Насквозь

Я тебе благодарен за всё: за любовь и за муки,

И за ревность к тебе, и за ревность твою иногда,

За усталость и боль, за отсутствие лести и скуки,

За счастливые дни, за совместные наши года,

За дальнейшую жизнь, что уже без тебя невозможна,

Я тебе благодарен. Я небо для нас постелю,

И на руки возьму, над землей пронесу осторожно.

И на ухо шепну: «Я люблю тебя, слышишь, люблю».

Что успею? Куда я спешу?

Не продлить мне отмеренный срок?

Где гарантия, что напишу

Я хотя бы еще пару строк?

Жизнь окончится смертью — закон,

Смерть — еще не предел. Где и как

Меня встретит не Он или Он?

Отыщу ль я таинственный знак?

Время — вечность. Вращается круг,

Холодок, пробежав по спине,

Дал понять непонятное. Вдруг

Стало как-то грустнее вдвойне.

На мой вопрос всегда найдут ответ,

Срифмуются все строчки на листе,

За гранью пониманья — только свет,

И я совсем не верю темноте.

Прозвените ключами,

Отслужите свечами

И сверкните очами,

Если гром нипочем.

С неудачами слажу,

Сброшу наземь поклажу

И, стерев с лица сажу,

Выбью окна плечом.

Город спит и не слышит,

Как душа во мне дышит,

Тихий ангел на крыше

Вновь диктует слова.

Я их в строчки пакую

И ничем не рискую,

Жизнь без смерти такую

Вы поймете едва.

Конь е2 — е4,

Как Пегас служит Лире,

Поле шире и шире,

Только Бог шахматист.

Время светит свечами,

Прозвените ключами

Иль сверкните очами

Там, где ждет чистый лист.

И у меня появилось немало седин,

Любит бессонница мысли подбрасывать в ночь,

Все свои строки переживаю один,

Некому мне в неудачах и бедах помочь.

Время пройдет, может быть, всё изменится вдруг,

А не изменится, значит, так нужно, и пусть

Мысли бессонницы стрелки выводят на круг,

Пусть до утра остаются не беды, а грусть.

Я свои беды осилить сумею один.

Мы то вместе, то врозь,

Память сердце хранит,

Лучший выход — насквозь,

Прямо через гранит.

Жизнь и смерть — как вино,

Как святая вода.

Всё, что небом дано,

Нам дано навсегда.

С чего начинается Родина?

С бутылки пивка на заре,

С хороших и верных товарищей,

Живущих в соседнем дворе.

А может, она начинается

С желания водки принять.

С того, что в любых испытаниях

У нас никому не отнять.

С чего начинается Родина?

С «бычка» у соседских ворот.

С травы конопляной, что во поле,

Под ветром склоняясь, растет.

А может, она начинается

Со свернутой «сотки» отца?

С «дорожки» отнюдь не проселочной,

Которой не видно конца.

А может, она начинается

С приема ненаших «колес»?

С похмелья, которое с юности

До старости в сердце пронес.

С чего начинается Родина?

А вы поживите с этим,

А вы расскажите людям,

Зачем для одних мы светим,

Других — почему мы судим.

Любовь не всегда подарок,

Стрельба не всегда напрасна,

Рассвет был вчера так ярок,

Что нынче стал темно-красным.

Уносят трофеи битвы,

Над полем нависли тучи,

Одним все слова — молитвы,

Другим всё — призыв стать круче.

Без трех лет семьдесят без ужасов войны,

И я скажу сегодня без стесненья:

«Не много праздников, но этот день весны

Особо почитаем, нет сомненья».

Спасибо всем, кто выжил, кто живой

И тем, кто не пришел домой когда-то,

За небо без крестов над головой,

За путь свободы и за всё, что свято.

Мы помним всех, мы ими спасены,

Мы не хотим повтора потрясений,

Без трех лет семьдесят без ужасов войны,

Сияет солнцем всюду день весенний.

Эта ночь, что последнею ляжет меж нами,

Не похожа на первую, с силой цунами,

Потому что ничто в этой жизни не вечно

(Не поэтому ль жизнь в этом мире конечна?).

Я не сплю, а ты спишь там, за стенами где-то,

Ночь бывает последней у музы с поэтом,

Когда быт уменьшает былые масштабы,

Когда муза — не муза, а склочная баба.

