Для своего главного офиса Борис Сосновский выбрал старинный особняк на Новокузнецкой улице. Во-первых, дом напоминал ему церковь, зарядившую Волей. Во-вторых, здание имело закрытый двор для автомобилей. В-третьих, уединенный особняк подходил для всего. Здесь бизнесмен проводил деловые встречи с нужными людьми и сбрасывал напряжение с молодыми красотками. Активная жизнь БАС вел строго по графику. Список его дел был расписан по часам, задержки бизнесмена злили. Однако уже третий день подряд личный график летел к черту!
Борис Абрамович отшвырнул газету и включил телевизор. Центральные каналы снова транслировали «Лебединое озеро». Прекрасная музыка сидела в печенках, а тонконогая балерина порхала по сцене и выразительно вытягивала шею, словно вопрошала лично его: «Как вы там? У меня в Мюнхене всё прекрасно».
Третьи сутки «Лебединое озеро» чередовалось новостями, где партийные чиновники и престарелые генералы, назвавшие себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению или коротко ГКЧП, сидели за столом перед журналистами и что-то мямлили про сохранение СССР. Комитет объявил о смещении президента страны и ввел в столицу войска. Если первое Сосновского позабавило – полстраны с превеликой радостью отсидели бы за Горбачева на вилле в Крыму, то бронетехника на московских улицах расстроила важные планы.
То, что чиновники всех рангов затаились в ожидании «чья возьмет» – это полбеды. Иностранные дипломаты тоже были ошарашены. Вчера Андреас Хартман отменил органный концерт Воля – вот настоящая проблема.
Подпитка воли для бизнесмена после четырехмесячного перерыва была крайне необходима. В стране революция, прежние правила летят к черту. Жизнь стала похожа на скачки даже не с барьерами, а по карьерам. В прямом и переносном смысле. Чтобы остаться в седле, амбициозному предпринимателю требовался постоянный допинг Вдохновения, помноженный на силу Воли. С их помощью он придумывал смелые проекты, претворял их в жизнь и обогащался.
В кабинет к Сосновскому стремительно вошел Андрей Воронин. Теперь его должность называлась начальник службы безопасности. Бывший офицер КГБ сумел сохранить прежние связи и получал информацию от коллег.
– Борис Абрамович, военные уходят от Белого дома, снимают блокаду, – доложил Воронин.
– Ельцин победил ГКЧП? – оживился БАС.
– Народ помог. У Белого дома митингует огромная толпа. Войска не решились штурмовать.
– Военным отдали приказ на штурм?
– Приказ был, но… – Андрей беспомощно развел руки.
– Не хватило воли! – сделал категоричный вывод Сосновский.
Попадать в подобную ситуацию он не желал. Вскочил из-за стола, обошел Воронина, что-то обдумывая, и спросил:
– Органист по-прежнему в «Интуристе»?
– Мне бы сообщили, если он вышел. Санат Шуман приехал в Москву вместе с женой Лией и сыном Марком. Сидят в номере, улететь не могут, международные рейсы отменены.
– Мы можем проехать к гостинице?
– Прорвемся! – пообещал глава службы безопасности.
Они выехали, беспрепятственно проскочили мост через Москва-реку. Около Кремля и на улице Горького еще оставались танки и бронетехника. Измотанные солдаты готовились к маршу в казармы, курили сигареты без фильтра и косо смотрели на сверкающий «мерседес» с затемненными стеклами, остановившийся у фешенебельного отеля «Интурист».
Вооруженные голодные люди Сосновского нервировали. Люди с оружием должны быть сыты, а голодные безоружны – иначе рванет так, что разнесет страну. Не в этот раз, так в следующий. Он поручил телохранителю Зайцеву остаться с водителем, а с Ворониным поднялся к номеру немецкого музыканта.
Борис Абрамович умел уговаривать и убеждать. Его подход был прост. «Что ты хочешь? Я дам тебе это», – обещал он собеседнику. Не всегда выполнял обещания, но был щедр на новые. Поэтому и сейчас БАС был уверен в успехе переговоров с музыкантом.
Девятилетний Марк первым услышал, что к их номеру подошли двое.
– Побудь снаружи, – распорядился главный.
– Опасно. Я должен быть рядом с вами, – ответил охранник.
– Что может мне сделать семья музыканта?
Марк узнал голос постоянного гостя на выступлениях отца в Москве. Невысокий лысеющий мужчина с мягкой семенящей походкой, согбенной спиной и суетливыми движениями, которые так не вязались с настойчивым и решительным голосом. Сосновский мог показаться заискивающим, пока не начинал говорить.
Гость вошел в номер, когда отец запаковывал чемоданы, а мама разговаривала по телефону с бабушкой в Сочи, успокаивая ее:
– Не беспокойся, мама, с нами все в порядке.
– Лия, как мне не волноваться, когда в Москве танки?
– Они не стреляют.
– А вдруг начнут.
– Как дела у папы? – сменила тему дочь.
– Отара скоро выпустят из колонии.
– Жаль, не увижу. Мы сегодня улетаем.
– Аэропорт открыт? Об этом не объявляли.
Лия ласково потрепала Марка по вихрастой макушке:
– Мои мальчики самолеты слышат издалека.
Увидев незваного гостя, Лия завершила разговор и вопросительно посмотрела на Сосновского. Тот уже обхаживал ее мужа.
