Наша фантастика № 2, 2001

ПИШИ И ВЛАСТВУЙ Интервью с Александром Зоричем

— Александр Зорич — существо загадочное. Он искусно прячется от коллег, журналистов и поклонников, мастерски окружает свою персону отвлекающей дымовой завесой и даже фантастические фестивали посещает инкогнито в качестве фэна. Что это — попытка создать пелевинский ажиотаж вокруг своего имени, хроническая мизантропия или болезненная скромность?

— Скромности у меня нет ни на грош — чего нет, того нет. Но не стану обманывать почтенную публику и говорить, что я не играю в прятки. Я в них играю. И пока что в целом такая стратегия себя оправдывает. Когда никто не знает тебя в лицо, чувствуешь себя гораздо свободнее, чуть ли не бестелесным призраком, способным проходить сквозь стены. И потом, прятки с переодеваниями имеют богатую родословную. Всякий знает легенды о королях, которые переодевались простыми смердами, чтобы посмотреть, как на самом деле живут их подданные.

Новейшую версию этой легенды я слышал в Центрально-Европейском университете (CEU), который, как известно, финансируется Джорджем Соросом. Персонал CEU по приветливости может сравниться разве что с прислугой в пятизвездочном отеле. Так вот, как рассказывали мне будапештские коллеги, так было отнюдь не всегда. А началась эта приветливость после того, как однажды миллиардер Джордж Сорос под видом простого ученого явился в собственный дормиторий (общежитие) устраиваться на ночлег перед конференцией. Его, конечно, не узнали. И даже «здравствуйте» ему никто не сказал…

К чему я это веду? Прятки придумали для того, чтобы мир становился лучше. Мне нравится прятаться. Если же выбирать из тех трех вариантов, которые предложил ты, то мой случай скорее близок к хронической мизантропии.

— Может быть, тебе просто неловко перед коллегами, кандидатами философских наук, за свои написанные в «низком» жанре произведения?

— Дело не в том, что мне неловко, да и не считают мои коллеги этот жанр низким. Скажем так: если и считают, то отнюдь не все. Просто это всегда выводит общение с коллегами в какую-то «заемную» плоскость. Известность твоих романов как бы делает из тебя «нечестную» знаменитость в научном мире. Довольно часто таким приемом — привлекать к себе внимание ненаучными средствами — пользуются геи или высокопоставленные чиновники. «Читал его монографию о Мерло-Понти? Мура, говоришь? А ты знаешь, что он советник президента?!» (Вариант: «А ты знаешь, что он гей?»)

Точно так же и здесь. Вместо того чтобы обсуждать научные работы, все будут обсуждать мои романы и мои гонорары. Зачем мне это? Мне интересно быть просто ученым. Но главное, если это дойдет до моих студентов — точно пиши пропало. Тогда на лекциях вместо того, чтобы рассуждать об Обществе Сознания Кришны или о сверхсгибании Делеза придется отвлекаться на подвиги аррума Эгина и дискутировать о достоинствах «облачного» клинка. А это опять-таки нечестно. Ибо деньги мне платят за Кришну и Делеза.

— Кстати, по поводу «просто ученого»: в одном из редкостных интервью ты характеризуешь себя как «кандидата философских наук, ориенталиста, медиевиста, переводчика». Если у тебя столько более серьезных занятий, когда ты умудряешься писать?

— Я пишу в перерывах между более серьезными занятиями. А если честно, моя работоспособность иногда шокирует меня самого. Правда, среди бездельников я тоже свой человек. Естественно, помимо работы, я еще пью, купаюсь в море и вообще пускаюсь во все тяжкие. Мне нравится быть разным.

— Ты находишь время еще и бездельничать?! Каким образом?

— Я его ворую. У себя. По сравнению с режимом условного нормального человека в моем режиме сделано много полезных редактур. Например, я сплю четыре с половиной часа в сутки, мне этого хватает. Я совершенно не смотрю телевизор — не потому, что заставил себя или переломил, а потому, что мне просто скучно его смотреть. Если я куда-нибудь выбираюсь, я почти всегда беру такси. То есть я экономлю не деньги, а время. И так далее. На самом деле в сутках очень много времени. Если присмотреться — там колоссальное количество минут. Надо только за ними приглядывать, чтобы не разбегались.

— Откуда берутся завораживающе-причудливые сюжеты твоих произведений? Как тебе удается создавать фантастических существ и чудовищ, не имеющих аналогов в мировой литературе?

— Во-первых, я всегда пишу как бы «от противного». Стараюсь делать то, чего ни у кого не было. Не скажу, что это всегда удается, но именно такое намерение мною движет. Надежды — они не только юношей питают.

