: “Мои дети будут жить в России и будут учиться в русской школе”. Конечно, это не пример обрусения. Просто нет ничего глупее, чем в одном селе разделить детей по национальностям. Но в Москве-то другие условия, в Москве немало разных этнических школ. Нет, и в столице чеченцы не добиваются учреждения отдельных школ для своих детей. И в этом их позицию можно сравнить с тем, что на Западе называют “интеграцией в общество”. Например, во Франции дети алжирцев учатся вместе с француз­скими детьми. Некоторое время назад там возник конфликт: разрешить ли девочкам-мусульманкам сидеть на уроках в платках? Согласились, что правильнее будет без платков — как все.

Все впереди

Мне скажут с возмущением мои же единомышленники: какое может быть в наше время обрусение — не получится ли, что Россию “обамериканят”? Обычный в таких случаях довод: новое поколение не читает русскую классику, не слушает русскую музыку, не знает таких писателей, как Распутин и Белов... Хотя это, конечно, не совсем так. Все социологические опросы показывают растущую в последние годы приверженность людей к своему, русскому. А Распутин и Белов включены в школьную программу по литературе и в книги для чтения в младших классах. Но дело даже не в том, знают ли писателя в России. Самым главным считалось всегда, насколько писатель знает и понимает русскую жизнь , чтобы видеть в ней сокровенное и передать будущим поколениям.

Валентин Распутин в начале 80-х годов предложил своим читателям поразмышлять над тем, что наш народ, которому навязали чужеземное устройство — коммунизм, все-таки смог его переработать на свой лад — обрусить. Обрусение шло, конечно, не сверху. Это у Горбачева была “револю­ция сверху”, политические игры номенклатуры с участием идеологической обслуги ЦК КПСС, из которой и вышли все демократы-западники. Обрусение ширилось в народе. На русском преодолении коммунизма, поддержанном и другими народами, появилось, поднялось такое неожиданное для XX века явление, как “деревенская проза”. Не диссиденты! Но не случайно идеоло­гическая обслуга ЦК увидела в русском направлении умов главную опасность. По сути мы только сейчас ощущаем масштабы русской культуры второй половины XX века. И Свиридов, и Светланов, и Бондарчук. И конечно же, Кожинов! Русская культура словно создавала запас на трудные времена.

Поэтому меня огорчило, с какой поспешностью Александр Ципко подводит итоги минувших десяти-двенадцати лет в диалоге с политологом Валерием Соловей (“Прощание славян. Грядет ли русская национальная революция?” — “ЛГ”, 2003, № 8): “Рухнули иллюзии перестройки, что после ухода коммунизма начнется формирование единой, но многонациональной российской интеллигенции, что наша новая элита будет разноплеменным союзом едино­мыш­ленников, озабоченных судьбами страны”. Прежде всего я не могу согла­ситься с тем, что Ципко причислил “элиту” к интеллигенции. Разные этажи. Интеллигенция учит и лечит, работает в науке, в промышленности, в культуре. Элита — продукт политический. А потом, откуда у Ципко такие сведения, что интеллигенция разбежалась по разным углам? Ее всю переместили в общий слой самых бедных. Другое дело “элита” национальная, подпитывающаяся от антирусской политики правящих верхов, возбудители разных скандалов вроде права мусульманок фотографироваться в платках, но глубоко равно­душные к истинным народным нуждам, к тому, что у них в республиках разваливается промышленность, нищает сельское население. “Не имеет достоинств национально-освободительного движения” — такую оценку дал восстаниям кашгарских хаджей против китайского владычества выдающийся исследователь Центральной Азии, член Императорского русского географи­ческого общества Ч. Ч. Валиханов. Совершив опаснейшее путешествие в Кашгар (1858—1859), он написал в “Очерках Джунгарии”, что хаджи добиваются только своей власти, но никак не народного блага. С такой же позиции Валиханов оценивал и движение Шамиля. Не имеет достоинств национально-освободи­тельного движения.. . Применима ли формулировка Валиханова в наше время? Какую пользу принес народам бывшего СССР приход к власти национальной элиты? Об этом пока не пишутся серьезные исследования.

В диалоге политологов, опубликованном “ЛГ”, мне также представляется неверным, когда Ципко выделяет в особую группу “этнических русских” и “этническую русскую интеллигенцию”. Это мелко для государствообра­зующего народа. Но, конечно, спасибо Ципко за то, что и он теперь в открытую говорит о “национальном происхождении тех, кто все время мелькает на экранах телевидения” и о новой элите, которая “работает не на всю страну, а только на специфические интересы и капризы одной этнической группы”. Возможно, что эти высказывания Ципко сподвигли и его собеседника заявить в открытую: “Смею предположить, что гибель русских, исчезновение их из истории пройдет незамеченным и никакой вселенской трагедии не создаст”.

