К тому времени, как Кирк и Спок появились в конференц-зале, Маккой
уже закончил настройку и барабанил пальцами по столу. Когда они вошли, он поднял взгляд и посмотрел на них довольно кисло.
– Как мило, что вы решили заглянуть, – заметил он.
Спок выгнул бровь.
– Нас задержали, – ответил он.
– Да неужто, – сказал Маккой.
– Мы бы были здесь раньше, – вмешался капитан, гася спор в зародыше, – но мне пришлось беседовать с адмиралом Ковальски.
Маккой слегка сузил глаза.
– И что?
– Ничего важного, – сказал Кирк, вытягивая стул. – Просто поздравления по поводу проделанной работы. Выяснение деталей. И все такое.
Доктор фыркнул.
– В этом случае я вас прощаю. А теперь садитесь и дивитесь. – Подавшись вперед, он ткнул в клавишу встроенного монитора, активируя его.
Кирк увидел разделенный надвое экран, с двумя микроизображениями. Они были идентичны, насколько он мог судить.
– Образец слева, – объяснил Маккой, – фрагмент ткани, которую мы
нашли на одежде мичмана Каррас. Ткань принадлежит зверюге, которая избавила ее от симптомов гиперщитовидной. Тот, что справа, – это часть органики, которую мы нашли в крови Спока, когда мы подняли его на борт с Бета Кабрини, – эта штука бесследно исчезла, когда он был вылечен.
Капитан кивнул.
– Так что материал, который вы нашли в крови Спока, попал туда вместе с ядом.
– Верно, – подтвердил доктор. – В очень небольшом количестве. Которое потом увеличилось, так, что мы в конце концов смогли его заметить.
Спок изучал образцы.
– Очаровательно.
– По меньшей мере. – Маккой снова наклонился вперед и вызвал
другую картинку. Это было компьютерное воспроизведение гуманоида, которого Кирк не смог распознать.
Однако Спок, по-видимому, был лучше информирован.
– Мужчина расы Домбраату, – сказал он. – Ныне вымершей расы.
– Очень хорошо, – сказал ему доктор. – А что мы знаем о Домбраату?
Спок начал было отвечать, но Маккой жестом остановил его.
– Я скажу вам, что мы знаем. Они были самыми упертыми
исследователями, каких только знала галактика. Они колонизировали миры как сумасшедшие. И, если на данные их кораблей можно положиться, они были самым крепким из всех народов, какие мы когда-либо встречали, – ныне живущих или вымерших. Нет, в самом деле, – продолжал он, – вулканцы рядом с ними просто барышни кисейные.
Спок посмотрел на Кирка.
– Слабаки, – перевел капитан.
– Ясно, – ответил первый офицер. Если он и обиделся на метафору, то
не подал виду. Он держался как обычно нейтрально.
– А теперь, – сказал Маккой, – взгляните на иероглифы мичмана
Каррас, – Он вызвал третью картинку, – знак животного, увеличенный в несколько раз, но в целом такой же, каким Кирк помнил в натуре.
– Оно, может, выглядит как плакучая ива, – сказал он Споку, – но на
самом деле обозначает одно из этих созданий.
– Благодарю вас, капитан. У меня, однако, была возможность изучить
доклад мичмана.
Кирк крякнул.
– Конечно, я должен был догадаться. Пожалуйста, продолжайте,
доктор.
– Как я говорил, – нетерпеливо продолжал Маккой, – эти иероглифы
кое о чем нам рассказывают. Прежде всего, что в более или менее отдаленном прошлом Домбраату в некотором смысле сосуществовали с этими тварями. Во-вторых, что последние практиковали такие же укусы, что и сейчас. В-третьих, что эти твари были преимущественно стационарны, иначе для чего бы было составлять эту карту? И, в-четвертых, что Домбраату, – даже будучи укушены, – были достаточно сильны, чтобы перейти от места обитания одной твари к другой.
– Разве не могли те, кто были укушены, получить помощь? – спросил капитан. – Разве не могли их друзья перенести их?
Доктор покачал головой.
– Согласно интерпретации Каррас – нет. Похоже, подвергшийся укусу переходил на другое место самостоятельно.
Спок кивнул.
– Я прочел иероглифы так же.
Кирк жестом показал, что сдается.
– Вопрос снимается.
Маккой скривил физиономию.
– Теперь, когда мы это выяснили, я спрашиваю вас: что за радость
была этой штуке вывалиться на сцену, сграбастать домбраату и впрыснуть ему – или ей – эту комбинацию яда и быстро развивающегося органического материала? – Его глаза блеснули. – Хотя стойте, лучше я вам задам более простой и, – тебе это понравится, Спок, – более поэтический вопрос: «Отчего цветы благоухают так весною?»
