Настоящее имя

Глава 1 Крупные заказы

— Они все смотрят на меня! Понимаешь — смотрят! И сдерживают улыбки! Или просто думают, что я дам любому!

Фокин тяжело вздохнул. Эти сцены стали ежедневными и аппетита за завтраком не прибавляли.

— Тебе просто кажется. Доктор сказал, что это остаточная реакция, это пройдет…

Лучше бы он этого не говорил. Как бензином плеснул в тлеющий костерок…

— Много знает твой доктор! Да и ты вместе с ним!

Наташа уперла руки в бока и широко расставила ноги, приняв агрессивную позу базарной торговки. Раньше она так не делала — одно из многочисленных больничных приобретений.

— Это же не вас били и насиловали в подвале! Не вас хотели убить! Не на вас повесили ярлык бляди, чтобы все смотрели!

— Ну не ходи на работу, посиди какое-то время дома, — увещевающе сказал Фокин. — Хочешь, я устрою тебя в другое место?

Лицо жены исказилось.

— Умный какой! Да там тоже сразу все узнают! И скажут — раз оттуда ушла, значит признала, что виновата!

Это могло продолжаться до бесконечности. Наташу будто подменили: она стала некрасивой, вздорной и злой. Казалось, за все пережитое она хочет отомстить своему мужу. Наверное потому, что он был ближе других.

Фокин отставил недопитую чашку с чаем и встал.

— Я пошел на службу.

— Иди. Скатертью дорожка!

День начинался испорченным настроением. Как и все последние дни. После выписки Наташи, жизнь превратилась в ад. Спускаясь по лестнице, Фокин бросил в рот сигарету. Он то бросал курить, то снова начинал. И эта борьба с собой доставляла мазохистское удовольствие и отвлекала от действительности. Когда делаешь себе уступку, мир вокруг становится немного веселей… Он щелкнул зажигалкой, затянулся…

У подъезда стояла неновая «ауди-100» с затемненными стеклами. Он насторожился. Правое стекло съехало вниз и наружу выглянуло широкое лицо с оспинами на щеках, спадающими на лоб жесткими волосами и прищуренными льдисто-голубыми глазами.

— Садись, дело есть! — не здороваясь, бросил Клевец.

После короткой заминки, Фокин сел рядом с ним.

— На службу? — спросил тот, и не дожидаясь ответа, завел мотор. — Я тебя подвезу.

— За этим и приехал?

— Слушай сюда, — не обращая внимания на подколку, деловито произнес Клевец. — Один мой агент дал информацию. Сделан «заказ» на кого-то из ваших. Дословно он сказал так: «Раньше „конторских“ боялись, а теперь заказывают, как всех. Причем так грохнут, что никто и не подкопается».

— Кто этот «из наших»? — грубо спросил Фокин.

— Не знаю. Но птица крупная. Доставил «Консорциуму» большие неприятности. За его голову дали сто тысяч зеленых. Сейчас он где-то за границей, кажется в Англии. Вот-вот вернется. И дольше недели не проживет.

Грубость и незаинтересованность Фокина мгновенно исчезли.

— А кто исполнитель?

— Мой человек не знает. Но сказал — чистодел. Уже многих в расход пустил, а выходило — будто сами дуба врезали. Кстати, твой друг Атаманов помер, слышал?

— Не интересовался, — ответил Фокин. — Мало ли мрет по Москве народу…

И увидев станцию метро сказал:

— Останови, мне на метро быстрее.

Добравшись до кабинета, он позвонил Пасько. Судмедэксперт оказался на месте.

— Слышь, Саша, если при вскрытии вы причину смерти не установили, что пишете в диагнозе?

— Так и пишем: вскрытие показало, что покойный умер в результате вскрытия, — серьезно ответил Пасько.

— Не гони туфту! — без изысков рыкнул Фокин.

Пасько усмехнулся.

— Ну, немного не так… Пишем: острая сердечно-сосудистая недостаточность.

— Почему?

— Да потому, что так и есть. Кровеносный сосуд спазмом перехватило, кровоток нарушился — и готово! А когда мы режем — вся мускулатура уже расслаблена, просветы сосудов нормальные… Что ещё написать?

— Ага, — озадаченно произнес Фокин. — И много таких случаев?

— Немало. А ещё больше тех, по которым мы вообще не даем заключений. Когда тело пролежало месяц в воде, или полгода в земле… Что тут установишь?

Положив трубку, Фокин включил компьютер и вошел в сервер криминальной милиции. Ввел критерии поиска: скоропостижные смерти от сердечно-сосудистой недостаточности.

Через несколько минут пришел ответ: сто восемьдесят случаев по Москве, перечень прилагается. Ввел дополнительный критерий: от двадцати до семидесяти лет, отсутствие хронических заболеваний сердца.

Теперь осталось тридцать две смерти. Фокин вывел информацию на принтер и вскоре держал в руках четыре странички, отражающие внезапную кончину практически здоровых людей. Он внимательно вчитывался в четкие строки, ища какие-то закономерности и пытаясь понять, что может объединять известного олигарха Локтионова, скончавшегося во время еженедельного заплыва в роскошном оздоровительном комплексе «Семь звезд» и безработного бомжа Зимина, окачурившегося в недостроенном здании возле Казанского вокзала?

Кое-какие смерти вопросов у него не вызывали: Атаманов, Татаринцев… А вот от чего помер в диско-баре «Миранда» двадцатилетний Яхим? Или двадцатидвухлетняя Алексеева в общежитии МГУ? Или двадцативосьмилетний мелкий предприниматель Мартынов в своем ларьке? Или сорокасемилетний Оломастов в арендованной для любовных утех квартире? Или некто Мячин владелец нескольких точек общепита, в том числе и злополучной «Миранды»?

Может быть есть ещё один человек, у которого не вызывают вопросов те, другие смерти? Или даже не один… Может у Алексеевой был влиятельный покровитель, а она, заигравшись, стала его шантажировать… Может, Зимина дружок-бомж ударил шилом, а эксперт не заметил тонкий прокол на коже у никчемного человека…

Но ни Алексеева, ни Зимин не могут стать в один ряд с Локтионовым и Атамановым. Последних объединяет общий алгоритм смерти… Атаманова отправил на тот свет он сам, использовав случайно попавшее в руки «кольцо отсроченной смерти». А Локтионова убил тот, второй, — чистодел. И если он, Фокин, мстил за собственную жену и восстанавливал справедливость, то тот, второй — обычный киллер, сукин сын, который также обладает способностью убивать без следов, но — за баснословные деньги. Низкая продажная тварь. С таким же перстнем, или другой похожей штучкой…

Следователь тасовал скоропостижные смерти так и этак: по возрасту, местонахождению, срокам… Первым по хронологии оказался Глеб Мартынов, последним — Виктор Мячин. И странное совпадение… Это он почувствовал интуитивно, ещё до того, как понял — с чем совпадение и в чем странность.

Мартынов умер на следующий день после взрыва на Ломоносовском микроавтобуса «Консорциума»! На следующий день после того, как сам он подобрал отравленный перстень Куракина!

По внутреннему телефону он набрал номер Сомова.

— Помнишь алкаша, которому дали в морду после взрыва на Ломоносовском?

— Свидетеля Кукуева? — деликатно подправил начальника Сомов.

— Ну да. Разыщи его и притащи ко мне!

К концу дня изрядно напуганный свидетель Кукуев сидел напротив Фокина. У него был обычный вид непроходящего похмелья, имелся и синяк под глазом, и запах дешевого алкоголя свидетельствовал, что за последние месяцы образ жизни свидетеля не претерпел существенных изменений.

— Ты Глеба Мартынова знал?

— Не… — поспешил откреститься тот. — Какого Мартынова?

— Который в киоске работал, по дороге к метро.

— А, Глеба! Конечно знал! Я же у него всегда сигареты стрелял… А потом он вдруг помер! Нормальный был мужик, здоровый вроде… Я ему как раз ручку хотел загнать. Классная ручка, он уже почти согласился… А потом пришел этот гондон штопанный… То есть, ну — парень… это, пришел к нему, и ручку забрал. А мне в морду заехал… Я ушел, а через час Глеба уже мертвым нашли…

— Что за ручка?

— Я её в сугробе подобрал, возле взорванного автобуса. Кто-то из крутых потерял — там народу-то много толклось… Классная такая: дорогая темное дерево, золотой ободок… За стольник ушла бы — не фиг делать!

— Расскажи про этого парня!

Фокин выложил на стол большие ладони, в которые можно было упрятать по пивному бокалу. И из которых вмиг могли сложиться огромные кулаки. Кукуев выпрямился и построжал лицом.

— Какого парня?

— Про гондона. Как его звали? Зачем он пришел к Глебу? Кто его знает?

На не отягощенном интеллектом лице свидетеля отразилось заметное напряжение. Но потом он путано и косноязычно, бесконечно отвлекаясь, изложил то, что относилось к личности мелкого рэкетира по кличке Савик.

Когда допрос был закончен и протокол подписан, Фокин обошел стол и сел рядом с опасливо отодвинувшимся свидетелем.

— Молоток, все хорошо запомнил. Подработать хочешь? И защиту у меня получить в случ-чего?

— Ну… Кто ж не хочет?

— Тогда походи по ларькам, покрутись в «Миранде», разузнай, кто он такой, этот Савик: как фамилия, где живет… Спросят: зачем — говори, что хочешь у него ручку выкупить.

На лице Кукуева отразились радость и опасения. Фокин вынул из кармана два червонца.

