Земля ощетинилась тенью и прогоняет солнце
Тонкие голоса поют на ветру
Все скоро закончится
Когда ты здоров, отвага всегда с тобой
А смерть всего лишь сон
Но я смотрю
И вижу, как истинные герои
Бредут, спотыкаясь на дрожащих ногах.
И встают перед неизбежным
lery cledief derny
Faiver mereu-mem
Даже у сломанного меча есть клинок.
Энни вздрогнула от удовольствия, когда призраки мимолетно коснулись ее кожи. Она не открывала глаз, наслаждаясь их прохладной лаской, а они тихонько бормотали, окружив ее. Она вдыхала густой аромат разложения и впервые за долгое время ощущала глубокое удовлетворение.
Энни, у тебя нет времени, — с улыбкой прошептал один из призраков.
Немного раздраженно она открыла глаза и увидела, что перед ней стоят три женщины.
Нет, сообразила она, они вовсе не стояли. Чувствуя диковинное покалывание во всем теле, которое, как она знала, должно быть сильнее, она обернулась, чтобы посмотреть, что ее окружает.
Разумеется, она находилась в другом месте, в гамаке из ветвей, устланных мягким мохом, посреди черного болота, которое тянулось во все стороны, сколько хватало глаз. Ветви деревьев у нее над головой тесно сплелись, словно изысканное сафнианское кружево, и сквозь них проникали лишь тончайшие полосы света, сиявшие на усыпанной каплями росы паутине, сотканной пауками размером с ее ладонь.
Женщины едва заметно раскачивались и ветви поскрипывали под их весом.
Одна из них была в черном платье и черной маске, с длинными серебряными волосами. Другая — в зеленом платье и золотой маске, ее рыжие косы струились почти до самых ступней. Лицо третьей скрывала маска цвета слоновой кости, платье было цвета высохшей крови, а волосы каштановые.
Их губы и кожа, видневшиеся из-под масок, отдавали синевой, а шеи обхватили толстые кольца веревки, отнявшей у них жизнь.
Веры, эти глупые существа, были мертвы. «Должна ли я грустить?» — пронеслась в голове у Энни мысль.
Энни.
Она вздрогнула. Неужели какая-то из них еще жива? Но тут она снова почувствовала присутствие призраков, легко касавшихся ее кожи. Теперь она поняла, кто они такие.
«Следует ли мне испугаться?» — возникла у нее в голове новая мысль.
— Вы мертвы, — заметила она.
— Да, — ответил едва слышный голос. — Мы изо всех сил пытались здесь задержаться, но слишком большая часть нашего существа ушла. Нам нужно кое-что тебе сказать.
— Что-то интересное? Это будет впервые.
— Пожалей нас, Энни. Мы делали, что могли. Найди нашу сестру.
— Правильно, вас четверо, — проговорила Энни.
Может быть, она спит? У нее появилось ощущение, что у нее не все в порядке с памятью.
— Да, четверо. Найди… ах, нет. Он идет, Энни…
И тут на болоте поднялся холодный ветер, деревья ожили, в них заметались странные черные птицы, и неожиданно Энни осталась наедине с трупами.
Но только на одно мгновение. А потом она ощутила его присутствие, как и в прошлый раз, когда побывала в этом месте. Ей показалось, что прихлынула на одну сторону тела, а ветви деревья жадно потянулись к нему.
— О, ты снова здесь, маленькая королева, — проговорил голос — Прошло много времени.
— Не подходи ко мне, — сказала она. — Ты ведь помнишь, что произошло в прошлый раз.
— В прошлый раз я был слабее, а тебе помогали, — ответил голос. — Сейчас все иначе.
— Чего ты хочешь?
— Тебя, милая королева. Хочу, чтобы ты стала моей женой.
— Кто ты?
— Твой король.
— У меня нет короля, — сердито заявила Энки. — Я законная королева.
— Загляни в свое сердце, — ласково предложил голос.
— Кто ты?
— Ты хочешь знать мое имя? Разве имена имеют значение для таких, как мы с тобой?
— Нет никакого “мы”, — возразила Энни, но внутри у нее все сжалось — совсем как в тот момент, когда ее целовал Родерик.
Нечто приблизилось и, хотя она его не видела, у нее возникло ощущение, будто тень злобно ухмыляется.
— Зачем ты убил Вер?
В ветвях деревьев пронесся глухой смешок, и вода вокруг нее пошла кругами.
Затем на неровную поверхность болота упал красный свет, и Энни почувствовала жар у себя за спиной. Вскрикнув, она обернулась, готовая противостоять ему.
Но она увидела не мужчину; в этом не было ни малейших сомнений. Тело, сиявшее, точно белое пламя, было тонким и гибким, женским, окутанным локонами, словно лентами жидкого живого огня. Ее лицо было настолько ослепительно ужасным в своей красоте, что Энни показалось, будто тонкие льдинки пронзили ее глаза и впились в мозг. Она так громко закричала, что у нее заболело горло.
— Тише, — сказала женщина, и Энни почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
Затем ужасный взгляд проник сквозь нее и заглянул ей за спину.
— Уходи, потребовала женщина.
— Ты лишь откладываешь неизбежное, — пробормотал мужской голос.
— Уходи, — повторила незнакомка.
Энни почувствовала, как рассеивается ощущение его присутствия.
— Я не убивал твоих друзей, — сказал он и исчез.
Энни чувствовала на себе взгляд женщины, но боялась поднять глаза.
— Кто вы? — прошептала она.
— Кепт назвал тебе мое истинное имя, — ответила женщина. — И несколько других, древних имен — Королева демонов и тому подобное.
— Да. Но я не… — Энни смущенно замолчала.
— Ты пытаешься понять, что я такое. Чего хочу. И почему помогла тебе.
— Наверное, — слабым голосом проговорила Энни, неожиданно почувствовав смущение.
— Демон я или святая? — Женщина вздохнула так близко, что Энни услышала ее вдох.
— Да, — с трудом выдавила из себя она.
— Если бы между ними была какая-то разница, возможно, я бы тебе сказала, — продолжала женщина. — Он не убивал Вер. Это я сделала. Для тебя.
— Я не понимаю.
— Ты привела меня к ним. Ты их отвергла, лишила своей защиты, и я прекратила их существование. Я убила всех, кроме одной, но я ее найду.
— Почему?
— Ты в них не нуждаешься, — сказала она. — И никогда не нуждалась. Они были плохими советчицами. А теперь у тебя есть я.
— Вы мне не нужны, — запротестовала Энни.
— Тогда произнеси мое имя и прикажи уйти.
Энни с трудом сглотнула.
— Ты не станешь этого делать, — сказала женщина. — Тебе нужна моя помощь. Тебе нужна любая помощь, которую ты можешь получить, потому что он придет за тобой и либо сделает тебя своей, либо уничтожит. Значит, ты должна уничтожить его. А этого ты пока сделать не в состоянии. Сначала погибнут твои друзья, а потом ты.
— А если я вам поверю, как я смогу это остановить?
— Ты должна стать как можно сильнее, во всех отношениях. Позволь мне научить тебя пользоваться твоим даром. Когда он придет, ты будешь готова — если доверишься мне.
— Если доверюсь, — пробормотала Энни и, подняв глаза, взглянула в лицо женщины.
На сей раз она не испытала прежнего ужаса, а по ее глазам поняла, что та говорит правду.
— Назовите мне причину, по которой я могу вам доверять, — сказала Энни.
На лице женщины промелькнула улыбка.
— У тебя есть еще один враг, ты о нем не знаешь, даже мне трудно его увидеть, потому что он — или она — прячется в глубоких тенях Рейкбургского дворца. Как и ты, он в состоянии видеть сквозь пространство и время. Тебя никогда не удивляло, что тебе удается неожиданно нападать на армию Церкви, но Ханза всегда на шаг опережает тебя?
— Удивляло, — ответила Энни. — Но я решила, что им помогают шпионы и предатели. А почему вы так уверены, что дело в колдовстве?
— Потому что там есть место, которое я не могу увидеть, а это верный признак действия Адской руны, — ответила женщина.
— Адской руны?
— Адская руна видит глазами мертвых, которые не отличают прошлого от настоящего. Так как закон смерти нарушен, этот дар стал сильнее, чем прежде. Но ты получаешь свои видения напрямую благодаря силе седоса. Ты можешь стать могущественнее: видеть его видения и противодействовать им. Со временем ты даже научишься управлять мертвыми, чтобы они насылали ему фальшивые образы. Но прежде он сумеет причинить огромный вред. Если ты будешь делать то, что я скажу, возможно, тебе удастся остановить его раньше.
— Как?
— Отправь послов в Ханзу, ко двору Маркомира. Пошли туда свою мать, Нейла МекВрена, Элис Берри…
— Я не сделаю ничего подобного, — возмутилась Энни. — Я только что вернула свою мать; я не стану посылать ее туда, где ей будет грозить опасность.
— Неужели ты думаешь, что в Эслене ей не угрожает опасность? Попытайся увидеть об этом сон. Обещаю, тебе он не понравится.
Энни охватила тревога, но она заставила себя успокоиться.
— Ты еще бесполезнее, чем Веры. — сказала она.
— Ничего подобного. Твоя мать в любом случае попросит тебя отпустить ее туда, она надеется, что есть шанс заключить с ними мир. И тогда ты поймешь, что мои советы полезны. Далее, я скажу тебе следующее: если ты отправишь свою мать, рыцаря и убийцу в Кейтбаург, я вижу прекрасную возможность покончить с угрозой со стороны Адской руны и, таким образом, ослабить Ханзу. Если же ты не сделаешь так, как я говорю, я уже вижу, как ты плачешь над телом своей матери в Эслене мертвых.
— «Прекрасную возможность»? А почему вы не видите, убьют ли они его?
— По двум причинам. Первое пока ты не решила послать их туда, будущее остается для меня неясным. Но главная причина в том, что, как я уже говорила, я не могу увидеть Адскую руну. Но я знаю, что могут появиться разные возможности. Попытайся сама их рассмотреть.
— Я не могу управлять своими видениями, — возразила Энни — Они сами ко мне приходят.
— Ты можешь ими управлять, — заявила женщина. — Вспомни, что прежде тебя приходилось сюда призывать. Теперь же ты приходишь и уходишь по собственной воле. Это то же самое. Все, что тебе требуется, находится здесь, в особенности теперь, когда Веры не путаются под ногами.
— А где находится ваше здесь? — спросила Энни. — Я никогда этого не понимала.
— Ну, конечно же, внутри седоса, — ответила она. — Отсюда начинает свое движение мир, и отсюда течет сила. Но только те, кто живут здесь, обретают форму. Сейчас это твое королевство, и ты можешь сделать его таким, каким пожелаешь. Ханза, будущее, прошлое — все здесь. Возьми в свои руки власти. Тебе не обязательно верить тому, что я сказала, ты можешь узнать это сама.
И, точно огонь на ветру, она вспыхнула и исчезла.
Энни несколько мгновений стояла, неподвижно, глядя в мертвые лица Вер.
Возможно ли то, что сказала ей женщина? Неужели она действительно в состоянии освободиться от капризов волшебных сил, окружавших ее со всех сторон? Неужели может сама управлять ими, расстаться с сомнениями и, наконец, собственными руками сотворить свою судьбу, без вмешательства не заслуживающих доверия созданий?
— Почему вы мне ничего этого не говорили? — спросила она, обращаясь к Верам.
Но их шепот стих.
— Ладно, — пробормотала она. — Посмотрим, правду ли она сказала.
И Энни увидела сон, и проснулась в слезах, и поняла, что нужно действовать.
Она решительно поднялась.
Когда Нейл МекВрен увидел ханзейское знамя с драконом, сердце отчаянно забилось у него в груди, а рука задрожала, такие сильным было желания убивать. Боль пронзила его бок, и он тихонько вскрикнул.
— Успокойтесь, сэр Нейл, — сказал Мюриель Отважная.
Он попытался ей улыбнуться. В ярком солнечном свете было заметно, что она уже не молода: морщинки в уголках глаз и губ, несколько серебряных прядей в черных волосах. Однако он еще никогда не видел ее такой ослепительно красивый, в изумрудно-зеленом сафнианском костюме для верховой езды и вышитых черных ботинках со шнуровкой. Простой золотой обруч на голове свидетельствовал о ее высоком положении.
— Сэр Нейл? — повторила она.
— Ваше величество, ответил он.
— Мы прибыли сюда не за тем, чтобы сражаться, так что уберите руку от меча, — Она слегка нахмурилась. — Возможно, вам вообще здесь не следовало бы находиться.
— Я совершенно здоров, ваше величество.
— Ничего подобного, — возразила она. — Ваши раны еще беспокоят вас.
— Он МекВрен, — вмешался сэр Файл де Лири. — Как его отец и все прочие предки. Упрямые, точно корабельный таран.
— Я знаю, что не могу сражаться, — сказал Нейл. — Понимаю, что у меня сразу же разойдутся все швы. Но глаза у меня остались прежние. Я состояние вовремя увидеть кинжал.
— Если ты просто увидишь кинжал, твои швы тоже разойдутся, — проворчал Файл.
Нейл пожал плечами, но даже это простое движение приносило ему боль.
— Вы здесь не для того, чтобы встать между мной и кинжалом, сэр Нейл сказала Мюриель.
«В таком случае, что я тут делаю»? — безмолвно спросил он. Но он чувствовал, как отяжелели его руки и ноги, и все понимал. Как и врачи, которые его лечили, королева мать считала, что он больше никогда не сможет владеть мечом. Судя по всему, она пыталась научить ему другому ремеслу. И теперь, когда королевство готовилось к войне, сэр Нейл обнаружил, что рассматривает лица врагов и пытается их сосчитать.
Он насчитал полный ханзейский вайрду, около сотни человек, стоящих на поле между ними и белыми стенами Копенвиса, но это наверняка была всего лишь часть их армии. Враг занял Копенвис и, хотя Нейл их не видел, он знал, что солидная часть ханзейского флота бросила якоря не только в гавани, но и по всему побережью. Возможно шесть тысяч. Десять? Двадцать? Отсюда невозможно определить.
Их отряд насчитывал всего двадцать человек, а не двадцать тысяч. Для спокойствия они оставили у себя за спиной около двух тысяч воинов, но они находились на расстоянии больше лиги от них. Королева не хотела провоцировать ханзейцев на нападение. По крайней мере пока.
Поэтому северяне мрачно взирали на их флаг парламентеров, а они сами просто ждали. Нейл слушал, как они что-то бормочут на своем странном языке, и вспоминал темные ночи своего детства, когда они осторожно подбирались к позициям ханзейцев, прислушиваясь к их тихим разговорам.
— У Копенвиса крепкие стены, — заметил сэр Файл.
Нейл кивнул и посмотрел на своего старого господина. Совсем недавно в его длинных волосах еще оставались черные пряди, но теперь они совсем побелели. Как принято на островах, он собирал волосы на затылке, завязывая простым кожаным ремешком. Щеку сэра Файла украшал шрам от удара пикой, а одна бровь была постоянно приподнята после того, как вейхандский меч чуть не раскроил ему голову. Нейл видел его с болтающимся багровым куском кожи на лице и заплывшими глазами, когда ему было шесть и решил, что на землю сошел сам Ньюден Лем Эриэйнт, святой, покровитель всех воинов. За прошедшие годы на службе у сэра Файла Нейл в глубине души именно так о нем и думал: считал его бессмертным и величайшим из людей.
Но Файл постарел и, казалось, немного высох. И это смущало и беспокоило Нейла.
— Именно, — подтвердил он, оглядывая могучие бастионы из белого камня.
— Я жила там некоторое время, — сказала Элис Берри.
— Правда? — спросила Мюриель.
— Когда мне было восемь. Меня отправили к дяде на несколько месяцев. Помню красивый парк в центре города, с фонтаном и статуей святого Нетуна.
Нейл краем глаза разглядывал Элис, ее тон был легким, но на лбу залегла крошечная морщинка, и он понял, что молодая женщина пытается вспомнить еще что-нибудь: как расположены улицы, где находятся ворота — все, что поможет ей защитить Мюриель. Потому что, несмотря на юность, красоту и очарование, маленькая смуглянка во всем походила на свою предшественницу. Она была опасна, и чем больше знала, тем опаснее становилась.
Нейл ей не слишком доверял. Прошлое говорило не в ее пользу.
Неожиданно он обнаружил, что Элис смотрит ему в глаза, и почувствовал, что краснеет.
«Я тебя поймала», — одними губами сказала она и весело улыбнулась.
— В любом случае, у города крепкие стены, — сказал он и смущенно улыбнулся ей в ответ.
— Этот несчастный город так часто переходил из рук в руки что меня поражает упорная забота горожан о стенах, — заметила Мюриель и приподнялась в стременах. — А, вот и он, — добавила она.
Нейл увидел, что из рядов ханзейцев на боевом скакуне выехал дородный мужчина в сверкающих черно-алых доспехах. Нагрудная пластина тех же цветов, украшенная падающим орлом, казалась скорее геральдической, чем предназначенной для защиты. Плащ из меха белого медведя был накинут на плечи, а сапоги из тюленьей кожи блестели в лучах солнца.
Нейл его знал. Впервые он увидел это розовое мясистое лицо, когда был представлен ко двору в Эслене. К ним направлялся аркгрефт Валамхар эф Эрадал, бывший посол Ханзы при дворе Кротении.
— Яйца святого Рустера, — пробормотал Файл.
— Тише, — прошипела Мюриель и уже громче сказала: — Аркгрефт.
Ханзейский лорд кивнул и с помощью четверых из восьми юношей в ливреях его дома, последовавших за ним, слез с коня и опустился на одно колено.
— Ваше величество, не могу передать, как я рад, что Анзус сохранил вам жизнь, — проговорил он. — Я беспокоился и молился за вас во время вашего плена.
— Прошу меня простить за доставленное беспокойство, — сказала ему Мюриель. — Я так не люблю становиться причиной чужих волнений.
Эрадал неуверенно улыбнулся.
— Ну, теперь я за вас спокоен, — ответил он.
— Да. И, к тому же, вы расположились в одном из наших городов, — проговорила она, кивнув в сторону Копенвиса.
— О, да, это, — протянул Эрадал. — Думаю, вы прибыли, чтобы обсудить его судьбу.
— Вы, как всегда, восхищаете меня своей сообразительностью, милорд, — ответила Мюриель.
— Ну, полагаю, это благодаря тем, с кем я общаюсь, — заявил он.
— Наверное, — не стала спорить с ним Мюриель. — В любом случае, да, я получила полномочия от королевы Энни принять условия вашего ухода из нашего северного порта.
— Понимаете, ваше величество, это очень непростой вопрос, сказал Эрадал. — Видите ли, мы получили разрешение короля взять Копенвис под нашу защиту.
— Говоря о короле, вы имеете в виду брата моего мужа Роберта? — спросила Мюриель. — Роберт узурпировал трон и не являлся законным сувереном, так что этот вопрос легко прояснить. Его слово никогда не имело силы, а посему у вас нет никакого права, а также причин здесь находиться.
Эрадал почесал ухо.
— Вы не думаете, что тут все гораздо сложнее?
Королева не уступала.
— Не понимаю, о чем вы. Уведите свой флот и людей и возвращайтесь домой, Эрадал.
— Ну, это не мои люди и не мой флот, не так ли, ваше величество? Они принадлежат его величеству Маркомиру III, а он признал Роберта королем и императором Кротении.
— Если вы дали пристанище этому ублюдку с адским сердцем… — начал Файл, но Мюриель бросила на него быстрый взгляд, заставив замолчать, а затем повернулась к аркгрефту.
— Если ваш король предоставил убежище Роберту, это совсем другое дело, — сказала она, и в ее голосе прозвучал намек на напряжение. — Но сейчас, как мне представляется, нам необходимо предотвратить войну между нашими странами.
— Ваше величество, — понизив голос, проговорил Эрадал, — вы считаете, что войну необходимо предотвратить, а я думаю, что она неизбежна.
— Жадность Маркомира всем известна, — ответила Мюриель, — но…
— Нет, дело не только в этом, ваше величество, — покачав головой, сказал Эрадал. — Ваша дочь убивает служителей церкви, Мюриель. Вильям бросил Церкви вызов, но Энни пошла дальше и атаковала ее. Наш народ отличается благочестием и видит знамения повсюду. Кое-кто считает, что недостаточно завоевать Кротению, они твердят, что ее нужно очистить. — Он заговорил еще тише: — Ваше величество, я уже пытался и раньше вам это сказать, я испытываю к вам дружеские чувства. Заберите дочь и тех, кто вам дорог, и уезжайте в Виргенью или еще куда-нибудь подальше. Я… — Он замолчал. — Я слишком много вам сказал.
— Вы ничего не станете делать?
— Я ничего не могу сделать.
— Хорошо, — пожав плечами, сказала Мюриель, — в таком случае, я должна поговорить с Маркомиром.
Брови Эрадала удивленно поползли вверх.
— Миледи…
— В соответствии с древнейшим законом всех народов, а также соглашением свободных народов, заключенном, когда были уничтожены скаслои, вы обязаны обеспечить мне безопасный проезд ко двору вашего короля, а затем доставить меня обратно. Даже сама Церковь не в состоянии отменить этот самый главный из законов.
У Эрадала задергалась щека.
— Вы сможете это сделать? Вы в состоянии действовать в соответствии с древним соглашением?
— Я могу дать вам мое слово, — сказал он, наконец. — Однако сейчас мое слово не многого стоит.
Мюриель широко раскрыла глаза от удивления.
— Неужели вы хотите сказать, что Маркомир убьет меня или возьмет в плен?
— Я хочу сказать, миледи, что мир сошел с ума, и я ничего не могу вам обещать. Уверяю вас, мой король чтит законы, и я готов поклясться собственной жизнью в том, что он будет прекрасно с вами обращаться.
— Но?
— Но обещать ничего не могу.
Мюриель сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула. Затем она выпрямилась и заговорила исключительно учтивым тоном:
— Не могли бы вы организовать безопасный проезд моему отряду ко двору вашего короля под флагом парламентариев, чтобы я получила возможность поговорить с его величеством об условиях мира между нашими странами? Вы готовы это сделать, аркгрефт?
Эрадал попытался встретиться с ней глазами, но у него ничего не получилось, затем он собрался с силами, поднял голову и ответил:
— Готов.
— Я вернусь утром со своим отрядом, — сказала она.
— Не больше пятнадцати человек, — заявил он.
— Этого будет достаточно, — заверила его Мюриель.
Нейл подумал, что в другой день долина Маог Воуст могла бы показаться красивой. Прошло четыре месяца с тех пор, как он получил свои ранения в сражении за ваэрд. Было пятнадцатое число понтмена, и лето вступало в свои права. Поля были усыпаны белыми колосками дамских ножек, желтыми поповниками, пурпурными армериями и множеством других цветов, названий которых он не знал. Их аромат смешивался с запахом розмарина, фенхеля и чего-то вроде яблок, хотя на всей плоской равнине не росло ни одного дерева. Однако для Нейла скакать целую лигу, имея за спиной армию Ханзы, стало серьезным испытанием, и он часто озирался, хоть подходящих мест для засады и не было. Впрочем, открытая местность — это палка о двух концах, и Нейл чувствовал себя мышью, на которую с неба вот-вот ринется ястреб.
Мюриель заметила его настроение.