Капитан невольно улыбнулся.
– Ну, перестаньте, доктор. Полагаю, вы хотите что-то сказать.
Вулканец рассудительно склонил голову набок.
– Вы утверждаете, что органический материал, который
впрыскивается этими созданиями, – собрание гамет? Эквивалент спермы людей или вулканцев?
Маккой закивал головой.
– Именно это я и утверждаю, мистер Спок. Эти создания –
гермафродиты. Они играют роль как мужской особи, вырабатывая этот материал, так и женской – принимая его. Но, конечно, они не могут оплодотворяться сами, иначе все, чем они могли бы быть – раса клонов. Вот почему как только вам ввели этот материал, вы не можете стать «не-больны», используя терминологию Каррас, вернувшись к тому же самому животному. Вам приходится отправляться ко второму животному, – и таким образом способствовать их воспроизводству.
– То есть домбраату, а совсем недавно Спок и Каррас, – были вроде пчел, что переносят пыльцу с одного цветка на другой, – сказал Кирк. – А что же сыворотка? И ее воздействие на метаболизм?
Доктор вернул на монитор изображение гуманоида.
– Помните, мы уже говорили, насколько сильной была эта раса? Что
же, то, что чуть было не стало фатальным для Спока и Каррас, могло быть просто легким недомоганием для среднего домбраату, – немногим более раздражения. – Он откинулся назад. – На самом деле, они, может быть, даже нуждались в таком впрыскивании. Может, их щитовидки, или что там им служило щитовидкой, периодически нужно было подстегивать, что и делали эти животные.
Спок кивнул.
– К несчастью, в течение какого-то времени на планете не было
домбраату. Так что, когда эти животные получили походящую замену…
– Они не стали долго телиться, – сказал Маккой, заканчивая мысль
своими словами.
– Я бы выразился немного по-другому, – заметил вулканец, – но суть
это отражает. – Он на миг задумался. – Интересная теория, доктор. – Она также может объяснить, почему эти животные обращались с нами так грубо. Они не привыкли иметь дело с такими хрупкими носителями.
– И не забывайте, – добавил Маккой, – что вы сопротивлялись.
Домбраату этого могли не делать. Более того, могли пройти сотни лет с тех пор, как они делали что-либо подобное. Они просто могли потерять навык.
Капитан переваривал услышанное. Это была неплохая теория;Боунз превзошел себя.
– Хорошая работа, – сказал он. – В самом деле, очень неплохо.
– Осталось раскрыть еще только одну тайну, – заявил Спок.
Доктор взглянул на него.
– И что же это за тайна?
– Комплекс условий, которые позволили родной планете домбраату, ставших межзвездными путешественниками, остаться дикой и неосвоенной. Конечно, один из возможных ответов более правдоподобен, чем другие.
– И это?… – поторопил его Кирк.
– Возможно, – сказал вулканец, – что Октавиус Четыре не всегда был
девственным местом. Представьте себе общество, разрываемое между более ранними традициями и искушением космических путешествий, как было и с Вулканом в недавнем прошлом. И большая часть населения устремляется к звездам, колонизирует, исследует, а те, кто остаются, намеренно обращаются к древнему образу жизни своей расы. И часть реверсивного культурного процесса стирала следы более современного общества.
Маккой откинулся в кресле и провел рукой по подбородку.
– Могло быть, ага. Тогда иероглифы, выбитые на этих камнях, могут
быть даже моложе, чем некоторые из открытых нами колоний домбраату.
– Это может быть верно, – согласился Спок. – В любом случае, мы это скоро узнаем. Компьютер почти завершил перекрестный анализ записей трикодера мичмана Каррас.
Капитан думал о своем.
– Доктор, если те гаметы, которые доставил по назначению наш
первый офицер, имели нужный биологический эффект… – Он сдержал проказливую улыбку. – Нельзя ли в этом случае назвать мистера Спока папочкой, – образно выражаясь.
Маккой осклабился.
– Уж наверно можно. – Он повернулся к вулканцу. – придется мне
разыскать пищевой процессор и соорудить для тебя, Спок, коробку сигар. Так, на всякий случай, старый ты бладхаунд.
Вулканец взглянул на него.
– Сигар?
– Старый земной обычай, – объяснил Кирк, – давно заброшенный из-за негативного воздействия на здоровье.
Спок переводил взгляд с одного на другого.
– Ясно, – ответил он. – В этом случае, я думаю, я уклонюсь от
следования этой традиции. – Пауза. – Однако, должен сказать: если я способствовал воспроизводству особей этого вида, я не испытываю недовольства. Во время моей второй встречи с ними, когда это животное забирало сыворотку из моей крови, у меня был случай коснуться его сознания. То, что я обнаружил, было по меньшей мере незрелым, и едва ли можно назвать это разумом. Тем не менее, это характеризовалось определенным… – Он искал верного слова и, наконец, нашел его: – Благородством.
