Чтобы принести клятву верности, сначала нужно узнать, что это такое, милорд. Несмотря на то, что собака способна слепо служить своему хозяину, она никогда не сможет дать клятву верности. Вас окружают собаки, милорд, но я к ним не отношусь.
Я понимаю. Собаки должны есть.
Desiosmeykompidammoltotemdesiopismeuess
Скажи мне, с кем ты гуляешь, и я скажу тебе, кто ты есть
Заря еще не распустила по свету свои розовые волосы, когда Элис осторожно разбудила Мюриель.
— Похоже, Беримунд не забыл о своем обещании, — сказала Элис. — Пришла леди, которая должна подобрать вам костюм для верховой езды.
— Неужели, — пробормотала Мюриель, протирая глаза, — здесь охотятся по ночам?
— Нет, но они начинают очень рано. Вы ведь хотите выглядеть как можно лучше, не так ли?
— Конечно. Ладно, дай мне прийти в себя, а потом можешь ее впустить.
Мюриель подошла к окну. Воздух был прохладным, большая часть города оставалась под таинственным покровом ночной темноты, за которой виднелось всего лишь несколько пятнышек света. Звезды сверкали, как бриллианты или сапфиры. Если бы не неуловимые отличия в запахах, она могла бы с тем же успехом смотреть из Волчьей башни на спящий Эслен.
Что там происходит? Как Энни?
Мюриель вдруг представила себе четырехлетнюю Энни, рыжие волосы заплетены в длинные косы, девочка сидит на корточках у окна в горнице святого Тервинга, одетая в мужскую одежду, и поет какую-то песенку, помахивая маленьким игрушечным мечом. Мюриель не собиралась за ней подсматривать, но девочка не видела матери в темном зале, и Мюриель долго наблюдала за дочкой, сама не зная зачем.
Она вспомнила Фастию с ее длинными темными волосами и своеобразным юмором, и Элсени, никогда не блиставшую умом, но такую милую и полную жизни.
Теперь их нет. Однажды ей показалось, как она слышит шепот Фастии “мама” в Тенистом Эслене, но потом шепот исчез, и больше ничего не осталось от ее красивых дочерей, лишь тела в гробах.
Однако Энни удалось уцелеть. Энни, чьи проказы часто были больше чем капризами, которая никогда не считалась красавицей и все свое детство пыталась не иметь никакого отношения к делам семьи.
Энни, которая, как Мюриель иногда казалось, ее ненавидела. Энни, которая сейчас нуждалась в ней, как никогда прежде.
Почему она покинула единственную оставшуюся в живых дочь?
Может быть, она просто не могла остаться?
У нее за спиной тихонько кашлянула Элис.
— Я готова, благодарю, — сказала Мюриель.
Солнце едва поднялось над горизонтом, когда Мюриель встретилась с Беримундом во дворе. Щеки молодого человека раскраснелись, но глаза заметно потускнели.
— Не могу поверить, что вам удалось проснуться, — сказала Мюриель. — Я поражена.
— Практика, — ответил Беримунд. — Долгая практика с самого детства.
— Благодарю вас за то, что вы не забыли мою просьбу.
— Ах, вот вы о чем, — сказал принц. — Еще есть время изменить планы.
— Но почему? Я хочу встретиться с вашим отцом.
Беримунд кивнул, казалось, он хотел что-то сказать, но в последний момент передумал.
— Костюм для верховой езды вам очень идет, — наконец, сказал Беримунд.
— Спасибо, — ответила Мюриель. — Это необычное платье.
Платье по покрою походило скорее на доходящую до колея кольчугу с разрезами спереди и сзади, связанную из толстой шерсти с узором из змей, соколов и всадников золотых, красных и коричневых цветов. Рукавов не было, поэтому Мюриель, чтобы соблюсти приличия, надела под платье темно-коричневую рубашку и нижнюю юбку.
Высокие ботинки на шнуровке, которые ей пришлось натянуть поверх шерстяных чулок, украшали волчьи головы. Ей такой наряд показался глупым и варварским и сначала она решила, что ей предложили его надеть, чтобы еще раз унизить.
Однако Беримунд был одет точно так же.
— Вы назвали платье необычным, — с усмешкой сказал он. — Я чувствую, что вы старались выразиться помягче.
— Просто фасон платья показался мне незнакомым, вот и все.
— Он появился недавно. Мой отец интересуется древними временами. Его ученые пришли к выводу, что горные племена ближе к нашим уважаемым предкам, чем мы, живущие в городах. Поэтому нам следует перенимать у них некоторые обычаи, например фасоны одежды.
— Понятно. Вот уж не думала, что горные племена носят шелковые рубашки из Сафнии.
— Естественно, мы не всегда так одеваемся.
— Когда я впервые попала в Эслен, мужчины предпочитали носить шерстяные шляпы с вислыми полями, вроде тех, что были на братьях Крессон во время сражения при Равенмарк Волд. Теперь это кажется глупым.
— Я бы не стал делать таких сравнений, — холодно сказал Беримунд. — Или называть нашу моду глупой. Разве плохо чтить добродетель своих предков?
— Вовсе нет, — ответила Мюриель. — Я бы хотела, чтобы ваш отец и вы почаще о ней вспоминали, ведь именно она подарила нам древний договор о посольствах.
Беримунд заметно поморщился, но ничего не ответил.
— Так мы отправляемся на охоту? — спросил он.
Лошадиная сбруя также показалась Мюриель странной, к седлу ее коня был приторочен колчан со стрелами и копье с наконечником в форме широкого листа.
Снаряженные таким образом, она, Беримунд и шестеро их спутников выехали из Хаухэйма через Гилдгардс, симпатичный квартал с множеством садов. Она спросила Беримунда о садах.
— Гильдия купцов получила землю на территории города для ведения сельского хозяйства, — объяснил он. — В хорошие времена они продают излишки и получают прибыль. Когда Кейтбаург осаждают враги, купцы снабжают короля. В любом случае город становится красивее, вы согласны?
Мюриель не возражала. Вскоре они проехали через ворота Гилдгардс и оказались за городом среди ячменных полей и крестьянских деревушек. Еще через колокол они скакали в низинах возле реки, а потом добрались до Тизансвалта — охотничьего заповедника Маркомира, огромного леса, ухоженного, как парк. Вскоре они въехали в лагерь, разбитый вокруг большого шатра. Группа всадников, среди которых были мужчины и женщины, напоминала небольшую армию, и все они были одеты так же, как Мюриель и Беримунд.
Беримунд спешился, взял за поводья лошадь королевы и повел к шатру.
Маркомир поразил Мюриель. Она встречались с ним всего один раз, ей едва исполнилось четырнадцать, когда он посетил двор Лири. В то время ему уже было за пятьдесят, но Мюриель поразила его физическая сила, она даже немного влюбилась в короля Ханзы и старалась проводить побольше времени в его обществе.
Даже сейчас она прекрасно помнила, каким он был.
Однако с тех пор король сильно изменился — он весь высох, плечи стали узкими и сутулыми. Время обошлось с монархом так жестоко, что Мюриель узнала его только после того, как их официально представили друг другу. И еще он как-то выцвел. Если бы Мюриель не была знакома с ним прежде, она бы решила, что он альбинос. Ко всему прочему, он постоянно дрожал, как от озноба.
Но когда Мюриель встретила его взгляд, она почувствовала прежнюю волю. Да, силы оставили старое тело, сосредоточившись в глазах. И эти бледные радужные оболочки смотрели на нее так, что королева почувствовала себя маленькой, словно ячменное зерно, и совсем незначительной.
— Отец, — сказал Беримунд, — разрешите представить вам Мюриель Отважную, вдовствующую королеву Кротении, мать королевы Энни I.
Маркомир продолжал молча смотреть на нее.
— Я пригласил ее на охоту, — добавил Беримунд.
— Что тебе здесь нужно, ведьма? — спросил старик. Чары развеялись; дрожащий старческий голос совсем не соответствовал взгляду. — Ты пришла сюда, чтобы меня убить? Таковы твои намерения?
Мюриель лишь расправила плечи, посчитав, что такой вопрос не нуждается в ответе.
— Отец! — воскликнул Беримунд. — Не будьте таким грубым. Эта леди…
— Молчи, щенок, — прорычал король. — Я же говорил тебе, что не хочу ее видеть. Зачем ты ее привел?
— Вы сказали, что я не могу представить ее вам при дворе, — ответил Беримунд. — Однако про охоту вы не ничего не сказали.
— Что дважды два четыре, я тоже не сказал, — проворчал Маркомир. — Ты прекрасно понял мои желания.
Он повернулся к Мюриель.
— Но раз уж вы здесь, позвольте мне все объяснить. Я не считаю вашу дочь-колдунью королевой, боле того, ей никогда не стать королевой. Она выпустила на свободу неслыханный ужас, и миру теперь угрожает страшный конец. Меня не обмануть словами; бесполезно обещать дары или уступки. Будет предсказанная битва, великая война против зла, и мы — вместе со святой Церковью — восстанем против вашей темной госпожи и отправим вас всех обратно в бездонную пропасть.
Глядя на бегущую по его подбородку слюну. Мюриель решила, что с нее хватит.
— Если бы я знала, — начала она, — что ваше величество превратился в жалкого лжеца, который рядится в святые одежды, чтобы скрыть свою жадность и стремление к власти, которые вы лелеяли десятилетиями, то ни за что бы не пришла сюда в надежде на разговор. Вы достойны презрения, Маркомир. Порядочный человек прямо признал бы, что жаждет власти, но вы, словно маленький ребенок, выдумываете сказки, чтобы скрыть свои подлинные намерения, и это делает вас еще гнуснее. Вы одеваете ваших придворных в честь своих возлюбленных предков, но в их истлевших костях больше чести, чем во всем вашем теле. Пойте свои церковничьи песни и играйте на арфе святости, но я знаю, кто вы — вам и самому это хорошо известно — и никакие войска, никакие победы, одержанные вами, ничего не изменят. Я прибыла в Ханзу в надежде увидеть мужчину. А увидела это. Грустно и мерзко.
На бледном лице Макромира появился румянец. Он задрожал еще сильнее.
— Моя дорогая невестка, — послышался голос у нее за спиной. — Ты все еще знаешь, что сказать, чтобы завоевывать сердце мужчины.
Только гнев Мюриель помог ей удержаться от крика, когда она повернулась и увидела Роберта Отважного, спокойно восседающего на пятнистой кобыле. На его губах играла довольная улыбка.
Нейл посмотрел на высокий потолок часовни и покачал головой.
— Что не так, сэр Нейл? — спросила Элис.
— Ну почему часовня такая большая?
— Она не кажется вам красивой?
Нейл проследил взглядом за подпружной аркой, уходящей ввысь на двадцать королевских ярдов. Свет, проникающий внутрь через купол с множеством хрустальных окон, окрашивал арки и крылатые статуи святых, повелителей неба, ветра, грома солнца луны, звезд и планет. Многие выглядели так, словно они и впрямь летят.
— Да, конечно. Но это отвлекает. Как можно молиться, когда вокруг столько… столько всего?
— Часовня в Эслене столь же велика и не менее красива.
— Я знаю. И мне это так же непонятно.
— На островах иначе?
— Да. У нас часовни простые, они значительно меньше. Но там вполне достаточно места, чтобы преклонить колени и провести обряд очищения. А в таком огромном месте я чувствую себя потерянным.
— Ну, а я чувствую, что мне необходимо помолиться. Вы меня подождете?
— Следует ли нам разделиться?
— Почему бы и нет? — сказала Элис. — Если наш эскорт захочет причинить нам вред, он слетает это в любом случае.
— Постараюсь найти святого Лира, — сказал Нейл — Встретимся в центре.
Элис кивнула и пошла прочь, шорох ее юбок разносился по гулкой часовне.
Нейл прошел мимо святых законов и войны «Быть может, мне бы следовало остановиться здесь», — подумал он, но ему очень хотелось отыскать святого Лира, а потому он продолжал поиски.
Интересно, что думают святые о такой показной роскоши? Наверное, тут все зависело от самого святого. Некоторые были бы польщены.
Прошло некоторое время, прежде чем он понял, в какой последовательности расположены группы святых. Святые неба находились наверху, те, что занимались делами людей — на уровне глаз. Значит, ему следовало отыскать ведущую вниз лестницу.
Когда он понял, что нужно делать, искать стало проще. Вскоре он уже находился в более темной и укромной части часовни, которая, впрочем, ему казалась скорее базиликой.
Здесь он нашел подземных святых, а еще — алтарь Лира. Святой был высечен из мрамора, он выступал из морской волны, а его длинные волосы и борода сливались с пеной.
В часовне Скерна святой Лир был выструган из старого куска мачты, найденной на берегу.
Нейл опустится на колени, положил в коробочку две серебряные монеты и запел свою молитву.
Отец пены, оседлавший волны.
Ты чувствуешь кили наших кораблей.
И слышишь наши молитвы.
Позволяешь нам бороздить твою широкую спину,
Приводишь нас к берегу, когда на нас нападают шторма,
А сейчас я тебя прошу.
Услышь мою песню.
Его голос эхом разносился по часовне, возвращаясь к нему необычайными гармониями. Он попытался почувствовать присутствие святого, ощутить на щеках соленую пену, соприкоснуться с древним могуществом океана. Наконец, ему это удалось, ритм его молитвы накатывал и отпускал, и Нейл вновь ощутил под собой бездонные глубины. Он молился за Элис и Мюриэль, за королеву Энни и ее друзей, за мертвых и живых.
Когда Нейл закончил, он почувствовал себя лучше. И еще он понял, что не должен ставить под сомнение здравый смысл людей, построивших часовню.
Прежде чем Мюриэль сумела найти подходящие слова для Роберта, Макромир так быстро заговорил на ханзейском, что она не смогла его понять, даже если бы захотела — а такого желания у нее и не было. Она также смутно осознала, что Беримунд что-то кричит в ответ отцу. Усмешка Роберта стала еще более гнусной.
Наконец Макромир немного успокоился и перешел на королевский язык.
— Тебе не следовало так со мной говорить, — холодно сказал он. — Это ошибка, о которой ты пожалеешь.
Мюриель отвечала, не сводя взгляда с Роберта.
— Вот доказательства вашего лицемерия, — сказала она. — Вы утверждаете, что моя дочь ведьма, однако приняли у себя при дворе это — существо. Перед вами братоубийца и надругательство над самой природой. Разрежьте ему палец, посмотрите, пойдет ли у него кровь. Но вы это знаете и без меня, не так ли?
— О, дорогая, — начал Роберт. — Когда-то у нас была небольшая размолвка, Мюриель, но в самом деле…
— Свийя! Молчать! — рявкнул Маркомир и обратил всю свою ярость на Мюриель. — Мне бы следовало убить тебя как бешеную суку, прямо здесь и сейчас, — очень тихо продолжал король. — Ты искажаешь слова, но я знаю правду. Ты говоришь от ее имени. — Он подошел ближе, — У нас не может быть перемирия со злом, не может быть никакого соглашения. Мы уничтожим твою дочь и еретиков, которые следуют за ней, или погибнем, пытаясь это сделать. В любом случае, ни о каком мире не может быть и речи, поэтому мне никогда не придется объяснять, что произойдет с тобой.
— Вы не посмеете, — сказала Мюриель.
— Он не посмеет, — повторил Беримунд.
— Что ты знаешь, щенок? Откуда столько заботы? Ты переспал с этой матерью ведм?
— Нет, — ответил Беримунд.
— В самом деле?
— Я только что это сказал, — сквозь стиснутые зубы прорычал Беримунд.
Старый король расправил плечи.
— Очень хорошо, — сказал он. — В таком случае, ты отведешь ее в Восенсив и отрубишь ей голову.
Беримунд побледнел.
— Отец, нет.
— Ты мой сын и мой подданный, — сказал Маркомир. — И ты не можешь меня ослушаться.
Мюриель увидела, как Беримунд сглотнул.
— Отец, сейчас вы разгневаны. Подождите немного…
— Беримунд, перед Анзусоми и всеми моими людьми сделай это, или ты больше не мой сын.
— Вы знаете, что это неправильно.
— Я король. И все, что я говорю, правильно.
Мюриель почувствовала стеснение в груди и поняла, что перестала дышать. Она выдохнула, и ей показалось, что вместе с воздухом поднялась ввысь и наблюдает за происходящим сверху.
Беримунд покорно склонил голову.
Когда он посмотрел на Мюриель, его глаза наполнились слезами.
— Я сожалею, — сказал он.
— Беримунд…
— Молчите, ваше величество.
Когда они уходили, Мюриель видела, как губы Роберта зашевелились. Возможно, он ее дразнил, или пытался что-то сказать. В любом случае он не пытался скрыть свою радость.
Нейла и Элис проводили в покои Беримунда, где им позволили свободно прогуливаться по всем комнатам. Нейл нетерпеливо расхаживал взад и вперед, стараясь изучить расположение коридоров и найти возможные пути к спасению.
Он тревожился о Мюриель.
Элис удалось очаровать одного из придворных, и тот согласился показать ей дворец. Нейл предпочитал оставаться здесь, чтобы встретить королеву, когда она вернется.
Конечно, могут пройти дни. Он сожалел, что не поехал вместе с ней.
Нейл нашел выходящее на восток окно и стал смотреть, как Донау несет свои воды к морю.
Пришла ночь, и он с неохотой лег в постель.
Когда дверь распахнулась, Нейл вскочил на ноги и потянулся к своему мечу. Он старался стряхнуть с себя паутину сна, пытаясь вспомнить, где находится, и кто мог ворваться к нему с ослепительными фонарями.
— Опусти руки, — приказал голос. — Именем Маркомира, короля Ханзы, отдай свой меч.
Нейл колебался. Их было много. Он спал в кожаной поддевке, которую надевал под доспехи, но ему было не видно, как вооружены ханзейцы.
— Я служу королеве Мюриель, — сказал он. — Я здесь как один из членов посольства и имею право носить оружие.
— Ты больше не имеешь никаких прав, — сказал человек, остававшийся невидимым за фонарями. — Отдай свое оружие и следуй за нами.
— Сначала я должен увидеть свою королеву.
— Ее здесь нет, — последовал ответ.
Нейл бросился вперед.
Что-то тяжелое ударило его из темноты по голове. Он споткнулся, его схватили за руку, держащую меч. Нейл выбросил левый кулак в темноту и услышал, как кто-то охнул. А потом они все вместе навалились на него. Ему связали руки за спиной, надели повязку на глаза, вытащили из спальни и повели через дворец. Казалось, они шли очень долго. Потом они выбрались на свежий воздух, но довольно скоро вновь вернулись под крышу. Воздух здесь показался Нейлу спертым. Его швырнули на пол, и он услышал, как загрохотал металл закрывающейся двери. От пола пахло мочой.
Он немного полежал, а потом принялся возиться с веревкой. Они связали его в спешке и не слишком тщательно, к тому же Нейл успел напрячь мышцы. Как только ему удалось освободить руки, он сразу снял повязку с глаз.
Ничего не изменилось. Он находился в полнейшей темноте.
На ощупь Нейл определил, что находится в маленьком каменном помещении — здесь едва можно было лежать, а если встать, голова доставала до потолка.
Сердце заколотилось быстрее. Он вырос среди пустошей и холмов, вблизи от моря. Даже в просторных комнатах без окон он чувствовал себя не лучшим образом.
Здесь он довольно быстро сойдет с ума.
Он лег на спину, чтобы не касаться стен, и попытался представить себе, что находится на палубе корабля, а над головой нависли тучи.
Нейл не знал, сколько прошло времени, когда услышал шаги. Он сосредоточился на них, стараясь не давать волю надежде. На что он мог надеяться? На Элис, которая последует за стражами, убьет их и освободит его?
Потом он услышал женский голос, и смехотворная надежда пустила корни.
Конечно, это была не Элис, а крупная седовласая женщина, в странном черном одеянии. Вместе с ней появились четыре других женщины в таких же одеяниях и грузный мужчина, от которого пахло, как от пола камеры.
— Я Валзамерка Гаутсдаутор, королевский следователь, — заявила женщина. — Ты не станешь сопротивляться. Ты будешь отвечать на мои вопросы. Если ты хочешь получить хоть какие-то ответы, если хочешь дожить до завтра, то будешь слушать каждое мое слово так, словно я твоя мать, давшая тебе жизнь. Ты ведь понимаешь, что я могу ее с легкостью забрать.
— Я в вашей власти, — сказал Нейл. — Только скажите, как моя королева.
— Твоя королева похищена, — ответила женщина. — Сейчас мы ее разыскиваем.
— Похищена?
— Да, принцем Беримундом, как ни трудно в это поверить.
— Они собирались отправиться на охоту…
— Верно. А вместо этого он ее похитил. У тебя есть какие-то предположения о его мотивах?
— Нет. Я ничего не понимаю.
— Я тоже, — Она немного помолчала. — Тебе следует знать, что мы захватили вашу шпионку, которая прошла подготовку в монастыре.
На это Нейл ничего не ответил.
— Очень хорошо, — сказала Валзамерка. — Ты пойдешь с нами. И веди себя прилично.
Следователь провела его мимо таких же камер, они поднялись по лестнице и вышли в узкий коридор. Далее они шли еще по каким-то ступенькам и оказались на довольно длинной винтовой лестнице. Нейл решил, что его привели в одну из башен замка.
Наконец, они вошли в комнату, освещенную мягким светом свечей. Он заморгал, и на мгновение ему показалось, что время обратилось вспять на несколько месяцев, и он на палубе корабля. В комнате было тепло, стены обиты деревом, и его глаза начали постепенно привыкать к тусклому золотому освещению.
В комнате стояла женщина, одетая в черное платье. Ее лицо скрывала маска из слоновой кости, оставляющая открытым рот. Ее руки были белыми, как алебастр; прекрасные белые волосы доходили до шеи.
Он знал эту женщину.
— Сэр Нейл, — сказала она знакомым гортанным голосом.
— Преклоните колено, сэр Нейл, — приказала следовательница. — Преклоните колено перед ее высочеством, принцессой Бринной Макромирсдотер Фрам Рейксбург.
Роммер Энсгрифт отошел от Мери, которая продолжала спокойно смотреть на него.
— Давайте выйдем, — пробормотал тощий, как скелет, целитель, обращаясь к Леофу.
Тот послушно последовал за ним. Оказавшись на крыльце, Энсгрифт вытер лоб платком.
— Я слышал такие истории, — заговорил он дрожащим голосом. — Но никогда не думал, что они могут быть правдой.
Леоф не нашелся, что ответить, и ждал, пока целитель возьмет себя в руки.
— Она полужива, — наконец, сказал Энсгрифт.
— Полужива, — повторил Леоф бессмысленное слово.
— Да. Ее сердце бьется, но очень медленно. Кровь едва течет по венам. Она не должна была бы ходить и говорить, но она это делает, и я могу лишь предположить, что силы ей дает что-то другое, а вовсе не дыхание и кровообращение.
— Что-то другое?
— Я не знаю. Я вправляю кости и даю травы от больного желудка; я не лечу такие вещи. Демон? Призрак? Это дело для сакритора, а не для меня.
Леоф вздрогнул. В течение многих лет он не испытывал никакого желания общаться с официальной Церковью. А с тех пор, как его пытал прайфек, подобные мысли и вовсе не могли прийти ему в голову. Но даже если бы он обратился к священникам, они бы попросту сожгли девочку — ничего другого от них ждать не приходилось. Не говоря уже о том, что найти сакритора в Кротении после эдикта королевы, изгнавшего всех священнослужителе было совсем непросто.
— А что бы вы посоветовали? — спросил он.
Пожилой целитель покачал головой.
— Все это совершенно неестественно. Думаю, ничего хорошего ждать не приходится.
— Ну, что ж, спасибо, что потратили свое время, — сказал Леоф.
Целитель облегчено вздохнул и поспешно удалился, а Леоф вернулся в дом. Мери сидела все в той же позе.
— Извините, что я напугала вас, — тихо сказала девочка.
— Ты знаешь, что с тобой случилось, Мери? — спросил Леоф.
Она кивнула.
— Я была возле колодца. Думала, что снова увижу маму, но она так и не появилась. Вместо нее там был ангел.
— Ангел.
Это было древнее слово, почти не употреблявшееся за пределами Виргеньи. Нечто вроде смотрителя мертвецов, слуги святого Дана или Андера.
— Мери, как он выглядел?
— Я ничего не видела. Я ощутила его рядом с собой, и он со мной говорил. Он сказал, что я на правильном пути, и что если я окажусь там, где поют, то смогу слышать лучше и даже петь вместе с ними. И еще, что тогда я смогу помочь тебе.
— Помочь мне?
— Писать музыку. Исправить закон смерти.
— А потом?
— Сначала, когда я сделала первый вдох, было больно, но по том стало лучше. И я заснула, а проснулась уже в своей комнате.
Она говорила совершенно спокойно, и это было самым страшным, именно это было труднее всего принять.
Значит, она стала такой, как Роберт? Но королева сказала, что сердце принца не бьется, и что после удара кинжала тело Роберта не кровоточит. Так сколько же разных видов живых мертвецов существует?
Однако целитель сказал, что Мери не умерла. Она просто не совсем живая — что бы это ни значило.
Он был композитором. И хотел только одного — писать музыку, слушать ее и вести достойную жизнь. В Эслене Леофа наняли придворным музыкантом, и это стало замечательным событием, удивительной удачей, которая случается раз в жизни. Однако он столкнулся с ужасом и смертью, а теперь еще и это. Почему святые заставляют его проходить через такие испытания?
Но когда Ареана накрыла его руку своей ладонью, Леоф вспомнил, что если бы он не появился в Эслене, то не встретил бы свою любовь. И он написал не только ту, самую ужасную музыку в своей жизни, но и другую, самую возвышенную.
И он подружился с Мери, а потом полюбил девочку. Да, исправить закон смерти — это очень важная цель, настолько грандиозная, что ему не по силам до конца ее постигнуть. Ангел… был ли он настоящим, или здесь опять проявилась гениальность Мери — он не знал. Святые поставили перед ними еще одну задачу, более реальную. Они показали ему путь спасения Мери, во всяком случае, указали первые шаги на этом пути.
— Мери, — сказал Леоф. — Пойдем к твоему клавесину. Мы с тобой будем играть.
И впервые за долгое время Мери ему улыбнулась.
Энни стояла на зубчатой стене и смотрела через Большой Канал на костры во вражеском лагере. Казалось, они уходили до самого горизонта, за которым поднималось кровавое зеркало чистого звездного неба.
Ветер нес ароматы осени. Неожиданно долгое лето за какую-то девятидневку уступило место следующему времени года, а теперь уже и зима была не за горами.
Зима, способная заморозить залитый поэлен, что позволит вражеским армиям перейти в решающее наступление. Неужели Адская руна смогла предвидеть ранние заморозки? Быть может, ханзейцы именно этого и ждут?
За девятидневку ее рана окончательно исцелилась и Энни чувствовала себя прекрасно. И в течение следующих десяти дней наблюдала, как растет вражеская армия. Артвейр утверждал, что она насчитывает пятьдесят тысяч солдат, и каждый день с севера подтягивались все новые части.
Ее собственные силы также увеличивались, к ее армии присоединялись пехота и рыцари, присланные из Средних Земель.
Энни огляделась по сторонам и убедилась, что рядом никого нет.
«Мне не следует испытывать никаких сомнений, — подумала она. — Они намерены убить моих людей и вторгнуться в мое королевство. А мне нужен боевой опыт».