– Господин Шуман, извините за неожиданное вторжение. Я ваш поклонник. Преданный и благодарный.
– Вы о чем?
– Вчера должен был состояться концерт…
– В другой раз. Мы улетаем, – коротко ответил органист и застегнул чемодан.
– Вы не можете уехать не дав концерт.
– Я должен думать о семье.
– Так дела не делаются. Сначала сонату! – настаивал бизнесмен.
– Вы в окно смотрели? – возмутился Шуман.
Сосновский перешел к торгу:
– Всего одно выступление сегодня в полночь. Для меня. Что вы хотите взамен? Для себя, для семьи.
– Все вопросы к Хартману! – отрезал Шуман и поднял чемоданы. – Лия, Марк, вы готовы?
Видя, что органист собирается покинуть номер, Сосновский загородил проход и перешел от уговоров к давлению:
– К черту Хартмана! Вы не выйдете из номера, пока мы не договоримся!
Под окнами отеля зашумели двигатели бронетранспортеров, загудела турбина танка. Шуман прикрыл глаза и пробормотал под нос:
– Хартман уже подъехал к отелю.
Марка не удивило, что папа расслышал автомобиль дипломата даже сквозь рев военной техники. Мальчик и сам обладал всепроникающим слухом. Но дальнейшее заставило его распахнуть глаза от ужаса и восторга.
Гость по инерции угрожал:
– Шуман, вы в Москве. Здесь мои правила…
А отец завыл. Сначала тонко высоко по-звериному. Но очень быстро его голос стал низким и жутким, а потом и вовсе неслышным. О том, что отец продолжал беззвучно орать говорил его распахнутый рот и напрягшиеся голосовые связки. Невидимый звуковой удар был нацелен на гостя. Низкие звуковые волны накатывали на Сосновского, били в грудь, сдавливали голову, расшатывали сердечный ритм. Бизнесмен почувствовал необъяснимый ужас, рухнул на колени, зажал уши, но волны продолжали давить, словно окаменевшее тело погружалось на глубину. Бизнесмен отключился и свалился на пол.
Отец закончил беззвучный вопль. Сгорбился, оперся руками в колени, отдышался. В дверь номера постучали:
– Борис Абрамович, что за шум? Мне войти? – тревожился охранник.
Отец выпрямился, вытер пот со лба и крикнул раздраженно голосом Сосновского:
– Не мешай! Тут по телику черт-те что! Еще ты лезешь. Поможешь Шуманам спустить вещи и жди меня в машине.
Марк знал, что папа может имитировать любые голоса и звуки. Порой он так играл с сыном и подшучивал. Сейчас, если это и походило на игру, то очень опасную.
Глава семьи сделал знак жене и сыну, все подхватили вещи и вышли из номера. Шуман смело передал большой чемодан охраннику и зашагал по коридору. Воронин поспешил вслед за семьей музыканта к лифту.
На парковке перед отелем Воронин помог загрузить вещи в посольский «мерседес», а когда тот отъехал, подсел к напарнику.
– Где БАС? – спросил Зайцев.
– Велел ждать, – ответил Воронин, наблюдая за маневрами военной техники на главной улице города.
Спустя час охранники заволновались и поднялись в номер. Их шеф ворочался на полу и держался за голову. Взволнованные охранники помогли ему подняться и сесть в кресло.
– Борис Абрамович, вас ударили по голове? – спросил Воронин, осматривая шефа.
– Оглушили? – суетился рядом Зайцев.
Сосновский помнил страшное лицо органиста, его открытый рот, свои зажатые уши и согласился:
– Второе вернее.
– Это сделал Шуман? Я его догоню! – Воронин не понимал, в чем он ошибся, но хотел исправить оплошность.
Зайцев принес воды для шефа и остановил коллегу:
– Музыкант уже в аэропорту в нейтральной зоне.
– Сумка! Он забыл сумку, – обнаружил Воронин.
– Что там?
– Черная ряса, обувь и ноты, – перебирал удивленный Воронин.
Сосновский глотнул воды, скривился от шума в голове и приказал:
– Сумку забираем. И еще. Его жена Лия. Я слышал… – Он плеснул воду в ладонь, растер по лицу.
Воронин вежливо напомнил шефу:
– Что вы слышали?
– Она звонила из номера маме, спрашивала про отца. Узнай, куда?
В главном холле отеля Воронин задержался, переговорил с администратором, догнал шефа, усевшегося в машину, и доложил:
– Вот номер, куда звонила Лия Шуман. Это в Сочи.
– Разведай адрес и вообще всё о семье Шуманов, – велел Сосновский.
– Сделаю! – ответил Воронин, прикидывая к кому из бывших коллег обратиться.
Борис Абрамович потер влажный лоб и качнул ладонью:
– Гони в больницу. Пусть проверят, что он со мной сотворил.
«Мерседес» рванул поперек улицы и проскочил впритык под стволом танка. Немецкий салонный фильтр оказался беспомощным против сизых клубов русского выхлопа. Борис Абрамович зажал нос.
ОРТ. В дни путча на улицах Москвы под гусеницами БМП погибли три человека, ставшие «Героями Советского Союза». Если бы Сосновского задавил танк, звезду героя следовало бы дать танкисту.