— Я не думаю, что они нападут на нас, сэр Нейл, — сказала она.
— Зачем им нападать? — рявкнул Файл. — Ты ведь собираешься завтра сама отдаться им в руки.
— Древний закон…
— Даже Эрадал не готов поклясться в том, что они будут его уважать, — заметил герцог.
— Племянница, ты только что спаслась из одной тюрьмы. Зачем добровольно отправляться в другую? Они сделают тебя заложницей, чтобы Энни стала сговорчивее. Леди Берри, попытайтесь ей объяснить.
Элис пожала плечами.
— Я стужу королеве Мюриель, — сказала она. — И считаю ее поведение вполне разумным.
— Кроме того, не забывай, что у нас тоже имеются заложники, — напомнила ему Мюриель.
— Шадксвейх? — пробормотал Файл. — Разве я могу о нем забыть? Это ведь я захватил его в плен, вместе с кораблем. Но в сравнении с тобой…
— Он любимчик Маркомира, — сказала она. — Они даже ходатайствовали об его освобождении.
Файл взглянул на небо и покачал головой.
— Если по правде, зачем ты это делаешь, голубка?
— А что еще я могу делать? Вязать носки, в то время как моя дочь участвует в сражениях? Расставлять в комнатах цветы, когда бесконечные армии вторгаются в нашу страну?
— А почему бы и нет, ваше величество? — вмешался Нейл.
— Прошу прощения, сэр Нейл?
— А почему бы и нет? — повторил он. — Флот Ханзы находится внутри наших границ, а их армия на марше. Что вы можете сказать такого, что их остановит? Сэр Файл прав, вы уже достаточно страдали, миледи.
— Сколько я страдала, не имеет значения, — возразила Мюриель. — И, несмотря на ваше нелестное мнение о моих дипломатических способностях, я вижу шанс предотвратить войну, и я им воспользуюсь. Я обсуждала этот вопрос с Энни. Она не отдаст им ни пяди нашей земли, если они возьмут меня в заложницы.
— Она сражалась, как демоница, чтобы забрать тебя у Роберта, — напомнил ей Файл.
— Многое изменилось, — сказала Мюриель.
«Энни изменилась», — подумал Нейл. В этом Мюриель, скорее всего, права: королеву не испугает даже угроза жизни и свободе собственной матери.
Неожиданно ему стало интересно, где она сейчас: на троне или отправилась убивать священников. Последнее стало для нее почти что развлечением.
— Ну, я с тобой, — заявил Файл.
— Один из лучших наших флотоводцев? Эго не обсуждается. Ты нужен здесь, чтобы охранять наши владения. В любом случае, тебе придется так напрягаться, чтобы не выхватить меч, что ты можешь лопнуть от усилий. Дипломат из тебя никакой, дядя.
— А из тебя, значит, хороший?
— Я видела, как это делается, — пожав плечами, сказала она, — кроме того, у меня есть мое положение, к тому же я женщина, — Она помолчала, — Энни хочет, чтобы я туда поехала, дядя. Одно из ее видений… Она говорит, что у нас есть шанс.
— Видения, — фыркнут он.
— Она знала, что вы прибудете вместе с флотом, — вмешался Нейл. — Знала, когда прибудете. Именно поэтому мы поняли, что должны как можно быстрее захватить Торнрат.
— Ну да, — пробормотал Файл, жуя нижнюю губу. — Может, ее видения чистейшая правда. Но твоя собственная дочь отправила тебя в гадючье гнездо… в это трудно поверить.
— Ваше величество, — проговорил Нейл. — я знаю, пользы от меня немного…
— О, вы едете со мной, — перебила его Мюриель. — Как вы думаете, что вы здесь делаете? Будь моя воля, вы бы остались в своей постели.
Нейл нахмурился.
— Значит, королева хочет, чтобы я отправился в Ханту?
— Она высказалась об этом совершенно однозначно.
— Понятно.
Мюриель устроилась поудобнее в своем седле.
— Вы обижены тем, что она не взяла вас в свою стражу? — спросила она.
Ее вопрос удивил его.
— Миледи?
— Вы разочарованы, что вам пришлось вернуться на службу ко мне? — пояснила она.
Он покачал толовой.
— Ваше величество, я всегда считал, что нахожусь на службе у вас. Когда я охранял Энни, я выполнял ваш приказ. Я ваш слуга, и не хочу служить никому другому.
Он не сказал, что находит Энни слишком непредсказуемой, и, хотя он на личном опыте знал, что некоторые представители Церкви встали на путь тьмы, он был счастлив, что не принимает участия в резне, организованной Энни против з’Ирбины.
Мюриель с непроницаемым выражением лица выслушала его речь, а затем кивнула.
— Хорошо. Как только мы вернемся в лагерь, выберите людей, которые будут нас сопровождать. Утром я отправлюсь в Ханзу.
Нейл кивнул и начал прикидывать, кого он возьмет.
И больше чем когда-либо почувствовал себя добычей под небом, полном хищников.
Эспер Белый пытался дышать в такт легкому ветерку, резвящемуся среди деревьев, замер в каменной неподвижности, лишь следя глазами за приближающимся чудовищем. Пока зверь был только неясным силуэтом, раза в два больше лошади, пробирающимся между тонкими стволами осин. Но он источал запах осенних листьев, хотя была середина лета, а, когда его глаза сверкали, точно синие молнии в ветвях деревьев, Эспер чувствовал, что его кровь наполнена ядом.
Его это не удивило. Теперь мир состоял из чудовищ, и он уже со многими из них успел сразиться. Проклятье, он даже встретился с их матерью.
Несколько особенно смелых соек принялись громко ругаться, увидев чудовище, но остальные птицы смолкли, потому что были не такими слепыми, глупыми и храбрыми, как сойки.
«Может, он просто пройдет мимо, — подумал Эспер. — Может, просто пройдет.»
Самое ужасное заключалось в том, что он очень устал; у него болела нота и саднило в, легких. Мышцы ослабли, а перед пазами все плыло.
Он провел здесь половину колокола, да и не особенно сильно напрягался, не больше, чем ребенок, спящий днем. Всего лишь сидел и смотрел на луг.
«Проходи, — подумал он. — Мне все равно, кто ты такой и куда направляешься. Просто пройди мимо.»
Но, разумеется, чудовище не прошло мимо. Эспер услышал, как оно замерло и принюхалось, а в следующее мгновение его глаза вспыхнули. Оно вышло из-под деревьев и шагнуло в сторону Эспера, прячущегося среди деревьев в небольшой рощице.
— Привет, красавчик, — пробормотал он, быстро воткнув в мягкую землю перед собой последние четыре стрелы. Теперь уже не было никакого смысла изображать камень.
Такого зверя ему еще не приходилось видеть. Издалека он напоминал быка, скрещенного с ежом. Все его тело щетнилось костяными иглами, на груди перекатывались массивные мышцы, могучие передние ноги чуть ни вдвое длиннее задних. У него была могучая башка с торчащим рогом — все вместе ужасно напоминало наковальню. И глаза, глубоко утопленные в костяной пластине.
Эспер не имел ни малейшего представления, как оно называется. Кроме глаз, он не видел у зверя ни одного уязвимого места.
Чудовище взвыло, и Эспер успел заметить острые зубы. Неужели все седмари хищники? Ему еще не довелось встречать других.
— У тебя симпатичные детки, Сарнвудская Колдунья, — проворчал он.
И тут чудовище бросилось на него.
Первая стрела отскочила от бронированного черепа, вторая тоже. Третья угодила в глазницу — точнее, Эсперу так показалось, потому что в следующее мгновение она упала на землю, а глаз уцелел.
Чудовище оказалось быстрым, к тому же значительно крупнее чем показалось Эсперу сначала. Оно снова взревело, да так громко, что заложило уши. У Эспера оставалось время для еще одной стрелы, но, выпустив ее, он сразу понял, что она улетела далеко в сторону. Чудовище побежало быстрее, готовясь к последнему прыжку, присело на задние лапы, вздыбив передние, отчего стало ужасно похоже на человека, и потянулось к Эсперу…
И тут под ним разверзлась земля, и чудовище завопило от удивления и ярости, упав на острые колья с высоты четырех королевских ярдов. Над толовой Эспера что-то щелкнуло, освободило заостренное бревно, подвешенное над ямой. Он не видел, как оно ударило зверя, но услышал звук падения.
Эспер с облегчением выдохнул, но уже и следующее мгновение массивная лапа на самом деле скорее рука с толстыми пальцами ухватилась за край ямы. Эспер, опираясь на свой лук, метнулся назад к дереву. Тут появилась вторая лапа, а та ней — голова, Он увидел отдаленное сходство с уттином, с которым ему как-то раз пришлось сразиться, но, если это чудовище и умело разговаривать, оно предпочитало помалкивать. Оно напряглось, и, не обращая внимания на кровь, текущую из ноздрей, начало выбираться наружу.
— Лешья! — рявкнул Эспер.
— Я здесь, — услышал он и почувствовал новый порыв ветра, когда второе бревно пронеслось мимо, направленное чуть выше ловушки.
Оно ударил прямо в рог зверя, вогнав его в череп, и он снова свалился в яму.
Эспер повернулся, услышав тихие шаги Лешьи. Из-под широкополой шляпы на него внимательно смотрели фиалковые глаза.
— С тобой все в порядке? — спросила она своим певучим голосом.
— Не хуже, чем утром, — ответил он. — Если не считать унижения, которое я испытал, превратившись в наживку.
Она пожала плечами.
— Тебе следовало подумать об этом, когда ты ломал ногу.
Она подошла к яме, и Эспер, прихрамывая, присоединился к ней, стараясь заглянуть внутрь.
Чудовище еще не понимало, что ему пришел конец. Его бока продолжали вздыматься, задние лапы подергивались. Но голова была расколота, точно яйцо, и Эспер решил, что оно недолго протянет.
— Ну и как, ради всех святых, мы его назовем? — проворчал он.
— Я помню истории про похожие существа, — ответила Лешья. — Мне кажется, их называли мертисвер.
— Это слово из языка скаслоев?
— Я не могу произнести его имя на языке скаслоев, — сказала она.
— Несмотря на то, что ты одна из них, — проговорил он.
— Я родилась в этом облике и с этим языком, — сказала она. Я же говорила тебе, что никогда не слышала языка скаслоев.
— Угу, — не стал спорить Эспер. — Ты мне говорила. — он снова посмотрел на умирающее чудовище и потер щетину на подбородке. — Ну, думаю, это мантикора, — задумчиво сказал он.
— Ничем не хуже любого другого имени, — заметила она. — Ладно, по-моему, нам пора отдохнуть.
— Я не устал, — заявил Эспер.
— Все равно здесь нам больше нечего делать. Пройдет несколько дней прежде, чем яд рассеется, даже если пойдет дождь.
— Угу, — проворчал Эспер.
— Давай, пошли.
Он повесил лук на спину и оглянулся по сторонам в поисках своего костыля, но в следующее мгновение увидел, что Лешья протягивает его ему. Он молча его взял, и они пошли назад между деревьями. Идти стало тяжелее, когда склон стал круче, и они двинулись в обход по неуклонно уходящей вверх дорожке. Наконец она привела их на уступ, с которого открывался прекрасный вид на луг и лес внизу. С другой стороны находилась глубокая пропасть, а за ней на фоне синего неба высились горы с белыми шапками. Горизонт на западе тоже украшали высокие пики гор. Уступ, с одной стороны, защищала пропасть, кроме того, отсюда был хороший обзор на многие лиги окрест, и они могли вовремя выследить приближающихся монстров; вот почему Лешья выбрала это место для убежища. Сначала это был шалаш из веток, но теперь он превратился в удобную маленькую хижину с крышей из березовой коры.
Эспер не помнил, как она ее строила; он находился в стране Черной Мэри, время от времени приходя в себя, а потом снова погружаясь в туманный мир боли и диковинных образов. Это продолжалось три месяца. Когда лихорадка наконец отступила, он чувствовал себя таким слабым, что даже если бы нога у него не была сломана, он не смог бы ходить. Лешья ухаживала за ним, строила ловушки, сражалась с чудовищами, появлявшимися все чаще.
Подъем лишил его остатков сил, и он сел на бревно, глядя на долину внизу.
— Пора уходить, — сказал он.
— Ты еще не готов к путешествию, — заявила Лешья и принялась ворошить палкой утренний костер в поисках тлеющих углей.
— Я готов, — возразил он.
— Я так не думаю.
— Ты подняла меня, когда рубцы еще не затянулись, — заметил Эспер. — Сейчас мне уже намного лучше.
— Ты задыхаешься после короткой прогулки, — сказала ему сефри. — Так и раньше было?
— Мне еще никогда не приходилось пролежать четыре месяца, — ответил Эспер. — Но я не могу больше терять время.
— Ты так сильно ее любишь? — едва заметно улыбнувшись, спросила Лешья.
— Тебя это не касается, — возмутился он.
— Если мы сейчас уйдем, мы оба можем погибнуть. Значит, это меня касается.
— Да, я хочу найти Винну и Эхока. Но дело не только в них. У меня есть обязанности.
— Перед кем? Перед девочкой королевой Энни? Я не имею ни малейшего понятия, жива ли она. И кто сейчас сидит на троне Кротении. Эспер, Терновый король мертв. Больше никто не может контролировать седмари. Их с каждым днем становится все больше.
— Да. И то, что мы сидим здесь и убиваем их по одному, не поможет.
— А что, по-твоему, поможет?
— Не знаю. Я думал, что смогу вернуться туда, где он спит, и что-нибудь узнать.
— В Заячьи горы? Отсюда орлу лететь двадцать лиг, а мы с то бой не орлы, — Она прищурилась. — У тебя есть какая-то особая причина туда идти?
— Нет.
— Нет? — Она вздохнула. — Я знаю тебя, Эспер Белый. Просто ты хочешь умереть, сражаясь за Королевский лес. А этот недостаточно для тебя хорош.
— Он не…
Эспер замолчал. «Не мой», — безмолвно договорил он, представив себе громадные железные дубы своей юности, гниющие и превращающиеся в вонючую слизь, резвые ручьи, затопленные смертью, долины, заросшие сорняками, задушенные черными колючками. Хочет ли он на самом деле все это увидеть?
— Ты меня искала, — сказал он, — много месяцев назад. Ты сказала, что тобой движет долг, о котором забыли другие сефри. Что это за долг?
Она нашла несколько углей и принялась их раздувать, добавила к ним несколько веток из кучи, сложенной рядом с костром, и в воздух поднялся аромат ореха и можжевельника.
— Я не знаю, — проговорила она. — Не знаю, могу ли сказать тебе об этом.
— Я уже знаю, кто на самом деле ты и твои соплеменники. Разве после этого есть еще какой-нибудь секрет, который стоит хранить?
— Я сказала тебе, что не уверена. Я пытаюсь принять решение.
— Ладно, хорошо. Отыщи меня, когда решишь.
— Ты даже не знаешь, где мы находимся, — сказала Лешья.
— Ну, думаю, если я буду идти на юг, рано или поздно я выйду к какому-нибудь месту, которое знаю, — ответил он.
— Нам повезло, что я вспомнила про это место, — сказала она — Иначе нас бы давно поймали.
— Кто? Фенд?
— И его люди.
— Твои люди.
Она молча кивнула.
— Ну я уверен, что они уже перестали нас искать, — проговорил он.
— Сомневаюсь, — возразила она. — Ты был с Терновым королем, когда он умер. Он мог что-то тебе сказать.
— В каком смысле? Насколько мне известно, он не умел говорить.
— Но это не значит, что он тебе ничего не сказал.
Эспер вспомнил потрясший его водоворот образов, возникших, когда Терновый король умер.
— Угу, — проговорил он. — Но, если он и сказал мне что-то, мне это неизвестно.
— Пока неизвестно.
— Проклятье, — проворчал он.
— Эспер, сейчас ты, возможно, самый важный человек в мире. Может быть, только ты в состоянии остановить то, что происходит — спасти Королевский лес, если это единственное, что имеет для тебя значение.
— Именно по этой причине мы здесь остаемся? Ты рассчитываешь, что меня посетит какое-нибудь священное озарение?
— Мне больше не на что надеяться. Именно по этой причине я старалась уберечь тебя от опасностей.
Он взглянул на нее.
— Это тебе удалось, — сказал он. — И я благодарен. Но тебе нет нужды оставаться со мной. Я уже достаточно силен.
— Ты сам знаешь, что это не так.
— А ты сама знаешь, что я не стану сильнее, сидя здесь, — возразил он. — Если ты считаешь, что я такая важная персона, думаю, ты можешь пойти со мной. Но я ухожу.
Она развела огонь.
— На ужин у нас кролик, — сказала она.
— Лешья.
— Еще четыре дня, — вздохнув, проговорила она.
— Почему?
— Ты будешь на четыре дня сильнее, а луна станет темной. Думаю, нам это пригодится.
Эспер кивнул и посмотрел на восток, а затем показал на почти невидимый крутой склон, который скрывался за уступом.
— Это перевал, по которому мы пришли? — спросил он.
Она кивнула.
— Так я и думал.
— Это единственный путь сюда и отсюда, если ты не птица или не горный олень.
Он кивнул и прищурился.
— Возможно, у нас не будет четырех дней, — заметил он.
— Илшвик, — прорычала Лешья.
Эспер не понял, что она сказала, но догадался, что имела в виду.
Меч, мелькавший перед Казио, двигался так стремительно, что за ним было почти невозможно уследить, и он неожиданно понял, что означает мерзкая ухмылка на лице монаха. Казио отреагировал благодаря долгим годам тренировок, выставив вперед свое более легкое и длинное оружие, чтобы отвести удар и пронзить запястье своего врага. Однако этого не случилось, потому что — невероятно — монах успел отбить его атаку. Он сделал шаг назад и на мгновение взглянул на Казио, пытаясь оценить его возможности.
— Интересно, — заявил он. — Мне еще не доводилось встречать такого фехтовальщика. Вы из Сафнии?
— В Сафнии живут мясники, — задыхаясь, ответил Казио, пытаясь одновременно следить за своим противником и наблюдать за тем, что происходит вокруг. Со всех сторон грохотал гром сражения. — Самые лучшие фехтовальщики рождаются в Вителлио.
— Понятно, — Его противник снова ухмыльнулся. — Вителлио Колыбель Церкви.
У него были серые глаза, смуглая кожа и акцент, который Казио не мог распознать.
— Скажите мне, — продолжал монах, — почему вы следуете за еретичкой королевой, вы, человек, родившийся в месте, где на свет появилась наша вера?
— Мне нравится цвет ее волос, — ответил Казио, — а еще люди, с которыми она общается.
— Когда я сделаю следующее движение, — предупредил его монах, вы даже не увидите смертоносного удара, последнего в вашей жизни. Сложитe оружие, и с вами будут хорошо обращаться.
— А со мной и так хорошо обращаются, — заявит Казио.
— Вы понимаете, что я имею в виду.
Казио вздохнул и опустил оружие.
— Вот видите, — сказал его противник. — Я знал, что вы разумный человек.
Казио кивнул и сделал глубокий выпад, с силой оттолкнувшись опорной ногой и далеко вынося свободную.
Монах метнулся ему навстречу, парируя выпад. Казио почувствовал, что вражеский меч срезал волосы с его макушки. Но монах уже с маху насадился на его рапиру с такой силой что рукоять ударила в солнечное сплетение, и Казио выпустил оружие из рук. Монах рухнул на землю откатился в строну, кровь била фонтаном из его тела, а глаза начали стекленеть.
— До тех пор, пока мне удается заставить вас атаковать там и тогда, где мне хочется, — сообщил ему Казио напоследок, — мне нет никакой необходимости видеть ваши удары.
Монах дернул головой, соглашаясь с его заявлением. Казио видел, что у него сломана спина.
— Возьмите ваше оружие, — предложил ему монах.
— Нет, лучше я немного подожду, — ответил он.
— Вы не можете ждать, — сказал монах.
Казио проследил за его взглядом и понял, что у него действительно нет времени дожидаться, когда противник умрет. К нему мчались еще два монаха.
Он мрачно двинутся к лежавшему неподалеку мечу.
А в следующее мгновение у него возникло ощущение будто ему под одежду забралась туча насекомых. У него сжалось горло, сердце замерло, остановилось, и снова забилось быстрее. Он задохнулся и упал на одно колено, но усилием воли заставил себя подняться.
Впрочем, в этом не было необходимости. Монахи, собравшиеся на него напасть, недвижимо распластались на земле, их тела застыли в неестественных позах.
Он повернулся и увидел Энни в двух королевских ярдах у себя за спиной. Глаза, смотревшие куда-то в пространство, превратились в две зеленые льдинки. Тело под черно-оранжевым костюмом для верховой езды было напряжено, точно струна лютни, натянутая до предела.
Она перевела на него взгляд, и сердце снова замерло у него в груди.
Но уже в следующее мгновение черты ее лица смягчились, и она улыбнулась, а Казио с трудом сглотнул, чувствуя, как уходит боль в груди. Он собрался что-то сказать, но обнаружил, что она не смотрит на него, а внимательно изучает территорию монастыря.
— Ну, вот, — тихо проговорила она. — Мы разобрались со всеми.
— Мы и раньше так думали, — заметил Казио, выпрямляясь. — Пока откуда-то не появились эти ребятишки.
— Ты прав, — пробормотала Энни. — Я по-прежнему вижу не все. Думаю, они появились только что — из леса.
— Возможно, будут и другие. Энни, тебе следует войти внутрь. Пусть твои друзья сефри прочешут лес.
Она наградила его улыбкой, которая неожиданно показалась ему снисходительной. Но, с другой стороны, она только что прикончила двух мужчин, не прикоснувшись к ним даже пальцем — и не в первый раз.
— Однако в тебе течет такая же кровь, как во всех людях, — напомнил ей Казио. — И тебя может убить стрела. Знаешь, я не умею ловить стрелы.
— Да, конечно, — сказала Энни. — Охраняй меня. Я буду тебя слушаться.
Монастырь святого Энга стоял на невысоком холме, окруженном с трех сторон пшеничными полями и выпасами, на юге к нему примыкала темная полоса леса. На западе виднелась башня ратуши городка Пейл, пристроившегося к лесу с другой стороны. Это был совсем маленький городок, всего несколько домов с сараями вокруг приземистого квадратного строения с одной, довольно уродливой, башней, поднимавшейся над его юго-восточным углом.
Не успели они пройти и десяти шагов, как их догнали пятеро закутанных в плащи с капюшонами стражей сефри, которыми командовал капитан с янтарными глазами по имени Каут Версиал.
— Ваше величество, — сказал Каут и опустился на одно колено. — Позвольте принести вам мои извинения. Им удалось отогнать нас от вас.
— Ничего страшного, — ответила Энни. — Мой Казио сумел ними справиться.
Мой Казио? Интересно, почему она так сказала?
— И тем не менее, — настаивал на своем сефри. — мне не следовало оставлять вас всего с одним стражем. Но внутри монастыря сейчас совершенно безопасно.
— Прекрасно, — сказала Энни. — В таком случае, мы отправимся прямо туда. Пожалуй, я бы поела.
— Да и пора бы уже, — проговорил сефри. — Я поищу чего-нибудь.
К следующему колоколу Казио уже сидел вместе с Энни в маленькой комнатке в западном крыле здания. Святой Абулло уже повел солнце вниз по небосклону, но в этот длинный летним день у него еще оставалось несколько колоколов.