— Узнаешь, ещё тридцатник получишь. Ничего не сделаешь — ноги выдерну!

Это решило дело: кнут и пряник помогали и в куда более сложных ситуациях.

Кукуев позвонил уже через день, они встретились в пельменной с водкой на разлив.

— Я его еле узнал, начальник! — взахлеб говорил Кукуев, глотая пельмени.

— Он раньше серый какой-то был, маленький, как чинарик… А теперь… Пальто классное, тачка импортная, тёлка красивая жопой туда-сюда… Даже с морды как-то поменялся: важный такой стал, хозяином ходит, смотрит свысока, меня и не узнал! Да! Прыщ на побородке свёл!

— Номер машины запомнил?

Кукуев довольно усмехнулся.

— Чай, не денатурат пьем…

Он достал замызганный спичечный коробок, на котором были нацарапаны цифры и буквы — а взамен получил обещанные тридцать рублей.

Через час Фокин читал справку на Савицкого Василия Сергеевича, 1976 г. рождения, проживающего в 3-м Дорожном проулке, дом 9, квартира 11. К справке прилагалась копия фотографии с паспортной формы № 1. Какой-то задроченный недоносок с помойки — узкий лоб, нос пуговкой, будто высверленные буравчиком глаза, маленькая скошенная челюсть…

Образование — десять классов, не судим, не женат, по месту прописки живет с матерью, работал шофером в налоговой инспекции, в настоящее время без определенных занятий, компрометирующими данными районный уголовный розыск не располагает…

Проверка подтвердила эти данные, но и добавила новые: недавно Савицкий переехал в двухкомнатную квартиру на Кировоградской 16, обзавелся подержанной «вольво 460» и появляется везде в сопровождении ранее судимых Хворостова и Трегубенко.

— Интересно, — процедил Фокин. — Надо присмотреться к этой компании…

Он распорядился о дальнейшей разработке Савицкого, но через три дня от наблюдателей поступило сообщение, что Савик ни к матери, ни в новую квартиру не приходит, в «Миранде» не появляется, и установить его местонахождение не представляется возможным.

На этот раз Поликарпов Макса не принял. Яскевич и Золотарев жали ему руки и хлопали по плечу, поздравляли с блестяще проведенной операцией, но лица у обоих были какие-то кислые. Это могло показаться странным: после получения Россией кредита, на Службу просыпался дождь из звезд, орденов и медалей, начальники вертели на кителях новые дырки.

Но вскоре причина такого настроения стала понятной.

— Где майор Савченко? — в упор спросил Яскевич. — Почему Веретнев прилетел из Франции? Где ты пропадал столько дней?

Золотарев после каждого вопроса кивал головой.

— Я же звонил в посольство, просил помощи! — Макс пошел в контратаку. — Нас преследовали неизвестные люди, поддержки мы не получили и бросились врассыпную! Я отсиделся в лесу, потом вернулся. Вот и все!

Легенда как легенда. Не очень хорошая, не самая плохая. Смотря как будут проверять.

— Порядок есть порядок! — хмуро сказал Золотарев. — Внутренняя контрразведка проведет расследование: неясностей тут быть не должно! Пока поживете здесь, на территории…

Карданов пожал плечами.

— Пусть проверяют!

Следующие дни он с утра до вечера давал подробнейшие показания. Расследование вел высокий сухопарый майор по имени Герман Васильевич. Держался он несколько мрачновато, но достаточно доброжелательно, насколько это вообще возможно у людей его специализации, привыкших выявлять предателей в собственных рядах.

— Где вы заметили слежку? В чем она проявлялась? Сколько их было? Приметы…

Макс отвечал, не вдаваясь в подробности и ссылаясь на плохую память.

— Вы, кажется, подвергались блокаде сознания?

— Да.

— Это могло сказаться на вашей памяти?

Макс подумал, что здесь может быть расставлена ловушка.

— Не знаю, — сказал он. — Я не психолог.

— Как вы расстались с Савченко и Веретневым? Почему столько дней не выходили на связь? Где именно провели все это время? Приметы преследователей?

— Я же уже описывал приметы!

— Еще раз, пожалуйста…

Макс знал, что все многостраничные протоколы сверят с показаниями Веретнева, потом его испытают на детекторе лжи… Но это ерунда — мелкие и крупные нестыковки, всего только косвенные улики. В худшем случае разорвут контракт. Лишь бы не направили агентов в Ниццу или Антиб…

На третий день ему разрешили идти домой. Он сразу отправился к Веретневу. В квартире обладателя многомиллионного состояния, ничего не изменилось, там по-прежнему витал запах табачного дыма, рыбы и выпивки.

— Мне тоже три дня яйца морочили, на полиграф сажали, — сказал Алексей Иванович, разливая «Кремлевскую» по стаканам. — Ну и что? У меня уже памяти нет все по минутам помнить! Мы прикрытие обеспечили? Обеспечили. Какого хрена вам надо? Так и отстали.

Он поднял стакан.

— Давай за Володьку!

Пить не хотелось, но Макс выпил до дна.

— Они меня прямо с аэропорта взяли, — продолжил Веретнев и усмехнулся. — Бриллианты в кармане, ну все, думаю, обыщут — и кранты! А они в карманы лезть и не думали, норовят в голову забраться по старой привычке: не предал ли? Не перебежал ли к врагу? А кого я предам? И как перебегу? Хотел бы так лет двадцать назад и перебежал!

— Хорошо быть богатым?

Веретнев с хрустом жевал редиску.

— А черт его знает…

Он выдвинул скрипучий ящик, порылся в ножах, вилках, открывалках, пивных пробках и вытащил угловато раздувшийся, перевязанный узлом презерватив.

— Вот они, эти кирпичи… Но продать даже самый маленький будет проблемой, я узнавал. У нас в ходу совсем другие размеры, раз в десять меньше наших…

— Это не самая трудная из проблем, — сказал Макс.

— Тоже верно… Я уже каталоги кое-какие присмотрел, журналы, даже обзвонил пару ремонтных фирм. Помнишь нашу гостиницу? Стены там такие, рейками крест-накрест выложены…

— Помню.

— Вот я себе такие стены на кухне сделаю, а пол выложу плиткой «под булыжник», и будет, словно мы сидим и выпиваем где-нибудь во французском кафешнике, на свежем воздухе.

— Так чего проще, Алексей Иванович — сел на самолет, и ты уже там… Или найми толкового архитектора, купи участок на Минском шоссе, построй себе настоящий фахтверковый коттедж, поставь столики на террасе — а потом пригласишь нас с Машей!

Веретнев помотал головой.

— Нет. Коттедж, Минское шоссе… Канн. Вся эта фигня не по мне. Вот смотри: кто при деньгах, все обязательно намыливаются сорваться с родного места и куда-то уехать. И уезжают, ну. И получается, что красивая жизнь она где-то там, где и до этого была не сильно уродливая. А здесь остается только срач один… Нет, Макс, я никуда не поеду. Я здесь красоту буду делать!

Макс с сомнением осмотрелся по сторонам. Он был уверен, что квартире Веретнева не суждено преобразиться.

Утром Макс позвонил Фокину.

— Ты вернулся? — со странной интонацие спросил тот. — А тебя уже поджидают!

— Кто? — удивился Макс.

— Приезжай, расскажу. Прямо сейчас приезжай, я закажу пропуск.

Гигант сидел за столом, занимая большую часть тесного пространства. Во рту он привычно гонял незажженную «бондину».

— Здорово, — сказал майор. — Садись. Если хочешь кофе — вон чайник ещё горячий, рядом банка и сахар.

— Не хочу. Что случилось?

— Многое случилось. Как в том анекдоте: есть новости и хорошие, и плохие.

— Давай с хороших. Плохим я уже сыт по горло.

— Пункт первый, — Фокин выплюнул сигарету в корзину для мусора. «Консорциуму» практически хана. Он ещё жив, дышит через нос у себя в берлоге. Но неделю назад их счета в западных банках были заморожены, и все их партнеры там, — майор небрежно кивнул куда-то в сторону окна, — как-то сразу утратили к ним интерес. Ты молоток, нашел нужную кнопку.

— Старался, — кивнул Макс. — Но без твоих документов ничего бы не вышло.

— Они не мои. Мне их передал Локтионов. Слыхал? То-то… Теперь можно сказать фамилию: он утонул в бассейне. Ни с того, ни с сего. Прямо на глазах у охраны.

— Таких случайностей не бывает…

— Пункт второй, — продолжал майор, доставая из ящика какую-то газету. — «Консорциум» издыхает, но сдаваться не хочет. Почитай-ка… На второй полосе.

Макс раскрыл вторую полосу. «Кость о двух концах. Подачка, брошенная Международным Валютным Фондом, поставит российскую экономику на колени.» Пока Макс читал, Фокин достал из пачки новую сигарету, точным движением забросил её в рот и сжал зубами фильтр, словно откусывал голову какому-то гадкому насекомому.

— Ну что скажешь? — спросил он несколько минут спустя.

— Явная заказуха!

— Конечно.

— Но игра уже сделана, чего они добиваются?

— Это агония, Макс. Условный рефлекс.

Фокин извлек из стола ещё пачку газет.

— Вся левая пресса последнюю неделю трубит одно и тоже. В Думе тоже начинается какое-то шевеление, левые готовят широкий жест типа заявления «Россия не продается за 8 млрд. USD»… Только все это херня, Макс. По сравнению с мировой революцией. И третьим пунктом.

Фокин убрал газеты, встал и налил себе кофе.

