Настоящие деньги

Глава 1 Трагедия банкира Вакариса

Худощавый человек в черной кепке и респектабельном демисезонном пальто с поставленным по моде воротником, подняв голову, замер перед дверями «ОКО-банка». Внимание его привлекла необычная эмблема учреждения: ГЛАЗ — огромный такой, расположенный горизонтально зеленый полуовал с реалистично изображенными в его пределах глазным яблоком и зрачком. Казалось, глаз этот является органом зрения самого банка, с которым человек на его ступенях затеял старинную игру — кто кого пересмотрит. Впрочем, вскоре стало ясно — победил банк! Человек опустил голову, улыбнулся чему-то и с силой толкнул вперед массивную деревянную дверь с толстым тонированным стеклом…

Остановившись на входе перед охранником, он, обнажив лысый череп, снял кепку и стряхнул с нее капли ноябрьской измороси.

— Какая мерзкая погодка, а! — кривя в улыбке тонкие губы, посетовал он.

— Пропуск есть? — зевнув, поинтересовался у него облаченный в черную форму охранник.

— Разумеется, разумеется, — приветливо пробормотал посетитель, суетливо шаря рукой где-то во внутреннем кармане пальто, — я же теперь, надеюсь, ваш постоянный клиент…

— Проходите, — равнодушно махнул рукой секьюрити.

— Благодарю-с… — ужом проскользнул через выключенный турникет человек, назвавшийся клиентом.

Спустя минуту он уже находился на втором этаже, сверкая своей лысиной перед дверью приемной управляющего банком. Мгновение поколебавшись — правда, несколько наигранно, — он взялся за ее ручку и осторожно потянул дверь на себя.

— Разрешите? Мне бы… — он осекся. На лице его отразилось недоумение — вероятно, по причине того, что, вопреки ожиданию увидеть хлопающую накрашенными ресницами секретаршу, встретился глазами с неприветливым взглядом широкоплечего парня в деловом черном пиджаке. Этот хмурый тип занимал секретарский стол с большим плоским компьютерным монитором.

— Добрый день, — вежливо, хотя и с металлическими нотками в голосе, поздоровался он с вошедшим человеком, — слушаю вас.

— Мне бы это… к управляющему на прием попасть, — переступив порог, произнес посетитель.

— Вам назначено?

— Нет, но…

— Тогда ничего не получится, — пожал плечами парень в пиджаке. — Прием клиентов без предварительной записи Роберт Янович не ведет.

— Я в курсе, молодой человек… — вздохнул посетитель. И он даже вроде как повернулся, чтобы покинуть приемную, однако, словно спохватившись, бросил небрежно: — Но я по личному вопросу, в некоем роде… По поводу Кристины.

По лицу парня, занимающего место секретаря, скользнула тень.

— Что вы сказали?.. — слегка растерянным голосом переспросил он.

— Говорю, по поводу Кристины я, — охотно повторил человек в демисезонном пальто, кривя в улыбке губы, — дочки Роберта Яновича.

— Минутку… — молодой человек обратился к монитору и что-то начал быстро набирать на нем, не глядя на клавиатуру. — Если у Роберта Яновича есть лишнее время, вас примут, — сказал он, кивнув в сторону свободного кресла: — Присаживайтесь пока…

— Спасибо, постою… — прозвучало в ответ.

Очевидно, посетитель был уверен, что долго ждать ответа ему не придется. И был совершенно прав — имя дочери Роберта Яновича Вакариса в этом кабинете в данный момент должно было звучать подобно единому паролю, открывающему любую дверь какой-нибудь секретной базы.

Кристина.

О дочери банкира Вакариса широкой общественности мало что было известно. Роберт Янович не любил афишировать вопросы, касающиеся своей личной жизни, включая положение дел в семье. Он не скрывал, конечно, что женат, но жену его никто не видел, и даже имя ее мало кто знал. Что же касается дочери, то о ее существовании даже люди, считавшие себя хорошими знакомыми Вакариса, узнали лишь совсем недавно. Ее имя мелькнуло в прессе в разделах политической хроники, рядом с именами детей видных отечественных политиков, обучающихся в элитных заграничных школах. Минувшей весной под флагом борьбы с коррупцией в стране началась война компроматов, обусловленная очередным переделом собственности.

И в войне этой, как ни прискорбно, не было пощады даже детям.

Но зато, благодаря ей, мир узнал о Кристине Вакарис!

Правда, как оказалось, назвать ее ребенком можно было лишь с натяжкой — в прошлом году Кристине исполнилось 15 лет. На одном снимке, мелькнувшем в Интернете, она выглядела совсем уже взрослой девушкой: симпатичная златовласка с задумчивым взглядом больших карих глаз.

Некоторые деловые знакомые Роберта Яновича тут же начали интересоваться: не собирается ли он выдавать ее замуж? Кое-кто, вспоминая — в свое время забытый, а ныне довольно модный в кругах так называемой элиты — обычай обручения детей, даже предлагал обручить Кристинку со своим отпрыском. Разве не выгодная пара — дочь учредителя и основного акционера «ОКО-банка» господина Вакариса! Банкир от бога! Он даже должность управляющего своим детищем не доверял постороннему человеку, исполнял его обязанности сам.

И вполне успешно!

Столько кризисов, чисток, разборок минуло за 12 лет существования банка, но все это как-то обошло его стороной. Разумеется, главная заслуга в том принадлежит господину Вакарису. Эффективный менеджер — как с недавних пор стало модным говорить. А еще — заботливый отец: дочка учится не где-нибудь, а в Швейцарии, в специальной школе для девочек мировых высокопоставленных особ, типа отечественных депутатов и акул бизнеса. Называлась она, правда, довольно незамысловато: “The American School in Switzerland”, то есть: «Американская школа в Швейцарии», однако год обучения девочки там стоил порядка 70 000 швейцарских франков, или 2,4 миллиона рублей.

Роберт Янович, как теперь вдруг все узнали, безумно любил свою дочь. Если верить словам однажды проболтавшейся секретарши, он ежедневно звонил своей ненаглядной дочурке, а дни отсутствия управляющего в банке, оказывается, объяснялись тем, что господин Вакарис летал к ней в Швейцарию. Правда, болтливая секретарша, раскрывшая секрет своего шефа, вскоре была безжалостно уволена. Но свою миссию мерзавка исполнила: она доказала, что в ее стране никому, даже такой богатой и загадочной персоне, как господин Вакарис, от бдительного ока общественности не скрыться!

Но увольнением секретарши господин Вакарис ситуацию не спас. Казалось, эта нерадивая и неблагодарная работница включила некий рубильник, после чего фортуна от ее бывшего шефа отвернулась.

Во время последнего визита в Швейцарию господина Вакариса ожидал неприятный сюрприз, если подобное сочетание слов при упоминании о произошедшей трагедии вообще уместно. Директор школы, где училась Кристина, — всегда такой радушный лысый толстячок — на этот раз встретил его виноватой улыбкой.

— Господин Вакарис, вы только не волнуйтесь… — начал он на английском, едва только в дверном проеме его кабинета показалась высокая фигура российского бизнесмена.

— Что? — растерянно произнес Роберт Янович, ощущая, должно быть, как предчувствие чего-то нехорошего, даже можно сказать, чудовищного, кольнуло сердце.

— Произошло небольшое недоразумение, — сказал директор, поднимаясь из-за стола. — Понимаете… — он приблизился к гостю и, взяв того за рукав плаща и стараясь не смотреть в глаза, слегка дрожащим голосом произнес: — Видите ли, вчера группа, в которой занимается Кристина, предприняла небольшой поход на горнолыжную базу… Подобные мероприятия мы проводим часто. Никаких происшествий в ходе их до сих пор не отмечалось. Но вчера… Но вчера, господин Вакарис, произошло нечто… Я не нахожу слов, чтобы сказать… — развел руками директор.

— Что-то… что-то случилось с Кристиной? — нерешительно предположил Вакарис.

— Да. Случилось, — вынужден был признать директор.

— Что же? Что? — вскричал Роберт Янович, стряхивая со своего рукава руку директора. — Она погибла? Разбилась?..

— О нет, нет, господин Вакарис… — поспешил успокоить его собеседник. — Оснований считать так у нас, хвала всевышнему, нет.

— Ну, так что же с ней случилось?

— Мы выясняем это, господин Вакарис. Ваша Кристина — девочка уже большая, вполне самостоятельная. Она могла просто сбежать с каким-нибудь бойфрендом…

— Ей только пятнадцать, — напомнил Вакарис угрожающим тоном, глядя на директора школы исподлобья, как боксер на грушу. Казалось, он готов был обрушиться на этого человека с кулаками: говоря по-русски — набить тому морду!

Но директор печально вздохнул:

— Вы не знаете сегодняшних девочек, господин Вакарис… В моей практике был случай, когда одна тринадцатилетняя…

Роберт Янович оборвал его:

— Куда. Делась. Моя. Дочь? — четко выговаривая слова, спросил он.

— Не знаю, — разведя руками, честно ответил директор. — Но вы не беспокойтесь, все скоро выяснится. На ноги поставлена вся полиция кантона. Вы можете подождать. К вашим услугам наша школьная гостиница… — приняв скользнувшую по лицу убитого горем родителя тень за сомнения, директор добавил: — Хотя да, я понимаю, бизнес…

— Какой, к черту, бизнес?! — воскликнул Вакарис, усилив свою реплику таким красочным русским матом, что директор, не понявший ни слова из сказанного, все равно невольно передернул плечами. — У меня пропала дочь! Понимаешь, сукин ты сын?! Я за что плачу тебе деньги? А? Да у нас, в России, любая, самая последняя школа и то теперь охраняется. А у вас… — слегка сбавив тон, он осведомился: — Вы уже поставили в известность наше посольство?

— Разумеется, господин, Вакарис, разумеется… Но уверяю вас, следует лишь немного подождать, и все само образуется. Кристина найдется или хотя бы даст о себе знать. Мы же, со своей стороны…

На этот раз договорить директору помешал телефон на его столе, попытавшийся привлечь к себе внимание настойчивым пиканьем.

Директор не смог скрыть своей радости — даже лицо его просветлело. Телефон — это был повод хотя бы на минуту сократить неприятный разговор с несчастным отцом его подопечной.

— Извините, — сказал он и быстрыми шагами приблизился к аппарату.

Поднял трубку, произнес традиционное «хэллоу», бегая глазами по поверхности стола, дабы не встретиться взглядом с Вакарисом, однако неожиданно на лице его отразилось удивление, и он все же вынужден был взглянуть на Роберта Яновича.

— Вас… — растерянно сказал он, протягивая ему трубку.

Вакарис подбежал к столу и, схватив ее, прижал к уху, произнеся единственное слово:

— Слушаю!

Телефонная беседа длилась не более минуты. Хотя, вряд ли можно назвать беседой монолог, который, очевидно, выдавал через телефон неизвестный собеседник Вакариса. Последний же за все время лишь несколько раз угрюмо выдавил из себя непонятное русское слово «ну».

Директор при этом внимательно следил за выражением лица своего гостя, надеясь по нему хотя бы понять: хорошую ли новость сообщает телефон? Но лицо Вакариса, на котором еще минуту назад эмоции буквально бушевали, теперь казалось непроницаемым. И только положив трубку, он в какой-то мере удовлетворил любопытство директора.

— Кристина, возможно, уже в России, — глухо произнес Роберт Янович.

Озабоченность и растерянность с лица директора тут же испарились.

— Она дома? — осведомился он, даже не желая задаться вопросами: как несовершеннолетняя девочка, без документов, могла попасть на рейс международных авиалиний и покинуть пределы Швейцарии.

— Нет, не дома, — пояснил Вакарис.

— Как… не дома? — не понял директор. — Вы же сказали…

— Я сказал — она, возможно, уже в России, — напомнил отец Кристины, — а Россия — это не обязательно дом для каждого, кто оказался в ее пределах.

— Я ничего не понимаю, — покачал головой директор.

— А вам и не нужно ничего понимать, — ледяным голосом просветил того Вакарис, — за исключением одного: если с головы моей дочери упадет хотя бы один волосок, я уничтожу вас, господин директор. Сидите тут и молитесь! Ясно?

До директора что-то начало доходить.

— Вы хотите сказать… — произнес он, не решаясь закончить фразу. — Хотите сказать, господин Вакарис… что ваша дочь… вашу дочь… похитили?

Вакарис на вопрос не ответил. Достав из кармана мобильник, он перенес все свое внимание на его дисплей, очевидно, желая найти в памяти аппарата чей-то номер. А ноги при этом понесли его к выходу из кабинета, хозяин которого суетливо засеменил следом.

— Господин Вакарис, — осмелился он окликнуть Роберта Яновича, когда тот уже оказался за порогом. — Так скажите же мне: вашу дочь…

Вакарис обернулся и, наградив директора презрительным взглядом, только бросил: «Я сказал — молитесь!», так и оставив несчастного толстяка в неведении как относительно судьбы его бывшей воспитанницы, так и своей собственной…

О похищении Кристины в «ОКО-банке» никто толком ничего не знал. Хотя какие-то слухи среди персонала все же пошли, но рождение их было спровоцировано по большей части удивительным ходом управляющего: вместо своей давней, но слишком болтливой секретарши Олечки он посадил в приемной какого-то незнакомого неразговорчивого парня. Неслыханное дело: секретарь — мужчина! Да какой! Такому самое место на ринге, в каких-нибудь «боях без правил». Прошел слушок, что одновременно с «секретарским», он занял и пост руководителя банковской службы безопасности, а официально об этом по банку не объявлялось именно по причине каких-то личных проблем управляющего. Все, что о нем пока удалось узнать сотрудникам банка, так это имя. Звали «новую секретаршу» Антоном.

Оторвав глаза от монитора, Антон посмотрел на посетителя иным, чем прежде, оценивающим взглядом.

— Ну, что? — искривил тонкие губы в улыбке тот. — Роберт Янович изволит принять меня?

— Возможно. Но только если вы предъявите мне документы и предоставите возможность проверить — нет ли у вас при себе оружия.

— Документы — запросто. А вот насчет оружия… Это что, вы предлагаете обыскать меня? Ха!

Антон поднялся из-за стола, явив свои немалые габариты незнакомцу, впрочем, о которых тот уже мог судить по ширине его плеч. Вдобавок к этому, и роста он оказался довольно приличного — на голову выше посетителя, — а в руках у него появился некий прибор.

— Обыкновенный металлодетектор, — пояснил Антон.

Незнакомец улыбнулся и с готовностью поднял руки:

— А это… Пожалуйста, пожалуйста.

Никаких подозрительных металлических предметов прибор не выявил. Посетитель, наконец, опустил руки и поинтересовался, кивая на огромную, обитую черной кожей дверь со скромной золотой табличкой «УПРАВЛЯЮЩИЙ»:

— Ну, теперь я могу зайти?

— Вы забыли предъявить документы, — напомнил ему Антон.

— Ах, да… — спохватился незнакомец и достал из внутреннего кармана своего черного демисезонного пальто некое удостоверение.

Взглянув на него, Антон не удержался и присвистнул.

— Что, впечатляет? — с холодной улыбкой осведомился посетитель.

Антон ответил ему доброжелательно:

— Есть немного, Валентин Петрович.

— Ну, так я…

— Секундочку, — Антон вернул свое внимание к монитору компьютера. — Я сообщу о вас шефу.

Валентин Петрович хмыкнул:

— Это что, теперь такой новый способ связи? Через компьютер? Обычные селекторы банкиров уже не устраивают?

— Так надежнее, Валентин Петрович, — ответил ему Антон. А несколько секунд спустя кивнул в сторону двери за своим плечом: — Пожалуйста, вас ждут…

Кабинет управляющего банком оказался на удивление маленьким. Зато его хозяин, поднявшийся навстречу гостю из-за небольшого черного стола, на миг показался Валентину Петровичу Гулливером в выстроенном лилипутами домике.

— Чем обязаны вниманию к нам со стороны столь уважаемой персоны? — вместо приветствия осведомился он.

Валентин Петрович улыбнулся и заметил:

— На фотографии вы выглядите несколько иначе, Роберт Янович.

— Иногда фотография говорит о человеке больше, чем можно понять при встрече с ним. Все зависит от фотографа, — сдержанно произнес Вакарис, жестом руки предлагая гостю занять кресло возле стола, предназначенное, очевидно, для посетителей. Сам же он, как только гость расположился в кресле, вернулся за свой стол и, поставив на него локти и сложив руки домиком, проговорил:

— Ну-с, слушаю вас, Валентин Петрович.

Однако тот не торопился заводить разговор о дочери банкира, и тем раскрывать цель своего визита к нему. Пробежав глазами по белым, лишенным каких-либо украшений стенам его кабинета, он не удержался от замечания:

— Как у вас, однако, тут все аскетично! — и провел рукой по своей лысой голове, словно подчеркивая ее сходство с голыми стенами кабинета управляющего.

— Ну, наш банк не столь богат, чтобы позволять себе излишества, — натянуто улыбнулся Вакарис, настороженно глядя на собеседника.

— Не прибедняйтесь, Роберт Янович, не прибедняйтесь, — остановил свой взгляд на управляющем тот. Вокруг глаз Валентина Петровича разбежались добрыми сеточками насмешливые морщинки, однако сами глаза его при этом приобрели странный, неприятный металлический блеск. — Нам известно, как виртуозно вы осуществляете управление своим детищем. Всем бы банкам такого руководителя! Сколько кризисов ваш «ОКО-банк» уже пережил? Не припомните? И из каждой подобной передряги вы выходите с честью. Молодца, Роберт Янович, молодца! Вам бы сюда, — он бросил взгляд на пустую стену за спиной Вакариса, — дипломы да награды всякие в рамочках повесить. Знаю, их у вас не счесть! А вы скромничаете. Напрасно, Роберт Янович, напрасно. На клиентов всякие такие регалии всегда должное впечатление производят! Уж поверьте моему богатому, еще советскому опыту: вымпелы, кубки, грамоты — за ними руководитель, как за броней!.. — Валентин Петрович сделал характерный жест рукой, поднеся кулак правой руки к плечу а-ля «но пасаран!».

Однако Вакарис, казалось, не слушал, что ему говорили, но смотрел на посетителя как-то странно, словно рассматривая старого знакомого, которого не видел целую вечность, и все еще сомневаясь: он или не он? А потом все же решился уточнить:

— Извиняюсь, Валентин Петрович, мы с вами раньше нигде не встречались?

— Вряд ли, — благодушно пожал плечами гость. — Хотя моя вице-премьерская должность и подразумевала некую публичность, я все же предпочитаю оставаться в тени. Впрочем, смотрю вот я на вас живьем, а не на фото, и мне, знаете ли, ваше лицо, Роберт Янович, тоже кажется знакомым… Да-да-да-да… Вы не были на последней инаугурации президента?

— Какого именно?

— Нашего, разумеется.

Вакарис покачал головой.

— Нет? — слегка удивленным тоном спросил гость. — Хм. Тогда точно не встречались! У меня хорошая память на лица. Вряд ли мы с вами могли когда-либо пересекаться.

— Действительно, — наигранно хмыкнул Вакарис, — целый вице-премьер! В стенах моего банка фигура такого масштаба, как вы, впервые. И мне это, признаюсь, весьма льстит. Однако, с другой стороны, ни к Минфину, ни к ЦБ вы не имеете вроде бы никакого отношения. Кажется, вы курировали вопросы безопасности. А значит, встречаться нам с вами ранее действительно не было нужды. Если, конечно, в ходе какого-нибудь давешнего аудита банка у нас не было выявлено серых схем отмывания средств, концы которых уходят в офшоры. Но, смею заверить вас, уважаемый Валентин Петрович, наш банк подобными вещами не занимается. На всяких Кипрах своих активов, как пираты, не зарываем. Мы честная, абсолютно прозрачная коммерческая финансовая структура…

— О, да-да! — с готовностью согласился было гость, но тут же, чуть понизив голос, добавил: — Даже, я бы сказал, слишком честная, чересчур прозрачная…

— К чему вы это говорите? — насторожился Вакарис.

— Да так, вырвалось… — шутливо отмахнулся Валентин Петрович.

— Слово не воробей, — вспомнил банкир известную поговорку.

— Вырвалось — не поймаешь, — закончил за него гость, после чего с усмешкой признал: — Вы правы, раз уж заикнулся, нужно продолжать… Только я бы сперва попросил у вас чашечку кофе. Ваша э-э… секретарша… — продолжая улыбаться, он покосился на дверь, за которой остался Антон, — как, прилично готовит кофе?

— У нас автомат, — словно не уловив в словах собеседника юмора, серьезно ответил хозяин кабинета. — Какое вам? — с этими словами он открыл крышку покоящегося на столе ноутбука — столь тонкого, что до сего момента он практически сливался с поверхностью стола.

— Не очень крепкое, если можно, — уточнил Валентин Петрович. — И без сахара.

— Два латте без сахара, — бросил Вакарис своему чудо-компьютеру.

Валентин Петрович смотрел на ноутбук банкира с изумлением, словно думая, что заказанное только что кофе сейчас выскочит из него на лотке дисковода. А что? От современной техники теперь можно ожидать чего угодно. К примеру, не так давно в прессе и на ТВ анонсировался объемный принтер, способный «отпечатывать» копии любых объемных предметов. Приготовить же кофе при подобных фантастических возможностях — это сущий пустяк!

Но, увы, все оказалось куда более прозаичным. Спустя пару минут в кабинете управляющего появился Антон с подносом, на котором дымились две чашки кофе. Поставив поднос на стол, молодой человек бесшумно удалился.

Валентин Петрович усмехнулся и, манерно взяв чашку и буквально пригубив ее, заметил:

— Отличный кофе, Роберт Янович! И удивительно вы его заказываете своему секретарю. Как я понял, по «Скайпу»? Вместо селектора, да?

— Не совсем. Компьютер переводит мои слова в текст, а секретарь на своем компьютере их читает. Мало ли, кто может в тот момент находиться в приемной! Зачем чужим ушам слышать то, что приказываю сделать я.

— Гениально! — восхитился Валентин Петрович.

Вакарис тоже взял свою чашку.

— Что ж, теперь мы можем продолжать беседу? — осведомился он у гостя.

— Можем, — подтвердил тот и, сделав еще один глоток кофе, произнес: — Ваш «ОКО-банк», Роберт Янович, давно уже мозолит очи — да уж простите меня за каламбур! — некоторым довольно влиятельным господам. Компактный, крепкий банк. Кажется, ваш конек — валютные операции? Определенно, на вас работают талантливые аналитики в этой области. Но как не подбирались к ним ваши недруги…

Вакарис оборвал Валентина Петровича Чеботаревского:

— Какие еще недруги?

— Те, которых я, к своему большому неудовольствию, вынужден представлять здесь, в стенах вашего уютного кабинета… Но об этом позже. Сейчас же я так, по-дружески — если так можно выразиться — хочу заметить вам, что этим людям, им ни то что не удалось перекупить этих ваших спецов, их не удалось даже выявить! Браво, браво, дорогой Роберт Янович! Вы смогли безопасность банка поставить на должный уровень. Одна уже эта ваша манера общения с собственным секретарем чего стоит! — Валентин Петрович показал глазами на ноутбук.

— Ничего секретного здесь нет, — пожал плечами Вакарис. — Просто мы используем особую схему привлечения валютных клиентов.

— Но почему тогда ее не используют другие банки?

— Потому что наша схема — эксклюзивная, — улыбнулся Роберт Янович, — лично мною придуманная. Ноу-хау.

— Секрет, значит… — констатировал Чеботаревский, после чего, хитро прищурившись, предположил: — А может, вы пользуетесь приемами черной магии?

— Чем? — переспросил Вакарис и расхохотался.

Очевидно, здесь собеседнику Вакариса тоже следовало рассмеяться, однако тот, наоборот, казался сверхмеры серьезным.

— Все, Роберт Янович, кто имеет дело с большими деньгами, так или иначе связан с нечистой силой, — глубокомысленно заметил он. — Это ни для кого не секрет. У некоторых довольно уважаемых бизнесменов, уж поверьте мне, в штате даже состоит по надежному, проверенному магу или астрологу. Ну, а уж вы… Чего стоит одна уже эмблема вашего банка!

— А что вам его эмблема? — нахмурил брови Вакарис.

— Глаз. Если не ошибаюсь, это древний мистический символ, который обозначает «Всевидящее око». Что-то подобное даже изображено на долларе, не так ли?

— Правильно, — пожал плечами Вакарис. — Потому и банк я назвал соответствующим образом — «ОКО-банк».

— Но почему именно ОКО? — не отступался Чеботаревский. — Вы полагаете, этот древний знак будет защищать ваш банк?

— Что за бред вы несете? — фыркнул банкир.

— А, понял! — хлопнул себя по коленке его собеседник. — Вы надеетесь на более реальную, как вам кажется, защиту, — язвительно заметил он, — руководство местного УВД, налоговой, людей из мэрии… Думаете, раз вы всех их купили…

— Я никого не покупал, — холодно возразил Вакарис.

— Пардон, раз это режет вам слух, скажу — прикормили. Уж против этого вам нечего возразить.

— Это обязательные условия ведения бизнеса в нашей стране, — с едва уловимым сарказмом в голосе напомнил банкир вице-премьеру, заставив того гомерически расхохотаться.

Успокоившись, Валентин Петрович покачал головой.

— Только сколько не корми собак, защитить тебя они смогут лишь от какого-нибудь пьяного хулигана. А если что посерьезнее, Роберт Янович? Подожмут хвосты твои псы, да и разбегутся враз — как, к примеру, от какого-нибудь злого медведя.

Вакарис без труда догадался, что имеет в виду его собеседник, и осторожно уточнил:

— Злой медведь, следует понимать, это вы — Валентин Петрович?

— Может, и я, — вновь нацепив на лицо маску простодушия, пожал плечами тот. — Такой, знаете ли, медведь-шатун.

— Это которого разбудили во время зимней спячки? — уточнил Вакарис. — Не только злой, но и голодный?

— Ну, — пожал плечами Валентин Петрович, — если и голодный, то не настолько, чтобы кормиться у кого-нибудь с руки. Я персона иного полета, чтобы вы знали, — высокопарно заявил он. — А что шатун — так в этот термин я вкладываю иной смысл: много езжу, шатаюсь, так сказать, по стране и миру, утоляя личное любопытство и расширяя кругозор… По этой причине знаю достаточно разных интересных людишек. И им полезно иметь в знакомцах у себя подобного «шатуна». Зайдет вот меж ними спор какой порой, конфликтик вспыхнет… И кому тогда в посредниках выступать, дабы уладить дело? Меня кличут! Вот по этой-то причине, уважаемый Роберт Янович, меня к вам, в этот ваш скучный кабинетик, между прочим, и занесло.

— Угу, вице-премьер, это звучит! — признал Вакарис. — Да только мне…

Валентин Петрович перебил его, уточнив:

— Я уже давно не вице-премьер. Так, в обыкновенных советниках теперь числюсь. Вице-премьером же меня просто по старой памяти зовут, а я и не возражаю.

— Я хотел сказать, — продолжил Вакарис, интонацией голоса давая понять собеседнику, что уже пора переходить к основной теме его визита, — что, может, не в тот кабинетах вы попали? Зайдя в наш банк, вы, возможно, ошиблись адресом, уважаемый Валентин Петрович? Только на этой скромной московской улице их целых шесть штук! Видите ли, за последнее время у меня нигде и ни с кем не было никаких споров. Все конфликты я предпочитаю гасить в зародыше, по причине чего в услугах «шатуна» не нуждаюсь.

Вице-премьер, который на деле оказался вовсе и не вице-премьером, приняв словесную игру, насмешливо хмыкнул.

— Это похвально, Роберт Янович. Только не ошибся я адресом, уж будьте спокойны. В силу своего положения, я иногда владею такой информацией, какой позавидовала бы любая официальная силовая структура. А уж владельцу скромного банка о ней можно лишь мечтать. Она, информация эта, не просто конфиденциальная, а, как в свое время говорил незабвенный Аркадий Райкин, «спетф-цефит-ческая»[9]!

— Что вы имеете в виду? — проявил нетерпение Вакарис.

«Вице-премьер» усмехнулся, неторопливо поднес к губам чашку и отхлебнул из нее кофе с выражением лица, будто пьет крутой кипяток, хотя на самом деле к этому времени кофе уже успел остыть. Почмокав после этого губами, Валентин Петрович наконец-то решил заговорить о деле.

— Хорошо, Роберт Янович. Я уже упоминал здесь о людях, питающих определенный интерес к вашему банку. Еще раз подчеркну — это весьма серьезные и могущественные господа! Все последние проверки вашего банка, ставлю вас в известность, инициированы именно ими. Эти господа мечтают любым способом выдавить вас со столичного рынка банковских услуг.

— Это секрет Полишинеля, — сдержанно заметил Вакарис. — Давление, о котором вы говорите, я ощущал с того самого дня, как окунулся в банковский бизнес. Многие покушались на нас, да только зубки-то пообломали!

— О, да, Роберт Янович! Банк ваш весьма устойчив, а лично против вас оказалось не так-то просто найти компромат. Однако смею заверить вас — это лишь дело времени. Найдут, Роберт Янович, обязательно найдут. Его, при желании, можно найти на каждого.

На губах Вакариса заиграла осторожная улыбка.

— И вы предлагаете мне отдать им банк, пока эти ваши серьезные люди, господин «премьер-шатун», не нарыли что-то против моей скромной персоны?

— Да полноте вам! — Валентин Петрович махнул рукой. — Подобного у меня и в мыслях не было. Подобное, по крайней мере, глупо. Вопрос в другом. Краем уха я прослышал об одной вашей проблеме иного рода, к банковской деятельности отношения никакого вроде бы не имеющей…

Роберт Янович слегка подался вперед.

— О какой проблеме вы говорите? — тихим голосом осведомился он.

— Ну, проблема… Это для вас проблема, а для меня просто обычная информация. Разрешить такую проблему для меня — раз плюнуть. Только с какого это я буду помогать вам? Денег мне от вас не нужно, в услугах ваших я не нуждаюсь. Но вот… Но вот есть такие люди, уважаемый Роберт Янович, которых мне хотелось бы видеть в своих должниках. Это очень серьезные люди! И по необыкновенному стечению обстоятельств это именно те господа, которые точат зуб на ваш банк. А теперь посмотрите сами, какую удивительную возможность в этой связи имею я: решая вашу проблему, прошу в награду же себе от вас не денег иль «любови дружеской», а всего лишь пойти навстречу этим самым господам — уступить им свой банк. Да не пугайтесь! — тут же поспешил успокоить собеседника «вице-премьер». — Речь идет не об отъеме банка, а о продаже — совершенно честной, по вполне справедливой цене, за хорошие деньги. Их бы вполне хватило вам на покупку любого другого банка, только в каком-нибудь ином месте, подальше от столицы. С вашей таинственной схемой работы с валютой, думаю, вы без труда раскрутитесь опять, только на этот раз уже никому не мешая. Ну, а в довесок ко всему, я позволю вам считать меня своим другом, и, если что…

— О какой. Проблеме. Вы. Говорите? — отчетливо выговаривая слова, произнес Вакарис, пристально глядя на визитера.

Поймав этот взгляд, Валентин Петрович отвел глаза и, сочувственно вздохнув, произнес всего одно слово:

— Кристина.

Глава 2 Близнецы. Магия денег

Крытый теннисный корт частного подмосковного спорткомплекса в последнее время не часто оглашался звуками игры. Как-то незаметно схватки на корте среди привычных посетителей комплекса в последнее время утратили былую популярность. Возможно, причиной тому послужили веяния политической моды на иной вид спорта, а может, просто сами эти «посетители» постарели, и бегать, как прежде, с ракеткой за мячом у них просто не хватало сил.

Однако в этот пасмурный ноябрьский день корт не пустовал. Часов с одиннадцати утра на нем шла игра — если, конечно, можно назвать игрой телодвижения двух респектабельных господ, облаченных в белые теннисные костюмы с символикой сочинской олимпиады. Форма эта, пожалуй, являлась единственным — если не считать ракеток в руках — знаком хоть какой-то принадлежности горе-игроков к теннису. Один из них — небольшого росточка, пузатый, с тройным подбородком и коротко стриженными седыми волосами на шишкообразном черепе, — громко ахнув, сделал подачу. Мяч попал в сетку, за которой послышался довольный смешок. Издал его, можно было подумать, близнец подававшего — настолько эти два игрока были похожи! Только у второго волос было поменьше — лишь на висках и затылке, да на носу красовались очки в золотой оправе. Чем-то он напоминал единственного советского президента — Михаила Горбачева.

— Мазила! — беззлобно прокомментировал он удар соперника.

— Да что-то сил уже не осталось… — с улыбкой выдохнул тот. — Может, прервемся? Да и вообще, скоро ли там наш гонец объявиться должен?

Второй игрок взглянул на “Breguet”[10] на своей руке.

— Пора бы, Сергей Ашотович.

— Ну, так и давай, Стас Прокофьевич, прервемся. Эй! — крикнул кому-то Сергей Ашотович. — Давайте полотенца, наигрались.

В тот же миг к «спортсменам» на полусогнутых бросились молодые люди в спортивных костюмах. Забрав у «теннисистов» ракетки, они вручили им по полотенцу и тут же испарились, словно призраки.

В уютном уголке зала, за пределами корта, находился симпатичный журнальный столик с резными ножками и несколько приземистых кожаных кресел на колесиках. К ним и направился Сергей Ашотович с товарищем, похожим на Горбачева. На столике стояли бутылки с минеральной водой и пивом, стаканы.

Друзья «упали» в кресла с выражением глубочайшего удовлетворения и истинного блаженства на лицах. В этот момент они казалась похожими друг на друга как никогда. Недаром в определенных кругах за этим необычным тандемом закрепилось прозвище Близнецы! Иногда слово это упоминалось, что говорится, всуе, но бывало, что звучало оно и чуть ли не зловеще. Причем они — эти добродушные с виду толстяки — не являлись какими-нибудь криминальными авторитетами. Нет, вроде бы всего лишь финансисты. Но столь влиятельные, что могли взять за горло любого, кто хотя бы мизинцем, хотя бы всего один раз притронется к банковской кредитно-денежной системе. «Коготок увяз — всей птичке пропасть!»

Сейчас, отыграв сет, с минуту, наверное, они сидели молча, лишь изредка промокая лица полотенцами, пока Сергей Ашотович не обратился к своему недавнему сопернику:

— А не выпить ли нам по пивасу, Прокофьич?

— Увы, Сергей Ашотович, — вздохнул тот, — пока воздержусь. Печень, знаешь ведь. Я уж лучше, с твоего позволения, минералочки откушаю, — он потянулся за бутылкой.

Как раз в этот момент дверь зала приоткрылась и неведомо чей голос за нею громко доложил:

— Гость прибыл!

— Приглашай, Русланчик! — крикнул в ответ Сергей Ашотович, а Станислав Прокофьевич, оставив минералку на месте, снова взглянул на свои часы:

— Пунктуален, как немец!

— Работа у него такая, — пожал плечами Сергей Ашотович.

В зал буквально влетел некий лысый господин. Оглядевшись, он решительно, быстрыми шагами направился в уголок, облюбованный «Близнецами».

— Господа, я приветствую вас! — зычным голосом крикнул он, протягивая обе руки вперед, словно желая одновременно совершить два рукопожатия.

— И тебе — здравствуй, — довольно спокойно ответил ему Сергей Ашотович, а его компаньон ударил рукой по подлокотнику стоявшего рядом пустого кресла и сказал:

— Садись, рассказывай!

Вновь прибывший не заставил себя просить дважды. Сев в кресло, он вальяжно откинулся на его спинку и положил ногу на ногу. Однако, увидев на столике пиво, оживился:

— С вашего позволения, господа… — сказал он и, не дождавшись разрешения, взял бутылку и наполнил чистый, как слеза, стакан янтарным напитком, вспенившимся густой белой шапочкой. — Ваше здоровье, господа! — поднял он стакан, после чего одним глотком осушил его чуть ли не наполовину.

— Что, сушнячок? — усмехнулся Прокофьич.

— Да какой там! — гость залпом допил пиво и, поставив стакан, промокнул губы тыльной стороной ладони. — Не поверите, господа, чем меня угощал только что наш с вами общий знакомый.

Сергей Ашотович язвительно заметил:

— Глядя на тебя, можно подумать, что тебе в глотку насильно влили изрядную порцию рыбьего жира.

— Хуже, господа!

— Что же может быть хуже? — осведомился Прокофьич, поправляя на носу очки.

— Кофе, господа! — ответил гость, тут же поспешив уточнить: — Кофе из самого обыкновенного автомата. Можете себе вообразить? Наш банкир показался мне неслыханным скупердяем. Кабинет маленький, как монашеская келья. А ежели по интерьеру судить, то келья куда веселее смотрелась бы. Ни картиночки у него на стене, ни цветочка…

— Ладно, Валентин, — назвав по имени, остановил его Сергей Ашотович, — хватит лирики. Рассказывай давай о результате.

— Да что, собственно, рассказывать? — развел руками Валентин. — Все приготовленные карты я перед ним выложил, договорились, что до завтра он подумает над моим предложением. Ну, вот завтра, в полдень, все окончательно и решится.

— И как, по твоему мнению, решится?

— Думаю, положительно для нас. Куда он денется, Сергей Ашотович? Ваша идея с девчонкой — просто гениальная!

Голос подал Станислав Прокофьевич:

— А как он сам тебе показался?

— Ну… — Валентин собрался было что-то ответить, да вдруг запнулся, словно спохватившись: «А что, собственно, говорить?»

— Вообще, темная лошадка, скажу я вам, — ответил за Валентина Сергей Ашотович. — Что мы о нем знаем? Вакарис… Он что, грек?

Ответил ему его недавний партнер по теннису:

— Юность его весьма туманна, Серж. Вроде бы родился он в Латвии, но после развала СССР следов его в этой нашей бывшей республике не осталось совсем. Да и к чему они нам? Биография его началась уже здесь, в России. В интернете о нем много чего можно узнать. На каком-то из сайтов он сам признается, что одно время зарабатывал на жизнь тем, что возил из-за бугра всякий ширпотреб…

— Был челноком, — вставил Валентин.

— Во-во, челноком! Но между делом закончил торговый техникум, потом заочно институт… Во время дефолта девяносто восьмого организовал небольшое ОАО и скупил за бесценок какие-то акции, на чем и поднялся. Потом, вполне закономерно, обратился к банковской деятельности, создал этот свой, как его?

— «ОКО-банк», — напомнил Валентин Прокофьевичу.

— Во-во, «ОКО-банк»! — согласился тот. — И много воды утекло с тех пор. Вспомните, друзья, сколько банков за последнюю дюжину лет открылось и закрылось! А этот его «ОКО-банк» стоит себе, особнячком таким, знаете ли… И все ему нипочем. Как заговоренный!

В разговор вступил Сергей Ашотович:

— М-да, как заговоренный, — задумчиво произнес он. — Действительно, прямо мистика какая-то. Мы со Станиславом Прокофьевичем люди в банковском деле тоже неслучайные. Прекрасно вроде бы знаем, как проследить путь каждого рубля, прошедшего через любой банк. Все схемы, все проводки нам известны: белые, черные, серые… Эти знания, опыт, помогли нам создать наш сегодняшний Новый финансовый КОНСОРЦИУМ, НФК. Но этот «ОКО-банк»… Прямо не покривлю душой: он нам как айсберг на пути «Титаника»!

— Причем непотопляемый айсберг! — заметил Прокофьич, потянувшись за бутылкой с минеральной водой. — Мы его крупных заемщиков по кредитам топим, топим… Даже жаль их иногда! Но что поделать? Таковы правила игры на финансовом рынке. Мы ж че думали-то? Что они вместе с собой увлекут на дно и нашего банкира, вместе с этим его «Глаз-банком»…

— «ОКО-банком», — поправил Валентин Прокофьича.

