Наследник

17 Роза

Данте привозит нас на рынок, мы идем к небольшому прилавку с выложенной едой, он разговаривает по-итальянски с женщиной средних лет с заплетенными волосами в синем фартуке. Она заворачивает золотисто-коричневую буханку хлеба в бумагу и протягивает ему.

Мы подходим к другому прилавку, где иссохший маленький мужчина с дерзкой улыбкой продает бутылку зеленого оливкового масла и пластиковый стаканчик, заполненный на три четверти бальзамическим уксусом, который сделала его жена.

Мы отыскиваем скамейку и присаживаемся поесть. Хлеб хрустящий снаружи и очень мягкий внутри, абсолютно восхитительный с приправами. Мы мало говорим, оба наслаждаемся свежим воздухом и компанией друг друга. Я кладу последний кусочек в рот и вытираю руки о бумажную салфетку.

— Спасибо. Было действительно превосходно.

Данте сжимает мне колено.

— Мне было очень приятно, bella.

И внутри у меня что-то тает от его взгляда.

— Подожди здесь, пока я выброшу все это, — говорит Данте, собирая все наши остатки в бумажный пакет, который дала нам женщина.

Я наблюдаю за ним, пока он шагает к мусорному ведру. Он выше и шире в плечах, чем окружающие мужчины. Я непроизвольно вздыхаю. Если бы только этот мужчина мог быть моим. Полностью моим.

— Ciao, bella, — с боку говорит мужской голос. Я поворачиваю голову в его сторону, рядом со мной стоит мускулистый, сильно загорелый мужчина в обтягивающей белой футболке. Он опускает солнечные очки и улыбается, показывая очень белые зубы. Хотя глаза у него хитрые. Я знаю, что он хочет от туристки. Краем глаза я вижу, как Данте выбрасывает наш мусор.

Я улыбаюсь стоящему парню и отвечаю по-итальянски, отчего блеск его улыбки тут же пропадает. Он молча разворачивается и уходит, пока Данте идет ко мне.

— Эй, — сияя восклицаю я. Взгляд Данте напряженный от того, что он увидел неприкрытую похоть на лице другого мужчины.

— Чего хотел этот засранец? — сквозь зубы спрашивает он.

— Я не знаю. Я не спрашивала, — отвечаю я.

Он садится рядом со мной, спина напряженная.

— Да что с тобой такое?

— Ничего.

Я с недоверием наблюдаю за его профилем.

— Неужели ты ревнуешь?

Он поворачивается ко мне лицом, его глаза сверкают.

— Конечно, ревную, я же мужчина. Я знаю, что творится в мужских головах. Не стоит флиртовать с авантюристами.

— Я не флиртовала с ним.

— И поощрять его тоже не стоило, — говорит он, нахмурив брови.

— Поощрять? — Возмущенно задаю я вопрос. — С чего ты это взял?

— Ты улыбалась ему.

Я глубоко вздыхаю.

— Ладно, я готова признать, что издалека все могло показаться, как будто я улыбалась, но на самом деле я скривила гримасу, когда сказала ему: «Vatte a fa’ ‘u giro, a fessa ‘e mammata».

Его глаза расширились, он почесывает голову.

— Ты… э… понимаешь смысл того, что ты только что сказала?

— Да. Я сказала ему на идеальном итальянском, чтобы он проваливал назад в вагину своей матери.

— Вот это моя маленькая девочка. Каждому из этих говнюков, у кого хватит наглости подойти к тебе, ты будешь говорить именно эти слова, точно таким же тоном.

Я улыбаюсь во все зубы.

— Хорошо.

Он кивает и треплет меня по волосам, словно гордый отец.

— И что теперь? Домой?

— Нет, если ты конечно не устала.

— Совсем не устала.

— Тогда у меня имеется еще одно жуткое место, которое я хочу тебе показать.

— Какое?

— Увидишь достаточно скоро.

— Сегодня ты полон сюрпризов, Данте, и до сих пор все они хороши. — Я надеваю открытый шлем и забираюсь назад ярко-желтой Vespa.

Ненавижу признаваться, но мне кажется, что я никогда не устану мчатся по Риму, сидя позади Данте на скутере.