— Пункт третий, — сказал он, отвернувшись к окну. — «Консорциум» жаждет крови. Твоей крови. Они пронюхали, чьими руками сделана работа. И сделали на тебя заказ. Ты стоишь сто тысяч долларов!

Макс оторопело смотрел на его широкую спину.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

Фокин развернулся и положил перед ним фото Савика.

— Гений смерти. Чистодел. Валит таких лосей, что вся Москва гудит. А вскрытие ничего не показывает! Локтионова, скорей всего, тоже он завалил. Как — не пойму!

Фокин достал изо рта изжеванный фильтр, с отвращением посмотрел на него и выкинул.

— Это как-то связано с ручкой. Помнишь тот взрыв? Один алкаш нашел там ручку: темное дерево, золотой ободок посередине, довольно увесистая… А он её отобрал. И после того стал валить людей без всяких следов!

— Вот сволочь! — Макс стукнул кулаком по столу и нервно потер лоб. Это же моя «стрелка»!

— «Стрелка»? — переспросил Фокин.

— Спецоружие. Стреляет тонкими иглами с особым синтетическим ядом мгновенная смерть и никаких следов. Иглы рассасываются в тканях за три минуты…

Слушая Макса, Фокин невольно нащупал в кармане пиджака коробочку с перстнем. Злополучный взрыв выбросил в мир не одну смертельную штучку…

— Я ведь вычислил этого гада, — сказал он с досадой. — Но он почуял и скрылся. Но думаю, что он в Москве, и от ста тысяч не откажется…

Глава 2 Конец чистодела

Ковырнув замок отмычкой, Савик зашел в подъезд. Глянул в почтовый ящик — полно рекламных бумажек, давно не открывали. Поднялся на шестой этаж, подошел к электрораспределительному щиту, заглянул… Счетчик сто двадцать четвертой квартиры не вращался. На всякий случай все же позвонил в квартиру: раз, другой, третий. Бесполезно. Заказанный не живет дома также, как и его преследователь. Оставалось надеяться, что он не поменял внешность, как сам Савик.

Когда он почувствовал слежку, то быстренько нашел модного в определенных кругах пластического хирурга. Тот работал не только скальпелем, но и головой. Пять дней, пока подживала рожа, Савик жил у него на даче. Зато вышел на улицу совсем другим человеком. У него поменялся разрез и цвет глаз — раньше они были серые, маленькие, сдвинутые к переносице, а теперь приобрели удлиненную миндалевидную форму и яркий зеленый оттенок от контактных линз. Уже из-за одного этого Савик с трудом узнал сам себя. Словно не в зеркало смотришь, а в телевизор, где показывают голливудский сериал.

Шире стали скулы, толще крылья носа, массивней подбородок, неуловимо изменился рисунок губ. Волосы, вчера ещё светло-русые, торчащие во все стороны, стали черными, мягкими и слегка волнистыми. Прическа под «латиноса» оптически изменила форму черепа. Очки с простыми стеклами в тонкой золотой оправе довершали картину.

И конечно, одежда. В костюме и с галстуком Савик был похож на банковского служащего или студента МГИМО. Прощаясь, он поблагодарил кудесника, но вместо обещанных десяти тысяч расплатился стрелкой, выпущенной в щеку. Так гораздо надежней.

Савик пожил, Савик знает!

Спустившись вниз, Савик сел в неприметную «семерку» и отправился по второму адресу — на Ленинском проспекте у объекта живет подружка и рано или поздно он там объявится.

Да где же он, черт побери?

Макс ещё раз обшарил карманы одежды, висевшей в шкафу. Больше ему быть негде. Или в кармане — или нигде. Макс сел на диван, постарался собраться с мыслями.

Здесь, в квартире на Ломоносовском, он не был по крайней мере месяц, а последняя уборка здесь проводилась, наверное, год назад. В углах скаталась пыль, на оконных стеклах проступали серые потеки. Уборка, уборка… Может, кто-то из прежних жителей выбросил блок самоликвидации вместе с мусором, приняв его за обычный колпачок от ручки?

Нет, исключено. БСЛ всегда лежал в боковом кармане серого пиджака. «Стрелка» во внутреннем, а блок — в боковом. «Стрелку» Макс достал сразу же, появившись здесь после шестилетнего перерыва. При БСЛ он просто забыл…

Макс опустился на колени, осмотрел пол. Посветил спичками под диваном. Нет. Ничего.

Вдруг ему показалось, что сейчас в дверь должны позвонить. Непонятно откуда взялось это ощущение. Но оно заставило Макса выпрямиться и на цыпочках пройти к входной двери.

Затаить дыхание. Прислушаться.

С той стороны еле слышно шаркнула обувь, словно человек повернулся на каблуках.

Уже?..

Блок самоликвидации действует в радиусе пяти метров, и если бы там сейчас стоял этот урод со «стрелкой», Макс мог бы разделаться с ним простым нажатием кнопки.

Но блока нет. И с лестничной площадки не донеслось больше ни звука. Макс отошел от двери, прошел на кухню, выпил воды. Он нашел свою записную книжку в пиджаке, «стрелку». Тайник в ящике стола, в нем фото родителей, документы… Макс подошел к столу, сел, по очереди выдвинул ящики.

Колпачок от ручки — он же блок самоликвидации, спокойно лежал в ящике среди всякого хлама. Макс взял его, открутил крышечку на торце. На ладонь упала крохотная плоская батарейка. Наверняка севшая. Когда-то такие привозили из-за границы. Сейчас они есть в любой часовой мастерской. И чем скорее он её заменит, тем будет лучше.

— У вас было оружие? Вы покидали пределы Великобритании? Вы вступали в перестрелку с преследовавшими вас людьми?

Герман Васильевич был сух и избегал смотреть в глаза. Это, как и направленность вопросов, наводили Макса на нехорошие размышления.

— Нет. Нет. Нет.

Уверенно ответил он. И импульсы, бегущие от датчиков на руках, висках и груди к детектору лжи должны были подтвердить эту уверенность.

— С какой целью вы находились в Ницце? Кого из знакомых вы там встретили? В какие отношения вступали?

— Не был. Не встречал. Не вступал.

Он уже понял, что все раскрыто. Прилетев из Ниццы, Веретнев дал им в руки кончик клубка. А потянуть и размотать его — дело техники.

— Посмотрите сюда, — Герман Васильевич поднес к его лицу ксерокопию газетного листа. Французский текст, фотография, тут же перевод на русский. Одного взгляда на изрешеченный пулями знакомый «ситроен» было достаточно, чтобы понять все и без перевода. Но он впился глазами в русский текст.

«Владелец небольшого ресторана Рональд Пиркс вступил в перестрелку с напавшими на него бандитами на мотоциклах и сумел убить двоих, но и сам был сражен пулями…»

Так вот что имел в виду отец под словом «неприятности»! Он вытолкнул его к вертолету, как когда-то к арке проходного двора… Но тогда его ждал арест, а теперь смерть…

— Я ничего не знаю! Ничего! — закричал Макс и голос его дрожал. — Меня хотят убить и если вам нечего делать, займитесь моей защитой! Я выполнил задание, зачем вы копаетесь в моей душе?!

Сидящий у дисплея оператор многозначительно посмотрел на Германа Васильевича.

— Успокойтесь, — без эмоций сказал тот. — Если вам угрожают, заявите в милицию. А сейчас можете снять датчики. На сегодня мы закончили.

— Что с тобой, Макс? Неужели удобно пить кофе в перчатках? — спросила Маша.

Они находились в подземном торговом комплексе на Манежной площади и пили кофе, стоя за длинным столиком в одном из многочисленных кафетериев. У Макса на руках черные кожаные перчатки, которые и в самом деле мало приспособлены для того, чтобы пить в них кофе. Чашки здесь крохотные, из толстого фарфора, ушки маленькие. Но снимать перчатки Макс не собирался.

— Я же объяснял: меня морозит. А перчатки совершенно не мешают.

— На тебя же люди смотрят, — Маша пожала плечами.

— Кто именно?

Она снова пожала плечами, ничего не сказала.

Макс посмотрел на парочку за соседним столиком. Узколицый молодой человек в куртке-«косухе» и девушка. Парень жевал бутерброд и что-то говорил своей спутнице, не обращая, казалось, на Макса никакого внимания. Макс мысленно сравнил его лицо с фотографией Савицкого. Вроде не похож. Вроде.

— Пусть смотрят, — сказал Макс. — У меня руки мерзнут. От недостатка гормонов.

Он незаметно опустил левую руку в карман. Все-таки перчатки — это лишняя кожа. Чужая и грубая. Он с трудом нащупал кнопку активизации на блоке, нажал. Ничего не произошло. Узколицый парень продолжал говорить, жестикулируя обкусанным бутербродом.

Значит, не он.

Макс отпил кофе. Метрах в трех от столиков толпа спешила к торговым залам и обратно, к выходу. Макс не успевал фильтровать её глазами. Он на всякий случай ещё раз активизировал блок. Ничего.

— И почему ты так вырядился сегодня? — раздраженно произнесла Маша. Уже почти лето, а ты будто собрался на лыжную прогулку!

Макс не ответил. Действительно, выглядел он странновато. Вязаная зеленая шапочка, застегнутая под горло куртка, шарф, куда прячется подбородок, зимние брюки, толстые ботинки. А под брюками ещё тренировочные штаны.

По телу течет пот, чешется кожа, он похож на полного идиота… Зато это какая-то гарантия защиты: у «стрелки» слабая пробивная способность. Правда, гарантия довольно слабая. Убийца уже набил руку, поэтому скорей всего выстрелит в лицо. Три метра, отделяющие Макса от толпы, три шага, неуловимое движение, мгновение — смерть. В любую секунду.