— Во-во! А чего добились? Да ничего! Каждый раз в самый последний момент выскакивает, как джин из бутылки, какой-нибудь простофиля, который открывает в его банке немаленький счетик. Деньгами его временно затыкаются прорехи, а потом, глядишь, бегущий через обменник «ОКО-банка» валютный ручеек не спеша, но уверенно намоет ему достаточно золотого песка, чтобы забыть обо всех неприятностях. Почему этот ручеек бежит мимо банков КОНСОРЦИУМА? Почему, господа? — задал вопрос Стас Прокофьевич и поднес ко рту бутылочку с минералкой, дабы промочить горло.

Сергей Ашотович хмыкнул:

— Говорю же, мистика!

— Между прочим, — заметил Валентин, — я Вакарису вопрос по поводу схемы валютного оборота его банка задал…

— Ну, и?

— Разумеется, он ушел от прямого ответа. Отшутился. Но вот когда я спросил, не помогает ли ему нечистая сила…

— К-кто? — поперхнулся минеральной водой Стас Прокофьевич так, что даже забрызгал ею стекла очков.

— Нечистая сила, — невозмутимо пояснил Валентин.

— Интересно-интересно! — приготовился слушать Сергей Ашотович, наполняя свой стакан пивом.

Валентин, заворожено проследив за этим процессом до самого конца, невольно вздрогнул, когда пена пошла через край.

— Ну же? Что замолчал, Петрович? — Сергей Ашотович вопросительно посмотрел на Валентина.

Тот, дернув кадыком, улыбнулся:

— Да тут, собственно, и говорить особо не о чем. Помните ли вы, господа, что изображено на эмблеме «ОКО-банка»?

Станислав Прокофьевич пожал плечами и, в отличие от компаньона, вновь проигнорировав стакан, по-простецки поднеся к губам бутылку минералки, булькнул парой жадных глотков. Зато его недавний партнер по корту оказался человеком более осведомленным по теме эмблемы «ОКО-банка».

— Кажется, глаз у него на эмблеме нарисован, — с определенной долей уверенности сказал он.

— Совершенно верно, Сергей Ашотович, глаз, — подтвердил Валентин. — Причем не просто глаз, а похожий на тот, который нарисован на долларовой купюре. Ну, где пирамида еще…

— Один из масонских символов, — уверенно заключил Сергей Ашотович.

— Ага! — согласился Валентин. — Ну, я подумал, может, за Вакарисом и его банком стоит какое-нибудь масонское общество…

— Ты что, дурак? — усмехнулся Стас Прокофьевич. — Какие в наше время могут быть масоны?

— Ну… — смутился Валентин, — я его так, на всякие случай спросил…

— А он?

— Ничего. Брови только нахмурил.

— Ерунда это все, — пренебрежительно махнул рукой Стас Прокофьевич.

— Да уж не скажи, Стас, — возразил ему компаньон. — Мне вот не так давно пришлось поприсутствовать на одном психологическом тренинге… Магия денег, назывался! Так вот, там говорили, что существует целый ритуал, как к себе деньги привлечь. И в этом ритуале, между прочим, следовало обращаться к такому вот «всевидящему оку», как к иконе… Да что я, собственно, говорю впустую! — спохватился Сергей Ашотович и поднял руку.

В ту же секунду к нему подбежал чернявый, аккуратно подстриженный паренек в спортивном костюме.

— Русланчик, дорогой, — вежливо обратился к нему Сергей Ашотович, — будь столь любезен, принеси сюда мой рабочий ноутбук.

Когда молодой человек убежал исполнять поручение, Сергей Ашотович заметил:

— Отличный парень. Голова — золотая!

— Гений! — добавил Прокофьич.

Валентин же хмыкнул:

— Так что ж вы ему более приличную должностенку в своем КОНСОРЦИУМЕ не подберете-то?

— Молод еще, — с наигранной печалью вздохнул Прокофьич.

— Пусть пока в юнгах полетает, чтобы не зазнавался, — с улыбкой добавил его компаньон, а потом пояснил собеседникам по поводу ноутбука, за которым «полетел» Руслан: — У меня там сохранена запись этого тренинга.

Вскоре на столике перед ними оказался раскрытый ноутбук, на мониторе которого симпатичная блондинка, загадочно глядя на зрителей, говорила мягким голосом, держа на уровне груди фотографию формата А4 с изображением «всевидящего ока»:

«…этот символ Вы можете увидеть, к примеру, на однодолларовой банкноте или на украинской купюре в пятьсот гривен… И не только!

Теперь о том, друзья, что же потребуется от вас.

Сначала нужно суметь разглядеть этот символ. Не просто посмотреть на него, как на обычную картинку, а именно РАЗГЛЯДЕТЬ! Для этого каждый день в течение недели, в любое время суток, необходимо всматриваться в символ. Пятнадцать-двадцать секунд смотрим прямо в Око, потом закрываем глаза на такое же время и мысленно представляем символ светящимся. Открываем глаза и еще секунд десять смотрим на символ, проговаривая слова настроя:

«Моя жизнь течет ровно и спокойно.

Я чувствую уверенность в жизни и в собственных силах.

В любой ситуации у меня столько денег, сколько мне нужно».

По истечении недели усиливаем действие символа путем проведения ритуала. Для этого вам потребуется: распечатанный с увеличением на принтере или даже просто нарисованный на обыкновенном листе бумаги символ, а еще — четыре свечи серебристого или золотого цвета. Рано утром положите на стол лист с изображением «Всевидящего ока», на углы поставьте свечи, зажгите их. Затем положите ваши ладони на центр изображения. Смотрите на пламя свечей и представляйте, что это золотые монеты игриво прыгают и сверкают, слепя ваши глаза своим блеском. Почувствуйте энергию, исходящую из Ока, представьте, ощутите, как мощный, тягучий поток денежной энергии входит в ваши ладони, проходит по всему телу и окутывает вас. Далее произнесите слова настроя:

«Моя жизнь течет ровно и спокойно.

Я чувствую уверенность в жизни и собственных силах.

В любой ситуации у меня столько денег, сколько мне нужно…»

Улыбнитесь самодовольно!

Задуйте свечи и аккуратно, словно прикасаясь к иконе, сверните лист с изображением «Всевидящего ока» и спрячьте его так надежно, будто это сказочное волшебное огниво, с помощью которого вы и только вы можете высечь себе столько денег, сколько захотите. Если только к нему не прикоснется чужая рука…»

На этом месте Сергей Ашотович остановил запись.

— Ну, что скажете? — обратился он к своим друзьям.

— Фантастика! — с восхищением произнес Валентин. — Не так-то прост наш Вакарис, оказывается! Ишь для чего, оказывается, ГЛАЗ на эмблему банка своего присобачил!

— Ну, — усмехнулся Сергей Ашотович, — вряд ли он использует «Всевидящее око» для подобных самовнушений. Но какой-то похожий смысл в этой эмблеме его банка все же, полагаю, есть…

— Позволь, Серж, — перебил его Станислав Прокофьевич, — я что-то не понял, ты на самом деле посещаешь такие тренинги?

Сергей Ашотович пояснил:

— Я был приглашен туда одним товарищем в качестве, так сказать, «свадебного генерала». Дабы весу мероприятию придать. Но, признаюсь, мне было интересно.

— Хм, как сказочное огниво… — продолжал удивляться Валентин просмотренной только что записи. — Золото из ничего. У меня в свое время тоже имелось такое волшебное «огниво», да не уберег, к сожалению.

— И ты, Валентин, принимал участие в подобных тренингах? — сверкнув стеклышками очков, полюбопытствовал Прокофьич.

— О, нет! — поспешил возразить Валентин. — Просто давно, еще когда у нас был СССР, водил я знакомство с одним примечательным стариком. Он был, не поверите, фальшивомонетчиком. Да не абы каким! Не из тех, что сейчас зарядят через компьютер пятитысячную купюру да растиражируют ее на цветном принтере. Это был реальный спец. Профессор в своем деле! Такие деньги печатать умел, что ни одна экспертиза подделку в работах его опознать не смогла бы потом.

— Я что-то слышал об этом, — вспомнил Сергей. Ашотович. — Он еще, если мне не изменяет память, Ленина на четвертных нарисовал моложе, чем на настоящих купюрах. Омолодил, так сказать! — рассмеялся Сергей Ашотович.

— Не-е, — улыбнулся Валентин, — это не тот. Мой мастер пошел дальше — подменил Владимира Ильича на отпечатанной купюре собственной гнусной физиономией… Во стервец, а?!

— Забавно, — отметил Сергей Ашотович.

Прокофьич же, хихикнув, осведомился:

— Так ты у нас, батенька, выходит, с фальшивомонетчиками дружбу водил?

— Не по собственной прихоти, — ответил на это Валентин и постарался сменить тему: — Ну, так что с Вакарисом? — задал он неведомо кому вопрос.

— А что с Вакарисом? — переспросил Сергей Ашотович. — Завтра ты встретишься с ним еще раз, обсудите тему более конкретно. Если все будет двигаться так, как мы планировали, то и дальше будем действовать по плану. Быстренько стряпаем нужный пакет документов, Вакарис быстренько их подписывает и отправляется себе спокойненько в мир иной…

— А дочка? — поинтересовался Станислав Прокофьевич.

— Что, дочка?

— Хе… — вырвалось из уст Прокофьича.

— Ха, уже и на девочек потянуло, старый извращенец! — усмехнулся Сергей Ашотович, с полуслова понявший намерения своего товарища.

— Да я… — смущенно пробормотал тот.

— Да ладно, ладно. Коль пожелаешь позабавиться с ней, не возражаю. Только когда окончательно закроем вопрос с «ОКО-банком». Сейчас она в Швейцарии, у меня на даче, — Сергей Ашотович рассмеялся, тряхнув всеми своими подбородками, — гостит. Как все закончится, так и возьмешь.

— А что если Вакарис все же не согласится на сделку? — осторожно осведомился Валентин.

Сергей Ашотович посмотрел на него с усмешкой:

— Ты что, Петрович, серьезно думаешь, что этот банкир пожертвует собственной дочерью ради какого-то банка?

— Нет, но я бы на его месте…

— Ну, ты — это понятно! — снова усмехнулся Сергей Ашотович. — Да только не суди о людях по себе. Все будет нормально, Валюша. Все будет нормально…

Глава 3 Призраки забытого августа 1998

После ухода бывшего вице-премьера Роберт Янович некоторое время молча сидел в кресле, барабаня пальцами по его подлокотникам. Между бровей банкира, устремляясь вверх, проявились две скорбные морщины, уголки губ печально опустились. Наверное, тяжело это — осознавать, что жизнь твоей дочери в опасности, а все, что ты можешь предпринять, — это идти на поводу у всяких проходимцев.

Взгляд его задержался на раскрытом ноутбуке. Вакарис постучал пальцами по клавиатуре, после чего на мониторе появилось сменяющиеся изображения знакомой физиономии бывшего вице-премьера. Это были снимки с какого-то мероприятия, в котором Валентин Петрович принимал участие несколько лет назад.

По мере просмотра фотографий Вакарис все больше напрягался: на лице заиграли желваки, кулаки непроизвольно сжались… Казалось, еще мгновенье, и один из них — довольно увесистый такой кулачище! — со всей дури вмажется в монитор ни в чем не повинного ноутбука, припечатав на нем лысую, нагло ухмыляющуюся башку!

Но Вакарис сумел сдержать себя. Не стоит этот лысый котелок его ноутбука! Гад! Такой верткий, всем нужный… С каким пафосом он говорил недавно: «Я позволю вам считать меня своим другом!» «Позволю»… Прямо Господь Бог, черт его подери!

Неожиданно Роберту Яновичу захотелось посмотреть — просто так, почти из праздного любопытства — на каком автомобиле приехал этот «друг». Единственное окно его кабинета выходили на небольшую стоянку перед банком, так что через стекло вполне можно будет увидеть, как бывший вице-премьер подойдет к своей машине.

Оторвавшись от монитора ноутбука, Вакарис шумно поднялся из кресла и подошел к окну. Возле банка стояло десятка два автомобилей: все довольно дорогих марок. Да и немудрено — принадлежали они в основном клиентам «ОКО-банка», которые являлись людьми вполне состоятельными. Выделялся на этой «автомобильной выставке» лишь черный «Лексус» представительского класса. Да и то в основном лишь тем, что возле него прохаживался взад-вперед некий человек в черной кожаной куртке и надвинутой на глаза светлой, должно быть, клетчатой кепке. Человек этот явно кого-то ждал и Вакарис без труда догадался кого именно. По всей видимости, это был телохранитель бывшего вице-премьера. Хотя от окна управляющего банком до «Лексуса» было относительно далеко, Вакарис поймал себя на мысли, что ему кажется, будто этого субъекта он где-то видел. Конечно, разглядеть его лицо как следует с такого расстояния без бинокля невозможно, но вот походка… Походка! Да, примечательная такая походочка…

Тем временем на улице оказался и бывший вице-премьер. Лысина его на этот раз была прикрыта кепкой. Уверенным шагом он быстро преодолел расстояние от банка до «Лексуса». Телохранитель услужливо открыл ему заднюю дверцу автомобиля и, когда тот оказался в салоне, обвел дежурно-профессиональным взглядом окрестности и тоже нырнул в машину, расположившись на сиденье рядом с водителем. Автомобиль бесшумно тронулся и вскоре скрылся за поворотом.

Вакарис, отойдя от окна, поспешил к своему столу. Слегка ударив рукой по клавиатуре ноутбука, тем выведя его из режима «сна», он отчетливо произнес:

— Антон, мне нужно посмотреть запись камер перед главным входом за последние полчаса.

Антон с недавних пор совмещал должности секретаря и начальника службы безопасности банка. Этот молодой человек, как ни странно, никогда нигде не служил: ни в войсках, ни в полиции, ни в каких-либо иных спецслужбах. А ведь именно выходцев из подобных структур, как правило, и брали на должности начальников служб безопасности банков. Вакарис же за свою долгую банкирскую практику успел разочароваться в подобных «спецах»: сплошь лентяи или конченые солдафоны! Антон же даже срочную в армии не проходил, зато с отличием закончил престижный заграничный колледж; занимался восточными единоборствами — даже был двукратным чемпионом Европы по одному из них! Еще он прекрасно знал компьютер. Но, главное, имел некие родственные связи в МИДе! А через это уважаемое министерство он мог наладить контакт с любой правительственной структурой, ежели в том была нужда.

Приказ Вакариса по поводу записи видеокамер он исполнил в течение нескольких минут. Роберт Янович даже толком не смог вернуться к прерванному занятию — поиску в интернете информации о бывшем вице-премьере, как окно браузера, мигнув, исчезло, уступив место привычному для нас городскому пейзажу. Это Антон передал на его ноутбук затребованную запись. Именно данный городской пейзаж Роберт Янович и созерцал не так давно из окна собственного кабинета.

Здания на соседней улице, площадка перед банком: автомобили, черный «Лексус», прохаживающийся перед ним человек в черной куртке и кепке… — все это успела запечатлеть фронтальная камера, закрепленная над входом в банк. Роберт Янович немного «перемотал» запись вперед, поймав момент, когда незнакомец возле «Лексуса» остановился и повернулся в сторону камеры. В этом положении лицо его можно было попробовать рассмотреть более внимательно. Вакарис коснулся пальцами клавиатуры ноутбука, и на его мониторе появилось увеличенное изображение фигуры телохранителя бывшего вице-премьера. Кепка, покрывавшая его голову, действительно оказалась в клетку. Приметная такая кепочка! А из-под ее клетчатого козырька уверенно, даже несколько нагловато смотрели колючие серые глаза. Глядя на них, Роберт Янович почувствовал какой-то щелчок у себя в голове.

— Не может быть! — вслух произнес он. — Это невероятно…

Не менее десяти минут потом Роберт Янович молча сидел перед ноутбуком с этой застывшей картинкой… и не видел ее. Глаза его словно остекленели. От реального банкира Вакариса в настоящем осталось лишь тело, замершее в кресле управляющего «ОКО-банком», сознание же его унеслось в относительно далекое прошлое… Причем, что интересно, в этом воскрешенном в памяти прошлом не нашлось места ни бывшему вице-премьеру, ни его помощнику-бодигарду в клетчатом кепаре. Да и, собственно, самого Роберта Яновича Вакариса там вроде бы не было…

Это был незабвенный 1998 год.

План казался ему гениальным! На скором поезде Москва-Симферополь доехать до Тулы, там, во время стоянки, сбежать из вагона и пересесть на электричку, следующую обратно в Москву. Для чего такой странный, не совсем логичный маневр?

А все просто! Если милиция вдруг решит разыскать его, то без труда установит, что он уехал за границу, в Крым. Ведь его имя должно будет остаться в электронной базе данных регистрации пассажиров РЖД. Для чего поехал? Здесь все логично — на носу бархатный сезон: отдыхать, разумеется.

Конечно, у какого-нибудь дотошного следователя могли бы появиться и иные, более глубокие вопросы — к примеру: «А на какие шиши безработному отдыхать-то?» Еще понятно было бы, коль на заработки куда подался. Да только не там сейчас заработки-то! Сейчас оно наоборот: с Украины в Россию все за работой тянутся.

Хотя, где сейчас они — дотошные следователи-то? Кому сейчас интересно — чем человек зарабатывает себе на жизнь? Даже налоговая полиция интереса не проявляет. Ежу понятно: каждый — от бомжа до милиционера — вертится, как может. Ему же другое нужно: всякие подозрения от себя отвести, ибо дело совершить он задумал ужасное, преступное… Попадись он, тогда уж тряхнут его так, что вместе с мозгами всю информацию выбьют! Всем знать захочется — где денежки лежат!.. И ментам, и бандитам. А способов выбивания информации у тех и других предостаточно. Это он знал.

Именно поэтому прежде, чем приступить к осуществлению задуманного, он обзавелся паспортом на чужое имя. Теперь он — Сергей Иванович Кузнецов. Паспорт реальный, а фотографию свою в него он вклеивал сам, и, надо сказать, вышло это у него довольно искусно.

Поймают, что ж, сидеть придется ему под именем Сергея Кузнецова! Вряд ли в этой постперестроечной, овеянной гарью чеченских войн стране кто-то захочет выяснять судьбу подлинного Сереги Кузнецова — несчастного бомжа, скончавшегося от сверхмерного употребления паленой водки.

Поистине, какой-нибудь профессиональный шпион позавидовал бы той конспираторской тщательности, с какой молодой человек подготовился к осуществлению задуманного: поезд Москва-Симферополь, электричка Тула-Москва… Вовек не забыть ему ее!

Все вроде бы было рассчитано по минутам: прибытие поезда, отход от платформы электрички в обратную сторону. Да разве можно в России, в самом конце XX века, верить написанному: в газетах ли, в расписаниях? Поезд опоздал. До отправления электрички оставалось две минуты. Вроде делов-то успеть! Вон она — возле соседней платформы, с электровозом «под парами» стоит. Хорошо видно, как ходят по вагонам пассажиры, рассаживаются. От поезда до электрички бегом — секунд сорок. Только… только это если билет в кассе не брать — этого сделать время уже не позволяло. Никак! Следующая же электричка — Сергей Кузнецов это прекрасно знал — будет лишь во второй половине дня, в столицу она прибудет уже поздним вечером. Что ему там в это время делать? Вот и остался выбор: с билетом в Туле или без билета в электричке. На размышление ушло несколько драгоценных секунд, а потом: ноги в руки и вперед!

Вихрем он влетел на нужную платформу. До последнего вагона метров тридцать. Успевает! Да только глядь, впереди милицейский патруль — документы у какого-то нагруженного баулами пассажира проверяют. Даже карманы вывернуть заставили беднягу!

Сергей — это имя он повторял про себя всю дорогу, чтобы привыкнуть — невольно остановился, чем привлек к себе излишнее внимание одного из ментов — низкорослого сержанта. Тот жестом попросил его подойти поближе. Ни жив ни мертв, он приблизился к патрулю. Единственная мысль, крутившаяся при этом в голове, больно ударяла по вискам: «А вдруг и меня обыщут?»

— Куда бежим, молодой человек? — поинтересовался у него сержант.

— Вон… — кивнул Сергей на электричку.

— В Москву?

— Ага.

— Сам — местный? — спросил сержант, недоверчиво глядя на его пустые, незанятые каким-либо багажом руки.

— Не… — Сергей осекся, вдруг вспомнив, что он не помнит ни адреса прописки, ни места рождения подлинного гражданина Кузнецова, чью фамилию он теперь носил. Все было указано в паспорте, но внимания на эти записи своевременно он почему-то не обратил.

— Не местный? — повысив голос, уточнил милиционер. Вопрос этот сразу заставил коллег сержанта потерять интерес к субъекту с баулами. Отпустив его, они переключили все свое внимание на странного молодого человека, собравшегося ехать в столицу с пустыми — в прямом смысле слова — руками. Как-то нелогично это, подозрительно.

Сергею на заданный вопрос осталось лишь ответить, виновато пожимая плечами:

— Не совсем.

— Что, не совсем? — с удивлением переспросил сержант. — Не совсем местный, что ли?

Сергей попытался пошутить:

— Это смотря что считать местом. По Конституции, любой гражданин имеет право свободно перемещаться в пределах своей Родины. Так вот, если принять во внимание, что сейчас я как раз нахожусь в ее пределах…

— Шибко умный? — нехорошим тоном осведомился один из коллег сержанта.

Сергей вовремя догадался «сменить пластинку»:

— Мужики, прикол со мной приключился…

— Мы тебе не мужики! — холодно произнес сержант.

— Братцы! — не отступался Сергей, добавив своему голосу ноток взывания к сочувствию. — Это даже не прикол, это несчастье… — как раз в этот момент Сергей заметил, как Симферопольский поезд, на котором он приехал сюда, тронулся и начал медленно набирать скорость. — Понимаете, — на ходу начал сочинять он, — я ехал в Крым с друзьями, но тут выяснилось, что я забыл дома путевку. Вот растяпа! Пришлось чуть ли не с подножки прыгать. Да это хорошо еще, что в Туле у вас спохватился-то. Отсюда хоть электрички до Москвы ходят, — кивнул он на замершую возле платформы электричку. — А то на Украине опомнился бы — и что делать? Это ж заграница теперь!

— Да-а, — согласился сержант, в голосе которого послышались едва уловимые нотки сочувствия, что несколько воодушевило Сергея.

— Вот я и говорю… — продолжил он. — Хорошо, что от вас, из Тулы, электрички до Москвы ходят…

Как раз в этот момент по вокзальному громкоговорителю объявили об отправлении электропоезда до Москвы.

— Слышите? — в панике воскликнул Сергей. — Отправляется! Документы у меня в порядке, вот… — он извлек из внутреннего кармана своей джинсовки «серпастый молоткастый»[11], а, чуть помедлив, решился показать и билет до Симферополя, что он сумел выпросить у проводника перед тем, как покинуть поезд.

На лицах постовых отражалась мучительная внутренняя борьба: задержать и обшманать, исполнив служебный долг, или все же попробовать быть людьми — войти, так сказать, в положение человека забывшего дома путевку?

— Вот, — сказал он, — читайте на билете, если не верите: Кузнецов Сергей Иванович…

С его голосом неожиданно слился голос машиниста, объявлявшего через вагонные динамики стоявшей возле платформы электрички станции, которые та проследует без остановки.

Сержант же, гад, словно ничего не слышал. Он не спеша взял в руки билет и паспорт. Раскрыл последний на странице с фотографией, ленивым взглядом удостоверился, что именно хозяин этой паспортины маячит в данный момент перед ним.

Все движения стража порядка были так медленны, что Сергей подумал, будто тот нарочно тянет время. И от мысли этой сделалось ему совсем грустно… До закрытия дверей электрички оставались считанные секунды. Но какой же горячей волной радости вдруг обдало его, когда он услышал от сержанта снисходительное:

— Ладно, беги.

Сергей от радости аж подпрыгнул на месте!

— Мужики, братцы… — возбужденно выкрикнул он, забирая из рук сержанта документы, — спасибо! Успехов в службе вам… продвижения… — бормотал он, быстрым шагом удаляясь от патруля. Однако черт дернул его еще остановиться и посетовать: — Даже билет на электричку не успел купить… Да ничего, лучше штраф заплатить, чем опоздать… Время — деньги! — такое вот «чистосердечное» признание получилось: дескать, если в чем и виновен я, товарищи милиционеры, так это в безбилетном проезде на электричке, но эту вину я готов искупить штрафом…

Успел. Двери электрички с шипением сомкнулись за его спиной. Переведя в тамбуре дух, все еще не веря собственному счастью, Сергей вошел в вагон и занял одно из немногих свободных мест.

Уф-ф… Все идет по плану. На всякий случай, он потрогал живот, нащупав под футболкой перетягивающие тело бинты. С их помощью за спиной крепились…

Электричка тронулась резко, заставив Сергея откинуться на спинку сиденья. Сразу почувствовал: то, о чем сейчас были все его мысли, на месте. Первый этап тайного плана был пройден. Впереди — столица!

Но дорога до нее еще заставила Сергея понервничать. На одной из станций в вагон зашли контролеры. Да и ладно бы просто контролеры. На случай их появления у него были припасены деньги, чтобы заплатить штраф. Но эти злодеи появились в сопровождении милицейского наряда. Двое розовощеких парней в фуражках с тульями, украшенными еще непривычными глазу «золотыми» орлами, следовали за четверкой шустрых дам, принявшихся проверять у пассажиров билеты. Причем двигалась эта четверка на удивление быстро, будто контролеры были прекрасно осведомлены: у кого билет есть, у кого — нет. И при этом, разумеется, они все ближе и ближе подбирались к нему — человеку с паспортом Сергея Кузнецова. А милиционеры за их спинами уже, казалось, жгли взглядами его вжавшуюся в спинку сиденья фигуру. Когда на боку одного из них захрипела рация, внутри у Сергея все словно оборвалось. «Не иначе, тульские менты сообщили им по рации о подозрительном пассажире, якобы соскочившем с крымского поезда! — невольно подумал он. — Сейчас будут шмонать…»

Сергею пришла в голову идея притвориться спящим. Глупая идея! Но смотреть на приближающихся котроллеров с милицией он больше не мог — это как, находясь на эшафоте, следить за приближением топора, опущенного для сноса твоей несчастной башки. Он закрыл глаза и даже попробовал считать до ста, что обычно делал в моменты бессонницы. Досчитать ему удалось где-то до половины.

— Ваш билет! — прозвучало над его ухом так громко, что притворяться спящим дальше не имело смысла. Подобный голос поднимет и мертвого!

Сергей открыл глаза и виновато пожал плечами:

— Нет у меня билета…

— Платите штраф.

Он поднял голову и встретился глазами с контролером-женщиной, чье лицо напоминало мордочку какого-то не очень доброго зверька. За ее плечами, словно шары на веревочках, висели в пространстве круглые розовощекие головы в фуражках с орлами на тульях. Из-под их козырьков сурово смотрели четыре пары ледяных глаз. Сергею на миг даже почудилось, будто они хотят пригвоздить его взглядами к спинке сиденья, после чего раздеть и обыскать. Обыскать… Обыскать!

— Я… заплачу? — не ответил, а скорее спросил дрожащим голосом он женщину, заставив-таки ту улыбнуться.

— А кудать ты денешься, родной? — усмехнулась она.

— Сколько?

Она назвала.

Когда Сергей протягивал ей требуемую сумму, сам заметил, как подрагивает его рука. Похоже, это не укрылось от глаз и одного из милиционеров.

— Что, похмелье? — глядя с некоторым презрением, осведомился он.

Оскорбление? Да! Но Сергей почувствовал, как тепло радости разливается у него в груди от услышанного. Этот страж порядка, видать, судил по себе — ему было неведомо, что дрожать руки у человека могут и по иной причине, нежели банальное пьянство.

— Ага, перебрал вчера децл[12], — попытался нарисовать у себя на лице улыбку Сергей.

Видать, она у него не получилась, ибо в глазах второго милиционера мелькнуло даже нечто вроде сочувствия:

— Ничего, пока до Москвы электричка добежит, отойдешь, — успокоил он его.

— Ох, поскорее бы… — голосом страдальца прохрипел Сергей.

Когда контролеры и милиция покинули вагон, он даже вновь попытался уснуть. Но не получилось. С каждой оставленной позади железнодорожной станцией сердце словно ускоряло свой ход. А потом — уже перед самой Москвой — вдруг наступила какая-то апатия ко всему.

Москва… вокзал… — тогда все это возникло перед ним словно из тумана. Он смутно помнил, как вышел из вагона, как бродил по Курскому вокзалу, уже совершенно не замечая милицейских патрулей. Подобное состояние можно, наверное, назвать прострацией. И Сергей пребывал в ней до тех пор, пока глаза его не остановились на застекленном окне, предназначенном, судя по всему, под железнодорожную кассу. Только вместо слова «КАССА» над окошечком висела вывеска: «ОБЕМЕННЫЙ ПУНКТ. EXCHANGE».

В голове послышался щелчок — словно кто-то нажал там неведомую кнопку. С этого момента мозг его заработал, как компьютер. Сергей деловито огляделся, увидел указатель туалета. Не раздумывая, направился в сторону, куда указывала стрелка, спустился на эскалаторе вниз, нашел грязно-белую дверь с изображением мужской фигуры на табличке, брезгливо толкнул ее ногой…

Туалет оказался платным!

Что ж, заплатил на входе положенную таксу, отмотал, для вида, длинную ленту туалетной бумаги с рулона, закрепленного возле окошка туалетного кассира, и, миновав ряд писсуаров, направился к кабинке. Закрыл за собой дверь, подергал, взявшись за ручку — надежен ли шпингалет. Вроде держит. Можно приступать к основному акту…

Сергей снял джинсовку и повесил ее на крючок. Там же пристроил и футболку, оставшись с почти голым торсом. Почти — это потому, что тело его в районе талии было перемотано бинтами, будто скрывая рану. Но на самом деле скрывалось под ними нечто иное. Размотав несколько слоев бинта, Сергей, наконец, добрался до главного — в его руках оказались два небольших прямоугольных «кирпичика», каждый из которых был помещен в целлофановый пакет и перехвачен резиночкой.

Один «кирпичик» Сергей сразу же сунул во внутренний карман висевшей на крючке джинсовки, второй — сначала освободил от целлофана, после чего «кирпичик» превратился в… пачку долларов. Взвесив ее на руке, Сергей улыбнулся и вытянул из нее две купюры…

В себя Вакариса привел звук сотового телефона. Кто-то настойчиво хотел поговорить с ним. Роберт Янович, пошарив руками по столу, словно слепой, нащупал мобильник и поднес его к глазам. Не сразу получилось сфокусировать их на имени, высветившемся на дисплее. Это была жена, Ирина.

Все шло по плану!

Факт похищения дочери от нее пока скрывался, поэтому состоялся очередной разговор ни о чем.

— Дорогой, я в который раз не могу дозвониться до нашей Кристинки!

— Сколько раз говорить тебе, дорогая, осваивай компьютер! Я только что общался с ней по «Скайпу».

— Но что с ее телефоном?

— Понятия не имею. У тебя все? А то я занят, дорогая.

— Понимаю. Целую…

Услышав в трубке после разговора характерный щелчок, который мог свидетельствовать о том, что телефонная линия прослушивается, Вакарис загадочно улыбнулся. Потом он, бросив еще один взгляд на застывшее на мониторе ноутбука изображение, решительно поднялся из-за стола и, обратившись лицом к одной из стен своего кабинета, навел на нее руку, в которой был зажат небольшой предмет, напоминающий брелок для ключей. Движение пальца было едва уловимым, но после него огромная тяжелая стена начала бесшумно поворачиваться, явив взору банкира ступени, уходящие куда-то вниз.

Потайной ход!

Когда в старом здании, где некогда решено было разместить «ОКО-банк», начали делать капитальный ремонт, строители обнаружили эту лестницу. Когда-то она, наверное, выполняла роль пожарной, но за ненадобностью проход на нее был заложен кирпичами. Узнав о ее существовании, Вакарис распорядился ремонт в этой части здания особо не афишировать, лестницу же пустить дальше — в подвал, а вход на нее совместить с его будущим кабинетом и отгородить поворачивающейся стеной. Ну, а там, в подвале, он уже почти без посторонней помощи оборудовал неплохое рабочее помещение, приспособленное под…

Сейчас, прежде чем начать спуск по лестнице, Вакарис уделил несколько минут ноутбуку, на мониторе которого продолжало «висеть» лицо телохранителя бывшего вице-премьера.

— Пути господни неисповедимы, господа, — негромко, но с довольно отчетливо проскальзывающими нотками злорадства в голосе, произнес он. — Ловил одну рыбку, а попались две… Что ж, настало время расплаты!

После этого он сменил картинку на мониторе и, несильно стукнув пальцем по одной из кнопок клавиатуры, бросил:

— Антон, меня нет. Ни для кого.

Тот прекрасно знал, что означают эти слова шефа. Как верная собака, он будет сидеть у его двери, но не только никого не пустит за нее, но и сам даже не осмелится прикоснуться к ее ручке.

Глава 4 Вице-премьер свободного падения

Покинув крытый теннисный корт, Валентин Петрович Чеботаревский пожал руку проводившему его до машины молодому человеку.

— Будь здоров, Руслан, — сказал он ему.

— Удачи вам, Валентин Петрович, — слегка заискивающим голосом ответил юноша, открывая заднюю дверь черного «Лексуса» перед бывшим вице-премьером.

Но тот не торопился оказаться в салоне. Задержав руку Руслана в своей, он едва слышно произнес:

— Спасибо тебе, Руслан. Если все пройдет успешно, тебе 10 процентов, как и условились. Надеюсь, твои хозяева заплатят мне обещанную сумму.

— В подобных обязательствах они всегда свое слово держат, Валентин Петрович, — заверил молодой человек бывшего вице-премьера. — Только… — Руслан сделал знак, чтобы собеседник наклонил к нему голову и, когда тот послушно подставил свое ухо, что-то запальчиво зашептал.

Если бы кто наблюдал в данный момент за этими людьми со стороны, он без труда бы заключил, что тех связывает некая тайна. И не ошибся бы!

Именно Руслан несколько дней назад предложил своим хозяевам кандидатуру бывшего вице-премьера на роль посредника в затеянном им деле. А теперь вот посвящал того в какие-то таинственные подробности, ставшие известны ему.

Единственным, с кем Чеботаревский потом делился почти всей информацией, являлся человек в клетчатой кепке, терпеливо ждавший его на заднем сиденье черного «Лексуса». Как только бывший вице-премьер, распрощавшись с Русланом, оказался внутри машины, он уважительно подвинулся и слегка похлопал по плечу сидевшего впереди водителя. Тот, без лишних слов, завел мотор и тронулся.

— Поговорил, Андрюша, — лаконично, недовольным голосом отчитался Валентин Петрович перед своим спутником о ходе беседы с банкирами, представляющими Новый финансовый КОНСОРЦИУМ — НФК.

Человек этот, которого бывший вице-премьер ласково называл Андрюшей, был не молод, а лицом походил на старого боксера: кривой, явно некогда сломанный нос, массивная челюсть…

— Плохо поговорил? — дотронувшись до клетчатого козырька пальцем, осведомился этот «боксер» по имени Андрюша.

— Так себе.

Андрюша, хмыкнув, констатировал:

— Значит, плохо.

Валентин Петрович не стал разубеждать собеседника, а перевел разговор на, казалось бы, совершенно отвлеченную тему, спросив того:

— Слушай, Андрюша, а ты знаешь, что такое «Всевидящее око»?

— Че? — с недоумением повернул к Валентину Петровичу свой кривой нос Андрюша.

— «Всевидящее око», — повторил бывший вице-премьер.

— Хм. Это этот, что ли, — Андрей поднял глаза на крышу «Лекса», — Бог?

Валентин Петрович собрался было рассмеяться — его тонкие губы даже чуть дернулись, — но передумал и сказал задумчиво:

— Ну, в какой-то мере ты прав. Действительно, Бог. Только… только, Андрюш, малюют его не на обычной иконе, а на долларовой купюре.

— Ха. Это как?

— Ты когда-нибудь держал в руках долларовую купюру, Андрюша?

— Ну. Хотя… Не, наверно не держал. Меньше полташа не держал. Чего мелочиться-то нам, а? — усмехнулся тот.

— А зря. Я в свое время, можно сказать, с этой долларовой купюры и начался, — философски заметил Валентин Петрович. — И вот каких высот достиг!

Собеседник хмыкнул:

— Знаем мы, с чего ты, Петрович, начался!

— Ну, и это тоже, — не стал отнекиваться бывший вице-премьер, правда, не расшифровывая, о чем именно он подумал в тот миг. Сидевший за рулем шофер хотя и был всецело предан ему, все же человек чужой. Мало ли!

Однако Валентин Петрович все-таки не смог сдержаться, чтобы не сказать тут же:

— Но, Андрюша, Близнецы карьеры свои тоже не с токарного станка начинали. Партийный билеты на стол не бросали! Ну, а мы… «Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть»! — он усмехнулся. — Какой с нас спрос?

— А бакс тут при чем? — без интереса спросил Андрюша, колючими глазами уставившись в тонированное окно, за которым мелькали обгоняемые автомобили.

Валентин Петрович ответил не сразу, поэтому Андрей, видать, загипнотизированный мельканием машин, которые уверенно обгонял несущий их «Лексус» с правительственными номерами и «синим ведерком» маяка на крыше, едва не уснул.

Но голос бывшего вице-премьера вдруг зазвучал как-то странно. Такой интонации Андрей никогда не слышал от человека, которому верой и правдой служил уже почти четверть века, наградой за что ему стали доверительные, дружеские отношения с ним. На этот раз голос его зазвучал настолько таинственно, что сон тут же прошел. И Андрей даже наклонил голову к шефу, чтобы лучше слышать, что тот говорит. А излагал он весьма любопытные вещи.

— Я тебе как-то обмолвился, что в конце восьмидесятых нас собирали… — сказал он и замолчал.

— Помню, говорил, — подтвердил Андрюша. — Что-то там по поводу приватизации, да?

— Да, — подтвердил Валентин Петрович. — Хотя не помню… Слова-то тогда такого еще, наверное, не было. Но суть такая, да. Приватизация. Но это все мелочи… Собрали нас по иной причине: партийцы, комсомольцы, урки… Да-да, Андрюша, урки! Самые настоящие авторитеты. Один даже с самим Солженицыным сидел!

— С Солженицыным? — удивленно переспросил Андрей. — Слышал фамилию. Видать, авторитет еще тот!

Бывший вице-премьер усмехнулся:

— Да уж куда авторитетней! Ну да ладно, не в этом суть. Тогда нас пытались, как бы это помягче сказать, объединить в одну команду. Включить на правах полноправных членов в некое подобие масонского общества, которое испокон веков правит миром. Вообще, ты слышал когда-нибудь такое слово — масоны?

— Мафия! — более четко выразился Андрюша, после чего усмехнулся: — Гы!

— Вроде того, — с улыбкой согласился Валентин Петрович. — Некие политические силы на нас, молодых, делали тогда ставку. Нам надлежало развернуть страну на сто восемьдесят и вести дальше уже по чужой лоции… Зато каждому был обещан капитанский мостик!

— Ерунду какую-то ты базаришь, Петрович, — отвернулся от шефа Андрюша. — Тебя че, обделили, что ли? Мостика не дали?

— Эх, — вздохнул Валентин Петрович. — Ничего ты, Андрюша, не понимаешь.

— Так растолкуй.

— Так вот я и говорю тебе, — попытался объяснить бывший вице-премьер. — «Всевидящее око», которое на баксе, — это символ мирового масонства. А на эмблеме банка Вакариса что изображено?

— Что?

— Именно это «Всевидящее око» и изображено!

— Ну и что? — Андрюша хмыкнул. — Или ты подозреваешь, что Вакарис этот твой из этих… из масонов?