– Благородством? – удивился Маккой. – Спок, да ведь это немногим более чем гигантское насекомое.
Кирк повернулся к доктору.
– Не забывай, откуда мы сами произошли, Боунз, склизкое чего-то, выползшее из первичного океана. Где корни благородства людей?
Маккой задумался и кивнул.
– Интересный вопрос, – решил он.
Капитан оттолкнул свой стул, поднимаясь.
– Интересные вопросы повсюду, я бы сказал. Как и интересные ответы. – Он перевел взгляд с одного из своих офицеров на другого. – однако, становится поздно, а у меня кое-какое личное дело.
На лице доктора появилось подозрение.
– Личное дело? Что еще за личное дело?
Кирк мило улыбнулся, огибая Маккоя.
– Боюсь, – сказал он, – что судьба его – остаться частным, известным лишь мне и еще одной персоне.
Когда звуки «Симфонии для небожителей» ре-мажор Бартлетта
наполнили его каюту, Кирк взглянул через столик на мичмана Селену Каррас, со звездолета «Горизонт», бывшую мичмана Селену Каррас со звездолета «Энтерпрайз».
– М-м, – сказала она, слушая явно с одобрением. И улыбнулась. –
Приятно. Очень приятная музыка.
– Расскажите мне о вашем назначении, – сказал он, протягивая руку к
бутылке с вином.
Каррас смотрела, как капитан наполняет ее почти пустой бокал.
– Это чисто научная миссия. Система Соолана. Знаете, сразу за
Антаресом.
Он собирался наполнить свой бокал, но приостановился.
– За Антаресом. Звучит как песня.
Ее глаза блестели в приглушенном освещении.
– Верно. Как песня.
Когда он нажал на сифон и рубиновая жидкость полилась в бокал, он спросил:
– Когда вы подали заявку?
– Каррас взглянула не него.
– Год назад. Примерно в это же время я подала запрос о месте на «Энтерпрайзе». – Она сделала паузу. – Видите ли, я не была уверена, чего именно я хочу.
– Но теперь уверены?
Она вздохнула, разглядывая вино в своем бокале.
– Честно говоря, сейчас я менее всего уверена в чем-либо. – Она
слегка наморщила лоб. – Я могу исследовать систему Соолана годами и никогда не найти что-то подобное тому, что открыла на Октавиусе Четыре. Смешно, да? Я перевожусь на чисто научное судно, когда у меня подобная – раз в жизни! – чисто научная возможность на «Энтерпрайзе».
Кирк изучал ее.
– И все же вы переводитесь.
– Все же, – подтвердила Каррас. – Я знаю, на что это похоже, но я никогда не работала с доктором Эрдэлом с «Горизонта». – Она пожала плечами. – Мне может это понравится. Или наоборот. Но я должна попробовать.
Он кивнул.
– Не могу вас порицать. Я слышал, что пролезть к Эрдэлу почти невозможно. Но как же ваша работа над иероглифами домбраату?
Каррас сморщила нос.
– Я тут уже сделала что могла, – сказала она. – Теперь дело за настоящими специалистами. – Она посмотрела на него. – Думаете, я совершаю ошибку?
Капитан улыбнулся.
– Я не могу судить об этом. Это ваша жизнь. И ваш выбор. Но вот что я вам скажу: если вы когда-нибудь решите, что снова хотите служить на корабле класса «Конституция», для вас всегда найдется место на «Энтерпрайзе».
Похоже, это ей понравилось, она почти почувствовала… – облегчение?
– Это приятно слышать, сэр. Одно время, я боялась, что вы можете принять это близко к сердцу. Знаете, после всего, что случилось на Октавиусе Четыре…
Кирк делал вид, что у него провал в памяти.
– Вы, должно быть, с кем-то меня спутали. Может, с капитаном, которого беспокоила миссия… и решение относительно личной связи с членом его команды.
Каррас посмотрела на него вопросительно.
– И теперь это вне рассмотрения?
Он покачал головой.
– Да, насколько я могу судить. Через двадцать четыре часа вы будете совсем на другом корабле. Частью команды кого-то другого. – Он наклонился вперед. – И перестаньте звать меня «сэр». Меня зовут Джим.
– Джим, – согласилась она. И подняла бокал. – За моего капитана. Жаль, что он не может быть с нами сегодня. – Уголок ее рта поднялся, когда она подумала об этом. – А может, и не жаль вовсе.
Он широко улыбнулся, поднял свой бокал и негромко чокнулся с ней. Вечер обещал быть прекрасным.