Макс, нервничая, фильтровал глазами поток людей. Боже, сколько пустых лиц. Напряженных. Озлобленных. Глаза-точки. Когда начинешь примеривать к каждому маску убийцы, то кажется — ничего невозможного в этом мире нет.

Активизация! Ничего… Все спокойно.

Каждый третий чем-то похож на Савицкого. Этот парнишка в дубленке. Или молодой человек со значком «Я знаю, как похудеть. Спроси меня.» Или — вот этот невысокий, в короткой черной куртке, с бледной крысиной мордочкой. Что там у него в руке? Нет, просто бутылка пива.

Перчатки мешают. Надо было обрезать кончики пальцев… Но тогда Маша точно свалилась бы в обморок. А не выходить из дома тоже нельзя — сколько можно сидеть взаперти?

Активизация. Безрезультатно. Скоро сядет батарейка, придется менять. Хорошо, что он купил три — про запас.

— Ладно, идем домой, — сказал он, отставляя в сторону пустую чашку. На воздух. Это подземелье действует мне на нервы.

Маша допила кофе, осторожно промакнула салфеткой губы. Она хотела купить духи и кое-что из белья, но ничего не подобрала и у неё испортилось настроение.

Савик стоял, прислонившись к перилам, на другом берегу толпы. В направленном движении человеческих частиц иногда возникали просветы, зазоры — тогда Савик видел спину его подруги и его самого. В дурацкой спортивной шапке, в перчатках. Воротник куртки поднят. Заболел он, что ли? Но сквозь одежду ничего не получится, вот он и таскается за ними уже два часа…

Чего это объект так шарит глазами? Чувствует опасность, что ли? Ага, дернулся… Что он там увидел?

Савик проследил за его взглядом — и тоже невольно вздрогнул. По направлению к эскалатору двигался парень одного примерно с ним возраста. Очень бледное, замкнутое лицо, лоб в морщинках. И даже курточка на нем черная, вьетнамская, с торчащим из швов синтетическим пухом, — точно такую Савик носил три месяца назад. Бутылка дешевого пива в руке. На «Туборг» или «Баварию» денег, конечно, не хватило. И бабы, конечно, не дают. И весь мир — дерьмо… Савик проводил парня взглядом до самого эскалатора. Тот встал на ступеньку, ухватился за движущийся поручень и уставился на длинные ноги девчонки, стоящей впереди.

Савик усмехнулся. Подумать только, ещё совсем недавно он сам был такой же перхотью… А сейчас он стал совершенно другим человеком. Могущественным, богатым. И неузнаваемым! Он пару раз подходил к «Миранде», заходил внутрь, пил пиво, толкался среди знакомых и оставался неузнанным! Он чувствовал себя человеком-невидимкой…

Тем временем Карданов с подругой допили свой кофе и двинулись к выходу. Новым, но уже ставшим привычным жестом Савик поправил очки, распахнул куртку и направился следом. Слева, в нагрудном кармане, он чувствовал приятную тяжесть дорогой авторучки.

…Проехали. Наверху, где лента транспортера убегала под металлическую «расческу», чтобы отправиться в обратный путь, толпа разрежалась, растекаясь в стороны. Впереди потянулись книжные и журнальные лотки. От постоянного нервного напряжения ныли спина и затылок.

Маша рядом говорила что-то, но Макс не слушал.

— Ты почему все время оглядываешься? — спросила наконец она. — Увидел кого-то?

— Да нет, показалось…

Взгляд перебегал от лица к лицу, ощупывал, сравнивал, примерял. Они были спереди и сзади, везде. А кроме лиц были ещё спины. И затылки.

И тут Макс увидел!

Мощный выброс адреналина вздыбил волоски на коже. Тело покрылось испариной.

Парень с бледным крысиным лицом, черная курточка, бутылка пива в руке, — он стоял впереди у лотка и, наклонив голову, рассматривал пестрый хоровод журналов. Глаза его скользнули в сторону и на какое-то мгновение встретились с глазами Макса. Две серые точки… И тут же нырнули вниз.

Парень сделал шаг в его сторону.

Разрыв сейчас составлял метров семь-восемь. Спортивная шапка ярким зеленым маячком мелькает впереди. Савик ускорил шаг. Пора. Счет пошел на секунды. Он просто обгонит его, обернется — один короткий миг, — и пойдет дальше… а потом услышит: «Помогите! Человеку плохо!»

Уже шесть метров.

Пять…

И вдруг зеленый маячок замер на месте.

Макс остановился. Парень с крысиным лицом продолжал двигаться в его сторону, скользя взглядом по книжным лоткам.

— Ну в чем дело?.. Ма-акс? — протянула Маша с досадой.

Он запустил левую руку в карман, нашарил блок. Черт бы побрал эти перчатки!..

Парень двигался.

Макс старался нащупать кнопку активизации, торопился, толстая чужая кожа оставалась бесчувственной. Ч-черт!.. Активизация! Активизация!

Крысиное лицо было совсем рядом. Можно было разглядеть точки угрей на носу, каждую точку в отдельности. Активизация… Ничего не происходило. Ошибка? Или он просто не может вдавить кнопку? Еще раз, еще!

Они поравнялись, и парень вдруг спросил настороженным хрипловатым голосом:

— …Ну чего уставился?

В этот момент за спиной Макса раздался громкий резкий треск, будто сломался кусок шифера. Макс обернулся. Прямо перед ним оказалось совершенно незнакомое лицо в очках. Молодой человек смотрел на Макса с немым воплем удивления в глазах. Его правая рука… Она выплыла откуда-то из одежды там оставалось всего два или три пальца, черных, алых, скрученых, как проволока, на месте остальных пальцев болтались окровавленные лохмотья.

Рядом закричала женщина.

Молодой человек, не отрывая взгляда от Макса, рухнул вперед. Голова с глухим стуком ударилась в полированный пол.

Люди сначала отхлынули в сторону, как волны от брошенного в воду камня. Но секунду спустя волны сомкнулись вокруг них ещё плотнее, чем прежде.

— Что с ним?

— Да помогите же!..

— Человеку плохо!!

Пожилой мужчина в черном берете склонился над упавшим, приподнял голову, пытаясь привести его в чувство. Рядом присел какой-то спортсмен в «адидасе».

— Давай-ка…

Вдвоем они приподняли тело. По толпе пронесся вздох.

— Ничего себе «человеку плохо»… — пробормотал спортсмен. — Да у него сердце выскочило!

На зеркально блестящих квадратных плитках лежал в луже крови скользкий кусок мяса. Он лежал, и чуть дымился среди потрясенного безмолвия, — и вдруг конвульсивно дернулся, выдавив из разорванной аорты несколько капель темной жидкости.

Это было сердце «чистодела» Савицкого.

Макс снял перчатки, сорвал шарф и принялся пробиваться сквозь толпу к эскалатору.

— Что там произошло? — спросила Маша, когда они вышли на улицу. Меня оттеснили, я ничего не увидела…

— Чего там видеть! — как можно равнодушней ответил Макс. — Алкаш шлепнулся и разбил бутылку.

— А почему ты разделся? Тебе уже не холодно?

— Да. Похоже, я выздоровел.

Перчатки, шарф и самоликвидатор он выбросил в ближайшую урну и до самого дома хранил молчание.

— В почтовом ящике что-то есть. Ключ у тебя?

Макс на автомате открыл почтовый ящик, достал газеты, так же молча прошел в квартиру, с удовольствием выкупался, смывая не только пот и раздражение кожи, но и пережитое нервное напряжение.

Потом налил себе рюмочку коньяка, сел в кресло и стал просматривать газеты. Но то, что он увидел, не способствовало дальнейшему расслаблению.

Похоже, «Консорциум» успел прибрать к рукам не только левую прессу. «Известия», первая полоса. «Сделано в Лондоне. Восемь миллиардов мегатонн для российских компаний.» «Российские вести», первая полоса. «Как продают Россию.» Неожиданно мелькнула его фамилия, Макса будто ошпарило кипятком и он впился глазами в прыгающие строчки.

«… И тут, словно чертик из табакерки, в Лондоне появляется некий Максим Карданов, чей портфель набит липовым „компроматом“ о якобы незаконной деятельности ряда ведущих российских предприятий. Добившись встречи с Джонсоном, он предлагает ему выгоднейшую сделку: кредит Фонда в обмен на документы, которые помогут западным компаниям одним махом избавиться от конкурентов в России… Таким образом, экономическая независимость России была оценена в восемь миллиардов долларов… По некоторым сведениям господин Карданов является сотрудником Службы внешней разведки…»

Макс понял, что автору статьи не было ровным счетом ничего известно о содержании беседы на вилле Джонсона. Сам факт беседы — да. Факт передачи каких-то компрометирующих документов — да. Не более того. Остальное высасывалось из пальца.

Но откуда они узнали об этом? Откуда люди из «Консорциума» узнали, когда он прилетает из Лондона? И где их искать в Антибе? Слишком много совпадений! Так бывает только в одном случае: когда секретная информация утекает наружу, словно вода из ванны с поднятой пробкой!

Тут взгляд его упал на «Московский комсомолец», лежащий последним на журнальном столике. Жирные буквы анонса над «шапкой». Макс положил трубку, взял газету, открыл — и словно чьей-то безжалостный кулак ударил его с газетного разворота. Разбил лицо, свернул челюсть, ослепил глаза, оглушил.