— Подозреваю, — нехотя ответил Валентин Петрович. — Фамилия у него какая-то необычная — Вакарис. И сам он таинственный такой весь, и бизнес у него странный… Даже Ашотыч не знает, кто и что поддерживает этот «ОКО-банк». Зато проглотить его Близнецы хотят почти не пережевывая. Как вот такое может быть, сам посуди? Засовывать в рот кусок, не рассмотрев его толком: галушка это иль камень-голышок.

— Ну, а тебе какая печаль в том, Петрович? Сегодня мы им поможем, завтра они нам. Мы ж эти… посредники. На том бизнес и держим.

— А такова моя печаль, Андрюша, что, во-первых, не хотят Близнецы ко мне прислушиваться. Я им на это возможное масонство Вакарисово намекнул, и знаешь, что мне Прокофьич на это ответил?

— Откуда ж?

— Он спросил меня, Андрюша: «Ты что, дурак?»

— Так без умысла ж, небось? — попытался успокоить шефа Андрюша. — Просто вырвалось в него так. Бывает.

— Конечно, бывает. Да только у Ашотыча на прощанье тоже кое-что интересное вырвалось. Я попытался предположить, что будет, если Вакарис, к примеру, откажется сдавать Близнецам свой банк в обмен на дочь. А Ашотыч возьми, да и ляпни, мол: «Ты по себе не суди!» Типа, знаешь, я такая скотина, что барахла бы за собственную дочь, похить ее кто, пожалел бы. Такое ощущение у меня сложилось сейчас, что уже ни во что они меня не ставят… Я им дело говорю, а они отмахиваются от меня, как от школяра какого-то, который собачек учит совокупляться… Суки!

Валентин Петрович говорил все это, да и сам своим словам поначалу удивлялся. Откуда только лезут-то они? А потом понял, что информация, недавно переданная ему юным помощником Близнецов, заставляет его кардинально пересмотреть свои отношения с ними. И теперь он просто раззадоривает себя, ищет повод раздуть огоньки каких-то мелких обид на них в пламя пылающей душевной раны. Да не просто раздуть, а запалить его и в сердце своего верного помощника Андрюши.

— Так ты че, Петрович, разругался с ними, что ли? — чуть обеспокоенно спросил тот. — Не сдержал себя? С такими людьми…

На худом лице Валентина Петровича мелькнула саркастическая усмешка:

— С какими такими людьми? Не те это фигуры, Андрюша, перед которыми я бисер метать буду. Имеется у меня информация… В общем, слушок прошел, что наверху некоторые существенные перестановочки намечаются. И не очень-то надежно, оказывается, в этой связи сидят на своих местах наши уважаемые толстячки: Сергей Ашотович с Прокофьичем…

— Оба-на! — удивленно воскликнул Андрюша. Да так громко, что Валентин Петрович вынужден был схватить его за рукав кожаной куртки, настороженно показывая глазами на спину сидевшего впереди водителя.

— Оба-на! — шепотом повторил Андрей. — П…ц, выходит, этому консорциуму? Так бы и сказал сразу, что доигрались Близнецы. А то «око» какое-то…

— Вот и сказал, — Валентин Петрович удовлетворенно откинулся на спинку сиденья, — теперь и ты в курсе.

— А сам как думаешь, Петрович, информация верная? Откуда ножки-то у нее растут?

— Откуда надо растут… — неопределенно ответил своему верному и преданному помощнику Валентин Петрович. Но потом все же не утерпел, наклонившись к уху того, тихо поведал: — Помощник Близнецов, Руслан, обмолвился. Талантливый, между прочим, парень во всяких финансовых делах, а толстяки его за какого-то прислужника держат. Несправедливо! Нужно будет потом присмотреться к нему. Может, и сгодится на что, коли действительно Близнецам хана.

— Присмотримся, — заверил шефа Андрюша.

— Но это потом. Сейчас вот какая проблема у нас с тобой, Андрюша, на первый план вышла. Решить нам надо: или продолжать подыгрывать Ашотычу с Прокофьичем, или попробовать начать свою игру.

— А че подыгрывать-то? — не раздумывая, произнес Андрей. — Раз ты уверен, что Близнецы эти слететь могут, так че нам стелиться-то под них? Разве не так, Петрович?

— Резонно, — согласился тот. — Значит, своя игра, так?

— Как скажешь, Петрович. Ты ж у нас на мостике-то! — на полном серьезе ответил Андрей. — Только, может, опасное это дело? Все ж люди они авторитетные. Как бы не вышла нам потом боком эта своя игра.

— Я когда-нибудь кому-нибудь проигрывал? — повернул к собеседнику голову Валентин Петрович. И тут же добавил: — Не беспокойся, дружок, если бы у меня на руках не оказалось несколько козырей, играть бы в эту игру я не стал.

— И что за козыри?

— Узнаешь, Андрюша. Скоро ты все узнаешь. А пока скажи, сможешь ли ты сейчас, мгновенно, поднять одну из своих бригад?

— Без вопросов, Петрович.

— Только не абы какую. Нужны люди для загранкомандировки…

1998 год, Москва. «Дефолт»

Гул Курского ударил по ушам Сергею, как только он покинул вокзальный туалет.

«Электропоезд до станции Тула отправится от второй платформы первого пути», — потрескивающим женским голосом возвестили динамики.

Сергей усмехнулся про себя: «Может, а ну его все к лешему! Прыгнуть в обратную электричку — и назад, к югу, догонять крымские поезда!»

Хотя… Видел он, как по переходу ломился народ на эту электричку! Дачники, наверное… Конечно, в преддверии выходных-то! Сегодня же пятница, 4 сентября.

Да и не для того он столько дней посвятил составлению хитроумного плана, чтобы в последний миг пойти на попятную. Сегодняшний день должен решить все! Выдохнув воздух, как перед нырком в воду, он уверенным шагом направился к эскалатору, ступени которого бежали вверх. Вскоре они подхватили и Сергея. Поручня он не касался. Обе его руки, чуть вспотевшие, лежали в карманах джинсовой куртки. При этом левая сжимала две купюры достоинством 100 американских долларов, другая же держалась за паспорт, выписанный на имя гражданина РФ Сергея Кузнецов.

И целью этого гражданина сейчас являлся пункт обмена валюты на втором этаже вокзала. Где находится этот обменник, ему было прекрасно известно — несколько дней назад специально приезжал сюда, чтобы узнать, где точно он расположен, какие имеются пути отхода… На всякий случай. Да и сегодня, едва покинул тульскую электричку, почувствовал, как ноги сами понесли его к этому скромному обменнику, занявшему помещение бывшей билетной кассы. Но то была последняя рекогносцировка! Чтобы теперь, когда эскалатор неумолимо приближает время «Ч», избежать любых проколов. Только…

Только когда эскалатор, несильно подтолкнув, выбросил его вперед, едва не впечатав в грязную робу какого-то бомжа, ехавшего на пару ступеней выше, Сергей на секунду потерял ориентацию. Но лишь на секунду! Тут же в голове сработал уже знакомый тумблер — то включился «автопилот»: перед глазами возник виртуальный снайперский прицел, в центре которого вскоре возникла подрагивающая зеленая вывеска: «EXCHANGE».

Туда! И Сергей, словно самонаводящаяся ракета, устремился к цели.

Однако встречен он был мощной системой «противоракетной обороны», состоявшей из внушительной очереди желающих обменять валюту.

— Кто последний? — слегка задыхаясь, осведомился он у толпы.

— За мною будете, — отозвалась немолодая дородная дама в коричневой кофточке.

— Паспорт требуют?

Женщина одарила его уничтожающе-насмешливым взглядом:

— А как же?

Действительно — а как же? Кто тебе будет менять валюту без паспорта? Таковы правила. Вдруг у тебя в будущем, как в былые времена, какой-нибудь представитель власти поинтересуется: «Откуда, гражданин, у вас валюта?» А ты, преисполненный гордости за себя и собственную предусмотрительность, взмахнешь перед его носом, словно веером, кипой зеленых справок об операциях с валютой, проведенных через законные обменные пункты: «Нате, гражданин начальник, убеждайтесь — пред законом я чист!»

Сергей крепче сжал пальцами паспорт в кармане джинсовки. И только после этого задумался: «А чего, собственно, столько народу? Как некстати-то, а!»

— Что, опять курс скакнул? — спросил он у стоявшей впереди «коричневой кофточки».

— Да уж, — вздохнула женщина, — тринадцать сорок шесть. А еще вчера был двенадцать восемьдесят одна…

Некий усатый мужчина, стоявший рядом, ехидно заметил:

— А еще недавно шесть рублей был! Куда мир катится… — посетовал он.

— Дефолт! — лаконично прокомментировал кто-то из очереди.

После этого разговоры в ней прекратились. Каждый, видать, в очередной раз задумался: как ему выплывать из этого омута, куда он был заброшен воровской государственной лапой. Все, у кого имелись хоть какие-то сбережения в национальной валюте, в один миг ощутили, как их кубышки, внешне оставаясь нетронутыми, вдруг вдвое потеряли в весе. Чудеса да и только!

В глазах большинства из стоявших в очереди людей виделась некая обреченность. «Хоть что-то спасти!» — читалось в них. И народ готов был свои последние, за пару недель обесцененные в два раза «деревянные» отдать… Да не просто отдать, а побыстрее сбагрить, обменяв их на надежные американские баксы, пока те не подорожали еще.

Сергей неожиданно почувствовал себя белой вороной среди этих людей. Ему-то не требовались доллары. Наоборот, ему нужны были рубли! И он представил себе, как, достигнув окошка, выложит двести баксов перед кассиршей; как та, под дружный вздох изумленной очереди, удивленно поднимает на него глаза… А потом… А потом, не веря им, внимательно посмотрит на протянутый ей паспорт и скажет: «Откуда взялся этот чудак? Все покупать “зеленые”, а он — сдавать!»

Конечно, это его дело: брать или продавать. Имеет право! Но как же ему не хочется лишний раз привлекать чье-либо внимание к своему паспорту!

Сергей почувствовал, что рука, сжимающая в кармане джинсовой куртки этот самый паспорт, вспотела еще больше. Да и на лбу у него выступили маленькие капельки пота.

Пытаясь хоть как-то успокоить себя, он начал мысленно цитировать Маяковского:

Но… не помогло. Ведь и Советского Союза уже семь лет как нет, и штаны у него узки… Обычные джинсы! И при чем тут, собственно, штаны? Паспорт лежит в кармане джинсовки. Да и не к тому «грузу» дубликатом-то он является, на который выписан!

И так, возможно, не решился бы Сергей Кузнецов обменять на Курском вокзале столицы свои двести долларов, если бы в тот момент кто-то не потянул его за рукав куртки.

— Прадаешь доляр? — услышал он вкрадчивый голос и, повернув голову, увидел перед собой невысокого южанина в черной кепке.

«Как он догадался, что не покупаю, а именно меняю? — невольно подумал Сергей. — На лице у меня это написано, что ли?» Можно было, конечно, послать эту «кепку» куда подальше. Перекупщик — ясно же, как божий день! А продавать-покупать валюту вне обменных пунктов законом запрещено. За такую самодеятельную коммерцию можно и в милицию попасть. Но сейчас, глядя на заросшее черной щетиной лицо южанина, Сергей ощутил что-то типа облегчения. «А ну, продам-ка я ему эти две сотни! Зато нервы сохраню!»

— Ну, — едва слышно, вроде бы расплывчато ответил он перекупщику, но с интонацией, в которой читались и ответ на вопрос того, и согласие продать ему эти «доляры», не доходя до окошечка обменного пункта.

— Скока хочишь?

— Две сотни, по курсу, — ответил Сергей, бросив взгляд на табло обменника, где были выставлены цифры: 13.48, а ниже — цены покупки и продажи доллара.

— Па трынадцать возьму. Идет?

Сергей пожал плечами.

— Ну.

Перекупщик достал из кармана небольшой калькулятор и, с видом делового человека, понажимав кнопки, резюмировал:

— Двэ шисцот. Идет?

— Ну, — снова пожал плечами Сергей, после чего, озираясь, осторожно вытащил из кармана доллары.

Южанин тут же извлек откуда-то несколько новеньких пятисоток и купюру старого образца достоинством в сто тысяч рублей[13].

— Двэ шисцот, — протянул он их Сергею. А когда тот принял деньги, сжал своей рукой его кулак, заговорщицки шепча: — Убэри, убэри, шоб никто нэ видэл!

Сергей послушно убрал в карман, где лежал паспорт, полученные деньги и с замиранием сердца, бросая настороженные взгляды по сторонам, передал баксы меняле.

Мельком взглянув на них, тот блеснул зубами в довольной улыбке и исчез. А Сергей с облегчением вздохнул, почувствовав, будто с его плеч упал тяжкий груз. И даже слова стоявшей впереди женщины в коричневой кофточке не насторожили его. Став невольной свидетельницей этой сделки, она с умным видом заметила:

— Жулики они все. Проверь деньги-то.

Сергей лишь улыбнулся ей в ответ и, махнув рукой, быстрым шагом направился к эскалатору. Опережая его ход, бодро сбежал по ступеням вниз и направился в сторону входа в подземку.

Звук набирающего ход поезда метро показался Сергею шелестом перевернутой страницы его жизни… Теперь путь его лежал на станцию «Китай-город», где в ходе проведенной накануне «разведки» он приметил еще один пунктик обмена валюты. Неприметный, а значит, такой очереди, как на Курском, там быть не должно. В этом обменнике он планировал обменять уже тысячу долларов.

Только в переходе с одной ветки подземки на другую он решился взглянуть на деньги, что вручил ему перекупщик на Курском. Не замедляя шага, достал он их из кармана и… обомлел: вместо пяти пятисотенных купюр в его руке оказалась лишь одна, все остальные — новенькие сотни, плюс к ним — стотысячная купюра старого образца, на которую он обратил внимание при обмене, который теперь, наверное, более справедливым было бы назвать обманом. Получалось, что вместо 2600 рублей он получил за свои баксы лишь тысячу.

Не перекупщик, а фокусник-виртуоз. Ловкость рук против остроты глаз. Акопян, блин!

Другой человек на месте Сергея в тот момент взвыл бы и начал рвать волосы на голове, а то, выбежав на платформу метрополитена, не раздумывая, бросился бы под вылетающий из тоннеля поезд. Но реакция Сергея оказалась совершенно иной. Он резко остановился и, задрав голову к низкому своду перехода, расхохотался. В тот момент ему не жалко было расстаться и с оставшейся тысячей «деревянных», если бы этой суммы хватило на то, чтобы получить возможность видеть небритое лицо «Акопяна», когда тот решит полюбоваться своей добычей — двумя стодолларовыми купюрами, купленными им за бесценок у какого-то лоха на Курском вокзале…

Вакарис, едва начав спуск по своей потайной лестнице, вдруг замер, схватившись за блестящий металлический поручень, и, вскинув голову, рассмеялся. Шутка, которую он решил сыграть с бывшим вице-премьером, казалась ему забавной уже на стадии задумки. Правда, шутка жестокая. Но стать ее объектом несчастному Валентину Петровичу, видать, было написано на роду много лет назад. Судьба! За все нужно платить…

— За все нужно платить, — тихо произнес вслух Роберт Янович, продолжив спуск.

Достигнув массивной бронированной двери с колесом-штурвалом посередине, он немного поколдовал с замком, после чего взялся за это колесо и, уверенно повернув его, с усилием потянул дверь на себя. Та поддалась. При этом автоматически вспыхнул свет в помещении, что находилось за порогом. Роберт Янович уверенно перешагнул его.

Это было обыкновенное подвальное помещение: без окон, без всяких «евроремонтов». Штукатурка на потолке местами потрескалась, на стенах — ржавые разводы. Хотя запаха влаги здесь не ощущалось. Место было сухое и, что удивительно, чистое чуть ли не до стерильности. Линолеум на полу аж блестел, будто уборщицы ежедневно натирали его, как паркет в каком-нибудь музее. Впрочем, помещение это чем-то и напоминало музей — в его центре стояло нечто, заботливо накрытое белой тканью. По вырисовывавшемуся под тканью силуэту можно было предположить, что под ней скрыта некая крупная скульптурная композиция или, к примеру… мотоцикл с коляской.

Вакарис, проходя мимо этого таинственного объекта, заботливо поправил край закрывающей его ткани. Но интересовало его нечто иное, а именно — огромный несгораемый сейф, мрачной громадиной замерший в углу. Такие бандуры выпускались, наверное, еще до войны с фашистами!

Роберт Янович вставил в замочную скважину большой ключ и, не без труда, повернул его. Сейф скрипнул дверцей, обнажая свое содержимое: несколько полок, заставленных однообразными коробками из-под принтерной бумаги. С некоторым усилием вытащив одну из них, банкир бросил ее на небольшой столик рядом, после чего принялся доставать из нее тугие пачки долларов в специальной банковской упаковке.

Оставил это занятие Вакарис только тогда, когда коробка опустела где-то на треть, а подле нее на столе выросла небольшая бумажная пирамида, сложенная из десятитысячных долларовых блоков. Теперь внимание банкира привлек огромный компьютерный монитор, стоявший на столе чуть поодаль. По сути, это было рабочее место: под стол загнано кресло на колесиках, на самом столе покоился обыкновенный планшетный сканер, лежала стопочка книг. Единственным, что казалось не совсем уместным для стандартного места работы заурядного офисного клерка, был микроскоп, стоявший рядом со сканером.

Впрочем, Вакариса этот предмет сейчас явно не интересовал. Выкатив кресло, Роберт Янович опустился в него и включил компьютер. Загрузка прошла быстро, на мониторе появилась заставка — красивый горный пейзаж. Но Вакарис, немного подвигав по коврику мышку, сменил его на другую, весьма любопытную картинку. Это было изображение купюры достоинством 50 долларов США…

Глава 5 Киднепперы. Швейцарская Баллада

Швейцария, Кран-Монтана

— Обратите внимание, господа, какой красивый горный пейзаж справа! — на хорошем английском, с восхищением заметила розовощекая девушка в белом лыжном костюме, сидевшая на заднем сиденье черного внедорожника.

Никто из троих ее спутников, также облаченных в форму лыжников, даже не повернул головы, чтобы увидеть величественную панораму швейцарских Альп, открывшуюся по правому борту автомобиля.

Лица этих людей были до того сосредоточены, что казались выточенными из камня.

— Нет же, но вы посмотрите, посмотрите! — настаивала девушка.

Ей соизволил ответить мужчина средних лет, сидевший на переднем пассажирском кресле. Вернее, он задал вопрос:

— Долго еще до твоего Кран-Монтаны, Эллис?

— Минут десять, наверное, — ответила та.

Человек, сидевший за рулем, уточнил:

— Если верить навигатору, вон, за той горой.

— Все готовы? — осведомился у спутников человек на переднем кресле.

— А чего тут готовиться, Клаус? — хмыкнул бородач, сидевший рядом с девушкой. — Наше дело маленькое, — он достал из лежавшего на коленях рюкзачка небольшой автомат, — все будет зависеть от Эллис.

— Да, ее ход первый, — согласился Клаус и тут же посетовал, перейдя на русский: — Не дело это, конечно, играть партию втемную. Без разведки, без официальной поддержки… Не видя доски.

— Все будет зависеть от Эллис, — повторил бородач, прикрепляя на автомат оптический прицел. — Как, подруга, ты готова? — усмехнулся он, покосившись на свою соседку.

— Всегда, — ответила ему та на английском, после чего повернула голову к боковому окну.

Дорога петляла по заснеженным горным склонам. Снег на солнце празднично блестел, а уже при одном лишь взгляде, даже через темное стекло, на ослепительно синее небо казалось, что дышать становится легче, а наполняющий легкие воздух первозданно чист.

Тем временем Клаус открыл бардачок и, достав оттуда туристический проспект, прочитал, сразу переведя текст:

— «Кран-Монтана — один из самых крупных швейцарских альпийских горнолыжных курортов. Он расположен на высоте 1500 метров в небольшой долине на берегу живописного Женевского озера. Здесь практически не бывает плохой погоды. В любое время года здесь хватает развлечений. С конца ноября и до начала апреля туристов ждут прекрасно оборудованные трассы для горнолыжников, сноубордистов и поклонников слалома, катки, хафпайпы, сноу-парки, керлинг, маршруты для прогулок на снегоступах, полеты на воздушных шарах, параглайдинг и альпинизм».

— Что ж, развлечемся, — с улыбкой пожал плечами бородач, — закручивая на стволе автомата цилиндр глушителя. — Я готов! — констатировал он, завершив этот процесс. — Надеюсь, моя игрушка нас не подведет.

— Если не ошибаюсь, из такой «волыны» год назад застрелили деда Хасана[14]? — поинтересовался водитель. — Надежная штукенция?

Бородач просветил всех:

— Уж куда надежнее! Специально для советского спецназа разрабатывался. Одно название чего стоит — «Вал»!

— От слова «волына»? — наивно поинтересовалась Эллис.

Мужчины заржали.

— Прицельная дальность для этого коротыша, — продолжил бородач, — больше четырехсот. А нам, дай бог, больше и не потребуется. Зато со ста метров броник профигачить — влегкую! — помолчав, он зачем-то добавил: — Только деда Хасана мне не шейте, хорошо? Лучше расскажите, что такое «шале». Смешное какое-то слово.

— Так, кажется, в старину называли домики пастушков в горах, — неуверенно ответила ему Эллис.

Водитель тоже решил задать вопрос.

— А что такое «параглайдинг»? — спросил он, повернув голову к Клаусу, в руках которого все еще находился туристический проспект, где тот вычитал это мудреное слово.

Клаус, вместо ответа, бросил проспект обратно в бардачок и резко захлопнул его крышку.

— Все, кончай базар! Последний раз уточняем. Загоняем джип в кювет перед калиткой этого долбанного шале, Эллис идет к ней и через домофон на своем английском просит о помощи. Кто бы ни открыл калитку, ты, Борода, его валишь. Эллис склоняется над ним и кричит, зовет на помощь. Не думаю, что в этом домике будет скрываться целый взвод. Но кто-то еще из охраны обязательно появится. Его тоже к праотцам, Борода. Ну, а мы с тобой, — слегка ударил по руке водителя Клаус, — бежим к дому и действуем по обстановке. Объект нам обязательно нужно взять живьем. Вот, взгляните еще раз…

Все по очереди рассмотрели фотографию симпатичной девушки с золотистыми волосами.

— Ничо, телочка! — оценил ее внешность водитель, успев бросить короткий взгляд на снимок.

— Малолетка! — усмехнулась Эллис.

Клаус предупредил:

— Это неважно. Главное, постарайтесь, чтобы она не пострадала. А то Чеботарь потом нам всем яйца оторвет!

Водитель хмыкнул:

— Всем — это хрен получится у него!

— У Чеботаря все получится, — безапелляционным тоном возразил ему Клаус.

— А… — попытался развить свою шутливую мысль водитель. Однако Клаус перебил его:

— А у кого нет яиц, тем хуже для него.

Сказано это было явно в расчете на уши Эллис, однако та то ли не уловила в словах Клауса намека, то ли просто не расслышала того, что он сказал.

— Мы справимся! — уверенно заявила она, доставая из спортивного рюкзачка, покоящегося на ее коленях, пистолет с глушителем.

— У-у, — с улыбкой взглянул на нее Борода, — тебе, смотрю, и поддержка артиллерии моей без надобности? — спросил он, любовно поглаживая цевье «Вала».

— И обошлась бы, — на полном серьезе ответила Эллис, снимая оружие с предохранителя и передергивая затвор, — но план, увы, составляла не я.

Их диалог прервал Клаус:

— Все, подъезжаем. «Кранц-Монтана», — прочитал он написанное на придорожном указателе. — Куда дальше?

— Судя по навигатору, — отозвался водитель, — налево, — он повернул руль, — и метров двести вперед. Вон, какой-то дом. Скорее всего, это и есть нужное нам шале.

Борода взглянул из-за его плеча на дорогу и присвистнул:

— Ни хрена себе, домик пастушка!

По российским меркам, это был вполне приличный коттедж — двухэтажный дом под пологой двухскатной крышей. Первый этаж сложен из камня, второй, опоясанный балконом с резными деревянными балясинами из темного бруса. Подняться на этот балкон можно было по открытой деревянной лестнице с крутыми ступенями.

Удивительно, но никакого забора здесь не имелось. А следовательно, не было и калитки, что сходу разрушило весь план Клауса. Единственным здравым решением в тот момент он посчитал остановиться, пока их джип не приблизился вплотную к нужному объекту.

— Останови здесь, — приказал он водителю, который тут же нажал на тормоза.

— Че делать будем? — осведомился Борода.

Клаус произнес с досадой:

— Решать будем! Как это… слово такое, означает, когда решение принимается на ходу?

— Спонтанно? — предположил водитель.

— Не, — Клаус обернулся к девушке, — Эллис, как?

— Импровизация, — ответила та.

— Точно! Импровизация. Значится, дамы и господа, будем импровизировать. Зырьте на эту хату. Что мы имеем? Забора — нет. Гаража — нет.

Водитель заметил:

— Из трубы дымок. У входа «бэха» «мокрый асфальт».

— Значит, народу в этой «шале» не много, — заключил Клаус.

Голос подала Эллис:

— А собственно, какая разница, что калитки нет? С тем же успехом я могу подойти к двери и выманить охранника на улицу. Ты, Борода, снимаешь его. Я склоняюсь над ним, будто тому плохо стало, и ору, как дура. На крик выбегает следующий. Когда ты, Борода, и его снимешь, до тех, кто внутри останется, должно дойти, что дело обстоит весьма серьезно. И вряд ли при этом они не пригласят орущую блондинку под укрытие стен шале. Ну, а там уж я как-нибудь с ними разберусь.

— Похоже, другого выхода у нас нет, — согласился с ее предложением Клаус и отдал команду водителю подъехать ближе к шале.

Тот послушно тронулся и, не доезжая до здания метров двадцать, уткнул джип носом в снежный бортик, будто специально приготовленный для него на краю дороги после ее расчистки от снега.

— Ну, — обернулся Клаус к девушке, — ни пуха ни пера тебе, Эллис!

— К черту! — неестественно веселым голосом ответила та, пряча в рюкзачке готовый к стрельбе пистолет.

Но ее остановил Борода.

— Погоди, — сказал он, направляя в сторону Эллис свой «Вал», — опусти немного стекло на двери.

Эллис без лишних слов исполнила просьбу. Борода посмотрел в образовавшуюся щель через оптический прицел своего автомата.

— Ну, как? — поинтересовался Клаус.

— Отличный обзор! — с удовлетворением констатировал Борода.

Эллис взялась за ручку двери.

— Ну, теперь-то я могу идти?

— Вперед, бесстрашная Эллис! — с улыбкой подбодрил ее водитель.

Снег под подошвами сапожек Эллис слегка похрустывал. Приближаясь к шале, она суетливо перекладывала свой рюкзачок из одной руки в другую.

— Дрейфит деваха! — заметил Клаус, следивший за ней через тонированное автомобильное стекло.

— Ничего, все правильно она делает, — заступился за Эллис Борода, смотревший на ее фигуру через оптический прицел своего «Вала». — Ей ведь че изобразить нужно? Растерянность! У нее ж, по нашему плану, тачка заглохла, так?

— Ага, — хмыкнул водитель, — только вылезла она из этой тачки через заднюю пассажирскую дверь! Бред какой-то. Если за нею с самого начала следят из этой шали, то сразу неладное почуять должны. Как же такое может быть: у тебя машина заглохла, а ты через заднюю дверь вылезаешь. Понятно же — в тачке кто-то еще есть.

— Да, не додумали мы, — признал Клаус. — Хотя, вдруг у нее дверь заклинило? Может же такое быть? А если дверь не открывается, то…

Его перебил Борода:

— Внимание! Ее заметили. Дверь на террасе открывается.

Он поудобнее переложил автомат и прильнул к прицелу. Его палец, чуть подрагивая, нетерпеливо поглаживал скобу спускового крючка.

— Дьявол, биноклем забыли запастить, — посетовал Клаус, щуря глаза, дабы лучше рассмотреть происходящее у двери террасы шале. — Что там, Борода?

Тот ответил слегка обескуражено:

— Баба.

— Какая еще баба? — не понял Клаус.

— Самая обыкновенная. С шалью на плечах.

Водитель усмехнулся:

— Во прикол! В шале с шалью.

— Одна? — озабоченно поинтересовался Клаус.

— Одна, — ответил Борода. — Хотя нет…

— Охрана?

— Нет, одна собака.

— Собака, это ты по поводу бабы? — уточнил Клаус.

— Собака, это — собака, — нервно пояснил снайпер. — Овчарка. Немецкая, если не ошибаюсь.

— Вот те раз!

— Вот те два! — чуть ли не воскликнул Борода. — Че делать-то?

Тем временем все в машине отчетливо увидели, как Эллис махнула рукой, обернувшись в сторону джипа.

— Это сигнал, — предположил Клаус. — Стреляй!

— Давай! — нетерпеливо произнес и водитель. — Давай же, шмаляй, Борода!

— Че давай? Куда шмаляй? — огрызнулся тот, перемещая прицел с груди женщины, открывшей дверь Эллис, на огромную собаку возле ее ног.

Но вот в его оптике мелькнуло лицо Эллис. Борода отметил, как растеряно оно выглядит. Объективно оценить ситуацию сейчас могла только она. Да вот только того, что творилось в данный ответственный момент в этой прекрасной головке, через прицел снайперской винтовки не рассмотреть! Но на миг Бороде показалось, что он поймал ее взгляд и между ними установилась какая-то странная телепатическая связь. «Собака!» — услышал он у себя в голове…

В джипе раздался звук, будто кто-то открыл пробку винной бутылки. Тело Бороды едва заметно дернулось. А сам он вслед за этим произнес всего одно слово:

— Попал.

А потом все увидели, как Эллис сцепилась с хозяйкой шале.

— Вперед! — не раздумывая, приказал Клаус, и возглавляемая им группа поддержки ринулась на помощь девушке.

В руках Клауса и водителя появились пистолеты. Борода двигался, чуть отстав от товарищей, скользя прицелом своего «Вала» по окнам шале.

И уже через тридцать секунд все было кончено. Выяснилось, что в этом «доме пастушка» находилась лишь одна женщина, которая, с ужасом глядя на незнакомцев, бормотала на немецком что-то типа:

— Кто вы такие? Что вам нужно?

Клаус, сперва нацелив пистолет на труп огромной черной псины, лежавший на пороге распахнутой двери, перевел ствол на хозяйку:

— Фройляйн, киндер? Герлс! — произнес он, коверкая немецкие и английские слова.

Водитель и Борода тем временем бросились обшаривать дом.

— Осторожнее! — крикнул им вслед Клаус на русском. — В доме может быть кто-нибудь еще.

— Так вы из России? — на русском, хотя и с некоторым акцентом, спросила его фройлян.

— Мы — граждане Мира! — с пафосом произнес Клаус.

— Интерпол? — догадалась женщина.

— В каком-то роде, — ответила ей Эллис. — Где ребенок?

Фройляйн сделала непонимающее лицо:

— Какой ребенок?

— Ты нам дурочку не включай! — предупредил ее Клаус. — Нашему снайперу, если хочешь знать, сейчас пришлось в течение секунды принять мучительно решение — кого валить: тебя или эту вон… — кивнул он на труп собаки. — У нас лицензия на отстрел таких вот, как вы… Этих, кинд… киндпен… — не мог он выговорить слово.

— Тех, кто занимается киднеппингом, — пришла ему на помощь Эллис.

В этот момент со второго этажа, куда уже успел подняться по внутренней деревянной лестнице Борода, послышался его возбужденный голос:

— Она здесь!

Бороде, едва он поднялся наверх, бросилась в глаза дверь с огромным ключом в замочной скважине. Слегка толкнув ее, он убедился, что та заперта. От кого? Не иначе, чтобы тот, кто находится за этой дверью, не смог открыть ее изнутри. И Борода, повернув два раза ключ, потянул на себя дверь, которая поддалась, открыв его взору небольшую, но прекрасно убранную комнату, где в массивном кожаном кресле перед работающим телевизором сидела симпатичная девушка с золотистыми волосами…

Глава 6 Консорциум готовит ответный удар

Из окна кабинета Сергея Ашотовича был виден Кремль. Бизнесмен любил, стоя у подоконника, сложив на груди руки, смотреть через стекло на его рубиновые звезды. Вот и на этот раз он устремил задумчивый взгляд в сторону кремлевских башен, оставив сидевшего в кресле собеседника переваривать информацию, которая только что была доведена до него. Человеком этим был, разумеется, его верный товарищ и компаньон Станислав Прокофьевич.

— Невероятно! — наконец вымолвил он.

Сергей Ашотович обернулся к нему, холодно улыбаясь.

— Я сам понимаю, что невероятно, Прокофьич. Но что по этому поводу думаешь ты?

— Я? А что тут думать? Меньше нужно доверять молодым специалистам с их креативом, больше — ветеранам спецслужб. Оставить девчонку под охраной одной лишь тетки-надзирательницы… Эх!

— Она не надзирательница. Анхен — просто моя экономка, которая смотрит за лыжным домиком в мое отсутствие, — пояснил Сергей Ашотович. — Это был мудрый тактический ход! — сказал он, намеренно подражая знаменитому сталинскому акценту, дабы собеседник, склонный к нервным срывам, не забивал себе голову этой проблемой.

— Как выяснилось, не столь уж и мудрый, Серж, — проворчал тот. — Я тебя, между прочим, предупреждал: нужно было вывезти девку сюда, в Россию, да упрятать в какой-нибудь бункер… Предупреждал! Предупреждал!

— Предупреждал, — вынужден был согласиться Сергей Ашотович. — И что с того? По словам моей экономки, как ты говоришь, тетки-надзирательницы, там работал настоящий спецназ: снайперы и все такое. Причем русскоговорящие, которым в европейской стране, замечу тебе, не так-то просто разъезжать с оружием. А вот как раз здесь бы они оторвались по полной. От бункера твоего камня на камне не оставили бы. Вопрос в другом, Прокофьич. Как эти люди смогли вычислить местонахождение нашей птички? Операция была спланирована так, что о месте этом не знали толком даже сами похитители девчонки. Только моя экономка, Анхен, я и ты.

— Что ж, выходит, мы все же недооцениваем Вакариса. Ладно, захватить неохраняемый домик в горах — в этом особого профессионализма и не требуется. Но вот разведка! Узнать то, о чем знаем лишь мы с тобой, да эта… Кстати! — оживился Прокофьич. — А ты доверяешь свой экономке, этой надзирательнице… Как там ее?

— Анхен, — напомнил Сергей Ашотович товарищу, присаживаясь в кресло рядом с ним. — Да, Стас, в ней я совершенно уверен. Уверен, как в себе.

— Хм… Тогда остается…

— Всего один человек, — перебил Сергей Ашотович Прокофьича, бросив на него оценивающий взгляд.

— Ты хочешь сказать…

— Да, ты правильно понял. Как мне только доложили о случившемся, я сразу вспомнил наш с тобой разговор на корте. Помнишь? Твой интерес к этой Лолитке мне запомнился.

— Приревновал, что ли? — хмыкнул Прокофьич, но неожиданно изменился в лице и, обернувшись к собеседнику, прошипел с каким-то неприятным присвистом: — Ш-што? Ш-што ты этим хочешь сказать? Ты думаешь, что я… что я украл у тебя эту девку?.. Да как ты… Да как вообще ты только подумать о таком смог?! Друг, называется…

— Извини, старина. Глупость сморозил, — признал Сергей Ашотович.

— Да ну тебя! — отвернулся от него Прокофьич, блеснув то ли стеклами очков, то ли появившимися за ними слезами обиды.

— Ну же, ну же, Стас! — Сергей Ашотович нежно погладил лежавшую на подлокотнику руку. — Мы с тобой еще дуться друг на друга будем… На забаву нашим врагам. Прости…

— Ладно, проехали… — смягчившимся голосом произнес Стас.

— Значит, это все же Вакарис сумел отбить у нас свою девчонку… — вздохнул Сергей Ашотович, спеша вернуть разговор в прежнюю колею. — Наш всемогущий Вакарис со своим «Всевидящим оком»… Невероятно! Откуда он только взялся?

— В прошлый раз ты зачитывал его биографию, — напомнил Станислав Прокофьевич.

— Да что биография! Такие люди, как мы, как Вакарис этот, сами себе биографию пишут. Прав был Валентин — нечисто что-то с его бизнесом. В прямом смысле слова — нечисто. Нужно было прислушаться к нему, все ж таки пускай и бывший, но вице-премьер по безопасности.

— Уж не демон ли этот наш Вакарис? — усмехнулся Станислав Прокофьевич. Но вдруг лицо его стало серьезным: — Погоди-ка, Серж. А Валентин? Через него не могло быть утечки?

— А что он знал? — возразил Сергей Ашотович. — Только общее, да еще то, что касалось сделки с Вакарисом. В детали он посвящен не был.

— Но ты ведь в его присутствии, кажется, обмолвился тогда, на корте, что поселил девчонку на своей швейцарской даче. А бывший вице-премьер — человек не промах. Могу поклясться — эта информация не проскользнула мимо его ушей. Он вполне мог ее слить тому же Вакарису.

— Исключено, — отрезал Сергей Ашотович. — Валентин не дурак, должен понимать, чем чревата двойная игра с нами. Да и вряд ли Вакарис заплатил бы ему за эту информацию больше, чем он получил бы от нас после сделки. А потом, даже пусть так, пусть заплатил бы и получил от него эту информацию, но ведь ее еще нужно проверять. Вакарис не столь наивен, чтобы покупать кота в мешке.

— Ну, может он не специально? Может, проговорился, да и сам не заметил? А Вакарис тут же нанял каких-нибудь частных детективов и…

— Кто проговорился? Наш Валентин? — Сергей Ашотович рассмеялся. — Не говори чепухи, Стас. Не тот он человек. Да и даже если предположить, что проболтался о шалЕ, то что бы это дало Вакарису, даже если бы он привлек к делу детективов, как ты говоришь? Шале принадлежит мне, но оформлено оно, разумеется, на подставных лиц. И замечу, в Швейцарии мне принадлежит еще несколько домов! Пока вычислишь нужный, пройдет не один день. А выкрали у нас девчонку уже на следующие сутки после того нашего разговора на корте. Эти суки не проверяли, а знали точно, где находится дочь Вакариса. Ну, а сам налет на шале — это дело техники, Прокофьич.

— М-да, — произнес тот, задумчиво устремив глаза в украшенный лепниной с затейливым рисунком потолок, — уж не свыше ли кто вмешался? А? — он, повернув голову, перевел взгляд на собеседника. — Нет ли у тебя ощущения, Серж, что вокруг нашего КОНСОРЦИУМА происходят какие-то странные движения? Если взглянуть на вещи здраво, в свете последних политических событий, не столь уж и целесообразной может показаться идея существования нашего КОНСОРЦИУМА. А наверху, — Станислав Прокофьевич вновь перевел взгляд на потолок, — на вещи смотрят вполне здраво, Серж.

— М-может быть, все может быть… — неуверенно ответил Сергей Ашотович. — Но у меня есть еще некие интересные сведения. Моим людям удалось перехватить беседу Вакариса по «Скайпу» с одним высокопоставленным чином из Швейцарского отделения Интерпола. Сейчас она расшифровывается. Чуть позже мы сможем не только послушать ее, но и посмотреть. А пока, дорогой мой Стас Прокофьевич, предлагаю на время отойти от всей этой суеты и спокойно отобедать…

1998 год. Москва

«Выход в город: к улицам Варварка, Солянка», — прочитал Серега Кузнецов на указателе при выходе из метро и смело направился к дверям.