— Но должно же и воображение чем-то питаться.

— Мое писательское воображение находится в близких отношениях с пространством сновидения. Чудовища и красавицы, големы и фантастические ландшафты — все это многократно возникает в моих сновидениях прежде, чем я принимаю решение перенести увиденное на бумагу. Не скажу, что такие сновидения — всегда приятное дело. Зачастую совсем наоборот. Но именно из них затем кристаллизуются сюжеты и сюжетные ходы, именно в них я черпаю вдохновение и фактуру. Конечно, затем приходится многое добавлять и кое-что убавлять, но дело того стоит. К счастью, психотехники, которые я практикую, позволяют мне держать свою фантазию в хорошей форме.

— Подозреваю, что эти психотехники связаны с галлюциногенами…

— Да нет. Как некогда очень справедливо заметил лама Оле Нидал, принимать наркотики — это все равно что топить печь ассигнациями. Предельно нерентабельно. Под психотехниками я имею в виду медитационные и релаксационные техники тибетского буддизма, многому я обязан и даосской йоге.

— Чем вызвана столь длительная пауза в публикации твоих произведений, возникшая после выхода в 1998 году романа «Люби и властвуй»?

— А паузы-то никакой и не было. Пожалуй, придется открыть ужасную тайну — в 1998 году я почувствовал, что жутко устал от самого себя, от Александра Зорича. Мне захотелось попробовать что-то совершенно другое, совершить поворот градусов на сто — сто двадцать. И я его совершил. Я взял другой псевдоним и написал еще два романа, которые выходили в 1999 году в издательстве «ЭКСМО» в твердой и в мягкой обложке.

— Псевдоним ты, разумеется, не откроешь?

— Увы, это тайна — моя и издательства «ЭКСМО». Между прочим, я подписывал документ о неразглашении. Пройдет еще пара лет, и я с удовольствием открою эту тайну.

— А когда были написаны те романы, что сейчас выходят в издательстве «Центрполиграф»?

— «Ты победил» — почти ровесник «Люби и властвуй», он был написан в начале 1998 года. А в конце 1999 года я снова превратился в Александра Зорича — так появились «Светлое время ночи» и «Боевая машина любви». Что же до «Сезона оружия», то сделан он был еще в конце 1996 года.

— В романе «Сезон оружия» («Последний аватар») ты впервые обратился к остросюжетному киберпанку — на мой взгляд, весьма удачно. Как ты себя чувствуешь в непривычной роли автора жесткой НФ? Собираешься ли ты продолжать эксперименты в этой области?

— В роли автора НФ я чувствую себя превосходно, роль чудесная — как для меня написана. И уж конечно, у «Сезона оружия» будет продолжение. Что-нибудь вроде «Сезона без оружия».

— Весьма популярный сериал «Пути Звезднорожденных» стал твоей визитной карточкой. На мой взгляд, эта трилогия лучшее из написанного тобой, она стоит в одном ряду с классическими фэнтезийными произведениями. Собираешься ли ты продолжить этот сериал или ты уже раз и навсегда закрыл тему?

— Есть такая американская максима — «Никогда не говори „никогда“». По-моему, «Никогда не говори „навсегда“» тоже неплохой афоризм. У меня язык не поворачивается выговорить слово «навсегда». Тем более, что как минимум еще одна книга об эпохе Звезднорожденных мне снится уже давно. И думаю, в конце концов я ее напишу. Я даже знаю, что называться она будет «Хроники Дома Лорчей» (напоминаю, Лорчи — один из семи Благородных Домов империи Синий Алустрал, описанной в романах «Семя Ветра» и «Пути Отраженных»). Естественно, там будет много высокой романтики, море крови и торжество справедливости в конце.

— Когда мы сможем увидеть этот роман?

— Трудно сказать. Дело в том, что я начинаю писать только тогда, когда вижу роман от начала до конца. Может, и не в деталях, но как полностью сформировавшийся гештальт. И потом, мне нужно как следует забыть цикл о Звезднорожденных. Только так — хорошенько позабыв все, что писал раньше, — можно написать что-то по-настоящему занятное, кого-то удивить, кого-то разозлить, короче говоря, заставить аудиторию шевелиться.

— Тебе нравится заставлять аудиторию шевелиться?

— Более того, я считаю это своим профессиональным долгом. С убаюкиванием аудитории прекрасно справляется телевидение.

— С октября по февраль в издательстве «Центрполиграф» вышли четыре книги твоего сериала «Свод Равновесия», из них три абсолютно новые. Не мог бы ты рассказать о них поподробнее?