— Мне их будет не хватать, — сказала Энни, потягивая вино.
— Чего не хватать?
— Этих вылазок.
— Вылазок? Ты имеешь в виду сражений с Церковью?
— Да, — ответила она. — Просто сидеть на троне скучно, а детали военных операций… знаешь, генералам совсем не требуется мое мнение. А это кажется мне настоящим, Казио. Я вижу лица людей, которых мы спасаем.
Казио понюхал вино и поднял свой бокал.
— Az daVereo, — произнес он тост.
— Да, — согласилась с ним Энни. — За настоящее.
Они выпили.
— Вителлианское вино, — пробормотал Казио. — Из района Теро Ваилламо, если я не ошибаюсь.
— Какая разница? — склонив голову набок, спросила Энни. — Вино — это вино, не так ли?
На мгновение Казио онемел, не зная, как ей ответить. Он познакомился с Энни почти год назад, и все это время почти постоянно находился рядом с ней. У него сложилось на ее счет вполне определенное мнение, но он никогда не подозревал, что она может сделать заявление, которое при всей снисходительности можно было назвать только идиотским.
— Я… о, ты надо мной потешаешься, — наконец, выговорил он.
— Ну, насколько мне известно, есть красное вино и белое, — продолжала она. — Но, по правде, кроме этого, я не вижу никаких различий.
Казио заморгал, затем поднял свой бокал.
— Ты не видишь разницы между этим вином и жабьей кровью, которую мы пили на постоялом дворе по дороге сюда? Ты действительно не видишь?
Энни пожала плечами, сделала большой глоток и задумалась.
— Не вижу, — заявила она. — Мне нравится это вино, но “жабья кровь” мне тоже понравилась.
— Это все равно что быть слепым или глухим, — проговорил Казио. — Я… чушь какая-то.
Она наставила на него указательный палец руки, в которой держала бокал.
— За такие слова некоторые королевы лишили бы тебя головы, — заявила она.
— Ну, знаешь, лучше я расстанусь с головой, если не сумею отличить Дакруми да Пачио от Кошачьей Мочи.
— Но ты ведь можешь, — сказала Энни, — или говоришь, что можешь, так что, пожалуй, тебе стоит быть поосторожнее.
— Мои извинения, — проговорил Казио. — Просто это вино… — Он сделал глоток и прикрыл глаза. — Закрой глаза, и сделай еще один глоток.
Он услышал, как Энни вздохнула.
— Ему пять или шесть лет, — начал он. — Холмы Теро Ваилламо в лиловой дымке цветов душицы и лаванды; кусты можжевельника лениво покачивают ветвями на легком ветерке. Жарко, вот уже целый месяц не было дождя. Лозы увешаны тяжелыми гроздьями с маленькими пурпурными ягодами, такими спелыми, что некоторые уже начали лопаться. Их собирает вся семья — старики, юноши, девушки, мальчишки, они обращаются с каждой кистью, точно это маленькая драгоценность, рожденная на винограднике, где работали их деды и прадеды целых двести лет или даже больше. Они складывают виноград в большие чаны, а когда спускается вечерняя прохлада, устраивают пир, угощаясь жареной свининой, они открывают прошлогоднее вино и под музыку давят ягоды деревянными пестиками. Они дают ему забродить так, как делали их предки на протяжении многих веков. Они не спешат, и секрет их напитка не выходит за пределы семьи. Затем они прячут сок в подвал, где он бродит и дозревает, там не слишком холодно, но и не жарко. — Он сделал еще глоток. — Попробуй. Душица, лаванда, можжевельник. Дым костра, на котором они жарили поросенка для своего пира по случаю сбора урожая. Искусство, любовь…
Неожиданно он почувствовал на губах ее дыхание.
— Тише, — сказала Энни и поцеловала его.
Она пахла вином, абрикосами и свежими зелеными яблоками. Ее язык нашел его язык, и все его тело вспыхнуло от желания. Он с трудом поставил свой бокал и встал, положил руку ей на затылок и притянул к себе. Она рассмеялась и прижалась к нему сильнее.
Казио сделал вдох… и поднял голову.
— Подожди, — сказал он. — Что… что?
— Мне нужно было заставить тебя замолчать, — ответила она и снова потянулась к его губам. — Иначе ты бы говорил всю ночь. Ладно тебе, ты же этого хотел.
Он выпустил ее и сделал шаг назад.
— Ну, да, конечно, — не стал спорить он. — Но я тебя не интересовал, а потом Остра… — Он замолчал.
— Значит, все, что ты говорил в Вителлио, когда мы познакомились, и по дороге домой, вранье?
— Нет, — сказал он. — Нет, но это было до того, как я узнал, кто ты такая, и до…
— До Остры, — договорила за него Энни, скрестив на груди руки. — До вас с Острой. — Она нахмурилась. — Ты ей не годишься.
— А тебе, значит, гожусь?
— Я другая, — заявила Энни. — А Остра… ты можешь причинить ей боль.
— А тебе нет?
— Раньше, наверное, мог бы. Теперь — нет.
— Знаешь, в мои намерения не входит причинять Остре боль, — сказал Казио.
— Не входит. Иначе ты бы сделал что-нибудь такое… например, поцеловал бы ее лучшую подругу.
— Это ты меня поцеловала!
— Это ты так говоришь, — ответила Энни.
— Так, подожди, — начал он, неожиданно почувствовав, что происходящее вышло из-под контроля.
Энни рассмеялась и взяла свой бокал.
— Молчи и выпей, — проговорила она. — Твоя добродетель в полной безопасности. Просто я хотела убедиться.
— В чем убедиться?
— Действительно ли ты любишь Остру. Верен ли ты ей. Можно ли тебе доверять.
— О! — выдохнул он, чувствуя, как у него закружилась голова. — Значит, все это было ради нее?
— Ну, уж не ради тебя, разумеется, — заметила Энни. — А теперь пей свое вино и не пытайся ничего объяснять.
Казио сделал, как ему велели, отчаянно пытаясь понять, что произошло мгновение назад. Он чувствовал бы себя намного увереннее, чем сейчас, в открытом море на лодке своего брата, хотя не только ничего не знал про море, но и всегда смущался, когда оказывался рядом с братом. Он искоса глянул на Энни, пытаясь определить выражение ее лица, хотя немного побаивался ее взгляда.
Когда он с ней познакомился, она была влюблена в молодого человека по имени Родерик, точнее, думала, что влюблена, как это обычно бывает с девушками в первый раз. Однако Казио казалось, что у него есть шанс завоевать привязанность Энни. Правда, она никогда не давала ему особой надежды, а когда он узнал, что ей суждено стать королевой одной из самых могущественных стран в мире, он решил сдаться. Кроме того, его чувства к Остре постоянно крепли, он был с ней счастлив и даже сейчас по ней скучал.
Тогда почему он так отчаянно хотел обнять Энни и поцеловать ее в ответ? И почему ему так трудно сейчас представить себе.
Остру?
От размышлений его отвлек тихий стук в дверь. Он поднял глаза и увидел, что это один из пажей сефри.
— Ваше величество, — сказал он. — Герцог Артвейр из Хаунд-варпена просит разрешения поговорить с вами.
— Разумеется. Проводи его.
Через мгновение появился герцог, внушительного вида мужчина со стального цвета глазами и коротко подстриженными волосами. Одна рука у него была деревянная.
— Ваше величество, — сказал он и поклонился.
— Кузен, как я рада тебя видеть. Чему обязана удовольствием? Он смущенно улыбнулся.
— Я проезжал мимо.
— Странное совпадение. Это место довольно далеко от всех дорог.
— И в самом деле. Я проезжал мимо, потому что мне доложили, что вы находитесь здесь.
— Понятно. И ты приехал, чтобы меня забрать, не так ли?
— Вы теперь королева, — возразил Артвейр. — Я не могу вас “забрать”. Но вы нужны в Эслене. Ваш народ хочет видеть вас на троне.
— Мне показалось, что мой народ рад видеть, как я освобождаю наши города от палачей.
— Согласен. Ваши… приключения… сделали вас очень популярной. Но пошли разговоры о том, что вы игнорируете приближающуюся войну.
— У меня есть ты, чтобы возглавить мою армию.
— И у вас есть армия, которая может делать то, чем вы занимаетесь в последние несколько месяцев, рискуя собственной жизнью. А это место… почему вы приехали сюда? В монастырь в сельской глуши, неподалеку от границы с Ханзой? Вы представляете, какой опасности подвергаетесь?
Энни кивнула.
— Я не задержусь здесь надолго. И это конец.
— Конец чему?
— Моим “маленьким приключениям”, как я уже сказала Казио.
Когда я здесь закончу, я вернусь в Эслен. Обещаю.
— Ну, вы уже разгромили монастырь, — заметил Артвейр, — Что еще вы задумали?
— Разве ты не знаешь, где мы находимся? — спросила Энни, — Какому святому посвящен этот священный путь?
Глаза герцога широко раскрылись.
— Вы не…
— Почему?
— Потому что это дело Церкви, — заикаясь, ответил Артвейр.
— Церкви, которую я лишила власти в моем королевстве, — напомнила ему она.
— Мирской власти, да, сказал Артвейр. Но это совсем другое дело. Здесь вы собираетесь вторгнуться в царство, неподвластное вам.
— И хорошо, пожав плечами, ответила Энни, — Церковь, а не я, первая нарушила границы.
— Я не понимаю, — вмешался Казио.
— Этот монастырь посвящен святому Мамресу, кровавому святому войны, — повернувшись к нему, пояснила Энни. — Здесь находится его священный путь. Поскольку он теперь в наших руках, Церковь не получит новых воинов монахов. И, возможно, я создам парочку своих собственных.
Лицо Артвейра оставалось пунцовым, но на нем появилось задумчивое выражение.
— Интересная мысль, — проговорил он. — Но опасная. Даже если забыть о гневе Церкви…
— Забудем, — объявила Энни.
— Хорошо. Значит, забыли. Но вы не первая светская правительница, которая предприняла такую попытку. Двадцать лет назад маркгрефт Уолис заплатил монахам взятку, чтобы они позволили его телохранителям пройти по священному пути.
— И что?
— Их было десять. Семеро умерли во время испытания. Один сразу же сошел с ума.
— А двое других?
— Стали очень хорошими телохранителями, но жертва…
— Думаю, даже получив взятку, монахи не хотели делиться могуществом, которое охраняли, — проговорила Энни. — Подозреваю, что они сознательно “забыли” упомянуть какое-нибудь важное заклинание или что-нибудь еще. Мы оставили в живых парочку, чтобы допросить, так что скоро все узнаем.
— Я всего лишь призываю к осторожности, ваше величество.
— Я знаю. Но у врага имеются монахи и рыцари Мамреса, которые не могут умереть, а также огромное количество самых разных чудовищ. Я чувствую, что нам тоже необходимо усилить армию.
— У меня нет ни малейших возражений против этого. Я лишь умоляю об осторожности.
— Я буду осторожна. А после этого, обещаю тебе, кузен, я вернусь в Эслен.
Артвейр вышел, и Казио последовал за ним, радуясь, что ему удалось от нее уйти. Энни налила себе еще вина, сделала глоток и подошла к окну.
— Что я наделала? — прошептала она, обращаясь к звезде, едва заметной на небе.
Она закрыла глаза, но яркие вспышки не погасли, а в голове поднялась настоящая сумятица. Все ее тело, с головы до ног, было охвачено жгучим желанием.
Они с Острой дружили почти всю жизнь. Энни любила ее, как сестру, и в одно короткое мгновение предала.
Энни была отнюдь не наивна и понимала, что в последнее время ее чувства к Казио начали меняться. Несмотря на первое впечатление, он доказал, что он надежнее и благороднее, чем рыцари, которых она знала, разве что кроме сэра Нейла МекВрена. А еще он был красивым, веселым и умным.
И принадлежал Остре. Энни пыталась не забывать об этом, но Остре следовало вести себя разумнее, разве не так? Остра всегда знала, что чувствует Энни еще до того, как та начинала разбираться в собственных переживаниях. Остра, ее лучшая подруга, захватила Казио, прежде чем Энни сумела понять, что с ней происходит.
— Какая же она после этого подруга? — вслух спросила Энни. Она знала, что это, наверное, несправедливо, но ведь она была в комнате одна, и ее никто не мог услышать.
Остре было не место в ее отряде, и она это доказала во время их первого рейда в Бритуотер, где ее ранили. Ничего серьезного, но Энни отправила ее в Эслен. За прошедшие недели, когда Остры не было рядом, Энни поняла, что между нею и фехтовальщиком из Вителлио происходит нечто неизбежное.
А когда он поцеловал ее в ответ, она бы та по-настоящему счастлива, снова почувствовав себя юной девушкой, готовой забыть о своем долге, приближающейся войне, диковинных вещах, происходящих в ее тете и сознании по мере того, как она впитывала в себя все больше и больше могущества, дарованного ей святой Цер.
Но главное, что он был удивлен и вспомнил Остру очень быстро, значит, она ошиблась относительно того, что они стали ближе.
Какой глупой она, наверное, ему показалась, и как же невыносимо выглядеть глупышкой.
И как утомительно, как невероятно ужасно все еще оставаться девственницей. Может, ей следует найти кого-нибудь, на кого ей совершенно наплевать, чтобы решить эту проблему, а потом отправить его в ссылку или отрубить ему голову, или еще что-нибудь в таком же роде, чтобы, наконец, понять, из-за чего все поднимают такой шум. Остра-то в этом разбиралась. Благодаря Казио.
Она отогнала глупые мысли. В ее королевстве — да и во всем остальном мире — столько всего происходит, что ей есть чем заняться. Если Эслен падет, если темные силы, собирающиеся выступить против нее, одержат победу, кого любит или не любит Казио, не будет иметь никакого значения.
— Ваше величество? — прошептал тихий голос, и, повернувшись, она увидела Каута.
— Да?
— Мы нашли карту священного пути.
— Прекрасно, — ответила она. — Нам следует начать немедленно. Вы уже выбрали ваших людей?
— Я… ваше величество, я думал, вы знаете.
— Что знаю?
— Сефри не могут пройти по священному пути. Не позволяет наша природа.
— В каком смысле?
— Ни одному сефри не удалось пройти по священному пути и остаться в живых, — ответил он.
— Правда? Не этого конкретного пути, а всех вообще?
— Совершенно верно, ваше величество.
— Замечательно, — с иронией проговорила она. — В таком случае, пошлите за гвардейцами.
— Хорошо. Что-нибудь еще?
Энни отвернулась и прижалась головой к стеклу.
— Я меняюсь, сэр Кар, — сказала она. — Почему?
— Я совсем недолго вас знаю, — сказал он, — но, полагаю, вы меняетесь, потому что вы королева.
— Нет, я не это имела в виду. Что вам рассказала Матушка Уун?
— Не все, но достаточно. Вы имеете в виду ваше благословение?
— Разве это благословение? — спросила она. — Да, я стала сильнее и многое могу. Но я меняюсь. Мне в голову приходят мысли, которых никогда не было прежде, и чувства, которых я не знала раньше…
— Вас коснулись могущественные силы, — проговорил он. — Это естественно.
Энни передернуло.
— Некоторые из моих видений ужасны.
— Мне очень жаль, что вам приходится страдать, — сказал он, и его голос прозвучал искренне.
Энни пожала плечами.
— Вам одиноко, — осторожно произнес он. — Никто вас не понимает.
— Вот именно, — пробормотала она, искоса взглянув на сефри.
Впервые она увидела Каута, когда он со своей армией спас ее от людей ее дяди Роберта и, к несказанному удивлению Энни, поклялся ей в верности. Сефри помогли ей вернуть трон, и она была многим обязана Кауту и его людям.
Но сефри были такими странными и, несмотря на их помощь и постоянное присутствие, она не сумела как следует узнать никого из них.
Да и никто из них не разговаривал с ней так, как говорил сейчас Каут. Она была удивлена и одновременно испытала облегчение. Сефри всегда жили на границе между привычным миром и очень странным. Необычное было для них естественным.
— Люди боятся со мной разговаривать, — призналась она. — Кое-кто называет меня королевой ведьмой. Вы про это звали?
— Да, — ответил он. — Но ваши друзья…
— Мои друзья, — повторила она. — Остра всегда была моим самым близким другом, но даже она… — Энни не стала продолжат.
А кто кого на самом деле предал?
— Сейчас мы уже не так близки.
— А как насчет Каснара де Пачиомадио?
— Казио? — Энни пожала плечами. — Он тоже не понимает.
— Но мог бы.
— В каком смысле?
— Если бы его, как и вас, коснулись могущественные силы, тогда, возможно… прошу простить мою дерзость, тогда он стал бы по-настоящему вас достоин.
— Это действительно дерзость, — сказала Энни, чувствуя, как краска заливает щеки.
— В таком случае, я прошу у вас прощения.
— Мне говорили, что это опасно.
— Только не для истинного фехтовальщика, — ответил Каут.
— Вы уверены?
Каут поклонился.
— Я поделился с вами своими мыслями, когда мне следовало молчать, — сказал он. — Прошу понять правильно: меня заставило говорить лишь беспокойство за вас.
— Я вас прощаю, — проговорила Энни. — Когда мы с глазу на глаз, вы можете высказывать все, что думаете. Полагаю, мне это необходимо, чтобы самой оставаться честной. — Она склонила голову набок. — Сэр Каут, а почему вы мне служите?
Он поколебался пару мгновений.
— Потому что вы наша единственная надежда, — ответил он.
— Вы в это верите?
— Да.
— Жаль. Как бы я хотела, чтобы ни вы, никто другой так не думал.
Он едва заметно улыбнулся.
— Именно по этой причине вы достойнее других.
И он ушел, а Энни вернулась к окну, чтобы подумать.
Казио — рыцарь Мамреса, рядом с ней. Ее собственный рыцарь, а не взятый напрокат у матери. Каут прав: ей нужен не просто смертный, ей нужен человек, которого коснутся святые.
«Рыцарь темной луны для Истинной Королевы», — прошептал женский голос. Энни не стала оборачиваться, потому что знала — она никого не увидит.
Стивен месяцами ждал, когда же Фенд его убьет. И теперь, когда этот момент наступил, он знал, что не имеет никакого права удивляться, но все же, замерев от потрясения, смотрел как клинок коленопреклоненного сефри покидает свои древние ножны. Стивен попытался сделать шаг назад, но наткнулся на что-то — и упал в кресло, вырезанное из куска гранита. Интересно, бросятся ли на его защиту стражники, стоявшие у него за спиной, или они участвуют в заговоре? Он не знал, собирается ли Фенд убить и Землэ, и надеялся, что он оставит ее в живых.
Оружие метнулось к нему — и остановилось. Стивен понял, что в его сторону направлена рукоять и что одноглазый сефри держит клинок рукой в черной перчатке.
Потрясение прошло, и его сменила ярость.
— Что? — услышал он собственный сердитый голос. — Что за дерьмо…
Он замолчал, потому что никогда не употреблял слово “дерьмо”. Он перенял это словечко, пришедшее из усттишского наречие у Эспера Белого.
Стивен сглотнул, чувствуя, что гнев уступил место облегчению.
— Что такое, Фенд? — спросил он уже спокойнее.
Глаза Фенда заблестели.
— Насколько я понимаю, мы не так чтобы друзья, — начал он.
Стивен невесело рассмеялся.
— Не друзья, — подтвердил он.
— Но ты наследник Каурона, а я Рыцарь Крови. Мой долг тебе служить. Поскольку твое недоверие ко мне мешает тебе делать то, что ты должен, я считаю, что послужу тебе гораздо лучше, если передам тебе этот меч и мои доспехи.
— Ты Рыцарь Крови, потому что ты выпил кровь ваурма, — сказал Стивен. — а не из-за твоего оружия. А ваурм мертв.
— Кровь ваурма все еще течет в моих жилах, — проговорил Фенд — Вонзи меч в мое сердце, собери кровь и отдай ее рыцарю, которого выберешь сам.
Стивен посмотрел на рукоять меча и, не отдавая себе в этом отчета взял его в руку. У него закружилась готова, перед ими про нестись диковинные видения, а еще ему показалось, что он уловил запах чего-то едкого и затхлого.
Мысль прикончить Фенда ему понравилась. Он был убийцей, на совести которого не одна жизнь. Он чуть не убит Эспера невероятно жестоко обращался с Винной и участвовал в заговоре, приведшем к смерти двух принцесс.
Неожиданно для себя Стивен обнаружил, что размышляет об этом совершенно спокойно. Главная причина, по которой следовало бы при кончить Фенда, заключалась в том, что он, Стивен, после этого мог бы спокойно спать по ночам. Он пожал плечами, и вы ставил перед собой оружие.
«Что я делаю?» — удивленно спросил он себя и замер.
— Патикх? — вскричал Фенд.
Стивен мимолетно улыбнутся. Ему удалось испугать Фенда. Он испугал Фенда. Он опустил оружие.
— Я тебе не верю, — сказал Стивен.
— В каком смысле?
— Я не верю, что ты готов пожертвовать жизнью ради достижения высшей цели. Я думаю, ты хочешь что-то получить, обрести больше, поскольку кровь ваурма уже тебя изменила. Нет. Фенд, ты что-то задумал — и это вовсе не твоя смерть.
— Я предложит тебе мою жизнь, — возразит Фенд.
— А что произойдет, если я заколю Рыцаря крови? Я не знаю. Я видел людей, против которых клинки бессильны.
— Я не из их числа.
Стивен поднял руки.
— Ты знаешь, что я тебе не доверяю. Ты сам это только что сказал. Неужели ты рассчитываешь, что этот фарс что-нибудь изменит?
Фенд приподнял брови.
— Что?
— Это уже не тот Стивен Даридж, с которым я познакомился в Кал Азроте, — усмехнувшись проговорил он. — У тебя появился характер.
Стивен собрался ему ответить, но неожиданно до него дошло значение слов сефри. Он его больше не боялся. На самом деле, он не боялся его и тогда, когда думал, что Фенд собирается его убить.
— Значит, дело в священном пути, — сказал он.
— Точно патикх.
— Я прошел по одному священному пути, и меня чуть не прикончил другой, — проговорил Стивен. — Мне не хочется связываться с третьим, пока я не узнаю о нем больше.
Однако, когда он произнес эти слова, он вдруг снова почувствовал себя прежним, робким Стивеном.
— А что ты хочешь знать? — спросил Фенд. — Ты наследник Каурона. Сила этой горы принадлежит тебе. И тебе уже давно пора взять ее себе.
— Я еще не нашел Алк, — возразил ему Стивен. — Но старом отделе библиотеки мне попались весьма интересные тексты.
— Патикх, — ответил Фенд. — Алк покажется тебе после того, как ты пройдешь посвященному пути, но не раньше. Разве ты этого не знал?
Стивен удивленно уставился на сефри, пытаясь осознать его слова.
— Почему никто мне про это не сказал? — спросил он, оглянувшись на Эдрека, своего стража.
— Мы считали, ты знаешь, — не менее удивленно ответил Фенд. — Ты же наследника Каурона. Стивен закрыл глаза.
— Я уже три месяца ищу Алк.
— Мы этого не знали, — сказал Фенд.
— Как ты думаешь, что я делал все это время? — поинтересовался Стивен.
— Читал книги, — сказал Фенд. — Читал книги, находясь прямо здесь, в горе.