Там было фото Маши. Оно занимало половину полосы. Хорошо знакомый Максу портрет, она сделала его в «кодаковской» кабинке моментального фото, в переходе на «Охотничьем ряду», где-то в конце февраля…

Маша улыбалась. Фото было сильно увеличено и обрезано в форме овала.

«У наших гангстеров — самые красивые девушки в мире!»

«…Российский бандит, убитый в недавней перестрелке в Антибе, хранил в медальоне портрет любимой. В кармане у него нашли паспорт на имя Рината Шалибова и вчерашний авиабилет из Москвы…»

Рядом — фото убитого брюнета. Таким видел его Макс в последний раз: глаза открыты, кончик языка выглядывает наружу, следы грязи на лице…

Вот все и состыковалось! Поднятой пробкой была Маша! Она знала, что Макс уезжает в Англию и когда приедет — «Консорциум» тоже об этом узнал. Постель, массаж, бешеный вальс в голове, голос Маши: «Скажи! Скажи еще!..» Неужели она подсыпала ему в бокал какую-то психотропную дрянь?..

Макс подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу.

Она все это время работала на них. Пахала, доносила, продавала… она трахалась с этим «Консорциумом». Что это? Деньги? Любовь? Трезвый расчет? Или просто какие-то потемки души?

Под дых, в лицо, в челюсть, в печень, в горло, и — тяжелый, как паровой молот, удар под сердце. Макс задыхался. Он не мог уворачиваться от этих ударов. Только бить в ответ.

Взяв газету, он прошел на кухню, поднес фото к машиному лицу.

— Это и есть Ринат?

— Ой!

Девушка отшатнулась, лицо её покрылось красными пятнами.

— Отвечай, сука!

Она закрыла лицо руками и заплакала.

— Это я застрелил его, я! Мы стреляли друг в друга в темноте и мне повезло больше!

Маша плакала все громче, навзрыд.

— Но лежать там должен был я! И мои друзья! Ты все сделала для этого! Ты сообщала ему о каждом моем шаге и о моем последнем звонке сообщила тоже! А узнать на телефонной станции откуда он сделан, не составляет большого труда! Но это было лишним — его люди и так шли за нами по пятам… Они напали первыми и все шансы были на их стороне, нам просто повезло, потому что с нами был Спец! А теперь его нет…

— Я не виновата, Максик, не виновата, — сквозь прижатые ладони простонала Маша. — Он познакомился со мной будто случайно, лишь много позже он признался, что встреча была подстроена… Он расспрашивал о тебе, но потом сказал, что это ерунда, я стала нужной ему сама по себе…

Оторвав руки, она плеснула в заплаканное лицо водой, налила в чашку, жадно выпила. Зубы стучали о фарфор.

— Мы собирались пожениться, но тут вернулся ты. И он благородно ушел в сторону, ради меня… Хотя иногда мы и встречались, но между нами ничего не было! Он расспрашивал про тебя, но не для дела, он сказал, что все в прошлом, просто он ревновал и копался в своей ране… Я не рассказала ему ничего особенного: ведь многие знали — куда и насколько ты уезжаешь…

— Не строй из себя целку! — заорал Макс. Чашка упала и разлетелась осколками по полу. — Ты убила Спеца! И чуть не убила меня и Веретнева!

— Что ты, Максик! — слезы снова брызнули из припухших покрасневших глаз. — Как я могла кого-то убить? Даже если я сболтнула что-то лишнее, разве слова убивают? Убивают пули…

— Да? — совершенно спокойно спросил Макс и едва заметно улыбнулся. Это настолько не соответствовало ситуации, что Маша испугалась.

— Прости меня… Прости меня… Я не хотела ничего плохого… Слова не могут убивать…

— Сейчас посмотрим!

Резким движением Макс придвинул к себе телефон, быстро набрал номер. Он сам всплыл в памяти тот номер с оборота чека.

— Алло? — произнес пожилой женский голос.

— У меня сообщение для Рината.

От неожиданности Маша перестала плакать.

— Вы от Геннадия? Это вы привезли тех самых замечательных пиявок? Ринату они очень помогают…

Женщина явно не читала сегодняшних газет и не была в курсе последних новостей.

— Рината и его пацанов убили! — холодно сказал Макс. — А продала их его баба, Машка.

Он положил трубку.

Покрытое красными пятнами лицо Маши на глазах стало гипсово-белым. Неживым.

Глава 3 Попытка к бегству

В Управлении ФСБ свет горит допоздна. Восемь часов, девять… Десять. Московские офисы, заводы, НИИ, даже многие магазины, оттрубив дневную смену, давно погружены во тьму. Рабочий день закончен, всем пора на родные квадратные метры, смотреть телевизор, ужинать, воспитывать детей, ласкать жен, и — спокойной ночи.

Но Лубянка не спит. Желтые прямоугольные глаза смотрят на площадь, наблюдают. Не дремлет враг, и нам дремать некогда.

Четыре окна на первом, шесть на втором. Одно — на третьем. За этим окном меряет шагами тесный кабинет подполковник Фокин. Огромному Фокину здесь явно тесно. Негде развернуться. Два шага, и — стенка. Два шага окно. На подоконнике лежит открытая пачка «Бонда», все двадцать фильтров с белоснежными срезами на месте, один выглядывает наружу. Рядом — перстень. В гладкой квадратной печатке отражается — мелькнет-исчезнет, — беспокойная фигура майора.

Ему нечего делать дома. Он не любит смотреть телевизор, у него не готов ужин, у него нет детей и жена уже три дня, как уехала к матери в Пензу.

Фокин ходит, сунув руки в карманы. Квадратный подбородок и щеки обсыпала рыжеватая щетина. Глаза красные.

Всё. Уехала. Крест-накрест. В конце концов он должен был заплатить за это. Из собственного кармана. За два ребра, за разрыв левого яичника, за небольшое сотрясение, ссадины и гематомы, за чужую сперму, за унижение, боль, страх. За смазливую блондинку Лизу из «Козерога», за Лену, Вику, Илону…

А ведь раньше у них все было хорошо, они с Наташкой любили друг друга, никто на сторону не ходил, даже мыслей таких не было. Почему же так все вышло? Почему пошло наперекосяк?

«Эти подонки, — подумал Сергей с бешенством. — Сволочи, ублюдки. Они все изгадили.»

Или он сам изгадился о них. Татарин, Маз, Лобан, Атаманов… Исполнители, организаторы и даже заказчик — все наказаны. Так очень редко бывает. Но расплатились не только грязные негодяи, он сам тоже расплатился. Превратился в другого человека. Съешь печень врага и сам станешь врагом. Кто на очереди?

На очереди — Макс Карданов. И его дело Ершинский поручил Фокину именно потому, что он стал другим. Его сломали, он многое потерял и боится потерять то, что осталось. Вот почему будет послушно делать то, что ему говорят.

Генерал вызвал его утром и сразу взял быка за рога.

— Звонил Валентин Егорович Шаторин из Администрации Президента. Поручил изъять у тебя особые полномочия и переслать спецпочтой в Кремль.

— А звание они не забирают обратно? — Фокин вынул документ из внутреннего кармана и положил перед начальником.

— Про звание речи не было. Но он выразил недовольство тобой и дал понять, что держать тебя в органах не имеет смысла.

Взгляд Ершинского был достаточно выразительным. Подполковник решил больше не лезть на рожон и его молчание было расценено, как признак покорности.

— От наших коллег из внешней разведки поступили материалы на некоего Карданова. Когда-то он у них работал, но уже давно не имеет никакого отношения к Службе. Они привлекли его для разового мероприятия, а он наломал дров… И попал в центр политического скандала. Надо снять все спекуляции и без всякой шумихи решить вопрос с ним по существу. Он же проходил по делу о взрыве на Ломоносовском? Потом вы почему-то утратили активность… Вот и доведите следствие до конца. Арестуйте, предъявите обвинение и направляйте в суд. Санкция на арест уже получена… Вопросы есть?

Вопросов не было. Только реплика: ведь Фокин утратил активность по прямому указанию Ершинского. А тот, в свою очередь, выполнял просьбу разведки, к которой Карданов, оказывается, не имеет никакого отношения. Но в его положении не до реплик.

Фокин подошел к столу, вздохнул и захлопнул тонкую папку. Конечно, скандал с несанкционированными похождениями Макса за рубежом никому не нужен. Куда удобнее обычная уголовщина: взрыв микроавтобуса. Несколько месяцев назад именно за это он и собирался его арестовать…

Теперь ему не хотелось этого делать. Хотя что изменилось? Появились личные симпатии? Да и спас он его тогда в подъезде…

Фокин вспомнил Клевца? Может и не спас. Может он сам спасся. Каждый баран висит за свою ногу…

Он набрал телефон дежурного.

— Капитан Лунев слушает! — четко отозвался тот.

— Пошлите группу на задержание, — через силу сказал он. — Карданов Макс, адрес…

Диктуя адрес он подумал, что Карданов тоже рассорился с бабой и живет один, как и он сам. У них вообще было немало общего…

Но каждый баран висит за свою ногу…

— Понял, товарищ подполковник.

Фокин задумчиво повертел в руках перстень. По всем правилам, от него следовало избавиться. Бросить в реку? Нельзя… Выбросить в мусорный бак? Тоже. Слишком опасная игрушка. И он положил перстень в ящик стола.

Тренькнул внутренний телефон.