— Признаться, цикл о Своде Равновесия чуть не загнал меня в могилу. Но в конце концов эксперименты по скрещиванию ужа и ежа — то есть мира фэнтези и тоталитарной идеи беспощадной магической спецслужбы — вроде бы увенчались некоторым успехом. Над первым «ужеежом», над «Люби и властвуй», я работал почти полтора года — засчитываю в этот период четыре редакции. «Ты победил» созрел чуть быстрее — за год. А «Боевая машина любви» и «Светлое время ночи» поместились в полтора года работы — правда, исключительно напряженной, иногда не оставалось времени покурить, норма выкуриваемого снизилась до двух пачек в день. Как ни странно, я заметил, что с каждым новым романом работать становилось все интересней. Может быть, потому, что я раз и навсегда отказался от сюжета «герой спасает мир, стоящий на грани катастрофы».

— Мне кажется, после «Люби и властвуй» твои произведения стали гораздо более ироничными.

— Еще Виктор Шкловский заметил, что ирония — это самый дешевый способ казаться умным.

— Да и герои претерпели некоторые трансформации…

— Да уж! Герои от книги к книге становились все более бессовестными. Персонажа бессовестнее чернокнижника Ларафа, центрального действующего лица «Боевой машины любви» и «Светлого времени ночи», я в жизни не создавал. То же можно сказать и о баронессе Зверде — по-моему, фэнтези-тусовка должна содрогнуться от отвращения и одновременно от восхищения при виде этого образа.

Все более амбивалентной становилась и мотивация главного героя, Эгина. В «Боевой машине любви», например, он бросается спасать своего друга и начальника только потому, что тот пообещал подарить ему собственную жену, как щенка какого-нибудь бассета. Критик Андрей Епанчин, помнится, писал, что Эгин тот еще «положительный герой». Епанчин вскрыл, так сказать, личину благовидности, под которой выступает этот вроде бы симпатичный парень, обозвав его коварным кагэбэшником. Я не буду с этим спорить — на херувима Эгин не похож ни внешне, ни внутренне. Как бы к этому ни относилась критика, я, как писатель, должен заметить, что чем шире диапазон добродетелей и пороков героя, тем интересней с ним работать. Ни абсолютные злодеи, ни абсолютные благодетели меня совершенно не интересуют. Мне не нравится работать с голыми концептами. Даже игра в камень-ножницы-бумага оказывается содержательнее такой работы.

— Сериалы «Пути Звезднорожденных» и «Свод Равновесия» разительно отличаются друг от друга и по авторской манере, и по стилистике, и по идейному наполнению. С чем связан такой резкий поворот в твоих мировоззрении и настроении?

— Знаешь, давай разберемся вот с этими фигурами речи: «разительно отличаются» и «резкий поворот».

Действие обоих сериалов — лучше сказать, циклов — происходит в одном и том же мире: мире Сармонтазары и Синего Алустрала. Но — со скромной временной разницей приблизительно в шестьсот лет. Если проводить какие-то аналогии с земной историей, получится, что Звезднорожденные — современники арабских набегов на Южную Францию и Италию, современники поэмы «Беовульф» и ранних редакций «Песни о Роланде». А Эгин, Лагха и прочие герои цикла о Своде Равновесия, соответственно, живут где-то в XV веке. Им современны война Алой и Белой розы, «Молот ведьм» и Жанна д’Арк.

Конечно, там, в Сармонтазаре, — совсем другая история, какие-то другие искривления времени, другие ритмы колебаний культуры. Но главное, история эта, хоть и другая, тоже не стоит на месте, как и на Земле. Происходит не то чтобы прогресс, но, как минимум, эволюция. Изменяются образ мыслей, политическое устройство, нравы, мораль. Вот насколько они изменились там, в Сармонтазаре, помимо моего участия и желания, настолько примерно и разнятся эти циклы — о Звезднорожденных и Своде Равновесия.

И последнее: спасение мира никогда не должно продолжаться дольше трех томов. Если в конце третьего тома мир не провалился в Тартар — значит, вы нудный, ленивый писатель.

— Весной выйдет твой новый роман «Карл, герцог». О чем он?

