– ЧЭП, – ЗАЯВИЛА ЛОЛА во вторник после школы. Она лежала на моем диване вниз головой, задрав ноги в ботинках на подголовник и свесив голову с сиденья, и скучающе играла в FIFA. – Налицо все признаки ЧЭП.
– Что еще за ЧЭП? – нахмурился Мюррей.
– Чокнутая эльфийская принцесса. Нет, серьезно: она затащила Генри на заброшенную железнодорожную станцию, где живут рыбки, и там болтала с ним о Вселенной! Реальные люди так себя не ведут.
– Ага, – кивнул я, – а она именно так себя и вела. И это было круто.
– Нет, Генри, это не круто. Эльфийские принцессы – опасные твари.
– Слушай, а как вообще рыбы могут жить под землей? – спросил Мюррей.
Стоило мне заикнуться о рыбах, как он с растерянным лицом начал приглаживать свой персиковый пушок и все еще продолжал это делать. Судя по всему, вчера он помыл голову (что случалось крайне редко), и его волосы вернулись к своему естественному состоянию: львиная грива консистенции сахарной ваты. Эта вата окутывала его лицо и плечи и пушилась до такой степени, что ему пришлось одолжить у Ла заколки и заколоть волосы, чтобы не лезли в глаза.
– Там у них закрытая экосистема? Как они вообще туда попали?
– Наверное, это канал, втекающий в ближайший водоем, – решила Лола. – Птицы иногда садятся на воду, и к их лапам цепляются икринки, слышали о таком?
– Думаешь, эти рыбы съедобные? Может, сходим на рыбалку? Генри, не заметил, что это была за рыба? Форель? Лещ?
– Друзья, давайте сосредоточимся, а? Я тут малость в панике.
– Отчего это? – спросил Мюррей.
– Кажется, она мне нравится.
Мне нелегко было в этом признаться. Обычно я ни за что бы никому о таком не рассказал. Может, сейчас меня пробило, потому что этот год был последним годом обучения и моя душа жаждала драмы. Не драмы в смысле «мы с моей девчонкой подхватили трихомонад от другой девчонки, и теперь нас зовут трихомонадной троицей». В другом смысле. Я всегда смотрел драму из-за кулис, слушал рассказы Лолы и Мюррея о потерянной и обретенной любви, но ни разу не был активным участником событий.
И вот впервые в жизни мне захотелось им стать. Я встретил ту, ради которой стоило помучиться.
– Ох ты, – выпалила Лола.
Маз смахнул притворную слезу:
– Как долго я ждал этого чудесного мгновения! Наш маленький спиногрыз наконец стал мужчиной.
– И что мне делать? – спросил я.
– А ты ей нравишься? Ты как сам, чувствуешь, что между вами что-то есть? – спросила Лола.
– Она отвела меня к секретному пруду с рыбками, где мы говорили о смерти. Думаешь, это похоже на проявление чувств?
– Не факт. Если она эльфийская принцесса, то, скорее всего, водит туда каждого.
– Никакая она не принцесса, ясно? Будь так, она ходила бы в платьях и с челкой. А еще бы ездила на голландском велике с багетами в корзинке и все время улыбалась. Нет, эта девчонка не с милыми странностями, она реально не в себе. Мне даже кажется, что у нее депрессия.
– Да успокойся ты. Я не хотела тебя обидеть.
Я не стал делиться с Ла другими наблюдениями: например, не упомянул, что тем утром Грейс пришла в школу в той же одежде, что была на ней накануне, с гнездом на голове и глазами, распухшими и красными от бессонницы. Ни одна эльфийская принцесса не станет врать, что в городе у нее живет мама, а на самом деле ночевать на улице.
Мюррей хлопнул меня по плечу:
– Слушай, чувак. Ты, главное, не спеши. Тебе дается один шанс. Лоханешься – и будешь мучиться всю жизнь. Не гони лошадей. Вы всего неделю знакомы. Оцени ситуацию. Присмотрись к ней. Узнай ее получше, прежде чем нырять башкой вперед. Сечешь, о чем я?
– Странно, но это самая мудрая вещь, которую я от тебя слышала, – заметила Лола.