И все же ей было немного не по себе. Одно дело, когда кто-то направляет на нее копье, и совсем другое…
«Нет, — подумала она. — Тут нет никакой разницы».
Поэтому она потянулась сквозь ночь, посылая вперед свои чувства, ощущая потоки объединяющихся в единое целое рек и жуткую красоту луны, сосредоточилась, глубоко вздохнула, стараясь удержать себя на месте, в то время как полюса мира пытались разорвать ее на части, а будущее сливалось в одно неподвижное мгновение.
Потом она закончила, и ее сердце дрогнуло в груди. Энни почувствовала, что покрылась потом, несмотря на холодный воздух.
— Вот так, — прошептала она. — Теперь вас осталось лишь сорок девять тысяч. Ты это предвидела, Адская руна?
Потом она вернулась в свои покои, и Эмили принесла ей вина.
Герцог Артвейр намазал масло и мягкий сыр на ломоть темного хлеба и откусил большой кусок. Энни щедро сдобрила взбитыми сливками сладкую лепешку и принялась за еду. В окно заглядывали косые лучи утреннего солнца, и впервые за долгое время она получала удовольствие от завтрака.
— Вы прекрасно сегодня выглядите, ваше величество, — заметил Артвейр. — Наверное, хорошо спали прошлой ночью.
— Да, я проспала всю ночь, — ответила Энни. — Уже и не помню, когда это было в последний раз.
— А кошмары?
— Их не было.
Он кивнул.
— Я рад это слышать.
— Спасибо за заботу, — сказала Энни.
Она положила в рот ягоды ежевики и удивилась ее терпкому сладкому вкусу. Неужели она так давно в последний раз ела ежевику?
— Прошлой ночью в лагере Ханзы что-то случилось, — заметил Артвейр.
Энни подумала, что Артвейр как-то слишком быстро все узнал.
— Не сомневаюсь, что произошло нечто серьезное, — сказала Энни.
— Да, с очень со многими людьми, — продолжал Артвейр. — Умерло около тысячи человек.
— Но ведь это хорошо, не так ли?
— Ваше величество… — он смущенно замолчал.
Энни потянулась к следующей ягоде.
— Если бы у нас была осадная машина, способная наносить удары с берега Свежести, ты бы ею воспользовался? Ты бы вел обстрел вражеского лагеря?
— Да.
— Ну, так в чем же дело? — сказала Энни, бросая в рот следующую ягоду.
Он едва заметно нахмурился.
— Тогда почему бы не убить их всех, пока они спят?
— Я пока не могу. Для этого потребуется слишком много силы. Но я полагаю, что смогу убить еще тысячу сегодня ночью. Более того, я попытаюсь убить больше.
— Ваше величество, Ханза утверждает, что у них святые цели и они говорят, что вы колдунья и много чего еще. А такие смерти только добавляют веса их обвинениям.
— Моя сила дарована мне святыми, — заявила Энни. — Именно по этой причине меня так боится Церковь, которая распространяет про меня лживые наветы. Была ли Виргенья Отважная колдуньей? Нет, не была, как и я. Мои люди это знают. Ханзейцы не желают в это верить, и что с того? Они начали войну, тем самым дав мне повод использовать свою силу, и тебе это известно не хуже, чем любому другому.
— Все так, но я думаю о наших союзниках.
— Союзники? Ты имеешь в виду Виргенью. Все остальные, как мне кажется, уже вышли из игры.
Он согласно кивнул.
— Ты воин, Артвейр. Для тебя естественно убивать врагов мечом и копьем. А то, что делаю я, тебя пугает. Но мертвые, в конечном счете, это мертвые. Неужели ты думаешь, что мне нравится устраивать бойню? Даже сама мысль об этом вызывает у меня протест. Но я не намерена проиграть войну. Сейчас у Ханзы преимущество, но ненадолго. Если каждый день их армия будет терять по тысяче человек еще до того, как выпущена первая стрела, сколько времени они будут оставаться на нашей земле?
— Это может вынудить их перейти в наступление раньше.
— До того, как они будут готовы.
— Но, мадам, они уже готовы.
— Нет. По Ведьме идет их флотилия. Она в трех днях пути. Сорок барж, около десяти тысяч человек, множество самых разных припасов. Они высадятся в Блоэне и отрежут нас от Эслена. Во всяком случае, именно таков их план.
— Мне кажется, вы говорили, что нынешней ночью вам ничего не снилось.
— Так и есть, — сказала Энни. — Теперь видения не приходят ко мне во сне, я научилась их контролировать.
— Значит, новые силы не оказали влияния на ваше решение уничтожить тысячу солдат.
— Верно, — ответила она, не в силах скрыть промелькнувшей по ее губам улыбки, — но это может привести к нужным последствиям.
— Может?
— Они попытаются форсировать реку завтра утром, — сказала Энни.
— Вы и это видели?
Она кивнула и подтолкнула чашу к Артвейру.
— Попробуй ежевику, она превосходна.
На лице Артвейра появилось недоумение.
— В чем дело? — спросила Энни,
— Вы выглядите как-то странно… С вами все в порядке? Вы не похожи на себя.
— Почему люди это постоянно повторяют? — спросила Энни. — Ты действительно хочешь, чтобы я вновь стала той эгоистичной девчонкой, которая и пальцем бы не пошевелила ради другого человека? Я слишком долго боялась своей силы, и прибегала к ее помощи только в тех случаях, когда меня охватывали страх и гнев, и не оставалось другого выхода. Но святые хотят, чтобы я пользовалась моим даром. Неужели ты думаешь, что у меня случайно не было кошмаров прошлой ночью? Когда я держу силу в себе, мне становится плохо. А теперь я чувствую себя превосходно.
И я все еще прежняя Энни, кузен. Меня не пожрало изнутри чудовище. Или призрак. Я знаю меня саму пугает эта мысль. У меня даже возникло подозрение, что я стала ожившим мертвецом, как дядя Роберт. Но это не так. Я быстро исцеляюсь, поскольку так хотят святые, однако, мое сердце бьется, а в жилах течет кровь. Я испытываю голод и жажду. Я испражняюсь, потею и кашляю. Я научилась применять свои новые способности и не испытываю страха. И это хорошо для Кротении, верь мне, кузен.
Артвейр откусил еще кусок хлеба с сыром.
— Спасибо за откровенность, ваше величество. А теперь, мне следует подумать о завтрашнем наступлении врага.
Он встал, поклонился и вышел. Как только Энни осталась одна, она позвала Неренай и Эмили.
— Со мной все в порядке, как вы считаете? — спросила Энни.
Неренай кивнула.
— Да. Как вы сами сказали, вам удалось привыкнуть к своей силе. И теперь вам все меньше нужна помощь арилак, верно?
— Я реже ее вижу, — сказала Энни. — И когда она появляется, арилак выглядит… потускневшей.
— А вы… — начала Эмили, но потом замолчала и сложил руки на коленях.
— Что, Эмили?
Девушка осмелилась поднять взгляд.
— Вы и в самом деле убили тысячу человек?
Энни кивнула.
— Тебя это тревожит?
— Тревожит? Это поразительно. Вас коснулись святые. Словно возродилась Генья Отважная, чтобы встать во главе наших войск повести их против скаслоев, взломать ворота их дворцов и стереть их в пыль.
— Я не обладаю ее могуществом, — возразила Энни.
— Но оно у вас появится, — сказала Неренай.
— Мой дядя Чарльз глупец, — сказала Эмили. — Он заявил, что вы лишь жалкая девчонка. Если бы он мог видеть…
— Подожди, — перебила ее Энни. — Твой дядя Чарльз? Ты имеешь в виду Чарльза IV?
Эмили закрыла ладонью рот и покраснела.
— Понятно, — сказал Энни. — Вот что бывает, когда плохо учишь генеалогию.
— Мне не следовало этого говорить, — пробормотала Эмили.
— Напротив, тебе следовало все открыть мне давным-давно, — возразила Энни. — И мне представляется, что тебе пора рассказать многое другое, о чем ты забыла упомянуть. В противном случае, я могу очень, очень рассердиться. Ты меня понимаешь?
— Да, ваше величество.
Энни вновь стояла на крепостной стене южной башни, одетая в черные доспехи, отделанные золотом. Однако она сняла шлем, чтобы он не мешал обзору.
Вид был великолепным. Прямо под ней находился Йанер Грэвиг, самый северный канал Новых Земель, текущий с востока на запад. С южной стороны над ним высились четыре королевских ярда стены, уходящей до самого горизонта в обоих направлениях.
Ниже расстилались бескрайние дюны Андемуэра, постепенно переходящие в холмы, где жили многие поколения крестьян.
Конечно, войско Ханзы нарушало гармонию пейзажа, но сейчас даже оно казалось Энни красивым, поскольку почти лига канала была забита их горящими и тонущими лодками.
Они попытались перебраться на другой берег еще до рассвета, спустив на воду множество легких лодок. В некоторых местах ханзейцы возводили плавучие мосты, но и здесь их поджидала неудача. По оценкам Артвейра, ханзейцы потеряли более трех тысяч солдат — свое дело сделали катапульты и стрелы защитников города.
Потери Кротении не превышали дюжины человек.
— Вы посылали за мной, ваше величество?
Энни, не поворачиваясь, кивнула.
— Доброе утро, Кейп-Шавель.
— Славная победа, — заметил он.
— Я очень довольна, — сказала Энни. — Впрочем, они повторят попытку завтра, двумя лигами выше по течению.
— А почему не дальше? — спросил он. — Я понимаю, что им необходимо перебраться на другой берег канала, но почему они пытаются это сделать здесь, под огнем наших катапульт?
— Двумя лигами вверх по течению берега реки становятся заболоченными, насколько я знаю, — ответила Энни. — А дальше им придется пересекать реку Свежесть. На юге мы затопили поэлен рядом с каналом, поэтому даже если они переберутся на другой берег, то окажутся перед новой водной преградой.
— Но силы противника, приближающиеся по Ведьме…
— Вы их встретите, — сказала Энни. — Вы. Кенвульф, Катонд и его легкая кавалерия. Вы ведь их остановите, не так ли?
— Да, ваше величество.
— Кейп-Шавель?
— Да, ваше величество?
— Почему вы не сказали мне, что являетесь третьим по счету претендентом на трон Виргеньи?
Он на мгновение застыл с глупым выражением на лице. Потом убрал руки за спину.
— А, так вы теперь все знаете.
— Да. Эмили случайно проговорилась о вашем дяде Чарльзе, — ответила Энни. — Ну, а потом я заставила ее рассказать все остальное. Среди прочего, она поведала мне, что вы намеревались предложить мне заключить брак.
Энни пристально посмотрела на него.
— Да, — ответит он, заметно смутившись, — так и есть.
— Я не люблю, когда от меня что-то скрывают, — сказала Энни — Извольте объясниться.
Граф склонил голову.
— Мой дядя отправил эту оскорбительную делегацию не для ведения переговоров. Он решил, что вы находитесь в отчаянном положении, и его подчеркнуто неуважительное отношение должно было его усугубить. Мне предстояло предложить вам брак в обмен на войска, которые так необходимы Кротении.
— Значит, вы несколько раз мне солгали. Вы не собирались сражаться за меня.
— Верно, но я принял такое решение, как только вы заговорили. Вы были правы, а мой дядя ошибался. И мне было стыдно даже упомянуть о своих прежних намерениях. Я обманывал, чтобы не позориться. И я очень сожалею, ваше величество.
Энни кивнула, она и сама не знала, какие испытывает чувства.
— Если бы вы сделали мне предложение — и я бы его приняла — ваш дядя прислал бы войска?
Он пожал плечами.
— Честно говоря, я не знаю.
— Ну, так давайте выясним, — сказала Энни. — Отправьте дяде сообщение, что вы сделали мне предложение, и я восприняла его благосклонно. Вы можете начать за мной ухаживать, а я узнаю, что за человек ваш дядя на самом деле.
— Вы готовы ответить на одну ложь другой? — спросил граф.
— Это та же самая ложь, — ответила Энни. — Я просто хочу, чтобы тайное стало явным. В любом случае, неужели вам будет трудно сделать вид, что вы проявляете ко мне интерес? Мне известно, что я не самая красивая из женщин, но я королева.
Брови Кейп-Шавеля поползли вверх.
— Мне не нужно делать вид, ваше величество. Я никогда не встречал такой женщины, как вы, и уверен, что больше никогда не встречу. Я не говорил вам об этом только потому, что вы королева. Я без памяти в вас влюблен, королева Энни.
И пока Кейп-Шавель говорил, Энни почувствовала, как все ее тело окутывает необычное тепло.
— Вам не следует преувеличивать, — сказала Энни, чувствуя, как ее покидает уверенность. — Нас никто не слышит.
— Я сказал правду, — заявил Кейп-Шавель.
— Будьте осторожны, Кейп-Шавель, — сказала Энни. — Меня однажды страшно предал человек, который утверждал, что любит меня. Но я узнала, что он лишь использовал меня для достижения своих политических целей. Больше я такого не допущу. Так что будьте со мной честны.
Он шагнул к Энни, и ей вдруг показалось, что Кейп-Шавель окружает ее со всех сторон, а весь остальной мир вдруг перестал существовать.
— Я честен, — сказал он. — Я отказался ухаживать за вами ради политических целей, вы ведь помните? И я не стану делать вид, что ухаживаю за вами сейчас, когда вы очевидным образом показали, что я не вызываю у вас никакого интереса. Так пусть все останется, как есть: вы моя королева, а я один из ваших рыцарей.
Энни казалось, что у нее есть ответ, но он вдруг куда-то исчез. Она полагала, что раскрыла политическую уловку, но все вдруг вышло из-под контроля. Граф выглядел искренне обиженным. Не ужели он серьезен?
— Могу я идти, ваше величество? — холодно спросил он.
— Да, я вас больше не задерживаю, — ответила Энни и отвернулась.
Она услышала звук удаляющихся шагов.
— Подождите, — сказала она тихо.
Шум шагов стих, и ее вдруг охватил страх.
— Я никогда не говорила, что вы меня не интересуете, — тихо сказала она.
— А как все обстоит на самом деле?
Она медленно повернулась к графу.
— С тех пор, как мы встретились, я была очень… занята, — сказала Энни. — И мне приходилось на многое отвлекаться.
— Я знаю, — ответил он.
— Как я уже говорила, меня обманули, — Она немного помолчала. — И не раз. И еще есть — был — другой человек. Я восхищаюсь вами, Кейп-Шавель. Вы мне очень нравитесь.
— Но это не любовь.
— Я не знаю, что такое любовь, — сказала Энни. — Но вы слишком быстро делаете выводы. Вы никогда не узнаете, смогу ли я вас полюбить, пока не начнете за мной ухаживать, да и для меня это пока остается тайной.
Он смотрел ей в глаза так долго, что Энни смутилась — она успела насчитать три биения сердца.
— Ваше величество, теперь мне следует спросить, насколько вы серьезны.
Энни вдруг ужасно захотелось превратить разговор в шутку, разрядить ситуацию, как она это сделала с Казио.
И как насчет Казио? Она была уверена, что он испытывает к ней какие-то чувства. Если с Острой что-то случится…
Нет, она не может так думать.
Вот почему Энни кивнула в ответ на вопрос Кейп-Шавеля.
— В таком случае, я буду за вами ухаживать, — тихо сказал он. — И очень надеюсь, что не пожалею об этом. С чего мне следует начать?
— В идеале с долгих прогулок по саду, верховой езды, пикников, цветов и поэзии. Но у нас идет война, и я отсылаю вас сражаться уже сегодня. Вот почему я полагаю, что следует начать с поцелуя.
И был поцелуй, и был он хорош, а потом другой, который оказался еще лучше. И они провели остаток утра вместе, пока на канале догорали вражеские лодки.
Один из вайверов сложил крылья, устремился вниз и своими жуткими шпорами ударил в спину мужчину, ехавшего перед Эспером. Несчастный перелетел через голову своего скакуна, лошадь в ужасе встала на дыбы. Ее примеру от испуга последовал жеребец Эспера, и он выругался, вновь вспоминая погибшего Огра. Огр вставал на дыбы только для атаки.
Пытаясь успокоить животное одной рукой, Эспер другой метнул копье в вайвера. И с радостью увидел, что копье пробило крыло.
Вайвер заверещал, дернулся в сторону и взмыл в небо. Пробитое крыло все еще держало его в воздухе, и вскоре он присоединился к четырем своим соплеменникам.
Атака получилась неожиданной, поскольку в течение нескольких колоколов вайверы кружили у них над головами, ничего не предпринимая. Глаза Фенда, наблюдавшие за Эспером с небес.
Когда они добрались до Эрменсдуна, вайверы поднялись еще выше в небо.
— У нас осталось совсем немного времени, — сказал Эспер. — Они скоро появятся.
— Мы почти у цели, — пробормотал Эмфрит. На его лице все еще виднелись следы слез. — Если бы мы нашли способ убить василиска. Я слышал, герцог Артвейр прикончил одного из них в Бруте при помощи огня.
— Нужно иметь в виду, что у них могут быть припасены и другие сюрпризы, — заметил Эспер.
Эмфрит кивнул.
— Я не стану больше с вами спорить. Мы будем находиться здесь до тех пор, пока не сможем увести людей из замка. А потом направимся, куда вы скажете.
Эспер обрадовался капитуляции Эмфрита больше, чем следовало бы. Он не забывал о своей миссии.
Эспер стоял на коленях в кустарнике и смотрел вниз на поля. Он стиснул зубы, стараясь не обращать внимания на боль в ноге.
Лешья почти беззвучно вздохнула и покачала головой.
— Я могла бы пойти в разведку одна, — прошептала она.
Эспер ничего не ответил. В этот момент Фенд и его чудовища появились на невысоком холме в десяти стрелах от них Эспер посмотрел на небо — похоже, ему и сефри повезло, они сумели отделиться от основной группы незаметно для крылатого эскорта.
Седмари стало еще больше. На таком расстоянии Эспер не мог разглядеть всех, но решил, что чудовищ не менее двадцати.
— Ну, что ж, это оно, — сказал Эспер.
Они осторожно пробрались к тому месту, где оставили своих лошадей, и повернули на юг.
— Надеюсь, это убедит Эмфрита больше не вступать в сражение, — сказал Эспер.
— Эспер, куда мы направляемся? — спросила Лешья.
— В одно место в Заячьих горах.
— В Венкерд?
Он коротко кивнул.
— Но ты приведешь туда Фенда.
— Если Фенд действительно вместе с этими чудовищами. В любом случае, Фенд там уже был и едва меня не прикончил. Для него в Заячьих горах нет секретов, — Эспер досмотрел на сефри. — Ты ведь хотела пойти именно туда?
— Да. Но…
— Что?
— Винна носит твоего ребенка, верно?
— Да.
— И Винна отравлена ядом ваурма. Насколько я понимаю, она едва не умерла.
— Да.
— Значит, ты должен понимать, что ее ребенок может оказаться…
— Да, я понимаю, — резко ответил Эспер.
— Но она ничего не знает, так? Ей неизвестно то, что знаем мы и ты ей не сказал.
— Не сказал.
— Почему?
— Потому что я не могу.
Фиолетовые глаза Лешьи сузились.
— Не можешь, или не хочешь?
— Не могу, — ответил Эспер, надеясь, что Лешья его поймет. Однако она лишь моргнула и пустила свою лошадь рысью.
— Нам нужно поскорее их догнать, — только и сказала Лешья.
Через несколько колоколов они догнали Винну и остальных.
— Они отстают от нас на полдня, — сказал им Эспер. — Кроме того, они получили подкрепление: у них теперь в два раза больше чудовищ, чем во время сражения у моста.
— Проклятье, — сказал Эмфрит. — Откуда они взялись?
— Теперь эти твари повсюду, — ответила Лешья. — Он зовет, чудовища приходят.
— Почему бы нам не свернуть с большой дороги? — предложил Эмфрит, — Фургоны его сильно задержат, если им прилета двигаться по пересеченной местности.
— Фургоны и так его задерживают, — сказал Эспер. — Если мы сойдём с дороги, он их бросит, и они будут двигаться заметно быстрее. Поэтому я считаю, что нам лучше оставаться на дороге.
— Но почему он до сих пор тащит за собой фургоны? — спросила Винна. — Греффины могли бы легко нас догнать, убить и вернуться обратно к фургонам — и колокола бы не прошло.
«Верно, но Фенд не хочет нас убивать, — подумал Эспер. — Меня — возможно, но тебя — точно нет. А если он пошлёт греффинов, они прикончат всех без разбора.»
— Я не знаю, что на уме у Фенда, — сказал Эспер. — Складывается впечатление, что он не слишком торопится. Наверное, думает, что нам от него не уйти.
— Я тревожусь не только из-за нас, — заметит Эмфрит — Примерно в лиге впереди расположен городок. Лен-ан-Волт. Мы не можем привести к нему армию чудовищ.
— Он прав, Эспер, — поддержала Эмфрита Винна.
— Конечно, — согласился Эспер. — Значит, нам следует обойти городок. Пока я поеду вперед и предупрежу жителей. Если Фендовы звери захотят есть, то и так могут найти городок.
— Эспер, пусть Эмфрит кого-нибудь пошлет, — взмолилась Винна. — А ты оставайся с нами.
— Нет, я сделаю это сам, — ответил Эспер и послал своего скакуна вперед.
Чем меньше он находился рядом с Винном, тем реже ему приходилось ей лгать.
Как выяснилось, поздно было тревожиться из-за Лен-он-Волта; в маленьком торговом городке не было живых людей, зато утицы города были усыпаны костями. Кто расправился с жителями? Разбойники или чудовища? Впрочем, для погибших это не имело особого значения, ведь так?
Городок оказался совсем маленьким, Скромная церковь, небольшая таверна — Эспер запомнил ее название «Са Плинсет Гаэт». Под вывеской была нарисована танцующая на задних ногах коза с кружкой пива в передних копытцах.
Он заглянул в несколько домов и на всякий случай позвал хозяев — вдруг кто-то уцелел, но ответа не было. Дома почти не пострадали, только несколько крыш были сорваны или проломаны.
Он уже собрался возвращаться, когда услышал, как знакомый голос окликнул его по имени.
«Фенд.»
Он вытащил из колчана стрелу, приготовился стрелять и осторожно выглянул из-за угла дома. Да, это действительно был Фенд вместе с одним из сефри и тремя зверями, которые напоминали бы помесь волка, лошади и человека, если бы не были покрыты чешуей.
«Проклятье, — подумал Эспер, — следовало поцеловать на прощанье Винну.»
— А вот и ты, — весело сказал Фенд. — Я так и подумал, что ты захочешь предупредить жителей городка. Рад, что не ошибся. Скакать верхом на ваирвульфе можно очень быстро, хотя удовольствия от этого не получаешь.
Эспер натянул тетиву, готовясь выстрелить, но почувствовал, как что-то острое уперлось ему в спину.
— Не надо, — сказал тихий голос.
Эспер опустил лук, а потом уронил его на землю. Одновременно его рука легла на рукоять волшебного кинжала.
Однако он не успел вытащить его из ножен — чья-то рука сжала его кисть, а еще кто-то схватил за горло. Эспер зарычал и попытался нанести удар каблуком, рассчитывая сломать врагу щиколотку, но неожиданно оказался на земле, лицом в грязи, одну руку ему ловко завели за спину, чья-то нога оказалась у него на затылке. Он ощутил, как они вынимают из ножен кинжал и снимают с его пояса топор. Потом его руку отпустили и перестали давить на шею.
Он вскочил на ноги, но противник успел отойти на несколько шагов, держа в руках его оружие.
— Я здесь не для того, чтобы убить тебя, Эспер, — заявил Фенд. — Во всяком случае, не сейчас. Нам с тобой нужно поговорить.
— Сегодня все хотят со мной поговорить, — ответил Эспер, стараясь справиться с кипящей в груди яростью.
Чего хочет Фенд?
— Да, но мне нужно сделать это так, чтобы мы с тобой во время разговора не прикончили друг друга. А это не просто.
— Я не знаю, о чем мы можем говорить, — проворчал Эспер.
— О том, что происходит, — ответил Фенд. — У нас нет причины для вражды.
— Неужели? А как насчет сражения у моста?
— Но разве там мы могли говорить? Твои друзья напали на нас. Нам пришлось защищаться.
— Ты меня преследуешь.
— И да, и нет. После битвы у Ведьмина Рога я послал своих людей охотиться за тобой. И меня не было с ними до тех пор, пока не произошло вчерашнее сражение возле моста. Но теперь многое изменилось. Я больше не намерен причинять тебе вред.
— Когда мы встречались в прошлый раз, ты пытался меня убить. И если бы не Лешья, меня бы уже не было. Как я могу тебе верить?
— В течение двадцати лет мы по очереди пытались убить друг друга, Эспер. Я уверен, ни один из нас уже не помнит, с чего это началось.
— Святое дерьмо, Фенд, ты убил мою жену.
— Да, конечно, это ты помнишь. Но в этом не было ничего личного; я это сделал не из-за тебя. На самом деле, ты мне всегда нравился, Грязнуля.
Эспер вздрогнул, услышав свое старое прозвище, но постарался не подать вида.
— Чего ты хочешь, Фенд?
— Того же, что и ты, — ответил Фенд.
— О чем ты говоришь?
— Найти Венкерд и вернуть в мир жизнь. Создать нового Тернового короля.
Это было настолько смешно, что Эспер почувствовал, как начинает задыхаться. Некоторое время он не мог произнести ни слова.
— Ты ведь сам убил Тернового короля, проклятый урод! — наконец, прошипел Эспер.
— Ну да — но он был безумен. Терновый король действительно собирался восстановить лес, но при этом прикончил бы всех нас. Зачем нам такой Терновый король?
— Не могу с тобой согласиться. Интересно, а какой Терновый король нам нужен?
— Твой ребенок, Эспер. Твой ребенок мог бы стать новым Терновым королем — или королевой, если родится девочка. Ты уже дал клятву, что доставишь туда Винну; я здесь лишь для того, чтобы тебе помочь.
— Мой ребенок?
— Я знаю, что Винна носит твоего ребенка, Эспер. Колдунья уже знала, когда вы встретились. Твой ребенок способен исцелить мир; разве не этого ты хочешь? Вернуть к жизни твой драгоценный лес?
— Да, хочу. Однако я не верю, что того же хочешь ты. И я не верю Сарнвудской Колдунье. Мне известно, откуда появляются чудовища, Фенд. Я знаю, что они рождаются у обычных животных, которых коснулся яд мира, этот яд распространяют твои звери. Винну отравил вурм. Клянусь яйцами Грима, именно на этом вурме катался ты. Значит, она произведет на свет чудовище. Так почему же Сарнвудская Колдунья хочет, чтобы одно из ее чудовищ стало властелином леса?
— Чтобы исцелить мир. Избавить его от яда, чтобы ее дети появлялись на свет нормальными. Она стара, Эспер, очень стара. Именно благодаря ей этот мир оставался садом, пока ее не предали скаслои. Именно прежний Терновый король сделал так, что природа разделилась на две противоборствующие стороны. Твой ребенок сможет вновь объединить мир, сделать его цельным. И он не будет чудовищем; на свет появится величайший святой.
— Если все это так, то почему твой вайвер атаковал Винну?
— Вайверы глупы, — ответил Фенд. — Он не знал, кого атакует.
— А как насчет историй со священными путями и убийствам в Кал Азроте? Как все это увязывается с тем, что ты мне говоришь сейчас?