— Хочется ответить «не знаю»… Роман — о Европе XV века, о Бургундии и ее последних герцогах: Филиппе Добром и Карле Смелом, об их врагах, друзьях, женах, любовницах и детях. Дальше хочется продолжать в обычном духе аннотаций: «Над родом герцогов Бургундских тяготеет страшное проклятие, ибо за рождение Карла была заплачена непомерно высокая цена: кровь невинного человека. Но где-то там, в иных метафизических слоях, у маленького Карла есть надежные союзники и могущественные защитники. Есть они и у Людовика, короля Франции, — беспринципного интригана, сторонника кровавого и беспощадного объединения страны под своей безраздельной властью. Големы-убийцы и кланы властителей Гранады, сторонники Йорков и Ланкастеров, крестовые походы и придворные увеселения…»

И так далее и тому подобное. Все это будет правдой. И даже не скажешь, что-де Александра Зорича не интересует историческая фактура, а все это только декорации для саги о вечных человеческих ценностях: любви, долге, войне, измене и вере. Потому что историческая фактура, зубодробительные расправы европейских сюзеренов друг с другом, альковные сцены и запрещенные виды любви в сени куртуазной культуры меня интересуют никак не меньше, чем воспитание чувств и утешение философией. В общем, «Карл, герцог» — это полное жизнеописание Карла Смелого, огромная сага о позднем средневековье.

— Насколько мне известно, в Интернете у тебя имеется собственная творческая лаборатория. Если можно, расскажи об этом. Правда ли, что при написании «Сезона оружия» ты использовал материалы и тексты членов своей творческой лаборатории?

— Нет, при написании — не использовал. Вообще, первая редакция романа написана в конце 1996 года, когда в русском Интернете было особо негде разгуляться. Так что писал совершенно произвольно, сольно, «из головы». К слову, Стерлинга и Гибсона я тогда не читал, и никакой «Матрицы», если помнишь, еще в прокате не было. То есть алмазные зеркала грядущего мира приходилось шлифовать самому, а вместо пресловутой якудзы и японских мегаконцернов выводить родные силовые структуры и русскую корпорацию «Виртуальная Инициатива». Патриотический такой киберпанк получился, хм.

Другой вопрос — и тут я рад представившейся возможности публично выразить свою признательность, — что сетевая презентация романа, то есть специальный сайт, посвященный «Сезону оружия», действительно является результатом определенной «лабораторной работы».

Оказалось, в «Сезоне оружия» довольно подробно описаны многие занятные организации вроде террористической группы «Снарк» (SNARC, Команда борьбы против сетевого рабства) или Эскадрона С — эдаких уличных погромщиков с удостоверениями Департамента Безопасности. Вот на эти-то и многие другие организации, а также на персонажей романа наш коллега Леонид Алехин составил замечательное досье, из которого и сам я узнал кое-что новое о России и мире 2036 года. А дизайнер Ja! (разумеется, псевдоним, а вы что подумали?) это досье красиво оформил и сверстал, за что ему отдельное персональное спасибо.

— Похоже, отечественным компаниям по выпуску софта пора выпускать компьютерную игру «Сезон оружия» в духе «Х-com 3» — концепция и персонажи уже детально разработаны…

— Согласен. Что касается Леонида Алехина, то он также написал к «Сезону» приятное предисловие — вот оно, кстати, пошло не только на сайт, но и в книгу. И поучаствовал уже постфактум в разработке некоторых фрагментов «Страннее, чем рай» — это, если помнишь, сетевая библия XXI века, там подробно описано, откуда есть пошла мировая Виртуальная Реальность, а также имеется всякая прочая технофилософия.

Говоря о своих сетевых друзьях, должен отдельно, уже вне связи с «Сезоном оружия», поблагодарить Светлану Прокопчик.

Портреты героев Сармонтазары, которые она мне прислала, оказались как нельзя кстати. Там такой Октанг Урайн!.. Зыркает так, что душа в пятки уходит!

— О друзьях — понятно. А как ты оцениваешь ситуацию, сложившуюся в современной отечественной фантастике, в целом?

— Как нормальную с уклоном в хорошую. Вообще, нашу фантастику невозможно оценивать в каких-то абсолютных единицах, то есть стремясь привести ее к невесть кем проградуированной шкале от «ужасно» до «бесподобно». Нельзя оценивать ситуацию и через сравнение с Западом. Только сравнения в рамках последнего десятилетия будут сколько-нибудь корректны, верно? Потому как ушедшее — не воротишь, не говоря уже о том, что ничего эдакого мы на самом деле не потеряли.

У меня вот был недавно спор с одним крупным петербургским издателем. Он мне говорит: «С отечественной фантастикой дела обстоят плохо, это очевидно: у нас номенклатура и тиражи на порядок-два ниже, чем на Западе». Я отвечаю: «Так и что? А когда такое было, чтобы у нас, я имею в виду Россию, СССР и постсоветское пространство, тиражи и номенклатура фантастики были сравнимы с западными? Разве только в 2000 году до н. э., когда и там и сям тиражи равнялись нулю».