И вопросы к себе, как и прежде, открыты,

Я в последнюю ночь отправляюсь забытым,

Но с надеждой найти вновь объект для цунами,

Чтобы ночь была круче, чем та, между нами.

Потому что ничто в этой жизни не вечно.

(Да и так ли уж жизнь, в самом деле, конечна?)

Всю дорогу дожди и дожди,

Чуть утих, тут же заморосил,

Для тебя я — как крест на груди,

Да такой, что нести нету сил.

Брось надежды, входящий в мой храм,

На спокойствие и тишину,

Понимаю всё мысленно сам,

Но, как крест, вниз тяну и тяну.

И нести меня нет больше сил,

И оставить не можешь в ночи,

За окном дождик заморосил,

Я — не крест. Я — предтеча свечи.

Припишите мне связь с властью, с бабами, с чертом…

Пририсуйте копыта, рога и клыки,

Если надо, меня вставьте первым в когорту,

Я готов, если надо, принять в грудь штыки.

Жизнь как будто бы тракт, либо просто дорога,

И неважно, что там, даже если загон,

Никого не боюсь, кроме Господа Бога,

Если в ад, значит, в ад. Но решит только Он.

По клавишам рояля мы бегали с тобою,

И музыка звучала и радовала слух,

Отливы и приливы, мелодии прибоя,

И всюду — наше небо, всё небо лишь для двух.

По клавишам рояля, по черным и по белым,

Мы бегали с тобою, не ведая забот,

И музыка, как воздух, входила нотой в тело,

И не было фальшивых, неверно взятых нот.

По клавишам рояля мы бегали когда-то,

Теперь рояль сменили церквей колокола,

Всё лучшее уходит. Но мы не виноваты,

Что смерть не выбирает калибра для ствола.

В один ряд, в один фронт, так же пьяно и смело,

Вопреки ничему, но уж точно вперед,

Потому что и мне до всего, кроме тела,

Спирт, осока, полынь, чай и липовый мед.

Выстрел выстрелу — рознь, пуля-дура, известно,

Ноги, руки, плечо, шея, грудь, голова,

На носилках в санбат, врач по-своему честный,

Крик отчаянья, стон, мат, простые слова…

В душу, в память, навек, до последнего вдоха,

Не ищите причин, не берите на понт,

В первый ряд, потому что без радости плохо,

Потому что хочу на один с ними фронт.

Насквозь всё свое одиночество, разве не повод

Однажды уйти, чтоб вернуться к другой тишине?

Где нить Ариадны — не током наполненный провод,

Где всё, что бесценно, гораздо дороже в цене.

Насквозь — через лед и бетон, поперек всем протестам,

Однажды забыть свою память в холодном углу,

Туда, где давно приготовили теплое место,

Туда, где никто и не видел холодную мглу.

Насквозь — от себя и к себе, в город детских мечтаний,

Однажды без лишних звонков утопить все ключи,

Где честно оценят плоды ненапрасных страданий,

Где даже не знают, что плахам нужны палачи.

Насквозь — словно выход и вход — лишь единая точка,

Однажды луч света откроет дорогу в Эдем,

Где будет написана самая главная строчка,

Где есть аксиомы и нет вообще теорем.

Насквозь, навсегда, насовсем — разве это не повод?!

Пробегу по воде, пройду ли по берегу,

Где мокро, где сухо — понятное и не очень внятное,

Отчего земля покрыта родимыми пятнами,

Смогу ли я стать больше, чем мне предписано?

Когда я уйду, ты не станешь расстилать скатерти,

И водка в графине не даст тебе утешения,

Любовь — не всегда прощание, но всегда прощение,

Оставляю грусть и надежды найти в будущем,

Прилавки грез залепили большими процентами,

Вероятно, сезон скидок — результат кризиса,

Мне уже за сорок, чуть-чуть — и пойду к пятидесяти,

Ты не так молода, как тебя утешают поклонники,

Догорает свеча, забытая на подоконнике,

Розы сникнут к утру, до обеда съедят все устрицы,

Ведь картина мира — часть речи Иосифа Бродского.

Странно, что Пушкин имеет отношение к Африке.