— Это большая гора… — начал Стивен, но только махнул рукой, решив не продолжать. — С нынешнего момента, прошу тебя, не думайте, будто я знаю, что делаю.
— Значит, ты пройдешь по священному пути?
Стивен вздохнул.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть кто-нибудь докажет мне дорогу.
Фенд заморгал, открыл рот и быстро взглянут на Эдрека.
— Что? — спросил Стивен.
— Патикх, — выдохнул Эдрек. — мы не знаем, где находится священный путь. Это известно только наследнику Каурона.
Стивен повернулся и, взглянув на него, понял, что он говорит совершенно серьезно. Тогда он снова посмотрел на Фенда, а в следующее мгновение ситуация показалась ему такой абсурдной, что он громко расхохотался. Фенд и Эдрек не находили в происходящем ничего смешного, от этого Стивен хохотал еще громче, и вскоре по его шеками покатились слезы, а в затылке начата пульсировать боль.
— Ну и ну, — сказал он, когда наконец смог говорить, — Мы в отличном положении. Вот что я тебе отвечу, Фенд: я пройду по священному пути, когда отыщу его. У тебя имеются еще какие-нибудь критические комментарии касательно моей работы в библиотеке?
Фенд помрачнел и покачал головой.
— Нет, патикх.
— Чудесно. А теперь, пожалуйста, оставь мена если только у тебя нет каких-нибудь важных сведений, которые ты забыл мне сообщить.
— Мне ничего такого в голову не приходит, — сказал Фенд опустился на колени, потом встал, отсалютовал и убрал свое оружие в ножны. Затем он поднял один палец. — Только, пожалуй, вот что: мне известно, где прячется прайфек Хесперо. — сообщил он. — Я хочу лично возглавить отряд, который отправится, чтобы его схватить.
— Услуга старому Другу?
Фенд напрягся.
— Хесперо никогда не был моим другом. Всего лишь необходимым временным союзником.
— В таком случае, найди его и доставь сюда, — сказал Стивен.
Он проследил взглядом за Фендом, выходившим из комнаты. Действительно ли он отправится за Хесперо?
Это не имело значения. Фенд отсюда уберется, что уже само по себе хорошо.
Он вернулся в библиотеку, где чувствовал себя спокойнее всего. Четверо стражей безмолвно следовали за ним.
В их присутствии Стивен нервничал почти так же сильно, как в присутствии Фенда.
Стивен был знаком с сефри с детства. В Виргенье, где он рос, к ним все привыкли. Но на расстоянии. Те сефри, которых он видел ребенком, путешествовали караванами, танцевали и пели, предсказывали судьбу. Они продавали вещицы из экзотических стран и поддельные реликвии. Он почти не видел их с оружием в руках.
Они не заходили в гости, не посещали школу, не молились в часовнях и не поклонялись священным путям. Они жили в мире мужчин и женщин, но редко с ними сближались или заводили дружбу. Из всех бывших рабов скаслоев они были самыми загадочными и как бы держались в стороне от остальных.
Насколько Стивену было известно, аттивары не пели и не танцевали, но зато умели сражаться, как разъяренные чудовища. Двенадцать воинов уничтожили в три раза больше врагов в сражении под горой. Они, вне всякого сомнения, совсем не походили на тех представителей своего народа, которых Стивен видел в детстве, хотя он никогда по-настоящему не был знаком ни с кем из сефри. В отличие от Эспера. Его вырастила женщина сефри, и он утверждал, что они все до единого лжецы, и им ни в коем случае нельзя доверять. Фенд, разумеется, подтверждал его правоту. Но аттивары — Стивен до сих пор их не понимал. Они утверждали, что ждали его, наследника Каурона, но не могли объяснить, зачем.
Он заметил, что они все еще сгрудились вокруг него.
— Я собираюсь немного почитать, — сказал он. — И мне не нужно, чтобы вы торчали у меня за спиной.
— Вы его слышали, — проговорил Эдрек. — Займите посты.
Стивен разглядывал громадное собрание скрифти. Лучшего ему видеть не доводилось, ни в монастыре, ни в скриптории. Но он до сих пор имел весьма смутное представление о том, как устроено хранилище. Он обнаружил очень интересный отдел с почти пятьюдесятью памятниками на раннем вадхианском, которого не встречал прежде. Большинство из них, как ему показалось, содержали какие-то отчеты и, хотя ему страшно хотелось их перевести, он решил, что сейчас важнее разгадать тайну горы.
Несмотря на то, что библиотека по-прежнему приводила его в замешательство, интуиция, натренированная специальным обучением, а также помощь святых привели его туда, куда требовалось. Когда он думал о какой-то теме или предмете, казавшиеся ему очевидными шаги приводили его к нужному месту, хотя он не мог объяснить Землэ своих действий.
Сейчас же, раздумывая над тайнами сефри, он обнаружил, что стоит перед стеной, уставленной скрифти, одни из них были в переплетах, другие просто свернуты и запечатаны в костяных футлярах, а самые старые лежали в плоских ящиках из кедра.
Заклинания и обряды сефри. Элис Хэрриот и Фальшивый рыцарь. Секреты халафолков. Тайное государство…
Стивен разглядывал их в поисках исторических сведений, но большинство свитков говорили о всем известных вещах, пока он не наткнулся на простой черный том без названия. Он вздрогнул, как вздрагивает человек, который в холодный зимний день идет по мягкому снегу и вдруг наступает на металлический предмет. Охваченный любопытством, он вытащил книгу.
Под переплетом из потрескавшейся кожи он обнаружил лакированную деревянную шкатулку. Крышка открылась легко, и Стивен увидел свинцовые пластины. Неожиданно он понял, что наткнулся на нечто очень древнее. Охваченный возбуждением, он пригляделся к ним внимательнее.
Никто никогда не слышал языка сефри; во времена правления скаслоев они, похоже, отказались от своего древнего наречия или наречий и создали новый язык, основанный на языках окружавших их людей. Стивена вдруг наполнила надежда, что он держит в руках старые письмена сефри, потому что едва различимые символы, выбитые на металле, до сих пор ему не встречались. Они были прекрасны и совершенно непонятны.
Точнее, он так думал, пока не взглянул на первую строчку, где обнаружил кое-что знакомое. Он уже видел эти буквы раньше, но только в упрощенной форме, не соединенные в единую надпись, а по отдельности вырезанные в камне.
На виргенианских могильных камнях, самых старых.
Он удивленно заморгал, когда вдруг сумел прочитать первую строчку:
“Мой дневник и Завещание. Виргенья Отважная”.
Стивен с трудом сдержал крик ликования. Он нашел ту самую книгу, за которой его сюда послали. По этой причине он пытался отыскать Алк, сердце горы, скрытое от посторонних глаз, он был уверен, что именно там должно быть спрятано это сокровище.
Но, может быть, это подделка. Ведь их наверняка ходило великое множество.
Дрожащими руками он отнес шкатулку на один из каменных столов, зажег лампу, нашел бумагу, ручку и чернила, приготовившись делать выписки. Затем он осторожно достал первый лист и поднес к свету. Буквы были едва различимы, а язык очень архаичный. Если бы Стивена не коснулась благодать святых, возможно, он бы не сумел прочитать то, что здесь было написано.
МОЙ ДНЕВНИК И ЗАВЕЩАНИЕ. ВИРГЕНЬЯ ОТВАЖНАЯ
МОЙ ОТЕЦ НАУЧИЛ МЕНЯ ПИСАТЬ, НО МНЕ ТРУДНО НАЙТИ ВРЕМЯ, КАК И ИНСТРУМЕНТЫ ДЛЯ ПИСЬМА. НЕ СТАНУ ЗРЯ ТРАТИТЬ СЛОВА. МОЙ ОТЕЦ УМЕР ОТ БОЛЕЗНИ ЖЕЛЧНОГО ПУЗЫРЯ В ФЕСТЕРЕ. ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ ПАМЯТНИК ЕМУ, И Я ПЕРЕДАЮ ЕГО, ВЫПОЛНЯЯ ЕГО ВОЛЮ.
АНАНИАС ОТВАЖНЫЙ
МУЖ И ОТЕЦ
Р. 1560 — У. 1599
МНЕ УДАЛОСЬ НАЙТИ ЕЩЕ СВИНЦОВЫЕ ПЛАСТИНКИ. ОТЕЦ СКАЗАЛ, ЧТО Я ДОЛЖНА НАПИСАТЬ, НО Я НЕ УВЕРЕНА В ТОМ, КАК ЭТО СДЕЛАТЬ. Я ВИРГЕНЬЯ ОТВАЖНАЯ, И Я РАБЫНЯ. НО Я БЫ НЕ УЗНАЛА ЭТОГО СЛОВА, ЕСЛИ БЫ МНЕ НЕ НАЗВАЛ ЕГО ОТЕЦ. ОН СКАЗАЛ, ЧТО НИКТО НЕ ИСПОЛЬЗУЕТ ЕГО ЗДЕСЬ, ПОТОМУ ЧТО МЫ ТУТ ВСЕ РАБЫ, И МЫ НЕ ЗНАЕМ, ЧТО БЫВАЕТ ИНАЧЕ. ЕСТЬ ГОСПОДА, И ЕСТЬ МЫ, И БОЛЬШЕ НИЧЕГО. НО ОТЕЦ ПОВЕДАЛ МНЕ, ЧТО ТАМ, ОТКУДА МЫ РОДОМ, НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ БЫЛИ РАБАМИ, А ДРУГИЕ — НЕТ. Я ДУМАЛА, ЧТО В ДРУГОМ МИРЕ НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ ТОЖЕ БЫЛИ ХОЗЯЕВАМИ, НО ОН ИМЕЛ В ВИДУ СОВСЕМ ДРУГОЕ, ХОТЯ И ДОБАВИЛ, ЧТО ЭТО ТОЖЕ ПРАВДА.
Я ЖИВУ С ХОЗЯИНОМ С ПЯТИ ЛЕТ И ДЕЛАЮ ВСЕ ЧТО ОН ПРИКАЗЫВАЕТ, ПОТОМУ ЧТО ИНАЧЕ МНЕ ПРИЧИНЯЮТ БОЛЬ, И ИНОГДА ЭТО ДОСТАВЛЯЕТ ЕМУ УДОВОЛЬСТВИЕ. ОН НАЗЫВАЕТ МЕНЯ ЭКСХРИ (Я ПРИДУМАЛА НАПИСАНИЕ ЭТОГО ИМЕНИ), ЧТО ОЗНАЧАЕТ “ДОЧЬ”. У ХОЗЯЕВ НЕТ СОБСТВЕННЫХ ДЕТЕЙ, НО У МОЕГО ГОСПОДИНА БЫЛО МНОГО ДЕТЕЙ МЭННИШЕЙ, ХОТЯ ВСЕГДА ПО ОДНОМУ. Я НАШЛА ИХ КОСТИ.
Я СПЛЮ НА КАМЕННОМ ПОЛУ В ЕГО КОМНАТЕ. ИНОГДА ОН ПО НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ЗАБЫВАЕТ МЕНЯ КОРМИТЬ. КОГДА ЕГО ПОДОЛГУ НЕТ, ОН ОСТАВЛЯЕТ ДВЕРЬ ОТКРЫТОЙ, ЧТОБЫ ДРУГИЕ ДОМАШНИЕ СЛУГИ ОБО МНЕ ПОЗАБОТИЛИСЬ. ИМЕННО В ТАКИЕ МОМЕНТЫ МНЕ УДАВАЛОСЬ ВСТРЕЧАТЬСЯ С ОТЦОМ, ПОТОМУ ЧТО ОНИ ТАЙНО ПРОВОДИЛИ ЕГО ВО ВНУТРЕННИЙ ДВОР. У МЕНЯ ЕСТЬ НАСТАВНИКИ, КОТОРЫЕ УЧАТ МЕНЯ ДРЕВНИМ ВЕЩАМ, ДОСТАВЛЯЮЩИМ УДОВОЛЬСТВИЕ МОЕМУ ХОЗЯИНУ ТАК, КАК УЧИЛИ ДЕТЕЙ СКАСЛОЕВ, КОТОРЫХ БОЛЬШЕ НЕТ. ИНОГДА Я УЗНАЮ И ДРУГИЕ ВЕЩИ.
Стивен дочитал до конца первого листка, поднял его и, взял второй, обнаружил, что он другой. Почерк был тем же, но буквы, не виргенианские, как и сам язык.
— Как зашифрованное послание, — пробормотал он.
Он взял перо и начал переводить, и вдруг понял, что его рука двигалась сама по себе, пока он читал. Он посмотрел на то, что получилось, и похолодел. Надпись была на вадхианском, а почерк диковинно угловатым, совсем не похожим на его:
В ГОРАХ ПОСЕЛИЛОСЬ НЕЧТО УЖАСНОЕ. ОНО ЖЕЛАЕТ ТЕБЕ ЗЛА.
НИКОМУ НЕ ГОВОРИ, ЧТО ТЫ НАШЕЛ ЭТУ КНИГУ.
Эспер упал на живот, заметив греффина. Тот был скрыт ветвями, но Эспер даже сквозь деревья продолжал чувствовать обжигающий взгляд его желтых глаз. Он взглянул на Лешью, сидевшую на дереве у него над головой. Она прикоснулась к своему глазу двумя пальцами, и отрицательно покачала головой. Это означало, что греффин не видел Эспера.
Он медленно поднял голову и посмотрел вдоль ручья вниз по течению.
Эспер насчитал сорок три всадника. Трое — сефри, остальные — люди. И это было не все. Эспер разглядел по меньшей мере трех греффинов: зверей размером с лошадь, с клювастыми головами, и кошачьими телами, покрытыми чешуей и жесткой шерстью. Четверо уттинов, отдаленно похожих на людей, бежали рядом с лошадьми, то на четырех лапах, то поднимая свои паучьи конечности, чтобы схватиться и покачаться на низко нависающих ветках. Мантикора, вроде той, что они с Лешьей прикончили утром, дополняла странный отряд.
«Проклятье, — подумал Эспер. — Неужели они все явились за мной?»
Он старался не дышать, пока они не прошли мимо. Затем они с Лешьей сверили свои наблюдения.
— Я думаю, должен быть еще один греффин или какое-нибудь чудовище примерно такого же размера и формы, — сказала она. — Он следует за ними в нескольких дюжинах королевских ярдов, в глубине леса. В остальном все, как ты сказал.
— Интересно, что они оставили на перевале?
Она задумалась на мгновение.
— Всадники, которые ехали впереди. Ты успел их разглядеть?
— Сефри. Твоя родня?
— Да. Аттивары. Но трое впереди это вейксы.
— Вейксы?
— Воины-аттивары.
— Их всего трое?
Лешья покачала головой.
— Ты не понимаешь. Мэнниши, конечно, умеют сражаться. Но в каждый момент существует только двенадцать вейксов. Они не обычные воины. Очень быстрые, сильные, невероятно ловкие и умелые, и их трудно убить.
— Вроде того ханзейского рыцаря?
— Их трудно убить, но возможно. Однако у них волшебные мечи и другое оружие, передаваемое от поколения к поколению, — У нее дрогнули губы. — Я хочу, чтобы ты понял: отправившись тебя искать, Фенд взял с собой четверть своей армии. Ты можешь гордиться.
— Гордиться нечем. Его с ними нет, — Эспер нахмурился. — А откуда ты знаешь, что ими командует Фенд?
— Я думаю, что он выпил крови ваурма, которого ты убил. Мне кажется, он стал Рыцарем Крови, а это означает, что аттивары одержали победу.
— Я тебя не понимаю.
— Сейчас не время об этом говорить, — сказала она.
— Конечно, и за прошедшие четыре месяца у тебя тоже не нашлось такого времени.
— Я тебе сказала…
— Да. Что ты мне все расскажешь, когда наступит подходящий момент. Но, дерьмо, нам нужно отсюда выбираться. Итак, вернемся к моему вопросу. Как ты думаешь, сколько их осталось на перевале?
— Очень много, — ответила она. — Но я не знаю другого пути отсюда.
— А я знаю, — заявил Эспер, и Лешья вопросительно приподняла одну бровь.
Эспер ухватился за тощую пожелтевшую сосну, когда у него под ногами выкрошившийся сланец сдвинулся и в следующее мгновение осыпался. Он наблюдал за тем, как он переворачивается в воздухе, и плоские осколки парят, медленно приближаюсь к земле, видневшейся далеко внизу.
Он почувствовал, что сосна начала вырываться с корнями, и, охнув, оттолкнулся ногой, у которой еще была опора, и упал вперед.
Эспер нацелился на молодое деревце, растущее на узком уступе внизу. Он поймал его, но оно согнулось, как лук, он не удержался, и его снова выбросило в воздух. Размахивая руками, он попытался ухватиться хотя бы за что-нибудь. Но, казалось, что ему не суждено ни до чего дотянуться.
И тут он за что-то зацепился. Сначала у него возникло ощущение, будто он оказался в огромной паутине, потому что она провисла, приняв на себя его вес. Он несколько мгновений лежал, удивленно моргая и чувствуя, как его со всех сторон окружает пустота. У него над головой на двадцать королевских ярдов тянулся почти вертикальный склон, потрескавшиеся камни и выбоины которого заполнила земля, давшая жизнь жалкому леску. Еще выше сияло самое обычное голубое небо.
Примерно в четырех королевских ярдах выше появилось лицо Лешьи, устроившейся среди сосновых корней.
— Это было красиво, — заявила она. — Как же я хочу знать, что ты станешь делать дальше.
Эспер быстро огляделся по сторонам и понял, что он свалился в гамак из переплетенных ветвей дикого винограда. Прямо под ним упрямый лес уступал свои владения серой скале. Если ветки не выдержат, его ничто не спасет от падения на камни в ста ярдах внизу. Он даже не видел на дне пропасти реки, так что надежды упасть в воду тоже не было.
Эспер посмотрел назад, в ту сторону, откуда он упал. Они с Лешьей спускались вниз по желобу, выдолбленному водой, стекающей с плато. Не совсем отвесный, как остальные стены пропасти, он к тому же был завален каменными обломками, за которые они могли ухватиться, точнее, так им казалось сверху. Теперь же по мере того, как склон становился все круче, успех спуска начал вызывать у них сомнения. Складывалось ощущение, что серый камень значительно тверже, чем сланец наверху.
— Что ты оттуда видишь? — спросила Лешья.
— Желоб упирается в серую скалу и становится круче, — ответил он.
— Круче? — с сомнением спросила она. — Или совсем непроходимым?
— Круче. Доберись до самого глубокого места, там найдешь опору. Ниже начинается откос, как я и предполагал.
— Насколько ниже?
— Думаю, около тридцати королевских ярдов.
— Всего-то? Тридцать королевских ярдов, цепляясь пальцами рук и ног за трещины в камне?
— Если у тебя есть мысли получше…
— Есть. Давай вернемся и сразимся с ними.
Эспер ухватился за самую толстую лозу и осторожно сел. Естественная сеть заскрипела и провисла, и мимо него бесшумно пронеслись листья и кусочки сгнившего дерева. Затем он начал медленно подбираться к скале, заранее отчаянно проклиная все на свете, на тот случай, если ветки не выдержат и порвутся под ним.
Он добрался до стены и умудрился боком доползти до уступа, где несколько мгновений наслаждался ощущением того, что меж ду ним и манящей землей внизу появилось надежное препятствие.
Эспер повернулся, услышав едва различимый звук, и увидел Лешью на уступе чуть выше него.
— Как нога? — спросила она.
Неожиданно Эспер обнаружил, что задыхается, словно он бежал полдня. Сердце отчаянно билось в груди, а руки дрожали от усталости.
— Нормально, — ответил он.
— Давай, — сказала Лешья и протянула ему руку.
Она помогла ему забраться наверх, и они вместе уселись на уступе, вглядываясь в спуск, который им предстояло преодолеть.
— Хорошо еще, что нам не нужно по нему подниматься, — заметила Лешья.
— Дерьмо, — ответил Эспер, вытирая пот со лба.
Под другим углом все выглядело значительно лучше. Теперь он уже видел реку.
— Ты можешь добраться до склона, — проговорила Лешья, — но река…
— Угу, — проворчал он.
Река проложила себе путь вниз еще на сотню королевских ярдов. И, хотя Эспер не видел стену каньона со своей стороны, другая казалась гладкой, как шкура олененка.
— Нам нужна веревка. Длинная, — сказал он и оглянулся на виноградные ветки.
— Нет, — заявила Лешья.
Он ничего ей не ответил, потому что она была права. Вместо этого он принялся разглядывать пропасть в надежде увидеть что-нибудь, чего не заметил раньше.
— Ладно, давай доберемся до склона, — проговорила Лешья. — По крайней мере, там можно найти тихое местечко для ночлега. Может быть, там мы найдем путь к реке — или не найдем. Но если они не сообразят посмотреть вниз, мы некоторое время будем в безопасности.
— Угу, — подтвердил Эспер. — Ты говорила, что это дурацкая идея.
— Другой у нас не было, Эспер.
— Отсюда я, возможно, смог бы снова подняться наверх. А ты точно смогла бы.
— Нам там нечего делать, — ответила сефри. — Готов?
— Угу.
Они начали спускаться с уступа около полудня, а когда Эспер наконец повалился на каменистую землю, наступило время вечерней молитвы. Все мышцы у него дрожали, а легкие, казалось, были забиты песком. Он лежал в глубокой тени и смотрел на летучих мышей, мечущихся на фоне алого неба, прислушивался к звучащему все громче дружному хору лягушек и призрачным голосам козодоев. На мгновение у него возникло ощущение, что все нормально, и он сможет отдохнуть.
Звуки были правильные. И выглядело все, как должно было выглядеть. Но он чувствовал запах тления, окружавшего его со всех сторон. Все вокруг было отравлено и умирало.
Королевский лес наверняка уже умер, ведь его больше не охраняет Терновый король.
Ему следовало это раньше понять, следовало с самого начала помогать рогатому. А теперь уже слишком поздно, и каждый новый вдох казался зря потраченным временем и усилием.
Но неужели он ничего не в состоянии сделать, может быть, нужно кого-нибудь убить, чтобы все снова стало по-прежнему?
А еще есть Винна.
Он заставил себя подняться и, хромая, начал спускаться на следующий широкий уступ в конце склона, где Лешья искала безопасное место для лагеря.
В свете угасающего дня краем глаза он заметил кое-что еще. Быстрая тень, похожая на паука с четырьмя лапами, спускалась тем же путем, что проделали они.
— Дерьмо, — выругался он и вытащил свой кинжал, потому что лук и стрелы он аккуратно завернул и сбросил вниз перед самым сложным участком спуска. Они валялись примерно в десяти ярдах под ним.
Затем он постарался расслабить плечи и руку, державшую кинжал, и стал ждать.
Уттин неожиданно изменил направление движения, спрыгнув со скалы на верхушки маленьких тополей, которые спружинили под его тяжестью, словно в кошмарном сне повторяя недавний трюк, исполненный Эспером. Когда ветки выпрямились, уттин легко приземлился на склоне ниже него.
Эспер с облегчением выдохнул. Уттин его не заметил.
Но он тут же похолодел, когда увидел, что следующий прыжок приведет монстра прямо к Лешье.
— Лешья! — завопил он, выпрямится и помчался вниз по склону.