Обменный пункт, что он присмотрел заранее, находился на Солянке. То была небольшая будочка, зажатая между магазином «Цветы» и уличным кафе из трех столиков, стоя за которыми можно было перекусить хот-догом с пивком. Очереди возле этого затертого на периферии обменника, как и предполагал Сергей, не было — если, конечно, не считать очередью двух человек, стоявших перед окошком.

Курс, выставленный на картонном табло, был тот же, что и на Курском, хотя цифры покупки-продажи доллара здесь несколько отличались от вокзальных. Наверное, именно по этой причине особого ажиотажа возле обменника и не наблюдалось. Однако Сергей даже не стал считать — выгоднее ли ему здесь сдать свои баксы, а, стараясь шагать как можно увереннее, сразу же направился к окошку с табличкой «EXCHANGE». Однако… Что за черт? Откуда-то нарисовались два милиционера. Неторопливой походкой они приблизились к обменнику и, миновав его, остановились возле уличного кафе. Потом один из них достал откуда-то огромный бумажник и, с тоскливым видом пошарив в его недрах, извлек на свет какую-то купюру. Очевидно, стражи порядка решили перехватить по хот-догу, а то и пивка откушать!

«Ну и ладно! Ну и фиг с ними!» — пытался успокоить себя Сергей. Так оно, может, даже лучше: кассир с обменника не подумает, что в присутствии милиции рядом кто-то осмелится всучить ей…

На этот раз в кармане Сергея ждали своей очереди уже десять стодолларовых купюр. Когда он приблизился к окошку, от него как раз отходил некий гражданин, который, воровато оглядываясь, прятал во внутреннем кармане ветровки купленные доллары. Серега молча протянул в окошко тысячу «зеленых».

— Вы сдавать? — услышал он чуть усиленный слабеньким микрофоном, слегка удивленный женский голос.

Глупый вопрос! Но отвечать что-то нужно.

— Угу, — хмуро бросил Сергей, косясь на милиционеров. Те, глядя голодными глазами на витрину, где висела табличка с нарисованным аппетитным хот-догом, о чем-то совещались. Судя по всему, есть они передумали. Тот, у кого в руках находился бумажник, спрятал его, после чего оба неторопливой походкой направились в сторону метро. Проводив их взглядом, Сергей вернул глаза к окошку обменника, за которым кассирша уже отсчитывала ему рубли.

«Неужели доллары не вызвали у нее никаких подозрений?» — еще не веря себе, забирая паспорт и справку о продаже валюты, думал он.

Когда «деревянные» оказались в лотке, Сергей буквально выхватил их из него. Первой мыслью было — бежать в сторону метро и затеряться в его необъятных недрах. Но, едва он сделал пару шагов, услышал в динамике хриплый голос кассирши:

— Молодой человек, постойте!

Буквально минуту назад Сергею казалось, что на обменнике висят старенькие маломощные динамики, человеческий голос в которых не столько усиливался, сколько искажался. Но теперь ему чудилось, будто голос кассирши звучит на всю улицу, а люди, идущие по ней, все как один, дружно оборачиваются в сторону обменного пункта. Даже милиционеры, уже удалившиеся от обменника на довольно приличное расстояние и собиравшиеся спуститься в метро, — казалось Сергею, — остановились, собираясь резко развернуться и побежать назад.

Ему ничего не оставалось, как изменить первоначальный план и направиться в сторону, прямо противоположную той, где находилось метро.

В лотке кассира тем временем что-то звякнуло. Возможно, это зазвенела мелочь, которую ему не успели выдать. Хорошо, коли так. Ну да бог с нею! Береженого бог бережет. На всякий случай, лучше скрыться…

Тротуар пошел резко вверх, потянувшись вдоль высокого каменного забора, выкрашенного в желтый цвет. «Подколокольный переулок», — прочитал Сергей на единственной попавшейся на глаза табличке. Он этого названия улицы веяло чем-то церковным. А сам забор начал казаться ему стеной древнего монастыря. Возможно, так дело обстояло и на самом деле, но в том момент Сергею хотелось лишь одного — чтобы стена эта поскорее закончилась, а тротуар привел его к какой-нибудь другой станции метро. И он шел, шел быстрым шагом вверх, слегка задыхаясь. Быстрее, быстрее!

Он старался внушить себе, что этот крутой подъем — некая веха его жизненного пути, и чем увереннее и бодрее он ее пройдет, тем проще ему дальше будет шагать по жизни.

Однако стена не кончалась. В одном месте он прочитал на ней выведенное черной краской странное воззвание: «Рождайте детей в январе!», под которым, вместо подписи, был выведен православный крест. Что означало сие — Сергей не имел ни малейшего понятия. Единственное, что он мог предположить: написали это еще зимой, и с тех пор никто не удосужился замазать буквы. И это центр! Ха!

Тротуар тем временем резко пошел вниз. Потом, пройдя еще немного мимо каких-то современных построек, вновь потянулся вдоль уже знакомой монастырской стены. И опять: «Рождайте детей в январе!». Только прочитав это, Сергей сообразил, что шел по кругу. Обернувшись назад, он увидел, что пропустил поворот на улицу, с которой сюда и вышел. Даже был виден уличный пятачок перед кафе и обменным пунктом, где он недавно поменял «штуку» баксов. Чтобы все же достичь Спасительного входа в метро, ничего другого Сергею не оставалось, как вновь мелькнуть перед ними.

Быстрым шагом, втянув голову в плечи, он миновал это кафе, прошел мимо знакомого обменника и, наконец, нырнул в переход подземки.

Нужно было торопиться! Уже вторая половина дня, а из двадцати тысяч долларов лишь одна штука с небольшим «пробным» кусочком, что он оставил на Курском, реализована. Если дело и дальше пойдет так же, суетливо и нервно, то вряд ли ему удастся сегодня исполнить намеченный план…

Но пессимистичные ожидания Сергея Кузнецова не оправдались. Уже у следующего обменного пункта он не помнил — кажется, это было возле станции метро Кузнецкий мост, — не испытал прежнего страха в момент, когда протягивал в окошко доллары. Следующие пять обменников он «взял», как на конвейере. За тем, как кассиры пропускают его купюры через устройство проверки их подлинности, он следил уже без всякой настороженности, даже, можно сказать, равнодушно.

К вечеру карманы его джинсовки были набиты рублями и справками о продаже валюты. Завтрашний день, по плану, он должен будет посвятить процессу обратному — покупке долларов…

Где здесь логика? Какая в том может быть выгода ему? Любому несведущему человеку, который вздумал бы в те дни проследить за Сергеем, все его манипуляции с валютой показались бы абсурдными. Странный бизнес: продал доллары по курсу покупки, а на следующий день купил их вновь, но уже по курсу продажи обменного пункта. Да только что же может быть странного в том, чтобы для покупки настоящих американских долларов заработать рубли посредством продажи долларов… изготовленных собственноручно?

После обеда Близнецы приготовились смотреть «интересное кино». Руслан, помощник Сергея Ашотовича, аккуратно расставил на столе в кабинете босса два компьютерных монитора, подключил провода.

— Все готово, — доложил он по окончании работы. — Включать?

— Спасибо, мой мальчик, — ласково поблагодарил молодого человека Сергей Ашотович. — Мы справимся сами. Ступай. Если что, мы тебя позовем.

И Близнецы, удобно развалившись в своих любимых креслах перед двумя мониторами, приступили к просмотру видеозаписи беседы по «Скайпу» управляющего «ОКО-банком» Вакариса с неким иностранцем.

— Это господин Марк, довольно высокий чин из этого… Главного управления уголовной полиции Швейцарии, — представил его Сергей Ашотович своему компаньону.

Тот с любопытством смотрел на монитор, на котором воспроизводилась запись того, как молодая симпатичная девушка, сидевшая рядом с полицейским чиновником, переводила его слова на русский язык, обращаясь к человеку, чье лицо отображалось на втором мониторе.

— Господин Вакарис, — сказала она ему, — нами негласно, как вы и просили, проведена большая работа по установлению места нахождения вашей дочери, но…

— Но поиски, увы, не принесли никаких результатов… — послышался знакомый, но полный пессимизма голос управляющего «ОКО-банком».

Когда девушка перевела его слова господину Марку, тот отреагировал довольно бурно.

— Отчего же? — с обнадеживающей улыбкой произнесла девушка. — Господин Марк говорит, что вчера его людям удалось выяснить, куда увезли вашу девочку.

(На этом месте записи Станислав Прокофьевич не удержался от восклицания: «Так это все же была швейцарская полиция! Они увели из-под нашего носа девчонку!» Однако Сергей Ашотович остудил его пыл, сказав: «Смотрим дальше, Стасик, смотри дальше…»)

Переводчица тем временем продолжала:

— Похитители спрятали ее в одном неприметном шале на берегу Женевского озера, в районе Кран-Монтаны.

— И что же? — нетерпеливо воскликнул Вакарис. — Ее освободили?

Глаза господина Марка — это хорошо было видно даже на мониторе — немного забегали, и он произнес несколько бессвязных фраз на своем языке. Однако девушка уверенно перевела:

— К сожалению, в настоящее время место нахождения вашей дочери вновь не известно. Ее выкрали буквально из-под самого нашего носа.

— Как выкрали? — загудели динамики возмущенным голосом Вакариса. — Кто выкрал?

— Нам это не известно. Получается что ее… э-э-э… — не могла подобрать слова переводчица, — как это по-русски? Перепохитили, да?

— Как это… перепохитили? — отказывался понимать Вакарис.

Переводчица не стала переводить вопрос своему шефу, а ответила сама:

— Как в русской пословице: «Вор у вора шапку украл!».

Сказав Это, она мило улыбнулась, гордая своим остроумием.

— Поясните, пожалуйста… — тихим голосом попросил Вакарис.

И девушка, бегло перебрасываясь фразами с господином Марком, просветила русского банкира:

— Вашу дочь, господин Вакарис, после похищения спрятали, как я уже сказала, в небольшом домике на берегу Женевского озера. Присматривала за нею лишь одна женщина, которая к самому похищению отношения не имела. Она просто жила в этом домике, заодно присматривая за ним. Такая работа у нее была. Вроде как… э-э… экономка. Да? Так вот, ей привезли девочку и просто наказали не спускать с нее глаз. Что эта дама, господин Вакарис, с успехом и делала, не забивая свою глупую голову мыслями: кто эта девочка? почему за ней нужен чуть ли не тюремный присмотр? Да только вчера случилось нечто, из ряда вон выходящее. В шале, где содержалась ваша дочь, ворвались вооруженные люди, угрожали экономке, застрелили собаку… В конце концов, отыскали девочку и увезли ее в неизвестном направлении. Все, что нам удалось выяснить: похитители русскоговорящие. Дама, на чьем попечении до этого трагичного момента находилась ваша дочь, является выходцем из Восточной Европы, по причине чего она смогла опознать русскую речь. Это обыкновенная русская мафия, господин Вакарис…

Девушку перебил сидевший рядом полицейский чиновник:

— О, йес, йес, мафиа! — оживленно прокомментировал он ее монолог, видать, зацепившись в нем за единственное знакомое ему слово: «мафия».

Переводчица, мило улыбнувшись, кивнула и продолжила:

— Машина, на которой приехали эти бандиты, ранее угнана, номера — фальшивые. Если выйти на первых похитителей удалось по номеру их автомобиля, записанному дорожными камерами видеонаблюдения, то со вторыми похитителями — пока проблема.

— Это я уже понял… — с легкой грустью в голосе произнес Вакарис. — Но пока хотя бы ответьте мне: кто были те, первые похитители?

— Граждане Германии: мужчина и женщина. Их обвели вокруг пальца, воспользовавшись вашим законом о запрещении иностранного усыновления больных русских детей. Это почему-то касалось одной лишь Америки. Но и Европа до сих пор недоумевает по поводу этого закона. Его, господин Вакарис, у вас приняли, кажется, в начале года[15].

— Мне наплевать на этот закон! На немцев этих ваших вообще нас…ть! — вскипел Вакарис. — Кто заказал им мою дочь? Кто?!

Девушка покачала головой:

— Ай, ай, Роберт Янович! Это довольно жестокий закон! Любой нормальный европеец с удовольствием поможет человеку, который ему скажет, что нужно похитить русского ребенка для его же блага. Но в вашем случае, те, кто стоит за похищением вашей дочери, просто воспользовались добрыми порывами наивных немцев. А виной тому — этот ваш людоедский закон об отмене усыновления больных русских детей иностранцами…

— Да что вы мне все талдычите про этот закон! — прорычал Вакарис. — У нас еще и не такие безумные законы сейчас принимаются! Не я их принимаю. Неужели вы, вы — самая, наверное, всемогущая в мире полиция! — и не можете назвать мне имя того, кто заказал похищение моей дочери?! За что я вам заплатил такие деньги?

— Понимаете… — заикнулась было переводчица, но Вакарис грубо перебил ее:

— Не хочу я ничего понимать! — послышался в динамиках его возмущенный голос. — И что вы мне, девушка, читаете мораль, будто я вам пацан какой? Ну-ка, живо переводите своему боссу вопрос: за что я плачу вам такие деньги?

Девушка равнодушно пожала плечами и о чем-то поговорила с господином Марком, после чего вновь обратилась к своему скайп-оппоненту:

— Да, господин Вакарис, деньги немалые. Но в некотором роде они и связывают нам руки. Мы работаем для вас неофициально. Если же все делать по закону, может, результат был бы иным, — монотонным голосом произнесла переводчица. — Вы не желаете подать официальное заявление? — не менее официально осведомилась она.

— Не желаю! — буркнул Вакарис, после чего заговорил тихо, вкрадчиво: — Вы говорите, первый раз какие-то немцы выкрали Кристину, так? — уточнил он тоном человека, задумавшего вести собственное расследование. — Немцы, которые пожалели русского ребенка? И для этого они не погнушались силой или обманом завлечь его в машину, увезти… Хорошо же это ваше западное чадолюбие! Но я так и не понял, кто использовал эту их немецкую наивность? Кто же все-таки стоял за похищением Кристины? Дама, которая охраняла мою дочь в том доме возле Женевского озера — вы, вероятно, плохо допрашивали ее. Если даже ей не известен заказчик похищения, то имя человека, нанявшего ее для работы в этом шале, ей должно быть известно!

— К сожалению, господин Вакарис, эта женщина работала в нашей стране нелегально. Официального договора о работе она не заключала и знает своего работодателя лишь по имени. А оно нам мало что даст.

— И какое же у него имя?

— Джон. То же самое, что по-вашему Иван, — просветила Вакариса переводчица.

— Она просто не хочет выдавать того, кто ей платит! — подсказал собеседникам Вакарис.

— Вполне возможно, — перевела ему ответ Марка переводчица. — Но, по известным вам причинам, нажать на нее мы не можем. Мы действуем вне рамок официального расследования. Все, что нам удалось выяснить: немцы передали этой даме вашу дочь из рук в руки, та пересела с нею в машину, владельца которой в маленьком городке установить оказалось не сложно. Так мы и вышли на эту женщину.

— Да, но тогда кому принадлежит этот дом на берегу Женевского озера? — воскликнул Вакарис.

Господин Марк усмехнулся и ответил через переводчицу:

— Некому богатому человеку из России.

— Как его имя? Кто он? — возбужденным голосом прокричал Вакарис.

— Просто богатый человек, — продолжал улыбаться Марка. — Без лица, без имени.

— Но с чего вы взяли, что он из России?

— А у нас большинство богатых людей без имени и без лица — выходцы именно из вашей страны. Будто все они отслужили в Иностранном легионе. Вам ведь уже назвали его имя: Джон! По-вашему…

— М-да, — ехидно хмыкнул Вакарис. — Интересная у вас логика! Стало быть, больше ничем вы мне помочь не можете… — заключил он. — Что ж, мне, выходит, остается ждать, когда теперь уже эти похитители-перепохитители выйдут на меня…

— Так вы не будете делать официальное заявление? — еще раз осведомилась у него переводчица.

— Пока нет, — улыбнулся Вакарис вымученной улыбкой. — Буду надеяться, что хоть эти мерзавцы не запросят в качестве выкупа за дочь отдать им банк…

На этом месте Сергей Ашотович остановил запись.

— Ну и ну, — сказал он, щелкая кнопками мышки, — какой интересный оборот!

— Выходит, Вакарис к освобождению своей дочери никакого отношения не имеет! — заключил Станислав Прокофьевич.

Сергей Ашотович, хмыкнув, уточнил:

— Не к освобождению, а — как выразилась эта швейцарская цыпочка — к перепохищению. Слово-то какое смешное, а?! Обязательно нужно запомнить!

— Значит, нам нет нужды искать ответ на вопрос: кто слил Вакарису информацию о его дочери? Он, получается, все узнал самостоятельно.

— Выходит, так, — развел руками Сергей Ашотович. — Но это не снимает другого вопроса: все же кто решился забрать его дочь из моего шале?

— Неужели… — Станислав Прокофьевич, подняв глаза к потолку, замолчал. По толстощекому лицу его скользнула тень. Разумеется, подумал он не о высших силах или о Боге, но о чем-то таком, чего боялся не меньше.

— Полно тебе, Стасик! — постарался успокоить его Сергей Ашотович. — Судя по тому, что поведал Вакарису этот швейцарский полицай, похищение Вакарисовой дочери провела какая-то наша, отечественная, отмороженная бандитская бригада. Собаку застрелили… Прямо «Криминальная Россия», привет из девяностых!

Станислав Прокофьевич после слов компаньона сразу же расслабился и даже с улыбкой заметил:

— То ли дело — мы! Поистине — ювелирная изощренность. Бедные, бедные немцы… Я говорю о той парочке идиотов, нанятой нами. Несчастную сиротку пожалели.

— Это и называется креативом, Прокофьич. Хотя спорить не буду, план требовал доработки. Швейцарские полицаи вычислили этих фрицев без особых проблем. Мы не учли того, что немцы и работать будут по-немецки, совершенно ничего не опасаясь: подлинные номера на машине, подлинные паспорта… — посетовал Сергей Ашотович. — Ведь они полагали, что делают благое дело — спасают сироту хотя, почему-то без очевидного желания самой несчастной… — он усмехнулся.

— М-да, — вздохнул Станислав Прокофьевич, — только все это теперь для нас — пустая болтовня. Мы так и не знаем, кто стоит за похищением… Вернее, перепохищением девчонки.

— Ничего, скоро узнаем, — успокоил его Сергей Ашотович, кивая на компьютерные мониторы. — Предполагаю, эти люди скоро выйдут на Вакариса, а он у нас теперь, как можешь видеть сам, на полном контроле. И телефон его прослушать можем, и электронную почту проконтролировать… Хотя и не просто это было осуществить, но не зря мы держим при себе целый штат спецов! Не забывай, что мы — КОНСОРЦИУМ, НФК!

Глава 7 Шокирующее разоблачение

Несколько лет назад врачи посоветовали Валентину Петровичу плавать как можно больше, а врачам — именно этим, из спецполиклиники — он склонен был доверять. Что ж, плавать, так плавать! Благо, в свое время он позаботился о постройке бассейна в своем подмосковном замке.

Звонок Вакариса застал бывшего вице-премьера как раз в тот момент, когда он балдел, лежа с закрытыми глазами в воде на спине и слушая красивую, медленную, слегка приглушенную водой музыку. Под ритм такой ненавязчивой мелодии текли и мысли: лениво, медленно.

«Может, приказать Андрюше вызвать девочек?» — вяло шевельнулось в голове. В былые времена бассейн без них для Валентина Петровича был как пиво без креветок. Но сейчас, как только он представил себе их веселые повизгивания и неравномерную волну, поднимаемую маленькими девичьими ладошками, желание звать Андрюшу сразу пропало. Не до девочек! Валентин Петрович не любил суеты. С недавних пор ему вдруг захотелось спокойствия и тишины, нарушаемой, быть может, лишь такой вот красивой музыкой… Наверное, годы брали свое. А может, он просто пересытился бессмысленным бегом в колесе отечественной так называемой светской жизни. Ну, немного осталось. Вот если на ближайшей встрече с премьером ему вновь предложат занять достойную государственную должность, то останется сделать еще один рывок — сорвать последний, солидный куш, которого хватило бы на безбедную старость где-нибудь в Швейцарии… Миллионов, эдак, быть может, сто! Грядет Олимпиада, деньги в нее вбухиваются, как в бездонную бочку. Нужно успеть и ему подставить свою пригоршню под струю золотого песочка, пока факел с постоянно затухающим олимпийским огнем путешествует по стране. Но все будет зависеть от того, в каком свете он сейчас предстанет перед премьером: человеком из команды Близнецов или гордым политиком-одиночкой. Эх, знать бы наверняка, какие наверху планы относительно их КОНСОРЦИУМА! Если верить Руслану, то…

— Валентин Петрович! Валентин Петрович! — вместе со звуком легкого плеска воды влился в его уши голос Вадика, охранника.

Тому позволялось заходить сюда лишь в крайнем случае. Валентин Петрович не любил плавать, доверчиво подставляя свое тщедушное тело под равнодушные, а порою — как иногда казалось ему — презрительные взгляды охранников. Нужно было случиться чему-то экстраординарному, чтобы те осмелились потревожить своего босса.

— Что такое, Вадим? — недовольным голосом осведомился тот у секьюрити, лениво переворачиваясь в воде на живот.

— Телефон, — лаконично ответил охранник, протягивая трубку.

— Андрюша ответить не мог? — проворчал Валентин Петрович, подгребая к бортику.

— Они вышли, — подобострастно ответил Вадим, — но наказали, если будет звонок, ставить вас известность. Будто бы какого-то важного звонка вы ждете.

Валентин Петрович хмыкнул:

— Хм! Важного… Что в нашей жизни может быть важнее спокойствия? А эти звонки… Брось-ка, вон, мне полотенце, — пока он промакивал им руки, лицо и лысину, осведомился: — И кто ж посмел меня потревожить? Как представились?

— Какой-то Вакарис, — проинформировал Вадим шефа.

— Ох ты! — резко оживился тот и быстро протянул руку за телефоном. — Алле!

В трубке, действительно, послышался голос Вакариса:

— Добрый день, Валентин Петрович. Я по поводу вашего предложения.

— Да-да, слушаю, — деловито бросил в трубку бывший-вице-премьер.

— Могу ли я убедиться, что с моей дочерью все в порядке? — прежде чем перейти к делу, осведомился банкир.

Валентин Петрович слушал его, прижавшись спиной к бортику бассейна, и на лице его при этом блуждала загадочная улыбка. Свободной рукой он махнул Вадиму: «Оставь меня!», а Вакарису ответил туманно:

— М-да, Роберт Янович, м-да… Полагаю, организовать вам свидание с дочерью через интернет будет не сложно. В наш век расцвета телекоммуникаций… Делов-то! Единственное, вы должны понимать, что решение принимаю не я. Мне сперва надлежит связаться с господами, которые попросили меня о посредничестве в этом, как вы понимаете, щекотливом деле…

— Я понимаю, — подтвердил Вакарис. — Но уверены ли вы в том, что моя дочь все еще находится у тех, кто ее похитил?

— В каком смысле? — осторожно поинтересовался бывший вице-премьер.

— В том смысле, что у меня имеются сведения, что Кристину отбили у похитителей. То есть у тех людей, которых вы взялись представлять.

— Как? — стараясь придать своему голосу интонацию неимоверного удивления, переспросил Валентин Петрович.

— Перепохитили, — лаконично пояснил Вакарис.

— Н-но… Но это невозможно! Вы уверены?

— У меня информация из более чем надежных источников.

— З-значит, вы… вы теперь знаете имена людей, попросивших меня о посредничестве в этом деле? — чуть дрогнувшим голосом спросил бывший вице-премьер.

— Пока нет, но предположения имеются. И скоро я их проверю. Только в данный момент мне более важно знать другое — где Кристина находится теперь.

— И кто? И кто же тогда эти… похитители? Вернее, перепохитители, — не унимался Валентин Петрович. — Вам они тоже не известны, Роберт Янович?

— Я надеялся, что они известны вам.

Бывший вице-премьер изо всех сил старался придать своему голосу тон человека, в данной теме несведущего, к так называемому «перепохищению» дочери Вакариса никакого отношения не имеющего. Хотя, возможно, где-то и переигрывал.

— Нет, нет, — поспешил сказать он. — Я вообще впервые слышу от вас об этом перепохищении. Я ничего не понимаю. Сторона, уполномочившая меня на переговоры с вами, мне по этому поводу ничего не сообщала. Вот, собаки! Ну да ладно, я сейчас попробую что-нибудь выяснить. Не могли бы вы перезвонить мне, скажем, минут через пять, я попробую связаться с ними. Хорошо?

Следующий звонок бывший вице-премьер сделал, что говорится, не отходя от кассы — вернее, от бортика бассейна, к которому он будто прилип спиной.

— Алле, Сергей Ашотович? — произнес он в трубку слегка заискивающим голосом.

— Здорово, Валентин. Что-то случилось? — послышалось в ответ.

— Да не то слово! Мне только что звонил Вакарис…

— И что? Он, наконец, согласен отдать нам свой банк?

— Не знаю, Сергей Ашотович. Он меня огорошил новостью. Говорит, у него есть сведения, будто бы птичка — вы понимаете, о ком я говорю? — та самая птичка, что должна быть в известной нам клетке, упорхнула из нее. Женщина-охранник, де, упустила ее. Это так?

— М-да, в известной нам клетке… — задумчиво повторил Сергей Ашотович слова собеседника.

— И что вы можете сказать мне по поводу этого?

— Любопытная новость. Думаю, Вакариса ввели в заблуждение. Птичка у нас, Валентин. И никто не мог ее перепохитить.

— Перепохитить? — переспросил Валентин Петрович. — Смешное слово.

— Зато точное!

— Вакарис тоже употребил его.

— Больше ничего интересного он не сказал?

— Нет. Он сейчас мне будет звонить. Ну, так что ответить ему?

— Скажи, что у него неверные сведения. Его дочку никто не перепохищал. Хотя погоди… Что-то орлы мои мне тут передать пытаются…

Последовала внушительная пауза. Валентин Петрович прижимал трубку к уху что есть силы, а свободной рукой пытался остановить легкую волну, гуляющую по глади бассейна, чтобы не мешала услышать хотя бы обрывки звуков, доносящихся из мобильника. Правда, ничего стоящего разобрать ему не удалось: лишь какие-то хрипы и постукивания. Зато когда Сергей Ашотович вновь оказался на связи, Валентин Петрович невольно вздрогнул, услышав его голос.

— Алле, алле, Петрович! — зазвучал он на повышенных тонах. — Невероятно! Твой Вакарис оказался прав… Девку его действительно кто-то отбил у моих людей… Это невероятно! Невероятно…

— Ну, а я вам что говорю? — не без самодовольства заметил бывший вице-премьер, после чего вкрадчиво осведомился: — А мне-то что теперь делать? Я без вашей команды и шага сделать боюсь.

— М-да… — ответил ему Сергей Ашотович, — ситуация, определенно, форс-мажорная. Но, Валентин, не унывай, что-нибудь придумаем… Говоришь, Вакарис не знает, у кого сейчас находится его дочь…

— Не знает.

— Значит, что?

— Что?

— Значит, Валентин, у нас есть шанс узнать это раньше него. Если у нашего банкира, вообще, есть этот шанс. За ним всего лишь один небольшой банк, за нами — КОНСОРЦИУМ! Скоро девчонка вновь окажется у нас, смею тебя заверить. И вот тогда-то мы и проведем свое собственное расследование, выясним, какая гнида решилась на контригру с нами…

Чеботаревский нетерпеливо перебил собеседника:

— Да, это все понятно, но что мне сказать Вакарису?

— Заверь его, Петрович, что скоро он получит доказательства того, что его дочь у нас.

— Он настаивает на видеовстрече с ней, — заметил Валентин Петрович.

— Хм… — Сергей Ашотович задумался. Некоторое время в динамике мобильника слышалось лишь его тяжелое дыхание. Однако после этого он произнес неожиданно твердым голосом: — Ну, хорошо. Скажи ему, Петрович, что на днях эта встреча будет ему организована…

Отбив звонок, Валентин Петрович положил мобильник на бортик бассейна и, зачерпнув ладонями воды, шумно плеснул ею себе на лицо — умылся. Потом фыркнул и, оттолкнувшись ногами от бортика, погрузился в воду с головой. Руки коснулись кафельного дна…

«Ашотыч делает вид, будто узнал о перепохищении Вакарисовой дочери только что, от меня… Хм! Близнецы явно ведут свою игру, не считая нужным делиться со мной информацией, — размышлял он, ощущая, как вода медленно выталкивает его тело на поверхность. — Что ж, это просто замечательно! Судя по всему, у них пока нет оснований подозревать меня в причастности к истории с этим… — Ха! — перепохищением!»

Быстро вернувшись к бортику бассейна красивым кролем, он взялся за поручень лестницы, собираясь вылезти из воды. И тут его словно ударило током! В голове отчетливо прозвучали последние слова Сергея Ашотовича: «На днях эта встреча будет ему организована…»

Почему Ашотыч сказал это с такой невероятной уверенностью в голосе? Или этот старый лис всего лишь блефует? Или уже с какой-то другой стороны подобрался к дочке Вакариса? Может, где-то прокололся до сего момента безупречный в подобных делах Санта, он же Клаус, организовавший «перепохищение» девчонки?

Все может быть!

В любом случае, уповать на то, что Близнецы не включат его в круг подозреваемых, не стоит. Может даже, спокойный тон, с коим только что беседовал с ним Сергей Ашотович, тем выбран был специально, дабы усыпить бдительность собеседника.

Валентин Петрович заключил, что начинать действовать ему следует безотлагательно. Благоразумно не доверяя телефону в важных беседах, он решил назначить встречу Вакарису на нейтральной территории и обрисовать ему в общих чертах новый расклад в отношении Кристины. Когда через несколько минут тот наконец позвонил, бывший вице-премьер так и заявил ему?

— Роберт Янович, мне не хотелось бы обсуждать нашу тему по телефону.

— Так приезжайте ко мне в банк.

— С удовольствием, но у меня совершенно нет времени. Политика, знаете ли, дело довольно хлопотное, каждая минута на вес золота. Предлагаю пересечься… м-м-м… скажем, в каком-нибудь кафе на Арбате. К примеру, кафе «Элефантус». Подъезжайте туда где-нибудь часиков в восемь вечера.

Вакарису ничего другого не оставалось, как согласиться.

Отключив мобильник, Валентин Петрович задумчиво посмотрел на него и произнес вслух:

— Интересно, браток, ты уже на прослушке у Близнецов?

Мысленно воспроизведя в голове последний разговор по нему, он заключил, что ничего такого предосудительного с его языка не слетело. На том и успокоился.

А зря!

И думать ему следовало не о последнем разговоре по мобильнику…

Впрочем, Близнецы на какое-то время оставили его в покое. Они включили все возможные рычаги, посредством которых можно бы было найти «перепохитителей» дочки Вакариса. Смешно, но в этих поисках они даже вышли на известного им по видеозаписи господина Марка из Главного управления уголовной полиции Швейцарии. Тот честно признался, что уже сделал все возможное, чтобы, по просьбе отца, найти похитителей его девочки, но те словно сквозь землю провалились.

— Мафия! Это русская мафия! — прямо заявил он человеку, представлявшему в Швейцарии интересы Близнецов. — Ищите эту бедную девочку у себя в России.

И Близнецы заставили своих людей сбиться с ног, ибо Вакарису — через все того же бывшего вице-премьера — была обещана видеовстреча с дочерью. Но поиски несчастной пока не увенчались успехом. Станислав Прокофьевич даже высказал идею найти девочку, похожую на Кристину, и выдать ту перед камерой за дочь владельца «ОКО-банка».

— Думаешь, он такой наивный, что не узнает свою дочь? — с усмешкой возразил ему компаньон.

— И что же нам делать, Серж? Отступиться от «ОКО-банка»?

— Ни в коем случае, Стас! Даже если бы девка оставалась у нас, мы могли бы отказать Вакарису в его просьбе о видеовстрече просто так, из вредности. Дабы подчеркнуть серьезность своих намерений. Да еще, вдобавок, прислать ему какой-нибудь отрезанный детский мизинчик… Хе! Так что проблема вовсе не во встрече. Проблема в том, Прокофьич, что в любой момент на Вакариса могут выйти те, у кого девчонка находится сейчас. А им, я полагаю, прекрасно известно, кому вообще в голову пришла идея с ее похищением.

— Руслану твоему? — наивно предположил Стас.

Сергей Ашотович усмехнулся:

— Какому Руслану, башка ты! Мальчик просто случайно направил наши с тобой мысли в определенном направлении. Те, у кого дочь Вакариса находится сейчас, запросто могут указать банкиру на нас с тобой, как на авторов этой идеи с похищением.

— Значит, нам остается лишь ждать, когда эти бандиты свяжутся с Вакарисом и назначат ему встречу. До этого момента ведь, наверное, они не будут ему рассказывать о нас, так? Ну, а нам чего остается?

— Нам остается лишь вычислить их, Прокофьич, и не допустить до встречи с Вакарисом.

— Надеюсь, его телефон на прослушке?

— Разумеется. Я же тебе об этом уже говорил. И, кстати, давай-ка сейчас послушаем, чего этот банкир за сегодняшнее утро по телефонам наговорил. Мои спецы уже скинули эту запись мне на компьютер. Только, боюсь, без помощи моего Русланчика нам тут не справиться.

— Ты настолько ему доверяешь? — осведомился Прокофьич, подозрительно прищурив глаза.

— Не ревнуй, не ревнуй, дружок, — добродушно усмехнулся Сергей Ашотович. — Руслан — свой человек. Не забывай, что это именно он догадался пригласить в качестве посредника в деле с Вакарисом нашего вице-премьера. Он — в теме.

— Да не ревную я… — надул щеки Станислав Прокофьевич. — Зови давай своего Русланчика.

Следующие минут двадцать Близнецы, удобно «утонув» в стоявших рядом креслах, слушали телефонные переговоры управляющего «ОКО-банком». Приглашенный Сергеем Ашотовичем Руслан кратко комментировал каждый новый воспроизводящийся разговор.

— Это его жена, Ирина, — пояснил он, когда в колонках послышался женский голос. — Будете слушать или перемотать?

— Будем слушать? — повернулся к товарищу всем своим тучным телом Сергей Ашотович.

— А кто его жена? — поинтересовался Прокофьич.

— А кто его жена? — задал вопрос Сергей Ашотович Руслану.

Тот пожал плечами:

— Жена, как жена. Из бывших моделей. Ничего особенного, в общем.

— Она в курсе того, что случилось с их дочерью?

— Пока нет. Но что-то подозревает.

— Это хорошо, что она не в курсе, — заметил Сергей Ашотович. — Значит, и нет смысла ее слушать. Давай, кто там следующий.

Очередные три беседы Вакарис провел с деловыми партнерами. Близнецы выслушали их без особого интереса. И уже готовы были прекратить это скучное занятие, как вдруг услышали знакомый мужской голос.

— Так то ж наш вице-премьер! — с удивлением заметил Станислав Прокофьевич.

— Да, он лично только что пересказал мне по телефону этот их разговор, — без интереса махнул рукой его компаньон.

— Оставить или перемотать? — вежливо осведомился Руслан.

— Да ладно, пусть воркуют, — разрешил Сергей Ашотович.

И из колонок тут же послышалось:

«М-да, Роберт Янович, м-да… Полагаю, организовать вам свидание с дочерью через интернет будет не сложно. В наш век расцвета телекоммуникаций… Делов-то! Единственное, вы должны понимать, что решение принимаю не я. Мне сперва надлежит связаться с господами, которые попросили меня о посредничестве в этом, как вы понимаете, щекотливом деле…»

— Каков молодец наш вице-премьер! — с удовлетворением заметил Прокофьич. — Прямо будто дипломатическую школу окончил!

— Работа у него такая, — более сдержанно прокомментировал услышанное его компаньон.

Запись тем временем шла дальше. Вакарис говорил:

«Я понимаю. Но уверены ли вы в том, что моя дочь все еще находится у тех, кто ее похитил?.. У меня имеются сведения, что Кристину отбили у похитителей… Перепохитили… У меня информация из более чем надежных источников…

Потом послышался голос Чеботаревского:

«З-значит, вы… вы теперь знаете имена людей, попросивших меня о посредничестве в этом деле?»

На этом месте Сергей Ашотович и Станислав Прокофьевич повернулись друг к другу и, настороженно округлив глаза, одновременно прижали указательные пальцы к губам, как есть, близнецы!

Между тем голос Вакариса продолжал воспроизводиться:

«Пока нет, но предположения имеются, — говорил он. — И скоро я их проверю. Только в данный момент мне более важно знать другое — где Кристина находится теперь».

«И кто? И кто же тогда эти… похитители? Вернее, перепохитители. Вам они тоже не известны, Роберт Янович?»

«Я надеялся, что они известны вам».

«Нет, нет. Я вообще впервые слышу от вас об этом перепохищении. Я ничего не понимаю. Сторона, уполномочившая меня на переговоры с вами, мне по этому поводу ничего не сообщала. Вот, собаки! Ну да ладно, я сейчас попробую что-нибудь выяснить. Не могли бы вы перезвонить мне, скажем, минут через пять, я попробую связаться с ними. Хорошо?»

— Ах, прирожденный дипломат — этот наш Валька Чеботаревский! — снова похвалил бывшего вице-премьера Станислав Прокофьевич.

Сергей Ашотович усмехнулся:

— Этот дипломат, между прочим, тебя только что собакой обозвал.

— Ну и что? — улыбнулся Прокофьич. — Это ведь он не со зла.

— Да, но… — Сергей Ашотович задумался.

— Что-то не так?

— Не знаю, Стасик, не знаю. Я не уверен… — Сергей Ашотович обернулся к своему молодому помощнику: — Русланчик, солнышко, тебя не затруднит дать нам возможность еще раз прослушать этот разговор?

— Без проблем, — пожал Руслан плечами, и Близнецы стали слушать недавний разговор бывшего вице-премьера с банкиром Вакарисом еще раз, с самого начала.

— Не пойму, что тебя насторожило здесь? — вымолвил Станислав Прокофьевич, вопросительно взглянув на компаньона через линзы своих очков.

И тот, взглядом приказав Руслану удалиться, прижал палец к губам и тихо попросил товарища:

— Слушай. Пока только слушай.

Станислав Прокофьевич не стал возражать. Но по окончании записи лишь пожал плечами:

— Ну, и что такого интересного ты здесь услышал, Серж?

— Понимаешь, — ответил ему тот, — когда я разговаривал с Чеботаревским по телефону, он поведал мне об этом своем разговоре с Вакарисом по поводу перепохищения и поинтересовался у меня: правду ли говорит Вакарис? Ну, что якобы птичка упорхнула из клетки, потому что женщина-охранник, дескать, упустила ее…

— Ну и что? Так ведь оно и есть. Валентин же не знал, что мы упустили девчонку. Он действительно узнал об этом от Вакариса.

— Да, Прокофьич, так оно и есть. Не знал. Вернее, не должен был знать до беседы с банкиром Вакарисом. Только… Только, милый мой дружочек, мы с тобой только что дважды прослушали этот их разговор, но я не слышал, чтобы Вакарис упоминал о женщине-охраннике… Может, я прослушал? Ты, случайно, ничего подобного не слышал?

Станислав Прокофьевич отрицательно, хотя и весьма энергично помотал головой, от чего его толстая шея даже чуть покраснела.

— Вот видишь! — чуть ли не торжествующе воскликнул Сергей Ашотович. — Вакарис узнал от этого швейцарского полицая Марка, что девка находилась под присмотром женщины-охранника. Но сам Вакарис ни словом не обмолвился об этом в разговоре с нашим вице-премьером. Ни о каких охранниках в их разговоре и речи не было!

— Но разве ты ему ничего не рассказывал об этой экономке…

— Анхен.

— Да, Анхен.