Однако какова же все-таки настойчивость “партии Бжезинского”! Василий Аксенов успел написать роман “Кесарево свечение”— про восстание племен Очарчирии Хуразу, поставивших себе целью разрушить Россию. “Через десять тысяч лет ... почти полностью забылась некая этническая данность, имено­вавшаяся Россией”. Роман написан на чеченском материале. И в нем при­пасен альтернативный финал: Очарчирия повержена и становится автономной областью России. Что называется, выбирай, кому как нравится. Комментарии к роману “Кесарево свечение” излишни — как и к другим литературным произ­ведениям того же ряда, например к глумливым “Урокам русской истории. Пособие для юношества, агностиков и вообще” Вячеслава Пьецуха (“Октябрь”, 2003, № 5). Эти люди ведают, что творят. Но, судя по всему, они слабо себе представляют, насколько их ненависть к России способствует ее обру­сению, начиная с самих русских . Не представляет себе такие последствия, очевидно, и губернатор Чукотки Абрамович. Он умудрился заявить, что эта дальняя частица России, с самой крайней северо-восточной оконечностью Азии — мысом Дежнева, уже успела потерять 50 процентов доверившегося Абрамовичу населения и может без ущерба потерять еще 20 процентов. “Без ущерба” — для кого?

Циничное высказывание губернатора-олигарха приведено в статье директора Института этнологии и антропологии РАН Валерия Тишкова, которого я здесь уже цитировала. Тишков был в 1992 году министром по делам национальностей. Со многим нельзя согласиться в его высказываниях по национальному вопросу. Но факты есть факты. Тишков пишет о путанице в национальном вопросе при первой советской переписи в 1926 году. Так, в Узбекистане разные этнические группы были объединены в нацию узбеков. Напомню, что все это требовалось для создания союзных республик на основе “национального самоопределения”. Даже при советском централизованном государстве союзные республики нередко управлялись одной этнической группой. Удержат ли свою целостность новые независимые государства в таком неоднородном национальном составе?

Из статьи Тишкова можно почерпнуть сведения и об отношении к русским при переписи 1926 года. Человека, назвавшегося русским, непременно спрашивали: а может, он все-таки украинец или белорус? Тишков поясняет, что перепись — всегда компромисс науки и политики. Мы это и сами видели не так давно на примере переписи, проведенной на Украине. Впрочем, результат был предсказуем: добились увеличения на миллионы числа украинцев — и соответствующего уменьшения русского населения. У нас в России вряд ли власть стремилась хотя бы точно определить состав населения при переписи 2002 года. Тишков пишет, что в открытую велась агитация: “Запишись татарином”. По его прогнозу, будь перепись обязательной, а не по желанию, в России насчитали бы 150 миллионов, из которых русских — 80—83 процента. Ныне наконец опубликованы цифры: 145 миллионов и 80 процентов русских. Не зря перепись велась как можно небрежней и бестолковей. Ну, а дальше Тишков пишет не о возможностях “обрусения”, а о неизбежности “ассимиляции”: “Именно расширение понятия русскости, зауженного в недавние времена (выделено мной. — И. С. ), и ассимиляция в пользу русских, существующая в стране уже веками, будут основными механизмами, замещающими сравнительно более низкую рождаемость среди культурно доминирующей этнической общности России”. От этих слов все же обдает холодом.

В истории человечества XX век не может называться американским, при всех попытках возвести самую богатую страну на пьедестал победителя во Второй мировой войне. Чужое брать не надо! Революция, оказавшая в XX веке влияние на всю мировую историю, произошла не в США, а в России. Победа над фашизмом, полувековое равновесие сил в мировой системе были обеспе­чены Россией-СССР. Но вот последние годы XX века — за американцами. Советский Союз, безусловно, не был подготовлен к американскому способу завоевания мирового господства. Когда весной 2003 года США в коалиции с Англией напали на Ирак, мировая общественность изумилась: куда же дева­лась вся иракская армия? Ну, а где была в 1991-м армия СССР и где был ЦК КПСС? Почему из Беловежской пущи так мило позвонили по телефону министру обороны, который впоследствии получил должность при Ельцине — не за свои ли “боевые заслуги”? Россия, безусловно, не была готова в 1991-м к полити­ческим зигзагам верхушки правящей партии, к тому, что всевластного генсека можно купить за доллары...

В. В. Кожинов в самом начале нынешней смуты писал об умении России искать в трудные времена опору не только на богатырей и даже прежде всего не на них, а на подвижников духа, носителей всенародной идеи. Мысль Кожи­нова подтверждается все эти десять-двенадцать лет (счет ведется и с 1991-го, и с 1993-го). Ведь есть на кого опереться! Но в современных условиях, при возможностях новейших политтехнологий, против соревнования идей выдвинут шумный “рынок” идеологических проектов, на котором торгуют (в буквальном смысле слова) подделками и подменами. Так появился проект “Русский ислам”: мусульмане не должны замыкаться в национальных рамках, надо распространять ислам шире, то есть и на русских. Уже был снят провока­цион­ный фильм “Мусульманин”, а теперь появился фильм про узбеков, возрождающих одичавшую русскую деревню. Истинные мусульмане к этому непричастны. Учрежден “Конгресс русскоязычных евреев” — не только для защиты Израиля, но и для поддержки “еврейской русскоязычной культуры”. На этом фоне загадочно прозвучал в интервью Льва Аннинского (“ЛГ”, 2003, № 23—24) призыв к “добровольной русификации”: “надо добровольно стать русским”. Что значит “добровольно”? Власть олигархов русификацию не навязывает — наоборот, она против всего русского. Тогда о чем же речь? О выходе из самоизоляции?

Но что бы там ни говорили... Обрусение как универсальный национальный синтез — это не ассимиляция и не русификация, а глубинное явление жизни многонародной нации, имеющее духовные, нравственные основы. У него не может быть сегодняшнего измерения социологическими и статистическими средствами. Но очевидно, все же есть основания для наблюдений за тем, что сегодня происходит в России негромко и “беспрограммно”.