Он увидел, как она подняла голову, когда чудовище прыгнуло вперед, но у Эспера подвернулась нога, и он покатился вниз. Отчаянно ругаясь, он попытался восстановить равновесие и снова подняться на ноги, но мир вокруг него закружился в дикой пляске, и ему оставалось утешаться лишь тем, что он стремительно катится в нужном направлении.
Он налетел на ствол полусгнившего дерева и, задыхаясь, с трудом поднялся на ноги, надеясь, что не сломал ничего нового. Он услышал, как Лешья что-то крикнула, а когда ему удалось ее увидеть сквозь пелену, застилавшую глаза, обнаружил, что она прижалась спиной к дереву, чуть ниже него, и пытается натянуть тетиву лука. Уттина он сумел разглядеть, только когда проследил за безумным взглядом сефри.
Останки дерева, на которое он налетел, являлись частью кучи мусора, запрудившей реку, и Эспер находился наверху естественной дамбы.
Уттин оказался в двух королевских ярдах под ним, но в том, как он двигался, было что-то странное.
Эспер встал поудобнее, а потом прыгнул.
Точнее, упал.
Уттин стоял на всех четырех ногах, и Эспер приземлился прямо ему на спину. Лесничий обхватил его шею левой рукой, а ногами — широкое туловище, и ударил кинжалом в шею чудовища, но клинок соскользнул. Это не остановило Эспера, и он продолжал наносить ему все новые и новые удары. Он заметил, что из груди уттина торчит что-то красное, знакомое, только никак не мог сообразить, что это такое. А еще он обратил внимание на то, что у уттина нет задней ноги. И вокруг него словно сомкнулась ночь. Он отклонился назад, чтобы избежать удара бронированной головой чудовища в лицо, и почувствовал, что его оружие во что-то вонзилось. Возможно, в ухо. Зверь издал пронзительный вопль, и они неожиданно оказались в воздухе.
А в следующее мгновение рухнули на жесткую землю, Эспер уже и без того задыхался, но, еще крепче вцепившись в чудовище, продолжал наносить ему все новые и новые удары кинжалом.
А потом они снова начали падать, и на сей раз падение показалось ему бесконечным, пока уттин не зацепился за что-то, остановившее их полет, их тряхнуло так сильно, что Эспер разжал руку, державшую шею врага. Он думал, что уттин сбросит его на землю, но они снова понеслись вниз, и ему удалось обхватить чудовище за шею обеими руками.
Уттин снова за что-то зацепился, взвыл, опять полетел вниз, извиваясь в руках лесничего, точно гигантская змея. У Эспера затекли руки, и он их разжал. Он не успел ухватиться за шею уттина в очередной раз, когда что-то очень холодное с силой ударило в него.
— Лесничий.
Эспер открыл глаза, но ничего особенно интересного не увидел. Он не потерял сознания, когда упал, но сохранял его с трудом. Ему повезло, и он рухнул в реку там, где она была глубокой и относительно медленной. Судя по звукам, доносившимся сверху и снизу по течению, все могло быть значительно хуже.
Когда он выбрался на берег, его измученное тело наконец сдалось. Он быстро согрелся в лучах заходящего солнца, шелест леса баюкал его. Он сражался со сном, погружался в него и выплывал, и уже не знал, где находится, когда услышал голос:
— Лесничий, — проскрипел он.
Эспер сел. Ему уже довелось слышать, как разговаривают уттины, именно так, как сейчас. Но он не мог понять, как далеко он находится. Он мог быть в одном королевском ярде или в десяти. В любом случае, слишком близко.
— Maтушка посылает тебе привет, мэнниш.
Эспер молчал. Он потерял кинжал и был безоружен. Эспер понимал, что, как бы сильно не был ранен уттин, если он в состоянии двигаться, голыми руками с ним не справиться. Единственное, что он мог сделать, это замереть и надеяться, что зверь истечет кровью и умрет. Если же нет, утро, возможно, подарит ему шанс его прикончить.
Эспер услышал, как что-то скользит в кустах, и задал себе вопрос, видит ли уттин в темноте. Он надеялся, что нет, хотя большинство чудовищ обладают этой способностью.
— Матушка, — снова выдохнул голос.
Что-то защекотало шею Эсперу, как будто по нему ползало множество гусениц. Он не пошевелился, пока нечто исследовало его ухо, губы и, наконец, спустилось по подбородку на кожаную куртку.
Тишину нарушал лишь мягкий плеск воды в реке, и через некоторое время небо у него над головой начало сереть. Эспер медленно повернул голову, пытаясь в наступающем рассвете понять, где он оказался. Сначала он увидел реку, потом тростники, через которые он выбрался на берег, затем скалу на другом берегу, а вскоре из темноты выступили растущие неподалеку деревья.
Что-то большое упало у него за спиной, размахивая конечностями и ломая ветки. Он резко повернул голову и увидел ярко блеснувший предмет.
Предмет торчал из груди уттина, лежавшего в ярде от него. Оказывается, чудовище сидело прямо над ним.
Эспер сумел разглядеть, что предмет в груди уттина был кинжалом, и неожиданно вспомнил, как несколько месяцев назад во время сражения в дубовой роще в Данмро рыцарь держал в руках меч, сверкавший так же, как этот кинжал, меч, который мог пронзить почти все на свете.
Уттин не шевелился. Эспер осторожно наклонился вперед, бесшумно изменил положение своего тела и коснулся пальцами рукояти. Он ощутил диковинное покалывание и тепло, но ухватился покрепче и вытащил кинжал.
Кровь потоком хлынула из тела уттина, который резко открыл глаза, издал жуткий булькающий вопль, дернулся в сторону Эспера, но тут же замер, когда увидел у него в руках оружие.
— Нечестивая вещь, — сказал он.
— Кто бы говорил.
Уттин издал странное булькающее шипение, которое, наверное, было смехом.
— Твоя мать, Сарнвудская Колдунья — это она тебя послала? — спросил Эспер.
— Нет, нет. Матушка нас не посылала, нет.
— Но вы служите Фенду?
— Рыцарь Крови призывает нас, Мы приходим.
— Почему?
— Мы так устроены, — сказал уттин. — Мы такие, и все.
— А чего он хочет?
— Думаю, не того, чего хочет Матушка, — ответил он. — Другая цель. Но это не важно. Сегодня он хочет тебя. Сегодня тебя. — Он поднял голову и неожиданно издал оглушительный, вибрирующий вой. С диким криком Эспер бросился вперед и перерезал открывшееся горло с такой силой, что голова откинулась назад, точно сброшенный капюшон плаща. Кровь забила фонтаном из шеи, но через несколько мгновений остановилась.
Эспер попытался дышать ровнее и понять, ранил ли его уттин. Он не хотел отводить от него глаз, поэтому увидел, как у того снова открылся рот.
— Лесничий.
Эспер отшатнулся и снова поднял свое оружие. Голос был похож, но с иным тембром.
— Ты убил еще одного из моих детей.
— Сарнвудская Колдунья, — выдохнул он.
— Каждый из них — часть меня, — сказала она.
Он вспомнил ее лес и то, как чувствовал ее присутствие в каждой ветке и листке, как она придавливала его своим невидимым весом, чтобы он не смог пошевелиться.
— Он пытался меня убить, — возразил он.
— Придут другие, — проговорила она. — Они могут тебя убить. Но если они этого не сделают, ты должен сдержать данное обещание.
Эспер почувствовал, как его сковал ледяной холод. Несколько месяцев назад, чтобы спасти жизнь своих друзей, он заключил с ней сделку.
— Я не стану просить у тебя жизнь тех, кого ты любишь. И не попрошу пощадить моих детей.
— Я помню, что таков был наш уговор, — сказал Эспер.
«Она попросит мою жизнь», — неожиданно подумал Эспер. Но нет, это было бы слишком просто.
— Вот твоя миссия, — сказала она. — Ты возьмешь под свою защиту первого человека, которого встретишь. И отведешь его в долину, где нашел спящего Тернового короля.
— Почему?
— Объяснение не входит я условия нашей сделки, лесничий. Я выполнила свою часть договора; теперь пришло твое время.
Он вздохнул, пытаясь понять, что имела в виду колдунья. Лешья была права, он все равно собирался туда вернуться. Но что задумала Сарнвудская Колдунья?
Однако он дал слово, а она сдержала свое.
— Хорошо, я это сделаю, — сказал он.
— Да, сделаешь, — ответила она. Уттин, казалось, совсем обмяк, и с его губ слетел легкий вдох. — Если не умрешь…
Эспер уже слышал, как кто-то еще продирается сквозь деревья. Он заставил себя выпрямиться, чувствуя, как отчаянно дрожит все тело, и выставил перед собой оружие.
Его кровь пропитывает землю. Но душа его с Дрэгом.
Мюриель смотрела на залитые солнцем волны и спрашивала себя, что должна чувствовать. Вильям был хорошим человеком и справедливым королем. Он был не злой и не обижал ее, но редко бывал рядом. Любовницы отнимают много времени и сил. Но она все равно его любила и скорбела о нем. И даже сейчас помнила запах его одежды.
Элис взяла ее за руку, и ее прикосновение, наполненное искренним теплом и юностью, доставило ей удовольствие. Она посмотрела на двадцатилетнюю девушку, невероятно хорошенькую, с роскошными каштановыми волосами.
— Однажды ночью ко мне заявился Роберт, — сказала Мюриель. Когда я была одна. Тогда он считал, что ты умерла. Он был пьян и потому особенно жесток. Он рассказал мне, как умер Вильям.
— Он мог наврать, — заметила Элис.
— Мог, — не стала спорить Мюриель. — Но детали убедили меня, что он сказал правду.
Она сделала шаг, и они обе оказались на краю скалы. Мюриель смотрела на волны, разбивающиеся о ее подножие.
— Они устроили засаду, Вильяма ранили, и он упал с лошади. Роберт притащил его сюда, чтобы насладиться содеянным и сбросить его со скалы. Но Вильяму удалось разозлить его своими издевками и заставить наклониться, а потом Вил ударил его в самое сердце своим эшен дойфом. Именно так Роберт узнал, что не может умереть, — Она сжала ладонь своей подруги. — Зачем Роберту рассказывать про себя такие неприятные вещи?
— Роберт не слишком себя любит, — сказала Элис, и ее голос прозвучал так странно, что Мюриель повернулась к ней и увидела, что у нее по щекам текут слезы.
— Ты любила моего бедного мужа, — проговорила она.
— Не знаю, — призналась Элиа — Но мне его не хватает.
— Ну, по крайней мере, у него там есть Грэмми, — неожиданно ядовито заявила Мюриель.
— Мюриель…
— Молчи. Это в прошлом. По правде говоря, если бы я могла его вернуть, я бы не стала возражать против того, чтобы ты была его любовницей. По крайней мере, не так сильно, как раньше.
— Надеюсь, ваш новый муж будет думать то же самое, — весело проговорила Элис.
Мюриель обняла ее и повернулась к морю.
— Прощай, Вильям, — крикнула она, и они вместе вернулись к тем, кто их ждал.
Нейл наблюдал, как возвращаются две женщины, и вспомнил своих собственных призраков: Фастию, старшую дочь Мюриель, которая умерла у него на руках, и Эррен, наемную убийцу, прошедшую специальную подготовку в монастыре, охранявшую королеву, когда он с ней впервые встретился. Он любил первую и уважал вторую, и обе отправились в мир иной в тот же день, когда убили короля Вильяма.
Эррен и Мюриель были вместе так долго, что, увидев их впервые, он решил, что они сестры. Элис совсем другая. Во-первых, она была любовницей Вильяма. И совершенно неожиданно стала телохранительницей Мюриель, ее горничной и наперсницей. Кроме Мюриель, только он в их отряде знал, что Элис прошла подготовку в монастыре. Но в каком монастыре? Кто были ее наставники? Она отказывалась отвечать на эти вопросы.
— Я благодарю вас, Эрадал, за то, что согласились отклониться от нашего маршрута, — сказала Мюриель аркгрефту.
— Мы почти от него не отклонились, — ответил ханзеец и махнул рукой на северо-восток. — Старая Неанская дорога начинается сразу за холмами и через несколько колоколов приведет нас на Вителлианский Путь.
— Все равно я вам очень признательна.
— Вильям был хорошим человеком, — проговорил Эрадал. — Мы с ним часто спорили, но он мне все равно нравился. И очень жаль, что его нет, Мюриель.
Она улыбнулась натянутой улыбкой, которая, как уже знал Нейл, означала гневный крик.
— Спасибо, — поблагодарила она. — А теперь не будем больше задерживаться. В путь. Я ни за что не соглашусь пропустить пир, приготовленный, по вашим словам, для нас на постоялом дворе в Битенстате.
— И я не могу допустить, чтобы вы пропустили первый глоток ханзейского гостеприимства, — ответил герцог.
Улыбка Мюриель стала еще более напряженной и на сей раз она ничего не ответила.
И они двинулись в путь. Дорога вела их мимо полей, где полба и пшеница достигали такой высоты, что в них могла спрятаться целая армия наемных убийц. На холме Нейл заметил маленд, чьи четыре крыла вращались довольно быстро под порывами ветра, дующего с моря. Это был первый маленд, который он увидел с тех пор, как они покинули Новые Земли, где их использовали, чтобы не пускать воду в поэлены. Но что делает этот? И зачем он здесь?
Как и было обещано, через несколько колоколов они добрались до Вителлианского Пути, самой длинной дороги в мире. Его построила Гегемония тысячу лет назад, и он тянулся более чем на сто лиг от з’Ирбины в Вителлио до Кейтбаурга на севере.
Нейлу приходилось путешествовать по южной части дороги в он помнил, что она содержится в прекрасном состоянии, надежно охраняется и достаточно широка для того, чтобы могли разъехаться два экипажа.
Здесь же его глазам предстали всего две глубоких колеи, оставленных повозками, и по всему было видно, что древняя вителлианская дорога почти заброшена.
Женщины ехали верхом первый колокол, а затем пересели в экипаж, который предоставили ханзейцы.
Почему ханзейцев было только двадцать?
Нейл неожиданно заметил, что рядом с ним появился всадник.
— Сэр Нейл, я не знаю, помните ли вы меня, — обратился к нему молодой человек.
— Я знаю имена всех, кто входит в наш отряд, сэр Эдмон, — ответил Нейл. — Когда я увидел, что вы стали гвардейцем, я выбрал вас для выполнения этого задания.
— Но вы же меня почти не знаете, сэр Нейл.
— Вы сражались на моем левом фланге в битве ваэрда, — сказал Нейл — Мне не требуются долгие прогулки и разговоры в саду, чтобы узнать о человеке главное.
Юноша отчаянно покраснел.
— Это было мое первое сражение, — признался он. — Вы вдохновили меня на дела, на которые я даже в самых смелых мечтах не отваживался.
— Кем бы вы не были, это жило в вас до того, как вы со мной встретились, — ответил Нейл.
— Я ничего не знаю об этом, — сказал Эдмон и покачал головой.
— Ну… — протянул Нейл, пытаясь придумать ответ.
Дальше они ехали в молчании.
Они добрались до громадной крепости Нортвоч, когда солнце тонуло в перинах высоких западных облаков. Небо было голубым, но на землю проливался медно-красный свет, а белые стены замка и зеленые поля рождали такие невероятно красивые картины, что война казалась чем-то далеким и нереальным.
Однако крепость Нортвоч, несмотря на ее красоту, построили исключительно ради военных целей. Мощные стены в форме шестиконечной звезды давали возможность защищать внешнюю сторону каждой стены с внутренней стороны другой стены. Это была современная конструкция, и Нейл решил, что стенам не больше десяти лет. Другое дело внутренний форт — его четыре стены, опутанные ползучими растениями и выщербленные ветрами, украшали четыре приземистые башни. Очевидно, новое укрепление построили вокруг старого замка.
Их встречаю шесть всадников, четверо в доспехах цветов хозяина замка. Приблизившись, они обнажили головы, и самый старший из встречающих выехал вперед.
Дверь экипажа раскрылась, и Мюриель вышла наружу. Всадники спешились и опустились на колени.
— Я рада вас видеть, маркгрефт Джеффрисен, — сказала Мюриель. — Прошу вас, встаньте. Позвольте мне вас обнять.
На вид маркгрефту было по меньшей мере лет шестьдесят. Седые волосы коротко подстрижены, а глаза такого пронзительно голубого цвета, что просто диво.
— Ваше величество, — проговорил он, поднимаясь.
Мюриель подошла к нему и быстро обняла. Затем маркгрефт снова поклонился, на сей раз Эрадалу, уже с гораздо меньшим энтузиазмом.
— Милорд, — поздоровался с ним Эрадал.
— Я ожидал, что вы прибудете с другой стороны, — заметил Джеффрисен.
— Ну, если ты уезжаешь, приходится возвращаться, — заявил Эрадал.
— Не обязательно, — сказал Джеффрисен, и его губы искривила мимолетная злая усмешка.
— Лучше не сегодня, — ответил Эрадал и погрозил ему пальцем.
— Не сегодня, — не стал спорить маркгрефт. — Я буду рад принять вас в моем доме.
— Мы договорились переночевать в городе, — ответила Мюриель. — Но мы признательны за ваше приглашение.
— В городе? — удивленно переспросил Джеффрисен. — Не в Сатсчайлде?
— Когда мы доберемся до Сатсчайлда, будет слишком темно, да и время ужина давно пройдет, — объяснил Эрадал. — Нет, мы остановимся в Вексрозене.
— Он на ханзейской стороне.
— Наверное. А вы можете предложить нам более подходящее место для ночевки?
— Мой замок, — упрямо повторил маркгрефт.
— Я в надежных руках, маркгрефт, — заверила старика Мюриель. — Эрадал доставит меня в Кейтбаург, и я предоставляю ему право решать все проблемы, связанные с нашим путешествием.
— Уж лучше тогда позволить волку присматривать за поросятами, — вырвалось у маркгрефта. — Оставайтесь здесь, ваше величество, а завтра позвольте мне позаботиться о вашем благополучном возвращении домой.
Нейл напрягся и краем глаза взглянул на сэра Эдмона.
— Маркгрефт, это неслыханно, — мягко проговорила Мюриель. — Во-первых, я не поросенок.
— Ваше величество, в Сатсчайлде собралось большое войско. Они направляются на север.
— Достаточно, милорд, — сказала Мюриель. — Я рассчитываю насладиться вашим гостеприимством на обратном пути.
Джеффрисен покраснел, с трудом сглотнул и кивнут.
— Как прикажете, ваше светлость.
— Вот именно, — мягко сказала Мюриель.
Нейлу показалось, что он слышит, как расслабляются его мышцы. Проезжая мимо маркгрефта, он отсалютовал ему, но, немного подумав, догнал Эрадала.
— Сэр Нейл, — приветствовал его Эрадал.
— Милорд. Могу я с вами поговорить?
— Разумеется.
— Что имел в виду маркгрефт, когда сказал “на ханзейской стороне”?
— Понятно, значит, вы никогда не бывали в Битенстате?
— Нет, милорд.
— Ну, так вот он.
Они ехали по старому земляному валу, скорее всего, оставшемуся от древнего замка, но теперь Нейл уже смог разглядеть дома и лавки. Большинство из них лепились к дороге, но некоторые отодвинулись на приличное расстояние от нее. Дальше, примерно в трети лиги, он заметил башни другого замка.
— Эго Сатсчайлд, двойник Нортвоча, — пояснил Эрадал. — между ними проходит граница. Думаю, давным-давно существовало два города — выросших вокруг замков, но постепенно они слились. В конце концов, мельнику все равно, кто покупает его муку, а шлюхе — солдат какой страны она обслуживает.
— А как же во время войны?
— Войны здесь не было сто лет, — заметил Эрадал. — Но замки всегда окружены деревнями, которые первыми подвергать риску во время войны. — Он кивнул. — Это Южный рынок. Когда маркгрефту требуется пиво или ткани, скорее всего, он покупает их здесь. Но если он устраивает пир и ему нужен мед или сварбайер, за ними он отправит своих людей на Северный рынок.
— И границу никто не охраняет?
— А вы видите границу?
Нейл не видел — ни стен, ни пограничных столбов, ни застав, со сторожевым отрядом, чтобы отметить место, где Кротения превращается в Ханзу.
Наступил вечер, Южный рынок уже закрывался. Открытыми оставались только постоялые дворы и пивные, из которых доносилось веселое пение и плыли соблазнительные ароматы жарящегося мяса. Некоторые посетители, прихватив свои кружки, вышли на свежий воздух, стояли небольшими группками, смеялись и разговаривали. Многие выглядели, как фермеры, не успевшие снять своих пропотевших рубашек. Другие были одеты почище и побогаче, это, скорее всего, были купцы. Немногие женщины, которые попались ему на глаза, судя по всему, работали в пивных, а не выпивали вместе с мужчинами.
По мере того, как они приближались к центру городка, им стали попадаться более состоятельные люди. На улице перед тавернами стояли столы и стулья, над которыми висели фонари, разгоняющие ночную темень. Дома и лавки тоже стали роскошнее, в некоторых даже имелись застекленные окна. Дорога из глинистой превратилась в посыпанную гравием, а вскоре и вовсе в мощеную камнем. Довольно скоро они выехали на большую городскую площадь, в одном конце которой стояло величественное высокое здание с распахнутыми огромными дверями. Внутри звучала танцевальная музыка.
— Как раз вовремя, — заметил Эрадал.
Нейл поднял голову и увидел на небе первые звезды.
— Мы сюда направлялись?
— Вексрозен. Обещаю, вы найдете здесь лучшие в мире хлеб, масло, свинину и эль, — Он похлопал себя по круглому брюшку. — А я много где побывал.
— Даже лучше, чем в Кейтбаурге?
— Там все роскошнее, но не лучше. Слишком много сладкого.
— Мне представляется, что это не самое подходящее место для королевы, — понизив голос, проговорит Нейл — Здесь стишком много народа и шумно.
— Вильям останавливался тут несколько раз, — сообщил ему Эрадал. — Мюриель была с ним по меньшей мере однажды, и я не помню, чтобы она осталась недовольна.
Нейл почувствовал, как ему на плечо опустилась рука.
— Все чудесно, — сказала ему Мюриель.
— Ваше величество...
— Все, как я сказала Джеффрисену — мы находимся под покровительством маркгрефта.
— Да, ваше величество.
Они вошли в Вексрозен, и музыка тут же стихла, а все головы повернулись в их сторону.
— Приветствуйте ее величество королеву Мюриель громко сказал Эрадал.
К великому изумлению Нейла, помещение наполнилось радостными криками, и посетители таверны принялись размахивать кружками, приветствуя королеву.
Эрадал похлопал Нейла по плече и наклонился к его уху.
— В конце концов, они ведь не знают кто победит в войне, — заявил он.
— Конечно, не знают, — ответил Нейл, нахмурившись, потому что в их сторону покатилась какая-то волна движения, а пространство на танцплощадке расчистилось.
И на это свободное пространство вышел мужчина с коротко остриженными рыжими волосами и остроконечной бородкой. Он был в черной тунике, украшенной изображением льва и трех роз, с мечом в руке и шлеме.
У Нейла волосы встали дыбом, потому что он знал этого мужчину.
Он вздернул подбородок и обратился к Мюриель.
— Ваше величество, я сэр Аларик Вишилм из Готферы и ваш рыцарь, и у меня имеется незаконченное дело.