— В том-то и дело, Прокофьич, что не рассказывал. Единственное, грешен, я тебе уже говорил тогда, на корте, я ляпнул, что дочь Вакариса «отдыхает» на моей швейцарской даче… И все! Ни слова об Анхен. Ни намека! Чеботарь мог знать о ней только в том случае, если знал больше, чем мы с тобой ему позволяли знать.

— Ой-ой-ой… — с досадой покачал головой Станислав Прокофьевич. — Вот те, бабушка, и Юрьев день… Всего одно слово, а! И отступник изобличен. А я так верил Вальке…

— «Мы так вам верили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе…» — продекламировал Сергей Ашотович. — Печально, Стасик, весьма печально. И чертовски обидно, когда люди, которым доверяешь, тебя предают. Мерзавец!

— Но погоди, Серж, — Станислав Прокофьевич поправил на переносице очки. — Выходит, девчонку похитил наш вице-премьер?

Сергей Ашотович усмехнулся:

— Ну, не лично, конечно же. У него, насколько я знаю, в подчинении целая бригада «отмороженных» боевиков. И тут все сходится. Не просто так, оказывается, тот херр Марк заливал нам что-то про русскую мафию. Помнишь? Уж швейцарский-то полицай это сходу определит! Они там, должно быть, в своем уголовном управлении все в какой-то мере спецы по русской мафии…

— И что нам теперь делать? — озадачился Станислав Прокофьевич. — Начинать войну с ним?

— Это не сложно. Сейчас мы с тобой на конях, а не он. От всей его бригады за час мокрое место останется.

— Но что будем делать с ним самим? Слышал я, Серж, в правительстве ему присмотрели какую-то должность. Не резон нам с тобой сейчас туда на разборки лезть.

— Не резон, — согласился Сергей Ашотович. — Но мы ему устроим та-а-а-кое…

Глава 8 Тайны бывшего вице-премьера

Банкир и бывший вице-премьер Чеботаревский встретились, как и было условлено, в уютном кафе-баре «Элефантус» на Арбате в восемь часов вечера. Посетителей в этом заведении получилось бы сосчитать на пальцах одной руки. Не каждому по карману выложить хотя бы за единственную миниатюрную чашечку латте или экспрессе столько, сколько в близкой провинции стоила стограммовая «фляжечка» довольно неплохого коньяка! Однако от двух респектабельных господ, что расположились за одним из свободных столиков, официанты ждали заказа явно большего, нежели банальные «два кофе». Но, увы, даже подобную надоевшую фразу им пришлось ждать довольно долго и от этих посетителей. Те сюда пожаловали определенно не ради кофе!

— Рад снова видеть вас, Роберт Янович, — произнес бывший вице-премьер, слащаво улыбнувшись, от чего его безволосая голова со впалыми щеками стала походить на «портрет» с пиратского флага «Веселый Роджер».

— К сожалению, не могу сказать того же и вам, — холодно ответил Вакарис. — Но слушаю вас с неимоверным вниманием.

— Хм. Смотрю, вы настроены ко мне не вполне дружелюбно.

— Мне что, перед вами станцевать?

— А почему бы и нет? — усмехнулся Чеботаревский. — С благой вестью спешил я на свиданье с вами, друг мой… — напыщенно произнес он, многозначительно поглаживая ладонью свой блестящий череп.

— Вам что-то еще стало известно о Кристине? — в момент смягчившись, осведомился Вакарис.

— Что-то стало, что-то стало, — каким-то заигрывающим тоном, улыбаясь, подтвердил Валентин Петрович. Но лицо его тут же приняло серьезное выражение. — Да, Роберт Янович, мне удалось выйти на людей, совершивших — как вы выразились в прошлый раз — перепохищение вашей дочери.

— Вы можете назвать их имена? — с надеждой спросил Вакарис.

— Могу. Но пока обожду. Не все так просто, Роберт Янович. Видите ли, люди, которые изначально попросили меня о посредничестве в деле выкупа вашей дочери, тоже мечтают заполучить обратно себе вашу девочку, чтобы продолжить диктовать вам те же условия, что я озвучил во время нашей с вами прошлой встречи.

— То есть отдать им мой банк? — уточнил Вакарис.

— Именно. Но пока они не знают, кто перешел им дорогу. И мне бы хотелось, чтобы они этого так и не узнали. По крайней мере, пока. Иначе… Иначе может произойти маленькая криминальная война, и в ней довольно тяжело будет уцелеть маленькой девочке…

— Кристинка уже не маленькая, — зачем-то сказал Вакарис.

— Это я так, к слову… — без эмоций ответил Чеботаревский, с равнодушным видом помешивая кофе в чашке. Потом, положив ложечку на блюдце, он продолжил: — Так вот, чтобы не допустить этой войны, я до поры до времени сохраню всю информацию об этих так называемых перепохитителях при себе. Что же касается судьбы вашей дочери… Я возьму на себя смелость выступить посредником и здесь. Скажу больше, я уже выступаю…

— Вот как? — Вакарис взглянул на собеседника с нескрываемым удивлением. — Вы с такой проституточной легкостью меняете себе хозяев?

Валентин Петрович грозно прищурился и вымолвил:

— Вы, Роберт Янович, желаете меня оскорбить?

— Ни-ни, — поспешил ответить тот, — ни в коем случае. Просто, вырвалось. Извините, если обидел.

— Хорошо, извиняю, — великодушно простил собеседника бывший вице-премьер. — А впредь запомните: я — политик. И такова уж моя судьба — служить тому, кто платит. В данный же момент я не при должности. Вице-премьер, но бывший. И служу я, если хотите… знаете кому? — Вакарис непонимающе покачал головой. — Ни за что не догадаетесь! — Валентин Петрович выдержал паузу и торжественно закончил: — Я служу вам, дорогой мой Роберт Янович!

— В каком смысле? — удивился Вакарис.

— В прямом. Боюсь, людям, в руках которых ваша дочь оказалась на этот раз, не свойственна жалость, а в деле обеспечения собственной безопасности они готовы на любые крайности. Думаю, они даже могут оставить идею выкупа вообще, если в процессе его получения их насторожит хотя бы какая-нибудь мелочь. Вы понимаете, о чем я говорю, Роберт Янович?

— Если честно, не совсем.

— Они просто убьют вашу дочь и исчезнут. И здесь даже я не в силах буду помочь вам. Да что я! Вообще никто не сможет вам помочь!

Вакарис печально вздохнул.

— Но, судя по вашему тону, Валентин Петрович, у вас имеется план, как не допустить этого? — с надеждой в голосе спросил он.

— Возможно, — уклончиво ответил бывший вице-премьер. — Я ведь уже сказал, что в данный момент служу вам и только вам.

— Полагаю, все дело в сумме выкупа? Кстати, вы до сих пор не озвучили ее.

— Вы думаете, что в нашей жизни деньги решают все? — без намека на иронию, испытывающе глядя на собеседника, поинтересовался политик.

Вакарис встретился с ним взглядом и не отвел глаз. Достойно выдержав паузу, он ответил, демонстрируя собеседнику открытую ладонь своей правой руки:

— Для меня деньги — лишь инструмент, оружие, если хотите. Но оно обретает силу только тогда, когда ложится в уверенную руку, — сжал он свою ладонь в кулак, — которая знает, как правильно пользоваться им.

Валентин Петрович удивленно хмыкнул и с нескрываемым восхищением заметил:

— Да вы, батенька, философ! Но пасаран! — чуть насмешливо произнес он, тоже сжав руку в кулачок и характерно поднеся его к плечу.

— Они не пройдут… — на миг отведя глаза, тихо произнес Вакарис, после чего вновь взглянул на собеседника и задал тому четкий вопрос:

— Ну, так каково же ваше предложение, Валентин Петрович?

Теперь отводить глаза настала очередь бывшего вице-премьера. Но сделать это его заставили не смущение или отсутствие нужных слов. Просто он вспомнил, с каким трудом вчера ему удалось принять решение, которое сейчас он готовился озвучить. Накануне был ему сон…

Детство. Стрекотали кузнечики. Аромат вокруг стоял такой, что дух захватывало! И бежал он, босоногий, куда-то… по солнечной проселочной дороге, покрытой приятным ковром мягкой пыли. Шла дорога та, петляя, к месту, где земля сходилась с небом — необычайно синим, чистым. А кругом, куда не кинь взгляд, — луга: зеленые-презеленые, с живописными васильково-ромашковыми кляксами, над которыми весело порхали бабочки-шоколадницы. И на сердце радостно было от того, что грели его спрятанные за пазухой яблоки, украденные им из чьего-то садика. Краснобокие, спелые, сочные… Вот бы остановиться да надкусить хотя бы одно!..

Остановился, оглянулся с вороватой улыбкой да ужаснулся — позади по дороге будто гигантский коричневый смерч движется. «То, видать, пыль, поднятая босыми ступнями, — мелькнула первая догадка. — Вполне обычное дело!» Но только почудилось вдруг ему в этом коричневом вихре какое-то постороннее движение. Послышалось чье-то злобное рычание, захлебывающееся в жутком, сухом пыльном кашле. Неужели погоня? Учили же еще в детском садике его: воровать плохо! Ан нет, польстился-таки он на эти яблочки дурацкие… Спрятаться бы. Да только куда? Ни деревца, ни кустика нигде. Если только упасть в высокую траву луговую да затаиться там меж ромашек и василечков. Авось, и пронесется смерч мимо!

Попробовал он сделать шаг с дороги, но не отпускает его та от себя — как магнитом держит. Единственный шанс уйти от погони — это продолжить бежать вперед, к горизонту. И он бежал, чувствуя, как из-под выбившейся из-за пояса рубахи высыпаются яблоки, мягко падая в дорожную пыль, бежал, не чуя ног, но ощущая спиной горячее дыхание неведомых преследователей и не имея сил свернуть в сторону. А когда через какое-то время обернулся-таки, то к большому своему изумлению не увидел над дорогой никакого смерча; в воздухе — ни пылинки! Горизонт за его спиной оказался таким же чистым, как впереди. И только чуть повыше его линии, в чистом синем небе, вместо солнца, висел огромный немигающий человеческий ГЛАЗ…

Еще помнил из того сна бывший вице-премьер, что при виде глаза того неимоверный ужас охватил его. И бросился он бежать от глаза пуще прежнего, но только глядь, а глаз уже впереди маячит. Посмотрел влево, и там этот проклятый глазище торчит! Куда ни кинь взгляд, везде он: смотрит на него зловеще, не мигая — мол, не скрыться тебе от меня! — а вместо ресниц, обрамляющих веки, — острые акульи зубы…

Проснулся тогда Чеботаревский в холодном поту. Понимает, что не спит, но даже перед открытыми глазами все равно этот жуткий глазище маячит. И только спустя пару секунд сообразил он, что это не зловещий ГЛАЗ из сна, а так называемое «Всевидящее око», нарисованное на купюре в один американский бакс. А вслед за этим вспомнился ему один эпизод из далекого прошлого, когда держал перед его носом точно такую же купюру некий уважаемый человек…

М-да. Случилось это в самый разгар перестройки. Ах, какое лихое времечко было! Бесшабашное, вольное! В тот ясный воскресный день их, молодых партийных и комсомольских работников, а также представителей так называемой неформальной молодежи, некоторые из которых даже не скрывали свою связь с местами не столь отдаленными, собрали на одной лесной поляне возле переносного мангала откушать шашлычка…

С полдюжины черных «Волг» и пара диковинных иномарок осталось чуть поодаль, на опушке. Водители, открыв дверцы, дремали. Кто-то курил, прохаживаясь между автомобилями. Но никому из них не было позволено приближаться к мангалу, возле которого расположились их боссы. Это было секретное совещание. А такая нестандартная обстановка — на природе — была выбрана специально из соображений секретности: чтобы никто не сомневался — здесь, как на подоконнике, за какой-нибудь зеленой кабинетной портьерой, магнитофон с микрофоном не притаится!

Если посмотреть издалека — обычный пикник простого заводского коллектива: люди в спортивных костюмах или джинсах, скромные футболочки. Никаких пиджаков и галстуков! Прямо на земле стоял огромный двухкассетный «SHARP» — дорогущая штука! — из мощных динамиков которого выплескивался мягкими волнами Бутусовский «Наутилус»:

Угли в мангале весело шипели от жира, стекающего с нанизанных на шампуры кусков мяса. Вкусно пахло шашлыком. В двух ящиках соблазнительно поблескивали темными запотевшими боками бутылки «Московского». А один ящик из-под пива уже был пуст, и сидел на нем… Чеботаревский тогда так и не понял, какую должность занимал этот человек, но что являлась она заоблачной, это было ясно уже по подобострастному тону, с каким к нему обращался сам зампредседателя Облисполкома. И вот этот высокопоставленный товарищ, облаченный по случаю столь неформального по форме мероприятия в дорогой темно-синий адидасовский спортивный костюм, молния олимпийки которого едва сходилась на его внушительном животе, сидел на ящике из-под пива «Московское», а из уст его вылетало нечто невероятное. То были слова, за которые вполне можно бы было схлопотать реальный срок по статье за измену Родине. Но поскольку произносил их товарищ, на контроле которого, судя по всему, и находилось возбуждение и ведение дел по данной статье, то все присутствующие внимали его словам с необычайным трепетом. Даже магнитофон выключили! А говорил товарищ этот смело и уверенно, отчетливо выговаривая слова, скользя настолько невидящим взглядом по слушателям, будто те для него являлись прозрачными. Этот человек олицетворял собой оратора нового типа!

— Товарищи, взгляните-ка повнимательнее на эту банкноту, — привлек он к себе внимание, достав откуда-то зеленоватую бумажку. — Эта американская деньга — один доллар, кто не знает, — пояснил он, поднимаясь с ящика, будто считая кощунственным сидеть в присутствии этой извлеченной на свет купюры. — Валюта нашего бывшего потенциального врага! Как известно, в свете перестройки мы наконец-то получили возможность разглядеть более внимательно того, с кем едва не схлестнулись в третьей мировой войне. И вот, доллар… Смешно, но говорят, его внешний вид нарисовал какой-то русский художник, считавшийся масоном. Все знают, кто такие масоны? Кто не знает, поясню: тайное общество, типа нашего Политбюро! — с иронией пояснил товарищ, после чего, тряхнув пузом, хохотнул. — Но только оно у нас решает в основном какие задачи? Задачи, ограниченные рамками границ СССР или, на худой конец, СЭВа[16]. Масоны же мнят себя властителями Мира. И в этой связи скажу вам одну крамольную вещь… просвещу вас, сирых: ОНИ, действительно, правят Миром. Что-то типа мирового Обкома. А Политбюро наше — это лишь небольшой Райком при нем, созданный по образу и подобию его, да только, для вида, укрытый иным покрывалом — красным стягом. Однако сами видите, товарищи, как быстро в нашей стране меняются приоритеты. Райкому приказано долго жить. Агония уже идет. И вы, товарищи, в своем исполнительском маразме и слепом подчинении откровенным глупцам, карьеристам и, вообще, проходимцам, сделали агонию эту более яростной, и, надеюсь, погибель нашего загнивающего «сегодня» теперь будет более скорой. Ибо на вас, товарищи, как на руководителей, возлагается особая миссия — ускорить агонию эту. Прекратить, так сказать, мучения Отчизны. Вы — новые властители ее… господа. Но задачи перед вами стоят прежние — работа с человеческим материалом, с людишками. В свое время им поменяли Перуна на Христа, Христа на этого вот… — в руках оратора оказался красный червонец с Лениным. — А этого теперь поменяют на… — с этими словам он вознес вверх руку с долларом, а десятирублевую банкноту, повернувшись к мангалу, отпустил так, что та, сделав печальный круг, опустилась между шампурами с кусками мяса на мерцающие алым светом угли.

Народ вокруг оратора ахнул, а тот с невозмутимым видом продолжал, вертя в руках доллар:

— United States Notes, — сказал он на хорошем английском и сразу перевел: — Банкноты Соединенных Штатов, кто не понимает. На Западе в обиходе их зовут green backs, то бишь «зеленые спинки». Короче, «баксы». И этот вот «бакс» напичкан, как ни одна валюта мира, всякой мистической чертовщиной, которая тем или иным способом связана с оккультным числом — тринадцать. Потом у всех вас, надеюсь, появится возможность рассмотреть доллар более внимательно. Вы без труда сможете насчитать на нем, к примеру: тринадцать листьев и тринадцать ягод на оливковой ветви в одной лапе орла, и тринадцать стрел — в другой; тринадцать полосок на щите, что закрывает грудь этой птички; тринадцать раз на банкноте встречается тринадцатая буква латинского алфавита — L… Что-то еще забыл! — посетовал оратор, но тут же спохватился: — Ах, да, и тринадцать звездочек на печати Казначейства США, на этой вот, на зелененькой, — пояснил он, демонстрируя доллар. — Но главный сюрприз вас будет поджидать при изучении печати с пирамидой. Если взглянуть на нее повнимательнее, будет прекрасно видно, что если нижнее слово из четырех букв “Ordo” принять в качестве точки отсчета, то все слова по часовой стрелке содержат на одну букву больше чем предыдущее. Иными словами, получается круг: Ordo, Novus, Annuit, Coeptis, Seclorum. Более того, если соединить буквы М, A, S, О, N — по одной из каждого слова — что, по-вашему, может получиться?

Кто-то из наблюдательных слушателей, находившихся рядом с выступающим, осмелился осторожно предположить:

— Наша советская звезда?

Человек в адидасовском костюме усмехнулся:

— Звезда Давида, мой друг!

— Но ведь она же шестиконечная, а букв пять…

— Шестой луч является вершиной пирамиды, — снисходительно пояснил оратор. — И пирамида эта тоже не проста — в ней тринадцать кирпичей! Сами эти кирпичи в ней символизируют единство всех денег в мире, упорядоченных в иерархии, которую определяет верх пирамиды — светящийся масонский треугольник с оком «Великого Архитектора Вселенной» — Бога или сатаны — кто кому ближе, но по сути, это Всевидящее око, надзирающее за каждым из нас. Выровненная пирамида — символ мирового порядка, установленного «вольными каменщиками». Она выражает масонскую идею о том, что им предопределена роль правящего клана, которому будут переданы все ценности прочих людей. И, господа, — в очередной раз проигнорировав всем привычное слово «товарищи», — обратился к слушателям оратор, — кто еще не понял — представители этого клана на земле, где сейчас стоят ваши ноги, — ВЫ…

Сказав это, он на минуту умолк, а потом, заглянув в шипящий капающим с мяса жиром мангал, изрек, имея в виду, видать, брошенную на угли десятирублевку:

— Ильич спалился, обратился в прах… Король умер, господа. Да здравствует король! — и он вновь торжественно воздел вверх руку с долларом.

Жест этот чем-то напоминал известное каждому из присутствующих по фильмам о войне нацистское приветствие «Хайль!» А притаившийся на земле двухкассетник вновь ожил, словно в насмешку, наоборот, прощаясь со страной «Всевидящего ока» проникновенным голосом Вячеслава Бутусова:

— …Валентин Петрович! — голос Вакариса заставил очнуться бывшего вице-премьера.

— Ч-что? — рассеяно переспросил он, озираясь, будто только сейчас понял, что находится за столиком кафе.

— Я спрашиваю, каково же ваше предложение? Что вы хотите от меня за ваши услуги?

Чеботаревский виновато улыбнулся.

— Простите, задумался… — но он мгновенно собрался: — Знаете, мне несколько неприятно это говорить… Но я пока не вижу иного способа выкупить вашу несчастную дочку, без всякого риска для нее, кроме как… — он замолчал, словно не решаясь произнести что-то.

— Что же это за способ? — нетерпеливо осведомился Вакарис.

Чеботаревский печально вздохнул и наконец вымолвил:

— Мне придется пойти против собственной совести… — здесь он вновь сделал паузу, тем явно подчеркивая, насколько тяжело ему дается такой шаг.

Однако Вакарис, несмотря на всю серьезность ситуации, глядя на бывшего вице-премьера едва сдержал улыбку: «Откуда же у тебя совесть, шкура продажная? Врешь, врешь, политик!»

Последний же на полном серьезе продолжил:

— Я, Роберт Янович, постараюсь лично выступить в роли покупателя. Как бы мне это и не было неприятно… Видите ли, в моих силах оказать этим мерзавцам-похитителям одну услугу, за которую я вполне мог бы попросить в качестве вознаграждения — уж извините меня! — вашу дочку-заложницу. Такая, знаете ли, безденежная сделка, своеобразный бартер. И потом я с радостью вернул бы вам девочку, если бы…

Чеботаревский опять замолчал, и Роберт Янович по-своему расценил это молчание:

— Я все понял, — сказал он. — Вы намекаете на определенное вознаграждение за вашу помощь. Не вижу в этом ничего постыдного и, признаюсь, просто недоумеваю, почему вы так стушевались. Назовите же, наконец, сумму. Сколько?

Чеботаревский, на секунду опять став похожим на «Веселого Роджера», поглаживая рукой лысину и хитро глядя на собеседника, сказал:

— Вот что значит деловой человек! В вас сразу видна хватка бизнесмена, Роберт Янович. Оттого вы — банкир, а я — всего лишь политик.

Вакарис хмыкнул, очевидно, приняв слова собеседника за некий намек. «Наверное, — подумал он, — Чеботаревский не решается произнести вслух цифры, опасаясь скрытых микрофонов». Поэтому без промедления положил на столик, рядом с кофейной чашкой, ручку и свою визитную карточку, перевернув ее оборотной стороной, где запросто можно было что-нибудь написать.

— Как вы находчивы! — оценил этот жест бывший вице-премьер. — Но, уважаемый Роберт Янович, мне придется несколько разочаровать вас. О деньгах не может быть и речи. Я — человек чести! — с необычайным пафосом в голосе произнес он. — А получать деньги, наживаться на продаже живого человека, ребенка… Это, по моему разумению, даже для современного российского политика чудовищно.

Вакарис удивленно хмыкнул.

— Вот как? — уточнил он, словно не веря услышанному. — И чего же тогда вы хотите? Надеюсь, вы не запросите у меня, как прежние, первые похитители моей дочери, отдать вам свой банк?

— К чему он мне? — скромно пожал плечами Чеботаревский. — Мы ведь уже с вами выяснили: банкир — это вы, а моя стихия — политика.

— Тогда я сгораю от любопытства. Чего же вы хотите?

Бывший вице-премьер ответил не сразу. Пригубив чашку с кофе, он проводил взглядом пропорхнувшую мимо столика официантку, потом взглянул на окно, за которым тягуче проплывал серый ноябрьский день.

— Чего я хочу… — наконец задумчиво произнес он. — Не так-то просто ответить на этот вопрос, Роберт Янович.

— Что так? — не понял тот.

— В двух словах трудно сформулировать.

— Так вы, Валентин Петрович, попробуйте в трех.

— И в трех — нелегко. Но вот, знаете что, — глаза бывшего вице-премьера хитровато сузились, — помните, в первую нашу с вами встречу я поинтересовался вскользь эмблемой вашего банка?

— Что-то припоминаю. Только не понимаю, какое отношение она имеет к теме нашей беседы.

— Не она, а оно, — понизив голос, уточнил Чеботаревский. — «Всевидящее око» — тайный масонский знак, изображенный на долларовой купюре и… на эмблеме вашего банка, Роберт Янович.

— А еще, говорят, он имеется на какой-то украинской банкноте, — с улыбкой добавил банкир.

Подобный несерьезный тон собеседника явно обескуражил Чеботаревского.

— М-да, — только и смог вымолвить Валентин Петрович, откидываясь на спинку стула.

В его голове только что рухнула призрачная пирамида, выстроенная из обрывков ночного сна и навеянных им воспоминаний, успев насмешливо подмигнуть ему венчавшей вершину эмблемой «ОКО-банка». Но на месте этой пирамиды в мозгах бывшего вице-премьера в тот же миг выстроился каркас совершенно иного сооружения — его собственного благополучия: величественного и непоколебимого.

Вакарис же продолжал сдержанно улыбаться:

— Я что-то не пойму вас, Валентин Петрович. Вы пытаетесь уличить меня в связи с масонами?

— Нет-нет, — быстро произнес Чеботаревский, — какие в наше время могут быть масоны? Это же сказка! Просто так спросил, из праздного любопытства. Все еще ломаю голову над загадкой: кто же все-таки поддерживает ваш банк. Я, разумеется, как только меня попросили стать посредником в деле с вашей дочерью, наводил о справки и о вас, и о вашем финансовом учреждении. И, замечу, не только в официальных источниках. Но вот странность, понимаете ли: не на все вопросы нашел ответ. Честно скажу, порою складывается ощущение, что вашему банку помогает сама нечистая сила. Оттого я и помянул, к слову, масонов…

— Я же во время прошлой нашей встречи сказал вам, что разработал собственную схему привлечения валютных клиентов, — напомнил Вакарис собеседнику.

— Речь, как я понимаю, идет о некой финансовой формуле? — уточнил Чеботаревский.

— Ну… — Вакарис замялся, — в какой-то мере можно выразиться и так.

Бывший вице-премьер выдохнул воздух, словно после долгого пребывания под водой, и с удовлетворенным видом откинулся на спинку стула.

— Ну, вот мы, наконец, и подошли к главной теме нашей беседы, Роберт Янович. Выслушайте теперь, какой план вызволения вашей дочурки придумал я. Всего три шага! Просто до примитива. Я выкупаю ее у злодеев, привожу ее к вам в банк, а вы… Вы просто посвящается меня в тайну этой вашей формулы.

У Вакариса округлились глаза.

— В тайну… формулы?.. — с удивлением переспросил он.

— Да, — ответил бывший вице-премьер, тут же то ли в шутку, то ли всерьез заметив: — Назовем ее, для конспирации, «Формулой Всевидящего ока».

— Да хоть всеслышащего уха! Но что вам она может дать?

— То же, что дает вам, — признался Чеботаревский.

— Деньги? — уточнил Вакарис. — Но я могу вам запла…

— Нет-нет, — перебил его Валентин Петрович, — какие деньги? Я не боец, как вы. У меня к ним отношение другое. Деньги в наше время — это ничто. Сегодня они есть, завтра их нет. Но вот если ты владеешь тайной, как можно зарабатывать их… Короче, Роберт Янович, я хочу знать эту тайну, — обрезал политик.

— Но ведь вы только что справедливо заметили, что вы не финансист, — попытался напомнить ему Вакарис, — какой вам будет прок в этой формуле?

— Совершенно верно, — согласился Чеботаревский. — Да только я надеюсь, что рядом со мной будете вы. Или, вернее, я буду рядом с вами.

— Как это? — не понял банкир.

— Элементарно! Просто вы передадите мне долю в уставном капитале. Да такую, которая позволила бы мне автоматически сделаться совладельцем вашего банка.

— Но это же равносильно продаже банка!

— О, нет, Роберт Янович. Мы с вами станем компаньонами. Ну, будем работать в тандеме…

— Как Путин с Медведевым? — мрачно пошутил Вакарис.

— Можно и как Путин с Медведевым, — не стал спорить Чеботаревский. — Да оно и вообще — сейчас в тандемах работать модно. Вот взять, к примеру, учредителей НФК, так называемого Нового финансового КОНСОРЦИУМА. Надеюсь, вы о них наслышаны. Вы, Роберт Янович, только посмотрите, какого эффекта достигли эти два финансиста!

— М-да… — только и смог вымолвить Вакарис, пораженный аппетитами вымогателя.

— Да не переживайте вы, — поторопился успокоить его тот, — терпеть мое общество вы будете не долго. Всего лишь до тех пор, пока я не удостоверюсь, что всецело посвящен в то, как работает это ваше ноу-хау, которое вы называете схемой привлечения валютных клиентов.

— Иными словами, желаете стать владычицей морской, да так, чтобы сама золотая рыбка была у вас на посылках… — пробормотал Вакарис.

Чеботаревский и не думал возражать. Расхохотавшись, он лишь добавил:

— И обязательно, чтобы про это не узнала ни одна живая душа в известном нам «море-окияне»!

На лицо Вакариса после всего сказанного Чеботаревским будто легла тень. Роберт Янович медленно провел по лицу ладонью, как бы в попытке стереть с кожи что-то. Однако в глазах его вдруг проскочили искорки, которые Валентин Петрович — заметь он их — точно обозвал бы «хитрыми чертиками». Но бывший вице-премьер пропустил, не заметил их. Он только улыбнулся, когда Вакарис, словно выдавив из себя, произнес:

— У меня нет выбора, Валентин Петрович…

Глава 9 Вице-премьер выпускает жало

Бывшего вице-премьера Чеботаревского народ уже начал забывать. За минувшие двадцать без малого лет столько этих «вице» в стране сменилось, что всех и не упомнишь. К тому же в последнее время Валентин Петрович начал принимать участие в таких сомнительных делишках, что афишировать свое имя лишний раз уже не хотелось и ему самому. Но утром, на следующий день после беседы с Вакарисом в кафе на Арбате, Валентин Петрович вновь проснулся знаменитым, хотя сам он об этом узнал, наверное, последним…

Интернет пестрел ссылками на сайты с информацией типа:

«Бывший вице-премьер Чеботаревский оказался замешанным в скандале с поставками просроченных медикаментов…»

«Господин Чеботаревский, некогда занимавший видный правительственный пост, как выяснилось, тайно содержит гарем. Любвеобильный чиновник в свое время заявил в неофициальной беседе с корреспондентом одной популярной газеты, что его любимым фильмом является советский боевик «Белое солнца пустыни», а мечтой всей жизни — собрать гарем, по числу жен повторяющий тот, что был у героя фильма — басмача Абдуллы…»

«Отстраненный от “кормушки” чиновник является владельцем следующих объектов недвижимости в РФ и за рубежом…»

«В свою бытность вице-премьером, Чеботаревский попал в поле зрения правоохранительных органов как один из покровителей известного наркобарона…»

Газеты, само собой, менее оперативно реагировали на новости, чем интернет. Но редакторы большинства из них предполагаемую тему будущего дня улавливали еще с вечера, поэтому не обошла вниманием фигуру бывшего вице-премьера и утренняя пресса.

Когда тем утром Валентин Петрович только проснулся, он, разумеется, и не подозревал, что слава вновь нашла его. Все его мысли были во вчерашнем дне, подарившем ему, наконец, победу над банкиром Вакарисом. Осталось сделать совсем немного: «вывесить над поверженным Рейхстагом “ОКО-банком” свое знамя и принять капитуляцию». Выходя из спальни, Чеботаревский, с улыбкой потягиваясь, поздоровался с охранником. Однако тот, вместо привычного «Здравия желаю, Валентин Петрович», как-то растерянно произнес «Ага» и отвел глаза.

Чеботаревский насторожился:

— Что случилось, Вадим?

Охранник смущенно пожал плечами и ничего не сказал. Валентин Петрович хмыкнул и прошел в ванную, после которой, свежевыбритый и благоухающий дорогим одеколоном — как был, в полосатом халате, — проследовал в холл, где с самодовольным видом расположился в огромном мягком кресле. На полу пред ним распласталась внушительных размеров шкура белого медведя с тоскливо оскаленной мордой.

На журнальном столике рядом с креслом обычно лежали газеты, которые Валентин Петрович имел обыкновение читать по утрам. Однако на этот раз, к своему большому удивлению, на привычном месте он ничего не обнаружил, за исключением какой-то рекламной газетенки. Он взял ее в руки и пробежал глазами по заголовкам: «Щебень, песок — по низким ценам»; «Двери, окна, ПВХ»; «Продаю…», «Меняю…».

— Что за черт! — выругался Чеботаревский, после чего раздраженно крикнул в сторону двери, за которой, в коридорчике, располагалось место дежурного охранника: — Эй, где мои газеты?

Дежурный охранник в доме бывшего вице-премьера по совместительству исполнял и обязанности дежурного дворецкого: контролировал работу садовника, уборщицы, повара. Также ему поручалось проследить за доставкой корреспонденции и прессы к утреннему кофе своего шефа. Однако на этот раз с этой своей обязанностью он, судя по всему, не справился.

— Оглох, что ли? — раздраженно крикнул Валентин Петрович.

Возникшая в дверях массивная фигура охранника, плечи которого касались косяков, казалось, слегка подрагивала, будто в мареве летней жары; а лицо его своим печальным выражением походило на морду убитого медведя, чью белоснежную шкуру попирали ноги бывшего вице-премьера, обутые в красные матерчатые тапочки с белыми помпонами.

— Валентин Петрович… — неуверенно выдавил из себя охранник, и тут же был оборван Чеботаревским:

— Я уже пятьдесят лет Валентин Петрович! Почему нет газет? — показал он глазами на журнальный столик.

— Я не осмелился…

— Чего, не осмелился? — уточнил хозяин, окинув молодого человека презрительно-уничтожающим взглядом с головы до ног.

И охранник, наконец, решился:

— Боюсь, — сказал он, — сегодняшние газеты не очень-то обрадуют вас, Валентин Петрович.

— Что? — удивленно и слегка угрожающе поднял брови тот.

— Если прикажете, я принесу… — залепетал охранник.

— Сию же минуту! — грозно крикнул Валентин Петрович в сторону освободившегося, как по мановению волшебной палочки, дверного проема.

Однако спустя еще несколько секунд охранник вновь возник на пороге. В руках он держал кипу газет, которую, осторожным шагом приблизившись к боссу, положил на журнальный столик перед ним.

Валентин Петрович потянулся к газете, что лежала сверху, но вдруг рука его в нерешительности замерла. Он поднял глаза на охранника, продолжавшего стоять перед ним с вытянутыми по швам руками, и сердито бросил ему:

— Свободен.

Секьюрити послушно удалился. Валентин Петрович тут же вновь потянулся за газетой, но и на этот раз не смог коснуться ее. Какая-то неведомая сила словно удерживала его руку. Чеботаревский поймал себя на мысли, что… боится дотронуться до газетной бумаги. Тон охранника, эта его нерешительность, проскальзывавшая в движениях, изрядно насторожили бывшего вице-премьера. Судя по всему, охранник знал то, чего пока не знал он. И эта информация…

Валентина Петровича посетило нехорошее предчувствие, но он все же сумел взять себя в руки и, хмыкнув, быстрым жестом схватил лежавшую сверху газету. Он даже не успел понять, как она называлась, а глаза уже читали и перечитывали заголовок, напечатанный крупным жирным шрифтом: «ТЕНЕВАЯ ЖИЗНЬ БЫВШЕГО ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА». Прочитать то, что шло после заголовка, Валентин Петрович сразу не нашел в себе сил, но в тексте, как прогалины на мартовском снегу, в глаза ему бросилась повторяющаяся несколько раз фамилия… — его, фамилия — «Чеботаревский».

Он в панике перебрал остальные газеты: те, казалось ему, буквально пестрели фамилией «Чеботаревский».

— Что же это?.. Что же… — растерянно вымолвил он, чувствуя, что к горлу подступает ком.

И только в одной небольшой газетке он случайно увидел скромную заметку с названием: «Бывший вице-премьер как очередная политическая жертва».

Жертва? О, да! Он — жертва!

Валентин Петрович не любил этого слова. Во всяком случае, никогда не примерял его к себе. Но сейчас ему захотелось считать себя жертвой: оболганной и униженной. Правда, это вовсе не было проявлением его слабости. Здесь присутствовал тонкий политический расчет! Ведь Чеботаревский ни секунды не сомневался в том, кто стоит за всей этой травлей.

БЛИЗНЕЦЫ — больше просто некому. Догадались, выследили, вычислили…

Можно было, конечно, встретиться с ними, попробовать как-то объясниться, но Валентин Петрович в тот момент чувствовал себя так воинственно, что просто был не способен на конструктивный диалог с руководителями КОНСОРЦИУМА.

«Что ж, — сперва со злорадством подумал бывший вице-премьер, — эти жирдяи сами дали мне повод сделать звонок наверх! Порыдать, поплакаться… Хе! Там мне обязаны… Мне помогут!»

Однако «наверху», как вскоре выяснилось, особого дела до него никому и не было. Цена былых заслуг перед большими людьми девальвируется вместе с еще большим ростом последних; в один прекрасный момент они просто перестают тебя замечать. Это Чеботаревский прекрасно знал по собственному опыту, но почему-то до сих пор считал себя каким-то особенным брильянтом, лишенным свойства всех остальных подобных «драгоценнюшек» со временем обесцениваться.

— Валентин, ты же должен быть в курсе, какая война компроматов идет у нас сейчас, — услышал он из уст того, на чью помощь рассчитывал больше всего. — Даже судьба Сердюкова[17] уже год как решиться не может: окончательно вывести его из-под удара или все же бросить на растерзание толпы. Конечно, несправедливо, но старые заслуги теперь быстро забываются. Тебе ли этого не знать, Валентин Петрович?

— Да знаю, я… знаю… — с горечью махнул рукой Чеботаревский, после чего поднял на собеседника глаза, полные укора — как у преданной, но незаслуженно побитой хозяином собаки. — Неужели у меня нет ни малейшего шанса? — выдавил он из себя.

— Почему же? Шанс есть всегда, — деловито сцепив лежавшие на столе руки в замок, ответил ему собеседник.

— И какой же? Отмыться?

— О, нет, Валентин Петрович. Отмыться — это как оправдаться. А если кто-то начинает оправдываться, значит, хи-хи, виноват… Нет, теперь подобные приемы не работают! Общество это не примет. А САМ — не оценит.

— И что же мне теперь делать?

— Ответить своим обидчикам тем же.

— В смысле? Собрать компромат на глав КОНСОРЦИУМА? — отказывался верить услышанному Чеботаревский.

Но подтверждения он не дождался. Глаза собеседника вдруг равнодушно остекленели, хотя лицо его и продолжало озаряться привычной, фальшиво-дружелюбной улыбкой.

— И сколько у меня остается времени на то, чтобы ответить? — глухо осведомился Чеботаревский.

— Уйма! — весело покрутил головой собеседник, взяв в руки какие-то бумаги со стола, давая понять, что разговор окончен.

— А… позвольте уточнить… — Чеботаревский подхалимно улыбнулся, — уйма — это сколько? — и тут же услышал в ответ слова, показавшиеся ему свистом топора, опускающегося на его несчастную голову: «Не более пары дней, Валентин Петрович…»

А потом, уже по дороге в свой загородный дворцеподобный особняк, сидя на заднем сиденье автомобиля, он думал, машинально поглаживая шею: «Какая хитрая политическая комбинация! Кризис власти… Ха! Давно, давно этот кризис назревал… Окрепло другое, более циничное поколение, к трону тянутся новые руки… И нет бы — обрубить их! Но зачем тратить на это силы? Не проще ли все сорганизовать таким чудесным образом, что они сами друг друга поотрубают? Разжечь эту пресловутую войну компроматов… Нет, мудро! Определенно, мудро! Единственное, что хреново, в эту кровавую мясорубку явно затягивают и меня…»

И бывший вице-премьер, вняв высокому совету, решил нанести Близнецам ответный удар.

Да, он непременно нанесет его! — зрела в душе бывшего вице-премьера уверенность. И при этом он был абсолютно уверен, что в общую воронку мясорубки его не вовлекут… Не на того напали!

Предчувствие больших перемен пришло к Чеботаревскому еще весной этого злополучного 2013 года. Тогда в интернете вдруг начали появляться разоблачительные материалы по поводу неправедно нажитой собственности того или иного российского чиновника. Теперь же, осенью, после выборов Собянина мэром Москвы, опять посыпались отставки… Глава Роспотребнадзора, клоун, вот тоже слетел. Под Якунина[18] недавно копали… руками еще одного клоуна, вившегося, как моль, над его шубохранилищем. Неспроста, видать, копали! Без сомнений, намечались очередные перестановки в эшелонах власти, и Чеботаревский не хотел оставаться в стороне, поэтому предусмотрительно избавился от всей недвижимости за рубежом, а высвободившиеся деньги раскидал по семи заграничным банкам, дабы не хранить «все яйца в одной корзине». Ну, а чтобы обезопасить эти счета от каких-нибудь гипотетических арестов, оформил их на подставное лицо. Вернее, этим лицом был он сам, но только звали его иначе: Иванов Андрей Николаевич. Документы на имя этого человека, но, разумеется, с фотографией бывшего вице-премьера, были «сделаны» загодя и вполне официально. Таким образом, российский политик Чеботаревский в любой момент мог бы превратиться в никому неизвестного Андрея Иванова, простого русского миллионера. Пока его, не дай бог, вычислят, он уже успеет стать каким-нибудь Сэмом Джонсом — владельцем собственного зеленого острова…

Таким образом, ощущая, что тыл его надежно прикрыт, Валентин Петрович вдруг начал принимать необыкновенно смелые решения…

— Эй, — обратился он с заднего сиденья к сидевшему впереди водителю, — разворачивайся, едем обратно, в центр.