— Это совсем другая история, — ответил Фенд. — Меня нанял Хесперо. Тогда речь шла об убийстве за деньги — и не более того. Но затем он послал меня за вурмом из Сарнвуда. Я не знал, чего он хочет. И мне было все равно. Колдунья открыла мне правду, показала, что мне предначертано — и я стал Рыцарем Крови.
— Ага. Тогда зачем же ты пытался меня убить?
— Колдунья не сказала, что ты нам понадобишься. Может быть, тогда она и сама не знала; она очень странная. Да, я тебя ненавижу. А ты ненавидишь меня. Если я тебя не убью, ты убьешь меня. Но я готов на время об этом забыть, да и тебе следует посту пить таким же образом.
— Ты безумен.
— Никогда прежде я не соображал так хорошо, как сейчас, — заявил Фенд. — Теперь у меня появилась достойная цель, мной больше не руководят жадность и прочие низменные желания. Тут ты должен меня понять.
— Ты лжец. Фенд. Я не верю ни одному твоему слову, и не пойду с тобой.
— Очень жаль, — сказал Фенд. — Это все усложнит.
— О чем ты?
— Мне будет труднее тебя защитить. Есть другие силы, которые хотят тебя остановить.
— Кто?
— Я точно не знаю. Но тебе потребуется моя помощь. Было бы намного лучше, если бы мы сейчас с тобой договорились. Однако я вижу, что это невозможно. Так или иначе, но приказ Колдуньи заставит тебя продолжать твой путь, а я последую за вами и буду защищать вас, хочешь ты этого, или нет.
Фенд уселся на ваирвульфа, тот ощетинился, но позволил Фенду оставаться на своей спине. Остальные сефри также оседлали ваирвульфов.
— До скорой встречи, — сказал Фенд взяв в руки веревочную петлю, наброшенную на шею зверя.
А потом они ускакали прочь, ноги ваирвульфов мелькали с удивительной скоростью, они мчались намного быстрее обычных лошадей. Сефри отобравший оружие Эспера, бросил его на землю. Эспер метнулся к луку, но, прежде чем он успел прицелиться, всадники скрылись из вида. Отчаянно прихрамывая, Эспер побежал к лошади, вскочил в седло и пришпорил своего скакуна, чувствуя, как в крови закипает ярость. С пронзительным криком он свернул за угол и едва не столкнулся с другим всадником на мгновение ему показалось, что сейчас его ярость найдет выход в поединке. Однако он успел вовремя заметить, что это Лешья, и не стал стрелять.
— Фенд, — бросил Эспер, с трудом останавливая лошадь.
Глаза Лешьи широко раскрылись, а губы искривились, словно она съела что-то горькое.
— Ты жив, — сказала она.
— Как видишь. Удивлена?
— Да, я только что едва не столкнулась с мчавшимся прочь Фендом и двумя его спутниками.
Лошадь Эспера успокоилась, и он направил ее туда, куда ускакал Фенд.
— Ты все равно его не догонишь! — закричала ему вслед Лешья. — Да ты и сам этого не хочешь.
— О, нет, хочу, — пробормотал он.
Конечно, Лешьи права. Ваирвульфы намного быстрее лошадей к тому же его лошадь их побаивалась.
Когда Эспер решил отказаться от погони и придержал свою лошадь, к нему присоединилась Лешья.
— А почему ты поехала за мной? — спросил Эспер.
— У меня появилось нехорошее предчувствие, — ответила она. — У меня они иногда бывают — и почти всякий раз я оказываюсь права. Что здесь делал Фенд со своими людьми?
— Они искали меня.
— Хорошо, что они тебя не заметили.
— О, нет, они меня нашли, со вздохом сказал Эспер, — Фенд предложил мне сопровождать нас через Королевский лес. Он думает, что нам потребуется его помощь.
— Но чем он может нам помочь? — удивленно спросила Лешья.
— Я не знаю, — ответил Эспер, и на сей раз даже не был уверен, что он солгал, все получилось само собой.
— В самом деле? — с прежнем недоумением спросила Лешья. — Когда вы встретились в прошлый раз, он пытался тебя убить.
— Верно. Я ему об этом напомнил.
— А он?
— Он сказал, что некоторые вещи изменилось.
— Какие вещи?
— Это ещё один из его обманов, — сказал Эспер. — Я не понимаю, что он задумал, но не жду для нас ничего хорошего.
— Наверное, он хочет, чтобы ты что-то сделал, верно?
— Возможно.
Она покачала головой.
— Почему Терновый король хотел, чтобы ты уцелел?
— Он толком не объяснил.
— Любопытно.
«Как долго она находилась здесь? Быть может, быть она слышала весь разговор? Тогда она меня проверяет.»
Или она заодно с Фендом?
В любом случае, ему следует ее убить. Он небрежно потянулся к волшебному кинжалу, словно хотел просто поправить поводья.
— Наверное, это она и есть, — выдохнул Казио, кивая в сторону длинного витка Старой Королевской дороги, видного из шалаша, который з’Акатто называл «особняком».
По колее, в сопровождении вооруженного эскорта, катилась карета. Казио видел, что возница одет в золотую с черным и зеленым ливрею герцогини Рови — один из титулов Энни.
— Значит, придется драться, — вздохнул з’Акатто.
Казио хотел спросить, что имеет в виду его старый наставник, но не стал, потому что увидел всю картину.
Эскорт был одет в темно-синие плащи рыцарей лорда Гравио, магистра одного из боевых орденов Церкви.
— Ее уже захватили, — пробормотал Казио.
— У нас нет ни малейших оснований считать, что она в карете, — заметил з’Акатто. — Возможно, внутри сидит какой-нибудь толстый Сакритор, или полдюжины солдат.
— Вполне возможно, — не стал спорить Казио. — Однако я вижу четверых. А о тех, кто сидит в карете, буду тревожиться потом.
— Четверо в полных доспехах, верхом на боевых скакунах, — уточнил з’Акатто, показывая рукой. — Против нас хватило бы и двоих.
— Да, я уже получил хороший урок, — сказал Казио.
— Сомневаюсь.
— Нет, я все понял. С такими не следует фехтовать; нужно проcто стукнуть каждого чем-нибудь тяжелым, верно? Осталось выяснить, есть ли у нас что-нибудь тяжелое?
Он огляделся. Их шалаш был устроен в ветвях двух растущих рядом больших деревьев, на высоте десяти пареси от земли. У них имелось несколько пустых бутылок из-под вина и ветки. И больше ничего. И совсем мало времени на подготовку — судя по всему, карета будет рядом через четверть колокола.
З’Акатто сделал глоток из последней бутылки «Матир Мензил», и на мгновение Казио показалось, что его спутник сейчас заснет. Однако з’Акатто вздохнул и вытер рукавом небритый подбородок.
— У меня появилась идея, — сказал он.
Когда Казио вышел на дорогу перед приближающейся кавалькадой, он все еще не был уверен, что идея з’Акатто так уж хороша. Впрочем, других идей все равно не было.
— Стойте! — закричал Казио.
Рыцари приподняли забрала своих шлемов, и Казио увидел, что они удивлены.
— Что тебе нужно? — спросил рыцарь с рыжими усами.
— Я услышал, что рыцари лорда Гравио скачут по этой дороге, — заговорил Казио. — И я сказал себе: «Неужели рожден рыцарь Гравио, которого я не сумел бы победить совершенно голым, с одной лишь шпагой?» И я ответил себе: «Конечно, нет, такой рыцарь еще не рожден». Но тогда я спросил у себя: «А что, если бы их было двое или трое? Быть может, в таком случае, я бы немного вспотел. Однако мне кажется, что у четверых рыцарей есть небольшой шанс».
— Прочь с дороги, голый идиот, — сказал другой рыцарь. — Ты не рыцарь в таком смехотворном виде.
— Я хочу, чтобы у нас была полная ясность, — продолжал Казио, опираясь на Акредо. — Вы боитесь сразиться с голым человеком. Вы ведь поняли, что я готов биться сразу со всеми?
— Рыцари Гравио сражаются только с рыцарями, жалкий тупой свинопас, — заявил рыцарь с рыжими усами. — У всех остальных есть выбор отойти в сторону, или умереть, как лишенным чести собакам.
— Да я слышал какие вы храбрые ребята, — сказал Казио. — Говорят, вы обожаете убивать женщин — ведь лишившиеся головы любовницы не смогут рассказать о вашем полнейшем бессилии.
— Оставь его в покое, — вмешался другой рыцарь — Это просто безумец.
— Мое терпение не беспредельно, — прорычал усатый. — Но я попробую его простить. Прочь с дороги.
Казио сделал шаг вперед.
— Если мои слова вам непонятны, то я перейду на более доступный язык.
И он направил в их сторону строю мочи.
Теперь Казио добился желаемого результата. Усатый взревел вместе с двумя товарищами бросился к Казио. Трое обнажили свои мечи.
Казио развернулся и побежал изо всех сил. Конечно, он бегал медленнее лошади, но лошади требовался разгон.
Свернув в лес, Казио оглянулся и увидел, что рыцари набирают скорость, все они держали мечи наготове, готовясь его прикончить.
Он пробежал еще три пареси, снова свернул и принял боевую стойку.
Трое всадников с грохотом повернули вслед за Казио. На лице Усача застыла злобная усмешка, он что-то закричал, но именно, в этот момент он и его собратья оказались перед веревкой, которую Казио натянул между двумя деревьями. Усач налетел на веревку лицом, а один из его спутников — латным воротником. Третий успел заметить ловушку и поднял меч, чтобы разрубить веревку, но задел ее предплечьем. Все трое рухнули на землю со своих скакунов.
Лишь один из них сумел приподняться — тот, что попытался разрубить веревку. Казио не стал дожидаться, когда он встанет на ноги, а сразу поднят забрало шлема, которое опустилось, когда всадник упал на землю, и врезал ему рукоятью Акредо в нос. Рыцарь закричал, Казио сорвал с его головы шлем и ударил его еще раз. Тот упал и больше не делал попыток подняться.
— Трусы, я дал вам шанс сражаться с честью, — сказал Казио — Вы этого не заслужили, поскольку мне такого шанса вы предоставить не пожелали. И вот чем это для вас закончилось.
Он повернулся и побежал к карете, где обнаружил з’Акатто, стоящего над четвертым рыцарем, который неподвижно лежал на дороге.
— Они мертвы? — спросил з’Акатто.
— Возможно, один из них. Я не стал выяснять что с остальными.
— Нам следует их прикончить, — сказал з’Акатто.
Казио покачал готовой.
— Я не убиваю людей, которые не могут защищаться. Ты это знаешь. Ты сам меня учил.
— Так это на дуэли. А во время войны ты делаешь то, что должен.
— Я не воюю, — возразил Казио. — Я лишь пытаюсь спасти своих друзей.
— Ты должен быть практичным.
— Сегодня я уже достаточно был практичным, — ответил Казио. — Давай закончим с этим.
— Ладно, пусть будет по-твоему, — не стал спорить з’Акатто — Нужно посмотреть, нет ли у них чего-нибудь полезного.
— Давай вместе, — ответил Казио.
— Ты мне не веришь?
— Напротив, я знаю, что ты всегда остаешься собой. А вдруг в карете окажется пятнадцать солдат? Тебе потребуется моя помощь.
З’Акатто пожал плечами и вытер свой клинок о плащ мертвого рыцаря. Потом они вдвоем подошли к карете. Возница исчез — очевидно, сбежал.
На каждой двери имеюсь зарешеченное окно, но Казио не увидел, чтобы из него кто-нибудь выглядывал, и его сердце сжалось. Что если они убили Остру?
Он схватил за ручку и потянул. Однако дверь не поддавалась.
— Здесь нет замка, — заметил з’Акатто. — Но там кто-то есть.
— Остра? — позвал Казио и постучал в дверь. — Это я, Казио.
Ответа не последовало. Он постучал сильнее. Потом выругался и принялся колотить изо всех сил.
— Отойди в сторонку, — сказал з’Акатто.
Казио так и сделал — он заметил, что з’Акатто держит в рукетяжелый меч мертвого рыцаря.
— Осторожнее, — предупредил Казио.
Первый удар слегка повредил гладкую поверхность двери, после второго полетели щепки, после третьего образовалась небольшая щель. З’Акатто засунул в нее лезвие, затрещало дерево, щель стала шире, и они сумели заглянуть внутрь кареты.
Там они увидели недвижимую бледную Остру, ее руки были связаны, а изо рта торчал кляп. Рядом с ней, опустив голову на грудь, сидел мужчина лет пятидесяти со светлыми волосами. Кровь из носа стекала ему на подбородок.
— Остра! — закричал Казио, которому наконец удалось засунуть руку внутрь и нащупать задвижку. Он с трудом повернул ее и дверь распахнулась.
Казио коснулся ее лица, оно оказалось теплым. На щеке осталась красная отметина, под глазом набухал синяк. Темное платье цвета шафрана было разрезано в нескольких местах, открывая окровавленные бедра.
— Остра!
Он приложил ухо к ее груди, и с облегчением услышал, как бьется ее сердце.
— Нам нужно двигаться, — сказал з’Акатто. — Люди Церкви рыщут по всем дорогам. Мы возьмем карету и где-нибудь спрячемся.
— Правильно, пробормотал Казио, пытаясь привести Остру в чувство.
— Помоги мне вытащить мужчину.
Казио с неохотой протянул руку и открыл дверцу кареты с противоположной стороны. З’Акатто потянул мужчину на себя, а Казио принялся подталкивать его со своей стороны.
Мужчина закашлялся, из его носа потекла кровь.
— Диуво! — выругался Казио. — Он жив.
— Ясное дело, — проворчал з’Акатто.
Казио нахмурился и потянулся за Акредо.
— Нет, — возразил з’Акатто, поднимая руку. — Я оттащу его в лес, может быть, мы найдем у него что-нибудь полезное. Хорошо?
Казио с трудом сдержал ярость и перевел взгляд на Остру.
Он увидел, что крови на ее бедрах немного — все порезы были неглубокими.
— Ладно, займись им, — тихо ответил он.
Казио быстро оделся и нашел в карете несколько мехов белого вина, слабого, как будто разбавленного. Когда они остались в едущей карете одни, он тщательно промыл раны Остры. Все они действительно оказались поверхностными, но у Казио сложилось впечатление, что этот тип пытался начертить на теле Остры орнамент из ромбов. Он еще раз внимательно осмотрел ее, но более серьезных повреждений не нашел.
Казио занялся второй ногой, когда Остра вдруг втянула в себя воздух, широко раскрыла полные ужаса глаза и закричала.
— Остра, Остра, миа эррентера.
Продолжая кричать, она принялась колотить его обеими руками, ничего не видя и не слыша. Он подождал, когда она замолчит, чтобы сделать вдох.
— Остра, это Казио! — быстро сказал он.
В ее глазах появилось ошеломленное выражение.
— Казио?
— Это я, эррентера, мин луф. Дикобраз.
— Казио! — ахнула она.
Потом она посмотрела на свои обнаженные ноги, и ее грудь сотряслась от отчаянных рыданий. Она показывала на свои раны и пыталась что-то сказать, но не могла произнести ни слова.
Казио обнял Остру и прижал ее к груди.
— Ничего страшного, — шептал он. — Ничего страшного. Всего лишь несколько небольших царапин. С тобой все будет в порядке.
Казио пришлось довольно долго сжимать ее в объятиях, прежде чем Остра смогла заговорить.
Постепенно Казио удалось выяснить, что с ней произошло. На ее карету и охрану напали рыцари — их было гораздо больше, чем тех, с которыми разобрались Казио и з’Акатто. Они убили всю стражу Остры.
— У них было два командира, — сказала она. — Тот… кого вы нашли в карете, и молодой, с маленькой бородкой. Казалось, они знали, кто я такая, или… мне кажется, они приняли меня за Энни.
— Почему ты так подумала? — спросил Казио.
— Даже не знаю. Один из них что-то говорил. Казио, мне трудно вспоминать. Потом они поссорились, и более молодой что-то сказал про Фратекса Призмо, и тут… — Она содрогнулась и закрыла глаза.
— Что?
— Тот мужчина, которого ты нашел в карете, ударил молодого ножом в горло, а потом смеялся, глядя, как тот умирал. И остальные рыцари смеялись. Потом он сел со мной в карету, закрыл двери и связал мне руки за спиной. И он так на меня посмотрел, что я подумала: сейчас он меня изнасилует. Мне уже доводилось видеть глаза мужчин, у которых возникают такие мысли, но у этого на уме было нечто более ужасное.
— Что? Что ты хочешь сказать?
— Еще хуже. Он не просто хотел изнасиловать меня. Он задрал мое платье, а я даже не пыталась сопротивляться. Может быть, он не станет делать мне больно, надеялась я. Однако он пробормотал что-то вроде «кровь скажет», а потом начал меня резать, и когда я… — Она вновь начала плакать, а Казио ждал, поглаживая ее волосы.
— Мы можем поговорить об этом позже.
Она покачала головой.
— Потом я и вовсе не смогу ничего рассказать. Я знаю, что не смогу.
— Тогда постарайся успокоиться и продолжай.
— Я потеряла сознание, а когда пришла в себя, он по-прежнему продолжал меня резать. Кровь была повсюду. Мне стало так страшно, Казио. Мы столько всего перенесли, столько видели. Я больше не могла терпеть. Не могла.
— И что произошло дальше?
— Я хотела причинить ему боль, — сказала Остра. — Я хотела добраться до него и загрызть. Мне так сильно этого хотелось… и потом он закричал, снова полилась кровь, и я больше ничего не помню. А потом я увидела тебя.
— Все кончилось, — успокаивающе сказал он. — Порезы заживут, все будет хорошо.
— Мне так не кажется.
— Я знаю, — сказал Казио, хотя он понимал, что не может представить себе переживаний Остры.
— Теперь я знаю, что чувствовала Энни, — тихо проговорила Остра. — Мне бы следовало понять ее раньше.
— Когда ее чуть не изнасиловали?
— Нет.
То, как она произнесло это слово, заставило Казио вздрогнуть. Словно ребенок в колыбели посмотрел ему в глаза и сказал то, чего малыш знать не может.
Но как-то спокойно, почти небрежно, не привлекая к себе внимания.
Остра посмотрела на Казио и попыталась улыбнуться.
— А что ты здесь делал?
— Искал тебя, естественно.
— Почему?
— Я добрался до Данмрога, но там оказалось полно церковников, которые хотели содрать с меня шкуру. Однако я знал, что Энни послала тебя ко мне, и понял, что тебе грозит опасность, поэтому мы с з’Акатто спрятались возле дороги, чтобы останавливать каждую проезжающую мимо карету, пока не найдем твою.
— И сколько карет вы остановили?
— Только одну. Сейчас люди опасаются путешествовать.
— Я ужасно рада, — сказала Остра. — Я так боялась, что больше тебя не увижу. Я уже в этом не сомневалась. Но мне бы следовало знать. Ты всегда умудрялся меня спасать, даже если ты спасал Энни.
— На сей раз я спасал именно тебя, — сказал Казио.
Некоторое время карета продолжала катиться дальше, а они молчали.
— Почему она так поступила, Казио? — наконец, спросила Остра. — Почему отослала тебя?
— Не знаю. Она попросила меня кое-что сделать, а я не захотел — и ей это не понравилось.
Остра попыталась рассмеяться.
— Все говорят, что она изменилось. Как странно.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, раньше она была легкомысленной, а теперь у нее появилось множество обязательств. Энни никогда не думала, что станет королевой, но это произошло.
— Да, похоже, она изменилась.
— И даже очень. Ты должен меня понять, я ее люблю больше всего на свете. И я очень хорошо ее знаю. Она всегда была невероятно эгоистичной, настолько эгоистичной, что даже сама этого не подозревала. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Думаю, да, — ответил Казио.
— Она всегда настаивала на своем — какой бы не была цена, которую приходилось платить. Ты знаешь, что она хотела сбежать по дороге в монастырь? И она бы сбежала, если бы я ее не остановила. Ей и в голову не пришло подумать обо мне — что стало бы со мной, когда оказалось бы, что она исчезла.
Нет, она не хотела причинять мне боль, просто она не подумала о том, какие последствия могут иметь для окружающих людей ее поступки. Молодого конюха в Эслене высекли и выгнали за то, что он позволил ей взять лошадь, когда мать запретила ей верховые прогулки. Я могла бы продолжать, но главное состоит в том, что для Энни все вокруг лишь тени — одни чуть более реальные, чем другие — и не более того.
— Однако за то время, что я ее знаю, Энни изменилась, — заметил Казио.
— Да, согласилась Остра, — Теперь она другая. И стала королевой.
— Чего сама Энни, как ты сказала, совсем не хотела.
— Все так. Потому что она никогда не думала о том, чтобы стать королевой. Когда мы были совсем маленькими, такой возможности не существовало. Ее отец обратился в Комвен с требованием признать своих дочерей в качестве наследниц престола только после того, как начались неприятности, но даже и после этого оставались Фастия и Элсени, — Остра слегка отстранилась от Казио и внимательно посмотрела на него. — Однако теперь она уговорила себя, что вынуждена играть эту роль, и все изменилось. Вот что я тебе скажу, Казио: ей нравится быть королевой. Она всегда может получать все, что пожелает, даже если ее желание выглядит дурацким в глазах тех, кто ее окружает. Она флиртует с рыцарями, давая им бессмысленные поручения — а ведь нам грозит большая война!
Остру охватил гнев, и она заговорила громче.
— Ты прав. Когда мы спасались бегством, она начала кое-что понимать, научилась иногда думать не только о себе, но и о нас. Энни увидела, что глаза святых обращены не только на нее. Однако теперь все вновь по-другому, не так ли?
— Она тебя любит, Остра.
— Да, и тебя. Ты и я реальнее для нее, чем все остальные. Однако для Энни важно то, что мы способны сделать ради нее, какие чувства мы у нее вызываем. Когда мы ей возражаем, когда не хотим делать то, чего желает она, Энни не может этого понять. Наши слова кажутся ей бессмысленными, и вместо того, чтобы предположить, что у нас могут быть свои собственные желания и причины, она полагает, что мы нападаем на нее. Ты понимаешь? Вот как она видит мир: все, что мы делаем, связано только с ней.
— Не все так плохо, — возразил Казио.
— Ты сам только что сказал — она отослала тебя прочь, поскольку ты отказался сделать то, что она хотела.
— Ну, она сформулировала это иначе. Энни сказала, что ей необходим в Данмроге человек, которому она может доверять.
— А что она просила тебя сделать?
— Ну, я должен был пройти путь Мамреса.
Покрасневшие от слез глаза Остры широко раскрылись.
— О, святые, Казио, — Она откинулась на спинку сидения кареты. — Ну, как же ты не видишь? — Остра вздохнула. — Она ведь должна тебя прекрасно знать. Как она могла подумать, что ты согласишься отказаться от своего искусства дессратора и стать одним из этих… существ?
Казио заморгал и вдруг понял, что сам готов заплакать.
— Тед амао, — сказал он, полностью отдавшись во власть переполнявших его чувств. — Эдило тед амао. Я тебя люблю.
— Экко, — ответила Остра, тихо, но твердо. — И я тебя люблю. Он взял ее за руку.
— Энни, по-своему, нас любит, — продолжала Остра. — Мне кажется, она отослала нас из-за того, что мы ее знаем. Мы напоминаем ей, что она могла бы стать лучше.
Неожиданно Казио почувствовал, что карета стала двигаться быстрее, а сидевший на месте возницы з’Акатто что-то закричал.
— Подожди, — сказал Казио и поцеловал Остру в лоб.
Он встал, открыл маленькую дверцу в потолке и выглянул наружу.
— У нас появилась компания, — закричал з’Акатто.
Казио оглянулся и увидел шестерку скачущих рыцарей, одетых в цвета лорда Гравио.
Выругавшись, он вытащил Акредо, но до тех пор, пока всадники не поравнялись с каретой, Казио ничего не мог предпринять. Впрочем, ждать предстояло недолго. Теперь им не удастся обмануть врагов — они будут сражаться вдвоем против шестерых.
Что ж, все не так уж и плохо. Он справился и с большим количеством врагов во дворце в Эслене. Конечно, на них не было тяжелых доспехов. Но соотношение сил было еще хуже.
Если он сумеет войти в нужно состояние — чиадо сиво — шансы будут на их стороне.
Поэтому Казио постарался избавиться от всех посторонних мыслей, не думать о предстоящей схватке, а полностью сосредоточиться на гармонии рук, ног, тела, острия, лезвия и эфеса.
Через мгновение они оказались в лесу, и Казио начал тихонько напевать, так будет даже лучше: здесь врагам сложнее использовать лошадей, а доспехи помешают им быстро двигаться. Он уже собрался спрыгнуть на землю и приготовиться к бою, когда услышал, как з’Акатто проклинает святого, одно имя которого было само по себе проклятием.
Казио обернулся и увидел, что из леса появилась пехота, ловушка захлопнулась.
Чиадо сиво. Единение с клинком.
Казио прыгнул с кареты к первому всаднику, вытянув перед собой Акредо, точно копье.
Нейл опустился на колени перед женщиной в маске.
— Ваше высочество, — сказал он, стараясь сохранять спокойствие.
— Рада вас встретить, сэр Нейл, — сказала она, делая ударение на слове «встретить» — Нейлу показалось, что он понял ее намек.
Нейл услышал негромкое восклицание, обернулся и увидел, что в помещение ввели Элис. Ее глаза были полны удивления.
— О, сестра Элис, — сказала Бринна. — Ты знала, кто я?
— Леди, я не знала, — ответила Элис.
Казалось, она никак не может прийти в себя, Нейл никогда не видел, чтобы Элис настолько потеряла уверенность в себе. Впрочем, он и сам с трудом сохранял невозмутимость.
— Но теперь тебе это известно, — сказала женщина, которую Нейл некогда знал, как Бринну и Деву-Лебедь. Она шагнула к Элис и подняла чашу с вином. — Хочешь выпить?
— Нет, ваше величество, я бы предпочла отказаться.
— Значит, ты во всем признаешься, — прорычала следователь. — Признаешь попытку убийства.
Элис высоко вздернула подбородок.
— Моей королеве и этому рыцарю ничего неизвестно о моих намерениях. Вы не можете считать их виновными.
— О, так это твоя идея? — спросила женщина в маске.
— Я говорю правду, ответила Элис.
— Я уверена, что так и есть, сказала Бринна, — Вот только ты забыла сказать, кто дал тебе это поручение.
Элис ничего не ответила, и взгляд Бринны медленно вернулся к Нейлу.
— Его дала сестре Элис ваша королева Энни, сэр Нейл.
— Я не верю, — сказал Нейл.
— Потому что это неправда, — добавила Элис.
— Ну, это мы узнаем. Следователь, отведи леди Берри в комнату вод. Только не делай с ней ничего необратимого, ты меня слышишь? Потом я хочу поговорить с ней еще.
— Очень хорошо, ваше величество. А как быть с рыцарем?
— Я желаю остаться с ним наедине, — ответила Бринна.
Следовательница нахмурилась.
— Это неразумно.
— Я так не думаю, следователь. Все выходы из дворца охраняются, а он не вооружен. Но, насколько мне известно, ни это, ни ваше присутствие его не остановят, если он захочет меня задушить. А вот данное им слово будет иметь для него огромное значение. Сэр Нейл, вы будете вести себя достойно, если останетесь со мной наедине? Вы обещаете не нападать на меня и не пытаться сбежать?