– Как говорят в наших краях, в жаркий день только дурак пытается толкать дерьмо в гору резиновой вилкой.
– Так реально говорят в Австралии или ты сам это придумал? – не сдержался я.
– Эти поговорки у нас в генах, – улыбнулся Маз. – Мы с ними рождаемся.
– А это ее «я хожу кое-куда после школы» – что это значит вообще? – спросила Лола.
Я пожал плечами:
– Без понятия. Она выходит из машины, сворачивает за угол и исчезает. А через два-три часа исчезает и машина. То ли она ее забирает, то ли кто-то другой.
– Таинственная хрень какая-то, – задумался Мюррей.
– В Грейс Таун все таинственно, загадочно и странно, – подметил я.
– Мы могли бы разгадать эту загадку. Я не Мэдисон Карлсон, но надо попробовать.
– Можно за ней проследить, – медленно проговорила Ла, – посмотреть, куда она ходит.
– Как в «Пятидесяти оттенках серого»? – спросил я.
– Да нет же. В смысле ты не будешь нюхать ее волосы, пока она спит. Просто посидим у нее на хвосте минут пять и выясним, где она бывает. Может, у нее в той стороне парень живет.
Мюррей произнес «парень» с таким выражением, будто знал, что любое упоминание о возможном сопернике заставит меня согласиться. Он не ошибся.
– Семнадцать лет прожил без давления со стороны сверстников, и тут – зацените – второй раз за два дня. Ладно, ваша взяла. Будем маньячить.
Маз захлопал в ладоши:
– Значит, решено. Завтра после школы припаркуемся у твоего дома и приготовимся к секретной операции.
– Но права есть только у меня, – заметил я, – а я лично намерен прятаться под задним сиденьем. Кто же из вас, кретинов, поведет?
– Не переживай, – Лола разблокировала телефон, – я кое-что придумала.
– Поверить не могу, что вы меня на это подбили, – прошипела Сэйди с места водителя.
Я сполз на пол и забился под заднее сиденье ее джипа. Лола с Мюрреем уже сидели пристегнутые.
– Мне двадцать девять лет, я нейробиолог и помогаю, нет, соучаствую в слежке за девочкой-инвалидом по подстрекательству своего малолетнего братца-хулигана. Что со мной не так?
– Маз, что это за ботинки – сапоги со шпорами? – спросил я Мюррея.
Он захлопнул дверь, а я попытался устроиться удобнее в его ногах, что было сложно сделать, так как его ботинки грозились проткнуть мне почку.
– Обычные бутсы, братан, не суетись. Кончай ломать комедию и садись рядом.
– Нет! Я должен сохранить анонимность. Ла, ты бы села назад, а то Грейс тебя увидит.
– Нет уж, не хочу пропустить самое интересное, – ответила Лола.
Я ворочался, но никак не мог найти положение, в котором мои внутренности чувствовали бы себя в безопасности.
– Блин, Сэйди, поехали уже!
– Терпение, Джон Хинкли-младший 2.0[12], не забывай, что мы следим за девушкой, которая ходит с тростью, – пробормотала Сэйди, завела мотор и медленно выехала на дорогу.
Я смирился, что придется терпеть неудобное положение всю дорогу, и прилег щекой на грязный коврик для ног.
– Вообще-то, в ближайшее время я не планирую стрелять в президента, честно.
– Слова, слова. Ты только попробуй забронировать билет в Вашингтон или посмотреть фильм с Джоди Фостер – сразу сдадим тебя в АНБ.
Тут машина медленно остановилась.
– Что случилось? – спросил я. – Вы ее видите?
– Ага, она прямо перед нами. Только что нарвала цветов в чьем-то саду. Ох уж мне эти принцессы эльфийские. – Я фактически услышал, как Лола покачала головой. – Не волнуйся, мы ее не потеряем.
– Меня больше волнует, что она нас заметит.
– Если нас заметут, скажем, что Сэйди помешалась на Грейс и потащила нас с собой, чтобы принести всех в жертву сатане.
– Ха-ха-ха, – процедила Садс. – Ненавижу вас, маленькие извращенцы.