Энни обнаружила Казио в курятнике монастыря, где он подпрыгивал и делал выпады на утрамбованной земле. Куры, сбившиеся в кучу в дальнем конце двора, громко протестовали, но старались держаться подальше.
Он заметил ее не сразу, и Энни подождала немного, наблюдая за его изящными движениями. Если бы она не знала, скольких он убил благодаря быстрой и уверенной работе ног, она бы подумала, что он репетирует какой-то танец.
Она вспомнила, как увидела этот танец в первый раз, когда на нее напали двое вооруженных рыцарей в доспехах. Против столь могучих воинов у Казио не было ни одного шанса, однако, он встал между нею и ими, и с тех пор продолжал ее защищать.
Впрочем, не только ее, не так ли? Ведь там была еще и Остра.
Золотой цвет утреннего солнца вдруг померк и приобрел цвет меди.
«Он любовник Остры, но он мой слуга», — подумала она.
— Казио, — позвала она.
Он замер в середине движения, повернулся к ней и отсалютовал рапирой.
— Ваше величество, — приветствовал он ее.
На мгновение она задохнулась и почувствовала себя довольно глупо. А перед ее мысленным взором снова возникла ее попытка его соблазнить.
Она откашлялась.
— Мне сказали, что потребуется три дня, чтобы пройти посвященному пути Мамреса, а мне, как тебе известно, нужно срочно возвращаться в Эслен.
Казио кивнул, на его лице появилось странное выражение, но он ничего не сказал. Энни почувствовала скрытый протест в его позе. Он должен понимать, что она имеет в виду. Неужели ему нужно все разжевывать? Очевидно, да.
— Ты должен ступить на священный путь сегодня, — сказала она. — В течение часа.
Казио убрал меч в ножны.
— Сожалею, но я не хочу, — ответил он.
В его голосе не было ни капли сожаления.
— В каком смысле? — спросила она.
— Вы сказали, что я могу пройти по нему, если захочу, — пояснил он. — Я не хочу.
Наконец, как ей показалось, она поняла, что с ним происходит.
— Ты сердишься?
Он помолчал, затем посмотрел ей в глаза.
— Я оскорблен, — ответил он. — Моя рапира хоть раз вас подвела? Был хоть один раз, когда я не смог победить ваших врагов при помощи своего мастерства и силы?
— Вчера ты потерпел бы поражение, если бы я тебе не помогла.
«Ты потерпишь поражение, когда он придет. Ты умрешь; я видела тебя мертвым.»
Но она не могла сказать ему этого.
Казио отчаянно покраснел.
— Возможно, — не стал спорить он, а затем добавил: — Может быть, но я дессратор, ваше величество. Я не убийца и не обычный телохранитель, я — мастер. Вы дали бы певцу другой голос? А художнику — глаза?
— Если бы благодаря этому они начали создавать лучшие произведения — да.
— Но это уже были бы не их произведения, разве нет?
— Казио, с твоим мастерством и благословением святого Мамреса ты станешь неуязвимым.
— Я уже побеждал неуязвимых рыцарей. Их физические способности сделали их дураками.
— Но ты же не дурак.
— Я думаю, что, если у меня появится эта сила, я могу им стать.
— Казио…
— Ваше величество, какой бы дар не сулил мне священный путь, я не хочу его, он мне не нужен.
— Но он нужен мне, Казио. Для тебя. Извини, если я уязвила твою гордость. Ты, вне всякого сомнения, величайший фехтовальщик, какого я когда-либо знала. Но я хочу, чтобы ты стал еще могущественнее. Как еще ты сможешь защищать меня от будущих опасностей? Как сумеешь сам остаться в живых?
— Так же, как и всегда. С помощью моего клинка и моего ума.
— Этого сейчас недостаточно, — мягко проговорила она.
— Если вам нужен другой телохранитель…
С самого начала их разговора что-то тяжелое и неприятное наполняло все ее существо, мешая дышать. Энни потрясла его неспособность услышать ее доводы. Неожиданно она вздрогнула и почувствовала на щеках слезы.
— Казио, — с трудом выговорила она. — Не будь таким эгоистом. Ты мне нужен. С даром и благословением Мамреса. Неужели так плохо получить силу святого? Что в этом дурного?
Он сделал шаг к ней.
— Не плачьте.
— Я сержусь, — вскричала она. — Иногда, когда я сержусь, я плачу. Так что пойми правильно мои слезы. Я тебе предлагаю нечто… ты ведь не боишься?
— Боюсь?
— Священного пути. Может, ты боишься умереть?
— Вы называете меня трусом? — спросил он, приподняв бровь.
— Десять гвардейцев сейчас, пока мы с тобой разговариваем, проходят священный путь. Трое из них уже мертвы.
— Это ужасно.
— Просто они оказались недостойными, Казио. В отличие от тебя. Клянусь святыми, если кто-то и достоин пройти путем Мамреса, так это ты.
— Кто умер, ваше величество?
— Я же тебе сказала. Несколько гвардейцев.
— Кто именно? Как их звали?
Его слова ударили в Энни, прогнав гнев. У нее подогнулись колени, и она вдруг почувствовала себя опустошенной. Она ухватилась рукой за стену, но не смогла устоять, и в следующее мгновение поняла, что лежит на земле.
Что с ней происходит?
Но Казио уже был рядом и обнимал ее. От него пахло чистотой и одновременно потом, и это ее удивило.
— Простите, — сказал он.
— Нет, — с трудом проговорила она. — Мне следовало знать так ведь? Знать, кто умер. Я не понимаю, что со мной происходит, Казио?
— Многое происходит, — ответил Казио. — И у вас полно забот.
— Я чувствую… извини, что попросила тебя пройти по священному пути, Казио. Мне очень жаль. Просто я не вынесу, если ты умрешь.
— Я хочу, чтобы вы поняли… — начал он.
Неожиданно все встало на свои места, и Энни чуть не вскрикнула от понимания происходящего.
— Нет, молчи, — сказала она, уже зная, что должна сделать. — Мы больше не будем об этом говорить. — Она похлопала его по плечу. — Ты можешь меня отпустить, — сказала она. — Со мной все хорошо. Собирай вещи. В полдень мы отправляемся в Эслен. Мне пора стать настоящей королевой.
Казио бросил взгляд через плечо на монастырь. Кроме гвардейцев, проходивших по священному пути, они оставили в нем гарнизон, около двухсот человек, потому что Церковь наверняка попытается вернуть его.
Он взглянул на Энни. Ее лицо было сосредоточено и обильно напудрено. Он не имел ни малейшего представления, о чем она думает.
Если честно, он не очень понимал, о чем он сам думает. Сначала неожиданный поцелуй, затем ее просьба, чтобы он сделал себя неуязвимым.
Когда-то все было очень просто. Он поклялся защищать двух девушек, и благодаря науке его наставника з’Акатто ему это удавалось. Но с тех пор, как Энни вернулась в свое королевство и окружила себя рыцарями, лордами и сефри, он чувствовал себя не так уверенно. Он нашел свое место в качестве ее телохранителя, и ему казалось, что он относительно неплохо справляется с этой задачей.
Но, похоже, она думала иначе. Его слова потрясли ее так сильно, что она забрала назад свою просьбу… но сначала она ее произнесла.
Он снова оглянулся назад. Может, ему все-таки следовало ее выполнить?
Но от одной только мысли об этом ему становилось тошно.
Они ехали весь день по берегу Ведьмы и остановились на ночлег в Тор Авере, маленьком замке сразу за границей леса. Они провели здесь несколько ночей, когда готовили нападение на монастырь, и рыцарь, им владевший, приготовил для них пир. Весьма приличный, хотя за время своих странствий Казио сделал открытие: хорошие повара в этой части света страшная редкость. Мясо было тяжелым, жирным, часто вареным, а не жареным, и редко с подходящим соусом. Хлеб зернистый и невкусный, никаких фруктов, и повсюду — от места к месту, и от трапезы к трапезе — наводящий тоску одинаковый сыр. Разумеется, при дворе еда была лучше и разнообразнее, но он ничтожно мало времени проводил при дворе.
Вино по большей части было слишком сладким, особенно белое, и до сих пор ему не попадались пиво или мед, которые ему понравились бы и отдавали на вкус плесневелым хлебом или медвежьей мочой. Впрочем, он не пробовал медвежью мочу. А с другой стороны, теперь в этом не было никакой необходимости.
Ужин в замке сэра Роберта не отличался от всех остальных, но Казио сумел набить желудок без особого отвращения. Ему не особенно хотелось разговаривать, и потому он наблюдал за Энни, пытаясь угадать ее настроение. Он знал ее почти год и видел в самых разных обстоятельствах, но она ни разу так сильно не менялась, как за эти последние несколько дней.
Впрочем, она казалась спокойной, болтала с сэром Робертом и его гостями. Гнев и раскаяние, охватившие ее утром, похоже, прошли.
Поэтому, чувствуя, как в желудке отвратительно плещи сладкое вино, Казио извинился, отправился в отведенную ему комнату и лег, жалея, что ему не довелось выпить вина получше и не только об этом.
Он почти уснул, когда скрипнула дверь. Моргая, он разглядел при свете свечи лицо Энни и, вздрогнув от чувства вины, понял, что одно из его желаний исполнилось. Он открыл рот, чтобы попытаться объяснить ей, что он не может… но слова застряли в горле.
— Казио?
— Ваше величество.
— Сейчас просто Энни, — сказала она.
— А, — выдавил из себя Казио. — Энни.
Как же спокойно он раньше произносил ее имя.
— Не волнуйся, — сказала она. — Я пришла не за тем, чтобы еще раз подвергнуть испытанию твою добродетель. Могу я войти?
— Конечно.
Он все еще был одет, но у него почему-то возникло ощущение что ему следует прикрыться.
Она вошла в комнату, сделала еще полшага и остановилась.
— Я была не права, когда попросила тебя пройти по священному пути, Казио. Я хотела сказать тебе, что я это понимаю. Вокруг меня столько людей, которых я почти не знаю, и почти никого кому я доверяю. Сегодня ты доказал мне, что я могу доверить тебе защищать меня, даже от меня самой.
— Я рад, что ты понимаешь.
Энни кивнула, в ее глазах появилось странное выражение, и она тихонько откашлялась.
— Итак, — сказала она, — мне нужно, чтобы ты отправился в Данмро.
Казио заморгал, решив, что он чего-то не понял. У него еще время от времени возникали проблемы с языком королевского двора.
— Данмро.
— Да, я хочу, чтобы ты отвел туда отряд и организовал там гарнизон, который будет защищать священный путь. И чтобы ты им командовал.
— Я не понимаю, — проговорил Казио. — Я не командир, а всего лишь фехтовальщик.
— Ты фехтовальщик, которому я доверяю, — пояснила она.
— Доверяешь охранять тебя, — сказал он.
— У меня есть сефри, — напомнила ему она. — И гвардейцы.
— Рыцари Мамреса.
— Двое или трое из них, возможно, будут стоить тебя одного, — сказала Энни. — Но мне придется довольствоваться этим.
— Мне это не кажется разумным, — сказал он.
Неужели она старается его устыдить и таким способом заставить пройти по священному пути?
— Это всего лишь на время, — сказала Энни. — Я знаю, ты будешь скучать по Остре, но я отправлю ее к тебе. Я понимаю, что ты хочешь меня охранять, но, как друга, я прошу тебя выполнить мою просьбу.
Казио попытался что-то сказать, но в груди у него все сжалось. Это было похоже на атаку из ниоткуда, и он не мог ее парировать.
— Ты не передумаешь?
— Казио, — мягко проговорила она, — ты не мой подданный. Все, что ты когда-либо для меня делал, ты делал по собственному желанию. Я не приказываю тебе, я прошу. — Она вздохнула и за крыла глаза. — Меня посетило видение. Ты нужен мне именно там.
Ее глаза долго оставались закрытыми, и он изучал ее лицо, думая о том, каким знакомым оно стало и каким одновременно чужим. Как он вообще здесь оказался? Разве ему не следует вернуться в Вителлио, загорать на солнышке на каком-нибудь патио, соблазнять девушек и драться на дуэлях? Охранять ее одно дело, но война… его ли это война? Заботит ли его эта война, если Энни и Остра оставить за скобками?
Он не знал.
Но он кивнул, когда она открыла глаза.
— Хорошо, — вздохнув, сказал он — Я сделаю то, что ты просишь.
Произнеся эти слова, Казио почувствовал, как внутри у него что-то сжалось, и понял, что еще никогда в своей жизни не соглашался на нечто, казавшееся ему таким неправильным.
Стивен проснулся от парализующего страха, крик замер у него в горле. Невидимые существа наполняли темноту, а краем глаза он увидел вспышку ослепительно яркого красного света. Он не мог на него смотреть, потому что знал: что бы это не было, оно так ужасно, что его сердце остановится, стоит ему на него взглянуть.
Он почувствовал, что его глаза наполняются слезами, и снова попытался закричать — но не смог.
Затем свет неожиданно исчез, и его тело свела судорога. Он принялся махать руками на темные существа, и, наконец, сумел закричать.
Что-то схватило его за руки, ему удалось выдавить из себя еще один сдавленный вопль, и он одновременно попытался отбиться, от того, кто на него напал.
— Стивен! Стивен!
Сначала он не узнал голос, но неожиданно схватившие его пальцы разжались.
— Почему? — услышал он собственный крик.
— Стивен, это Черная Мэри, тебе приснился кошмар! Ты понимаешь? Это я, Землэ, Это я.
— Землэ?
— Это я, мельди, сказала она уже мягче, произнеся слово, которым называла его в постели. Это всего лишь я. Ты метался во сне.
— Где мы?
— В нашей постели, — ответила она. — Подожди, дай я зажгу лампу.
Мгновение спустя появились черты лица, и темнота отступила.
Но это было не лицо Землэ.
Когда он снова проснулся, все лампы и свечи в комнате были зажжены. Землэ сидела на кровати рядом с ним, и на лице у нее застыла тревога.
— Что? — пробормотал он.
— Ну, по крайней мере, ты на меня больше не кричишь, — сказала она.
— Это была не ты, — попытался объяснить он.
— Значит, к тебе вернулась Черная Мэри?
Стивен кивнул, ничего не понимая. Землэ протянула ему чашку с чем-то, пахнущим мятой.
— Корень святого Вейлана и сифтрас, — объяснила она. — Настой прогонит кошмары.
Он кивнул и сделал глоток.
— Со мной что-то не так, — пробормотал он.
— Всем снятся плохие сны.
Стивен покачал головой.
— Помнишь, что я увидел в скриптории в Демстеде? Лицо в пламени?
Она неохотно кивнула.
— А, помнишь, как кто-то — или что-то — прошло через нашу комнату некоторое время назад?
Она нахмурилась.
— Мельде, это тоже могло тебе присниться, — ласково проговорила она.
— Я кое-что написал чужим почерком, — сказал Стивен, понимая, что его слова звучат, как слова безумца. — Это было предупреждение о том самом существе, о чем-то злом, появившемся в горах.
— Как ты думаешь, кто тебя о нем предупредил?
— Каурон, — ответил Стивен. — Я думаю, он помогал мне и раньше, по дороге сюда. Возможно, и до этого. А кошмары — они и прежде мне снились.
— Я знаю, — сказала Землэ. — Но теперь они приходят все чаще.
Почти каждую ночь. Хотя обычно не бывают такими яростными.
Он кивнул и сделал еще глоток чая, и тут кое-что заметил.
— Что с твоим лицом? — спросил он.
Она отвернулась, но недостаточно быстро, и он успел заметить на ее щеке красное пятно, которое к утру станет синим.
— Это я сделал? — спросил он.
— Ты не нарочно.
— Это не оправдание! — вскричал он. — Святые, Землэ, я тебя ударил!
— Ты был в шоке. И не узнал меня.
— Это… — Он потянулся к ней. — Извини, — проговорил он.
Он боялся, что она от него отшатнется, но она позволила ему прикоснуться к своему лицу.
— Я знаю, — сказала она. — Поверь мне, если бы я думала, что ты сделал это специально, я бы тебе все сказала — уж можешь не сомневаться. — Она мимолетно дотронулась до его руки. А теперь поведай-ка мне про то, что произошло сегодня.
— Я нашел дневник.
— Дневник Виргеньи Отважной? — в ее голосе появились пронзительные нотки.
— Да.
— Где?
— Он стоят на полке вместе с другими книгами. Я думал, что он должен быть спрятан в каком-нибудь тайном месте, и совершенно случайно на него наткнулся.
— Тебе повезло.
Он покачал головой.
— Не думаю, что дело в моем везении. Мне кажется, меня к нему привели. Я начал его читать, а когда остановился, обнаружил, что я что-то писал.
— И это было предупреждение о том, что в горах появится зло?
— Да. И еще, что я не должен никому рассказывать про дневник.
— А ты это только что сделал, — заметила Землэ.
— Ну, да. Но если я не могу тебе доверять...
Конец фразы застрял у него в горле.
— Что? — тихо спросила Землэ. — Ты боишься, что совершил ошибку?
Стивен мгновение не сводил с нее глаз, затем встал и принялся расхаживать по комнате, сцепив руки за спиной.
Возможно, он действительно совершил ошибку.
— Стивен, поговори со мной.
Он повернутся.
— Когда мы впервые встретились, ты сказала, что жила в монастыре. Причем в монастыре, не признанном Церковью.
— И ты мне не поверил.
— Теперь верю. Расскажи о нем.
На ее лице появилось смущенное выражение.
— За все время ты меня ни разу о нем не спросил. Почему сейчас?
— Почему сейчас? Хороший вопрос. Ты уговорила меня сюда прийти. Ни одна женщина никогда не выказывала ко мне никакого интереса, а ты поцеловала меня в первую ночь, когда мы познакомились. Звучит не стишком убедительно, не так ли?
— Прекрати, Стивен, — предупредила она его. — это не тот путь. Подумай. Почему ты вдруг так на меня разозлился?
— Я не разозлится, — заявил он — Но ты не в первый раз целовала мужчину, чтобы…
— Остановись прямо сейчас, — прервала его она — Ты не хочешь этого говорить.
«Ты спала с Хесперо», — попытался продолжить он в мысленно, но какая-то часть его знала, что она права, и потому он промолчал.
— Извини, — сказал он.
— До некоторой степени ты прав, — проговорила она, кивнув. — Я стремилась завоевать твое доверие. Но я поцеловала тебя, потому что хотела. Возможна кто-то и раньше находил тебя привлекательным, но, скорее всего, ты был слишком неопытен, чтобы это заметить. Я смелее многих женщин, Стивен. И всегда получаю то, что мне нравится.
Он сел на табурет и провел ладонью по глазам.
— Я знаю, — сказал он. — Знаю. Я уже сказал тебе, что со мной не все в порядке. — Он взглянул на нее и увидел на щеке слезу.
— Послушай, — вздохнув, проговорил он. — Когда мы встретились, тебя все это сильно интересовало. Возможно, я тебе нравился, но у тебя была какая-то цель. И ты действовала не в одиночку, Землэ. Мне нужно знать, кому ты служишь. Если начинать следует не с монастыря…
— С монастыря, — перебила его она. — Начинать следует именно оттуда.
— Итак, я тебя слушаю.
Она стерла со щеки слезу и закуталась в одеяло, как в плащ.
— Это был монастырь святой Виргеньи Отважной.
— Виргеньи Отважной?
— Да.
— Продолжай.
— Ты ведь знаешь, что Виргенья Отважная открыла тайну могущества седосов и использовала его, чтобы победить скаслоев. Тебе известно, что она правила первым Королевством Людей, но однажды ушла и не вернулась.
— Все это знают.
— Легче всего начать отсюда, Стивен, потому что именно с этого момента история, которую рассказывает монастырь, отличается от официальной версии твоей Церкви. Они утверждают, что она оставила трон своему мужу, а он основал Церковь и стал первым Фратексом Призмо. Его звали Ниро Пром.
— Ты считаешь иначе?
— Орден, к которому я принадлежу, считает иначе. По нашему учению, у святой Виргеньи Отважной был совет, который назывался вхатти, состоявший из четырех женщин и двух мужчин. Когда она исчезла, она оставила страну в их руках. В течение полувека большинство верховных постов в Церкви занимали женщины.
— Ревестури рассказали мне такую же историю, — проговорил Стивен. — Только они упомянули одну женщину-правительницу чьи полномочия походили на полномочия Фратекса.
— Все было именно так. Когда вхатти, наконец, понял, что святая Виргенья Отважная не вернется, они выбрали Матер Призма, потому что Виргенья внушила им, что во главе Церкви должна стоять женщина.
— Почему женщина?
Землэ нахмурилась.
— Я не знаю. Сестры считали, что женщины правят более милосердно, но я не помню ни одного текста, в котором говорилось бы об этом. Ты не нашел ничего такого в дневнике?
— Я так далеко не добрался. Она еще девочка, рабыня скаслоя.
— Как ты мог удержаться и не дочитать до конца?
— Там все зашифровано, и шифр постоянно меняется. Кроме того, я не хочу ничего пропустить.
— Читай быстрее.
— Разумеется. Но продолжай свою историю.
— Это не устраивало некоторых амбициозных мужчин, но старшее поколение уважало завет Виргеньи. Однако Матер Призма выбрали женщину, которая была всего лишь любовницей влиятельного сакритора по имени Ирджомен. Вскоре она умерла — скорее всего, ее убили — и он взял себе титул Фратекс Призмо. Вхатти возражали, и разразилась война, но Ирджомен планировал свой переворот очень тщательно, верных воле Виргенья убили, мужчины, члены вхатти, перешли на сторону Фратекса, а женщины бежали. Остальных женщин лишили всех влиятельных постов, и монастыри, где они прежде проходили обучение, превратились в их темницы. Часть монастырей сохранило верность заветам Виргеньи, их уничтожили, или им пришлось прятаться. Мой принадлежит к их числу.
— И твоя задача вернуть женщинам власть в Церкви?
— Нет. Церковь безнадежно извращена. Наша цель наблюдать за наследниками Виргенья Отважной, пока не появится следующая Истинная Королева, женщина, которая возродит Церковь, изменит мир и наведет всюду порядок.
— Энни Отважная?
— Так считают в моем монастыре. Когда появится трон седоса, она должна будет взять власть в свои руки и править страной.
— А какое это все имеет отношение ко мне?
— Предполагается, что ты найдешь трон, — ответила она — Ее трон. И помешаешь ему захватить его.
— Ему? Кому? Рыцарю Крови? Лорду-демону, о котором ты говорила раньше?
— Велни твой главный враг, Стивен. Он хочет уничтожить весь мир, и все живое в нем. Но есть еще один враг, человек, который потребует трон себе.
— Хесперо.
— Я так думаю, — ответила она.
— Фенд сказал, что он нашел Хесперо, и отправился за ним. Если это правда, нам больше не нужно будет из-за него волноваться. Однако если он врет, если он собрался объединиться с ним.
— Если бы он собирался с ним объединиться, почему он не сделал этого несколько месяцев назад вместо того, чтобы вступить с ним в сражение?
— Может быть, им было нужно, чтобы я нашел дневник. Или сражение являлось отвлекающим маневром, чтобы я почувствовал себя в безопасности, если мне отведена важная роль. Возможно, Фенд совершенно безумен. Это меня нисколько не удивило бы.
— Или, как гласят некоторые легенды, Рыцарь Крови твой верный слуга и союзник, — сказала она.