Что касается количественных показателей — так у нас расцвет, елки-палки! Это по любому книжному рынку видно. Расцвет — по сравнению с началом 1999 года, например. И попробуйте с этим поспорить!

Предвижу твой вопрос: «Да что тиражи? Ты мне про качество, про качество скажи! Как там образы, поэтика, метафоры, идеи, мысли, ритм, динамика, сбалансированность сюжета, психологизм?»

Вот. Качество. Я не принадлежу к тем людям, которые считают, что половина всех наших фантастов гонит низкопробные боевики, что они все-де не писатели, а «авторы» (разница, можно подумать), что они сильно портят, оглупляют или развращают аудиторию. Развращать, кстати, надо бы больше, а портит и оглупляет все, к чему ни прикоснись, это общее свойство всех вещей подлунного мира.

Так вот — качество. Оно бывает разное. Если бы я был большим поклонником «старых добрых времен» и, соответственно, советской фантастики, я бы горестно вздохнул и сказал, что в целом качество ухудшается. Если бы я восхищался западной фантастикой, я бы сказал, что в России никто до уровня и масштаба Айзека Азимова (условно) не поднялся, а потому у нас тут перманентная гуманитарная катастрофа.

Но в том-то все и дело, что я не первое и не второе. За десять лет возник целый новый мир. Такой, какого раньше просто не было! Разве это плохо? Этот мир — литературный, разумеется, — развивается, вырабатывает свои законы, свои внутренние языки и ценности. Это хорошо? Безусловно. А значит, ситуация в нашей фантастике — хорошая.

— Можешь ли ты выделить в своей библиографии произведения, которые сам считаешь наиболее удачными?

— «Карл, герцог», «Боевая машина любви» и «Светлое время ночи». Но вопрос жестокий, обычно от таких пытаются уйти.

— Получи еще один жестокий вопрос: каковы твои дальнейшие планы? Какие направления в своем творчестве ты собираешься развивать?

— Что-то не припомню я писателей, которые отвечали бы на подобный вопрос сколько-нибудь внятно. Братья Стругацкие вообще махали руками: «Как можно! Тайна творчества! Только выдашь — а она фьють! И нет ни тайны, ни вдохновения». Вспоминается также Наполеон, который грозился съесть не то свою подушку, не то треуголку, если она узнает о его планах.

Отвечу обтекаемо: планы, конечно, есть, и их, как всегда, в три раза больше, чем мог бы осуществить целый Дважды Краснознаменный Ленинградский Писательский Округ. Поэтому и направления я хотел бы развивать все, а заодно еще и заниматься поиском новых.

Впрочем, на уровне намеков… Из наиболее актуального сейчас наиболее близки к осуществлению проекты, развивающие два разных направления: технобоевик и фэнтези. Ну, про фэнтези я уже проговорился выше, это «Хроники Дома Лорчей». А про технобоевик проговариваться не буду, можно ведь и впрямь потерять вдохновение вместе с тайной.

— У меня закончились жестокие вопросы. Огромное спасибо за интервью.

— Не за что. Кстати, вопросы были хорошие, половину из них я и сам не решился бы себе задать.

Heraldica (Геральдика. Малые сочинения). — Харьков: Похищение Европы, 1996. — 88 с.

(Переиздание: // Митин журнал. — СПб., 1999. — № 57. — С. 320–480).

Знак Разрушения. — М.: ЭКСМО, 1997. — 400 с. — (Абсолютная магия).

Семя Ветра. — М.: ЭКСМО, 1997. — 464 с. — (Абсолютная магия).

Пути Отраженных. — М.: ЭКСМО, 1998. — 448 с. — (Абсолютная магия).

Люби и властвуй. — М.: ЭКСМО, 1998. — 448 с. — (Абсолютная магия).

(Переиздание: М.: Центрполиграф, 2001. — 489 с. — (Перекресток богов).

Ты победил. — М.: Центрполиграф, 2000. — 489 с. — (Перекресток богов).

Сезон оружия. — СПб.: Северо-Запад, 2000. — (Перекресток миров).

Кн. 1. Сезон оружия. — 416 с.

Кн. 2. Последний аватар. — 420 с.

(Переиздание: М.: Центрполиграф, 2001. — 489 с. — (Перекресток миров).

Боевая машина любви. — М.: Центрполиграф, 2001. — 490 с. — (Перекресток богов).

Светлое время ночи. — М.: Центрполиграф, 2001. — 490 с. — (Перекресток богов).