— Как скажете, Валентин Петрович, — послушно отозвался шофер, плавно нажимая педаль тормоза, после чего резко вывернул руль. — А куда именно?

Но Валентин Петрович уже не слушал его. Прижав к уху “Vertu”[19], он с напряженным выражением лица ждал ответа. Ожидание, правда, не затянулось.

— Алле? — прокричал он в трубку. — Санта? Как сам? — неведомый Санта, судя по последовавшему потом комментарию Чеботаревского, чувствовал себя вполне ничего: — Ну и чудненько, — отметил Валентин Петрович. — Слушай задачу…

Доведя до Санты свой созревший спонтанно, но как всегда гениальный план, Чеботаревский улыбнулся краешком губ и с удовлетворением откинулся на спинку сиденья. Но долго пребывать в столь благодушной позе он не стал. Уже спустя полминуты в руке его появился другой мобильник, не менее крутой, но все же не “Vertu”. Бывший вице-премьер был уверен: эта «труба» прослушивается людьми Близнецов! Поэтому и говорил он громко и внятно, в расчете, что его слова незамедлительно станут известны Сергею Ашотовичу и его компаньону. А звонил он своему преданному помощнику.

— Андрюша, завтра без десяти шесть — в семнадцать пятьдесят, стало быть, — в Домодедово пребывает рейс из Цюриха. Номер LX 1326. Нужно встретить наших людей прямо в аэропорту, с ними девочка. Она будет зарегистрирована под именем Наташи Воробьевой.

— Ого! — услышал Чеботаревский (и не только он!) в трубке изумленный голос своего помощника. — А что это они ее так… скоропостижно-то?

— Так надо, Андрюша, так надо. Скоро мы должны будем передать ее папаше, так вот не хочется, чтобы по дороге до города с ней что-то случилось. Хочу, чтобы ты встретил ее и все проконтролировал. Враг не дремлет, Андрюша, враг не спит…

— Хорошо, Петрович. Я встречу.

— Еще кого-нибудь прихвати с собой.

— Опаньки! — с задором воскликнул Андрюша. — Чувствую, жареным пахнет. Так, Петрович? Хе-хе. Вспомним молодость!

— Береженого бог бережет, Пахом! — впервые за несколько лет Чеботаревский назвал своего помощника по старой, забытой кличке. И того это сразу же насторожило.

— Я возьму твоего Вадима, — лаконично ответил Пахом, после чего отключился.

Лицо Валентина Петровича тут же приняло еще более сосредоточенное выражение. Отыскав в этом же — «засвеченном» — мобильнике еще чей-то номер, он нажал кнопку вызова. Когда бывшему вице-премьеру ответили, лицо его приняло совершенно иное выражение: тонкие губки растянулись в улыбочке, глазки сузились, а голосок зазвучал не то чтобы заискивающе, но как-то хитро, по-лисьи:

— Роберт Янович? Чеботаревский беспокоит. Это хорошо, что узнали. Вот по какому вопросу я звоню вам… Впрочем, вопрос вам хорошо известный. Как вы должны понимать, все тот же. Ага… Ага… Если вы все подготовили, то я предлагаю вам взять все бумаги и подъехать завтра вечерком куда-нибудь на нейтральную территорию… Я со своей стороны тоже буду полностью готов к осуществлению наших с вами договоренностей. Надеюсь, вы обойдетесь без фокусов… Место? Ну… А чего далеко ходить! Хи-хи. На том же месте, как говорится, в тот же час…

Закончив телефонную беседу, Вакарис положил мобильник на стол и, наконец, отвел глаза от физиономии бывшего вице-премьера, запечатленной на первой полосе свежего номера «Московского комсомольца». Да, это было несколько оригинально: во время телефонной беседы иметь перед глазами снимок того, с кем говоришь. На протяжении всего разговора управляющий «ОКО-банком» смотрел на это лицо, испытывая довольно противоречивые чувства. Еще утром, как только до него дошла новость о выбросе в СМИ компромата на господина Чеботаревского, он возликовал — поделом! Но эйфория, казалось, быстро спала. Причем не просто спала, а, если судить по выражению лица Вакариса, уступила место унынию. «Действительно, — мог подумать человек, посвященный в проблемы управляющего «ОКО-банком» весьма поверхностно, — чему радоваться, если единственное звено, связывающее того с похитителями дочери, в ближайшее время может оказаться или в тюрьме, или, от греха подальше, за границей. Разумеется, в любом случае, вряд ли Чеботаревскому будет дело до его посреднической миссии!»

Однако этот звонок бывшего вице-премьера должен был вселить в Вакариса некоторый оптимизм. Раз политик не потерял интерес к делу, стало быть, его не сильно трогает раздутый газетчиками скандал в отношении него. А раз так, нужно срочно готовиться к встрече с ним!

И Вакарис начал действовать тут же. Правда, стороннему наблюдателю дальнейшие действия банкира могли бы показаться несколько странными.

Он дотронулся до одной из кнопок на компьютерной клавиатуре и произнес: «Антон, меня нет. Ни для кого!», после чего резко встал из-за стола и, обернувшись к глухой стене, махнул в ее сторону рукой с зажатым в ней миниатюрным пультом. Со стороны этот жест походил на магический пасс. Несведущий человек, без сомнений, просто ахнул бы, увидев, как после этого стена разверзлась, будто пещера Алладина. Да и сам банкир каждый раз, когда открывал подобным образом потайной проход в подвал, сдержанно улыбался, ловя себя на подобной мысли.

Только на этот раз ему было не до улыбок.

Быстро сбежав по ступеням вниз, Вакарис с силой крутанул колесо-штурвал на мощной бронированной двери и потянул ту на себя. За порогом автоматически включился свет, упавший на лестницу острым клином, разрастающимся по мере движения двери…

В помещении все пребывало в том же виде, в каком Вакарис оставил его во время своего последнего визита сюда. А было это, надо думать, совсем недавно. В центре зала блестел никелированными деталями некий прибор, поставленный на надежную дубовую станину, из-под которой слышалось мерное гудение мощного трансформатора. Вакарис, очевидно, когда в последний раз был тут, забыл выключить его. По крайней мере, сейчас, словно спохватившись, он быстро нагнулся и нажал какую-то кнопку, заставив трансформатор замолчать. После этого он заботливо накрыл прибор куском ткани.

Потом банкир направился к огромному старинному сейфу, который сейчас больше напоминал пиратский сундук с сокровищами, поставленный на попа. Ключ от него выглядел не менее внушительно. Чтобы провернуть его в замочной скважине, Вакарису пришлось использовать обе свои руки. Дверь открылась со знакомым скрипом. Внутри все так же стояли набитые деньгами коробки из-под ксероксной бумаги. Только на этот раз ни одна из них не удостоилась внимания хозяина, который, сунув руки в глубь сейфа, извлек на свет божий средних размеров резную деревянную шкатулку. Судя по тому, с каким трепетом Роберт Янович, поставив ее на компьютерный столик, открыл крышку, можно было заключить, что под той хранились драгоценности неимоверной цены. Правда, никакого сказочного сияния внутренности шкатулки не излучали. Там были… какие-то коробочки и миниатюрные сверточки. Вакарис не менее двух минут перебирал их, прежде чем нашел то, что хотел. Это можно было понять глядя на то, как просветлело его лицо, а пальцы торопливо начали освобождать от бумаги нечто, напоминающее темную полимерную ленту длиной не более ладони. Вскоре Вакарис поднял эту полоску на уровень глаз и посмотрел ее на просвет. Она оказалась всего лишь отрезком самой обыкновенной фотопленки, которую фотографы активно использовали аж до начала двадцать первого века, пока традиционная фотография не уступила место новым, цифровым технологиям.

— Так-так, так-так… — пробормотал Вакарис, включая компьютер, который тут же приветливо вспыхнул заставкой в виде 50-долларовой купюры.

Едва слышно заработал сканер. А вскоре заставка на мониторе компьютера сменилась изображением черно-белой фотографии, взглянув на которую, Вакарис удовлетворенно хмыкнул и дал команду принтеру распечатать ее. Пока тот выполнял поставленную задачу, Роберт Янович продолжал внимательно рассматривать изображение фотографии, «висевшей» на мониторе. И за это недолгое время он успел несколько раз измениться в лице, будто терзавшие его душевные сомнения вдруг привели к озарению.

Чуть позже, уже оказавшись наверху, в своем кабинете, Роберт Янович положил в конверт распечатанную фотографию, после чего, секунду поколебавшись, сунул туда же и негатив.

Глава 10 Криминальное противостояние

Как и надеялся Чеботаревский, подробности его разговора с Пахомом об авиарейсе из Цюриха вскоре стали известны Близнецам.

Сергей Ашотович, расхаживая по кабинету, потирал руки:

— Стало быть, наш коварный Валентин считает, что вышел на финишную прямую. Уже девчонку папаше посулил. Ну-ну, ну-ну, Валюша. Давай-давай!

— Интересно, за сколько он продался? — задал вопрос Стас Прокофьевич.

— Небось, за тридцать сребреников, Стас! — со злой иронией в голосе ответил ему компаньон, добавив: — Да только не знает, наивный, что он у нас, как инфузория, под микроскопом.

— Получается, завтра нам эту Вакарисову дочку преподнесут на блюдечке? — зевнув, уточнил лениво развалившийся в кресле Стас Прокофьевич. — Даже не интересно. Какие у тебя будут идеи?

— Идеи? — Сергей Ашотович остановился возле окна, за которым маячили кремлевские звезды. — Что… идеи? Это уже дело техники, Прокофьич. Мы даже можем опередить события — попробовать отбить дочь Вакариса прямо в Цюрихе, пока ее не погрузили в самолет…

— Много шума может статься.

— Может. И нам он ни к чему.

— Тогда остается Домодедово?

— Остается Домодедово, — согласился Сергей Ашотович. — Там все можно будет провернуть быстро и, как говорится, без шума и пыли.

— Задействуем наши связи в органах?

— Можно, Прокофьич. Хотя… — Сергей Ашотович задумался.

— У тебя есть другой план?

— Нет. Но думаю, что нам не помешает подстраховаться. Не следует недооценивать Чеботаря. Связи в органах у него тоже имеются. Мы, конечно, своим платим больше, по причине чего наши «члены» в этом плане, так сказать, — Сергей Ашотович усмехнулся, — длиннее. Но все равно, боюсь, как бы не схлестнулись служивые прямо в аэропорте. А там, под шумок, девку у нас из-под носа могут и увести. Снять, как говорится, прямо с блюдечка твоего.

— Так давай наших ребят из службы безопасности подключим. Люди проверенные. Не впервой.

— Полагаю, мы задействуем и тех, и тех, — ответил Сергей Ашотович. Дело важное: на кону и банк Вакариса, и этот прохиндей Чеботарь…

— Да уж, одно слово — прохиндей! — согласился с компаньоном Станислав Прокофьевич. — Столько компры на него вылили, а он все шевелится.

— Ну, думаю, это его последние конвульсии. Надеется, небось, бабла — эти тридцать сребреников поганых — с Вакариса срубить, да и свались за бугор.

— Добить бы суку!

— И добьем, Прокофьич. Обязательно добьем! Кстати, ты в курсе, чем он в свои молодые годы, до развала Союза, занимался?

— Что-то слышал. Вроде бы, как и все те, кто ныне при власти, и в те времена находился на какой-нибудь партийной работе. Или, быть может, на комсомольской.

— Совершенно верно. А по совместительству — не поверишь! — возглавлял одну из провинциальных преступных группировок. Как позже стали говорить — ОПГ. Истинно тебе говорю, Прокофьич.

— Да ну? — не поверил тот. — Как это, возглавлял? Хочешь сказать, крышевал? Так этим не он один в те годы занимался. Многие уважаемые люди, Серж, тогда…

— Нет-нет, Прокофьич, он именно возглавлял целую городскую «бригаду»…

— Ха! Волк в овечьей шкуре. Хорошо бы найти доказательства этого, да и пригвоздить ими мерзавца окончательно. Но только что ты найдешь? «Братки» тогда протоколов не вели, да и сейчас серьезные люди без них обходятся. А что слухи имеются, так про нас с тобой, Ашотыч, тоже разное говорят, — Станислав Прокофьевич улыбнулся.

— М-да, разное говорят… — задумчиво повторил его компаньон, подойдя к столику, куда секретари обычно клали корреспонденцию. — Но знаешь, почему я так уверенно говорю о прошлом Чеботаря? — спросил он, взяв в руки какие-то бумаги.

— Ты его знал раньше?

— Нет. Бог миловал. Но вот глянь-ка, что мне тут мой верный адъютант Русланчик передал, — с этими словами он протянул конверт Станиславу Прокофьевичу.

— Что там? — полюбопытствовал тот, прежде чем заглянуть внутрь.

Сергей Ашотович, необычайно широко улыбнувшись, тихо вымолвил:

— Компра, дружок. Еще одна, но самая невероятная компра на нашего коварного Валентина!

Станислав Прокофьевич, наконец, извлек из конверта содержимое. В руках его оказалась старая черно-белая фотография. Поправив очки, он внимательно рассмотрел ее и заключил с улыбкой:

— Привет из девяностых?

— Бери раньше, Стас. Конец восьмидесятых.

— Ого! И в самом деле, материал любопытный! Если правильно подать его в прессе, может получиться небольшая сенсация. Только, Ашотыч, без пленки эта фотка все равно не будет иметь особого веса. Скажут, в этом… — как его? — в фотошопе нарисовали…

— А с чего ты взял, дружок, что у меня нет негатива? — Сергей Ашотович усмехнулся. — Я его уже отослал куда следует. Надеюсь, завтра утром этот снимок уже будет в газетах.

— Замечательно! — Станислав Прокофьевич бросил фотографию обратно в конверт. — Это уж припечатает нашего Чеботаря окончательно и бесповоротно! Но слушай, а кто же прислал тебе этот конверт? Да так кстати!

— Понятия не имею, — пожал плечами Сергей Ашотович. — Просто оказался вместе с почтой на столе секретаря. Должно быть, еще какой-нибудь «доброжелатель» нашего вице-премьера передал. Увидел, какой огонь мы с тобой разожгли в прессе по его душу, и решился маслица подлить.

— М-да, интересно… — заметил Станислав Прокофьевич. — Столько лет, выходит, человек снимок этот хранил, как камень за пазухой, а теперь счел возможным предъявить его миру…

— И весьма своевременно, Прокофьич!

— Угу, — согласился тот. — Фортуна нам явно благоволит.

— Так нужно пользоваться этим! Будем считать, вопрос с Чеботарем закрыт. Завтра девчонка Вакариса опять окажется у нас, ну, а нам уже следует озаботиться поиском нового посредника в переговорах с ее отцом. Придется опять Русланчика моего озадачивать. Или, может, у тебя, Прокофьич, имеется на примете подходящая кандидатура?

Станислав Прокофьевич покачал головой и неуверенно произнес:

— А не рано ли мы с тобой говорим «гоп»? Девчонка-то пока еще не у нас.

Сергей Ашотович усмехнулся:

— Как говорят мудрецы, чтобы желаемое стало реальным, всегда нужно говорить о нем как уже о свершившемся факте! Какой там, болтал Валька, номер самолетного рейса?..

У Валентина Петровича оставался последний день, чтобы успеть нанести Близнецам ответный удар. Каждая минута была на вес золота. Забыв о бассейне, прямо с утра бывший вице-премьер захотел просмотреть утренние газеты. За информацией сейчас нужно следить как никогда! Выглянув в коридор, он громко позвал охранника, ответственного за утреннюю прессу:

— Вадим?

Однако вместо него отозвался другой секьюрити.

— Вадим сегодня в распоряжении Андрея Ивановича, — просветил он Чеботаревского, услужливо поднявшись со стула в коридоре.

— Ах, да… — спохватился бывший вице-премьер, вспомнив, что вчера Пахом, когда они обсуждали с ним по телефону подробности встречи «гостей» в Домодедово, просил у него в помощь себе Вадима — хорошо подготовленного парня, некогда служившего в спецназе одной из отечественных спецслужб.

Обходиться без утренних газет Чеботаревский не привык. Но что делать? Махнув рукой, он направился в кабинет, где включил компьютер и, войдя в интернет, принялся просматривать новостные сайты. В первую очередь, разумеется, его интересовали новые шаги неприятелей в развязанной ими войне компроматов. Но те пока словно притаились, в интернете висела лишь старая, вчерашняя, а по сему — уже не столь актуальная информация. Вздохнув с облегчением, Валентин Петрович закрыл очередную ленту новостей и переключился на расписание прибытия самолетов из Швейцарии.

Что ж, ближе к вечеру все и завертится — семнадцать пятьдесят, час икс!

По аэропорту объявили о прибытии рейса номер LX 1326 из Цюриха. Человек в длинном сером плаще, взглянув на наручные часы, заметил:

— Прямо-таки швейцарская точность!

И таким тоном сказал, что стоявшему рядом с ним дежурному таможенного поста было не ясно, что тот имел в виду: авиарейс или собственные часы.

— Точность — вежливость королей, — сказал он на всякий случай, вспомнив неведомо откуда отложившуюся в памяти поговорку.

— Угу, — согласился человек в плаще, после чего заговорил более определенно: — Значит, действуете, как условились. В списке пассажиров рейса нас интересует девушка, значащаяся там под именем Наталья Воробьева. Как только убедитесь, что она прошла погранконтроль, дайте мне знак. Все ясно?

— Так точно! — подобострастно ответил таможенник, но тут же осмелился поинтересоваться: — Вы, вероятно, не знаете, как она выглядит?

— Не твоя забота, — услышал он в ответ.

Что ж, действительно, это не его забота. Ему главное — выполнить то, что просит этот высокопоставленный представитель спецслужб, тем скорее избавив родной аэропорт от не очень-то нужного здесь лишнего глаза. Хотя, конечно интересно, зачем для того, чтобы встретить какую-то несчастную девчонку по имени Наталья Воробьева, этому «глазу» потребовалась такая команда широкоплечих угрюмых мордоворотов…

Впрочем, и самому «глазу» не терпелось как можно скорее покинуть здания аэропорта. «Светиться» ему особо не хотелось. Был он здесь вовсе не по службе, а, так сказать, по дружбе. Просто нужные люди попросили, чтобы он, использовав собственное служебное положение, оказал им совершенно незначительную услугу. Дали задание: минуя ментов, осторожно надавить на таможенников, чтобы те показали ему некую девчонку по имени Наталья Воробьева, прибывшую рейсом из Цюриха, а он, уже взглядом профессионала, смог бы определить из числа пассажиров данного рейса тех, кто сопровождает ее…

— Ну, тогда стойте, ждите, — равнодушно пожал плечами таможенник, с едва скрываемым сарказмом добавив: — Всегда рады помочь вашей конторе!

И он не подвел.

Наташа Воробьева, на которую незаметно показал глазами таможенник, оказалась девчонкой маленького росточка. На голове ее сидела приметная салатовая бейсболка, озорно развернутая козырьком назад, глаза закрывали большие солнцезащитные очки.

«Должно быть, у них там, в Швейцарии, снег сверкает на солнце так, что без очков не обойтись!» — невольно подумал человек в плаще, цепким, оценивающим взглядом осматривая каждого пассажира этого рейса из Цюриха, стараясь выделить из них тех, кто мог бы сопровождать девочку. И сделать это ему не составило особого труда. Сопровождающим являлся всего один угрюмый бородатый субъект, шагающий рядом с ней. Получать багаж они не стали — видимо, путешествовали налегке, — а пройдя пограничный контроль, сразу же направились в главный зал. Иных сопровождающих, кроме бородача, человек в плаще не выявил и, наконец, сделал знак людям, которые сопровождали уже его самого: вот она — ваша Воробьева Наташа!

Те подали ответный знак: поняли, принимаем!

А человек в плаще перешел к следующему этапу своего неформального задания. Достав из внутреннего кармана удостоверение, он шагнул навстречу бородачу, явно собираясь открыть корочку перед носом того. Однако его опередил некий неизвестно откуда возникший тип в дорогом демисезонном пальто и клетчатой кепке.

— Борода, рад видеть тебя! — произнес он, обнимая бородача. — С прилетом. А это, — обернулся он к девчонке, — надо понимать, Наташа?

— Она самая, Пахом.

— Здравствуй, Наташа, — поздоровался с ней тип в кепке.

— Хай, — с вызовом ответила девчонка.

И в этот момент человек в плаще все же решился выступить вперед вместе со своим удостоверением.

— Добрый день, — сказал он металлическим голосом, — попрошу предъявить документы.

Тип в кепке, бросив взгляд на предъявленное удостоверение, в ответ извлек из кармана пальто свое, сказав:

— И что? У меня тоже недетская ксива имеется.

Человек в плаще удивленно хмыкнул, после чего произнес, отступая:

— Простите…

Его место тут же занял молодой широкоплечий мужчина.

— Все в порядке, Андрей Иванович? — осведомился он.

— Да, Вадим, — ответил тип в кепке. — Мы встретили тех, кого ждали. Теперь нам с тобой надо бы аккуратно свезти их на дачу, подальше от Москвы.

Человеку в плаще и его спутникам лишь оставалось кусать губы, наблюдая за тем, как уже вроде бы пойманную добычу уводят буквально у них из-под носа.

Андрей Иванович — он же Пахом — представил прибывших Вадиму позже, в машине, когда тот уже вывел приметный серебристый «Лексус», в котором разместились все, со стоянки возле аэропорта.

— Этот бородач, Вадим, старый мой корешок. И шефа твоего не последний знакомый. Мировой мужик! Правда, имя его тебе лучше не знать. Да он и сам, небось, забыл уже, как его зовут. Так, Борода? — с улыбкой обернулся Пахом к пассажирам на заднем сиденье, после чего переключил свое внимание на девушку: — Ну, а это, как я понимаю, Кристина? Хорошо себя ведешь. Умница, девочка!

— Это не Кристина, — буркнул Борода.

Пахом заулыбался:

— А, понимаю, понимаю. Наташа Воробьева? Вдвойне молодец! Вошла в роль. За это скоро, деточка, ты окажешься у папочки… Смотри, красавица какая! — не удержался от комплимента Пахом, когда та сдернула со своей головы бейсболку и, сняв очки, холодно посмотрела прямо в его глаза.

— Меня зовут Эллис, — отчетливо выговаривая слова, произнесла девушка.

— Как… Эллис? — переспросил Пахом, переводя растерянный взгляд на Бороду.

Но в этот момент его внимание привлек к себе Вадим, крутивший баранку:

— Андрей Иванович, за нами хвост.

— Где? — Пахом наклонился к боковому зеркалу.

— Два черных джипа. Приклеились от аэропорта.

— Да мы еще не далеко отъехали. Может, просто случайно за нами едут. Ты их это… того… поводи немного.

— Без проблем, — ответил Вадим, прибавляя газу.

А сзади послышался голос Бороды:

— Пахом, это в натуре за нами хвост.

— А ты-то это с чего взял?

— Потому что знаю. Он должен быть. Для того мы с Эллис здесь и находимся, чтобы увести его за собой. Так что, Вадик, жми, жми давай! — повысив голос, сказал он водителю.

— Какая к черту Эллис? — вновь обернулся к пассажирам Пахом, гневно сверкнув глазами. — Мне было приказано встретить Кристину, которая… Наташа Воробьева.

— Пахом, ты че, совсем не в курсе? Какая Кристина? Кристина вылетела другим рейсом.

— Как другим рейсом? — растерянно спросил Пахом.

— Так, Андрюх, другим. Эс Ю 272, из Женевы. Восемнадцать ноль пять самолет должен приземлиться в Шереметьево.

— В Шереметьево?

— Именно. А мы с Эллис — типа это, того… Чтобы внимание отвлечь.

— В Шереметьево… — Пахом надул щеки и с шумом выдохнул воздух: — Уф-ф… Ну и Чеботарь! Башка! — вымолвил он, поднимая пальцем козырек своей клетчатой кепки. И с едва уловимой горечью в голосе добавил: — Но, конечно, мог бы и не играть со мной втемную…

Тем временем «Лексус», вырвавшись на Каширское шоссе, безуспешно пытался оторваться от погони.

— В клещи собираются брать, — проинформировал Пахома Вадим, отчаянно гнавший машину вперед. — Может, остановимся, потолкуем с ними? Чего им от нас надо?

— Ха! — усмехнулся Пахом. — Ты видел, какие упыри в аэропорту пасли этих клоунов ряженых, которые у нас с тобой на заднем сиденье устроились?

— Сам ты — клоун, — спокойно отозвался Борода. — А водила твой, между прочим, правильно базарит. Лучше остановиться да потолковать, чем в столб какой-нибудь в этих гонках шибануться. Или у вас тут, в Раше, уже разучились по-мужски толковать? Так дай нам с Эллис по волыне, мы вам память и освежим.

— Где я вам тут волыны возьму?! — огрызнулся Пахом.

Голос подала Эллис:

— Нам говорили, что нас здесь встретят. Слышь, ты, кепка? Встретят! Не таксисты гребаные, а мужики! Так вы че — таксисты, что ли?

— Угу, таксисты… — буркнул Пахом, доставая из бардачка две беретты…

Как раз в это самое время в аэропорту Шереметьево бывший вице-премьер Чеботаревский встречал дочь банкира Вакариса, прибывшую рейсом SU № 272 из Женевы, в сопровождении его старинного приятеля — Сашки Соколова.

— Санта, бродяга! — первым делом обнял он его после того, как парочка миновала пограничный пост.

— Чеботарь… Здорово! — радостно жал руку бывшего вице-премьера Санта, он же Соколов Александр — старый соратник господина Чеботаревского.

— Как долетели?

— Превосходно.

— Ну, Кристиночка, — обратился, наконец, Чеботаревский к девчонке, — рассказывай, как дела? Много страху натерпелась?

— Угу, — всхлипнула Кристина, на вид оказавшаяся не таким уж и подростком, каким была запечатлена на фотографиях, до сего момента имевшихся в распоряжении Валентина Петровича.

— Ну, ничего, ничего, детка, — потрепал он ее по плечу, — уже скоро увидишь своих родителей. Они тебя ждут. И очень переживают. Особенно отец.

— Я знаю…

Как только они вышли из здания аэровокзала, Чеботаревский тут же, немного отойдя от своих спутников, достал из кармана “Vertu”, снабженный системой защиты от прослушки и определения места его нахождения, и набрал номер Вакариса.

— Алле, Роберт Янович?

— Слушаю, слушаю вас, Валентин Петрович, — услышал в трубке бывший вице-премьер нетерпеливый голос банкира.

— Наша договоренность по поводу встречи в силе?

— Да, конечно. В кафе…

Чеботаревский успел перебить его:

— На том же месте, Роберт Янович, в тот же час, — назидательно произнес он, упредив собеседника, дабы тот не проговорился. Ведь телефон банкира, как ему было известно, прослушивался людьми Близнецов. А раскрывать им место встречи с банкиром Чеботаревскому не хотелось.

— Понял, понял вас, — сказал Вакарис.

— Вот и замечательно. Надеюсь, все необходимые бумаги при вас?

— Да, — подтвердил Роберт Янович, стараясь быть лаконичным. Но все же, не выдержав, спросил: — Она будет с вами?

— Не держите меня за простака, Роберт Янович, — ответил ему бывший вице-премьер. — Сказал же, с моей стороны все подготовлено. Только и не надейтесь увидеть ее до того, пока мы не решим наши с вами дела.

— Значит, она будет где-то рядом?

— Значит, будет где-то рядом.

— И вы не боитесь возить ее с собой по Москве?

— Я — боюсь? — бывший вице-премьер расхохотался. — И чего же мне, по вашему разумению, Роберт Янович, бояться? Нападения с целью отбить у меня ваше сокровище? Это исключено.

— Нет, но… Но после того, что появилось в газетах…

— А, — беззаботно махнул свободной рукой Чеботаревский, — обыкновенная информационная война. Причем, Роберт Янович, довольно примитивная. Деза! Мои недруги явно наняли журналюг из «желтой» прессы. Те на выдумку мастера. Только что общения с этими… с зелеными человечками мне не приписали. Работники пера и топора, черт их подери!

— Нет, то, что вчера про вас писали, действительно, просто смешно. Я говорю о сегодняшних газетах. Вернее, о той фотографии, которую напечатали в некоторых. Неужели монтаж?

— В сегодняшних?.. — неуверенно переспросил Чеботаревский.

— Ну, да. Вы что, ничего не знаете?

— Признаюсь, нет… Да и вообще, какое нам дело до газет, Роберт Янович? У нас с вами есть дела более серьезные. Вы согласны?

— Да, да, разумеется, — тут же согласился Вакарис.

— Ну, так вот, через пару часов мы с вами увидимся, тогда и поговорим. Берегите себя, — поспешил закончить разговор бывший вице-премьер, почувствовав, как его до сего момента превосходное настроение куда-то уходит, уступая место всяким нехорошим мыслям.

Сразу же, по окончании беседы с Вакарисом, Чеботаревский созвонился с Пахомом и убедился, что у того все идет по плану.

— Гости встречены. Везем на дачу, — доложил он, после чего, усмехнувшись, с восхищением бросил в трубку: — Ну, ты, Петрович, башка!

— Догадался, что за гостей везешь? — улыбнувшись, поинтересовался Чеботаревский и тут же предупредил: — Смотрите, аккуратнее там. До встречи!

Беседа с соратником Чеботаревского определенно воодушевила. Тот тон, с которым им была произнесена фраза: «Ну, ты, Петрович, башка!», заставил бывшего вице-премьера вновь поверить в собственные силы, вера во что после недавнего разговора с Вакарисом слегка пошатнулась.

«Подумаешь, фотографию какую-то в газетах пропечатали! — успокаивал себя он. — Небось, с голыми девками в бассейне какой-нибудь гад тайком запечатлел. Ну и что с того? Я что — не мужик? И чего, собственно, бояться-то? Чай, я не Скуратов[20]! Никакого поста в данный момент не занимаю, так что и снимать меня не с чего… И не займу? Ну и хрен с нею, с должностью этой! Зато скоро я узнаю тайну Вакариса…»

Из Шереметьево до города ехали молча. Предчувствие чего-то нехорошего не оставляло бывшего вице-премьера. Он всячески пытался успокаивать себя, даже заводил разговор с Сантой, расположившимся на заднем сиденье, рядом с дочерью Вакариса. Но беседа в присутствии девчонки как-то не клеилась. Да и вел машину малознакомый Чеботаревскому водитель, который просто молча крутил руль, за всю дорогу не проронив ни слова.

— Ну, а ты чего молчишь? — неожиданно взъелся на него Чеботаревский.

— А не мое это дело — говорить, — лаконично ответил шофер.

— Хм. Правильно мыслишь, — похвалил того Валентин Петрович. — Только, — посмотрел он вперед, — если пробка будет, предупреждай.

— Дык, а чего предупреждать-то? Не видно, что ли, стоит Ленинградочка!

— И что?

— Ничо. Выбирайте: или стоять будем, или… знаю я тут одну объездную дорожку. Правда, яма на яме, попрыгать придется… Короче, газетки, как в пробочке, не почитаешь… — водитель невольно бросил взгляд на газету, лежавшую между сидений.

— Какой еще газетки? — не сразу понял Чеботаревский, но, проследив за взглядом шофера, заметил газету и поспешил взять ее в руки.

— Сегодняшняя? — деловито осведомился он.

— Угу, — угрюмо подтвердил водитель.

Валентин Петрович развернул первую полосу и… не поверил своим глазам. Там был помещен хотя и старый, но четкий, профессионально сделанный снимок. В глаза бросалась сбитая, висевшая на одном гвозде вывеска: «ФОТОГРАФИЧЕСКИЙ САЛОН КРАНЦА». Но снимок делался явно не с целью запечатлеть ее. Главными персонажами кадра были молодые люди. Причем некоторые из них, с перекошенными от страха лицами, замерли на коленях. Другие — стояли рядом, свирепо сжимая в руках бейсбольные биты. Эдакое полотно под названием «Избиение младенцев»! И вся эта живописная картина классической бандитской разборки рубежа восьмидесятых-девяностых была запечатлена на фоне черной «Волги» ГАЗ-31, в окне которой маячило до боли знакомое Валентину Петровичу лицо… — его собственное лицо! — самодовольное, надменно-насмешливое. Одного этого его выражения уже было достаточно, чтобы понять — именно он командует здесь этим криминальным «парадом»!

— Ах, сука, Кранц… — в миг осипшим, каким-то свистящим голосом произнес Чеботаревский, чувствуя, что задыхается от волнения. Перед глазами его возникла воскрешенная из недр памяти тщедушная фигура старика С «Зенитом» в руках, а в голове заметались обрывки мыслей: «Когда же он успел сделать этот дурацкий кадр? Когда?.. А впрочем, какая теперь разница? Но как сейчас этот снимок попал в газету?.. Вот, оказывается, на что намекал Вакарис, заведя разговор о сегодняшней прессе!.. Нет… Нет… Этого не может быть!» — отказывался верить бывший вице-премьер собственным глазам. Но те уже бежали дальше, по статье, помещенной под фотографией:

«Бывший вице-премьер В.П. Чеботаревский, которому в последнее время прочили кресло одного из руководителей в обновленном правительстве, оказывается, имеет богатое криминальное прошлое! В руки журналистов попала уникальная фотография более чем двадцатилетней давности, на которой господин Чеботаревский запечатлен в компании спортивного вида ребят, занимающихся откровенным избиением бейсбольными битами нескольких беззащитных молодых людей, поставленных на колени. Классический рэкетирский наезд! Судя по выражению лица господина Чеботаревского — а узнать его на снимке можно без труда даже спустя столько лет — данным процессом руководит именно он, причем с нескрываемым удовольствием.

Как удалось выяснить, в те времена господин Чеботаревский возглавлял городской комитет ВЛКСМН. Вроде бы ответственная, высокая должность для молодого человека. Подобные посты во времена СССР, как правило, являлись трамплинами, с которых легко можно было допрыгнуть до любых высот власти, перейдя на партийную работу. Однако господин Чеботаревский — к которому тогда на комсомольских собраниях, где он выступал, еще обращались уважительно: «товарищ» — очевидно, вовремя осознал полную бесперспективность подобной карьеры, по причине чего, судя по всему, и встал на откровенно криминальную тропу. И не ошибся! Как мы можем видеть теперь, тропа эта привела его на такую высоту, ввела в такие эшелоны власти, какие рядовому комсомольскому функционеру Чеботаревскому тогда не могли даже присниться.

Сейчас мы много говорим о коррупции, рассуждаем о связях власти и криминала. Пытаемся как-то бороться с этими явлениями, ошибочно считая их печальными реалиями нашей сегодняшней жизни. А рецепт противодействия этому, оказывается, до смешного прост: стоит лишь копнуть глубже прошлое наших чинуш, и мы окажемся у истоков всех наших сегодняшних бед!

Информация по господину Чеботаревскому, разумеется, нуждается в тщательной проверке. Для этого все материалы, оказавшиеся в распоряжении редакции, незамедлительно будут переданы в прокуратуру…»

В себя Чеботаревского привел голос Санты, разглядевшего из-за его спины фотографию на первой полосе:

— Вау, Петрович! А что это у тебя за газетка?

— Не знаю… — сердито ответил бывший вице-премьер, собираясь сложить ее.

— Погоди, — остановил его Санта, — что там за фотка такая знакомая мелькнула? Дай-ка позырить, — протянул он руку.

Чеботаревский в сердцах бросил газету назад со словами:

— На, на, зырь!

— Вау! — вновь произнес Санта, развернув газету и рассмотрев привлекший его внимание снимок получше. На этот раз в голосе его явно слышалось изумление: — Да то ж я, Петрович, собственной персоной!

— Где? — не понял Чеботаревский, недовольно повернув голову.

— Как где? Здесь же, на фотке в газете этой. А вон и Пахом…

— Чего ты болтаешь? — недовольно произнес Чеботаревский. — Ну-ка, дай-ка сюда.

Санта вернул ему газету. Рассмотрев напечатанную фотографию более внимательно, бывший вице-премьер убедился, что тот не ошибся. На фотографии действительно был запечатлен и Санта, и Андрюша Пахомов.

— Хм, такие молодые! — не удержался от восклицания Чеботаревский. А Санта добавил, прищурив глаза:

— День нашего знакомства, между прочим!

— А ведь и правда, — согласился Валентин Петрович, обернувшись. — Вы тогда, помнится, на нашего фотографа наехали, и нам проучить вас немного пришлось…

— Угу, немного. Половине моих корешей ноги этими битами поломали.

— Не сердись, Санта, — усмехнулся Чеботаревский. — Если мне не изменяет память, ты тогда отделался легким испугом. Зато в какой команде оказался! Это как… не знаю… отборочный тур пройти. А Пахом тут молодца! Молодца!..

— Кстати, как поживает он?

— Цветет и пахнет… — Валентин Петрович вздохнул, уже, собственно, и забыв о Пахоме. Мысли его вернулись к собственной судьбе, и он даже проговорился вслух: — М-да, подложили мне свинью суки журналюги… — и тут он неожиданно приказал водителю: — Ну-ка, любезный, останови-ка где-нибудь здесь. Мне пару минут воздухом подышать нужно. Душно что-то.

Водитель остановил машину перед небольшим мостиком через безымянную речку. Выйдя из машины, Валентин Петрович прошелся вперед, выискивая чей-то телефон в памяти своего мобильника. Поднес его к уху, уже будучи на середине моста.

— Алло, Николай Иванович? — закричал он в трубку. — Как там прокуратура поживает?.. Ты в курсе, что мне тут газетчики… Почти до детства докопались… Только что грудничковый возраст не тронули…

Холодный ноябрьский ветер, размочаливая, куда-то уносил слова бывшего вице-премьер, но на другом конце соединения, очевидно, его прекрасно поняли, так как потом чуть ли не три минуты Валентин Петрович молча слушал, что ему говорили. При этом с каждой секундой лицо его весьма заметно бледнело.

Глава 11 Псы зализывают раны

Сергей Ашотович был сам не свой.

— Ну и Чеботарь, ну и сукин сын! — возмущался он, нервно расхаживая по кабинету.

Станислав Прокофьевич, расположившийся в своем любимом кресле, поблескивая стеклышками очков, настороженно следил за перемещениями компаньона до тех пор, пока тот не замер возле окна.

— Да будет тебе так переживать! — наконец-то решился подать голос и он.

— Как же не переживать, Прокофьич? — обернулся к нему Сергей Ашотович. — Обвел Чеботарь нас вокруг пальца, как щенков. А ко всему, четверых наших людей на Каширке[21] положил!

— Так не сам же он их положил.

— Да какая разница!

— К тому же, и наши двоих его мазуриков завалили.

— Да-да, в том числе самого Пахома — его правую руку — отправили к праотцам!

— И еще какого-то мужика, с бородой.

— М-да… Это, конечно, не плохо. Но что же мы имеем? А имеем мы, Прокофьич, довольно занимательный расклад. Дочечка Вакариса, которую мы упустили в Домодедово, получается, не совсем его дочка. Вернее, не его дочка совсем…

— Конечно, не его. Так профессионально стрелять из пистолета… Насколько я понял, двоих наших именно она и завалила.