— Он именно так и утверждает, — кивнув, проговорил Стивен. — Существо в горах… предположим, это Велни? А что, если он пробрался сюда, наблюдает за всем и выжидает?
Землэ побледнела.
— Я об этом не подумала. Я так долго считала все это сказочным пророчеством, чем-то древним и далеким. Мысленно я рисовала себе Велни драконом, окутанным языками пламени и черной тенью, а не вором, тайно пробравшимся сюда. Ни в одной легенде не говорится о том, как он выглядит, — Она потерла лоб. — О, святые, это возможно, не так ли?
— Да, — ответил Стивен и потянулся к своей одежде.
— Ты куда собрался?
— Почитаю дневник. Виргенья Отважная нашла это место. Она прошла священным путем, по которому я тоже должен пройти. Посмотрим, что она нам расскажет.
У РАБОВ ЕСТЬ ТАЙНЫ. И ЭТОТ ШИФР ОДНА ИЗ НИХ. ВИЛЛ И Я ПРИДУМАЛИ ЕГО, ЧТОБЫ ПИСАТЬ ДРУГ ДРУГУ. ХОЗЯИН ВИЛЛА ДЕЛАЕТ СВИНЦОВУЮ БУМАГУ, А ОН ПРИ НОСИТ ЕЕ МНЕ.
ХОЗЯИН ВИЛЛА ПРИВЕЛ ЕГО СЮДА, КОГДА МНЕ БЫЛО ДВЕНАДЦАТЬ, ТАК СКАЗАЛ МОЙ ОТЕЦ. ОНИ ПОМЕСТИЛИ НАС В ОДНУ КОМНАТУ, И МЫ ПОНЯЛИ, ЧТО ДОЛЖНЫ СДЕЛАТЬ. ХОЗЯЕВА ЗА НАМИ НАБЛЮДАЛИ, НО ОНИ НЕ СЛЫШАЛИ, КОГДА ВИЛЛ ПРОШЕПТАЛ МНЕ, ЧТО ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. ОН ОЧЕНЬ ТИХО РАССКАЗАЛ МНЕ, ЧТО НАШИ ОТЦЫ ХОРОШО ЗНАЛИ ДРУГ ДРУГА, И ГДЕ ОН ЖИВЕТ. ЭТО ПОМОГЛО МНЕ ЗАБЫТЬ О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИЛО, И О СВОЕМ СТРАХЕ. А ПОТОМ Я СОВСЕМ НЕ БОЯЛАСЬ. Я С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДАЛА НАШИХ РАЗГОВОРОВ ШЕПОТОМ. СЛОВНО МОЕ ТЕЛО ТАМ ВОВСЕ НЕ ПРИСУТСТВОВАЛО. ВИЛЛ НАЧАЛ УЧИТЬ МЕНЯ ТАЙНОМУ ЯЗЫКУ РАБОВ, ЖИВУЩИХ В ЕГО КРЕПОСТИ, И Я ПИШУ НА НЕМ СВОИ ПИСЬМА. КОГДА МЫ ВСТРЕЧАЕМСЯ, МЫ ПЕРЕДАЕМ ДРУГ ДРУГУ ЗАПИСКИ. В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ Я УВИЖУ ЕГО В ПОЛНОЛУНИЕ.
В ЭТОМ МЕСЯЦЕ У МЕНЯ НЕ БЫЛО КРОВИ, И ВИЛЛ НЕ ПРИШЕЛ. ХОЗЯИН СКАЗАЛ, ЧТО У МЕНЯ БУДЕТ МЛАДЕНЕЦ. ДОМАШНИЕ СЛУГИ РАССКАЗАЛИ МНЕ, ЧТО МНОГИЕ ЖЕНЩИНЫ УМИРАЮТ, КОГДА ЭТО ПРОИСХОДИТ. Я НЕ ХОЧУ УМЕРЕТЬ, НО МЕНЯ ЧАСТО ТОШНИТ. МОЙ ОТЕЦ СКАЗАЛ, ЧТО МЫ ИЗБАВЛЯЕМСЯ ОТ ХОЗЯЕВ, КОГДА УМИРАЕМ. ИНТЕРЕСНО, ПРАВДА ЛИ ЭТО.
Я СНОВА ВИДЕЛА ВИЛЛА. ОНИ ГНАЛИ ЕГО ВМЕСТЕ С ЕЩЕ ПЯТЬЮДЕСЯТЬЮ РАБАМИ, ХОЗЯЕВА СИДЕЛИ НА КОЛЕСНИЦАХ. ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ ИЗ РАБОВ ПАДАЛ, ЕГО РЕЗАЛИ НОЖАМИ НА КУСКИ. ВИЛЛ БЕЖАЛ ОЧЕНЬ БЫСТРО; ОНИ ЕГО НЕ ДОГНАЛИ. МОЙ ХОЗЯИН ПОСАДИЛ МЕНЯ НА ЦЕПЬ НА НОСУ СВОЕЙ ЛЕТУЧЕЙ БАРЖИ, ЧТОБЫ Я НА НЕГО СМОТРЕЛА, И Я НЕ ХОТЕЛА ОТВОРАЧИВАТЬСЯ. ОНИ БЕЖАЛИ ДВА ДНЯ, БЕЗ СНА И ЕДЫ. К КОНЦУ ВТОРОГО ДНЯ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ТРОЕ, И ОДНИМ ИЗ НИХ БЫЛ ВИЛЛ. Я ТАК ИМ ГОРДИЛАСЬ. ГОРДИЛАСЬ ТЕМ, ЧТО У МЕНЯ В ЖИВОТЕ ЕГО ДОЧЬ.
ПРОШЛО ШЕСТЬ ЛУН. У МЕНЯ ОГРОМНЫЙ ЖИВОТ, И ХОЗЯИН ОТВЕЗ МЕНЯ В ГОРНУЮ КРЕПОСТЬ, ГДЕ Я ДОЛЖНА ПРОВЕСТИ ОСТАТОК СВОЕЙ БЕРЕМЕННОСТИ. ЭТО ТРАДИЦИЯ, ПРИШЕДШАЯ С ДРЕВНИХ ВРЕМЕН, КОГДА ХОЗЯЕВА ЕЩЕ МОГЛИ ИМЕТЬ ДЕТЕЙ. РАНЬШЕ Я НЕ ВИДЕЛА ГОР, И ОЧЕНЬ ИХ ПОЛЮБИЛА. ОНИ НАВЕВАЮТ НЕОБЫЧНЫЕ, ПРИЯТНЫЕ МЫСЛИ. А ЕЩЕ В КРЕПОСТИ ЕСТЬ ЧТО-ТО СТРАННОЕ, ОНО НАХОДИТСЯ ГДЕ-ТО ГЛУБОКО ПОД НЕЙ. В ЖИВОТЕ У МЕНЯ ВСЕ СЖИМАЕТСЯ, А ИНОГДА СТАНОВИТСЯ ОЧЕНЬ СТРАШНО.
ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ МНЕ ПРИСНИЛСЯ СОН, БУДТО Я ГОРА, МОИ НОГИ ВЫСВОБОДИЛИСЬ ИЗ ЗЕМЛИ, И Я ПОШЛА, ТОПЧА ВСЕ НА СВОЕМ ПУТИ. ХОЗЯИНА Я ТОЖЕ РАСТОПТАЛА. КОГДА Я ПРОСНУЛАСЬ, Я ИСПУГАЛАСЬ, ЧТО ОН УЗНАЕТ ПРО МОЙ СОН И НАКАЖЕТ МЕНЯ, НО ОН НЕ УЗНАЛ. РАНЬШЕ МНЕ ВСЕГДА КАЗАЛОСЬ, ЧТО ОН УМЕЕТ ВИДЕТЬ МОИ СНЫ. НО ЭТОТ БЫЛ ДРУГИМ. ДУМАЮ, ГОРА НАУЧИЛА МЕНЯ, КАК ВИДЕТЬ СНЫ ВТАЙНЕ ОТ МОЕГО ХОЗЯИНА. ХОРОШО БЫ.
МНЕ БЫЛО БОЛЬНО, КАК МЕНЯ И ПРЕДУПРЕЖДАЛИ. БЫЛО ТАК БОЛЬНО, ЧТО ДАЖЕ ПРЕДСТАВИТЬ ТАКОЕ НЕВОЗМОЖНО. А ЕЩЕ МНОГО КРОВИ. ВСЕ ВОКРУГ МЕНЯ ПОТЕМНЕЛО, Я РЕШИЛА, ЧТО УМЕРЛА И ОКАЗАЛАСЬ В КАКОМ-ТО НЕЗНАКОМОМ МЕСТЕ. ТАМ БЫЛО ДВЕ РЕКИ, ЯРКАЯ СИНЕ-ЗЕЛЕНАЯ И ЧЕРНАЯ. Я СТОЯЛА В ОБЕИХ, И БЫЛА ВЫСОКОЙ, КАК ГОРА. Я БЫЛА УЖАСНА.
А ПОТОМ Я ПРОСНУЛАСЬ И УВИДЕЛА СВОЮ ДОЧЬ, И, НАКОНЕЦ, ПОНЯЛА, ЧТО ИМЕЛ В ВИДУ МОЙ ОТЕЦ, КОГДА ПРОИЗНОСИЛ СЛОВО ЛЮБОВЬ.
Я НЕ СТАНУ ПИСАТЬ, ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ. НЕ СТАНУ. ЭТО СВЕРШИЛОСЬ.
Но я их убью. Я убью их всех.
Стивен вскрикнул и отдернул пальцы, почувствовав, что лист вдруг стал обжигающе горячим. Ослепительная ненависть, какой он никогда в жизни не встречал, опалила его, наполнив все его существо, такая безграничная, что он закричал. В тот момент, когда его охватила эта ярость, он краем глаза заметил какое-то движение. Он резко повернулся и увидел клубящийся, мечущийся мрак, словно черное масло вылили в воду, а еще нечто, похожее на тень. Он не хотел на нее смотреть и отвернулся, а когда снова заставил себя взглянуть в ту сторону, все исчезло.
Гнев исчез так же быстро, как возник, а на его место пришел страх. Стивен долго сидел, не в силах унять дрожь, а его разум упорно отказывался сказать ему, что он должен делать. Где это существо? Неужели оно по-прежнему здесь, на расстоянии вытянутой руки, прячется прямо в воздухе и готовится нанести удар?
— Тебе не нужно бояться, — прошептал голос. — Тебе больше никогда не нужно бояться.
— Заткнись, — пробормотал Стивен, потирая дрожащие руки.
Ему потребовалось много времени, чтобы встать, а когда это ему удалось, у него возникло ощущение, будто его тело стало легким, как пушинка, и его вот-вот унесет ветер.
Он принялся перебирать пластинки дневника, пока не нашел то, что искал.
Через некоторое время он услышал легкий шорох, и увидел Землэ, которая наблюдала за ним, стоя на лестнице.
— Что случилось? — спросила она.
Он закрыл глаза.
— Достаточно, — сказал он. — Достаточно.
— Что?
— Позови Эдрека. Я вступлю на священный путь. Сегодня вечером.
Эспер поудобнее перехватил кинжал и облизнул сухие губы. Он слышал — или ему показалось, что слышал — как кто-то пробирается сквозь густой лес внизу, но сейчас он различал лишь плеск воды в реке и поскрипывание ветвей на ветру.
И тут у себя за спиной он уловил едва различимый шорох ткани, коснувшейся дерева, и резко развернулся к подкравшемуся врагу.
И обнаружил, что смотрит в фиалковые глаза Лешьи.
— Дерьмо, — проворчал он, без сил прислонившись к шероховатому стволу ивы.
— Я спустилась более длинным путем, — объяснила она.
— Угу.
Она взглянула на труп уттина.
— Ты жив, — проговорила она.
— Угу.
— Я прожила длинную жизнь, Эспер Белый, и побывала в самых разных местах. Но таких, как ты, друг мой, на свете просто нет, — Она покачала головой. — Есть какие-нибудь открытые раны, которыми следует заняться? Сломанные кости?
— Вроде нет.
— Неподалеку отсюда я приметила скалистый навес, где можно укрыться. Пойдем, посмотрим.
Он устаю кивнул.
Эспер поморщился, когда ее пальцы коснулись кожи на ноге, но, похоже, с ногой было все нормально, только мышцы болели, как после долгого похода.
— Ну, ты не сломал ее снова, — заметила Лешья.
— Наверное, Грим меня любит, — сказал он.
— Если он кого-нибудь и любит, так это тебя, — ответила она. — Снимай-ка рубашку.
У него было такое ощущение, что он не в состоянии даже руки поднять, но она рывком стащила с него рубашку, и он почувствовал резкую боль в боку.
— Тебе нужно помыться, — заявила она.
— Сефри слишком много моются, — ответил он. — Очень нездоровая привычка.
— Зато от нас хорошо пахнет, — возразила она.
На самом деле, от нее пахло потом и кожей, и это было прекрасно.
— А вот и рана, где может начаться заражение, — проговорила она.
Эспер посмотрел вниз и увидел рваную, но не слишком глубокую рану у себя на боку. Кровь запеклась, и рубашка присохла к коже, вот почему он почувствовал резкую боль, когда Лешья сорвала ее с него.
Он сделал несколько глубоких вдохов и постарался расслабиться, пока она промывала рану водой, а потом наложила на нее какую-то мазь, которую достала из своего мешка.
— Ты спас мне жизнь, — сказала она, и ее голос показался ему на удивление нежным.
— Угу. А ты мне, и не раз.
— Ты имеешь большее значение. Эспер. Тебя положено спасать.
Не отдавая себе отчета, он схватил ее за руку.
— Тебя тоже, — сказал он.
Ее удивленный взгляд встретился с его взглядом и замер, он ощутил легкий толчок, и уже в следующее мгновение смотрел в самый густой лес в мире, войти куда еще более невозможно, чем в Сарнвуд, и намного труднее его покинуть. Он почувствовал, что потерпел поражение, и был счастлив от этого, счастлив вернуться домой.
Он несколько мгновений видел дорогу, ведущую в этот лес, а потом деревья сомкнулись, Лешья убрала руку, и он понял, что, если бы она просто сжала его ладонь, он бы наделал глупостей.
«Дерьмо, — подумал он. Он думает о женщинах даже в такие сложные времена? — О двоих? Ему что, семнадцать?»
— Не думаю, что нам хватит времени, — проговорил он. — Уттин сказал, что его послал Фенд. Если Фенд возглавляет головорезов наверху…
— Получается, он Рыцарь Крови.
— Да, но я не знаю, что это дерьмо значит.
— Обещаю, я тебе расскажу. Но сейчас нам нужно уходить. И очень тихо.
— Скоро? — спросил он.
— Скоро.
Ущелье вскоре стало таким узким, что теперь они почти все время шли по склонам. Нога у Эспера болела даже с новым костылем, который ему сделала Лешья, а по мере того, как тропинка все больше и больше уходила вниз, у него начали ныть колени.
В душе он был уверен, что рано или поздно снова станет прежним собой, но сейчас у него появились сомнения. Уже миновала его сороковая зима, а если что-нибудь ломается в таком возрасте, оно совсем не обязательно со временем становится таким, как было.
Наконец они вышли к круто уходящему вниз мелководью, окруженному со всех сторон скалами.
— Придется промокнуть, — сказала Лешья.
Они спустились вниз, в основном сидя и упираясь ногами в камни. Приближалась зима, вода в горной речке была холодной и, когда они проделали всего треть пути, тело у Эспера онемело. А через некоторое время, примерно на полпути, сапог соскользнул, его подхватило течение и понесло, пока он, в конце концов, не зацепился за сук.
Небо здесь казалось таким бездонным, в нем гордо реяли белохвостые орлы, верхушки деревьев, растущих на краю ущелья, с интересом поглядывали на него.
«Здесь лес еще живой, — подумал Эспер. — Несмотря на чудовищ. Зачем мне возвращаться в Королевский лес, где все умерло? Почему бы не остаться тут, сражаться, умереть, смешаться с землей?»
Только когда что-то ударило его по лицу, он сообразил, что ему в рот и легкие попала вода. Его тело все поняло, и он закашлялся, стараясь избавиться от нее.
— Вставай, — велела ему Лешья. — С тобой еще не покончено, Эспер Белый.
Они проделали остаток пути вниз, и он снова прокашлялся, освобождая легкие от воды.
— Дерьмо, — слабым голосом выругался он.
— Ты должен мне лучше помогать, Эспер, — сказала Лешья. — И больше стараться.
— Дерьмо на тебя, — пробурчал он, и ему вдруг захотелось ее прикончить только за то, что она видит его в таком состоянии.
Большего унижения он даже представить себе не мог.
По крайней мере, до сих пор. Но теперь перед его мысленным взором возникали самые разные картинки, когда он думал о надвигающейся старости. Впрочем, у него есть Винна, еще достаточно молодая, чтобы иметь детей, переворачивать его и менять под ним испачканные простыни…
Он встал, опираясь на костыль, а потом отшвырнул его в сторону.
— Пошли, — сказал он.
Ущелье постепенно стало шире и превратилось в симпатичную, заросшую папоротниками долину, где они наконец согрелись в лучах солнца. Стрекозы летали над водой и растущими по берегу осокой и хвощами. Змеи и черепахи лениво отползали с нагретых мест, когда они проходили мимо. Скалы сменились лесистыми холмами, и вскоре болотистая почва превратилась в сухую землю.
Тут и там появлялись признаки присутствия человека. Кое-где в лесу виднелись старые вырубки, и они прошли мимо нескольких охотничьих домиков. В воздухе витал запах конского навоза.
Эспер чувствовал, как его пронизывает холодок ожидания он пытался представить себе, кого же имела в виду Сарнвудская Колдунья.
Они неуклонно двигались на юг и к наступлению темноты услышали лай собак и почувствовали запах дыма. Вскоре они увидели на холмах на некотором расстоянии от реки огороженный двор и большой дом, построенный из кипарисовых досок.
К облегчению Эспера, Лешья махнула рукой, показывая, они должны обойти дом и идти вверх по склону холма, за которым деревья постепенно уступали место выгону. На небе начали появляться первые звезды, хотя солнце еще не совсем скрылось за горой, с которой они только что спустились. Эспер вдруг понял, что он то и дело оглядывается назад, и один раз ему показалось, что он уловил какое-то движение. Сначала он решил, что это летучая мышь, но тут же сообразил, что неправильно оценил расстояние — если это и была летучая мышь, то очень большая.
Неожиданно он почувствовал себя зайцем на открытой равнине.
— Эй, — позвала его Лешья, и он обнаружил, что она смотрю на какое-то существо, скрывшееся в тенях.
— Как ты думаешь, что это такое?
— Понятия не имею. Но знаешь, пожалуй, было бы неплохо сегодня поспать под крышей.
— Вернемся к тому дому?
— Нет. Это зимний выпас. Дальше встретим что-нибудь более подходящее.
Прежде, чем окончательно спустилась ночь и землю окутал непроглядный мрак, выяснилось, что она права. Они обнаружили маленькую землянку, которая оказалась в прекрасном состояния. В ней даже имелся запас дров, котелок, бочонок с чем-то похожим на овес и немного вяленого мяса. Паутина указывала на то, что все это осталось с прошлого года.
Они не стали разводить огонь, поэтому овес остался в своем бочонке, но устоять против сушеного мяса они не смогли, хотя понимали, что это попахивает воровством.
— Рыцарь Крови, — проговорил Эспер, устроившись на соломенном тюфяке и натянув на ноги потрепанное старое одеяло.
— Да, — подтвердила она.
Он совсем не видел ее в темноте.
— И где ты нашла свой колдовской нож?
— Это проще, — проговорила она — Я нашла его на теле мертвеца в горах. Он служил Хесперо.
— А где они их берут?
— В древних тайниках, — сказала она. — Когда-то их было очень много.
— Когда твой народ правил миром.
— Когда нас победил твой народ, — ответила она — Волшебное оружие было выковано людьми. Виргенья Отважная узнала, как это сделать. Скаслои не стали бы использовать такое оружие.
— Почему?
— Потому что оно берет свою силу у седосов. Скаслои не желают иметь с ними ничего общего.
— Почему?
Лешья вздохнула.
— Ты ведь знаешь, что мы ничего не записываем, мы, сефри. Но нам дарована длинная жизнь. С тех пор, как вы обрели свободу, у вас сменилось семьдесят поколений. Но моя мать родилась четыреста лет назад, а ее мать — за шестьсот лет до этого. Три поколения назад…
— Да, вы были скаслоями.
— Поэтому наша память лучше вашей. Но есть вещи, которых мы не знаем. Некоторые факты наши наставники сознательно не стали передавать следующим поколениям, а про другие, возможно, лгали. Ты должен понимать то, что я собираюсь тебе рассказать, может оказаться неправдой.
— Ты не забыла, что я вырос с сефри? Мне хорошо известна их склонность к вранью.
— Мы не смогли бы выжить на протяжении всех этих веков без таланта притворства. Если бы про нас узнали правду — если бы мэнниши поняли, кто мы на самом деле — нас бы всех прикончили.
— Да уж, можешь не сомневаться, — не стал спорить Эспер.
— Итак, вот что я хотела тебе рассказать когда-то мои предки использовали могущество седосов. Потом они поняли, что за все надо платить. Всякий раз, когда они прибегали к их помощи, оставался ядовитый след. Скверна со временем накапливается, знаешь, как дохлая рыба в реке, и все живое начинает умирать. Однажды умерло почти все, и мои предки поняли, что это действие силы седосов. Они поклялись никогда больше не иметь никаких дел с седосами.
— Но считается, что скаслои сами демоны и наделены способностью к необычайному и очень сильному колдовству.
— Да, скаслои владели колдовством. Они обнаружили другой источник силы, не обладавшим дурными свойствами седосов. Но к тому времени мир превратился в пустыню. Они нашли путь за пределы земель судьбы, и оттуда привезли новые растения, чтобы снова сделать мир зеленым. И животных, а потом и твой народ.
— Чтобы сделать нас рабами.
— Сначала они использовали людей, как домашних любимцев. Диковинных и необычных. А потом, да, они превратили их в рабов.
— И так продолжалось до тех пор, пока домашние любимцы не узнали о могуществе седосов.
— Совершенно верно.
Неожиданно Эсперу в голову пришла новая мысль.
— Значит, чудовища, черные шипы и все, что уничтожило мир — это из-за использования силы седосов?
— Да. Ты рассказал мне про дикую свинью, которую видел в Сарнвуде, и что она произвела на свет греффина. Седмари рождаются от обычных животных, отравленных силой седоса. Кое-кто утверждают, что они являются тенями существ, живших на земле до того, как она погибла, что это древняя жизнь, пытающаяся пробиться сквозь новую, но пропитанная ядом седосов.
Он снова вспомнил Сарнвуд и диковинные растения в самом его сердце.
— Мы не знаем, кто она такая, Сарнвудская Колдунья, но она очень, очень древняя. Возможно, древнее моей собственной расы.
— Она из старого леса. Того самого, который уничтожил твой народ, и на месте которого вырос мой лес.
— Может быть, — осторожно проговорила Лешья. — Как я уже сказала, я про нее почти ничего не знаю.
— А чего она хочет?
— Нам это неизвестно.
Эспер кивнул, но у него появилось предчувствие, что он знает ответ на свои собственный вопрос.
— А какое все это имеет отношение к Фенду?