— Группа выехала, — доложил Лунев. — Только что пришло сообщение: наш отставник застрелился. Подполковник Веретнев. У себя в квартире, на кухне. Выпил бутылку водки и пальнул в рот из нетабельного пистолета… Приехали, а на столе перед ним коллекция бриллиантов, словно из Алмазного фонда… Прямо в рыбьей чешуе и картофельных ошурках… Милиция хочет, чтобы наш следователь выехал.

— Нечего нам там делать, — угрюмо ответил подполковник. — Он пенсионер, гражданский человек… Пусть они сами разбираются. А бриллианты окажутся самым обыкновенным стеклом…

Фокин положил трубку, но что-то зацепилось за его память и сидело занозой. Веретнев! Да это же друг Карданова! Вот дела… И Максу тоже конец, из камеры он не выберется. Несчастный случай. Закупорка сосудов, острый коронарный спазм, кровоизлияние в мозг, попытка к бегству. «Консорциум» найдет способ! Сволочи!

Он придвинул городской телефон. Каждый баран висит за свою ногу, это верно. Но не все же бараны!

Фокин достал записную книжку, набрал телефон Карданова. Трубку тут же сняли.

— Алло? — настороженно сказал Макс.

— Слушай внимательно, у меня санкция на твой арест, — быстро сказал подполковник. — Группа за тобой выехала. У тебя есть минут двадцать. Может меньше.

Пауза.

— Я понял, — проговорил Макс. — Спасибо.

Отодвинув от себя аппарат, майор сел в кресло и минуту сидел неподвижно, сцепив пальцы на животе. Потом повернулся и взял с подоконника пачку сигарет. Подцепив фильтр, вытянул одну. Рассмотрел, понюхал. Сунул в рот. Зажигалка лежала в ящике стола. Фокин крутнул большим пальцем колесико, из отверстия высунулся острый язычок огня.

Фокин и его рассмотрел внимательно. Прикурил, держа сигарету высоко над пламенем зажигалки. Небритые щеки майора втянулись, когда он сделал первую глубокую затяжку.

«А застрелиться никогда не поздно», — неожиданно подумал он.

Макс ещё не представлял, куда ему бежать. Он знал только — откуда. Из этой квартиры, из этого города. А дальше будет видно. Он рассовал по карманам деньги, документы, метнулся по комнатам — не забыл ли чего… Забыл. Забыл узнать у отца, какое же у него настоящее имя… И зачем он вообще появился на свет… А теперь уже никогда и не узнаешь…

Макс выскочил из подъезда, оглянулся, побежал. Скорее. Когда он поравнялся с углом дома, из-за поворота вдруг брызнул в глаза слепящий свет автомобильных фар. Макс отпрыгнул в сторону, нога в темноте наткнулась на что-то твердое, ребристое. Лодыжку пронзила острая боль.

Все, теперь не уйти!

Он поднялся, — ладони в липкой грязи, — и увидел застывший в метре от себя решетчатый радиатор «мерседеса». Ровно работал двигатель, фары были переключены на ближний свет. Дверца раскрылась, оттуда выскочил какой-то толстомясый детина в свитере.

— Ну что, в морду, да?! — заорал он, надвигаясь на Макса. — Ты куда лезешь, твою мать, пидор, баран?!

Везет ему на «мерседесы»! Он шагнул навстречу груде пока ещё свежего мяса и въехал прямым справа в нижнюю челюсть. Кость издала глухой негромкий звук. Детина мотнул головой назад и рухнул на асфальт. Макс перешагнул через неподвижное тело, сел на место водителя, захлопнул дверь и аккуратно тронулся с места.

Через минуту к дому подкатил каплевидный микроавтобус «мицубиси» с четверыми спецназовцами ФСБ.

Фары выхватили из темноты раскинувшееся крестом на асфальте тело мужчины.

— Стой! — резко скрипнула, стираясь об асфальт, мягкая резина, микроавтобус остановился в нескольких сантиметрах от лежащего. Тот с трудом сел, очумело тряся головой.

Старший группы выскочил наружу.

— Давай в сторону! — он хотел оттащить мужика, но тот сам отполз на тротуар.

— Этот гад машину забрал! — пожаловался он. — Сам вылетел под колеса, будто убегал от кого… И «мерсачка» моего забрал! Вон туда поехал, к центру!

— Двое в адрес, а мы следом! — мгновенно сориентировался старший. Какой у тебя номер?

«Мицубиси» рванул в погоню. Через пару минут заработала рация.

— Нет тут никого! — доложили из квартиры Карданова. — Дверь сломали свет везде горит, по полу бумажки какие-то… А его нет!

— Я понял! — ответил старший и переключился на милицейскую волну:

— Внимание, опергруппа ФСБ преследует «мерседес», госномер… прошу оказать содействие в задержании…

Макс понял, что город поднят по тревоге. В зеркале заднего обзора он увидел, как мотоцикл ГАИ, ехавший по встречной полосе, вдруг заложил крутой вираж и помчался за ним следом. Потом из-за поворота выскочил милицейский «форд» с мегафоном на крыше. Чуть-чуть не успел. Развернувшись, «форд» тоже пристроился ему в хвост.

В салон залетали обрывки фраз из мощного динамика:

— Водитель «мерседеса» номер… Вы нарушаете правила… Сейчас же сверните…

На ста километрах в час уютный салон «мерса» лишь плавно покачивался. Макс тронул ногой педаль акселератора. Сто десять, сто двадцать, сто тридцать… Тело вжалось в спинку сиденья. Огни замелькали быстрее, превращаясь в змеящиеся линии. Голос из мегафона стал заметно тише.

Макс скосил глаза в зеркало. «Форд» и мотоцикл отстали. Но их обогнал стремительный каплевидный «мицубиси». Расстояние сокращалось.

Перекресток. Красный свет. Две девушки сошли на проезжую часть, яркие джинсы, длинные тонкие ноги. Макс крутнул руль влево, машину понесло, сбоку мелькнули и исчезли перекошенные ужасом лица девчонок. Руль вправо, газ! Ему удалось выровнять машину. Хорошо, что трасса почти пуста! Макс перевел дух.

Спинка сиденья теперь кажется жесткой, неудобной. Бешеное завораживающие мелькание перед глазами. Поворот. Зеленый свет, слава Богу… Макс положил большой палец на кнопку сигнала. «Мерседес» несся вперед, как ревущий бешеный бык.

И он все ещё не знал, куда бежит.

…Почти весь промежуток между двумя темными громадами зданий сталинской постройки был заполнен ритмично вспыхивающими синими огнями. Милицейские машины выстроились на перекрестке нос к носу. Из-за капотов крайних машин выглядывают автоматчики. Макс понял: будут стрелять, благо улицы пустынны.

До перекрестка оставалось ещё полторы сотни метров. Сворачивать некуда. Сзади нагоняет погоня.

Макс сжал зубы. Когда «мерседес» на ста тридцати врежется в заслон, он будет уже изрешечен пулями, словно дуршлаг. Макс даже не почувствует, как машина, натолкнувшись на преграду, задерет вверх изуродованный капот, пролетит несколько метров, и, перевернувшись, с грохотом обрушится на асфальт за спинами опешивших спецназовцев и гаишников…

Это была редкая возможность красиво умереть. Но Макс не воспользовался ею. Он узнал этот перекресток и эту улицу. И у него вдруг появилась цель. Ясная и четкая.

Он сбросил скорость до восьмидесяти и резко повернул руль. «Мерседес» застонал, заскрипел, его задняя часть, словно циркуль, описала полукруг, оставив на дороге черный автограф дымящейся резины. Машина развернулась на сто восемьдесят градусов, качнулась на рессорах, едва не опрокинувшись вверх дном, застыла на короткое мгновение и помчалась в обратном направлении, стремительно набирая скорость.

— … стрелять! — донесся скомканный обрывок звука.

И тут же звякнуло заднее стекло, открылись две круглые дырочки в лобовом, от них побежала густая паутинка трещин.

Макс пригнулся к баранке.

Впереди тоже пытались перекрыть дорогу, но не успели. Макс нацелился в стремительно сужающийся просвет между двумя «жигулями», между багажником и капотом, точно посерединке… Чья-то фигура метнулась в сторону… Удар! «Мерседес» тряхнуло, с шипящим хлопком выскочила подушка безопасности, воздушная прослойка спасла Макса от удара о руль, и тут же по ушам врезал металлический скрежет. Посыпались стекла, брызнули искры. Два протараненных «жигуля» развернулись от удара и зажали «мерседес» бортами, словно ножницы, но погасить скорость не смогли — обдирая борта, «мерс» вырвался, сзади загремела по асфальту сорванная дверца с синей полосой.

Подушка закрывала обзор, Макс пригибал её книзу левой рукой, изо всех сил вытягивал шею. Оставалось совсем немного… На повороте он едва не въехал в фонарный столб… В конце улицы опять появились синие маячки, но на полпути слева уже виднелся огороженный чугунной решеткой особняк, светящееся окно за скрюченными голыми ветвями. Запертые на цепочку металлические ворота…

Он сбросил скорость и идущие навстречу милицейские машины притормозили, думая, что он собирается сдаться. Но Макс резко вывернул руль влево, дал газ и врезался прямо в чугунные ворота. Тяжелые створки с гулким грохотом разъехались в стороны, лобовое стекло вывалилось наружу, в салон ворвался прохладный вечерний воздух. Подушка вырвалась и окончательно закрыла обзор. Ничего не видя перед собой, Макс нажал педаль тормоза. Разворачиваясь, машина проскользила по асфальту двора несколько метров и замерла.

— Не стреляйте! Мы выполним ваши условия! — с акцентом крикнул кто-то впереди.