— Да. А сама испарилась. Но мы ее непременно отыщем. В лоскуты порвем, суку! Только прежде закончим с Чеботарем…

— Хм. Этот прохиндей меня определенно восхищает, — хмыкнул Станислав Прокофьевич. — С Домодедово, выходит, это он нас пустил по ложному следу. А сам преспокойненько встретил ее в каком-нибудь Шереметьево и теперь везет Вакарису… Кстати, где у них назначена встреча?

— В одном кафе на Арбате, — ответил Сергей Ашотович. — Наш мудрец Чеботарь продолжает строить из себя великого конспиратора, даже не стал в телефонном разговоре с Вакарисом называть это местечко… Знает, гад, что телефоне банкира у нас на прослушке.

— Но почему тогда ты так уверенно говоришь, что встреча у них состоится именно на Арбате?

— Чеботарь сказал по телефону по поводу их стрелы: «На том же месте, в тот же час». А последняя их встреча проходила в одном арбатском кафе, которое, благодаря нашим ребятам, вычислить удалось без особого труда.

— Погоди, Ашотыч. А что нам это дает? Не будем же мы средь бела дня отбивать у него девчонку в центре Москвы?

— Да наплевать на эту девчонку! Полагаю, Вакарис уже и так напуган неимоверно — чуток поднажмем на него после, и он самолично сдаст нам свой банк. Но вот что касается вице-премьерчика нашего… Есть у меня одна задумка! — с этими словами Сергей Ашотович «упал» в кресло рядом с компаньоном и, улыбнувшись, продолжил: — Сейчас вся ментовка на ушах стоит из-за той перестрелки на Каширке. Шесть жмуров — это не шутка! Расследование явно будет контролироваться на самом высоком уровне.

— Думаешь, выйдут на нас?

— С какого это, Прокофьич? Наши люди, что там полегли, — не совсем наши люди. Просто сотрудники некого частного охранного предприятия, и все. Напрямую мы с ними договор не заключали. А вот люди Чеботаря… Особенно Пахом! Пахом — это, Прокофьич, авторитет еще тот! Весь блатной мир в курсе, что он на Чеботаря еще с измальства пахал…

— Ха, пахарь Пахом! — с усмешкой скаламбурил Станислав Прокофьевич.

— Ага. И если мы сейчас нашим доблестным органам подскажем, то они запросто смогут увязать с разборкой на Каширке утреннюю газету, где на фотке этот Пахом вместе со своим шефом пропечатан. А что? Получается, Пахом являлся единственным человеком, кто мог бы много чего порассказать о криминальном прошлом Чеботаря. Ну и, разумеется, Чеботарю не выгодно иметь такого свидетеля… Логично?

— Умно, — отметил Станислав Прокофьевич. — А еще, до кучи, можно Чеботаря к педофилии привязать. Ведь в деле будет фигурировать девочка!

— Можно, Прокофьич, можно, — с улыбкой посмотрел на него компаньон. — Не оставляют, гляжу, тебя сладенькие мысли. Ну да ладно, хватит трепаться! Пора действовать. Времени у нас почти нет. Надобно позвонить тем, кому по долгу службы такими бандитами, как Чеботарь, заниматься нужно. Думаю, им достаточно будет две засады сделать: в кафе на Арбате и, на всякий случай, в его загородном доме. И мышеловочка захлопнется. Как тебе такой план, Прокофьич?

— Отличный план! — похвалил тот. Правда, тут же заметил: — А если он начнет болтать в тюрьме? Ну, возьмет, да и расскажет о том, как мы с тобой дочь Вакариса…

— Вице наш не дурак, Прокофьич, — возразил ему Сергей Ашотович. — Он будет молчать. Да и проболтается, кто ему поверит?

— Дадут команду верить, и поверят.

— Кто? Кто может дать такую команду, Прокофьич?!

— Ну, не знаю. Все меняется…

— Пока мы с тобой на конях, а не всякие Чеботари! Если что будет меняться, так только в лучшую для нас с тобой сторону. Согласен?

— Угу, — согласился Станислав Прокофьевич, но все же добавил: — Только не мешало бы подстраховаться. Подсказать бы этим нашим друзьям в погонах, чтобы арестовали счета Чеботаря. А то, не ровен час, выкрутится, обойдет сети наши, а потом бабки со своих внутренних счетов переведет на забугорные, да и сам слиняет следом.

— Хорошее замечание, Прокофьич. Действительно, от такого прохиндея, как ты говоришь, всего можно ожидать. Только теперь уже поздно, счетами можно будет заняться лишь завтра с утра. Да и сам Чеботарь до утра, если его до той поры не арестуют, ничего не сможет сделать со своими счетами.

— Ну, так ты хотя бы позвони куда надо. Скажи, что следует. Чтоб к завтрашнему дню всех средств у Чеботаря было лишь то, что в бумажнике у него при себе имеется.

— Обязательно позвоню, Прокофьич, обязательно… — Сергей Ашотович взял лежавшую на столике рядом с креслом телефонную трубку и, набирая чей-то номер, замурлыкал себе под нос песенку из старого советского фильма «Следствие ведут знатоки»:

— Поручил бы Русланчику нашему этим заняться, — зевнув, предложил компаньону Станислав Прокофьевич.

— В отпуске он со вчерашнего дня.

— Чего это он так резко?

— Я откуда знаю? Дело молодое.

— Подозрительно что-то…

В этот момент Сергей Ашотович, наконец, дозвонился до кого-то. Сделав знак другу замолчать, он с улыбочкой произнес в трубку:

— Господин генерал? Как там у вас принято говорить — здравия желаю?..

Чеботаревский после телефонной беседы на мосту вернулся в машину будто сам не свой.

— Что-то случилось? — осведомился у него Санта.

— Случилось… — нехотя ответил Валентин Петрович, располагаясь на переднем сиденье.

Что делать дальше — у него пока не было ни единой мысли. Как только что сообщил ему собственный, проверенный источник в генеральной прокуратуре, пока главным подозреваемым в деле по перестрелке на Каширке, как ни странно, считают именно его.

«Ну, сами посудите, Валентин Петрович, — говорил ему “источник”, некогда словоохотливый, но теперь явно желающий побыстрее закончить разговор, — убит ваш ближайший помощник. Накануне его лицо публикуется в прессе на компрометирующей вас фотографии. По сути, это ж чуть ли не единственный человек, кто мог бы подтвердить достоверность снимка. В любом случае, ваш интерес в его смерти для многих очевиден. Так что берегитесь, Валентин Петрович!»

«Ну и сволочи…» — смог лишь выдохнуть в ответ Чеботаревский.

«Это уже лирика, Петрович, — говорил источник. — Пока вы на свободе, что-то еще сможете предпринять. А “запрут”, все — пиши пропало. У вас в данный момент даже нет элементарной депутатской “подушки безопасности”[22]! Так что, мой совет — спасайте свою шкуру!»

«Источник» также поведал, что по всем полицейским отделениям уже разослана ориентировка на его задержание. Организуется особая оперативная группа — куда бы он ни сунулся, везде его уже будут поджидать. Мало того, дана команда на арест всех его счетов, включая заграничные…

«Кишка тонка, до счетов моих докопаться!» — со злорадством отметил про себя тогда он, но спросил своего собеседника, отказываясь верить тому:

— Бог мой, но почему так быстро? С момента ЧП на Каширке прошло всего лишь чуть больше часа. Обычно, насколько я знаю, чтобы раскочегарить эту вашу полицейскую машину требуется…

— Здесь, Валентин Петрович, сработали чуть ли не космические ускорители, — проинформировали его в ответ. — Знаете, такие, как на космических ракетах.

— М-да… Мне кажется, я даже знаю имена этих ваших ускорителей. Мерзавцы!

Но самым печальным известием для Валентина Петровича, безусловно, стала информация о гибели Пахома. Вроде бы совсем недавно, какой-то час назад, он разговаривал с ним по телефону, предупреждал, чтобы тот был поаккуратнее…

Плохо предупреждал, выходит?

Правда, в первую секунду, как только эта ужасная новость дошла до бывшего вице-премьера, он не особо и расстроился. Мысленно он уже пребывал за границей, слушал шум прибоя не берегу живописного зеленого острова. Места старым друзьям там, естественно, не было. Только прекрасным нимфам дозволено было в тех мечтах Валентина Петровича ласкать его взор.

Однако, оставив мостик и оказавшись в автомобиле, Чеботаревский вдруг почувствовал, как к горлу подступил ком. Хотелось… — нет, не заплакать! — а взвыть волком, разрыдаться во весь голос. Только теперь Валентин Петрович осознал, что с уходом Пахома он осиротел — в прямом смысле этого слова. Не с кем теперь посоветоваться, некому довериться…

— Едем? — вернул его к действительности голос водителя.

Чеботаревский, затуманенными глазами взглянув на него, запел:

— Что с вами, Валентин Петрович? — озабоченно спросил Санта, дотронувшись до плеча бывшего вице-премьера.

— А? Со мной? Нет, ничего… Со мной все нормально, — попытался взять себя в руки Чеботаревский. И обратился к водителю: — Понял? Не гони. Тихонечко, тихонечко езжай. Чапай думать будет.

— Кто будет думать? — не понял водитель.

— Не важно… Езжай…

Машина тронулась и начала медленно набирать ход. Впереди показался выезд на свободное Ленинградское шоссе — пробку на нем им все же удалось благополучно объехать. И теперь водителю, очевидно, было не просто сдерживать сотни лошадиных копыт, нетерпеливо бьющих изнутри по широкому капоту автомобиля. Но Валентин Петрович ничего этого не слышал и не видел. Он вновь отрешился от реальности, пытаясь включить форсаж для собственных мозгов. Нужно было искать какой-то выход из сложившейся ситуации.

Но какой?

Насколько он понял, в бойне на Каширке уцелели его охранник Вадим и «подсадная уточка» Эллис. Причем не просто уцелели, а благополучно покинули место перестрелки. Только телефона Вадима, своего охранника, он не знал, потому как считал, что забивать собственную голову, как и память своего мобильного телефона, номерами всяких служанок да охранников не стоит; Эллис же, прилетевшая из Швейцарии, возможно, вообще не успела обзавестись сим-картой какого-нибудь российского телефонного оператора. Как вот теперь связываться с ними?

Правда, еще у него есть Санта… Но можно ли доверять тому так же, как Пахому? Кто знает, может, в его голове до сих пор живет обида за тот давний инцидент возле фотомастерской Кранца? Недаром он сейчас с таким нехорошим прищуром глаз прокомментировал снимок в газете!

Нет, Санта на роль спасителя не тянет…

Тупик? Нет! Нет и нет! — билось в мозгах бывшего вице-премьера. Все равно, какой-то выход должен быть. Должен! Просто нужно как следует поразмыслить, осмотреться…

Да только, увы, времени на это уже почти не осталось! Проехали МКАД. Выехали на Ленинградский проспект. Еще немного, и они окажутся в центре. А там — Тверской бульвар, Арбат… Единственное, нужно было сделать небольшой крюк — на Большую Никитскую. Там следовало забрать одного проверенного нотариуса, дабы тот официально зафиксировал факт передачи Вакарисом части акций своего банка. Вроде бы мелочь. Но у Чеботаревского уже появилось еще одно нехорошее предчувствие, что даже этого сделать он не успеет. Наверное, это было предчувствием ловушки!

«Эх, — продолжал ломать голову он, — нужен какой-нибудь нестандартный ход… Такой, чего противник от меня никак не ожидает!» И вот тут-то Чеботаревский впервые задумался о том, а чего вообще в данный момент от него ожидают Близнецы? Какой из его шагов пытаются предвосхитить?

За прошедший с момента гибели Пахома и Бороды час с небольшим, несмотря на вечернее время, суметь поднять на ноги все ГУВД — это дорогого стоит! И что же, все это ради того, дабы организовать засаду в его загородном доме и паре любимых ресторанчиков? Нет, что-то тут не так! Если в Москве введен какой-нибудь план «Перехват», его машину давно бы уже вычислили и остановили…

Валентин Петрович резко обернулся.

— Что? — слегка опешив, спросил Санта, видно подумав, что Чеботаревский вдруг решился сказать ему нечто важное.

Но Валентин Петрович разочаровал его:

— Санта, ну-ка посмотри назад, приглядись, никто за нами не едет?

Санта послушно исполнил просьбу. И тут подал голос водитель:

— Еще от кольцевой на хвост нам серая «Мазда» села.

— А что же молчишь? — прикрикнул на него Чеботаревский.

— А не мое это дело — говорить, — произнес тот свою коронную фразу.

— Зато я тебе скажу… — повысил голос Чеботаревский, собравшись было как следует обматерить своего водилу, да вовремя остановился — все же в руках этого человека в данный момент находилась его жизнь. — Но потом, потом, мой золотой, — сказал Валентин Петрович, резко сбавив тон. — А пока ехай ровно, не показывай вида, что заметил слежку.

— Так я и не показываю, — угрюмо ответил ему шофер.

А Валентин Петрович вновь принялся размышлять.

«Висят на хвосте, но брать не торопятся. Ведут в ожидании команды “фас”? Или просто ведут. Но тогда куда? Действительно, куда? О кафе “Элефантус”, где скоро должна была состояться встреча с Вакарисом, Близнецы знать не должны. Но о самой встрече им известно… Что же выходит, я сам их веду туда? Желают убедиться, что я лично контактирую с Вакарисом? Или… Или, может быть, хотят прижать меня к стенке настолько, что я их также вот, как сейчас веду к кафе, приведу к счетам “Андрея Иванова”?..»

От размышлений Чеботаревского отвлек голос водителя:

— Отвалила, — лаконично произнес он.

— Что… отвалила? — рассеянно переспросил Чеботаревский.

— «Мазда» та серая, — пояснил шофер. — Ушла в сторону.

— Ну, да… Это у них такой прием, — предположил бывший вице-премьер, — преследователи должны периодически сменять машины, чтобы преследуемый не заметил слежки.

Санта, продолжавший все это время наблюдать через заднее стекло за убегающей от него дорогой, заметил:

— Да вроде никто вместо «Мазды» той к нам и не пристроился. Может, показалось, что «хвост»?

Валентин Петрович откинулся на спинку сиденья и пробормотал:

— Может, и показалось…

В тот момент он почувствовал себя загнанным волком, бегущим по единственной, свободной от красных флажков тропе прямиком в ад — навстречу охотничьей засаде. И спасти его может лишь какой-нибудь нестандартный, неожиданный для охотников ход: типа развернуться на сто восемьдесят и помчаться обратно — навстречу загонщикам, либо, вообще, перемахнуть через флажки да скрыться в чаще…

Но вряд ли бывший вице-премьер был способен на подобные подвиги. Все, что было в его силах, так это заехать в какую-нибудь церковь и помолиться о спасении собственной души. А еще уповать на удачу, свою постоянную спутницу. Не хотелось, ох как не хотелось Валентину Петровичу соглашаться с тем, что теперь она отвернулась от него!

И случилось чудо! Эта самая удача подала голос, мелодией непрослушиваемого мобильного телефона “Vertu” возвестив о желании банкира Вакариса побеседовать.

— Да, Роберт Янович, — стараясь говорить как можно непринужденнее, ответил на вызов бывший вице-премьер.

— У вас все в порядке? — осведомился банкир.

— Ох… — вздохнул Чеботаревский, — все как в той песне: «Все хорошо, прекрасная маркиза…» Вы слышали ее когда-нибудь?

— Обижаете, Валентин Петрович. Но неужели все так плохо?

— Бывало и лучше. Но, скажите, как скоро вы будете в условленном месте?

— Вот именно по этому поводу я и звоню вам, Валентин Петрович. У меня тут непредвиденные обстоятельства. Как вы смотрите на то, чтобы встретиться у меня в банке?

— У вас… — смог лишь вымолвить Чеботаревский, не веря услышанному.

Вот он — нестандартный ход! Удача, без сомнений, вновь повернулась к нему лицом. Действительно ведь, если разобраться, то в данный момент единственным союзником, пускай и вынужденным, для него являлся банкир Вакарис. За свободу для своей дочери он готов пойти на все — даже некоторое время назад собирался отдать Близнецам собственный банк! Чуть позже — уступить ему контрольный пакет акций банка… Так что же теперь? Неужели вместо этого он не согласится на совершенную малость — физически вывести из-под удара бывшего политика… — да, именно бывшего! — в этом Чеботаревский больше не сомневался, ибо своего политического будущего, как и своего будущего вообще, в родной стране он больше не видел.

Главное, успеть добраться до своих иностранных счетов!

Если разобраться, банкир являлся для него в данный момент чуть ли не единственным человеком, кто мог бы помочь ему в этом. Ведь мало «спасти свою шкуру», как ему советовал «источник» в прокуратуре, нужно еще уберечь и «душу», то есть те средства, что у него имеются на внешних счетах. Чеботаревский прекрасно знал, как умело правоохранительная система, получив команду «фас», блокирует эти финансовые «души» опальных политиков, загоняя тех в петлю…

Вакарис же тем временем подтвердил:

— Да, да, у меня в банке! Сможете подъехать прямо сейчас?

Чеботаревский попробовал — в который уже раз за сегодняшний вечер! — взять себя в руки.

— Ну… — произнес он, пытаясь придать своему голосу тон одолжения, — думаете, это не опасно? Враг не дремлет, Роберт Янович. Вы своей банковской службе безопасности доверяете?

— Разумеется, Валентин Петрович.

— Ну, хорошо… А готовы ли у вас документы, о которых я говорил?

— Готовы, Валентин Петрович. Совершенно готовы. Но вот вы…

— У меня тоже все готово, — перебил Вакариса Чеботаревский. — Только условия моей игры несколько изменились… — он сделал паузу, выдохнул воздух и, казалось, вместе с ним выдохнул и следующее: — Меня ваши секреты и акции больше не интересуют. Видите ли, буквально за последний час произошло много любопытных событий… Короче, нам нужно встретиться и поговорить с глазу на глаз. Если вы сумеете помочь мне — а это, думаю, вам будет не сложно, — то тут же, прямо на пороге вашего банка вы получите свою дочь.

— Кристина сейчас у вас? — вскричал Вакарис так, что Чеботаревский даже на секунду отстранил от уха мобильник.

— Возможно, — туманно ответил бывший вице-премьер, — но повторю, увидите вы ее только в том случае, если мы с вами найдем общий язык. А в этом я нисколько…

Вакарис не дал договорить ему, сказав:

— Я тоже нисколько не сомневаюсь в том, что мы с вами найдем общий язык. Главное, берегите девочку! И не мешкайте, ваш телефон могут прослушивать.

— У меня защита связи. Это ваш телефон…

— У меня тоже защита, — заверил собеседника Вакарис. — Так что я вас жду…

Часы показывали начало девятого вечера. Сергей Ашотович был вне себя от негодования.

— Вы кто — служба безопасности или обычные сторожа? — отчитывал он руководителя Управления службы безопасности КОНСОРЦИУМА — амбала лет сорока пяти с бычьей шеей и каким-то телячьим выражением лица. Он стоял перед сидевшими в креслах Близнецами, опустив бритую голову, и пытался оправдываться:

— Ну… А что еще мы могли сделать-то? Шереметьево пробили, девчонка по имени Кристина Вакарис действительно прилетела рейсом из Женевы в восемнадцать ноль пять. Но мы ж ее там не ждали, все наши в Домодедово были, как вы приказали…

— Я приказал?! — с сарказмом воскликнул Сергей Ашотович. — Да ты, приятель, вообще когда-нибудь слышал, чтобы я приказывал? Я тебе, сударь, не прапор, не вертухай какой-нибудь, чтобы глотку драть приказами. У нас здесь, к твоему сведению, манера общения с подчиненными совсем не такая, как в вашей гребаной системе!

— Ну… Не приказали, сказали… — поправился глава УСБ, который, правда, судя по всему, между этими словами особой разницы и не видел.

— И что я сказал? Всем дуть в Домодедово? Вспомни, дословно, я это говорил?

— Нет.

— А что я говорил?

— Говорили… это… девочку встретить.

— Какую девочку? Да что я из тебя все клещами должен вытягивать!

— Дочку этого… Вакариса.

— У вас ведь имелась ее фотография?

— Угу.

— Это именно она была в Домодедово?

— Наверное, не она…

— Так какого ж хрена вы за нею поперлись?

— Ну, с нами же был товарищ… — напомнил уэсбэшник о человеке в сером плаще, помогавшем его людям вычислить среди пассажиров рейса тех, кого нужно.

— Ты на товарища не списывай. Он нам тоже ответит. Ты за себя говори. Почему случилась эта разборка на Каширке? Как вы могли допустить такое? И вообще, до каких пор нам со Станиславом Прокофьевичем придется в контрразведчиков играть? Вы же профессионалы! Могли бы и проработать действия на случай отвлекающего, этого… маневра со стороны противной стороны.

Амбал поднял голову и несмело взглянул на Сергея Ашотовича, сказав:

— Мы найдем эту девку!

— Какую девку? — усмехнулся Станислав Прокофьевич: — Дочку Вакариса или ее дублершу?

— Обоих найдем! — заверил его глава УСБ.

— Правильно говорить: «обеих», — назидательным тоном заметил ему Сергей Ашотович. А потом мягким, вкрадчивым, но ничего хорошего не обещающим голосом спросил: — Но ты, душа моя, что, совсем не в курсе последних событий?

— Каких последних?

— Мы девочку больше не ищем. Мы ищем Чеботаря. И не мы одни, между прочим! Всю полицию на ноги подняли, чтобы полицаи везде, где только возможно, воздух ему перекрыли. А вам всего одну дверку оставили, через которую этот прохиндей обязательно пройти должен был… Понимаешь? Это ведь называется: поднести под самый нос. И что?

— А, вы про кафе? — глава УСБ облегченно вздохнул. — Виноват, не понял вас сразу. Там все в порядке, в кафе этом. Мои люди расставлены, ждут.

— Замечательно. И давно они ждут?

— Ну, с полчаса, наверное. Как установку Дали, так и заняли позиции. И не волнуйтесь, люди проверенные, компетентные. Не упустят!

— А с чего это нам волноваться? — хмыкнул Сергей Ашотович. — Это тебе, дружок, волноваться нужно. Не упустят, говоришь? Это хорошо. Да только, во сколько — по твоей информации — Чеботарь должен был в это кафе явиться?

— В восемь вечера.

— А сейчас сколько?

Уэсбэшник взглянул на часы:

— Девятый час.

— Ну и?

— Задерживается, — пожал плечами он.

— Чеботаревский никогда не задерживается, — заметил Станислав Прокофьевич. — Он либо приезжает, либо нет.

— Ну, а что еще мы сделать можем?

— Что? — вновь вскипел Сергей Ашотович. — А с кем встреча у Чеботаря в этом кафе назначена, вы в курсе?

— Разумеется. С этим… с Вакарисом, банкиром.

— Что прослушка?

— Глухо. Либо они друг с другом не связывались по телефону, либо, как говорят наши спецы, у банкира может иметься какая-то защищенная линия.

— Так почему же вы не организовали наблюдение за ним? Учитесь, двоечники, у своего противника. Чеботарь вон какую комбинацию с дублершей девочки перед вами разыграл! Если уж он перенес встречу с Вакарисом в какое-нибудь другое место, а сам из вашего поля зрения исчез, то выйти на это место можно всего лишь элементарно проследив за его оппонентом…

— Понял! — подобострастно качнулся на каблуках глава УСБ. — Сей же миг организуем наблюдение за Вакарисом.

Станислав Прокофьевич хмыкнул:

— Да какой теперь в этом прок? Времени-то вон сколько! Опоздали.

— М-да, — вздохнул Сергей Ашотович. — Но будем хотя бы знать, как прошли переговоры нашего прохиндея с Вакарисом. Получит ли он свою дочь, или Чеботарь перейдет к розыгрышу своей следующей партии?

— Думаю, ему уже не до комбинаций! — задумчиво заметил Станислав Прокофьевич. — Как говорится, «не до жиру, быть бы живу»! Скоро всплывает где-нибудь. Единственное, жалко все же будет, если сначала он ментам попадется. Хотелось бы в глаза взглянуть подлецу.

— Взглянешь, дорогой, взглянешь, — заверил компаньона Сергей Ашотович.

— Ну, так какие указания будут? — подал голос глава УСБ.

— Указания… — проворчал Сергей Ашотович. — Организуйте наблюдение за квартирой Вакариса, за его банком…

— «ОКО-банком»? — уточнил уэсбэшник.

— Да. Все ясно?

— Все, Сергей Ашотович.

— Ну, так действуй.

— Слушаюсь, — щелкнул каблуками глава УСБ и повернулся к выходу из помещения. Однако что-то остановило его: — Только это…

— Что?

— А где у Вакариса квартира? Какой адрес?

Сергей Ашотович едва не задохнулся от возмущения:

— Ну ты ваще!..

Уэсбэшник понял, что сморозил глупость, но единственное, что пришло ему в голову в тот момент, так это банально извиниться:

— Простите… — пробормотал он и удалился.

Когда он ушел, Станислав Прокофьевич, повернувшись к компаньону, поинтересовался:

— Не помнишь, где мы откопали этот кадр?

— По протекции взяли, — вздохнул Сергей Ашотович. — Из бывших. А куда денешься, если уважаемые люди своего человека на теплое местечко умоляют пристроить?

— М-да, никуда не денешься… — согласно вздохнул Станислав Прокофьевич и добавил: — Скорее бы Русланчик наш из отпуска вышел.

Глава 12 В призме оконного стекла: прошлое, настоящее, будущее…

Говорят, если долго смотреть в зеркало, можно увидеть в нем демона. Такова магическая природа Зазеркалья! Оконное стекло — это, конечно, нечто иное, попроще. Но когда за окном темнеет, иногда и оно обретает способность отражать. И тогда между стекол оконной рамы, как в волшебной призме, можно увидеть прошлое…

Это был конец 80-х.

Валька Невежин уже вторую неделю исправно посещал занятия в своем техникуме. Да не просто посещал или учился, а буквально погружался с головой в предметы, к которым до недавнего времени испытывал, в лучшем случае, безразличие. Некоторые преподы даже ставили его в пример однокурсникам:

— Вот посмотрите на Валентина! Как он изменился! Видимо, понял, что главное в жизни — знания. Без них у человека нет будущего. И он теперь не дурака валяет, как раньше, вместе с вами, оболтусами, а смотрит вперед…

И подобные слова, надо признать, на однокурсников действовали магически. Глядя на склонившегося над учебником Вальку Невежина — еще недавно такого разгильдяя, коих свет не видывал, — они задумывались: одет исключительно в фирму, недавно купил видак — пускай и отечественный, ВМ-12, но свой собственный. Ни у кого в группе ничего подобного нет! Потом, двухкассетник “SHARP” японский, кассеты импортные, курит настоящее «Мальборо», журналы иностранные свободно достает… Вот он — герой нашего времени! На такого, действительно, не грех и ровняться!

Да только никто из однокурсников даже не догадывался, что «грызет» науку с необычайной жадностью Валька Невежин совсем по иной причине. Просто ему хотелось забыться, сбежать от реальности, но, как выяснилось, за исключением учебников, особо бежать и некуда было. Вернуться к прошлой жизни он уже не сможет, а будущее… — даже нельзя сказать, что оно виделось ему туманным. Нет. В один прекрасный миг в его жизни будто упал черный театральный занавес, отделив, как зал от сцены, его настоящее от будущего. Теперь оно, еще недавно видевшееся ему исключительно в светлых, радужных тонах, стало непроницаемо черным…

Вчера он долго не мог заснуть, ворочался в постели. И все пытался мысленно приподнять этот мрачный «занавес», чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на то, что скрывается за ним… Но нет, не поднять ему его! Силенок маловато…

— Да угомонишься же ты, в конце-то концов! — донесся из родительского закутка недовольный сонный голос отца.

— Сын, может, у тебя неприятность какая? — подала голос мама.

— Влюбился, небось… — пробормотал отец, засыпая.

Валька замер. Даже на какое-то время перестал дышать. Родителям ничего не следует знать о его проблемах! Даже догадываться не должны, что в его жизни что-то произошло…

Переведя дух, он осторожно отвернулся к стенке. И вдруг почувствовал, что по щеке покатилась горячая слеза. Прочертив по коже огненную трассу, она горьким ручейком пробежала по губам и скатилась на подушку. Вдогонку за первой слезой устремилась следующая. За ней — еще одна…

Валька впервые в своей жизни беззвучно рыдал. Ни мать, ни отец, находившиеся рядом, в своем родительском закутке их общей, единственной комнаты в коммунальной квартире, больше не слышали ни звука со стороны его кровати. А он… ревел! При этом чтобы никакие изданные им звуки не потревожили бы больше родителей, он что есть силы открывал рот. Так, говорят, рекомендуют поступать пилотам истребителей в момент преодоления ими звукового барьера…

Но не так давно Валька постиг и еще один необыкновенный эффект от использования этого приема: если до звукового барьера тебе далеко, то можно самому создать его, для чего и делов-то — всего лишь что есть силы открыть рот. И он уже целую неделю, семь дней, незаметно для других создавал этот барьер вокруг себя: в техникуме, во дворе, дома… Но только сегодня ночью, в преддверии грядущего восьмого дня, из глаз его предательски потекли слезы.

Почему именно в эту ночь?

Валька знал ответ на этот вопрос.

Ровно семь дней прошло с момента загадочного исчезновения его странного соседа по коммунальной квартире — Бориса Аркадьевича Кранца…

Соседей, правда, отсутствие Бориса Аркадьевича не особо насторожило.

— Небось, невесту себе нашел наш Аркадьич, — в шутку как-то предположила мать, готовя на общей кухне ужин.

— Вот старый хрен! — отозвалась их одинокая соседка — тетя Шура. — Зубы на полку уже пора лОжить, а он все по бабам шастаить.

— А может, случилось с ним что? — выдвинула версию другая соседка. — Вдруг в больницу попал, а мы и не знаем ничего.

— Ага, в больницу… — с желчью в голосе произнесла тетя Шура. — Такого кабана из пушки не свалишь!

— Ой ли? — улыбнулась Борькина матушка. — Да какой же он кабан? Я как впервой его увидела, подумала: «Как же жизнь-то в таком худющем держится?»

— Ничего, нагуляется, вернется! — не без ехидства закрыла тему тетя Шура.

Да вот только вторая неделя уже пошла, а Кранц все никак не мог «нагуляться». И лишь один его юный сосед, Валька Невежин, знал, что причиной отсутствия Бориса Аркадьевича являлась вовсе не женщина. Перед глазами его до сих пор стояла жалкая фигура дяди Бори, замершая возле двери, на выходе из салона. Спина ссутулилась, одно плечо как-то несуразно опустилось под весом портфеля в руке. Даже, чудилось, бакенбарды мастера уныло повисли…

Словно предчувствовал что-то старик! Впрочем, собственной версии исчезновения наставника Валька до сего момента тоже не имел. Уверен он был лишь в одном: если бы у Кранца все было в порядке, он дал бы знать о себе.

Но вот сегодня ночью нехорошая мысль закралась в голову Валентина. Он поставил себя на место людей, заказавших Кранцу клише для печатания денег. О, то явно были серьезные люди! И как они поступили бы, убедившись, что клише в порядке? Как, к примеру, поступают с апельсином, выжав из него сок? Известное дело, как — выбрасывают на помойку! Аналогичным способом могли поступить и с Борисом Аркадьевичем. Только такого человека, как фальшивомонетчик Кранц, так просто не выкинешь. Слишком габаритный экземпляр он для человеческой помойки! Подобных ему людей просто ликвидируют. Ведь оно и проще так — все концы в воду! Печатай себе деньги, трать, как заблагорассудится, не опасаясь, что в один прекрасный день через мастера, изготовившего клише, на тебя выйдут менты. Да существовала и более прозаичная причина, по которой им проще бы было избавиться от Кранца, — это те самые десять тысяч рублей, которые старик надеялся получить за свои клише. Стоит ли жизнь человеческая этих денег для ублюдков подобных тем, что не так давно едва не разгромили их с дядей Борей фотосалон?

«Убили, убили дядю Борю!..» — родилась в голове Вальки Невежина мысль в преддверии ночи. Оттого и сон не шел к нему, оттого и рыданья беззвучные… А потом, вполне предсказуемо, непонятное сновидение, в котором ему явился улыбающийся дядя Боря.

— Все в порядке, вьюноша? — хитро прищурив глаз, осведомился он.

— Да вроде как… — пожимал во сне плечами Валентин.

— Все сделал в мастерской, как я наказал?

— Да вроде как все.

— Что значит вроде? Отвечай четко, вьюноша!

— Ну, все прибрал, все следы уничтожил. Дверь закрыл.

— А трешку свою не забыл прихватить?

— Рисунок, что ли? — уточнил Валька.

— Его, его, — подтвердил Борис Аркадьевич.

— Ну, конечно, взял.

— Молодец, вьюноша! Береги его.

— Зачем?

— Как зачем? — усмехнулся старик. — Как всегда, купишь на этот трояк пиво и мороженое.

— А откуда вы знаете, что я люблю пиво с мороженым?

— Я теперь, вьюноша, все знаю. Даже то, чего тебе пока неведомо. Так что слушай меня, внимай…

— Нет, а серьезно, дядь Борь. Зачем мне эту мазню хранить? Как память?

— И как память тоже. А вообще, вьюноша, говорю же, а ты не слушаешь. Купишь на эту трешку себе пива и мороженое, и… короче, все, что еще захочешь…

— К примеру? — перебил Валька, вдруг уверовавший, что на нарисованные три рубля действительно можно что-нибудь купить.

— К примеру? — переспросил Кранц и, на пару секунд задумавшись, молвил: — Ну, к примеру, вьюноша, весь Мир. Как это тебе?

Валька заливисто рассмеялся:

— Не много ли, дядь Борь? — спросил сквозь смех он, на что получил неожиданный ответ:

— Даже еще останется, — как-то зловеще ответил Борис Аркадьевич. — Только будь бдительным! — добавил он, на Валькиных глазах из живого человека превращаясь в мраморную статую. — Враг не дремлет!..

Сказав это, Борис Аркадьевич попытался погрозить пальцем, да не смог, ибо полностью окаменел.

— еще какое-то время отдавался где-то в голове у Валентина голос старика. А вслед за этим по всей окаменевшей фигуре пошли жуткие трещины, будто напрягшиеся вены. Отвратительное зрелище! Но еще более ужасным для Вальки стало видеть то, как от каменной статуи наставника вскоре начали откалываться куски мрамора. Сначала маленькие: левое ухо, нос, правый бакенбард. Затем фрагменты более крупные: коленка, рука, плечо… Словно некий каменный анатомический театр разыгрывал перед ним жуткое представление! Причем падение на пол каждого камня сопровождалось грохотом, напоминающим гром небесный в майскую грозу, что заставляло Вальку испуганно вздрагивать…

«Буфф! Буфф!» — гремели отваливающиеся части статуи наставника. И звуки эти до того больно били по Валькиным ушам, что он, зажмурившись, открыл что есть силы рот — так, как поступают летчики в момент, когда их истребители проходят звуковой барьер. И сделал это он с таким старанием, что у него даже заболели уголки губ. Возможно, именно от этой боли он и проснулся.

Хотя… Проснулся ли?

«Буфф! Буфф!» — продолжал стоять в ушах звук из сна. Или уже не из сна? Или он уже не спит и слышит это наяву?

Действительно, наяву! В конце концов, не снится же ему теперь голос соседки? Много чести ей!

— Ну, чего долбите? Чего? — ругалась тетя Шура, направляясь к входной двери. — Иду же! Звонка, что ли, не ви…

«ПРОСПАЛ!» — с ужасом подумал Валька, глядя на заправленную кровать родителей, которые уходили на работу намного раньше, чем он в свой технарь. Они никогда не будили его, так как считалось, что он к тому времени уже не должен спать. Действительно, какой может быть сон в комнате, где двое взрослых людей, снуя мимо твоей кровати, собираются на работу?..

Между тем звук открывающейся двери слился с неразборчивыми мужскими голосами, в гуле которых голос соседки просто утонул. В коридоре послышался топот. Кто-то с силой дернул за ручку дверь комнаты Невежиных.

— Соседи на работе? — смог разобрать Валька один из голосов.

— Ага, ага, — испуганно подтвердила тетя Шура. — Все на работе. А мальчишка их в техникуме.

Но ей, видать, не поверили — чей-то кулак несколько раз с силой ударил по двери. Раздавшиеся звуки заставили Валькино сердечко запрыгать в такт им, а сам он накрылся одеялом с головой, наивно считая его единственной своей защитой. С десяток подобных ударов дверь точно не выдержала бы. Но, слава богу, вскоре они прекратились. За дверью послышались приглушенные голоса. Единственное, что Вальке удалось разобрать, был вопрос, очевидно, адресованный тете Шуре:

— Точно старик никому не оставлял ключ от своих покоев?

Потом послышался треск. Валька не сомневался — это ломали дверь комнаты Бориса Аркадьевича. Но кто? Кто были эти люди, с такой легкостью вламывающиеся в жилища других? Милиция? Бандиты? В данный момент особой разницы между ними Валька Невежин не видел: и те, и другие могут иметь к нему определенные вопросы.

Только чуть позже, когда, судя по звукам в коридоре, «гости» покинули их коммуналку, Валька осмелился подойти к окну и посмотреть в щелочку между рамой и шторой на улицу. Увидеть в нее он смог лишь то, как к новенькой черной «Волге», стоявшей во дворе, со стороны их подъезда направляется несколько мужчин. В походке одного из них Валентину почудилось что-то знакомое.

«Да! — вдруг вспомнил он. — Это же… это же Пахом! Тот самый чувак, с которым Аркадьич имел какие-то дела».

Но данное открытие Вальке тогда ничего не дало. Имеет ли группировка, в которой числился Пахом, отношение к исчезновению Кранца, не имеет — выяснить это ему было не по силам.

Дождавшись, когда «Волга» укатит со двора, Валька, натянув треники, подошел к двери и острожно приоткрыл ее. В коридоре было пусто. Дверь комнаты тети Шуры была плотно прикрыта — видать, тетка серьезно струхнула после такого неожиданного бандитского штурма их скромной коммунальной жилплощади (хотя… потом она еще долго будет рассказывать во дворе о жулике Кранце и о том, как она, оставленная гадами-соседями, в гордом одиночестве геройски встала грудью на защиту их несчастной коммуналки).

Немного постояв на пороге своей комнаты, Валька решился-таки переступить его. Взору его тут же открылась другая соседская дверь — с развороченным замком. В комнате за нею не так давно проживал несчастный дядя Боря.

Что же искали бандиты у него? Вальке это стало настолько интересно, что от недавнего его страха не осталось и следа. Он уступил место любопытству. Дверь «гости» Кранца за собой не закрыли. Да и, собственно, нечего было закрывать — развороченный замок ее выглядел довольно печально. Валентин подошел к двери и немного приоткрыл ее. Потом, набравшись еще чуток храбрости, потянул за ручку сильнее, после чего почти уверенно шагнул в комнату старика.

При этом с удивлением отметил, что, несмотря на довольно тесные взаимоотношения с соседом в последнее время, в его комнате ему так ни разу и не довелось побывать.

Наверное, окажись он здесь раньше, ничего интересного для себя и не увидел. Стандартная советская мебель: шифоньер, книжный шкаф, софа, стол и пара стульев, цветной телевизор «Радуга» в углу. Только сейчас все это было сдвинуто, перевернуто, разбросано… Сущий кавардак! Валька ни минуты не сомневался — в квартире что-то искали. Но что? Клише? Так все они были в портфеле у Бориса Аркадьевича тогда, когда он собирался ехать на встречу с заказчиком. А заказчиком, как догадывался Валька, был кто-то из той рэкетирской шайки, в котором состоял Пахом. Возможно даже, покровительствующий ей председатель горкома ВЛКСМ с фамилией… Забыл. На «Ч», кажется. Да и не столь это важно. Судя по всему, выходило, что не довез до них тогда дядя Боря товар?