Впрочем, все мы в душе грезим солнцем, теплом, пирамидами…

Арина Родионовна, мне бы послушать сказку в вашем исполнении,

Может быть, я сумел бы написать ее лучше, понятней, лиричнее.

Он любил Петербург, Петербург не любил его всякого,

Результат — все умрем, но не все мы умрем одинаково,

Лучше — с пулей во лбу. В пах — больнее и странно до странности,

Власть не очень любит убитых за их постоянности.

Что в итоге? Предки поэта нашлись только в Африке.

Я раскачан собой,

Я веду этот бой,

Понимая — победы в нем нет,

Видно, это — судьба,

Боль, и с болью борьба,

И предательство в тридцать монет.

Кто со мной без меня?

Дыма нет без огня,

Город спит, погасив все огни,

Я смотрю в календарь,

Я не чувствую хмарь,

Впереди только светлые дни.

А у меня недобрый взгляд,

Могу нагнать на волка страха,

В словах моих смертельный яд,

Особенно в «идите на хуй».

Я — очень сложный человек

Для всех, кто искренен нечасто,

Уж если короток мой век,

Нет времени на педерастов.

Одиночную камеру — за нежелание идти против совести,

Все свои романы, драмы, комедии, трагедии и, как ни странно, повести

Я писал и пишу, не придумывая заранее сюжеты.

Это не значит, что я бессознательно грешу, просто время определило меня в поэты.

Праздник жизни — всегда и везде, где невозможны компромиссы,

К сожалению, каждая новая звезда, сгорая, стремится в актрисы,

Поезд уходит за горизонт, вагон остается на месте,

Меня невозможно брать на понт, я также не принимаю лести.

Хотя, если честно, приятно чувствовать рифму, нужную фразу нашедши,

Жаль что это мне одному понятно, а вам хочется считать меня сумасшедшим,

Не самая плохая судьба — по строчке к последней точке,

Жизнь против совести — это борьба, за которую не предусмотрено одиночки.

Растекаясь буквами слов по белому снегу листа,

Находя важные ответы на, казалось бы, неважные вопросы,

Задумываюсь, а так ли правильно я действую или бездействую,

Понимаю или не понимаю всю серьезность сложившейся ситуации?

Боже, еси на небеси, дай мне силы днесь и избавь от лукавого,

Да святится имя Твое. И если будет на то воля Твоя,

Не допусти мне возможности не умереть за Тебя.

Все думают, что я — самодур, не понимая, что грусть от непонимания,

Я хочу тишины, я устал быть объектом пристального внимания:

ФСБ, ГСУ, полицейских, дэпээсников и наркоконтроля,

Слушающих мои телефоны, предписывающих мне не мои роли.

И чем дальше, тем больше различного рода цинизма,

Я устаю от заботливых дам и от их душевного онанизма,

Кто-то считает меня гением, но никто не пытается меня понять,

Задушить в объятьях проще, чем хотя бы просто обнять.

Я не ищу понимания, не прошу ни монет, ни купюр,

Потому что грусть от непонимания, потому что я, видимо, самодур.

Говоря слово «люблю»,

Помни о том, что миллион не разменивается по рублю,

Что, как бы ни болела потом голова,

Останутся не эмоции, останутся слова.

Помни, что предательство — всегда предательство,

Какими бы смягчающими ни были обстоятельства,

Средства достижения не все возможны,

Истина никогда не бывает сложной.

Помни о том, что молчание — не всегда золото,

Чашку тяжело склеить, если она расколота,

Судить будет совесть, а не срам и стыд,

Душа всегда плачет только навзрыд.

Помни, что поэты — посланники Бога,

Их встречаешь нечасто, их не может быть много,

Тяжелы в быту, но легки на поминках,

Не сразу сложилась в мозгу картинка?

Помни, разменивая миллион по рублю,

Ты обесцениваешь слово «люблю».

Излишняя мнительность, нервы ни к черту… Черти

Рядом, вокруг, никуда не уйти от погони,

Ладно бы там, и потом, после выпавшей смерти,

Нет же — повсюду тоска безутешная стонет.

Я принимаю на грудь литр шотландского виски,

Радость приходит для исполнения долга,

Черти со мной заодно… Наплевав на все риски,

Пьяный, танцую, зная, что пляски недолго.

Мнительность — нервные всплески в моем же сознании.