— Я обещаю, что не причиню вам ни малейшего вреда, ваше величество, и что не стану пытаться сбежать, пока мы беседуем. Но мое обещание будет действовать только до тех пор, пока мы в этой комнате.
— Меня это вполне устраивает, следователь.
— Леди, это не совсем уместно.
— В своем доме я сама решаю, что уместно, а что нет, — вкрадчиво сказала Бринна. — А если услышу какие-то сплетни, то мне будет известен их источник.
— Я служу вашему отцу, а не вам, — заявила Валзамерка.
— Но до тех пор, пока мой отец не даст иного приказа, ты будешь подчиняться мне.
— Почему вы хотите остаться с ним наедине?
— Потому что я уверена, что вы можете пытать сэра Нейла в течение тысячи дней, но ничего не узнаете. Однако откровенный разговор наедине может помочь получить… озарение.
Рот следовательницы приоткрылся, и по ее лицу промелькнула тень страха.
— Хорошо, ваше высочество, — сказала она. — Но я все равно не понимаю.
— Вот и хорошо.
Когда она вышла, и дверь за ней закрылась, Бринна улыбнулась.
— Валзамерка думает, что я намерена вырвать вашу душу.
— А вы намерены?
Бринна указала на стул.
— Присядьте, сэр Нейл.
Он повиновался, и она несколько мгновений смотрела на него такими пронзительно темно-синими глазами, что при любом другом свете, кроме солнечного, они казались черными.
— Вы также явились сюда, чтобы меня убить, сэр Нейл?
— Клянусь святыми, которыми клянется мой народ, что у меня нет таких намерений, принцесса Бринна.
Губы Бринны дрогнули, и она налила вина в два кубка.
— Вино не отравлено, — сказала она. — Вы выпьете со мной?
— Да.
Она протянула ему кубок. Нейл взял его немеющими руками.
— Вы дочь Маркомира, — наконец, сказал Нейл.
— Да, — ответила она.
Она подняла руку и сняла маску, и Нейл увидел волевое лицо, которое так хорошо помнил. Лишь взгляд стал другим, каким-то рассеянным.
— Я не понимаю, — сказал он, не в силах отвести взгляда от ее темных глаз. — Когда я встретил вас…
— Хотите сыграть партию в файдчес? — перебила его Бринна.
— Файдчес?
— Да.
Она позвонила в колокольчик, и через мгновение девушка с волосами, заплетенными в косички, принесла доску и фигуры. Квадраты доски были бурые, как ржа, и желтоватые, как кость. Девушка быстро вышла через дверцу, которую Нейл не смог найти глазами, как только она закрылась.
— Это та же самая доска, которая была на корабле, — сказал Нейл.
— Да, конечно, — ответила Бринна, расставляя фигуры. — Мне она очень дорога. — Она подняла взгляд на Нейла. — Король или разбойники?
— Пожалуй, разбойники, — ответил Нейл.
Грустная улыбка Бринны стала шире, и она сделала первый ход. Теперь Нейл понял, что дело не только в ее взгляде. В ней появилась какая-то вальяжность, может быть, мечтательность. Нет, она не казалась глупой, скорее застенчивой и расчетливой одновременно.
— Я отвечу на все ваши вопросы, сэр Нейл, — сказала она. — Мне больше нечего скрывать.
Нейл механически сделал свой ход, ему никак не удавалось сосредоточиться на игре.
Она укоризненно покачала головой.
— Вы умеете играть лучше, — заметила Бринна.
— Меня отвлекают другие мысли.
— Как и меня. Я не знала, что буду волноваться во время нашей встречи. Я часто о ней думала, как это ни глупо, — Она передвинула короля на несколько клеток.
Он вспомнил об их поцелуе, который случился несколько месяцев назад. Он был нежным, неумелым, робким — и одновременно пугающе искренним. И сейчас казался более реальным, чем все остальные его воспоминания.
— Нет, — сказал он, передвигая другого разбойника. — Это совсем не глупо.
— Теперь вы знаете, из какой башни я пыталась спастись, и почему не могла вам тогда все рассказать.
— Да, — ответил Нейл, наблюдая, как она снимает с доски его двуглавого огра. — И нет. Почему вы бежали от своего отца?
Она не сводила взгляда с доски.
— Я убегала не только от отца, — ответила она. — Речь шла обо всем, что меня окружает. Посмотрите вокруг, сэр Нейл. В этой башне пять этажей. Я занимаю верхние три. Мне доставляют все, в чем я нуждаюсь. Меня окружают заботливые слуги. Прежде у меня были друзья, но после моего бегства многие из них стали для меня недоступны.
— Я сожалею, — сказал Нейл. — В этом виноват я. Но я все еще не понимаю причин. — Он переместил вперед своего ящера.
— Я родилась в этой башне, сэр Нейл. И всю свою жизнь прожила здесь. Исключение составляют лишь те несколько месяцев свободы, во время которых мы с вами встретились. И я умру в этой башне с единственным окном.
— А как же остальная часть замка? Город? Окрестности?
— Мне запрещено покидать башню, — сказала она.
— Значит, вы узница.
— Наверное, да, — сказала она, перемещая своего гвардейца, чтобы парировать слабые угрозы Нейла.
— И вновь я спрашиваю, почему?
Она нахмурилась.
— Я наблюдала за вами, сэр Нейл.
Ему вдруг показалось, что небо становится тяжелым и хрупким, огромный стеклянный купол давит на башню, еще немного, и она не выдержит страшного напора.
— Во время битвы за ваэрд мне показалось… — начал он.
— Да, я наблюдала. Я видела, как вы упали. И сделала все, что смогла, — закончила его мысль Бринна.
И тогда он понял.
— Вы Адская руна, — сказал Нейл.
— Как смешно вы это сказали, — ответила Бринна.
— Подождите, — пробормотал Нейл, закрывая глаза и пытаясь свести концы с концами.
Он думал о том, что Энни настояла, чтобы он сопровождал Мюриель. Как Элис постоянно задавала вопросы о ханзейских прорицателях.
Бринна их враг. Сердце боевого зверя Ханзы.
— Не смотрите на меня так, — тихо сказала Бринна.
— Как долго вы этим занимались? — спросил он.
— Не надо, пожалуйста, — взмолилась она.
— Как долго?
— Они сразу узнали, когда я родилась. В два года меня начали пичкать наркотиками, но только после того, как мне исполнилось девять лет, я начала приносить пользу. Ваш ход, сэр Нейл.
Он продолжал свою безрассудную атаку, которую она быстро отразила.
— А сколько лет вам сейчас? — спросил он.
Она помолчала.
— Какой неприятный вопрос, — наконец, ответила Бринна. Затем, понизив голос, продолжала: — Я не имею отношения к смерти вашего отца, сэр Нейл. Я прожила двадцать три зимы, но неужели вы думаете, что я помогала шайке из Вейханда?
— Тем не менее, вы знаете…
— Я вижу это сейчас, — сказала Бринна. — Смерть вашего отца. Ваше первое серьезное ранение. Как я уже говорила, я наблюдала за вашим прошлым и настоящим.
— И за эти годы вы стали причиной смерти многих моих друзей, — сказал Нейл. — Флот Джейр…
— Да, за это несу ответственность я, — ответила она. — Теперь вы видите? Я не стану вам лгать.
— Там я потерял дядю.
— А скольких убили вы, сэр Нейл, скольких детей вы лишили отцов? Это война. Вы не можете быть таким суровым и предубежденным.
— Это очень трудно, Бринна, — пробормотал Нейл.
— Мне тоже.
— А теперь вы ведете войну против моей королевы и моей страны.
— Да. Таков мой долг. Мы ведь с вами обсуждали долг, не так ли? И, насколько я помню, вы тогда меня поддержали.
— Я не знал, в чем состоит ваш долг.
— В самом деле? А если бы знали, то дали бы мне иной совет? Неужели мой долг перестает быть долгом, если он входит в противоречие с вашим?
Он посмотрел на доску — его позиция была безнадежно проигранной — и попытался найти достойный ответ. Ничего не получалось.
— Или вы пожертвовали бы собой и убили бы меня? — тихо спросила она.
— Нет, — едва слышно ответил он. — Только не это.
— Значит, вы все еще считаете себя моим должником.
— И даже много больше того, — ответил Нейл. — Теперь я и вовсе оказался в невозможном положении.
— Мне удалось бежать, — продолжала Бринна. — Вы об этом знали? Даже после задержки, которая потребовалась, чтобы доставить вас в Палдх, мы проплыли через пролив Русими. Мой отец никогда бы меня не нашел.
— А что произошло потом?
Она вздохнула.
— Вы.
— Что вы хотите сказать?
— Сэр Нейл, вы были почти мертвы, вы стали жертвой ужасного предательства, но вы продолжали исполнять свой долг по отношению к тем, кто вас предал. И эта мысль не давала мне покоя. Вот почему я вернулась. Из-за вас и из-за видения.
— Видения?
— Я расскажу вам о нем позднее. Хотите знать, почему я сбежала в первый раз?
— Конечно.
— Вы проиграете через два хода, — сказала Бринна.
— Я знаю. Так почему вы сбежали?
— В этой жизни у меня две роли, сэр Нейл, два обязательства, проникающие в самые сокровенные глубины моего существа. Обе не нравятся. Первое — я должна быть халиурунной своего отца. Мне являются видения, и я посылаю людей на смерть. Я принимаю наркотики, которые обостряют мое внутреннее зрение, но какие-то дни полностью исчезают из моей жизни. Бывает, я не помню, что со мной происходило в течение месяца. Я знаю слишком много и слишком мало. Но я делала то, о чем меня просили, мечтая о свободе, понимая, что мне ее не видать. Я цеплялась за понятие долга, гордилась, что помогаю защищать трон отца — и думала, что таково мое предназначение — и надеялась, что этого будет достаточно. Возможно, так бы и прошла моя жизнь, но потом отец попросил меня сделать нечто… неправильное. Я согласилась, и во мне что-то умерло. В дальнейшем выяснилось, что нарушилось очень и очень многое.
— О чем вы говорите?
— Я нарушила закон смерти.
На миг Нейл потерял дар речи.
— Моя королева, Мюриель. Она думает, что именно она это сделала, когда прокляла Роберта.
— О, да, она внесла свою страшную лепту. Но мой брат Алхараи умирал, а отец любил его больше всех. Он приказал мне остановить его смерть, и я сумела это сделать, не ведая, что творю. Как только мне стали ясны все последствия, я попыталась исправить закон — возможно, мне бы это удалось, ведь я лишь остановила приближение смерти брата, но не вернула его к жизни. Но тут Мюриель произнесла свое проклятие и вернула Роберта к жизни, и закон был окончательно нарушен.
— А что стало с вашим братом?
— Он отправился в Вителлио за Энни. Потом наши люди нашли его разрубленным на множество частей — кажется, это сделал ваш друг Казио. Эти части все еще жили. Существует ритуал. И сила перешла моему кузену Хротвульфу, которого вы порубили на куски, — Она пожала плечами. — Так или иначе, но после того, как я превратила своего брата в носчолка, я больше не хотела иметь к этому никакого отношения. И я сбежала.
— А потом вы добровольно возвратились. Из-за меня. И из-за долга перед Ханзой.
— Из-за моего долга перед миром, — поправила его Бринна. — В том, что может произойти, есть и моя вина. И я должна попытаться предотвратить худшее, хотя надежды осталось немного.
— Что предотвратить?
— Я должна остановить вашу королеву Энни.
— Почему? Я знаю, что ваш отец хочет завоевать Кротению.
— О, да, он хочет, — сказала Бринна. — Однако я не стала бы возвращаться домой, чтобы удовлетворить его жажду власти. Я не стала бы участвовать в войне, которую ведет тщеславный старик.
— Так в чем истинная причина?
— Если королеву Энни не остановить, она уничтожит всех.
Лес пах свежестью зелени и дождем. Мюриель постаралась сосредоточиться на этих ощущениях, увидеть красоту в последний раз в своей жизни. Она не хотела умереть в страхе.
«Все умирают, — думала она. — Не сейчас, так потом. Спасения все равно нет.»
Однако ее тело яростно протестовало. Ей хотелось умолять, и с каждым мгновением было все труднее держать себя в руках.
Как далеко до болота? Сколько ей осталось жить?
Беримунд был полон решимости, Мюриель это видела. Вместо юноши перед ней был суровый мужчина.
Мюриель захотелось еще раз увидеть Энни. Ей следовало многое сказать дочери, пока у нее был такой шанс.
Неужели Энни предвидела такой поворот событий? Мюриель не могла отмахнуться от этого вопроса. Неужели дочь послала ее на смерть? Быть может, ее гибель послужит какой-то великой цели?
Она должна быть смелой — осталось совсем немного.
— Беримунд, — тихо сказала она. — Пожалуйста, выполните мою просьбу.
— О чем вы?
— Пусть сэр Нейл и Элис отвезут мое тело в Лири. Обещайте мне хотя бы это — я хочу найти покой рядом с моими предками.
Беримунд посмотрел на Мюриель так, словно она сошла с ума, и ее сердце сжалось.
— Неужели вы полагаете, что я намерен вас убить? — рассерженно спросил он.
Мюриель не могла сразу ему поверить.
— Но Маркомир…
— Отец стар и почти безумен. Я не стану вас казнить, повинуясь его прихоти. Это противоречит всем законам чести и благородства. Мои братья всегда выполняют его приказы, но я не буду этого делать.
Мюриель почувствовала облегчение, но до конца не успокоилась.
— И куда мы направляемся?
— В одно место, о котором знают только мои братья волки и я, — ответил Беримунд. — Мы нашли его в те дни, когда много путешествовали. Там вы будете в безопасности, пока я не сумею утихомирить отца, или организовать ваше возвращение в Эслен.
— И вы это сделаете?
Беримунд мрачно кивнул.
— Я не предатель, — заявил он. — Наша война с Кротенией святая и справедливая. Но из этого не следует, что наши действия становятся справедливыми, святыми и правильными. Я не стану при помощи зла сражаться со злом.
— Моя дочь не зло, — возразила Мюриель.
— А я и не рассчитываю, что вы в это поверите, — ответил Беримунд.
— Как вы думаете, во мне есть зло? — спросила Мюриель.
Он покачал головой.
— Я считаю, что вы благородны во всех отношениях, — Он улыбнулся. — И я никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил с моим отцом. Уже за одно это я готов сохранить вам жизнь.
— Но как вы можете верить, что я служу злому делу?
— Вы просто не знаете, — сказал он.
— Но разве нельзя того же сказать о вас? Быть может, вы служите не тому господину?
— Вполне возможно, что мой отец действительно не тот господин, которому стоит служить, — ответил Беримунд. — Но за ним стоит святая Церковь.
— Вы считаете, что можете верить Церкви?
— Да. Но даже если бы и не мог, есть человек, которому я всецело доверяю. Человек, который мне очень дорог. И я знаю, что мы должны сражаться с вашей дочерью.
— Значит, мы враги, Беримунд.
— Да, так оно и есть. Однако мы будем вести себя цивилизованно, не так ли? И сохраним достоинство.
— Вы еще не пришли в себя после вчерашней попойки, — заметила Мюриель.
— Не стану спорить. И постараюсь как можно скорее это исправить, напившись вновь.
— А ваши люди?
— Мои братья волки. Я знаю их с самого детства. Мы все принесли клятву верности друг другу. Никто из них меня не предаст.
Мюриель кивнула, но перед ее мысленным взором предстал Роберт, наблюдавший, как ее уводят, и она вспомнила те слова, которые он произнес одними губами. Тогда она не сумела их понять, но сейчас все вдруг прояснилось — он сказал:
До скорой встречи.
Острие Акредо ударило рыцаря под латный воротник. Он инстинктивно закинул голову назад, и клинок вошел ему в горло. Казио почувствовал мощную отдачу в локте — удар получился очень сильным. Рыцарь вылетел из седла, а Казио не сумел устоять на ногах и покатился по земле.
Он приземлился на левую руку, перекатился, пытаясь встать потом еще несколько раз, прежде чем сумел вскочить на ноги. Сжимая в руке Акредо, он повернулся, чтобы встретить свою судьбу.
Однако остальные рыцари не обращали на него ни малейшего внимания. Из леса выбежали какие-то люди и набросились на них — кололи пиками и осыпали стрелами, так что рыцарям стало не до Казио.
Тут Казио узнал солдат. Это была часть отряда, который отдала под его команду Энни, чтобы он занял Данмрог.
Казио убедился, что рыцарь, которого он атаковал, уже не дышит, и теперь ему оставалось лишь наблюдать, как солдаты Энни добивают остальных врагов. Казио потер левое плечо, которое болело так, словно лорд Айта терзал его в своих судных палатах. «Может быть, я его вывихнул.» — подумал Казио.
З’Акатто посмотрел на Казио с места возницы и проворчал:
— И что ты там делаешь? — спросил он.
— Похоже, я переусердствовал, — ответил Казио.
— Ну вот, все, как всегда.
Вскоре к ним подошел один из солдат и снял шлем, открыв морщинистое лицо с длинным белым шрамом, пересекающим лоб, и несколько раз сломанный нос. Казио узнал солдата — кажется, его знали Ян.
— Вы появились очень вовремя, большое спасибо, — сказал Казио.
— Что верно, то верно, — холодно ответил Ян. — Мы считали, что вы мертвы, сэр Казио.
— Я не рыцарь, — возразил Казио.
— Нет? Я так и подумал. Однако вы были нашим командиром.
— Да, но я оказался не на высоте, — ответил Казио. — Завел вас в ловушку.
Ян кивнул. К ним подошли еще несколько солдат.
— Да, завел, с этим не поспоришь, — сказал пожилой почти лысый солдат с грубыми чертами лица, — Половина из нас мертвы или разбежались. Королевский хахаль — еще не командир, не так ли?
Пальцы Казио сжались на рукояти Акредо.
— Я согласен, из меня получился плохой командир, но тебе придется забрать оскорбительные слова о королеве Энни — и ты сделаешь это прямо сейчас.
Лысый солдат презрительно сплюнул.
— И не подумаю, сначала свинья полетит, — оскалился он. — Если ты хочешь…
— Спокойно, Хемм, — вмешался Ян. — Зачем втягивать в это дело королеву?
— Она нас в это втравила, — ответил Хемм.
Казио направил свой клинок на грубияна.
— Забери свои слова назад.
Теперь солдаты окружали его со всех сторон.
— И ты готов разобраться со всеми сразу своим модным маленьким клинком? — спросил Хемм.
— Ну, тебя я прикончу обязательно, — обещал Казио.
— А я помогу ему с остальными, — раздался мрачный голос з’Акатто. — Вы солдаты или свиньи?
На лице Хемма появилось недоумение.
— Солдаты или свиньи? — повторил он. Потом его лицо неожиданно просветлело, и он повернулся к старому фехтовальщику. — Эмратуре? Кассру дачи Пурсии?
— О, эмиерда, — выругался з’Акатто.
— Это ты, — сказал Хемм.
— Пьяные святые, так и есть! — согласился другой седой солдат. — Он постарел и стал еще уродливей.
— А ты все так же глуп, Пиро, — не остался в долгу з’Акатто и указал клинком на Хемма. — Если ты хочешь драться с сыном Мамерико, давай, но пусть это будет честная схватка, один на один.
Хемм перевел взгляд на Казио.
— Так этот щенок Мамерико? — Он потер небритый подбородок. — Да теперь я вижу. — Хемм вновь обратился к старому фехтовальщику. — Я не имел в виду ничего такого. Просто прошел слух…
— Это неправда, — твердо сказал Казио.
Хемм поднял руки ладонями вверх.
— Значит, я был неправ. Я не знал.
Казио посчитал, что его слова можно принять за извинения. И опустил Акредо.
— Ну ладно, ты славный парень, — сказал Хемм, хлопая Казио по плечу. — Мы с твоим отцом и этим стариком слопали немало соли. Сожалею, что твой отец погиб. — Хемм показал на з’Акатто — Он был лучшим командиром отряда пробукутории. И он называл нас своими пурсии, своими свиньями.
— И это не было ласковым прозвищем, — добавил з’Акатто. — Просто от вас ужасно воняло.
— Точно, — согласился Хемм. — И даже хуже… А что случилось с тем старым хряком Осперо?
— У него теперь свое дело в з’Эспино, — ответил з’Акатто. — Я видел его несколько месяцев назад.
— Дело, говоришь? Я себе представляю. Мне и самому следовало бы поступить так же. А теперь глянь, где я оказался. Но это хорошо, что ты здесь, кассро. Мы с парнями просто не знаем, что нам делать.
— Можно подумать, вы раньше знали, — проворчал з’Акатто.
— Он был вашим командиром? — спросил Казио у Хемма.
— Только я и старый Пиро воевали в той двадцатилетней войне, — ответил Хемм. — Остальные были тогда слишком молоды.
— Верно, но я о нем слышал, — заметил Ян.
— А кто нет? — вмешался еще один солдат. — Битва за мост Гуммачио. Всем известна эта история!
— А я ничего не слышал, — сказал Казио, бросив укоризненный взгляд на з’Акатто.
Все рассмеялись, уверенные, что Казио шутит.
— Так что все-таки вы здесь делаете, парни? — спросил з’Акатто.
— Спроси у него, — ответил Пиро, указывая на Казио. — Королева поставила его во главе нашего отряда, а он нас быстро располовинил. Кавалерия, оставшаяся в живых после западни у Данмрога, бросила нас и ускакала прочь, осталась только пехота. Нас уже много дней травят, как волков. Нам удалось ускользнуть, но потом они снова нас нашли. Противник строится по другую сторону дороги, чтобы прикончить нас. Я уже считал, что нам конец, но с тобой у нас появляется шанс.
— Я не в силах сделать за вас то, что вы не можете сделать сами, — ответил з’Акатто.
— Ты теперь такой скромник, кассро, да? — осведомился Хемм. — Кончай болтать, ты нам нужен.
— Нет, вовсе нет.
— У нас тут есть хорошие парни, — продолжал Пиро, — но нам не хватает командира. Королева поставила над нами молодого Пачиомадио, не так ли? А он завел нас в ловушку. Мы считаем, что он должен нас отсюда вывести.
— Верно, — поддержал его Ян. — Помогите нам вернуться в Эслен.
— Мы и сами туда направляемся, — сказал Казио.
— Я согласился только помочь тебе отыскать Остру, — заявил з’Акатто. — А к Энни ты будешь возвращаться без меня. И в любом случае, нам будет легче выбираться по одному.
— Да, я все понимаю, — сказал Пиро — Хотя и не могу поверить, что это говоришь ты, кассро. Прежде ты никогда не беспокоился о том, чтобы спасать собственную станг, когда рядом люди, которые в тебе нуждаются.
— Ну, это было давно — ответил з’Акатто.
— Оставь его в покое, — вмешался Хемм. — Он спас людей за четверых. Я должен ему шесть жизней. Завтра, когда я умру, мой долг уменьшится до пяти.
— Ко всему прочему, з’Акатто, — добавил Казио, — у тебя еще осталось вино, которое нужно выпить. А что важнее?
— Собачьей вам мочи вместе вина, — прорычал з’Акатто — А ты, Казио, захлопни пасть, когда не знаешь, о чем говоришь.
— Ты прав, — ответил Казио. — Я не знаю, о чем говорят эти парни, но разве я виноват? Впрочем, не имеет значения. Сожалею, что Энни отдала этих людей под мою команду. Мне бы следовало отказаться. Я фехтовальщик, очень хороший фехтовальщик, но не солдат и не командир. Но если завтра им предстоит сражаться, я буду сражаться вместе с ними.
— А это говорит сын Мамерико, — сказал Пиро.
— А что будет с Острой?
— Да, что будет со мной? — послышался голос сзади. Казио обернулся и увидел, что Остра стоит, прислонившись к карете. — Он не может поступить иначе. И я буду с ним, как и ты, з’Акатто, ведь что бы ты ни говорил, сколько бы ни пил, твоя душа остается благородной.
З’Акатто вздохнул и отвернулся.
— Хорошо сказано, леди, — сказал Пиро.
Теперь все глаза обратились к з’Акатто. На мгновение он стал похож на загнанное в клетку животное, но потом Казио заметил, как что-то в нем неуловимо изменилось.
— Ну, ладно, пурсии, — сказал он. — Мы попусту тратим время. Пусть кто-нибудь расскажет, как обстоят дела.
— Нас девяносто человек. По данным нашей разведки, у них семьдесят всадников, шестьдесят тяжелых пехотинцев и двадцать лучников.
З’Акатто оглядел солдат.
— Насколько я понимаю, у нас половина тяжело вооруженных пехотинцев и половина легких. Так? — спросил он.
— Да.
— Нам нужно узкое пространство, — сказал з’Акатто. — На флангах утес или лес. Есть здесь поблизости подходящее место?
— Я покажу, — вызвался молодой рыжеволосый солдат.
— Ну, давай, — кивнул з’Акатто. — А теперь расскажите мне, как у нас с припасами.
Казио остался с з’Акатто, стараясь запоминать все, что тот говорит, чтобы оказаться хоть чем-нибудь полезным, но очень скоро понял, что от него нет ни малейшего толка. З’Акатто и солдаты общались на языке, которого он не понимал, он имел мало общего с королевским, вителлианским и алманнийским языками, это было нечто среднее, созданное долгим совместным опытом. Так Казио и сказал Остре, когда пришел ее проведать поздним вечером.
— Но ты же и раньше ходил в походы с солдатами, — сказала Остра.
— Да, но они были сами по себе, — ответил Казио. — Я никогда не сражался, как солдат. Честно говоря, я не знаю, что буду делать завтра. Я не владею ни копьем, ни луком, а моя шпага не особенно подходит для боя в пешем строю.
— А ты знал про з’Акатто?
— Ну, были кое-какие намеки. Осперо однажды назвал его «Эмратуре», и я знал, что они с отцом участвовали в нескольких войнах, но з’Акатто никогда об этом не говорил. Я и представить себе не мог, что о нем до сих пор ходят легенды.
— Похоже, они ему верят и будут рады, если он их поведет, — заметила Остра. — А они разбираются в таких вещах лучше, чем мы.
— У них нет выбора. Помнишь армию, с которой мы сражались в Лангрете? Там была пехота. И кавалерия Энни их полностью уничтожила. С кавалерией трудно сражаться.
Остра наклонилась к Казио и поцеловала сто.
— Мы попадали и в более серьезные переделки.
— Ты права, — ответил Казио, — Но там умение фехтовать что-то значило.
— Ты всегда очень много значишь, Казио, — сказала Остра — И святые любят тебя так же сильно, как я.
Казио улыбнулся.
— Эренда дала мне тебя, поэтому я знаю, что она меня любит. И почти уверен, что Фьюсса ко мне неравнодушна.
— Так ты ухаживаешь сразу за двумя святыми женщинами? Это может привести к неприятностям.
Он ощутил укол совести и понял, что для него это чувство.
— Не думаю, что я буду ухаживать за какими-нибудь другими женщинами, святые они или нет, — сказал он, чувствуя себя очень странно.
— Я пошутила. Казио.
— А я — нет, — услышал себя Казио. — Более того, я надеюсь, что ты согласишься стать моей женой.
Остра нахмурилась.
— Послушай, не нужно шутить, — сказала она.
— А я не шучу. Я не могу предложить тебе больше того, что ты видишь, но это я готов отдать.
Она внимательно посмотрела на Казио.
— Ты уверен, что нас убьют?