Не знал Валька Невежин ответы на эти вопросы. А в комнате старика ему нечего было делать вообще. Сердце подсказывало: скоро сюда явится и милиция. Так что не надо тут ничего трогать, а лучше, вообще, быстрее уйти восвояси. И Валька уже повернулся к выходу из комнаты, как вдруг взгляд его зацепился за небольшую картину в рамочке, являвшуюся единственным украшением голой стены с дешевенькими желтыми обоями. Взглянул на нее Валентин и не поверил собственным глазам: это был его собственный рисунок той несчастной трехрублевки, которую некогда попросил его изобразить Борис Аркадьевич.

Но как такое может быть?

Валька помнил точно, что рисунок этот он собственноручно забрал из фотосалона Кранца, когда навсегда покидал его: снял со стены, положил в сумку. Да и сейчас рисунок этот, как и наказывал дядя Боря, хранится у него, а значит, его просто физически не может быть здесь, в соседской комнате. Валька даже потер глаза — не привиделся ли ему этот трояк в рамке? А потом протянул к рисунку и руку, наверное, дабы убедиться в его реальности. И вот только тогда, рассмотрев рисунок поближе, Валька понял — это не рисунок, а фотография. Хороший цветной снимок! Но вот только зачем Борису Аркадьевичу потребовалось переснимать его? Сейчас Валька воспринимал эту картинку на стене, как привет от своего наставника из прошлого. Правда, неожиданно ему вспомнился один единственный кадр из фильма «Место встречи изменить нельзя»: портрет сержанта Синичкиной на двери магазинной подсобки. Так Глеб Жиглов подал знак Шарапову, что подсобочка перед носом того непростая!

«А уж не подает ли Борис Аркадьевич этой “трешечкой” и мне какой-то знак?» — подумал Валентин.

Чтобы отмести это предположение, достаточно было протянуть руку к рисунку и убедиться, что рамка намертво прикручена шурупами к стене. За нею явно ничего не спрячешь.

Но Валька подумал, что лучше все же эту «трешку», пускай и всего лишь на фотографии, но убрать из комнаты Кранца. Вдруг потом милиция заинтересуется этим странным снимком? Узнают, кто автор сего художественного «шедевра». А дальше установят, что у автора этого с исчезнувшим соседом были тесные рабочие отношения на не совсем законном, а вернее, совсем незаконном поприще фальшивомонетничества. Да еще и талончики поддельные на автобус припомнят…

Валентин попытался вытащить фотографию нарисованной трехрублевки из рамочки, не повредив той. И оказалось это делом на удивление легким. Фотографию можно было извлечь из нее, как проездной билет из специальной пластиковой рамки. А там…

Валька ахнул. Глазам его открылась металлическая дверца, сделанная прямо в стене. «Я прям как Буратино!» — улыбнулся он, вспомнив место в сказке, где описывалась потайная дверь, скрытая за старым холстом с нарисованным на нем очагом.

Действительно — правда, не без подсказки Бориса Аркадьевича, — но он наткнулся на самый настоящий тайничок. И весьма оригинальный! Проще некуда: из стены вытащили пару кирпичей, а образовавшуюся нишу закрыли дверкой от поддувала для деревенской печки. По всей видимости, оборудовал этот тайник сам Борис Аркадьевич. Да как оригинально — на самом видном месте — на голой стене!

Валька, нетерпеливо потянув дверцу за ручку, открыл ее. Та оказалась не заперта по причине отсутствия на ней какого-либо замка. Потом с таким же нетерпением сунул внутрь руку и начал доставать из тайника, словно из дупла, служившего складом для сороки-воровки, разные любопытные предметы.

Первыми он вытащил оттуда три общие тетради, исписанные мелким почерком. Пролистав страницы одной, он, помимо записей, увидел там и массу всевозможных рисунков и чертежей. Задержав взгляд на одном из них, Валька ахнул: это же схема самого настоящего станка для печати денег! Рядом даны все размеры, материалы, порядок сборки… Незаменимая инструкция для фальшивомонетчика (если, конечно, тот владеет секретом изготовления клише)!

Секрет же этот явно раскрыт на страницах второй тетради, испещренной множеством химических формул.

В третьей тетради, как понял Валентин, лишь мельком взглянув на ее страницы, описывались рецепты изготовления специальной бумаги, использующейся при производстве денежных банкнот в разных странах. Удивительная тетрадь!

Но тайник открыл еще далеко не все свои секреты Валентину. Когда он вновь сунул свою руку в него, то нащупала внутри некий сверток — на вес, немного тяжеловатый. Вытаскивая его на свет, в шутку думал, что это дядя Боря оставил ему в наследство золотой слиток, завернутый в газету. Шутка шуткой, он когда разворачивал ее, обратил внимание, что у него чуть подрагивают от нетерпения пальцы. Но что же это?.. Валька вновь ахнул. То были клише для печати двадцатипятирублевых купюр! Причем на тыльной стороне одного клише он увидел царапины, по своей конфигурации как бы образующие латинскую букву «V»…

«Что же выходит, — мелькнуло в голове у юноши, — старик понес на встречу с заказчиком какие-то другие клише?»

Но он тут же оставил эту мысль, едва его рука нащупала в тайнике еще один предмет. Уже лишь только исследовав его на ощупь, Валька понял, что это такое. И не ошибся! То была денежная пачка. Сто купюр достоинством 25 рублей в официальной банковской упаковке…

Воровато оглянувшись на незакрытую дверь, Валька нетерпеливо разорвал бумагу, да так неловко, что новенькие четвертные банкноты рассыпались. И он с восторгом наблюдал за тем, как они, словно двигаясь в замедленном кино, ложатся на пол фиолетовыми бабочками…

Медленно, очень медленно — чуть ли не вечность! — из них складывалась цифра:

2013

Много чего можно увидеть в оконном стекле после того, как на улице стемнеет. Все зависит от освещенности помещения, в котором ты находишься, и яркости света уличных фонарей. С темнотой обычное оконное стекло обретает свойства зеркала, а в том, как известно, порою можно увидеть вещи, выходящие за пределы нашего понимания.

Роберт Янович Вакарис долго стоял возле окна своего рабочего кабинета, задумчиво глядя на стоянку перед банком. На той практически не осталось машин — время уже позднее, половина девятого вечера! Клиенты и сотрудники банка давно уже дома. Чего же хотел увидеть за окном банкир? Просто собственное отражение? Или, может быть, демона?

О, нет! Он просто ждал. Он терпеливо ждал единственную машину, от которой в данный момент, возможно, зависела вся его будущая жизнь. Он не знал марки этого автомобиля, не догадывался, какого цвета он будет, но его появление сейчас перед дверями банка было просчитано им задолго до момента, когда сама эта машина сошла с конвейера.

И вот его терпение вознаграждено! На опустевшую стоянку въехала дорогая черная иномарка. На миг обдав банковские двери потоком дальнего света, фары ее скромно моргнули и погасли. В тот же миг на столе Вакариса зазвонил оставленный на нем мобильный телефон. Взяв его и поднеся к уху, Роберт Янович произнес:

— Слушаю.

— Я на месте, — услышал в ответ он голос бывшего вице-премьера.

— Поднимайтесь.

— Да-да… Только… Только, Роберт Янович, не могли бы вы дать команду паре ваших охранников встать на улице возле дверей.

— Вы кого-то боитесь?

— На всякий случай, Роберт Янович. Береженого, как говорится…

— Хорошо.

Вскоре из банка вышла парочка широкоплечих парней, облаченных в черную форму, бронежилеты и омоновские берцы. За спиной каждого висел похожий на автомат Калашникова карабин; на ремне портупеи — кобура с пистолетом, дубинка, наручники… Бравые парни! Они, как по команде, широко расставив ноги, синхронно заняли места по обеим сторонам от двери, будто взяв под охрану Мавзолей Ленина.

Спустя минуту из припаркованной возле входа иномарки, наконец, показался мужчина в черной кепке и респектабельном демисезонном пальто. Со стороны можно было подумать, что это припозднившийся клиент банка. Да такой важный, что даже сам управляющий остался на рабочем месте, дабы дождаться его…

— Чай, кофе? — любезно осведомился Вакарис у Чеботаревского, когда тот, сняв кепку и пальто, сел на стул-кресло для гостей.

— Кофе опять из автомата? — невесело хмыкнул гость, вытирая ладонью лысину.

— Как пожелаете. Могу распорядиться подать и растворимого.

— Да нет, Роберт Янович, не до кофе мне сейчас. Хотя… Коньяк! Хорошего коньячка я, знаете ли, грамм пятьдесят бы принял. Для нервного, так сказать, успокоения. Слишком уж день суетный выдался, — посетовал он.

Вакарис связался через компьютер с секретарем, и вскоре перед бывшим вице-премьером появилась наполненная коньяком рюмочка, блюдце с нарезанным лимоном и шоколадка.

— Как у вас по-простецки тут все! — невольно отметил бывший вице-премьер. — Хвалю, — он поднял рюмку и, взглянув на Вакариса, удивленно осведомился: — А вы, Роберт Янович?

— Это потом, Валентин Петрович, — ответил тот. — Скажите лучше, скоро ли я смогу увидеть свою дочь?

Чеботаревский хмыкнул и опрокинул рюмку. Занюхал лимонной долькой, после чего вернул ее обратно на блюдце.

— Хорош коньячок!

— Вы мне не ответили, — напомнил Вакарис.

— Насчет дочки? А, — махнул рукой Чеботаревский, — будьте спокойны. Как только мы с вами договоримся… — он замолчал, словно не зная, что говорить дальше.

— Как я понял, тайна механизма восполнения банковского капитала «ОКО-банка» вас больше не интересует? — пришел ему на помощь Вакарис.

— Вы правильно поняли…

— Ну, так я слушаю ваши новые условия.

— Сначала ответьте мне на один вопрос. Если я дам вам доступ к некоторым банковским счетам, вы сможете перевести деньги с них на какой-нибудь другой счет?

— Разумеется, — пожал плечами Вакарис.

— Даже если этот счет нужно будет открыть в иностранном банке? — уточнил бывший вице-премьер.

— А почему бы и нет? Просто это займет чуть больше времени.

— И сколько?

— Ну, не знаю… Как только завтра откроется банк, я дам команду главбуху…

Чеботаревский перебил его:

— Завтра — это уже поздно! Мне нужно сегодня.

Вакарис взглянул на наручные часы:

— Помилуйте, Валентин Петрович! Банковский день закончен.

Чеботаревский грустно вздохнул и, не поднимая на собеседника глаз, произнес:

— Помнится, Роберт Янович, в нашу последнюю встречу вы сами завели речь о некой сумме, что вы готовы отдать за свободу вашей дочери… Вы еще удивлялись, что я до сих пор не озвучил ее, — напомнил он. — Припоминаете?

— Ну. И что же? Вы тогда, насколько я помню, благородно отказались от денег. А теперь, что? Передумали играть роль благородного злодея?

— Я не злодей.

— Но вы ведь, как я понял, теперь хотите денег? Денег… ЗА МОЮ ДОЧЬ! Так разве это не злодейство?

— Нет, нет, нет… — замотал головой Чеботаревский, — вы не так все понимаете… Обстоятельства несколько изменились. Подозреваю, что к завтрашнему утру все мои счета будут арестованы. Фактически я — нищий.

— Ах, вот оно что! — соболезнующим тоном протянул банкир. — Это, насколько я понимаю, как-то связано с публикацией той вашей рэкетирской фотографии в прессе?

— В некоторой степени, Роберт Янович, — вынужден был признать бывший вице-премьер. — Но не только… Видите ли, мне нужна ваша помощь. Вернее, — вдруг повысил он голос, — вы обязаны помочь мне! Мои светлые порывы оказать вам содействие в вызволении вашей дочери из плена привели к тому, что я поссорился с весьма влиятельными людьми. Как я понял, вы уже имели возможность увидеть, какую травлю в отношении моей скромной персоны развернули в газетах, в интернете… Я до сих пор в шоке! И думаю вот, глотая валидол, если бы не это похищение… Если бы не ваша дочь, Роберт Янович…

— Довольно! — решительным тоном остановил политика банкир. — Говорите по существу, чего вы хотите за мою дочь?

И тут Чеботаревский выпалил, словно загодя выученный текст:

— Денег и возможность покинуть с ними пределы России! Я знаю — в ваших силах посодействовать этому.

Вакарис даже вынужден был на секунду отвернуться, чтобы скрыть от собеседника улыбку, вызванную его словами. Но он тут же взял себя в руки:

— Хорошо, Валентин Петрович. О какой сумме идет речь? — спокойный тоном осведомился он.

— Я не знаю… — признался бывший вице-премьер. — Решите сами, Роберт Янович, сколько стоит ваша дочь…

— Я не оцениваю детей деньгами, — холодно ответил ему Вакарис.

— Простите… — Валентин Петрович скромно потупился. — Я, наверное, неверно выразился. Я просто хочу сказать, этой суммы мне должно хватить, чтобы некоторое время пожить за границей. Скромно, без излишеств, но… Вы должны сами понять, Роберт Янович. Рано или поздно, но я добьюсь, чтобы деньги, имеющиеся на моих счетах, вернулись ко мне…

— Как я понимаю, речь идет о нескольких миллионах в устойчивой валюте? — осведомился Вакарис и тут же буднично, словно речь шла о выделении пожертвований на какой-нибудь приют для домашних животных, сказал: — Что ж, вы их получите.

Чеботаревский не верил своим ушам. Никакого торга! Никаких дебатов! Простые слова банкира даже на минуту выбили бывшего вице-премьера из колеи.

— Как это замечательно… — лишь смог пробормотать он, собираясь с мыслями.

— Но когда я увижу свою дочь? — тут же озадачил его Вакарис.

Чеботаревский же, судя по всему, тоже решил сделать широкий жест, заикнувшись было:

— Да хоть…

Очевидно, он хотел сказать: «Да хоть сейчас!», но вовремя одумался и, выдержав небольшую паузу, ответил:

— Как только получу деньги, так сразу дочь свою вы и увидите.

Вакарис усмехнулся и кивнул куда-то в сторону:

— Так берите.

Чеботаревский проследил за его взглядом и увидел сложенные в углу кабинета коробки из-под ксероксной бумаги, после чего изумленно присвистнул (если, конечно, можно назвать свистом шипящий звук, вырвавшийся из его рта).

— В этих коробках? — понизив голос до шепота, недоверчиво спросил он.

— В этих коробках, — подтвердил Вакарис и, предвосхищая следующий вопрос собеседника, пояснил: — Я слежу за последними событиями, Валентин Петрович. Именно в свете их я и решился позвонить вам и назначить встречу здесь, в моем банке. Я подумал, так для дела будет безопаснее…

Но Чеботаревский его уже не слушал.

— Сколько здесь? — сглотнув слюну, осведомился он.

— Тринадцать миллионов долларов, — продолжая улыбаться, ответил Вакарис.

— Сколько? Тринадцать? — недоверчиво переспросил Чеботаревский.

— Вы мне не верите?

Было заметно, что Чеботаревский и впрямь ему не поверил, хотя и сказал:

— Верю, конечно, верю, Роберт Янович.

— Тогда почему у вас такой растерянный вид? — осведомился тот.

— Вид?.. Да нет, все нормально. Просто задумался: что-то коробок больно много для тринадцати лямов. Мне кажется, здесь их все тридцать!

— Ах, вот вы о чем. Да, вы правы, визуально кажется, что тут должно быть больше. Но дело в том, Валентин Петрович, что это мои кровные сбережения, и так вышло, что храню я их исключительно в пятидесятидолларовых купюрах.

— Ах вот оно что! Понимаю, Роберт Янович, понимаю…

— Ну и? — Вакарис вопросительно посмотрел на Чеботаревского.

— Ах, да, — спохватился тот, — дочь… Право, вы меня ошеломили этими деньгами. Надо бы это, грузчиков каких-нибудь позвать, что ли…

— Где же я вам сейчас найду грузчиков? — удивился Вакарис.

— Ну, охранникам своим прикажите.

— Хм… Охранники у меня, Валентин Петрович, содержатся для того, чтобы охранять, а не прислуживать… — сказав это, Вакарис поднялся из-за стола и подошел к окну, взглянув за которое, поинтересовался: — Все три машины на стоянке, как я понимаю, ваши? Так и попросите своих людей…

— Какие еще три машины? — вскочил со своего места Чеботаревский. — У меня всего одна… — подлетев к окну, он осекся.

— Так что, две другие — это не ваши машины? — уточнил Роберт Янович.

— Н-не мои… — задрожал голос бывшего вице-премьера. — С-судя по всему, Роберт Янович, это мои н-недруги… Вычислили меня, суки! Вычислили… — он совершенно искренне всхлипнул, не видя вариантов, как выпутаться из сложившейся ситуации.

Действительно, на стоянке перед банком теперь находилось три автомобиля: машина, на которой приехал Чеботаревский, и два серых джипа, вставших клином так, что выехать за его пределы автомобиль Валентина Петровича физически не смог бы.

— Обложили, сволочи, обложили… — чуть ли не выл бывший вице-премьер. — Что же делать, а? Что же мне делать, Роберт Янович? Живым дальше дверей вашего банка мне теперь точно не уйти. Вот влип-то…

Однако Вакарис оставался на удивление спокойным.

— Как я понимаю, Кристина находится в вашей машине?

— Угу, — подтвердил Чеботаревский. — Вы боитесь, что вашу девочку вновь… это… перепохитят? Не бойтесь… В машине преданные мне люди, профи, их много, — блефовал бывший вице-премьер. — Если что, они сделают из моей машины Брестскую крепость…

— Не думаю, что теперь моя девочка еще кому-то нужна. Полагаю, людей в этих серых джипах больше интересует ваша персона, Валентин Петрович.

— Если со мной что-нибудь случится, вашей Кристиночке тоже не поздоровится, — пригрозил Вакарис, с трудом подавляя предательскую дрожь в голосе.

Вакарис приобнял гостя за плечо и усадил на стул.

— Не нервничайте, Валентин Петрович. Послушайте лучше, какой у меня родился план, — продолжил он, располагаясь напротив собеседника: — С тыльной стороны моего банка находится дебаркадер…

— Что? — не понял Чеботаревский.

— Помещение, куда заезжают инкассаторские броневики для загрузки-разгрузки наличности, — пояснил Вакарис. — Как раз сейчас там стоит одна наша инкассаторская машина. Можно спокойно загрузить в нее ваши деньги и доставить их в любое безопасное место, куда скажете.

Чеботаревский, было заметно, немного воспрял духом. Но особой радости на его лице пока видно не было.

— М-да, если бы еще иметь такое место… — произнес он. — Я ведь вам уже сказал, обложили меня по полной программе.

— Ничего, что-нибудь придумаем, — заверил его Вакарис, после чего повернулся к компьютеру и что-то набрал на клавиатуре. Нажав «Enter», он пояснил: — У моего секретаря есть связи в МИДе. Возможно, он как-нибудь сможет помочь вам выбраться за пределы России вместе с этим вот… — он бросил какой-то небрежный, если не сказать, презрительный взгляд на складированные в углу коробки из-под ксероксной бумаги. — Давайте немного подождем пока.

— Давайте, — не стал спорить Чеботаревский, и дабы не терять напрасно время, поднялся со стула и подошел к коробкам в углу. Склонившись над одной, он обернулся к хозяину кабинета и осведомился у того заискивающим тоном: — Можно взглянуть?

— Разумеется, — ответил Вакарис. — Это ведь теперь ваши деньги… — и добавил: — Почти.

Валентин Петрович нетерпеливыми движениями рук открыл коробку и удовлетворенно крякнул, убедившись, что та почти доверху забита пачками пятидесятидолларовых купюр. Взяв одну из них, он поднес ее к носу и с шумом втянул в себя воздух:

— Ах… Обожаю этот аромат! Запах детства, знаете ли…

— Вот как? — удивился Вакарис. — Вы что, родились в семье миллионеров?

— Да какой там… — с улыбкой махнул рукой Чеботаревский.

Вакарис тоже улыбнулся:

— И только не говорите мне, Валентин Петрович, что ваши предки во времена СССР промышляли валютной спекуляцией.

— Да что вы, что вы… — Чеботаревский усмехнулся. — Они у меня были честными тружениками, хотя, не скрою, отец в свое время неплохо продвинулся на партийной работе… Нет, Роберт Янович, запах ваших баксов напомнил мне кое-что другое из детства. Не знаю, застали ли вы переводные картинки. Были такие раньше: в теплой воде подержал, лицевой стороной к какой-нибудь гладкой поверхности прижал, пальцем потом счистил слой бумаги на обороте…

— Вы про сводилки говорите? — уточнил Вакарис.

— Да, правильно, еще их называли сводилками. Ох, помню, мы, пацаны, и гонялись за ними: менялись, толкали друг другу с наценкой… Постигали азы коммерции, так сказать… Я, к слову, сколотил первый свой детский капиталец именно на этих картинках: в одной шкатулочке хранил их вместе с заработанными деньгами. И пахли мои жалкие рубли тогда именно так — как я после узнал — как пахнут настоящие баксы. М-да… Запах детства! — вновь поднес он к носу пачку и даже прикрыл от удовольствия глаза, нюхая ее. Но неожиданно встрепенулся и бросил тревожный взгляд на окно.

Заметив это, Вакарис успокоил Чеботаревского:

— Не волнуйтесь, Валентин Петрович. Антоша мой все устроит.

— Антоша — это секретарь ваш, что ли? — поинтересовался Чеботаревский, засовывая пачку долларов обратно в коробку.

Вакарис согласно кивнул и, переключив свое внимание на компьютер, что-то набил на клавиатуре, после чего сказал Чеботаревскому:

— Я пригласил его сюда. Сейчас он нам сам все расскажет.

И, действительно, широкоплечая фигура секретаря Вакариса вскоре возникла на пороге его кабинета.

— Ну? — не утерпев, первым обратился к нему бывший вице-премьер.

— Говори, — разрешил Роберт Янович.

Антон доложил:

— Завтра вечером из Пулково вылетает самолет в Стокгольм с одной нашей правительственной делегацией. Они везут с собой какой-то инвентарь для посольства. Груз, разумеется, имеет статус дипломатического. То есть таможенному досмотру не подвергается. За определенную плату можно провезти багаж весом до полтонны.

— Из Пулково? — переспросил Чеботаревский. — Это же под Петербургом!

— Совершенно верно, Валентин Петрович, — подтвердил Вакарис.

— Но как я попаду туда?

— Это мы решим чуть позже… Антон, — обратился Вакарис к секретарю, — ты пока свободен.

— Виноват, — отозвался Антон, — но я еще кое-что должен вам сказать.

— Так говори.

— С первого поста охраны сообщили, что в банк желают попасть полицейские.

— Кто? — испуганно вытянув шею, переспросил Чеботаревский.

— Полицейские, — повторил Антон.

Вакарис осведомился:

— И чего они хотят?

— Не знаю, — пожал плечами секретарь, однако тут же, многозначительно взглянув на гостя своего шефа, пояснил: — Но говорят, что располагают оперативной информацией, будто бы в нашем банке скрывается преступник, находящийся в федеральном розыске.

— Хорошо, пускай заходят и ищут, — разрешил Вакарис и, с усмешкой взглянув на Чеботаревского, молвил: — Не будем же мы оказывать сопротивление силам правопорядка!

Антон ушел. Чеботаревский тут же бросился к окну, чтобы посмотреть на полицейских. Однако Вакарис успел предостеречь его:

— Аккуратней, вас могут заметить! Готов поспорить, что из всех окон банка именно это сейчас держит под прицелом какой-нибудь нетерпеливый полицейский снайпер.

Чеботаревский, так и не успев посмотреть в окно, отпрянул от него и прижался к стене, словно в каком-нибудь дешевом кинобоевике.

— Роберт Янович, вы хотя бы соображаете, что сейчас будет? — тихим, испуганным голосом, чуть ли не шепотом поинтересовался он.

— А что сейчас будет?

— Штурм!

— Да полноте вам! — успокоил его Вакарис. — Банк — это не однокомнатная квартира какого-нибудь диссидента, где привыкли шуровать наши сегодняшние полицаи. Пока первый этаж осмотрят, уже масса времени пройдет. А мы за это время…

— Да что вы мне тут заливаете?! — в гневе отскочил от стены Чеботаревский. — Вы забыли, что ли, что в руках моих людей находится ваша родная дочь?!

Вакарис поднялся из-за стола. Поскольку ростом он был выше своего гостя, то ответил ему, глядя сверху вниз, отчетливо и практически без эмоций:

— Уж поверьте мне, дорогой Валентин Петрович, освободить ее для меня сейчас — не проблема. Вокруг банка в данный момент крутится куча полицейских, но никто из них пока не в курсе, что в блокированной на стоянке машине томится заложница. Думаю, если довести сию диспозицию до ваших людишек, что находятся с моей дочерью, то они просто незаметно отпустят ее и беспрепятственно уедут. Иначе — тупик! За удержание заложников условным сроком не отделаешься! А вы для них теперь кто? Отработанный материал! И любому здравомыслящему человеку держаться от вас сейчас следует подальше.

Чеботаревский выглядел жалким. Губы его шевелились, но голос пропал. Но наконец он смог выдавить из себя:

— А вы?

— Что, я? — ухмыльнувшись, спросил Вакарис.

— А вам?.. Вам не опасно находиться сейчас рядом со мной? — с трудом произнес бывший вице-премьер.

— А чего мне бояться? — пожал плечами управляющий «ОКО-банком».

— Ну, найдут меня — особо опасного преступника — в вашем кабинете, предъявят вам укрывательство…

— Не волнуйтесь, не найдут, — постарался успокоить Вакарис Чеботаревского.

Однако, судя по выражению лица последнего, эффекта Роберт Янович добился прямо противоположного. Бывший вице-премьер, казалось, аж позеленел от страха, а на его лысине выступили капли пота.

— Как… не найдут?.. — едва слышно пробормотал он, очевидно, подумав невесть что.

Вакарис же, взглянув на него, невольно улыбнулся.

— Что-то, гляжу, вы совсем пессимистично вперед смотрите, — заметил он. — Не волнуйтесь, я просто хотел сказать, что мы выведем вас на дебаркадер через черный ход. Там, как я уже сказал, вас ждет инкассаторский броневик. В нем вы будете как в сейфе: никому не видны и не доступны.

— Но полиция же может досмотреть этот ваш дерба…

— Дебаркадер, — подсказал ему Вакарис, тут же пояснив: — Нет, туда они соваться без ордера не имеют права. Рядом ведь вход в денежное хранилище! Да и, надеюсь, они не сразу и сообразят, как попасть туда. Если время не терять, броневик сможет вас вывезти отсюда.

Чеботаревский вздохнул с едва заметным облегчением, но бросив взгляд на коробки с долларами в углу, потухшим голосом спросил:

— Ну, и что дальше? Я не вижу в ваших словах логики. Зачем вам спасать меня?

— Ха, имеется, вот, некоторый интерес, Валентин Петрович. Да такой интерес, что я готов сохранить в силе нашу договоренность по поводу Пулково, да и это вон… — показал он глазами на набитые валютой коробки из-под ксероксной бумаги, — если вы согласитесь оказать мне одну, совершенно теперь несложную для вас услугу.

— Я весь внимание, — с неожиданно вспыхнувшей в глазах надеждой произнес Чеботаревский.

Вакарис принял ответ как само собою разумеющееся и объяснил суть дела:

— Пока вы, Валентин Петрович, будете добираться до Питера, не сочтите за труд, расскажите на диктофон все о людях, организовавших похищение моей дочери. Все! Их имена, занятия, подробности похищения, участники, цели его… Короче, все, что вам известно об этом! Расскажите, как они вышли на вас, какие проценты за посредничество обещали… Может, вам известна и еще какая-нибудь компрометирующая их информация. Важно все!

— О!.. — обескуражено произнес бывший вице-премьер, явно не ожидавший такого оборота. Ему даже почудилось, будто в последней реплике Вакариса несколько раз прозвучало зловещее слово «Близнецы». Но нет, банкир тоже являлся неплохим дипломатом. А хороший дипломат в текущем политическом моменте вряд ли позволит себе упомянуть имена сих влиятельных господ всуе. А сам Вакарис, между тем, невозмутимо продолжал:

— Смотрите на вещи трезво, Валентин Петрович. Вы бежите из страны ради собственной безопасности. Здесь вам в ближайшей перспективе, в лучшем случае, светит следственный изолятор, где вас могут продержать не один год. Конечно, никто не даст вам гарантий и за границей. Но все же, там уцелеть вам будет куда проще. Ко всему, вы — опытный политик. Своей персоной вы вполне можете заинтересовать даже английское правительство, ежели подадите себя им как какой-нибудь политический беженец.

— У них там есть Березовский[23]… — пробормотал бывший вице-премьер.

— Ну и что? Подвинем. Да и поговаривают, будто он своим новым хозяевам уже изрядно поднадоел, и те потихонечку подыскивают кандидата на роль нового политического страдальца из России. Ежели вас подобная перспектива не прельщает, потом вы без проблем сможете перебраться в Штаты.

Но как бы не пытался Вакарис внушить собеседнику некий оптимизм, на Валентина Петровича Чеботаревского в тот момент сложно было смотреть без слез. Еще сегодня утром он чувствовал себя победителем. Все складывалось как нельзя лучше: секреты «ОКО-банка» вроде бы плыли к нему в руки; денег на счетах вроде бы достаточно для обеспеченной старости… Самое вроде бы время теперь, пребывая в полной уверенности в завтрашнем дне, готовиться к переезду на вожделенный зеленый остров с золотым песочком на берегу!..

Эх, все казалось таким замечательным, если бы не это ужасное ВРОДЕ БЫ!

— Думайте быстрее, — поторопил его Вакарис, — у нас нет времени.

Но думать быстрее Чеботаревский не мог. Мозги его и так работали на предельной скорости — только что пар из ушей не шел! То, что требовал от него Вакарис, казалось ему самоубийством. Близнецам не нужен болтливый свидетель! Но, с другой стороны, разве обязательно рассказывать этому молодому банкиру всю правду о «близнецах»? Разве он сможет проверить его слова? Не сможет! А значит, можно попробовать наплести ему…

Но Вакарис словно прочитал мысли Чеботаревского.

— Только не надейтесь соврать! — предупредил его он. — Дорога до Пулково неблизкая, рассказ некороткий… Если начнете юлить, нести всякую чепуху, то рано или поздно ваша история зайдет в такой тупик, что даже при всей вашей изворотливости политика выбраться из него вы не сможете. А у моих помощников найдется время проверить вашу честность. Пока самолет будет лететь до Стокгольма, они не только прослушают запись, но и подвергнут ее проверке специальной программой — электронным детектором лжи. Так что шансов обмануть меня у вас не будет. Если же вы просто не захотите излагать какие-то факты, то ваш рассказ элементарно не заинтересует меня. А он, заметьте, должен меня заинтересовать так, чтобы я не жалел о заплаченных за него тринадцати миллионах. Слышите? Он должен меня заинтересовать! Ну, вы согласны?

Чеботаревский не знал, что отвечать. Да и вообще, мысли его потекли в каком-то совершенно ином направлении. Он думал, что у Санты, которого он недавно встретил в Шереметьево, с собой в машине не может быть «ствола». Водитель вообще какой-то мутный. Откуда у такого оружие? Да и было бы, как взять его? Как он доберется до своей машины, когда та окружена людьми Близнецов и полицейскими?

И бывший вице-премьер в какой-то момент даже пожалел, что не носит с собой именного «Стечкина». Это было бы так удобно — бах себе в висок — и нет бывшего вице-премьера вместе со всеми его проблемами! В любом случае, если он откроет рот и скажет все, что от него желает услышать Вакарис, пуля ему обеспечена. Близнецы достанут его и за кордоном. Точно так же, как некогда средь бела дня забрали из элитной швейцарской школы дочь Вакариса. Они всемогущи!

— Полиция уже на первом этаже! — будто-то откуда-то издалека донесся до него голос Вакариса. Тот, оказывается, наблюдал за всем, что происходит в его банке, через монитор собственного компьютера, на который были выведены изображения, транслируемые камерами видеонаблюдения. — Решайте же скорее, Валентин Петрович!

— Я… не знаю, — с трудом произнес тот.

— Тогда, — Вакарис быстрым шагом подошел к двери и взялся за ее ручку, — я вас не держу. Прошу!

— Дайте еще хотя бы минутку подумать! — взмолился Чеботаревский.

— Не дам, — был непреклонен банкир. — Уходите!

— Вы не оставляете мне выбора…

— Ну?

Говорят, в ответственные, критические моменты жизни внутри человека срабатывает некий загадочный механизм, позволяющий действовать ему за гранью собственных возможностей. Мышцы, к примеру, обретают сверхчеловеческую силу, либо мозги начинают работать с такой скоростью, что даже компьютер с самой быстрой оперативкой не сможет соперничать с ними. Да что говорить, многие из тех, кому довелось лицом к лицу встретиться со смертью, рассказывали потом, что буквально за секунду перед их глазами промелькнула вся жизнь.

Жизнь! За секунду! Возможно ли такое?

До сегодняшнего дня Валентин Петрович Чеботаревский и не задумывался об этом. А задумался бы, то, скорее всего, ответил бы отрицательно. Он не верил во всякие сверхъестественные штучки, считая себя убежденным материалистом; все же бывший комсомольский работник!

Но сейчас, в кабинете управляющего «ОКО-банком», когда тот требовал от него немедленного ответа, он вдруг почувствовал в голове необыкновенную ясность. Мысли неожиданно помчались, без помех, с удивительной скоростью, выстраивались в логические цепочки, те рушились, но потом выстраивались вновь… А лицо Вакариса, продолжавшего держаться за ручку двери своего кабинета, словно окаменело. Валентину Петровичу показалось, будто время для них двоих вдруг стало течь по-разному. И за прошедшую секунду он успел прийти к потрясающим выводам!

Во-первых, его насторожили слова Вакариса о некой «программе электронного детектора лжи». Валентин Петрович знал в общих чертах, что должна представлять собой обыкновенная компьютерная программа, имел представление и о том, что такое детектор лжи или, как его еще называют, полиграф. Но чтобы существовала «программа электронного детектора лжи»?.. Это что-то новенькое.

«А уж не берет ли меня на пушку господин Вакарис?» — мелькнула у Чеботаревского мысль. И вслед за нею полетели следующие:

«А он, этот Вакарис, не так прост, как кажется!»

«Неужели он всерьез решил бодаться с Близнецами»?

«Так это же прекрасно! Кто знает, может, они уничтожат друг друга! И тогда на сцену вновь выеду я, да на белом коне…»

«Ха, проверит он мою болтовню!.. Да я таких словесных лиан наплету, что и сотня специалистов потом за три года их не распутает. Недаром говорят, будто в деле этом я могу успешно конкурировать с Жириком! Мне же сейчас главное: покинуть этот гребаный банк, выехать из этой гребаной страны и, разумеется, суметь увезти с собой эти халявные Вакарисовы миллионы! Что делать дальше — там видно будет».

«В конце концов, — продолжали выстреливать мысли в голове Чеботаревского, — здесь, в России, остается секретный доморощенный киллер — Эллис. Если что, ей вполне можно поручить ликвидировать победителя грядущей схватки: Ашотыча с Прокофьичем или Вакариса — это все равное. Главное, замести все следы участия в этом тухленьком дельце с похищением девчонки бывшего вице-премьера Чеботаревского…»

«Или… или будущего вице-премьера? А то и выше…» — была последняя, теплая, сладкая мысль недавнего мозгового взрыва.

А когда Вакарис, продолжавший стоять у двери, повторил свое «Ну?», Валентин Петрович, умело скрывая улыбку, стараясь как можно правдоподобнее изобразить то, как тяжело дается ему решение, будто выдавил из себя:

— Хорошо, Роберт Янович… Я… согласен. Где там ваш броневик?

Глава Управления собственной безопасности КОНСОРЦИУМА вновь был не на высоте. Он стоял перед Близнецами с опущенной головой, словно нашкодивший юнец. А ведь у этого человека было такое боевое прошлое, правительственные награды…

— Значит, говоришь, Чеботаревский зашел в банк Вакариса и не вышел оттуда?

— Так точно! С вашей подачи, я успел прислать своих людей к банку до того, как к нему подкатила машина с Чеботаревским. Они организовали наблюдение за центральным входом. Правда, издалека. Иначе их бы заметили — стоянка перед входом была совершенно пуста. Но зато хорошо все было видно. К тому же, они записали все на камеру смартфона…

— Короче! — потребовал Сергей Ашотович.

— Ну, я ж говорю… Чеботаревский подъехал на машине. Потом еще две тачки подкатили — серые джипы. Должно быть, Чеботаревский взял себе дополнительную охрану. Да и из банка потом две черепашки выползли…

— Кто, прости? — перебил Станислав Прокофьевич уэсбэшника.

— Ну, чоповцы в бронниках, — пояснил тот и продолжил: — Так вот, Чеботаревский вышел из машины и вошел банк. Да пропал. Примерно через полчаса, однако, из двери вышел этот ваш банкир…

— Вакарис, — подсказал Сергей Ашотович.

— Ага. Вакарис. Так вот, вышел из дверей, а из машины, на которой Чеботаревский приехал, девчонка вылезла. И вот они, как в фильме «Мертвый сезоне» — знаете, наверное, про разведчиков, — на глазах всей этой охраны навстречу друг другу пошли… Встретились, обнялись. Потом подъехал «Лексус» банкира, они в него сели и укатили. За ним сразу и джипы эти серые куда-то сорвались, а потом и машина Чеботаревского уехала — почему-то без самого Чеботаревского.

Сергей Ашотович хмыкнул:

— Куда же он делся?

— Не могу знать, — развел руками глава УСБ.

— А кто будет знать, если не начальник нашего Управления безопасности? — сердито спросил у него Сергей Ашотович.

— Ну… пропал вот… — растерянно развел руками глава безопасности.

— Скажи лучше — проморгали момент, как он вышел. Прозевали, растяпы!

— Не может такого быть, Сергей Ашотович, — осмелился возразить его оппонент. — Это надежные люди. Они, между прочим, буквально разрывались: то ли за машиной Чеботаревского ехать, то ли самого этого вашего Чеботаревского возле банка ждать продолжать… Они выбрали ждать. И ждали до полуночи, пока охранники банка на сигнализацию его не поставили. А Чеботаревский ваш… нет, так и не появился.

— Куда ж он делся?

— Может, заночевать в банке решил? — неуверенно предположил уэсбэшник. — Знает ведь, гаденыш, что на него охота объявлена. Решил, что спрятаться в банке — это лучший вариант. Как эти… Как их?.. Феодалы в старые времена, ну, которые от опасностей всяких в замках прятались…

— Слушай, — повернул голову к компаньону Сергей Ашотович, — а Вакарис феодала-то нашего случаем это… не того? Не кончил?

— Хрен его разберет, — отозвался Прокофьич. — Но знаешь, это было бы вполне логично… Если и в самом деле наши люди не проморгали момент, когда Чеботаревский мог выйти из банка…

— У нас же есть запись, — напомнил уэсбэшнеик, — это можно проверить.

— Тем более, — продолжил Прокофьич, — у нас есть запись… Поэтому и не вижу я этому таинственному исчезновению Чеботаря другого объяснения.

— Выходит, недооценили мы банкира… — задумчиво произнес Сергей Ашотович. И заметил своему компаньону: — А знаешь, Прокофьич, мне даже немного жаль нашего несчастного Валентина…

— Ну и черт с ним! — с улыбкой воскликнул Прокофьич. — Завтра же нам следует послать к Вакарису делегатов с предложением продать нам банк. И пошлем их, Серж, на всякий случай, вместе с записью того, как наш Валюша зашел к нему в банк и как не вышел из него…