— Ушел, сука! — без акцента крикнули сзади.

Макс дрожащей рукой вытер пот со лба. Открыл дверцу.

— What's happened?.. What's matter?!.. — доносились из здания встревоженные голоса.

И эхом дублировались по-русски:

— Что случилось? В чем дело?

Макс с трудом выбрался наружу. Дрожали не только руки, но и ноги, дрожало все тело.

— Не стреляйте, соблюдайте спокойствие! — со стороны особняка к нему бежали два крепких молодых человека в официальных костюмах. Их лица в полумраке показались Максу похожими на два белых вопросительных знака. Он поднял руки и крикнул в ответ по-английски:

— Я не террорист! У меня нет оружия! Я английский гражданин, прошу помощи!

Он осторожно достал из кармана свидетельство о рождении, развернул и показал явно взволнованным и настороженным молодым людям.

— Вот! Моя фамилия Томпсон. Макс Томпсон. Я родился в Лондоне…

Пока те изучали документ, Макс оглянулся.

«Форд», «мицубиси», и ещё несколько милицейских машин заполнили всю проезжую часть улицы, светили фары и ручные фонари, многочисленные фигуры в форме и в штатском двигались, разговаривали, докладывали что-то по трещащим рациям.

Но у сломанных ворот посольства вся агрессивная суета заканчивалась. По эту сторону невидимой границы находилась территория Великобритании и действовали английские законы. Теперь все зависело от представителей посольства, разбирающихся с нарушителем ночной тишины. Они могли пригласить его к себе, а могли выкинуть обратно. Несколько силуэтов на линии границы терпеливо ожидали.

— С вашего позволения, мы пока оставим этот документ у себя, сэр, вежливо произнес один из охранников. Они заметно успокоились, хотя были настроены достаточно сурово.

— Но есть одна формальность без которой мы не имеем права приступить к проверке их подлинности… Может ли кто-либо из добропорядочных граждан Британского королевства поручиться за вас? Или хотя бы заявить о целесообразности проверки вашего заявления?

Макс задумался. Он был в таком состоянии, что вряд ли мог ответить на этот вопрос. И все же спасительная мысль пришла.

— Конечно! Линсей Джонсон может это сделать. Вам достаточно его слова?

— Несомненно, сэр! — охранники улыбнулись. — Просим пройти в посольство.

Все втроем они двинулись к особняку. Силуэты у ворот исчезли. Захлопали дверцы, взревели моторы. Через пару минут улица перед посольством опустела.

В «Шереметьево-2» всегда оживленно. Пересекаются потоки пассажиров, гремят колесики чемоданов, кто-то кого-то встречает, а кто-то наоборот провожает, мамы зовут детей.

Теперь к обычной толпе присоединились ещё журналисты — их здесь около двух десятков. Тянутся руки с диктофонами, микрофонами, украшенными цветными кубиками с заставками телеканалов. Операторы, как всегда, бесцеремонны и бесстрастны, линзы их камер нацелены прямо в глаза, а лица за этими камерами такие, словно они разглядывают стодолларовый банкнот через электронный детектор.

От посольского «ровера», Максу предстоит пройти пятьдесят шагов до зала для дипломатов. Рядом с ним — Стив и Джошуа, те самые молодые люди, которые первыми встретили его на территории посольства. Макс успел хорошо познакомиться с ними и даже регулярно поиграть в теннис.

Макс увидел журналистов и бросил выразительный взгляд на Стива.

— Скорее.

Стив ускорил шаг.

Они идут через толпу с видом людей, которым очень некогда, Стив и Джошуа прикрывают Макса с флангов. Но от журналистов так просто не уйти. Дама с пышными кудрями забежала вперед, преградив Максу дорогу.

— «Новые Известия»… Макс Витальевич, правда ли, что договоренность о предоставлении вам британского гражданства была достигнута на самом высоком уровне?

— Не интересовался, — ответил Макс. — Главное, что британский паспорт лежит в моем бумажнике.

— Канал НТВ, Макс Витальевич!.. Хлопотал ли за вас по этому поводу главный эксперт МВФ Линсей Джонсон?

— Вряд ли, — сказал Макс. — Он меня не знает.

— Газета «Товарищ»! — выкрикнул ему в лицо лысоватый молодой человек. — Какую сумму вам выплатит британская «Ми-5»?

— За что? — поинтересовался Макс.

— За то, что вы… Вы перебежчик!

Макс отодвинул его в сторону. Осталось ещё метров десять.

— Вы оставляете в Москве свою семью, Макс Витальевич? — вынырнула смуглая симпатичная девица с диктофоном.

— У меня нет семьи.

— А любимая девушка?

Макс посмотрел на нее. Журналистка широко улыбнулась ему, обнажив два ряда ослепительно белых зубов.

— У меня здесь никого не осталось, — сказал он. — И ничего.

Вопросы продолжали сыпаться, но Макс уже их не слушал. Джошуа, отодвинув спиной несколько журналистов, открыл дверь в зал для дипломатов. Макс последний раз обернулся. Поднял голову.

На галерее, на фоне вывески бистро, стоял, заложив ногу за ногу, парень по имени Вадим в синей «найковской» куртке. «Контрольный визуальный контакт,» — подумал почему-то Макс. Он зашел в зал. Джошуа плотно закрыл за ним дверь.

Здесь было неожиданно тихо и покойно. Два пожилых человека в хорошо сшитых костюмах стояли у огромного панорамного окна, любуясь видом летного поля. За окном вдалеке разворачивался огромный «боинг». Высокий стабилизатор украшало сине-красное перекрестье флага Великобритании.

— Это твой, Макс, — сказал рядом Стив. — Скоро будешь дома.

С непонятным выражением лица Макс смотрел в окно.

Сцену в «Шереметьево — 2» показали в новостях по всем каналам.

— Ты не просто упустил его, ты нарочно дал ему уйти! — зло сказал Ершинский. — Давай, пиши рапорт. В органах тебе не место!

— А где мне место? — спросил Фокин. — Я не продавал информацию, не ставил «крыш», не оказывал услуг частным детективам… Потому не скопил денег, не обзавелся нормальной квартирой, машиной, дачей, счетом в банке… Так куда мне теперь идти?

— Не знаю. Это твои проблемы.

Генерал склонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен.

Фокин вышел в приемную, попросил у секретаря лист бумаги и тут же написал рапорт.

— Подождите минуточку, я завизирую и вы передадите его в кадры, Маргарита Петровна скрылась за двойной дверью. На столе, в поставке календаря лежали глянцевые яркие прямоугольнички. Фокин вытянул один.

Он быстро сунул приглашение в карман.

«Консорциум» праздновал не только десятилетие своего существования. Он праздновал очередную победу. Даже получив торпеду ниже ватерлинии, зеркально-темный тетраэдр остался на плаву и теперь успешно заделывал пробоину.

Обстановка изменилась коренным образом. Газеты все чаще писали, что козни врагов чуть не пустили на дно флагман отечественной экономики, гарант финансовой независимости России. Правительство выделило крупную денежную ссуду, чтобы покрыть убытки, понесенные «Консорциумом» из-за блокировки счетов. Совершенно неожиданным явилось заявление Президента о том, что государство всеми своими активами гарантирует его платежеспособность. Теперь счета наверняка разморозят…

Фокин понял, что стороны пришли к компромиссу. Двум слонам лучше не драться на барже, чтобы не утонуть… Даже если баржа — это вся страна. Так ещё лучше — есть что поделить, чтобы хватило обоим. К тому же, момент острого противостояния миновал: МВФ выделил восьмимиллиардный кредит и его благополучно разворовали, как и предыдущие. Тема потеряла актуальность если месяц назад все газеты убеждали читателей, что судьба и благополучие каждого россиянина зависит от западных денег, то теперь об этом и не вспоминали. Один слон в этот раз съел больше другого, ну что ж — в следующий раз будет наоборот…

В огромном актовом зале собрался весь столичный финансово-политический бомонд. И вице-премьер Фандоренко, и Арцыбашов, и Шаторин, и Зенчук, и Пигарев, и Налютин, и Макарин, и Закатовский, и многие другие. Не было только Локтионова, не мелькало в самых ответственных местах напряженное лицо Атаманова, не процеживал настороженно толпу приглашенных Ринат Шалибов.

Теперь безопасность обеспечивали другие люди: во главе службы стал Каймаченко, его подчиненные на входе пропускали гостей через ажурную рамку металлодетектора. Особо важных персон это не касалось, для них и вход был отдельный. А Фокина ошманали, хотя оружия у него уже не было, не было и удостоверения, не было жены, определенного места в жизни и уверенности в себе. Была только злость на замаскированных пришельцев, внаглую грабящих страну. И перстень из низкопробного африканского золота на правой руке.

— …Создание «Консорциума» явилось результатом труда многих и многих людей, результатом их воли, трудолюбия и таланта, — Петр Георгиевич Горемыкин заканчивал свою речь. Он впервые прилюдно обозначился, как глава организации и это был очень красноречивый признак.

— И попытки отдельных отщепенцев пустить наш корабль ко дну, заведомо обречены на неудачу!

Зал зааплодировал. Отщепенцами в конце концов оказались Макс Карданов и он, Фокин. Гигант сидел в десятом ряду и аплодировал вместе со всеми.

— А теперь прошу на фуршет, — Петр Георгиевич сделал радушный жест щедрого хозяина. Через широкие выходы приглашенные двинулись в Северный холл, где ломились от выпивки и закусок длинные, составленные буквами «П» и «Т» столы.