— Дело не в этом. Я только что понял, что люблю тебя, Остра сожалею, что не догадался раньше, и что мы не поженились в тот день, когда вошли в Эслен. Надеюсь, ты меня простишь.
— Да, — ответила Остра, и в ее глазах появились слезы.
Она поцеловала Казио, и их поцелуй долго не прерывался.
— Теперь у нас есть еще одна причина для возвращения в Эслен, — сказал он, поглаживая ее волосы. — Я должен спросить т Энни разрешения похитить тебя.
— Она его уже дала, — ответила Остра. — Когда Энни меня о правила сюда, она сказала, что сделает тебя герцогом или что-то в этом роде. И разрешила мне выйти за тебя.
— Герцогом? — спросил Казио.
— Ну, или какой-то другой титул. Может быть, лорд Данмрог.
— У меня уже есть титул, — сказал он. — Не слишком высоким. Но я с ним родился.
— Знаешь, можно иметь несколько титулов.
— Хм-м-м. Герцог Казио. Дуоко Казио. Звучит неплохо.
Снаружи послышался шорох, и в дверь кареты постучали. Казио открыл и увидел Яна.
— Айкен нашел подходящее место, — сказал солдат — Эмратуре хочет, чтобы мы добрались туда до восхода солнца, так что мы выступаем.
Им пришлось пройти лигу на восток, к старой насыпи возле реки святого Сепода, а затем они принялись за работу. Солдаты рубили колья и копали траншеи. Копать здесь было легко, поскольку весной землю вспахали, так что дело шло быстро.
З’Акатто расхаживал вокруг позиции, и в нем чувствовалась такая энергия, какой Казио никогда прежде не видел. У него даже не было уверенности, что старик пил.
Казио устал копать и решил немного передохнуть, чтобы взглянуть на позиции.
Справа поле переходило в заболоченный лес, но слева не имело четкой границы. Здесь з’Акатто поставил в ряд карету и два оставшихся фургона, но Казио не слишком верил, что они смогут задержать противника. А вот перед их позициями виднелись траншеи, ощетинившиеся вкопанными в землю кольями.
К Казио подошел з’Акатто.
— Надоело копать? — спросил он.
— Нет, я просто сделал небольшую передышку, — ответил Казио и указал на поле. — Почему ты выбрал место так, чтобы у нас в тылу была вода? Нам будет некуда отступать.
— Странно, что ты говоришь об отступлении, — ответил з’Акатто. — Никогда прежде не слышал, чтобы тебя это интересовало.
— Но здесь не только я.
Старый фехтовальщик кивнул.
— Правильно. Именно это мне и не нравится. Теперь ты понимаешь?
— Да, до меня начинает доходить, — вздохнул Казио. — Но я сожалею, что ты мне так мало рассказывал.
— Я старался сам побольше забыть, — признался з’Акатто — Я очень не хотел, чтобы тебе пришлось заниматься этим делом.
— Ты ни в чем не виноват. Я сам сделал выбор.
— Тут я возражать не стану, — проворчал з’Акатто.
— Так почему же ты не оставляешь путей к отступлению?
З’Акатто пожал плечами.
— Их больше, и у нас слишком мало копий для эффективного, боевого построения. Вот почему мы должны иметь защищенные фланги и тыл, — ответил з’Акатто.
— Однако наш левый фланг открыт.
— Фургоны замедлят кавалерию, — пояснил з’Акатто. — Это лучшее, что мы можем сделать, учитывая время, которое у нас имеется. В любом случае, отступать мы не можем. Нам нужно одержать победу. Иначе нам конец.
— А что, если к ним подойдут подкрепления?
— У нас хорошая разведка. Конечно, к ним могут присоединиться несколько отбившихся солдат, но большая часть войска Хесперо уходит на восток.
— На восток? А что находится на востоке?
— Понятия не имею, мне все равно. У нас хватает и своих проблем.
— Мы можем победить?
З’Акатто молча развел руками.
— А что я должен делать?
— Половину наших лучников я поставлю в поле, а половину — в лесу. Они не станут посылать кавалерию в лес, но пехоту туда направят. Ты будешь защищать лучников.
Казио с облегчением кивнул. Он представлял себя стоящим в строю с копьем в руках — и это ему совсем не понравилось.
З’Акатто посмотрел в сторону дальнего конца поля.
— А вот и они.
Всадники построились в центре, пехота следовала за ними, а фланги заняли лучники. Казио уже доводилось видеть такое построение; главную роль должна была сыграть кавалерия, которая нанесет сокрушительный удар. Ну, а потом в дело вступит пехота, чтобы добить врага, смешавшего ряды.
А вот то, как своих солдат расставил з’Акатто, Казио видел впервые.
Они стояли десятью плотными колоннами по пять человек, с тыла их прикрывало болото. З’Акатто называл такое построение «ежом», и с торчащими во все стороны копьями оно действительно напоминало ежа. Солдаты уперли копья в землю и направили их в сторону врага под разными углами, так что всадникам противостояли наконечники копий на пяти уровнях.
Лучники, которые не отправились вместе с Казио к лесу, выстроились перед «ежом».
Противник не стал присылать парламентариев, чтобы предложить им условия сдачи. Вражеские войска надвигались, постепенно приближаясь к позициям отряда з’Акатто.
Лучники начали стрелять во всадников — как со стороны леса, так и с центральной позиции. Вражеские лучники повели ответный огонь по тем, кто выстроился перед «ежом», а потом, как и предполагал з’Акатто, шеренга в тридцать пехотинцев с тяжелыми щитами отделилась и зашагала в сторону леса.
Казио так увлекся наблюдением за пехотой, что не заметил начала атаки кавалерии. Однако он услышал грозный клич и повернулся к центру.
Не обращая внимания на приближение пехоты, стоящие рядом с ним лучники продолжали стрелять по всадникам, как и те лучники, что стояли перед «ежом». Результат получился впечатляющим. Пять или шесть передних лошадей рухнули на землю, увлекая за собой всадников, и тут же десяток следующих споткнулись о них. Лучники на поле продолжали вести прицельную стрельбу, внося хаос в ряды кавалерии. Атака замедлилась под смертоносным градом стрел, но оставшиеся в седлах сорок всадников быстро перестроились и устремились к лучникам. Однако их задержали колья и траншея, нескольким всадникам пришлось спешиться, чтобы выдернуть колья, что дало возможность лучникам быстро отступить и занять новые позиции на насыпи, откуда они продолжали вести огонь.
Половина лучников в лесу переключилась на наступающую пехоту, остальные продолжали стрелять во всадников. До пехоты оставалось около тридцати королевских ярдов, солдаты шагали, сомкнув щиты и держа шеренгу,
Вражеские лучники практически прекратили стрельбу.
— Отступаем, приказал Казио, выполняя план з’Акатто, — В лесу они не смогут держать стену щитов.
Лучники тут же начали отступать в сторону болта, продолжая вести стрельбу по пехоте, щиты которой были уже густо утыканы стрелами. Семеро пехотинцев покинули строй — они были либо, убиты, либо получили серьезные ранения. Теперь силы противников уравнялись, но лучники были вооружены только мечами, у них не было ни щитов, ни копий.
Кавалерия вновь перешла в наступление, теперь пространство между всадниками и «ежом» было расчищено. Казалось, такой мощный удар нельзя остановить.
Повторяя маневр своей конницы, пехотинцы издали победный клич и перешли на бег.
Казио вытащил Акредо.
— Бегите к болту! — крикнул Казио лучникам.
«А вот куда они будут отступать потом?» — успел подумать он.
Трава зашевелилась, а потом появились холмы и верхушки деревьев. Энни поднялась ввысь и летела, как облако. Раньше ей было страшно покидать тело, но в царстве седоса оно оказалось иллюзорным. И как только она это поняла, Энни начала получать удовольствие от подобных полетов. Она могла проникать, точно виноградная лоза, сквозь стены крепостей, или устремляться, подобно дождевой воде, по склонам холмов, могла создать себе новое тело. Она становилась лошадью, орлом, дельфином, пауком или ящерицей. Теперь это получалось у нее с удивительной легкостью. Чем больше она пользовалась силой, тем увереннее себя чувствовала.
Ей приходилось напоминать себе, что она здесь вовсе не для того, чтобы наслаждаться полетом. Ей никогда не хотелось покидать мир свободы, и она все чаще находила повод в него вернуться.
Иногда она даже забывала, зачем сюда пришла.
Но только не сегодня. Сегодня она переместилась на несколько дней назад, далеко к югу.
Она видела многотысячную армию Церкви, собиравшуюся в Теремене. В этом не было ничего нового, половина ее армии уже отправилась навстречу врагу. Однако сейчас, наблюдая за неприятелем, Энни ощутила холод. Кротения была зажата в клещи; Ханзу пока удавалось удерживать у Поэлсилда, но, если она попытается отбросить их к прежней границе, Церковь сможет беспрепятственно вторгнуться в Кротению, ведь с юга страна слабо защищена. Кроме того, она видела новый флот необычных меднокожих людей, плывущий с севера, от Ракх Фадха, видела светловолосых вейхандских всадников. Впрочем, это произойдет лишь в будущем, и предсказать исход войны пока невозможно.
Да и на юге перспективы оставались неясными. Иногда Энни видела серьезные сражения, или армия без боя продвигалась вперед, а порой вовсе ничего не происходило.
Да, здесь Энни не ожидала увидеть ничего нового. Она искала своих друзей.
Она уже видела Казио, захваченного Церковью. Однако Энни понимала, что упустила какую-то важную деталь, Казио с кем-то разговаривал, но она никак не могла найти этот момент. Однако Энни уже знала, что он и з’Акатто на свободе.
Труднее всего оказалось обнаружить Остру.
Она представила лицо подруги, ее смех, морщинки на лбу, появлявшиеся, когда Остра боялась, что Энни навлечет на них обеих неприятности.
И было еще что-то, какое-то отражение, где-то далеко, в другом времени. Но по мере того, как Энни к нему продвигалась, подобно сурку, бегущему по земле, потоки тошнотворной силы увлекали за собой ее туманную форму, потоки, которым было трудно сопротивляться. Энни отбросило, она обо что-то ударилась, и, объятая болью и ужасом, оказалась в человеческом теле.
Кто-то ее резал. Она ощутила запах крови, боль и чье-то вонючее дыхание возле уха. Опустив взгляд, она увидела свои обнаженные ноги, покрытые кровью, ощутила ужас, панику и уверенность, что ее ждет неизбежная смерть. Животный страх и желание вырваться и убежать становились невыносимыми, но у нее ничего не получалось. Она даже не могла думать, не могла кричать. Оставалось лишь смотреть, как нож рассекает белую кожу.
— Борись! — попыталась закричать она. — Останови его!
Когда эхо вернулось, Энни вдруг поняла, что это происходит не с ней. Мучили Остру.
— Борись, Остра, борись, ради любви всех святых! Я не могу тебя потерять!
Затем что-то изменилось, и Энни выбросило из потока. Она в первый раз увидела лицо Остры, ее пустой, полный ужаса взгляд, а потом видение исчезло.
В отчаянии Энни бросилась обратно, устремляясь то вверх, то вниз, но больше не могла увидеть свою подругу, да и Казио вновь куда-то исчез. Однако Энни не сдавалась; она должна была их отыскать. Она обладала силой, способной их отыскать, вернуть к жизни, даже если они мертвы. Клянусь святыми, я это сделаю, подумала она.
Она проснулась, не понимая, кто она и где находится, казалось, еще немного, и она потеряет себя окончательно. Все ее тело содрогалось. Она безутешно плакала, и, хотя она наконец поняла, что ее разбудила Эмили, она не могла с ней говорить. Только после того, как Неренай принесла свой чай, Энни сумела немного прийти в себя и выслушать, что говорит Эмили.
— Повтори, Эмили, — прошептала Энни,
— Ваше величество, — сказала Эмили. — Армия Ханзы.
Энни открыла глаза и увидела, что девушка стоит на коленях перед ее постелью.
— Что с ней?
— Вас… не было в течение двух дней. Мы не могли вас разбудить.
— И что произошло?
— Два дня назад подошло еще пятнадцать тысяч вражеских солдат. Они атаковали нас вчера утром. Им удалось перебраться через канал и окружить крепость.
«Крепость окружена. Остра и Казио мертвы. Церковь, флот с севера…»
Это слишком много, слишком…
— Где Артвейр?
— В зале.
— Подай мне одеться.
Из коридора доносился шум. Когда Энни вышла, чтобы встретиться с Артвейром, она увидела, что в зале собрались ее гвардейцы и сефри.
— Что все это значит? — спросила она.
— Обычная предосторожность, ваше величество, — ответил Артвейр. Возможно, крепость падет. Мы хотим вывести вас отсюда.
Она кивнула. «Пусть Артвейр берет все на себя. Возьми Резвую и скачи прочь, не оглядываясь, найди Казио; возможно, он еще жив…»
Энни чувствовала, что теряет остатки уверенности. Нет, она так не хочет. Энни подумала об Остре, об ужасных пытках, которые ей пришлось вынести, о тех, кто мог так поступить с ее подругой, и к горлу подступила тошнота. Мертва ли Остра? Весьма возможно. А теперь смерть придет и к ней.
Но куда она поедет? Где будет в безопасности?
— Нет, — возразила Энни. — Подожди.
— У нас нет времени, ваше величество. Они уже на подступах.
— Я сказала, подожди.
— Ваше величество, — напряжено повторил он.
Она отчаянным усилием подавила надвигающийся ужас.
— Отведи меня туда, откуда я смогу видеть, что происходит, и объясни все по дороге.
— Ваше величество…
Она взглянула на Артвейра, и он прикусил язык.
Они направились к уже хорошо знакомой башне.
Солнце еще оставалось далекой полусферой на востоке, и землю покрывал тяжелый туман. Воздух наполняли свежие ароматы осени, которые принесли ностальгические воспоминания детства.
Крепость быта окружена, за исключением пятачка возле южных ворот, ощетинившегося копьями. Остров в штормящем море.
— Именно там я и должна попытаться сбежать? — спросила Энни.
— Лучшего шанса не предвидится, — ответил Артвейр.
— Значит, замок падет.
— Нам нужно продержаться два дня — до подхода подкреплений.
— Два дня. А мы сумеем?
— Вряд ли.
Энни показалось, что в голосе Артвейра появились нотки неодобрения.
«Я пыталась найти своих друзей», — хотелось возразить Энни. Однако она прекрасно понимала, каким был бы ответ Артвейра, если бы он набрался мужества произнести его вслух.
— Ты же знаешь, я не способна предвидеть все, — сказала ему Энни. — Мне нужно следить за очень многими вещами.
Однако сейчас она своими глазами видела результаты своего двухдневного отсутствия. Энни понимала — если Ханза победит, ей не видать трона седоса. Она не сможет все исправить, освободить Кротению от захватчиков, навсегда уничтожить ханзейскую угрозу.
Гордость привела ее к поражению.
«Нет!»
— Отойдите от меня, — сказала она. — Пусть все спустятся вниз, а со мной останется только Неренай.
Когда рядом с ней осталась только сефри, Энни закрыла глаза.
— Вы сможете, ваше величество, — сказала Неренай.
— Если меня постигнет неудача, мы все умрем.
— Вам нельзя так думать, ваше величество. Страх и тревога тишь помешают вам. Вы должны сохранять уверенность. Необходимо быть твердой ради самой силы, а не для достижения результата.
— Я попытаюсь, — ответила Энни, ей пришлось сглотнуть, в горле у нее совсем пересохло.
Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой. Почему это бремя легло на ее плечи? Почему святые выбрали ее, ведь она хотела тишь кататься на лошади, пить вино, сплетничать с Острой, может быть, влюбляться? Почему она всего этого лишена?
«Я скучаю по тебе, Остра. Мне так жаль.»
И на Энни накатила волна столь необходимого ей гнева, и она шагнула в другой мир.
Арилак.
Сначала ответа не последовало, но потом над зеленью поднялась серая тень, подобная дыму, и неохотно возник бледный образ женщины.
— Мне нужна твоя помощь, — сказала Энни.
— Я почти поглощена, — еле слышно ответила арилак. — Едва ли я смогу помочь.
— Что тебя поглощает?
— Ты, — ответила арилак. — Хотя сама не замечаешь этого.
— Кто ты? — спросила Энни.
— Ты уже задавала этот вопрос.
— Да, но ты не дала ответа. Кто ты?
— Кем была. Кем буду. Я никогда не была живым человеком. Я родилась здесь. Создана здесь.
— Кто тебя создал?
По губам арилак промелькнула бледная улыбка.
— Ты.
И тут Энни все поняла, куски головоломки встали на свои места, теперь она была готова.
— Прощай, — сказала Энни.
И арилак исчезла, а в руках Энни запульсировала сила, и она поняла, что эта сила теперь останется с ней.
Она шагнула в сторону, так что иной мир замерцал вокруг нее, но также и Новые Земли, Андемер, замок и войско Ханзы.
Энни оглядела тысячи воинов вражеского войска, собравшихся, чтобы ее уничтожить, врагов, лишивших ее той жизни, к которой она стремилась, и превративших ее в это; она ощутила холодную ненависть, какой никогда не испытывала прежде.
Энни это понравилось, а сила, поселившаяся в ней, уже множество раз питалась ее ненавистью. Она знала, что нужно делать.
Когда через несколько колоколов Артвейр пришел к Энни, он все еще был бледен.
— Надеюсь, тебя больше не будет тошнить? — спросила она.
— Нет, ваше величество, — ответил он. — Мой желудок пуст.
— Ты меня удивил, ведь тебе многое довелось повидать.
Он закрыл глаза и кивнул. Энни увидела, как несколько раз дрогнул его кадык.
— Кое-кому удалось уцелеть, — сказал он. — Что ваше величество желает с ними сделать?
Она немного подумала.
— Сколько их осталось?
— Около тысячи.
— Так много, — заметила она.
— Сегодня утром их было пятьдесят тысяч, ваше величество.
— Ну, так убейте их. Я хочу, чтобы Ханза поняла — если они будут продолжать нападать на нас, им не будет пощады.
— Могу ли я напомнить вам, что ваша мать находится в заложниках у Маркомира?
— Да, и Маркомир приказал ее казнить. Как еще я могу показать, какую цену он заплатит за войну с нами? Как еще я могу ее спасти?
— Могу ли я дать вам совет, ваше величество?
— Конечно.
— Проявите милосердие. Пусть они вернутся в Ханзу и расскажут о том, что видели здесь. Какая армия решится на нас напасть, если они узнают, что их здесь ждет?
По тону Артвейра Энни все сразу поняла.
— Тебе их жалко, — с укором сказала она.
— Святые, да, — не стал возражать, Артвейр.
— Они бы нас перебили, — заметила Энни,
— Несомненно, — ответил Артвейр, лицо которого превратилось в маску.
— Я не хочу быть жестокой, — подумав, сказала Энни. Ей показалось, что сейчас нужно произнести именно эти слова. — Так ты уверен, что будет правильно их отпустить? Или в тебе говорят чувства?
— Ваше величество, я плохо понимаю, что произошло сегодня утром. Однако оставшиеся в живых ханзейцы говорят, что было солнечное затмение, с неба пролилась кровь и посыпались змеи. Они видели, как внутренности их товарищей вылезали из животов, извиваясь, как угри на сковородке. Мне кажется, что рассказ, повторенный тысячью уст, принесет нам больше пользы, чем тысяча смертей.
— Хорошо, — вздохнула Энни. — Позаботься об этом. Теперь, когда мы закончили здесь, я хочу вернуть Копенвис.
— Теперь это будет не трудно, — сказал Артвейр. — Вы будете нас сопровождать, ваше величество?
— Нет, — ответила она. — Полагаю, ты справишься силами армии, Артвейр. А мне следует на некоторое время вернуться в Эслен. Но можешь не сомневаться, когда придет время вторгнуться в Ханзу, я буду с вами.
— Вторгнуться в Ханзу, ваше величество?
— Я не вижу причин позволять им когда-нибудь повторить нападение на Кротению. А ты?
— Я? Конечно, ваше величество.
— Вот и хорошо. Пришли моих телохранителей, я выступаю в Эслен через два колокола. И передай Кейп-Шавелю, что я хочу, чтобы он присоединился ко мне, когда армия форсирует Свежесть.
— На юге все еще находится армия Церкви, — напомнил Артвейр.
— Они уже отступили, — сказала Энни. — Я не совсем понимаю, почему. Однако я отправлю к ней несколько пленных ханзейцев. Пусть они передадут Церкви, что, если они еще раз пересекут нашу границу, с ними будет то же самое, что с войском Ханзы.
Артвейр кивнул, поклонился и вышел.
Энни возвращалась в Эслен, ее встречали толпы людей, но в начале пути, когда ее отряд преодолевал первые лиги, она уловила разлитый в воздухе страх, смешанный с ликованием, словно люди боялись, что она может их уничтожить, если они будут встречать ее недостаточно восторженно. Но чем дальше Энни отъезжала от спаленных полей Поэлсилда, тем искренней становилась радость людей. А к тому времени, когда она оказалась в Эслене, в ней видели уже настоящую спасительницу королевства. Многие выкрикивали “святая королева Энни”, другие “Виргенья II”.
Она приняла ванну и отдохнула, а на следующее утро позавтракала на террасе вместе с Джоном. Он рассказал ей о последних новостях и дал подписать стопку бумаг. Потом он смущенно посмотрел на Энни.
— В чем дело. Джон? — спросила она.
— Вам пришло множество писем, ваше величество, некоторые важные. Большинство не слишком. Но одно из них требует немедленного внимания.
— В самом деле? И от кого же оно?
От нашего бывшего прайфека, Марше Хесперо.
Энни замерла, не донеся булочку до рта.
— Ты шутишь?
— Боюсь, что нет.
— Тогда покажи мне письмо.
Он протянул ей письмо, запечатанное печатью прайфека Кротении.
— Похоже, он забрал печать с собой, — сказала Энни, развернув письмо. Оно было написано красивым гладким почерком.
Ее величеству Энни I, королеве Кротении.
Надеюсь, мое письмо найдет вас в добром здравии и в мире со святыми.
Время не ждет, поэтому я должен быть предельно откровенен. Я знаю, что мне предъявили ряд обвинений, и был издан эдикт о моем аресте. Сейчас я не стану опровергать обвинения, хотя готов это сделать позднее. Я хочу сообщить вам, что обладаю информацией, в которой вы нуждаетесь. Она связана с растущей в вас силой и, прежде всего, с появлением некоего трона, о котором, возможно, вы уже слышали.
Кроме того, я верю, что важно восстановить мир между Церковью и Кротенией. Когда вы будете читать мое письмо, войска Церкви уже будут отведены за Теремене. Я с нетерпением жду личной встречи с вами. Более того, я готов прибыть в Эслен в сопровождении всего нескольких спутников или в одиночестве, если вы того пожелаете.
Марше Хесперо.
Энни осторожно коснулась пальцами письма — а вдруг оно отравлено? Но нет, Джон уже держал его в руках.
— Когда оно пришло? — спросила она.
— Вчера, в противном случае, я бы послал его вам.
Энни еще раз прочитала письмо, пытаясь понять, что происходит.
В детстве она верила Хесперо, приходила к нему за очищением и советом. Он казался мудрым, не слишком добрым, но и не злым. И даже после того, как отец пошел против Хесперо и назвал своих дочерей наследницами трона, Хесперо продолжал вести себя спокойно и доброжелательно.
Но потом она многое о нем узнала. Энни видела письмо Хесперо, из которого следовало, что ответственность за страшную бойню в Данмроге несет он. Он объединился с Робертом против ее матери, пытал композитора каваора Акензала, после чего тот едва выжил. Хесперо покинул Эслен перед тем, как Энни стала королевой, и с тех пор о нем не было никаких известий.
А теперь он хотел говорить с ней. Сначала Церковь превратила свой кровавый ресакаратум в священную войну против нее, теперь же Хесперо вдруг возжелал дружбы и предлагает воссоединиться с Церковью — а ведь совсем недавно он обвинял ее в колдовстве!
Энни закрыла глаза и попыталась отыскать Хесперо в царстве седоса, чтобы понять, где он находится и что замышляет, и выяснить, зачем он хочет с ней встретиться.
Но, как и с Адской руной, она сумела обнаружить лишь безмолвную пустоту.
И тогда она поняла.
— Это он, — сказала Энни Неренай позднее в тот же день. Сефри ткала шаль, а Энни расхаживала по своим покоям. — Человек, который атаковал меня в лесу, принадлежащем Верам, тот, кто угрожал мне. Это Хесперо.
— Но как вы можете быть уверены?
— Он обладает такой же силой, как я и Адская руна. Только такой человек может появиться в седосе по собственному желанию. Кто еще это мог быть? Раньше я считала, что это Терновый король, но теперь думаю иначе.
— И что вы намерены делать? Вы его примете?
— Он пытался атаковать меня, — сказала Энни, — Я уверена, что он стоит за убийством моих сестер и отца, а также за покушениями на мою жизнь. Да, я его приму, чтобы выяснить, что ему известно, а потом он за все заплатит.
Нейл несколько долгих мгновений не сводил взгляда с Бринны. Ему казалось, что он находится где-то очень далеко и смотрит на мир сверху.
— Почему вы это сказали? — наконец, спросил Нейл.
— Мир отравлен, сэр Нейл, — сказала она. — Отравлен двумя тысячами лет бездумного использования седоса. Именно это и сделало возможным нарушение закона смерти. Если бы мир был в лучшем состоянии… — Она отвернулась. — Однако нужно смотреть правде в глаза. Чудовища — греффины и им подобные — все они являются симптомами надвигающейся гибели и возвращения очень древнего существа, пытающегося вернуть себе власть над миром, но не обладающего способностью вернуть его к жизни. Ему мог противостоять Терновый король, умевший исцелять, но он мертв.
Остаются ваша королева и двое других, которые намерены сражаться за седос, чтобы овладеть им в момент достижения наибольшего могущества. Проблема состоит в том, что эта сила не может быть использована для исцеления. Она способна лишь уничтожать все, к чему прикасается. И очень скоро наступит момент, когда сила седоса станет столь велика, что все могущество мира отступит перед ней. Жизнь и смерть окончательно потеряют смысл, как хаос и порядок. Все превратится в сон — Черные Мэри — в сон того, кто овладеет силой.
— Энни не станет использовать силу во вред.
— Она это уже делает. Энни высосала жизнь из наших воинов. Они сварились внутри своей кожи. И очень скоро она начнет поступать еще хуже. Из тех троих, кто ищет власти над троном седоса у нее больше всех шансов на победу. Мой народ сражается и гибнет, а я использую свои видения, чтобы ему помогать. Но я слишком далеко, а она становится все сильнее. Чтобы приносить хоть какую-то пользу мне необходимо покинуть башню, но мне это запрещено. Меня и раньше отсюда не выпускали, а после побега отец стал еще более суровым. Однако он не понимает, что происходит. Он извращает мои слова и говорит своим людям, что Энни это зло, а наша война справедлива и священна.
— Но вы ведь и сами это только что говорили мне.
— Нет. Я сражаюсь с Энни только из-за того, что знаю, где она находится. Остальных я не могу найти. И они тоже будут искать именно ее, поскольку не в силах увидеть друг друга. А Энни королева Кротении — естественно, она находится в Кротении. То, что не подвластно видениям, способны выяснить шпионы. Люди видят ее каждый день.
— Но, если Энни узнает, что происходит, она не станет захватывать тот трон, о котором вы говорите, — сказал Нейл.
