Глава 38

А мне ее жалко становится. Даже если это Катерина послала мне змеюху, то сделала она это от отчаяния. Наверняка Руслан ее застращал. Плюс изменяет ей направо и налево. Думаю, у этой женщины психоз. Ей бы хорошего врача.

А ведь я ей симпатизировала. А она убить меня вздумала.

Значит, не Лера? Хм… Никогда в жизни бы не догадалась, что это сделала Катя.

Как дед Хасан узнал? Значит, она появилась здесь не случайно. Её заставили все рассказать? Или пришла меня добить?

– Никакого наследства вы теперь не получите, – сквозь зубы цедит старик.

Невестка вскакивает и набрасывается на дедулю:

– Как это не получим?! У нас трое деток. Им всем понадобятся немалые деньги на обучение.

– Не мои заботы, – отрезает старик. – У них есть отец. Пусть сам думает, где и на что учить своих чад.

– Но Руслану нужен кредит! Ему нужнее эти деньги, чем Мирону. Чтобы тендер… – и замолкает испуганно.

Терпение босса заканчивается, и он говорит громко:

– Вон из моего дома, Катерина. И да, ты либо платок сними, либо трусы надень.

– А я в трусах, – возмущается невестка, не поняв смысла его фразы. – Показать?

– Вызывай неотложку, – шепчу Мирону.

– Я отвезу тебя. Пошли, – дед Хасан хватает Катю под локоток и уводит под грозным взглядом охранника.

– Ну и дела, – выдыхаю. – Сумасшедший денек, да?

– Не то слово.

Садимся с ним на диван и смотрим друг на друга.

– Значит, если я не смогу родить тебе дочь, с вашей семьей ничего не случится?

– Я предупреждал, что ба – фантазерка, – пожимает плечами любимый мужчина

– Но ты сам верил!

– Меня заставили поверить.

– Трешачок.

– Мгм.

Мирон сграбастывает меня в объятия и прижимает к своей широченной груди. Дышу им и не могу надышаться. А потом… потом у меня появляется рвотные позывы, и я стремглав бегу в туалет.

Хоть бы добежать, хоть бы добежать…

Спустя час лежу в постели и пью воду с лимоном. Мирон дозванивается до врача и требует у него инструкции.

– Инструкции? – доносится до меня мужской голос из трубки. – Холить и любить Дарью. А завтра привести ко мне на прием.

– Понял-принял, – говорит с улыбкой шеф и отключается. – Ну что, Пал Палыч велел тебя отлюбить.

– Это он не про секс, если что.

– Даа? А про что же? – сощуривается. По глазам вижу – не отвяжется, пока не отлюбит хорошенько.

– Ну, про то, чтобы желания исполнять, за селедкой там бегать, я не знаю, – пожимаю плечами.

– Для этого у меня есть слуги. И селедки после поешь… – накрывает мои губы своими.

К счастью, меня отпустило. Тошноты нет, не вырвет случайно на любимого, и он во мне не разочаруется.

– После чего? – пищу полупридушенно.

– После этого, – залезает ко мне под одеяло и касается губами моего живота.

Я хохочу от того, что щекотно. А потом просто стону от наслаждения…

Что он вытворяет своими губами?

Это просто долгий полет в бездну.

Пока не успела прийти в себя, раздвигает мои ноги и мягко давит бедрами. Его толстый член проникает в меня, заставив разлететься на мелкие осколочки.

– Мирон, – выдыхаю…

Забываю обо всем: о беременности, змеях и детях. Есть только и он. Мы двое способны творить в постели такие вещи, что порно отдыхает.

Он делает со мной всякое, а я позволяю. Потому что мне нравится. Нравится его палец, проникающий в тугое отверстие, когда его член находится во мне.

Нравятся его губы всасывающие клитор.

Нравится член, который даже не помещается у меня во рту, но я упорно его туда втягиваю.

Нравится его вкус, цвет и консистенция.

Клиника? Да!

Потеряли голову друг от друга.

Правы были наши бабки, ох как правы, когда пытались нас свести.

Отдыхаем после жаркой оргии: пальцы сплетены, моя голова покоится на его могучем плече.

– А я вспомнил, когда тебя впервые увидел. Тебе было пятнадцать, представляешь? Но выглядела ты на все двадцать. Пышная попка и красные труселя…

– Когда это было? – приподнимаюсь на локте.

И Мирон с улыбкой рассказывает мне, каким потаскуном был в двадцать два и облизывался на меня, увидев на огороде бабушки Аглаи. Я каждое лето гостила у нее в Чугуевке и помогала ей.

Мне жаль, что я этого не помню. Ведь я не видела его тогда, поэтому нечего было запоминать.

А вот разбитую банку на пороге, что-то такое припоминаю… Отрывками, смутно. Кажется, бабушка тогда сказала:

– Засмотрелся на тебя парниша и варенье испортил.

А я всё думала: какой парниша? Прям долго об этом думала, но никакого парня так и не встретила.

Арс у меня первый был. Мне девятнадцать тогда стукнуло. Ему, конечно, больше.

А потом вспоминаю, как бабушка принимала живое участие в моей личной жизни, пока не умерла. Так вот значит, с кем она пыталась меня свести – с Чадаевым! Ох, знала бы – пошла, бегом побежала бы на свидание с ним!

Интриганки две. Значит, дружили. Забавно, потому что бабушку Ясмин я тоже не помню. На портрете, том который упал в спальне – она достаточно молода. Вероятно, я видела ее старенькой. Может быть… целых тринадцать лет ведь прошло.

Надеюсь, наши бабули на том свете рады за нас. Если это возможно, конечно.

–Даш?

– М-м?

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, Мирон. Очень люблю.

Зарываюсь носом в его грудь. Мне хочется плакать – плакать от счастья. Любит!

Пусть завтра у нас все будет хорошо, и мир не принесет нам дурных вестей.

Но всё равно боюсь. Боюсь до дрожи в коленях внематочной беременности. Это полостная операция. А после нее вынужденная мера в виде контрацепции во избежание повторения на полгода. А Чадаев мечтает о ребенке. Бабуля Ясмин его точно «обработала».

– Ты чего хихикаешь? – спрашивает Мирон сквозь сон.

– Да так, ничего, – утыкаюсь лбом в его бок.

– Спи тогда.

– Мирон?

– М-м?

– Я счастлива.

Загрузка...