– Сатанистка так и сказала бы. Часто вызываешь рогатого или так, по случаю?
Сэйди взлохматила Лоле шевелюру. Та рассмеялась и стала отбиваться.
– Черт, она решила срезать, – заметил Мюррей. – Куда ведет этот переулок?
– В конце него кладбище, – ответила Сэйди.
Мюррей ткнул меня под ребра.
– Блин, так и знал! Каждый день мотаться на кладбище?! Классика жанра. Будем делать ставки, кто она: вампир, привидение? А может, одна из этих новых зомби, умеющих любить?
– Десять баксов на падшего ангела, – сказала Сэйди. – Они сейчас в тренде.
– А можно я буду оригинальной? Сколько дашь за русалку? – спросила Лола.
– Русалки не живут на кладбищах, балда.
– Ладно. Значит, демон-русалка из ада. Бродит по кладбищенскому болоту, затопленному после дождя. Какие у меня шансы?
– Тысяча к одному.
– Отлично. Ставлю десятку. Уже чувствую запах долларовых купюр.
– А ты, герой-любовник? – Мюррей наклонился ко мне. – Как думаешь, кто твоя девчонка: ведьма, пришелец, оборотень, бешеная коала-оборотень?
– Что за бешеная коала-оборотень? – встрепенулась Лола.
– В наших краях от них спасу нет. Сидней кишит бешеными коалами-оборотнями. Они нападают на всех, кто не мазал уши веджемайтом[13]. Сколько славных парней и девчонок полегло от этих тварей, не счесть. Настоящее бедствие.
Я высунулся из своего укрытия:
– А давайте вы заткнетесь и вспомните, что у нас тут, между прочим, важная разведывательная миссия, она же слежка! Садс, поезжай в конец Бошамп-роуд – подловим ее с другой стороны.
– Сама знаю, дурилка, – ответила Сэйди, и я почувствовал, как автомобиль описывает широкую дугу и заворачивает в переулок с подходящим, но неоригинальным названием Кладбищенский проезд.
– Ну вот, приехали, – брякнула Лола. – Самое убойное местечко в городе.
– Слышал, некоторые готовы копыта откинуть, чтобы сюда попасть, – заметил Мюррей.
– А стоит ли? – ответил я. – Говорят, по ночам тут совсем тихо, никакого веселья.
– Вот она, – Лола хлопнула меня по плечу. – Генри, вылезай! Она далеко и нас не заметит.
Мюррей дернул меня за воротник куртки, и, с трудом и пыхтением раскрутившись из своей скрюченной позы, я наконец уселся рядом с ним. Грейс шла вдоль рядов надгробий чуть вдали, сжав в левой руке пестрый букет садовых цветов. Она сняла свою вязаную шапку, и волосы разметались на ветру, засияли на солнце и стали цвета топленого молока. Она остановилась, убрала за ухо мешавшую прядь и опустилась на колени у могилы, украшенной сотнями цветов разной степени увядания. А потом легла на живот на траву, положила голову на руку и стала крутить травинки в пальцах, болтая ногами. Даже с такого расстояния я видел, что ее губы шевелятся. Грейс говорила, а может, даже пела кому-то невидимому, кто лежал под землей.
Целую минуту мы сидели как завороженные, пришибленные тишиной, которая возникает, когда нечаянно становишься свидетелем чего-то глубоко личного, не имеющего к тебе никакого отношения. Потом Сэйди покачала головой и завела мотор.
– Не должны мы были это видеть, Генри. Нас сюда не звали.
Я кивнул.
– Отвези нас домой, Садс.
Весь день я сидел на подоконнике, читал книжку и смотрел, как надвигается гроза. Я хотел узнать тайну загадочной исчезающей машины. И лишь после заката, когда небо прорезала молния, перед домом остановился автомобиль. Пассажирская дверь открылась, из машины вышел невысокий лысый парень и побежал под дождем к «хендай» Грейс. Открыв дверь, он поднял голову, заметил, что я смотрю на него в окно, и помахал мне рукой. Я тоже ему помахал. Он кивнул, сел в машину, развернулся и уехал под проливным дождем. В темноте тормозные огни горели, как красные глаза дьявола.