— Когда придет время, у нее просто не будет выбора. Она должна будет завладеть силой седоса или умереть. Не думаю, что она выберет смерть. Тем не менее, я пыталась войти с ней в контакт. Я присылала к ней людей, прошедших подготовку в монастыре — сначала, чтобы обо всем рассказать ей, а потом, чтобы убить. Никому не удалось даже близко к ней подойти. У нее очень много защитников, которые не хотят, чтобы она отказалась от силы.
— Сефри.
— Да, но есть и другие — и у них иные цели.
— Значит, это вы послали вашего брата в монастырь Святой Цер. Он и его люди уже тогда пытались убить Энни.
Бринна покачала головой.
— Я не имею к этому никакого отношения. Юноша из Данмрога предал Энни — он служил ее дяде, который заключил договор с моим отцом.
— Роберт здесь?
— Да.
Нейл задумался.
— Моя королева в безопасности?
— Вы имеете в виду Мюриель? И да, и нет. Сейчас ей ничего не угрожает. Но может ли она быть в безопасности в Ханзе? Нет, конечно.
Она так долго смотрела в глаза Нейлу, что кожу его головы начато покалывать. Потом Бринна вновь отвела взгляд.
— Нам пора заканчивать беседу, — продолжала Бринна — Мне не хочется вызывать подозрения. К тому же я еще не решила, что с вами делать. — Она взяла маску. — Сожалею, что не могу предложить вам боле удобные покои — возникли бы ненужные вопросы.
— Я должен попытаться помочь своей королеве, вы это понимаете, — сказал Нейл.
— Да, — тихо ответила Бринна — Я делаю для нее все, что в моих силах.
— И Энни.
Но Бринна ничего не ответила. Она лишь вновь надела маску.
— Зачем вы скрываете лицо? — спросил Нейл.
— Я говорила о высшем призвании, — прошептала Бринна — Возможно, когда-нибудь я вам все расскажу.
Она повернулась и вышла через ту же потайную дверцу, а через мгновение появились стражники и отвели Нейла обратно в его вонючую камеру.
Мюриель потягивала вино, опираясь на стертую временем каменную балюстраду балкона. Внизу, между узкими белыми стенами ущелья, шумел поток, вокруг виднелись заросли горных сосен и елей. Балкон, на котором стояла Мюриель, был вырублен прямо в скальной стене ущелья.
— Кто создал это место? — спросила Мюриель, когда к ней присоединился Беримунд.
— Не знаю, — ответил он. — Мне говорили, что этот стиль напоминает Унзелтиузангардис, или «Коварные королевства».
— Это было во времена Колдовских войн.
— Да, вы правы, — кивнул Беримунд. — Мне представляется, что здесь находилось убежище волшебника, или тайная обитель его любовницы. Мы с моими братьями волками нашли это место, когда находились в фарунье.
— Фарунья? Гак называется эта провинция?
Он недоуменно посмотрел на Мюриель, а потом рассмеялся.
— Нет, — покачал головой Беримунд. — Фарунья означает, что мальчик становится достаточно взрослым и путешествует со своими сверстниками, охотится на хищников, сражается с горными племенами. Мы с моими братьями волками скитались несколько лет, умудрились добраться даже до Зузтари. Тех, кто вернулся, стали считать мужчинами и воинами. Всякий мальчишка, который надеется быть воином Ханзы, должен сначала пройти через фарунью.
— Вы потеряли друзей?
— Когда мы покинули дом, нас было сорок человек. Обратно вернулось тридцать два. Совсем неплохо, если учесть переделки, в которых мы побывали, — Он ухмыльнулся. — То были замечательные времена. Вот почему я уверен, что мои братья меня не предадут. Мы вместе прошли огонь и воду и стали мужчинами. Это очень сильная связь.
«По-настоящему предать могут только те, кому по-настоящему веришь,» — подумала Мюриель.
Она не стала ничего творить Беримунду. Если он ошибается, с этим уже ничего не поделаешь. Ее слова ничего не исправят.
— Мы заметили это место снизу, — продолжал рассказывать Беримунд. — Пришлось потратить пять дней, чтобы найти вход. Позднее мы сюда вернулись и обставили убежище. И дали клятву, что будем хранить его существование в тайне.
— Так вот почему вы завязали мне глаза.
— Да. Тем не менее, мне пришлось поставить вопрос о вас на голосование перед моими людьми.
— Я польщена, что они разрешили мне здесь поселиться, — Взгляд Мюриель вновь обратился к реке. — И что будет теперь?
— Мы подождем, пока мой отец образумится, — сказал Беримунд.
— А если этого не произойдет?
— В таком случае, мы будем ждать, пока он умрет.
— Хорошо, что здесь есть вино, — заметила Мюриель.
Нейл лежал в темноте, и ему казалось, что он уже начинает сходить с ума. Интересно, сколько времени он находится в камере? Наверное, он много спал, но граница между сном и явью постепенно размывалась. Единственным указанием на течение времени была пища, которую ему приносили, но ему постоянно хотелось есть, поэтому Нейл не знал, кормили его два раза в день, один раз, или только через день.
Он старался думать о горных пастбищах и бездонном синем небе, но его сознание постоянно обращалось к одним и тем же вопросам.
Неужели посольство было лишь прикрытием, а его истинная цель состояла в покушении на Бринну? Неужели Энни могла отдать такой приказ? И согласилась бы Мюриель в этом участвовать?
Может быть, все может быть. Королевы иногда вынуждены так поступать, верно? Было бы наивно думать иначе.
Однако Энни настояла, чтобы он поехал вместе с Мюриель. Что ей было известно? Знала ли Энни, что он уже встречался с Бринной? Возможно, она рассчитывала, что Нейл убьет Бринну, если Элис потерпит неудачу?
И следует ли ему так поступить, если у него появится шанс? И сможет ли он, если желание его королевы именно таково? Ведь это он виноват в том, что у Ханзы есть Адская руна.
А еще он никак не мог забыть поцелуй Бринны в болотах Палдха, нежное прикосновение ее губ и тела.
Чей-то голос напевал странную песенку. Чьи-то пальцы ощупывали обнаженную спину Нейла, его изуродованную правую руку, потом коснулись края уха. Он улыбнулся и повернулся на бок.
Карие глаза смотрели на него с нежного лица, обрамленного темными локонами, на губах застыла печальная улыбка.
— Фастия, — прошептал Нейл, чувствуя, как отчаянно забилось его сердце.
— Я знаю тебя, — вздохнул призрак. — Я тебя помню.
Нейл попытался сесть, но обнаружил, что ему это не под силу. Его тело было невероятно усталым и тяжелым.
— Я однажды тебя поцеловала.
— Мне очень жаль, Фастия, — прошептал он.
— Почему? Ты сожалеешь о поцелуе?
— Нет.
— Я уже почти ушла, — сказала она. — Река меня уносит. И я почти тебя забыла. Если ты когда-то поступил со мной плохо, вода все унесла.
— Я люблю тебя.
— Ты любишь другую.
— Да, — печально ответил Нейл.
Она погладила его щеку.
— Не нужно страдать, — сказала она.
— Это она привела тебя сюда? — спросил Нейл.
— Нет. Она подобна дверному проему, и через нее я вижу тебя. Именно ты привлек меня сюда.
— Я действительно тебя люблю.
— А я рада, что была любима, — сказала она, закрывая глаза. — Что-то приближается. — Тебе нужно возвращаться. Именно это я и хотела тебе сказать.
Она наклонилась и прикоснулась губами к его губам, и Нейл ощутил легкое покалывание. Потом Фастия запела на каком-то незнакомом языке, и Нейл вдруг понял, что тоже хочет запеть, покинуть свою плоть и присоединиться к Фастии. Но песня стихла, и Фастия исчезла вслед за песней.
Он вздрогнул и проснулся.
Шаги. Кто-то приближался. Судя по звуку, не один.
Так и оказалось, в камеру вошли четверо стражников. Они ничего не сказали, а Нейл не задавал вопросов; он молча позволил им вывести себя из камеры в коридор. Они отвели его в комнату, где он говорил с Бринной, и вышли за дверь. Нейл остался один.
Он не знал, что делать, но тут распахнулась маленькая дверца и вошла девушка с кувшином. Она вылила воду в белый таз для умывания.
— Моя леди приказала дать вам умыться, — сказала девушка на ханзейском.
Нейл прочитал в ее глазах страх, в прошлый раз она выглядела гораздо более спокойной.
— Я оставлю вас одного. Здесь вы найдете чистую одежду, — Она указала на стопку вещей, сложенных на стуле. Затем девушка быстро выскользнула за дверь.
Он сбросил грязную одежду и тщательно вымылся с ног до головы. Конечно, он бы предпочел принять ванну, но и так он почувствовал себя настолько лучше, что даже удивился. Нейл вытерся и надел бриджи и рубашку и остался стоять, наслаждаясь тем, что способен выпрямить ноги, спину и плечи.
Вскоре девушка заглянула в дверь, а потом появилась Бринна, одетая в такое же черное платье. Сегодня она была без маски.
Однако Нейл ничего не сумел прочитать на ее лице. Бринна подошла к креслу и села.
— Пожалуйста, садитесь, — предложила она.
Он повиновался.
— Все очень осложнилось, — сказала она. — Иначе вам бы не пришлось провести в темнице столько времени.
— Я ценю вашу заботу, — пробормотал он.
— Я в этом сомневаюсь, но мы не будем сейчас это обсуждать.
Она опустила взгляд и откашлялась.
— Есть три причины, по которым вы здесь, а не казнены и не в темнице, — продолжала она. — Во-первых, я уверена, что вы не убийца. Во-вторых, я полагаю, что мы можем помочь друг другу — и вам не придется нарушать свой истинный долг.
Она немного помолчала, а потом расправила плечи.
— Третья причина сейчас значения не имеет.
— Я рад, что вы верите, что я не убийца, — сказал Нейл.
Она кивнула и сложила руки на коленях.
— Я хочу, чтобы вы вновь помогли мне сбежать.
— Что?
— Энни уничтожила треть нашей армии, — сказала Бринна.
— Но это и есть война, — мягко ответил он.
— Не нужно быть таким снисходительным, сэр, — сказала она — Я знаю, что такое война.
— Извините.
— И поймите, наших людей убила вовсе не армия Кротении. Это сделала сама Энни.
— Вот как, — нахмурившись, сказал Нейл, пытаясь понять.
Он несколько раз находился рядом с Энни, когда она использовала свои способности. Но даже во время марша на Эслен она не могла повлиять более чем на дюжину людей, и ни разу не убивала больше одного или двух человек. Но и в этих случаях Нейлу становилось немного не по себе.
— Скольких она убила? — спросил он.
— Сорок восемь тысяч.
— Сорок… — Нет, такое просто невозможно.
— Это началось, сэр Нейл. Она входит в силу. Мой отец продолжает посылать против нее солдат, и они будут и дальше умирать.
— И что вы намерены делать? — спросил Нейл.
— Энни для меня недоступна. Я не могу оказать на нее никакого влияния. Однако я рассчитываю, что мне по силам исправить то зло, которое я совершила. Я должна помочь восстановить закон смерти, а если это произойдет, то все изменится. Все видения будущего, все пророчества теряют ясность. И я прошу вас поверить мне хотя бы в этом.
— Но почему я должен помочь вам бежать?
Я должна добраться до Новых Земель, — ответила она. — Мне необходимо попасть туда как можно раньше.
— Я ничего не могу вам обещать, — сказал Нейл.
— Я понимаю, — ответила Бринна. — Я просто хотела, чтобы вы знали о моих планах. И мне необходимо откровенно поговорить с королевой Мюриель. Лишь она может принять решение взять меня с собой. Но прежде я хочу получить ваше согласие, поскольку вы за нее отвечаете.
— Значит, вы хотите доставить ее сюда?
— Если бы у меня такая возможность была, я бы давно это сделала, — ответила Бринна.
— Что вы хотите сказать?
— Она ведь отправилась на охоту с Беримундом, верно?
— Да, на следующий день после нашего прибытия. Как раз перед тем, как меня схватили.
— Мой отец далеко не всегда руководствуется здравыми соображениями. Он приговорил вашу леди к смерти и приказал моему брату привести приговор в исполнение.
Нейл вскочил на ноги так стремительно, что опрокинул стул, на котором сидел.
— И вы это видели?
Она ахнула и сжалась.
— Вы видели? — немного мягче спросил Нейл.
— Нет, но у меня есть шпионы. Однако я видела куда мой брат ее отвез.
— Чтобы убить?
Ее взгляд застыл и остекленел.
— Беримунд не сделает этого, — сказала Бринна, и в ее голосе появилась странная монотонность. — Он отвез ее в тайное убежище, чтобы спрятать. Он не знал, что его выследили.
— Выследили? Люди его отца?
Она покачала головой.
— Нет. Роберт Отважный.
Нейл механически прикоснулся рукой к голове — к тому месту, куда его ударили бутылкой.
— Я должен быть рядом с ней, — сказал он. — Вы можете мне помочь?
— Она мне нужна живой, — сказала Бринна. — Элис согласилась помочь, но мне необходимы еще и вы.
Он вздохнул.
— Я помогу вам бежать, — сказал он. — Но после того, как мы найдем королеву, я буду выполнять ее приказы.
— Даже если она прикажет меня убить?
— Любой приказ, кроме этого, — сказал он.
На мгновение лицо Бринны озарилось ярким светом, но потом вновь стало непроницаемым.
— Ну, — сказала Бринна, — значит, мы договорились?
— Да.
— Вот и хорошо, — сказала она. — Тем более, я уже приготовилась, не дожидаясь вашего согласия. Следовательница настояла на том, что должна присутствовать при вашем допросе и получила письменный приказ от моего отца.
— И где она сейчас?
— В соседней комнате. Я ее отравила. Со стражниками, которые привели вас сюда, тоже покончено. Во всяком случае, я на это надеюсь.
— Так и есть, — произнес тихий голос.
Нейл повернулся и увидел стоящую у него за спиной Элис, одетую в темно-синее платье. Элис держала в руках что-то, завернутое в плащ.
— Мне кажется, вам подойдет эта кольчуга, сэр Нейл, — сказала Элис. — И вы можете выбрать себе меч.
— Я знаю, что вы бы предпочли свой меч, — сказала Бринна. — Но я не в силах вернуть вам его. Надеюсь, один из этих вам подойдет. Очень скоро он нам понадобится.
Эспер уже схватился за кинжал, но в последний момент понял, что теряет разум — им управляла миссия Сарнвудской Колдуньи, а он это даже не всегда понимал,
Лешья заметила выражение его лица и приподняла брови.
Отчаянно сопротивляясь безумию, Эспер засунул волшебный клинок в ножны, отстегнул их от пояса и протянул Лешье.
— Он твой, — сказал Эспер, — Мне бы давно следовало вернуть его тебе.
— Ты лучше им пользуешься, — возразила Лешья.
— Мне он не нравится.
— Как и мне, — ответила сефри. — Это вещь седоса.
Эспер не сразу опустил руку, однако, увидев, что Лешья не собирается брать у него кинжал, вновь повесил его на пояс.
— Давай не будем ничего говорить о предложении Фенда, — сказал он. — Во всяком случае, пока не выясним, что он задумал.
— Он может еще больше все запутать, — сказала Лешья.
— Да, — ответил Эспер.
Он так и не смог понять, спрашивает Лешья, или утверждает.
Отряд Эмфрита разбил лагерь неподалеку от дороги. Как только они миновали часового, Винна сразу бросилась к Эсперу. Она раскраснелась и была чем-то взволнована. Эспер не смог понять, хорошие у нее новости, или плохие.
— Он нас нашел, — заявила Винна, которая казалась счастливой.
— Стивен?
Ее лицо помрачнело, и она покачала головой.
— Эхок.
Эспер почувствовал облегчение.
— Правда? И где он?
— Спит. Он едва держался в седле. Мне кажется, он не спал несколько дней.
— Ну, тогда я поговорю с ним позже.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Я рад, что он жив, — ответил Эспер. — Впрочем, это не удивительно. Эхок в состоянии о себе позаботиться. Он не… — Эспер замолчал.
— Не такой, как Стивен, — тихо закончила Винна.
— Со Стивеном тоже все в порядке, — хрипло сказал Эспер. — Скорее всего, он застрял в каком-нибудь скрипториуме.
— Да, наверное, — согласилась Винна.
На следующее утро Эспер нашел Эхока возле догорающего костра. Увидев Эспера, молодой ватау улыбнулся.
— Тебя было совсем непросто найти, — сказал он. — Все равно, что идти по следам призрака. Я потерял тебя возле холодной реки.
— Велп.
— Мне не нравятся эти деревья. Такое впечатление, что находишься на границе снегов, в горах.
— Да, но разница есть, — сказал Эспер. — В любом случае, тебе следовало подождать, как это сделала Винна. Я бы за тобой пришел.
— Я не мог, — ответил ватау. — Винна тоже не стала ждать. Она заставляла Эмфрита тебя искать, но после того, как ее живот стал расти, он отказывался уходить далеко. — Эхок пошевелил палкой угли. — К тому же, Эмфрит не хотел тебя найти.
— Ну, в это легко поверить, — кивнул Эспер.
Эхок откинул назад свои черные, как смоль, волосы. Его лицо заметно осунулось, и теперь он выглядел старше. Тело стало больше соответствовать заключенному внутри мужчине.
— И куда вы направляетесь? — спросил Эхок.
— В Заячьи горы. К западной границе, рядом с Са Сет аг Са’Нем.
— Ах, вот оно что, — юноша покачал головой. — Ты ищешь Сегачау.
— Что?
— Тростниковый пруд, — ответил Эхок. — Колодец жизни. Дыру, из которой все вышло в начале времен.
— Глаз Грима, — выругался Эспер. — Тебе о нем что-то известно?
— Мой народ долго живет в горах, — ответил ватау. — А это очень старая легенда.
— И что в ней говорится? — спросил Эспер.
— Она довольно запутанная, — сказал Эхок. — В ней упоминается множество племен и кланов. Но если выделить главное, то все сводится к следующему: в древние времена все жили под землей — люди, животные и растения. Там же обитала и раса демонов, которая следила за порядком. Они нами питались. Но однажды человек выбрался на свободу и нашел тростник, уходящий в небо. Он взобрался по нему и оказался в нашем мире. Потом он спустился вниз и вывел всех наверх. Этот человек стал Эттороумом, Мосслордом — вы называете его Терновым королем. Он не позволил демонам последовать за людьми, а потом создал священный лес. Закончив все, он погрузился в сон, но прежде завещал людям, что они должны почитать и защищать лес, в противном случае он проснется и накажет их. А то место, откуда он выбрался, получило название Сегачау. Говорят, что его невозможно найти.
Эспер поскреб подбородок, интересно, что извлек бы из этой легенды Стивен? У ватау нет ни письменности, ни тем более скрипториев. Они не следуют путем Церкви.
Тем не менее, рассказ Эхока в двух важных деталях совпадал с историей Лешьи о Венкерде. В обоих случаях утверждалось, что Терновый король появился именно оттуда, и что это источник жизни.
Но в остальном легенда ватау очень сильно отличалась от истории сефри, и настроение Эспера неожиданно улучшилось. Стивен рассказывал ему, как сильно время может исказить правду; может быть, никто, и том числе и Сарнвудская Колдунья, не знает всего. Может быть, когда он окажется на месте, у него появится шанс преподнести всем сюрприз. Если подумать, ему известна одна вещь, о которой знает еще только Винна.
— Я рад, что ты вернулся, Эхок, — сказал Эспер, потрепав его по плечу.
— И я этому рад, мастер лесничий, — ответил Эхок.
Однако хорошее настроение Эспера скоро испортилось.
Через два дня они добрались до реки Зен, и местность вокруг нее не сулила ничего хорошего.
На смену зеленым полям пришли заросли чахлых сорных трав, птицы летали где-то очень высоко, земля вокруг стала желтой и бесплодной, лишь вдоль берега Зен росла живучая болотная трава. Они больше не слышали пения птиц или стрекотания сверчков. Теперь это была пустошь.
Деревни тоже вымерли. Им не попадались живые люди, а валявшиеся на земле кости были так обезображены, словно здесь охотились какие-то жуткие чудовища.
На следующий день, когда они вышли к окраине Королевского леса, Эспер уже был готов к самому худшему.
Винна, которая в последнее время почти не разговаривать с Эспером, подъехала к нему.
— Будет очень плохо, да? — спросила она.
— Да, — Он уже видел, что линия деревьев выглядит совсем не так, как следовало бы.
— Мне очень жаль, я знаю, как сильно ты переживешь, — сказала Винна.
— Я лесничий и должен поддерживать лес в порядке, — ответил он.
— Ты сделал все, что мог.
— Нет, не все, — резко возразил Эспер.
— Эспер, — мягко сказали Винна, — ты должен поговорить со мной. Мне необходимо знать, зачем мы направляемся туда, где умерло вес, кроме чудовищ. Я тебе верю, но обычно ты не скрываешь от меня, что происходит. Фенд даже не пытается нас догнать, а Эмфрит начинает задавать вопросы. И он беспокоится, что наши запасы скоро кончатся.
— Эмфрит может сам задать мне свои вопросы, — резко ответил Эспер.
— Мне не кажется, что ты стараешься доставить меня в безопасное место, — заявила Винна.
Эспер ощутил болезненный укол, словно услышал голос Колдуньи, однако не стал спорить, поскольку понимал, что, только сообщив Винне часть правды, сумеет ее успокоить.
Эспер испытал такое облегчение, что едва не заплакал.
— Послушай, — тихо заговорил он, — мне удалось кое-что разузнать у Сарнвудской Колдуньи во время моего путешествия в Бейргс. То, что ты видишь здесь — и то, что мы увидим дальше — происходит не только в Королевском лесу. Эта мерзость будет распространяться до тех пор, пока все не умрет, пока нигде не останется ни лесов, ни полей. И нет такого места, куда я мог бы отвести тебя, где ты и ребенок чувствовали бы себя в безопасности — во всяком случае, надолго.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я объясняю тебе, что наша единственная надежда состоит в том, чтобы попытаться это остановить.
— Остановить?
Он коротко рассказал о Венкерде и о том, что можно “призвать” нового Тернового короля. Эспер не стал говорить, как Лешья сумела это узнать, и, конечно, не упомянул о словах Фенда, утверждавшего, что будущий ребенок Винны призван спасти мир. Он и сам в это не особенно верил. Когда Эспер закончил, Винна бросила на него странный взгляд.
— Что такое?
— Есть кое-что, чего я все еще не понимаю, — сказала она. — Я готова поверить, что нет такого места, куда бы не добралась порча. Однако наверняка есть районы, которые она захватит позже. Тот Эспер, которого я знаю, не хотел бы, чтобы я участвовала в этой… авантюре — во всяком случае, в моем нынешнем состоянии. Он позволил бы Эмфриту увести меня как можно дальше от Королевского леса, а сам отправился бы сражаться. Возможно, в этой схватке Эспер погиб бы. Пойми меня правильно, я рада, ты так не поступил.
— Мне кажется, что Фенду нужен не только я, но и ты, — сказал Эспер.
— Так почему же он не послал за мной уттина?
— Но ведь вайвер на тебя напал, помнишь?
Она с сомнением кивнула.
— И это единственная причина?
— Когда я в последний раз видел Фенда, он сказал именно так, — ответил Эспер.
— Но почему?
— Ты была его пленницей в течение целого месяца. Что ты по этому поводу думаешь? Фенд меня ненавидит, он совершенно безумен, а я люблю тебя. Неужели ему нужен еще какой-то повод?
— Верно, — согласилась Винна. — Верно. И все же… что-то здесь не так.
— Все не так, — со вздохом ответил Эспер.
— Я знаю, — спокойно сказала Винна. — Но мы все исправим, чтобы твой ребенок мог вырасти.
— Да, — напряженно ответил Эспер.
— Я думала об именах, — сказала Винна.
— Ингорны не дают детям имена, пока им не исполняется два года — резко ответил Эспер.
— Но почему?
— Потому что большинство не выживает, — ответил он. — Если ты не даешь ребенку имени, он имеет шанс родиться снова. А с именем он умирает окончательно.
— Это глупо, — проворчала Винна. — Тогда зачем вообще давать человеку имя?
— Потому что рано или поздно наши имена нас находят, в точности, как наша смерть.
— Этот ребенок не умрет, Эспер. Так мне подсказывает сердце. Я не знаю, почему ты пытаешься… — ее голос дрогнул.
Некоторое время они ехали рядом и молчали.
— Какие имена у тебя на уме? — наконец, спросил Эспер.
— Не имеет значения, — ответила Винна.
Он посмотрел на нее.
— Мне всегда казалось, что Арианн хорошее имя, — сказал Эспер.
Она нахмурилось, и Эсперу показалось, что их разговор окончен, но потом она кивнула.
— Да, моему отцу оно бы понравилось.
— А если будет девочка?
— Мне нравится Эммер, или Салли.
Через колокол ветер переменился, теперь он дул со стороны леса, и запах разложения стал таким сильным, что Эспера вырвало, и он долго не мог прийти в себя.
— Ради святых. Эсп, что происходит? — спросила Винна.
— Запах.
— Запах? — Она принюхалась. — Я ощущаю слабый запах гнили. — сказала она. — Но не настолько сильный, чтобы меня стошнило. Ты в порядке?
— Да.
Но он солгал. Когда они подъехали ближе, вонь стала такой сильной, что Эспер уже не мог думать. Он хотел, чтобы на помощь пришел гнев, но ощущал лишь боль слабость и печаль. Сердце подсказывало ему, что пришло время лечь и умереть вместе с лесом, который он столько лет знал.
Потому что леса больше не было.
Все деревья покрылись отвратительной черной слизью, из их изуродованных стволов росли черные шипы, такие, как росли из следов Тернового короля.
Но не только это. Появились незнакомые деревья с зазубренными, как пилы, листьями, раздавшиеся растения, напоминающие заросшие мхом бочки. Кусты покрылись вместо листьев мерзкой чешуей. Нечто похожее он видел в Сарнвуде, но там они выглядели здоровыми. А здесь дубы, буки, тополя и сосны умерли.
Как и животные, и даже чудовища. Они натыкались на трупы греффинов и уттинов. Складывалось впечатление, что первые убили вторых, начали их пожирать, а потом и сами сдохли от яда.
Позднее они видели тела других седмари, умерших от голода.
Птиц не было вообще, тишину нарушили только их лошади, поднимающиеся по склонам холмов, а потом спускающиеся к Лисьим болотам, превратившимся в зловонные топи, заросшие гигантскими, отвратительными, покрытыми лишайниками растениями. В воде шевелились какие-то крупные существа, но никто не стал подходить ближе, чтобы их разглядеть.
— Этого не может быть, — сказал Эмфрит, когда стало темнеть, а Эспер начал искать место для лагеря. — Кто мог такое сделать?
Эсперу не хотелось отвечать, но рыцарь настаивал.
— Как вы сможете рассчитывать найти убежище в этой пустыне? И где мы добудем еду? У нас осталось совсем немного провизии и вина, а я бы не стал пить из источников, которые нам попадались на пути. И здесь нельзя охотиться.
— Я знаю место, где мы найдем еду, — сказал Эспер. — Мы будем там завтра.
— А что потом?
— Потом мы направимся в горы.
— Вы думаете, что там будет лучше?
«Нет, — подумал Эспер. — Там будет хуже».
Утром следующего дня они вышли к Белой Ведьме у моста Брю, древнего сооружения из изъеденного временем черного камня. Вода в реке больше не была светлым потоком, она почернела, как смола.