— Это уже другая легенда, точнее, пророчество. Существует… что-то вроде времен года, длиннее, чем те, которые ты знаешь, они тянутся сотни и тысячи лет. Силы мира — мы называем их троны — набирают могущество и теряют его со сменой этих времен года. Когда Виргенья Отважная обнаружила силу седоса, он был силен. Но со временем ослабел, и другие троны тоже, в результате началась Война Колдунов, и в мире воцарился хаос. Сейчас седос вновь обретает могучий дух, какого не было еще никогда. Говорят, что тот, кто будет контролировать трон седоса на пике его силы, сможет навсегда покорить другие троны и положить конец длинной, медленной смене времен года.
— А эти другие силы — или троны — что они собой представляют?
— Их три. Седосы, о которых мы с тобой говорим. Второй — это способность к чародейству и волшебству, как называют это твои соплеменники, этот трон рождается из глубокой пропасти, разверзшейся под миром, и делает невозможное возможным, а определенное неопределенным. Он может превратить огонь, льющийся с небес, в дождь или сделать так, что вода не замерзнет даже в самый лютый мороз. Он объединяет противоположности и разъединяет то, что должно быть вместе. Именно этим троном, названным нами Ксес, воспользовались скаслои, а после них колдуны.
— А третья сила?
— Ее ты ощущаешь в своем теле каждый день своей жизни, Эспер Белый. Создание и разложение. Смерть и рождение. Сила, которая превращает жизнь в прах, а прах в жизнь. Мы назвали этот трон Вен.
— Трон Тернового короля.
— Теперь нет, — тихо сказала она.
Потому что Фенд его убил. Зачем он это сделал?
— Старейшины утверждают, что троном Ксес владеет существо, известное нам под именем Велни, демон. Говорят, что Рыцарь Крови его слуга. Он враг повелителей других тронов.
— Значит, теперь, когда он убил Тернового короля, он займется троном седоса. А кому он принадлежит?
— Никому. Церковь пользовалась силой седоса, но трон оставался пустым со времен Виргеньи Отважной. Однако скоро это изменится. И то, что сейчас происходит, тому доказательство.
— Но Терновый король сражался с силой седосов.
— Естественно. Она уничтожала его лес.
— А трон Ксес — нет, что ли? Получается, что он и этот ваш Велни должны быть союзниками и выступить против трона седоса, когда он появится. В таком случае, зачем убивать Тернового короля сейчас?
— Именно сейчас, потому что Велни хочет завладеть всеми тремя тронами.
— Понятно, — пробормотал Эспер, потирая лоб.
Он жалел, что не видит лица Лешьи, хотя знал, что все равно не поймет, обманывает ли она его.
— И ты не знаешь, до какой степени это все чушь собачья, — сказал он, наконец.
— На самом деле, не знаю, — ответила она. — Ты спросил, и я рассказала тебе все, что мне известно. Я тебе никогда не лгала, верно?
— Ты все это знала и не рассказала мне раньше — это тоже вранье, по моим представлениям, — проговорил он.
— Чтобы рассказать все это раньше, я должна была бы открыть тебе, кто такие на самом деле сефри. И тогда ты вообще не стал бы меня слушать. Но теперь Фенд раскрыл нашу тайну, к тому же мы столько времени провели вместе…
— Ты решила, что я буду более доверчивым.
— Я не просила тебя мне верить, — резко сказала она.
— Точно, не просила, — проворчал он. — Значит, Фенд охотится на меня, потому что он служит Велни и боится, что Терновый король мог мне что-то рассказать.
— Либо по этой причине, либо Фенд использует свои возможности, чтобы свершить личную месть. Ты же лишил его одного глаза.
— Да, мы друг друга не слишком любим, — не стал спорить Эспер. — Совсем не любим.
— Есть еще вопросы? — спросила Лешья, и в ее голосе появилось напряжение.
— Есть, — сказал он. — Ты надеешься, что Терновый король мне что-то сказал. Что?
Она кивнула и на мгновение замолчала.
— Мы создали Тернового короля, — сказала она, наконец.
— Что?!
— Скаслои. Ксес и трон седоса существовали еще до начала известной мне истории. Возможно, мы их сотворили, или какая-то более древняя раса, но мы считаем, что они были созданы.
— Мне казалось, что святые сотворили седос.
— Не те святые, которым поклоняется твой народ. Точнее мы просто не знаем. Но Вен — сущность жизни и смерти — находился во всем, и у него не было трона, который можно контролировать. Когда мы вернули мир с порога смерти, скаслои решили, что Вен нуждается в своем собственном хранителе. И они создали Тернового короля, точнее, Венкерд, сердце жизни, а из него уже появился на свет Терновый король.
— И ты надеешься, что он мне сказал, где находится это место?
— А он сказал?
— Нет.
Но неожиданно Эспер понял, что он знает.
Лешья увидела новое выражение, появившееся у него на лице.
— Ты там был. Вот почему ты хочешь вернуться. Не только за тем, чтобы там умереть.
— Это всего лишь ощущение, — сказал Эспер.
— Естественно. Какая я дура. Не карту же он тебе дал.
— Но он мертв. Что мы можем теперь сделать?
— Без его защиты все умрет. Но если он возродится, может быть, у нас появится шанс.
— Ты считаешь, что это возможно?
— Я не знаю. Но это уже кое-что, верно?
— В таком случае, почему ты не спешила уйти из нашего убежища?
— Я считаю, что ты ключ к тому, что может произойти, и я не хотела, чтобы ты умер, прежде чем ты поймешь, куда нужно идти, я боялась, что ты не вынесешь путешествия, если мы отправимся стишком рано.
— Ну, мне нужно все это переварить, — сказал он.
— Прекрасно. Кто будет первым стоять на часах — я или ты?
— Я.
Лешья больше ничего не сказала, и Эспер услышал шорох, когда она начала устраиваться. Неожиданно он почувствовал себя отупевшим и переполненным всем, что узнал. Он прислушался к ее дыханию.
— Спасибо, — сказал он. — Я не всегда такой, как сейчас. Но я люблю, когда все просто.
— Я знаю, — ответила она.
Эспер вышел наружу и увидел, что звезды усыпали небо, а луна едва заметно, призрачно сияла на западе. Он разглядывал небо, пытаясь разглядеть темную тень на фоне созвездий, прислушивался, надеясь уловить малейший отзвук опасности.
Аттивары были верхом. Если они останутся на лошадях, им придется снова подняться наверх, покинуть перевал и добираться сюда окружным путем. Они окажутся далеко позади, но если он видел какое-то летающее чудовище…
Но теперь он ничего не увидел и не услышал, и потому выпустил на свободу свои мысли. Завтра они выберутся отсюда и выйдут в речную долину Белой Ведьмы. Если он прав, и они находятся там, где он думает, еще пара дней, и они окажутся около Хаймета, где он оставил Винну и Эхока.
Но если он тащит за собой банду чудовищ… неужели это именно то, что он хочет сделать?
А чего он хочет?
Впрочем, это ведь не имеет никакого значения. Потому что он должен сделать то, что ему велела Сарнвудская Колдунья.
Он не рассказал об этом Лешье. Почему?
У него не было ответов на эти вопросы, и, если они были у звезд и ветра, они ничего ему не сказали. Так прошла его стража, а потом он лег спать.
На следующее утро они с Лешьей миновали Стремнины, цепляясь за тонкие ветки деревьев, растущих вдоль берега, чтобы их никто не заметил, и думая каждый о своем. Но к полудню они вышли на последний склон, и Эспер успел заметить вдалеке Ведьму, прежде чем они вошли под спасительные кроны деревьев в небольшом лесочке. Растительности здесь было совсем мало, множество деревьев срублено и повсюду следы мэннишей. Но все равно тут они смогли спрятаться от неба, по крайней мере, на время.
Однако примерно через один колокол все звуки вокруг них стихли — все птицы, даже сойки — и у них над головами пронеслась тень. Эспер поднял голову и увидел очень большое чудовище.
— Дерьмо, — выругался он.
Они спрятались за кустами и стали ждать, когда тень вернется, но вместо этого Эспер услышал пронзительный крик. Не отдавая себе отчета, он вдруг побежал, спрашивая себя, что заставило его сорваться с места.
— Эспер! — крикнула Лешья, но он не обратил на нее внимания.
Он перепрыгнут через несколько давно сваленных стволов, выскочил на поляну, и увидел чудовище с блестящими черно-зелеными крыльями, летевшее к земле, выставив перед собой когти. Но в этот жуткий момент не летучая тварь привлекла его внимание. Он увидел Винну с широко раскрытыми от ужаса глазами, которая с трудом поднялась на ноги рядом с упавшей лошадью и выставила перед собой нож.
Она стояла к нему боком, и потому он сразу увидел ее округлившийся живот.
Ханзейский рыцарь шагнул вперед, и Нейлу пришлось сделал над собой усилие, чтобы не положить руку на эфес Боевого Пса. В комнате воцарилась тишина, куда более глубокая, чем молчание перед радостными воплями, приветствовавшими королеву.
— Сэр Аларик, — проговорил Нейл. — Мы с вами действительно уже встречались. Но я не помню, чтобы между нами остались незаконченные дела.
— Неужели? Постоялый двор “Лунная рыба” в доках Зелена?
— Я помню, — ответил Нейл. — Я был оруженосцем сэра Файла, и он послал меня пригласить вас на обед. Вы отказались.
— Вы меня оскорбили. Поскольку вы были всего лишь оруженосцем, честь запрещала мне вызвать вас на дуэль. Теперь ваше положение изменилось.
«Это не помешало тебе послать трех оруженосцев с приказом устроить мне засаду в конюшне», — вспомнил Нейл, но решил промолчать.
Но прежде, чем он успел ответить, вмешался Эрадал.
— Сэр Аларик, этот человек входит в состав дипломатической миссии и, таким образом, является гостем нашего короля. И вы будете обращаться с ним со всем уважением, которого требует его положение. Если у вас есть к нему претензии, вы сможете предъявить их позже.
— Я не стану нападать на него прямо сейчас и здесь, — ответил рыцарь Вишилм. — Но в древнем кодексе ничего не сказано про то, что он не может добровольно принять мой вызов. В мире нет такого закона, который вынуждал бы мужчину прятаться за женскими юбками и красивыми словами вместо того, чтобы сразиться, как истинный рыцарь. Возможно, в Кротении другие обычаи, но я склонен думать, что даже там рыцарь — это рыцарь.
Его слова встретил одобрительный шепот и несколько громких возгласов.
Нейл вздохнул.
— Сэр Нейл, — прошептала Мюриель на лирском языке.
— Слишком поздно, — ответил он ей на том же языке. — Я не могу отказаться.
— Конечно же, можете, — сказала она. — Ваши ранения…
— Не имеют никакого значения, ваше величество. Разве вы не понимаете? Дело не в нападках на меня. Он оскорбил Кротению и вас. Если мы покажем свою слабость здесь, мы будем слабы и перед Маркомиром. У меня нет выбора.
— Чушь. Мы покажем им, что не собираемся отклоняться от нашей цели. Вы плохо разбираетесь в политике, сэр Нейл.
— Возможно, но я воин, ваше величество. Я знаю рыцарей и хорошо знаю Ханзу.
— Что говорит ваша маменька, сэр рыцарь? — крикнул сэр Аларик, и все громко рассмеялись.
Мюриель наградила его гневным взглядом.
— Вы дурно воспитаны, сэр, — ответила она. — Вы — грубое животное. Вам удалось испортить великолепный вечер, причем самым грубым образом.
— Я обратился к вашему рыцарю с благородным предложением, ваше величество, — заявил он. — Чего нельзя сказать про моих несчастных оруженосцев, которых он прикончил из засады. Если я не могу с ним сразиться, как еще мне получить удовлетворение?
Нейлу показалось, что Мюриель замерла на мгновение.
— О, вы вполне можете с ним сразиться, — проговорила она. — Я всего лишь просила его сохранить вам жизнь.
Рыцарь с удивлением приподнял одну бровь, а потом улыбнулся. Но Нейл кое-что увидел в его глазах. Похоже, беспокойство.
«Он думал, что я откажусь, — сообразил Нейл. — Он не хочет со мной сражаться.»
— Подождем, когда взойдет солнце? — спросил он. — Или вы предпочитаете устроить поединок прямо сейчас?
— Меня устраивает утро, — ответил Аларик. — На траве. Верхом или нет?
— Ваш выбор, — сказал Нейл. — Мне все равно.
Аларик мгновение стоял, не шевелясь.
— Что-нибудь еще? — спросила Мюриель.
— Нет, ваше величество, — ответил рыцарь из Вилшима.
Затем он неловко поклонился и скрылся в толпе. Снова заиграла музыка, и остаток вечера заполнили пиво, еда и песни.
Нейл встал с постели после того, как пробило полночь. Он надел кожаную куртку, взял Боевого Пса, спустился в большой зал и вышел через него на темную улицу. Он поудобнее взял меч и сделал несколько выпадов, стараясь не морщиться от боли в руке и чувствуя, какой она стала слабой. Стрела поразила его сверху, повредив кость и мышцы, и даже после того, как ее наконечник извлекли, его целую девятидневку трясла лихорадка.
На пробу он переложил меч в левую руку, но стало еще хуже, мышцы предплечья свело от боли. Туда ему угодило копье, а вражеский меч перерезал одно из сухожилий. Судя по всему, оно неправильно срослось.
Краем глаза он уловил движение и обнаружил силуэт человека, наблюдавшего за ним. Его не удивило, когда, присмотревшись, он увидел, что тень имеет уже знакомый ему горб.
— Добрый вечер, Эвервульф аф Гастенмарка, — сказал Нейл. — Снова явился сделать грязную работу за своего господина?
Он не видел лица, но голова отрицательно качнулась.
— Мне невероятно стыдно, — проворчал мужчина. — Той ночью вы преподали мне урок. Вы могли меня убить, но сохранили мне жизнь.
— Ну, смерть тебе не грозила, — заметил Нейл.
— Да, и опасность одержать над вами победу тоже, — заявил его собеседник. — Даже с помощью моих друзей.
— Мне повезло.
— О, нет. Я там был. И кто же не слышал о сражении при Торнрате? Вы прикончили множество наших воинов, и одним из них был Слаутвульф Тварейсон. Вам удалось добиться невероятной славы за очень короткое время.
— Это все в прошлом, Эвервульф. Теперь тебе не о чем волноваться.
— Как раз есть о чем. Милорд послал нас за вами, чтобы наказать вас и бросить вызов сэру Файлу де Лири, понимаете? Когда вы нас побили, двое ушли от него в поисках более благородного господина. Именно это унижение мучает его сейчас сильнее всего, и оно же заставило вызвать вас на дуэль, несмотря на ваши ранения.
— А с чего он взял, что я ранен?
— Сражение за ваэрд стало знаменитым, сэр Нейл. Говорят, что вы получили шесть страшных ран и пролежали в постели три месяца. Но дело не в этом, сэр Нейл. Вы не могли окончательно поправиться.
— Мог, если на самом деле не получил шесть страшных ран, — ответил он.
— Его оруженосцы за вами наблюдали. Неужели вы действительно думаете, что он решился бы вступить с вами в схватку, если бы не знал, что вы еще не поправились?
— Я думаю, он рассчитывал, что я откажусь сражаться, и сейчас он совсем не уверен в том, что я вообще был ранен.
— Да, думаю, тут вы правы. Он боится. Но он бросил вам вызов при большом стечении народа. Он будет сражаться.
— И нет никакого способа его остановить?
— Нет.
— Значит, дуэль состоится.
— Ходят слухи, что ваши ноги в порядке, — проговорил Эвервульф, понизив голос. — И что самые тяжелые ранения вы получили в плечо и руку. На вашем месте я бы сражался на земле. Быстрые ноги могут спасти медленную руку, а мне известно, что у вас сильные ноги.
— Спасибо, — поблагодарил его Нейл.
— Да снизойдет на вас благословение Анзуса, — ответил Эвервульф, сделав шаг назад.
Он помедлил немного, затем повернулся и быстро зашагал прочь.
— Да, это было интересно, — послышался из темноты другой голос, на сей раз женский.
Кровь быстрее побежала по жилам Нейла, и он поднял клинок, потому что не сразу узнал голос.
— Леди Берри, проговорил он мгновение спустя.
— Вы можете называть меня Элис, — мягко проговорила она.
— Вы все слышали? — спросил он.
— Да.
— Разве вы не должны охранять королеву?
— А я ее охраняю, — не стала спорить она.
— Тем, что следите за мной?
— Прежде всего, я считаю, что ей не следовало ввязываться в эту пустую затею, — сказала Берри. — К тому же, взяв вас с собой, она совершила ошибку. Наша миссия еще в самом начале, а вы уже подвергаете ее опасности тем, что вы тот, кто вы есть. Каждый рыцарь между этим городком и Кетбаургом имеет с вами счеты.
— Я знаю, — ответил Нейл.
— В таком случае, остановитесь прямо сейчас. Признайтесь в том, что вы ранены, и откажитесь от поединка.
— Невозможно, — сказал он. — Потому что именно этого хочет сэр Аларик.
— Да. И я тоже.
— Такова воля королевы?
— Нет. В ее жилах течет та же горячая кровь островитян, что и в ваших, и вам удалось ее убедить. Мне кажется, она уверена, что вы победите.
— А вы — нет?
— Вы едва можете пошевелить рукой с мечом. И даже от самого простого усилия начинаете задыхаться.
— Ну, в таком случае, я потерплю поражение, — заявил Нейл. — Это лучше, чем отказаться от поединка.
— Вы не свой собственный, вы ее рыцарь. Если вы вступите и схватку и проиграете, это ослабит ее позиции. Если откажетесь сражаться, все поймут, что королева твердо решила выполнить миссию, с которой она направляется к Маркомиру, и что ее ничто не отвлечет от задуманного, и что вы ей подчиняетесь.
— Если она мне прикажет, я откажусь сражаться.
— Она не прикажет.
— Не прикажет, потому что вы ошибаетесь, — ответил Нейл.
— Любое мое действие, кроме согласия на поединок и победы в нем, ослабит ее позиции. Поэтому я буду сражаться и одержу верх.
— Гениально, — язвительно заявила Берри.
Нейл решил, что это не требует ответа, и она вздохнула.
— Ладно. Человек, с которым вы только что разговаривали — он хотел помочь? Если бы вы действительно решили сражаться на земле, разве тогда Вишилим не понял бы, что у вас проблемы с рукой?
— Возможно. Но я не думаю, что Эвервульф явился сюда, чтобы заманить меня в ловушку.
— В таком случае, зачем?
— Чтобы помириться со мной и попрощаться.
— Вы еще можете это остановить, — пробормотала Элис.
Мюриель рассеянно кивнула. Солнце пробивалось сквозь утреннюю дымку, окутывая ярким сиянием кроны тополей и елей, растущих на границе зеленого поля, расположенного за восточной окраиной города. На самом деле, оно не было по-настоящему зеленым, а представляло собой большую земляную площадку, вытоптанную лошадьми, солдатами, проходящими обучение, детьми, играющими здесь в самые разные игры, а также разъезженную телегами. Тут и там попадались клочки травы, но Мюриель считала, что вернее было бы назвать поле бурым, а не зеленым.
Мест для сидения предусмотрено не было, только ей принесли стул. Остальные зрители — а, похоже, здесь собрался весь город — стояли или сидели на корточках по периметру, с нетерпением ожидая начала схватки. Вишилим уже был на поле, и его доспехи начали нагреваться на солнце. Нейл еще не появился.
— Его убьют, — продолжала настаивать на своем Элис.
— Он рыцарь, — ответила Мюриель.
— Серьезно раненый рыцарь. Рыцарь, которому лекари сказали, что он не должен больше сражаться — никогда. Рыцарь, которою вы взяли с собой, чтобы дать ему новое занятие, несвязанное с военным искусством.
— Он будет мне совершенно бесполезен, если я позволю ханзейцам навесить на него ярлык труса, — заявила Мюриель.
— Поверить не могу, что вы так спокойны, — сказала Элис.
Мюриель почувствовала, как ее охватывает гнев, но сумела его подавить.
— Я люблю этого мальчика, — сказала она через пару мгновений. — В нем больше сердца и души, чем в любом мужчине, которого я когда-либо знала, и я обязана ему стольким, что это не выразить никакими словами. Но он со Скерна, Элис. Я могу заставить его отказаться от поединка, но это его уничтожит. Для такого, как он, лучше смерть.
— Значит, вы решили отправить его на смерть?
Мюриель заставила себя рассмеяться.
— Ты не видела его в Кал Азроте, — сказала она.
Неожиданно толпа разразилась приветственными криками и одновременно насмешками, и Мюриель стало интересно, какая часть горожан поддерживает Нейла, а какая его противника. Казалось, Битенстат очень аккуратно разделился на две равные части.
Нейл был в таких же, как у сэра Аларика, ослепительно блестящих доспехах. Иначе и быть не могло: он надел их в первый раз. Его прежние пришлось разрезать прямо на нем после сражения за ваэрд. Новые доспехи были совсем простыми, без украшений, какие принято носить на островах, они предназначались для поля боя, а не для участия в придворных турнирах.
Он был верхом, как и Вишилим, но то, как он сидел, показалось Мюриель необычным.
Элис первая поняла, в чем дело.
— Он держит копье в левой руке, — сказала она.
Она оказалась права. Нейл зажал копье под левой мышкой, а щит держал в правой руке.
— Глупость какая-то, — пробормотала Элис. — Получается наконечник против наконечника. Ему же не будет никакой пользы от щита. Он не с той стороны лошади.
— То же самое можно сказать и про его противника, — заметила Мюриель.
— В чем дело? — пробормотал Аларик, когда они приподняли забрала. — У вас копье не в той руке.
— А мне хочется держать его именно в этой руке, — ответил ему Нейл.
— Так не делается.
— Несмотря на то, что это вы бросили вызов, я позволил вам выбрать время, место и оружие. Вы собираетесь помешать мне сражаться так, как мне хочется?
— Это какой-то фокус, но у вас ничего не выйдет.
Нейл покачал головой.
— Это не фокус, — сказал он. — У меня ранена правая рука Думаю, вам это известно. Я не могу держать в ней копье и, по правде говоря, сомневаюсь, что сумею принять и отразить удар щитом.
Аларик уже не скрывал своего удивления.
— Вы хотите отказаться от поединка? — спросил он.
— Отказаться? Нет, сэр Аларик, я намерен вас убить. Это не официальный поединок; я постараюсь держаться слева от вас, где ваш щит будет совершенно бесполезен. Если вы попытаетесь его переложить в другую руку, вы ударите им свою лошадь по голове, не так ли? Так что мы с вами скрестим копья, я проткну вам глаз, и вам конец.
— Я сделаю то же самое.
Нейл едва заметно улыбнулся и наклонился вперед, пристально глядя в серые глаза своего противника.
— А мне все равно, — прошептал он.
Затем он развернул своего коня и направился к противоположному концу поля. Он доскакал до него, повернулся и стал ждать.
— Мне все равно, — признался он своему коню, поглаживая его по шее.
Заиграла труба, и он пришпорил коня, тут же почувствовав, как заболела левая рука. Он знал, что, если поднимет или вытянет ее, она его подведет, но держать копье подмышкой было достаточно удобно. Когда его конь начал набирать скорость, Нейл выпустил щит, который упал на землю, и сосредоточился на том, чтобы вонзить наконечник копья туда, куда наметил.