Банкет предстоял знатный, но внезапно у стола для особо важных персон возникла сумятица и непристойный шум: крики, звуки ударов, звон слетающих на пол и разлетающихся в пыль тонких бокалов.

Похожий на разъяренного медведя огромный человек легко прорвал не готовую к такому обороту цепочку телохранителей и ворвался в стаю особо важных персон, как хорек в курятник.

Бац! — огромный кулак сбил с ног подвернувшегося Закатовского.

Бац! — упал Макарин. Бац! Бац! Бац! Словно кегли валились с ног Налютин, Пигарев, Зенчук.

Огромный кулак обрушивался на упитанные вельможные физиономии, одна мимика которых приводила в трепет сотни людей. Золотой перстень смачно впивался в кожу, оставляя красный, быстро набухающий кровью отпечаток несмываемое клеймо, имеющее многозначительный и зловещий смысл.

— Стоять! Стой! Держи его!

Каймаченко попытался остановить взбешенного медведя, но тот ударил его левой и поломился дальше, оставляя за собой поваленные тела и клейменые лица хозяев нынешней жизни.

— Бац! — отлетел на несколько шагов Ершинский.

— Бац! — схватился за лицо Шаторин.

Но медведь рвался к главной цели — прижатым к стене Горемыкину и Арцыбашову. Их охранники закрыли хозяев телами и даже достали оружие, но в такой толчее применять его было нельзя.

— Бац! Бац! Бац! — охранников он бил локтем, кулаком левой или головой. А когда все-таки пробился к цели, то пустил в ход правую руку.

Красные стигмы вспыхнули на лицах Горемыкина и Арцыбашова. В тот же миг откуда-то снизу раздались выстрелы. Самый смелый охранник использовал довольно рискованный прием для стрельбы в толпе: упал на колено и палил в упор, направив ствол снизу вверх. Когда третья пуля пронизала огромное тело, оно обмякло и кулем повалилось на узорчатый паркет.

ЭПИЛОГ.

Пять лет спустя.

Майский полдень. Въезд в Уитем — небольшой городок в Юго-Восточной Англии, семьдесят километров на северо-восток от Лондона. У дорожного ресторана, раскинувшего десяток тентов над столиками у шоссе, остановился белый спортивный автомобиль.

Колокольчик на двери ресторана мелодично зазвенел, к стойке прошел высокий широкоплечий мужчина в дорогом летнем костюме. Он спросил что-то у барменши, та принялась объяснять, оживленно жестикулируя, потом достала из фартука блокнот, вырвала оттуда листок и что-то нарисовала. Мужчина взял бумажку, поблагодарил и вышел.

— Кто это был, Бони? Что он хотел? — спросил хозяин.

Он сидел с калькулятором и кипой счетов за свободным столиком, наблюдая в окно за белой машиной, которая быстро удалялась по шоссе.

— Он спросил, как проехать к поместью Лиз Уотерфорд, — сказала барменша.

— Уотерфорд, Уотерфорд… — пробормотал хозяин. — А-а, вспомнил. Вдова лондонского адвоката. А кто он ей? Сын?

— Не знаю. Она же совсем одинокая и к ней никто не ездит, — задумалась барменша. — Мы бы видели её сына. К тому же разве стал бы он спрашивать дорогу?..

— Верно, — согласился управляющий, продолжая разглядывать давно опустевшее шоссе. — Но машина у него, конечно… Высший пилотаж. На моей памяти здесь такие ещё не проезжали.

— Что за машина?

— «Астон мартин». Она стоит двести тысяч фунтов…

Он восхищенно покачал головой.

— А хоть бы и миллион, — вздохнула барменша, возвращаясь к стойке. Нам-то что с этого?

Вдруг она издала удивленный возглас.

— Что случилось? — хозяин вскинул голову.

Барменша подняла со стойки новенькую пятидесятифунтовую купюру и стала разглядывать её на свет.

— Похоже, это чаевые, — наконец сказала она.

…Двухэтажный каменный дом с увитым плющом фасадом, аккуратно подстриженные лужайки, фруктовый сад, пруд. Дверь открыла немолодая темнокожая служанка.

— Вам кого, сэр? — она внимательно посмотрела на пришельца.

— Я хотел бы увидеть миссис Уотерфорд, — сказал он.

Негритянка взглянула через его плечо на застывший у ворот дорогой автомобиль и пригласила нежданного гостя в холл.

— Как вас представить?

— Скажите, что… Просто знакомый, из Лондона.

Через несколько минут из комнаты вышла маленькая, сохранившая стройность пожилая женщина, в брюках и свободной рубашке спортивного покроя. Очки. Аккуратно уложенные седые волосы.

— Добрый день, — сказала миссис Уотерфорд, наклонив голову. — Чем могу быть полезной?

Макс не отвечал. Он смотрел на нее, в памяти мелькало давнее фото, там, где они на фоне Виндзорского дворца… Он узнавал и не узнавал эту постаревшую даму. И совершенно не знал, что сказать. Пауза затягивалась.

— Кажется, произошло недоразумение, — миссис Уотерфорд вежливо и сухо улыбнулась. — Вы отрекомендовались моим знакомым из Лондона… Но я вас не знаю. Кто вы?

Макс уже открыл было рот, чтобы ответить — когда в распахнутую дверь ворвался темноволосый мальчуган. Он подбежал к Максу и обхватил руками его ногу. Следом быстро вошла красивая молодая женщина.

— Ой, простите, — с улыбкой сказала она. — Том выскочил из машины и побежал… Он не может усидеть двух минут на месте. Здравствуйте.

Но миссис Уотрефорд, кажется, не услышала её слов. Она во все глаза смотрела на мальчика, довольно выглядывавшего из-за ног отца. Ее строгое холодное лицо вдруг изменилось, поплыло, словно восковое, глаза покраснели, рот открылся. Маленький Том нахмурил черные брови и, дернув Макса за штанину, спросил:

— Па, почему эта старушка так смотрит?

Макс взял его на руки.

— Это… это ваш сын, мистер? — прозвучал тихий голос миссис Уотерфорд.

— Да, — сказал Макс.

— Он очень похож на…

— Да, мама. У меня сохранилось одно наше старое фото… Когда-то я был точно таким.

— Макс?!

Миссис Уотерфорд покачнулась. Служанка тут же оказалась рядом, она проводила её к креслу, но хозяйка уже взяла себя в руки и отказалась садиться. Достав из рубашки платок, протерла зачем-то очки и снова водрузила их на нос.

— Я могла сразу догадаться, — медленно проговорила она. — Ты так похож на своего отца…

— А мой сын похож на меня. Ведь так и должно быть, правда?

— Да, да… Но это так неожиданно… Я не думала, что когда-нибудь увижу тебя…

— А я всегда на это надеялся. И говорил об этом жене, — он взял за руку молодую женщину. — Правда, Анна?

— Да, много раз, — кивнула та.

Миссис Уотерфорд на секунду замялась.

— Видите ли… м-мм… — начала она. И осеклась.

Все присутствующие, кроме маленького Тома ощущали скованность и неловкость. Макс вынул что-то из кармана и мял в кулаке.

— Может быть вы поужинаете у меня? — напряженно спросила миссис Уотерфорд.

Макс покачал головой.

— Нет. Я заехал только поздороваться.

— И все?..

— Да. Когда-то я очень хотел узнать свое настоящее имя, но теперь это не имеет значения… Прощай!

— Постой… Постойте… Макс!

Прижав руки к груди, она смотрела, как Макс со своей семьей направляется по дорожке к стремительной белой машине. Макс разжал ладонь с зажатым в ней бриллиантом и опустил его обратно в карман. Достал пульт управления. С легким жужжанием пригнулась спинка. Макс усадил маленького Тома в закрепленное сзади детское креслице, застегнул ремешок безопасности. Анна, смеясь, подобрала с земли маленькую сандалию.

Хлопнули дверцы. Машина плавно тронулась с места. Из окна на миссис Уотерфорд смотрел сероглазый мальчуган, как две капли воды похожий на её сына.

«Астон Мартин» быстро набрал скорость и скрылся вдали.

Ростов на Дону.

1999 год.

Мелкий рэкетир Савик случайно становится обладателем секретного оружия для тайных убийств и, используя его, делает головокружительную карьеру суперкиллера. Майор спецслужбы Фокин, убедившись в неэффективности законных методов борьбы с преступностью, пускает в ход вещественное доказательство африканское «кольцо отсроченной смерти», уничтожая с его помощью уголовных и политических бандитов. В центре событий знакомый читателям по «Оперативному псевдониму» Макс Карданов, который используется спецслужбами, как подставная фигура, но неожиданно начинает самостоятельную игру, перехитрив, в конечном счете своих хозяев. Он успешно выполняет особые задания, противостоит бандитам, ищет бриллианты на огромную сумму и пытается выяснить тайну своего настоящего имени.

1 ВВ — взрывчатое вещество (профессиональный сленг).

2 Уормвуд — Скрабз — лондонская тюрьма строгого режима.

3 ПГУ — Первое главное управление бывшего КГБ СССР — внешняя разведка.

4 «Девятка» — сленговое название Девятого управления КГБ СССР, занимавшегося охраной партийных и советских руководителей высшего ранга.

5 «Прикрепленный» — личный телохранитель (професс. сленг)

6 «Выпотрошить» — эффективно допросить с получением стопроцентно правдивой информации (проф. сленг).

7 Маслина — пуля (уголовный жаргон).

8 ИРА — Ирландская республиканская армия.

9 «Погоняло» — прозвище (блатной жаргон).

10 Кто это? (франц.)