Когда они находились на середине моста, что-то вырвалось из-под него.
Когда лошадь Эспера встала на дыбы, он успел заметить диковинную помесь змеи и лягушки. Огромное черно-зеленое тело взметнулось вверх и разинуло пасть, полную желтых, похожих на иглы зубов.
Однако в последний момент чудовище замерло на месте. Эспер увидел, что глаза у него, как у змеи, а жуткие жабры открываются и закрываются по бокам жирной шеи. Конечностей не было; змеиная шея — или тело — уходило глубоко в воду.
Эспер начал доставать стрелу, но зверь неожиданно повернул голову и посмотрел туда, откуда пришли Эспер и его спутники. А затем грустно квакнул. И быстро скрылся в реке.
— Проклятье, — выдохнул Эспер.
— Оно не стало нас атаковать, — удивленно проговорил Эмфрит.
— Не стало — согласился Эспер. «Фенд ему запретил».
Они миновали речную низину и начали подниматься вверх по Брог-и-Страд, где на сочных лугах прежде паслись дикие стада, и гнездились зяблики. Путешествие по лесу было похоже на поминки по погибшим друзьям; потери ждали за каждым поворотом, новые трупы попадались им постоянно.
К наступлению сумерек они добрались до Тор Ската.
В отличие от окружающего их леса, Тор Скат не изменился. В последний раз Эспер побывал здесь со Стивеном Дариджем. Тогда он спас юношу от разбойников, и теперь Эспер вспоминал, как посмеивался над Стивеном, с энтузиазмом, рассуждавшим о вещах, которые в то время казались ему детскими сказками.
Жизнь все расставила по местам, и, в конечном счете, глупцом оказался он, а не Стивен. Знание прошлого гораздо лучше подготовило Стивена к страшным испытаниям, несмотря на юность, проведенную в стенах скрипториев.
— Какое странное место, — заметил Эмфрит, прерывая размышления Эспера.
Эспер кивнул, оглядываясь по сторонам. Казалось, кто-то взял небольшой замок, а потом постарался втиснуть в него максимально возможное количество странных башенок. На самом деле в центре замка была одна башня, прямо из которой торчала другая.
— Да, — согласился Эспер. — Говорят, что замок построил безумец.
— А здесь кто-нибудь живет? Едва ли его можно защищать от врагов.
— В последнее время замок использовался как охотничий домик короля, — ответил Эспер. — Его содержал рыцарь по имени сэр Саймен Руксволд. Сомневаюсь, что сейчас здесь кто-нибудь живет.
— Надеюсь, сэр Саймен успел вовремя убраться отсюда, — пробормотала Винна.
— Не сомневаюсь, — сказал Эспер. — Он знал об опасности еще раньше, чем я.
Однако, Эспер не особенно верил в собственные слова. У сэра Саймена был сложный характер, и он очень серьезно относился к исполнению своего долга.
Вокруг стен были разбросаны человеческие кости.
— Жители замка? — спросил Эмфрит.
Эспер покачал головой.
— Тор Скат гораздо труднее взять приступом, чем кажется. Эти люди скорее погибли во время штурма.
— Слиндеры, — предположили Винна.
— Да.
— Значит, сэр Саймен остался здесь и дал им бой.
— Да, некоторое время он защищал замок.
— А кто такие слиндеры? — спросил Эмфрит.
— Горные племена, которых свел с ума Терновый король. Они подобны саранче. Уничтожают и пожирают все на своем пути.
— Пожирают? — с сомнением проговорил рыцарь. — До меня доходили такие слухи, но я и них не верил.
— Да, они едят людей, — сказал Эспер. — И даже иногда сырыми. А сейчас мы не можем знать, кто обитает в замке.
Вход в замок был таким же странным, как и все остальное — небольшие ворота в основании узкой башни. Эспер попытался их открыть, но обнаружил, что они заперты изнутри, однако, стоило ему постучать, как тут же раздался лай и рычание.
— Там собаки, — сказал Эмфрит. — Как такое возможно?
Через несколько мгновений ворота открылись, и они увидели грузного мужчину.
— Исарн? — спросил Эспер, не веря своим глазам.
— Мастер Белый, — ответил тот. — Рад вас видеть.
Однако удивленный Эспер озирался по сторонам. Во дворе были не только собаки, но еще цыплята и гуси. Он даже заметил зеленые побеги, похожие на репу.
— А где сэр Саймен? Он я замке? — спросил Эспер.
Великан кивнул.
— Он в зале. Сэр Саймен будет рад встрече с вами. Давайте я покажу вам, куда поставить лошадей.
Длинные волосы и борода сэра Саймена стали еще более косматыми, делая его похожим на старого оголодавшего льва, но он улыбнулся и с трудом поднялся на ноги, когда в зал вошел Эспер. Винна бросилась к нему и обняла.
— Эспер, — сказал старик — Какой замечательный подарок ты мне привез. — Он нахмурился. — Это маленькая Винна?
— Да, это, сэр Саймен, — подтвердила она.
— О, милая девочка, как ты выросла. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз побывал в Колбели, — Он со значением посмотрел на ее живот, но ничего не сказал.
— У вас есть какие-нибудь новости из города?
— Твой отец уехал, это я знаю; он направился в горы, в сторону Виргеньи. Остальные сбежали или погибли, когда пришли слиндеры.
Он повернулся и пожал руку Эспера, и ладонь старика показалась тому совсем прозрачной.
— Я ведь тебе говорил, Эспер, ведь так? Но ты такой упрямый.
Эспер кивнул.
— Да, пожалуй, вы были правы, — признал Эспер. — Что здесь произошло?
— Присядьте, — предложил сэр Саймен — У меня найдется, что выпить.
Он подал знак, и мальчик, сидевший на стуле в углу, встал и вышел из зала.
— А где Энфалси? — спросил Эспер.
— Я отослал ее к родственникам в Хорилад, — ответил старый рыцарь. — Вместе с остальными женщинами. Здесь им сейчас не место.
Вернулся мальчик с кувшином вина. Кубки были уже расставлены на столе, и мальчик их наполнил.
Саймен сделал большой глоток.
— Как приятно принимать гостей, — сказал он. — В последнее время нас редко кто навещает.
— Да вы и сами никогда не ходили в гости к соседям, — заметил Эспер.
— Это правда, — не стал спорить рыцарь и посмотрел на Эмфрита и его людей. — Кто твои друзья?
Эспер представил Эмфрита и его людей, стараясь скрыть свое нетерпение. Наконец, когда все уселись за стол, Саймен ответил на вопросы лесничего,
— Здесь побывали слиндеры, — сказал рыцарь. — Но они не сумели разрушить стены и вскоре ушли. Они появлялись несколько раз, но результат оставался неизменным. Они ужасно опасны, если встретить их в лесу, но против замка — даже такого скромного, как этот — у них нет никаких шансов. Они не в силах прогрызть камень, ведь так? Поэтому мы оставались под защитой стен, а когда слиндеры уходили, я посылал людей помочь деревенским жителям и заготовить мяса для следующей осады.
Потом стали появляться чудовища, оказалось, что безумный король Гаулт был вовсе не безумен. Он построил этот замок, чтобы не впускать альвов и бугшинов, и будь я проклят, эти стены нас защитили.
— Что вы хотите сказать?
— Они не могут, или не хотят войти в замок. И я вижу только одно объяснение: их не пускают какие-то чары.
— Грим, — пробормотал Эспер. — Все окончательно запутывается.
— Но нам это очень помогло, — заметил Саймен.
— Да.
— Так вот, они появлялись и уходили, а потом начал умирать лес. Снова вернулись слиндеры, их были сотни, а за ними греффины, мантикоры и всякие другие чудовища, они убивали друг друга перед нашими стенами, а остальные умирали с голоду. Мы же сидели и ждали. И вот появился ты.
— Но это же замечательно, — сказал Эмфрит. — Лесничий, мы нашли место, которое нам нужно. Здесь Винна сможет родить ребенка.
Эспер все еще искал подходящую ложь, когда в зал ввалился Исарн.
— Сэр Саймен, — закричал великан. — К замку подходит целая армия, они уже в двух лигах от нас. Хенне их видел.
— С севера? — спросил Эспер. — Тогда это Фенд.
— И он будет бессилен, — вмешался Эмфрит. — Его чудища не доберутся до нас, пока мы здесь. Они умрут от голода, как и другие.
— Однако у него есть люди и сефри, — заметил Эспер. — Они смогут войти в замок.
— Эта армия приближается с запада, — ответил Исарн. — Пехота и кавалерия, всего пять сотен.
— Значит, это не Фенд, — сказала Винна.
— Может быть, подкрепление из Эслена?
— Может быть, — сказал Эспер.
Однако он не забыл, что Фенд предупреждал его о других врагах, а потому не особенно рассчитывал, что войско окажется дружественным.
Раненая стрелой рука Казио горела огнем, колени подгибались.
«Да, решил Казио, у меня плохо получается уворачиваться от стрел.» И эта мысль пугала, поскольку лучник, который уже сделал один удачный выстрел, снова натягивал лук, а его приятель с топором и щитом находился совсем рядом.
Казио сделал пару шагов, чтобы солдат с топором оказался между ним и лучником, и поднял Акредо, радуясь, что стрела попала в левую руку, но она торчала из его предплечья, как маленькое дерево, и Казио понимал, что координация нарушена.
Он сделал выпад в лицо солдата с топором, но тот поднял щит, отводя в сторону клинок, а сам сделал шаг вперед и взмахнул топором. Казио вскинул клинок, чтобы парировать высоким Призмо, повел Акредо по диагонали, справа налево. Топор скользнул по клинку, и Казио сумел избежать удара.
Теперь, когда острие Акредо было направлено вниз, а сам он стоял вплотную к щиту противника, Казио сделал единственное, что было возможно: подпрыгнул вверх так, что направленный вниз клинок Акредо скользнул вдоль внутренней стороны щита — в следующее мгновение острие уже вошло в горло врага над нагрудником. Не встречая сопротивления, сталь проникла в легкие.
Приземлившись, Казио не сумел удержаться на ногах, а его противник, спотыкаясь, сделал несколько последних шагов, судорожно пытаясь вытащить Акредо из своего горла.
И оставался еще лучник, который уверенно целился в Казио.
Озираясь, Казио отчаянно пытался найти какое-нибудь укрытие Лучник ускорил шаг — возможно, убитый солдат с топором был его другом.
Но тут лучник осел на землю и выронил лук. Казио увидел, что из его живота торчит стрела.
— Проклятье, — пробормотал лучник. — Я знал. — Он немного посидел на земле, а потом поднялся на ноги, опираясь на лук. Оглядевшись по сторонам, он бросил еще один взгляд на Казио.
— Будь оно все проклято, — пробормотал лучник и заковылял прочь.
— Удачи тебе, — крикнул ему вслед Казио.
— Фус-зу, кунтен, — отозвался лучник.
— Правильно, — выдохнул Казио, пытаясь встать.
«Неужели во мне так много крови, — подумал Казио. — Может быть, следует сначала вытащить стрелу?»
Он взялся за древко, солнце ослепительно вспыхнуло, и следующее, что Казио увидел, был человек, глядящий на него сверху. Оставалось надеяться, что это друг.
— Тебе будет больно, — предупредил его з’Акатто вечером того же дня.
— Ты никогда прежде мне не лгал, — с иронией сказал Казио. — Я… — Но тут он забыл, что собирался сказать, поскольку все вокруг побелело от боли, и он временно лишился способности к связной речи.
— Я же предупреждал, — проворчал старый фехтовальщик.
— Да, — ничего умнее Казио придумать не сумел.
— С тобой будет все в порядке, если не начнется заражение.
— Какое облегчение, — отозвался Казио, вытирая слезы здоровой рукой.
Он посмотрел на встревоженное лицо Остры, и ему стало стыдно. Он всего лишь ранен стрелой в руку. Ей пришлось перенести нечто куда более мучительное.
Казио выпил то, что ему вручил з’Акатто. У жидкости был вкус огня, смешанного с потом пьяного.
Он сделал еще несколько глотков, пока з’Акатто чистил и перевязывал рану. Одновременно з’Акатто рассказал ему, как проходило сражение. Если коротко, они победили. «Еж» сдерживал атаки противника, а лучники вели прицельный огонь.
— А потом кассро приказал нам атаковать остатки кавалерии, — вмешался Ян. — Сначала они не могли поверить своим глазам; всадники думали, что мы можем только защищаться. Однако мы шли вперед, держа копья наперевес и сомкнув ряды, как в старые добрые времена, а позади у них стояла собственная пехота. Они и с разбега не смогли пробить наше построение, а когда мы стали колоть их копьями, у них уже не было места для настоящей атаки. Не успели мы и глазом моргнуть, как они дрогнули и поскакали прочь, топча свою пехоту.
Он кивнул в сторону старого фехтовальщика.
— Этот человек знает, как нужно сражаться, — добавил Ян.
— Жаль, что я все пропустил, — сказал Казио.
— О, ты неплохо сделал свое дело. Давай выпьем.
— С удовольствием, — ответил Казио.
— Но это будет последний стакан, — сказала из-за его спины Остра. — Теперь он мой, парни. Солнце садится.
Они поставили палатку для Остры, и как только Казио и Остра оказались внутри, он нежно взял ее за плечи и поцеловал. Он ощутил в ее дыхании алкоголь, но в ее глазах он видел тревогу, а не желание.
Он прижал Остру к себе, и вдруг на ее лице появился страх. Казио почувствовал, как Остра сжалась, и тут же отпустил девушку.
— Извини, — сказала она.
— Все в порядке, — ответил он, поглаживая ее по волосам. — Тебе пришлось многое пережить.
Она поцеловала его в левое плечо.
— Тебе тоже.
Он поцеловал ее в лоб, а потом осторожно переместился ей за спину. На этот раз, когда Казио притянул Остру к себе, она уже не напряглась. Казио поцеловал ее затылок, и она тихонько вздохнула.
Он очень нежно раздел Остру, и скоро они лежали рядом, прижимаясь друг к Другу. Он погладил ее лоб, потом провел ладонью по боку и бедру.
— Быть может, на сегодня достаточно? — тихо спросила она.
— Более чем достаточно, — ответил он. — Больше, чем королевство. Больше, чем империя.
— Спасибо тебе.
— Ты поправишься, — сказал он ей. — И я поправлюсь, и нам обоим станет лучше. Но нам и сейчас неплохо. Мы живы, и мы есть друг у друга.
— Да, это так, — прошептала она.
Казио проснулся через несколько колоколов. Было холодно, и он проверил, хорошо ли Остра укрыта. Затем он натянул штаны и рубашку и вышел из палатки. В руке пульсировала боль, словно там прятался демон, а вчерашняя выпивка давала о себе знать множеством неприятных ощущений.
Около половины солдат еще не спали, они пели и смеялись вокруг костров. Он нашел з’Акатто, одиноко сидевшего в фургоне.
— Пришло время вина, старик? — спросил Казио.
Он не смог разглядеть лицо своего наставника в тусклых отблесках костров, и, все же ему показалось, что по губам з’Акатто бродит тень улыбки.
— Нет, еще нет.
— Почему ты никогда мне не рассказывал о том, как воевал? Да, конечно, мы с тобой ругались, но ты для меня как отец.
— Я не твой отец, — резко ответил з’Акатто, но потом заговорил мягче. — Я бы не мог им быть.
— Нет? Однако ты выполнял его роль. Почему?
— Я не сумел придумать ничего лучшего, — проворчал з’Акатто.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— А ты разве не видишь, что я и не собираюсь на него отвечать?
Казио вздохнул.
— А тебе еще не надоело пререкаться и ворчать?
З’Акатто немного помолчал, а потом тихонько рассмеялся.
— Это легче, чем нормально разговаривать, — заявил он.
— Вот именно. И мне тоже.
— Ладно, — вздохнул з’Акатто. — Просто я не хотел, чтобы ты оказался вовлеченным в войну. Твой отец взял с меня обещание научить тебя владеть клинком, но он никогда не просил сделать из тебя солдата. Не думаю, что он этого хотел — и я совершенно уверен, что не хочу я. Вот почему я не стал кружить тебе голову историями о наших похождениях.
— Может быть, если бы ты мне все рассказал, я бы сейчас не встрял во все это.
З’Акатто снова рассмеялся.
— Да, смешно. Какими бы черными красками я бы не рисовал картины сражений, тебе война показалась бы привлекательной. А так как этим занимался твой отец, да и я…
— Вы оба были знаменитыми.
— Да. Еще одна причина, которая заставила бы тебя пойти по нашим стопам.
Казио кивнул.
— Наверное, ты прав. Я был немного упрямым в юности.
— В юности? Да ты с каждым днем становишься упрямее. Впрочем, это неплохо, ведь не будь твоя голова такой упрямой, она бы не выдержала удары, которые ты все время получаешь.
Он протянуть бутылку, и Казио сделал глоток. Вино оказалось превосходным.
— Что теперь? — спросил он.
— Ну, ты уже и сам принял решение, — сказал з’Акатто.
— Ты эмратуре, — ответил Казио.
З’Акатто взял бутылку и сделал большой глоток.
— Верно, — ответил он после паузы. — Большинство парней намерены вернуться в Эслен и сражаться за Энни. Я никогда там не был, наверное, стоит побывать.
— Ну, там есть на что посмотреть, — зевнув, ответил Казио.
Они допили бутылку и открыли следующую, но тут на Казио навалилась усталость.
— Пожалуй, мне пора в постель, — сказал Казио, хлопнув своего старого наставника по спине.
— Завтра рано вставать, — отозвался з’Акатто.
— Да, сэр кассро, — ответил Казио.
Он вернулся к Остре и обнаружил, что она лежит в той же позе. Он улегся рядом, наслаждаясь теплом ее тела.
На следующее утро он проснулся рядом с ней. Остра все еще лежала неподвижно, и он решил встать и собрать вещи, дав ей еще немного поспать.
Но когда он сел, Казио заметил, что глаза Остры открыты.
— Доброе утро, любовь меня, — сказал он, целуя ее в щеку.
Она не пошевелилась, а ее глаза были остекленевшими. Казио потряс Остру, но она никак не отреагировала. Он встряхнул ее сильнее.
Энни потянулась и закрыла глаза, когда легкий ветерок зашуршал в траве. Резвая пофыркивала где-то рядом, издалека доносился напев лютни.
Что-то защекотало ее губы, и Энни с улыбкой открыла рот, сжала зубы, и ощутила терпкий вкус винограда.
— Ты ее не очистил, — пробормотала она.
— О, теперь я знаю свое место, — сказал граф Кейп-Шавель. — Вчера я был поклонником, а сегодня стал служанкой.
— Ты можешь совмещать обе должности, — лениво сказала Энни открывая глаза.
Над морем парили чайки.
— Какое чудесное место, — заметил граф.
— Одно из моих любимых, Кейп-Шавель, — ответила Энни.
— Правда? А вы не могли бы называть меня Тэм?
— А ты можешь снять все лишнее?
Он потянул за рукав ее платья.
— Если вы имеете в виду это.
— А ты дерзок сэр, — сказала она.
— Я хотел узнать, есть ли веснушки у вас на ногах.
— Хм-м-м... Мне и самой стало интересно.
— Вот возьмите — Он поднес еще одну виноградину к ее губам. Очищенную.
— Очень хорошо, Кейп-Шавель, ты умеешь учиться.
— Однако мы не можем обращаться друг к другу по именам?
— Полагаю, сначала ты должен поухаживать за мной еще несколько лет. Ты торопишься?
— Нет, — ответит он. Его голос стал серьезнее — Теперь в этом нет необходимости.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы сумели отбить нападение армии Ханзы. Церковь отвела войска и просит мира.
— А кто тебе это сказал? — спросила Энни, приподнимаясь на локтях.
— Я догадался… ну, многие говорят.
— Я не знаю, что задумал Хесперо, — продолжала Энни — Но едва ли ему нужен мир. Он сделал глупость, согласившись вернуться сюда после стольких совершенных им преступлений.
— Тогда я признаю свою ошибку.
— Можешь продолжать в таком же духе, — сказала Энни.
— Как пожелаете.
— Ты хочешь сказать, что больше не намерен ухаживать за мной?
— Вовсе нет. Но если мои ухаживания нужны для того, чтобы Виргенья прислала войска, то вы в них теперь не нуждаетесь.
— Да, так оно и есть, — кивнула Энни. — Однако я их все равно получу. И вовсе не из-за того, что ты за мной ухаживаешь.
— Что вы имеете в виду?
— Чарльз меня унизил, и не только меня, а все королевство. Какая из меня получится королева, если я буду позволять так со мной обращаться? Нет, я полагаю, что мы сменим голову под этой короной, — Она посмотрела на Кейп-Шавеля и погладила его волосы. — Мне кажется, твоя голова очень даже подходит для этой цели.
Граф заморгал, широко раскрыв рот. Потом улыбнулся, словно до него только что дошел смысл шутки.
— Ваше величество изволили пошутить.
— Нет, я вполне серьезна.
В глазах графа появилась тревога.
— В чем дело? — спросила Энни.
— Надеюсь, ваше величество не думает, что у меня на уме была такая цель, когда мы познакомились.
Она пожала плечами.
— Для меня это не имеет значения. Верность, конечно, хорошая вещь, но ум важнее. Когда ты решил встать на мою сторону, у меня было совсем немного шансов одержать победу. Ты пошёл на риск, и я этого не забуду.
— Я не знаю, что и сказать, ваше величество.
— А тебе ничего и не нужно говорить, — сказала она. — Тебе следует лишь сохранить мои слова в тайне. Я полагаю, что твой дядя попытается бороться, когда ты потребуешь себе его шляпу, а сейчас нам необходима его армия. Ханза собирает новую армию — она будет ещё больше, чем предыдущая.
— Но вы легко ее раздавите.
— Да, теперь, когда я знаю, как это сделать, мне будет легче, — согласилась Энни.
— Мне кажется, вы преувеличиваете храбрость моего дяди, — заметит Кейп-Шавель. — Когда он поймет природу вашей силы, он не пойдет против вас. Я сомневаюсь, что найдется армия, которая на это способна.
— Знаешь, — задумчиво проговорила Энни, — со мной очень плохо обращались в Вителлио и Теро Галле. Возможно, я захочу присоединить их к моим владениям. В любом случае, з’Ирбина должна получить урок.
Кейп-Шавель вновь в изумлении уставился на Энни,
— Не будь таким серьезным, — сказала она. — Давай лучше вернемся к вещам более приятным. Теперь твое ухаживание нужно только для того, чтобы ты мог меня поцеловать, и я желаю, чтобы ты занялся этим прямо сейчас.
Так он и сделал. Его губы познакомились с ее шеей и плечами, а руки обследовали всю поверхность ее тела. И он прикасался к ней не воровито, исподтишка, как Родерик. Кейп-Шавель не стал делать вид, что случайно задел ее грудь, а прижал к ней свою ладонь так, что у Энни не оставалось никаких сомнений относительно его намерений.
Но если граф попадал туда, куда не следовало, он это чувствовал и принимал, как должное. И это его не тревожило, не оскорбляло его чувств и не делало слабым.
Однако святые позволили ему разжечь в ней огонь, и он гладил ее тело повсюду, пока она не захотела, чтобы их тела могли прижаться друг к другу так, чтобы им не мешала одежда, возжелала, чтобы их тела слились воедино.
Но только не здесь, где их могли увидеть. Они могли вернуться в замок, хотя…
— Достаточно, — едва слышно сказала она. — Достаточна, Кейп-Шавель.
— Что-то не так? — прошептал он.
— Да, — ответила Энни. — Я тебя хочу. И это неправильно.
— Но в этом нет ничего плохого, — ответил он. — И я вас хочу. Бы не представляете себе, как сильно.
— Нет, мне кажется, я представляю, — возразила Энни. — Но мы не можем. Я не могу. Я королева. Я должна быть ответственной. Святые, что будет, если я забеременею?
Энни сама удивилась, когда произнесла эти слова вслух.
— Я понимаю, — сказал Кейп-Шавель. — Но все равно хочу вас с той же страстью.
Она погладила его щеку.
— Ты опасен, — сказала она. — Еще немного, и ты бы меня убедил.
Он неуверенно улыбнулся.
— Простите, — сказал граф. — Я не стану делать вас своей любовницей.
Она кивнула.
— Однако я сделаю вас своей женой, если вы скажете “да”.
Она хотела пошутить, но потом увидела в его глазах искренность.
— Давай не будем торопиться, Кейп-Шавель, — сказала она.
— Я люблю вас.
— Не нужно этого говорить, — прошептала Энни. — Молчи.
Он кивнул, но на его лице появилась обида.
«Святые, он совершенно серьезен,» — подумала Энни.
И вдруг все изменилось. До этого момента Энни не понимала, что именно она контролирует ситуацию.
— Я не стану закрывать дверь, — сказала она. — В юности я мечтала выйти замуж по любви. Моя мать, моя сестра, все, старались объяснить мне, что принцесса не имеет такой возможности, но я отказывалась им верить. Теперь я королева и начинаю, понимать. Брак это не тот выбор, который я могу сделать в соответствии с желаниями своего тела или сердца. Ты стал дорог мне за очень короткое время, и у меня есть искушение поторопить события. Но я не могу. Пожалуйста, потерпи, ухаживай за мной, будь моим другом. Ты всегда казался мне человеком, которого очень трудно обескуражить. Надеюсь, я в тебе не ошиблась.
Он улыбнулся — и теперь его улыбка получилась более естественной.
— Я вас не разочарую, — сказал Кейп-Шавель.
— Хорошо, — Она поцеловала его еще раз, но совсем бегло. — А теперь нам пора возвращаться в замок. Благодарю за чудесное утро. И добро пожаловать обратно. Я очень рада, что ты уцелел.
Утро позволило ей сохранять хорошее настроение до самого вечера. Эмили все время улыбалась, и Энни практически не сомневалась, что девушка подсматривала за ними. Однако Энни не нашла в себе сил сердиться на нее.
Днем она готовилась к встрече с Хесперо. После недолгих колебаний Энни решила надеть рясу покрывало сестер монастыря Святой Цер. Потом она отправилась в Красный зал. Они должны были встретиться после обеда, когда прозвонит девятый колокол.
Она заставила Хесперо прождать до одиннадцатого колокола.
Он не выглядел встревоженным, когда она вошла в зал без всякого сопровождения. Хесперо был одет в простое черное одеяние и четырехугольную шляпу, которые он носил, когда был прайфеком. Он по-прежнему не брил усы и бороду.
— Ваше величество, — с поклоном сказал он.
— Я не знала, что ваша милость считает меня королевой, — сказала Энни.
Ее сердце забилось быстрее, и она поняла, что испытывает тревогу.
Однако Энни не могла показать свои сомнения Хесперо.
— Должен признать, что это решение далось мне нелегко, — сказал он. — Однако мне хотелось начать с примирения.
— Что ж, это звучит многообещающе. Я вас слушаю, — сказала Энни.
— Широко известно, что вы обладаете впечатляющими способностями. Вас удивит, если я скажу, что это не стаю для меня сюрпризом?
— Нет, я полагаю, что вы ждали такого поворота событий, — ответила Энни. — И мне очевидно, что вы сделали все что было в ваших силах, чтобы мне помешать — еще до того, как я сама осознала свои нынешние возможности.
— Но какие у вас основания так думать? — спросил Хесперо.
Энни небрежно махнула рукой.
— Сейчас мы не будем это обсуждать. Зачем вы пришли?