Данте машет рукой, как на манеже в цирке, указывая на здание с двойной лестницей.

— Ты хотела что-то жуткое, я привез тебя к этому жуткому месту. Это склеп Капуцинов в церкви Санта-Мария-Делла-Кончеционе, — заявляет он.

Я смотрю на ничем не примечательную коричневую часовню перед нами, совершенно не впечатленная ее видом.

— Ты слишком быстро делаешь выводы, bella. О часовнях и мужчинах, — нежно замечает Данте. — Подожди, пока не увидишь, что внутри, прежде чем судить.

— Хорошо, но я не делаю слишком быстро выводы, просто отмечаю проверенное наблюдение о внешности, — говорю я.

— Внешний вид может быть очень обманчивым, — добавляет он, когда мы входим в часовню. Я понимаю, что он имеет в виду не здание, а мое мнение о нем.

Я осматриваю интерьер часовни, и глаза загораются радостью, как только я вижу огромную потрясающую картину Архангела Михаила.

— Хорошо, давай поговорим. Просто изумительно, — восклицаю я, сжимая руку Данте.

— Да, но я привез тебя сюда не ради этой картины Гвидо Рени, — отвечает Данте. — Пойдем со мной в склеп.

— Ооооооооууууу, звучит жутко, — говорю я, улыбаясь, двигаясь за ним вглубь часовни. Мы входим в жуткое темное и очень древнее помещение, которое напоминает камеру.

— Закрой глаза, — говорит Данте, когда мы спускаемся по последней ступеньки лестницы. — Я скажу тебе, когда открыть, — добавляет он, взяв меня за руку.

— Не дай мне упасть. Я ношу ребенка.

— Я никогда не позволю тебе упасть, — шепчет он мне на ухо, и его голос поражает меня своей сексуальностью. Я тут же открываю глаза и в упор смотрю на него. На секунду кажется, что воздух здесь слишком густой и застарелый, мне становится трудно дышать, Данте опять говорит: — Закрой глаза, малышка Роза.

Я следую его указаниям, он берет меня за руку и ведет дальше в глубь склепа. Должно быть, мы оказываемся в центре, потому что он говорит.

— Хорошо, теперь можешь смотреть.

Я открываю глаза и вижу… кости… сотни, может даже тысячи костей. Кости, прибитые к каждому дюйму стены и потолка, свисающие с потолка, как светильники, просто лежащие в куче или использующиеся в качестве декораций в стиле барокко. Здесь также имеются скелеты в монашьей рясе. Все здесь одновременно перепутано между собой и выглядит фантастически.

— Они… они все настоящие?

— Каждая кость и череп перед тобой принадлежали одному из трех тысяч семисот монахов Капуцинов, которые использовались для украшения этих склепов, — объясняет Данте.

— Они были захвачены в плен?

— Нет, они были просто монахами.

— Вау, и они использовали кости и черепа своих собственных мертвых братьев. Это еще более уникально.

Он с любопытством поглядывает на меня.

— Так тебе нравится?

— По идеи, я должна быть в ужасе от всех этих костей мертвецов, но это не так. На самом деле, просто удивительно, как они смогли то, что большинство людей считают ужасным, превратить в декор. Посмотри на арку из человеческих черепов! — Восклицаю я, пока внимательно оглядываю комнату. — А это. Это спинальные кости, не так ли? Ух ты! Посмотри, на эти кости ноги, заставляющие пирата входить в двери, — говорю я, поворачиваясь вокруг. — Я никогда не видела ничего подобного в своей жизни, Данте.

Один за другим мы исследуем другие склепы. Каждая крипта посвящена определенной части тела. Здесь есть склеп из костей голени и бедра, склеп из тазобедренных костей и склеп из черепов.

— Знаешь ли ты, что капучино назван в честь цвета мантии монахов Капуцинов? — тихо спрашивает Данте.

— Правда? — Говорю я, запоминая эту информацию, чтобы потом использовать ее в статье.

Последний склеп украшен целыми скелетами двух княжеских барберини. Рядом с ними висит плакат, который собственно и отвечает на вопрос всей этой экспозиции. Сообщение напечатано на нескольких языках.

Кем ты являешься сейчас, мы были когда-то.

Кем мы являемся сейчас, ты станешь когда-то.