— Чтобы сделать предложение.
— И в чем оно состоит?
— Ваше величество, я могу вас многому научить. Показать вам, как управлять энергиями, которые, уверяю вас, пока не открылись вам. Скоро вы столкнетесь с другими, чьи умения сравнимы с вашими — и они также стремятся завладеть троном седоса. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, — ответила Энни, — И то, что я не могу найти вас в своих видениях, доказывает, что вы один из них.
— Да, у меня есть сила, — не стал возражать Хесперо. — Теперь я Фратекс Призмо святой Церкви и священный путь, который необходимо пройти, чтобы занять эту должность, дарует… власть. Однако вам не следует беспокоиться обо мне. Речь о другом. О том, кого называли Черным Джестером.
— Черный Джестер? Из древних легенд?
— Не совсем. Это сложно. Достаточно сказать, что появление Черного Джестера на троне седоса никому не принесет радости.
— Значит, вы бы предпочли, чтобы это была я?
Он пождал губы.
— В ранней молодости я обнаружил в Бейргсе древние пророчества, которые открыли мне многое. И одно из самых необычных открытий оказалось здесь, под замком Эслен, где томился некий Узник. Думаю, вы знаете, о ком я говорю.
— Да.
— Те из нас, кто пропитан могуществом седоса, не могут видеть друг друга — как вы только что сказали. Но у Узника не было таких ограничений; у него другой источник силы. И мне удалось получать от него различные видения. Среди прочего, он показал мне некоторые последствия того, что вскоре произойдет. Итак, как вам должно быть известно, будущее определяется настоящим. И то, чем каждый из нас должен стать, манит нас. У вас ведь есть проводник или наставник, не так ли?
— Да, — кивнула Энни.
— Это часть того, чем были вы в прошлом, но это еще и Энни Отважная, которая завладела троном седоса.
— Это абсурд, — сказала Энни, понимая, что он не врет.
— Вовсе нет.
— То есть, вы утверждаете, что я займу трон?
— Может быть. Или это сделает он.
— И это будет плохо.
— Я точно не знаю. У меня противоречивые видения, но я полагаю, что такой исход будет плохим. Однако я видел вас.
— В самом деле? И что же вы видели?
— Королеву демонов, ставшую ужасным тираном на тысячу лет.
Энни вдруг представила себе арилак, какой она впервые ее увидела: беспощадный демон, полный чистого зла. Неужели это она? Во что она превратится?
«Нет».
— Никогда не слышала ничего более безумного, — сказала Энни,
— Однако без моей помощи все произойдет именно так.
— И какого рода помощь вы можете мне предложить? Такую же помощь, как моим сестрам и отцу? Как сестрам из монастыря Святой Цер? Вы поможете мне так же, как обитателям Данмрога? Имейте в виду, что у меня есть письмо, написанное вашей рукой которое является серьезной уликой против вас.
— Энни, — заговорил Хесперо, теперь его голос был полон отчаяния. — Мир находится на грани катастрофы. Почти все варианты будущего ужасны. Я могу вам помочь. Вы меня понимаете?
— Нет, — резко ответила она. — Нет, я вас не понимаю. Я не могу представить, что вы скрываете за своей достойной презрения ложью, и почему решили говорить со мной лично, но выслушайте меня: кто бы вы ни были, Фратекс Призмо или нет, но вы ответите за свои преступления.
— Только не нужно принимать неверных и поспешных решений, — сказал Хесперо. — Неужели вы не понимаете? Мы должны забыть о прошлом и вместе двигаться вперед.
— Больше я не намерена вас слушать. Вы убийца, палач и негодяй, — Она кивнула своим стражникам. — Взять его.
— Мне очень жаль, — сказал Хесперо. — Всем спать.
Энни ощутила, как ее лица коснулось что-то теплое. Стражники опустились на пол.
— Что вы делаете? — спросила Энни.
— То, что должен, — ответил Хесперо. — То, что мне все равно пришлось бы сделать в конце. — Он шагнул к ней.
— Стой, — сказала она.
Он покачал головой.
Ярость закипела в Энни, и она направила ее на Хесперо Он споткнулся, но продолжал идти к ней. Она не чувствовала его и не могла заставить его кровь закипеть. Энни ощутила тревогу и попыталась пробиться еще дальше, пока не коснулась чего-то мягкого — теперь она могла атаковать. К счастью, Хесперо не мог управлять ею; Энни ощущала, как его сила бессильно бьется вокруг нее, словно крылья бабочки.
Но он уже стоял рядом с ней. Энни ощутила сильный удар меж ребер.
— Нет! — сказала она, отталкивая от себя Хесперо и глядя на свою рясу, на которой расползалось темное пятно, и на нож в руке Хесперо.
Затем он схватил Энни за волосы, и она ощутила, как лезвие проходит по ее горлу. Ей стало не хватать воздуха. Она должна что-то сделать, нужно его остановить, пока не поздно.
Но она уже больше не могла думать, или чувствовать.
Темнота сомкнулась вокруг Энни.
Хесперо знал, что ему необходимо действовать быстро, пока кровь еще струится из тела Энни. Касаясь рукой ее головы, он закрыл глаза и стал искать уходящую жизнь Энни, прежде чем ее поглотит темная река. Так он сможет перенять ее могущество. Оно необходимо ему для встречи с Черным Джестером, только так он сможет завоевать трон седоса.
Однако из нее ничего не вытекало, никаких воспоминаний или ощущений, никакой силы, никаких даров.
Он открыл глаза. Кровь все еще текла из ее сонной артерии, из чего следовало, что сердце Энни продолжало биться. Она еще была жива, несмотря на пустой взгляд.
Он убил ее слишком быстро, сила вылетела из нее, а ему было необходимо, чтобы она вытекала медленно. Он поторопился. Однако она едва до него не добралась. Еще несколько секунд, и на полу лежало бы его мертвое тело.
Кровь перестала течь. Он со вздохом встал и посмотрел на бледный труп.
— Ты всегда была глупой, — сказал он. — Никогда не относилась серьезно к урокам.
Он несколько мгновений колебался. Сможет ли он все здесь держать под контролем, пока сюда не придет его армия?
Нет, без силы Энни ему не справиться. Он будет вынужден уйти, а потом вернуться и добиться своего силой оружия. Какая досада, ведь он уже здесь.
Что ж, так тому и быть. Хесперо повернулся и вышел из зала. Он покинул замок и Эслен. Времени было мало, а ему еще предстояло пройти немалое расстояние и очень многое сделать.
Мюриель положила перо и повернула голову; ей показалось, что до нее доносятся далекие звуки музыки. Она вышла на балкон, но услышала лишь пение птиц в долине. Мюриель посмотрела на то, что писала, и пришла к выводу, что ей совсем не хочется заканчивать начатое письмо. Все равно она занималась этим только затем, чтобы скоротать время.
У нее было слишком много времени. Беримунд оставил людей, которые ее охраняли и заботились о ней, а сам уехал больше, чем на девятидневку. Она недостаточно свободно владела ханзейским языком, чтобы вести содержательные разговоры со своими стражами, да никто из них к этому и не стремился.
Мюриель жалела, что с ней нет Элис, но была уверена, что Элис и Нейл почти наверняка мертвы или заключены в темницу. Не самые приятные мысли, но Мюриель старалась поменьше об этом думать.
Она раскладывала пасьянсы, писала Энни письма, которые не могла отправить, пыталась читать те немногие книги, которые здесь имелись — все они были на ханзейском, лишь размышления святого Уни — на церковном вителлианском.
Она все еще не пришла в себя от постигшей ее неудачи. Была ли в том ее вина? Быть может, она сама себя приговорила, когда не справилась с гневом? Вполне возможно, но теперь ей уже казалось, что Маркомир нашел бы повод с ней расправиться, даже если бы она вела себя тише воды. Нет, посольство было ошибкой.
Но задним умом все крепки, а пути назад уже нет.
Может быть, Элис удалось отыскать Адскую руну и сделать то, чего хотела Энни. Во всяком случае, такова была истинная цель посольства — для Энни. Но теперь и это представлялось Мюриель весьма маловероятным. Элис обладала определенным даром — при некоторых обстоятельствах даже умела оставаться невидимой — но бродить по незнакомому замку в поисках противника, способного видеть будущее — сейчас это казалось Мюриель столь же безнадежным делом, как и ее попытки заключить мир с Ханзой.
Она вздохнула и погладила живот, пожалуй, пришло время его чем-нибудь наполнить. Мюриель знала, что ей обязательно принесут поесть, она особенно полюбила местные сыр и вино. Пожалуй, стоит сходить в буфетную — все лучше, чем без конца прокручивать в голове одно и тоже.
Она направилась к лестнице, поскольку комната с балконом была самым нижним помещением в каменном замке.
Мюриель вошла в буфетную, отрезала себе кусок белого твердого сыра, налила немного вина и в одиночестве уселась на кухне. Она ела сыр, запивала его вином и бездумно разглядывала камин, восхищаясь мастерством строителей. Кухня и буфетная находились на глубине в десять королевских ярдов под землей, из чего следовало, что дымоход должен быть очень длинным. Тем не менее, тяга была превосходной.
Ей вдруг пришло в голову, что она может попытаться приготовить что-нибудь на ужин. Мюриель не готовила уже лет двадцать, но когда-то получала удовольствие от этого удивительного процесса.
Она встала и принялась изучать содержимое кладовой, прикидывая, что можно приготовить из свиного окорока, маринованной редьки, пшеничной муки, сушеной трески и слив, когда услышала голоса. Сначала она не обратила на них внимания, но довольно скоро сообразила, что они говорят не на Ханзейском. Пожалуй, это был королевский язык.
Она оставила продукты на своих местах и по короткому коридору прошла в большой зал, красивое помещение, почти естественного происхождения — сверху свисали каменные зубы, это, как Мюриель услышала, часто бывает в пещерах.
Однако сейчас не это привлекло ее внимание.
Она не могла оторвать взгляд от множества мертвых тел на полу.
А потом она увидела Роберта, который разговаривал с человеком в черной куртке. Роберт помахал ей рукой и улыбнулся.
— А мы как раз тебя искали, — сообщил он.
Нейл прикинул расстояние в сером предутреннем в воздухе и помрачнел.
— А другого пути нет? — спросил он.
— Другой путь ведет вниз, — ответила Бринна. — Там между нами и свободой двадцать стражников. Даже в лучшие времена вам не удалось бы справиться с таким количеством врагов.
Он рассеянно кивнул. Нейл стоял возле единственного окна в покоях Бринны — напротив располагалась другая башня с окном. До противоположного задания было около трех королевских ярдов, а окно находилось примерно на ярд ниже того, возле которого он стоял. Ему предстояло прыгнуть из одного окна в другое.
Вокруг высились другие башни, стройные, как корабельный лес.
— Где мы находимся? — спросил Нейл. — Когда я был в городе, я не видел ничего похожего.
— Это Тенистый Кейтбаург, — ответила она.
— Вы живете в городе мертвых?
— Я получаю свои видения от мертвых, — ответила Брина. — Так что это удобно. Кроме того, считается, что халиурунна скорее мертва, чем жива. Многие люди испытывают неприятные ощущения в моем присутствии.
— Это ужасно, — сказал Нейл.
— Так вы сумеете прыгнуть? — спросила Бринна, возвращаясь к обсуждению более важной проблемы.
— А почему бы сразу не спуститься на землю?
— У нас слишком короткая веревка, — ответила она. — Я нашла ее в лодке, решила, что когда-нибудь она мне пригодится… но мне удалось взять только небольшой кусок иначе, возникли бы подозрения.
— Ну, что ж, — сказал Нейл. — Я попытаюсь.
Сначала он забросил в окно меч и кольчугу, опасаясь, что грохот привлечет внимание стражи, а потом слегка согнул колени.
Нейл знал, что не сумеет приземлиться на ноги; так и вышло. Он ударился о нижнюю часть окна грудью и схватился за его край двумя руками. Левая рука судорожно сжала подоконник, а правая все еще была слаба, но Нейл сумел забросить наверх сначала один локоть, а потом другой. Затем он подтянулся и забрался внутрь.
Элис бросила ему веревку, и он привязал ее к потолочной балке над окном.
Нейл с нетерпением ждал, пока Элис привяжет второй конец веревки на их стороне, а потом покажет Бринне, как спускаться по веревке, держась руками и коленями. Нейл видел, что принцессе пришлось нелегко. И хотя она молчала, по ее щекам бежали слезы, когда Нейл принял ее со своей стороны.
Он удивился, какая она легкая, почти невесомая. На мгновение их взгляды встретились, и ему захотелось стереть слезы с ее щек.
Однако он поставил ее на пол и посмотрел на ее ладони. Они кровоточили, и он вдруг понял, что Бринна с огромным трудом удержалась на веревке — даже небольшие физические усилия находились на пределе ее возможностей. Жизнь в башне не сделала ее сильной.
Мужество, подумал Нейл, вещь относительная.
Элис спустилась по веревке быстро и уверенно, как паук, пока Нейл надевал кольчугу и пристегивал к поясу меч.
Им пришлось отвязать конец веревки на их стороне — пусть себе болтается из окна покоев Бринны, выдавая путь их бегства. Впрочем, другого выхода из башни все равно не существовало.
Элис захватила с собой фонарь, и в его свете они увидели три расшатанных стула и старые гобелены на стенах.
— Вниз, — сказала Бринна.
Им пришлось пересечь следующее помещение, в котором они обнаружили удобно устроившийся в кресле скелет, одетый в истлевшее платье.
— Моя прабабушка, — сообщила Бринна. — Когда мы умираем, наши комнаты замуровывают и мы остаемся в них навсегда.
Следующим препятствием стала как раз такая погребальная стена, перекрывшая лестницу. К счастью, она была сделана из дерева, а не из кирпича или камня. Нейлу удалось пробить ее мечем, и они продолжали спускаться вниз через усыпальницу, пока не оказались на самом нижнем уровне. Здесь находилась железная решетка — им опять повезло, она бы та незапертой.
Северная стена Кейтбаурга высилась в нескольких королевских ярдах, отбрасывая тень на пятнадцать башен города теней. Мостовая быта покрыта густым слоем мха, тут и там виделись разноцветные грибы.
— Быстрее, — прошептала Бринна.
Они зашагали на север по дороге, вымощенной кирпичом, мимо особняков мертвецов, окружавших башни Адских рун, и вскоре уже пробирались через усыпальницы бедняков, им все чаще стали попадаться простые деревянные хижины, служившие святилищами. Пошел дождь, здесь тропа уже не была вымощенной, и они шлепали по грязи.
Наконец, они подошли к большим железным воротам в каменной стене, воздвигнутой вокруг некрополя. Стена смыкалась крепостной стеной Кейтбаурга.
Из сторожки у ворот вышел мужчина в доспехах и приподнял забрало шлема — Нейл увидел лицо немолодого воина. На нагруднике был изображен молот святого Ундера, стража мертвых.
— Ваше высочество, — сказал рыцарь, чей голос прозвучал глухо во влажном воздухе. — Что привело вас сюда?
— Сэр Сарфакс, — ответила Бринна — Идет дождь. Мне холодно. Откройте ворота.
— Вы знаете, что я не могу этого сделать, — извиняющимся голосом ответил рыцарь.
— Я знаю, что вы откроете ворота, — завила Бринна.
Он покачал головой.
— Вы принцесса, но мой святой долг состоит в том, чтобы охранять мертвецов. Вы должны оставаться здесь.
Нейл вытащил меч. Он был тяжелее, чем Боевой Пес.
Он не стал оскорблять немолодого рыцаря лишними речами и лишь молча посмотрел на него.
— Тревога! — крикнул рыцарь, выхватил свой меч и атаковал Нейла.
Они немного покружили, а потом Нейл нанес первый удар стараясь попасть в сочленение доспехов между шеей и плечом. Сарфакс слегка повернулся, чтобы удар пришелся в плечо, и сделал ответный выпад. Нейл присел и проскочил под ушедшей в сторону рукой с мечом. Его руки уже начали болеть, поэтому он развернулся и сзади ударил по шлему своего противника. Тот упал на колени. Еще два удара довершили дело.
Однако к этому моменту из башни выскочили три рыцаря, и Нейл услышал горн, играющий тревогу.
Роберт вновь улыбнулся и жестом предложил Мюриель сесть в кресло.
— Присаживайся, моя дорогая, — сказал он. — Мы с тобой немного поболтаем.
Мюриель сделала два шага назад.
— Не думаю, что я стану с тобой говорить, — ответила она.
Ей отчаянно хотелось убежать, но она понимала, что лишь унизит себя. Роберт ее не выпустит.
Она собрала всю свою волю и осталась стоять на месте.
— Я не знаю, почему Ханза так долго тебя терпит, — сказала Мюриель — Но ты убил людей своего гостеприимного хозяина. Боюсь, ты переступил черту.
— Мне надоело стоять, — заявил Роберт. — Если хочешь, присоединяйся ко мне.
И он уселся в кресло.
— В твоем предположении две ошибки, — продолжал он. — С чего ты взяла, что кто-то найдет тела? Ведь это место никому не известно. А если вернется Беримунд — что весьма маловероятно, поскольку его отец уже ищет непослушного сына — у него не будет никаких оснований подозревать меня в убийстве его людей. Но главная твоя ошибка в другом: я не намерен оставаться в Ханзе. Я неплохо провожу здесь время, но я не настолько глуп, чтобы рассчитывать, что Маркомир посадит меня на трон.
— И что же ты задумал? Куда ты собираешься направиться?
— В Кротению. У меня кое-какие дела в Новых Землях, а потом я поеду в Эслен.
— Энни тебя казнит.
— Ты знаешь, что я не могу умереть. Ты это сама проверила при помощи моего кинжала.
— Верно. Значит, твоя голова будет жить после того, как ее отсекут от тела. Быть может, Энни будет держать ее в клетке для развлечения.
— Возможно, но я так не думаю. В противном случае я бы туда не отправлялся. Кое-что должно произойти, Мюриель. Я не знаю, чем все закончится, но мне нечего терять, а обрести я могу очень многое.
— Что происходит? — спросила Мюриель. — Что ты хочешь сказать?
— Ну, тебе не следует ни о чем тревожиться, — ответил он. — Я не собираюсь вновь вовлекать тебя в политику. Я здесь для того, чтобы сделать тебе подарок.
— Подарок?
— Музыкальный подарок от твоего собственного придворного композитора.
Вдруг зазвучала музыка, аккорды, сперва тихие, понемногу становились все громче. И Мюриель увидела, что спутник Роберта играет на небольшой лютне.
Нейл вздохнул и попятился к воротам, надеясь, что так его не смогут окружить.
— Леди Берри, — тихо сказал он, — мне не удастся долго их сдерживать. Спасайтесь, как можете.
— Хорошо, сэр Нейл, — сказала она.
— Продайте свою жизнь подороже, сэр Нейл, — сказала Бринна — Нам нужно немного времени.
— На много и не рассчитывайте, — ответил Нейл.
Элис подала руку принцессе, и их стало трудно разглядеть. Хотя Нейл и так не мог посмотреть на них, у него появились другие заботы.
Тот рыцарь, что оказался впереди, попытался атаковать его мечом, но Нейл отскочил в сторону, и клинок со скрежетом скользнул по железной решетке ворот. Нейл ударил левой рукой по руке рыцаря, и тот выронил меч. Своей меч Нейл почти сразу же направил на колено второго рыцаря и почувствовал, как его клинок рассекает сустав. Рыцарь пронзительно закричал. Нейл с трудом сдержал собственный крик, когда острая боль пронзила его правое плечо, а пальцы разжались. Задыхаясь, Нейл прыгнул на третьего рыцаря и дернул его на себя, ударив под колени, тот рухнул на спину и ударился головой. Нейл также упал, но перекатился и тут же оказался на ногах. Первый рыцарь поднял меч и начал наступать.
Нейл услышал у себя за спиной ржание лошадей и топот копыт.
Оставалось надеяться, что Элис успела увести Бринну.
Но затем произошло нечто странное. Рыцарь выпрямился и посмотрел за спину Нейла.
— Убери меч, — послышался уверенный голос. — Здесь я от даю приказы.
Нейл повернулся и увидел принца Беримунда с десятком всадников. Ворота открылись.
— Но мой принц, этот человек…
— Моя сестра находится под моей защитой, — заявил Беримунд. — А также эти мужчина и женщина.
— Король…
— У тебя есть выбор — решить все вопросы со мной сейчас, или с королем потом. И это совсем разные решения.
После некоторых колебаний рыцарь склонил голову.
— Да, ваше высочество.
— Пойдемте, сэр Нейл, — сказал Беримунд. — Твоя королева спрашивала о тебе.
Они ехали на запад и очень скоро оказались в совершенно дикой местности. Однако Беримунд и его люди хорошо знали дорогу и двигались через густой лес с такой уверенностью, словно родились под кронами деревьев. Нейлу даже не верилось, что это тот самый принц, которого они встретили на пути к Маркомиру. Здесь, в лесу, свободный от условностей придворного этикета, Ханзейский принц чувствовал себя, как рыба в воде. Казалось, между ним и его людьми существовала невидимая связь — не зря они называли себя братством.
Кейтбаург оказался вовсе не черной крепостью, а принц Ханзы человеком с собственной историей, друзьями и не чуждый совести. Конечно, он все еще оставался врагом, но врагом, которого Нейл охотно назвал бы другом, если бы обстоятельства переменились, да и поражение в схватке с таким противником позволило бы ему умереть с честью, а победа принесла бы славу.
О Бринне он старался не думать. Она все еще оставалась женщиной, которую он встретил в Лирском море, чьи голос и лицо преследовали его с тех самых пор, как он впервые ее увидел. Но ее наполнял какой-то холод, который он почувствовал еще тогда, холод, позволивший ей отравить человека и рассказать об этом так, словно она выпустила кошку погулять.
Но если она была такой холодной, то почему представлялась Нейлу белым огнем, даже когда он смотрел на нее краем глаза? Почему он до сих пор ощущал жар на своих руках, коснувшихся ее тела во время дождя?
Он посмотрел на нее и обнаружил, что Бринна изучает его — или ему только показалось? Было слишком темно, чтобы видеть ее глаза под полями шляпы, которую дал ей брат, чтобы укрыться от дождя.
Они ехали все дальше, дождь усиливался, теперь он стал холодным. На деревьях лежал тяжелый туман, как будто умирающие драконы испускали дух над влажной землей. Люди Беримунда зажгли факелы, дождевые капли шипели, падая в огонь, но факелы не гасли. Наконец они добрались до каменной стены, заросшей ползучими растениями, но Беримунд раздвинул их в стороны, и Нейл увидел массивную деревянную дверь. Несколько мгновений Беримунд молча на нее смотрел.
— Что-то не так? — спросил Нейл.
— Она должна быть закрытой, — ответил Беримунд.
Нейл соскочил со своей лошади прежде, чем успел подумать, вытащил меч и шагнул к двери.
— Вы будете следовать за нами, сэр Нейл, — сказал Беримунд. — Мы хорошо знаем это место, а вы — нет.
Двое его людей пошли первыми, а потом спешились, все остальные привязали лошадей возле двери. По высеченной в камне лестнице они начали спускаться вниз.
Вскоре они оказались в просторном зале, обставленном в том же стиле, что и покои Беримунда в Кейтбаурге.
На полу лежали мертвые тела. Нейл услышал сдавленный стон, вырвавшийся из труди Беримунда, который бросился вперед. Он склонялся над мертвецами, целовал их холодные лица, все еще отчаянно надеясь, что кто-то из них дышит.
Затем Элис промчалась мимо Беримунда, и влажный подол ее платья волочился за ней, словно след улитки.
Тут и Нейл увидел тело и побежал за Элис, понимая, что его сердце не выдержит.
Нет, представить себе, что Мюриель спит, было невозможно. Ее губы почт и почернели, и даже в слабом свете факелов кожа при обрела синеватый оттенок. Элис обнимала голову королевы. Глаза Мюриель были широко раскрыты, а лицо выражало такое отчаяние, какого Нейл не видел никогда.
Рядом с телом что-то лежало. Нейл протянул руку и коснулся увядшей розы.
Он встал, проглотил слезы и почувствовал, как в нем медленно поднимается ярость, каждый новый вдох наполнял все его существо алым светом. Он шагнул к Беримунду, который все еще стоял на коленях среди своих мертвецов. Нейл сделал еще один шаг, едва не наступив на мертвое тело, смотревшее на Нейла с таким же отчаянием, как Мюриель.
Нет, Беримунд этого не делал. Беримунд ничего не знал. Но он был единственным врагом, который оказался рядом. Святые, пол сейчас обагрится кровью.
— Нет, — сказала Бринна. — Нет, остановитесь, Нейл.
Он замер. Нейл не видел, что Бринна вошла в зал и подошла вслед за ним к телу Мюриель. Принцесса не сводила с Нейла своих влажных огромных глаз. И он не мог пошевелиться.
— Почему вы плачете из-за моей королевы? — резко спросил он.
— Я плачу не о ней, — ответила она. — Я плачу из-за вас.
Его рука задрожала на рукояти меча.
— Но почему вы этого не видели? — спросил Нейл. — Вы сказали, что Роберт направляется…
— Этого я не видела, — сказала она. — Я была занята другими вещами.
— Нашим бегством? Вы знали, что Беримунд окажется возле ворот.
— Для этого не требовалось никакого волшебства, — сказала Бринна. — Я слышала, что Беримунд вернулся в город, и послала ему записку, в которой сообщила о своих планах. Я могу доверять лишь вам и Беримунду.
— Значит, это дело рук Роберта?
— Я вижу вашу королеву, — сказала она, и ее голос вдруг стал мечтательным. — Я вижу мужчину, слышу музыку… — Она смолкла, ее дыхание вдруг участилось, глаза закатились.
— Остановите ее, — сказала Элис. — Сэр Нейл, пусть она прекратит.
Все тело Бринны дрожало, словно невидимый великан взял ее за руку и принялся трясти.
Нейл обнял ее за плечи.
— Бринна, — позвал он. — Проснитесь. Прервите свое видение.
Казалось, она его не слышит, и тогда он встряхнул ее сильнее.
— Бринна!
— Что ты делаешь с моей сестрой? — хрипло закричал Беримунд, все еще остававшийся в другом конце зала.
— Бринна!
Из носа принцессы потекла кровь.
— Дева-Лебедь! — отчаянно закричал Нейл. — Дева Лебедь, вернитесь!
Она напряглась, потом вздохнула и обмякла в объятиях Нейла. Ее сердце билось едва слышно,
Нейл ощутил острие меча на своей шее.
— Отпусти ее, — приказал принц.
Нейл повернул голову и посмотрел на принца, продолжая прижимать Бринну к груди, чувствуя, как ее сердце бьется все сильнее.
— Делай, что я говорю! — рявкнул Беримунд, усиливая давление на меч, и по шее Нейла потекла струйка крови.
— Нет, — Рука Бринны легла на клинок Беримунда. — Он спас меня, Бер. — Она мягко отвела в сторону оружие и потянулась к брату. Тот заключил ее в свои объятия.
Нейл остался стоять, чувствуя слабость в коленях.
Элис взяла его за локоть, чтобы поддержать.
— Это сделал Роберт, — сказала она. — Я уверена.
Нейл вернулся к Мюриель и опустился рядом с ней на колени. Постепенно он начал понимать, что произошло.
Ее больше нет. Он больше не сможет ее защищать. Что еще ему остается?
Найти Роберта и разрубить его на куски, живой он или нет.