Наступление Тьмы. Книга 1

Глава 20 Третья ночь

Я услышал маты и шум от баррикады. Мы с Леной вышли, выставив копья и увидели недавних знакомцев — Семён и уголовник, пролезли на четвереньках в комнату и вставали на ноги.

Оба уставились на меня.

— Кто тут, бля, воет так, что слышно с улицы? — нервно спросил Семён. — Что тут случилось, всё в крови, бля⁈ Кто на вас напал? Где все?

Из второй двери выглянул Стефан, лицо всё в крови, глаза безумные, одна рука в окровавленных бинтах от плеча до предплечья, но ниже тоже всё в крови… обе руки в человеческой крови, алой. Вся грудь и живот в красной крови. С подбородка течёт кровь… В одной руке зажимает нож, в другой кусок мяса. Вид его был страшен и шокирующий. Семён от страха выставил копьё, а Слесарь начал поднимать дуло ружья, но окровавленная фигура развернулась и исчезла.

— Стой, тварь! — я опомнился, заорал и прокосолапил за ним, но бежать быстро не мог. Забежав в комнату, поскользнулся. Упал на четвереньки, весь пол залит кровью. Мимоходом отметив что тут лежат два тела, вскочил, но догнал у балкона только Марину, которая не успела перелезть через парапет, а серба и след простыл, только остались на камне окровавленные отпечатки.

Схватил стерву за глотку, выбил из руки нож, поднял и встряхнул.

— Только дёрнись, шлюха.

На балкон выскочил взбешенный Слесарь, отшвырнул в комнату девку с дороги с такой силой, что у меня пальцы соскользнули, оттолкнул меня и перегнулся через парапет, выставив ружьё, — где он???!

Покрутившись во все стороны, сплюнул и разогнулся.

— Чухнул, падла! Последнего патрона не пожалел бы! Ты видел что там⁈ Семёныч!

Марина попыталась удрать, но Семён её вовремя перехватил, не отрывая взгляд от окровавленных, изломанных тел на полу комнаты. Связанный дед извивался, воя через кляп, он был ещё жив, но неизвестно сколько он еще протянет со вскрытым животом…

— Мать, мать!.. Это они? — Семён посмотрел на меня, на Марину и взревел как медведь — Они⁇

Перепачканное кровью лицо девушки и бегающие глаза говорили сами за себя.

— Нелюдь! — кулак Семёна смачно вошёл ей в нос, она упала безвольной куклой. Врезав ей ногой, мужик выпученными глазами уставился на меня, на Лену.

— Она, бля, человек? Как мы, бля? Они в зомби превратились? Или это что тут такое, бля, творится?

— Жесть, — прокомментировал Слесарь, — тут весь ливер нараспашку! Петрович, извиняй, но я не лепила.

Лена встала на коленях перед раненым и не знала за что браться, беспомощно на меня посмотрела.

— Давай его развяжем хотя бы, — я решил помочь хоть чем-то.

— Нет, — сказала Лена, — чем меньше он двигается, тем лучше.

— Прижмём?

— Щас, надо кровь остановить, — Лена вытащила из карманов бинты, тряпки, сноровисто перетянула грудь и шею мужчине, откуда текла кровь.

— Вот так хотя бы, мальчики, теперь держите его, я пока ополосну руки и поищу чем его заштопать… хотя толку…

Мы втроём одновременно шагнули к Петровичу, посмотрели друг на друга.

— Слесарь, ты с ружьём. Следи, чтобы этот не вернулся. Ну или ещё кто на шум придёт, — велел я.

Уголовник скорчил рожу, но послушался. Мимолётно почувствовал удовлетворение. Кто быстрее соображает, тот и командует. Это тебе не морды бить.

Я взялся прижимать раненому плечи и корпус, а Семён зажал ноги.

— Она лепила? — кивнул Слесарь вслед девушки.

— Ёб твою, Слесарь, говори по-русски, заебал! — рявкнул я с натугой, держать бьющегося в агонии мужика совсем не легко.

Петрович потерял сознание и обмяк. Мы выдохнули.

— Базар фильтруй, малой, — зло протянул уголовник, — сам где был?

— Вырубил он меня нах, всех связали.

Слесарь сплюнул и вышел, но вернулся, услышав вопрос Семёна.

— Что за дичь, бля, тут творится? Если она меня укусит, я таким не стану?

— Не знаю.

— Эта парочка откуда, бля?

— Встретили вот как вас недавно на улице этого мужика, Стефана, и девку эту Марину. Когда я сюда пришел, они уже убили бабушку. Горло ей перерезали, — оба мужика синхронно выматерились. — Просто так, сказали не выживет, старая. Хотя с ней всё было в порядке, сама дошла. Со слов Лены. Пацан, так было?

Я посмотрел на паренька. Тот стоял в стороне тихий как мышь. Он судорожно кивнул сглотнув.

— Тебя как звать?

— Егорка… Егор!

— Егор, хватит тут зеленеть, иди освободи всех, ножи на стене висят во второй комнате.

Паренек подорвался, а я продолжил.

— Мы когда там в подъезде рубились в обороне, я поднялся и с балкона увидел что часть оставшейся толпы ушла вдогонку группе. Спустился и догнал их уже здесь… но к такому я готов не был, ублюдок меня отпинал, а после всех связал. Тут одни женщины ведь по сути. Китаец ранен был, на ногах не стоял, Петрович ваш старенький его держал. И вот итог. И да, Лена — медсестра, но что тут можно сделать, не знаю.

Я смотрел на труп Галины, на снова начавшего дёргаться Петровича и у меня мозги не хотели осознавать что я вижу.

Да, я уже третий день в этом аду. Навострился валить зомби, разбивать им черепа, резать шеи, бить в глаза, протыкать копьём, бить им по ногам, привык к черной крови, привык к вони от развороченных животов, к оторванным и отрезанным ногам и рукам, этим их мерзким черным точкам-нарывам-язвам, к зубам, которые тянутся в тебя вцепиться… Но сейчас передо мной лежали два нормальных человека, у них была привычная красная-красная кровь, привычная белая кожа, привычная одежда. Они разговаривали на русском, жили где-то в России…

И их распотрошили, как животных на скотобойне. У Петровича была сорвана одежда по пояс, срезана вся кожа с сосками до костей от шеи и до живота, который был распорот, торчали кишки, какие-то внутренние органы, проглядывали ребра. Отовсюду сочилась кровь, бесполезные повязки намокли… Мы барахтались в этой густой липкой луже. На языке был металлический привкус крови.

Как он при этом был ещё жив? Галина, та женщина-мусульманка в длинном до пят платье, с длинной косой, вторая женщина, которая помогала вести бабушку… она выглядела ещё хуже. Всё тело у неё было обнажено, изрезано, искромсано, вскрыта брюшина и грудная клетка и там было пусто. И судя по всем, делали это всё пока они были в сознании.

Смотреть на это долго не мог. Очень хочется домой, поиграть с сыном, поругаться с Ксюшей, что я опять наобещал Антошке конфет… Вот зачем запрещать ребенку есть конфеты? Дома запрещаешь, а в саду приходит кто-то и раздаёт всякие вредные сладости в честь своего дня рождения и они все объедаются. Мало кто до дома может донести мишку Барни, а если дали два и смог один донести, то ведь весь в слюнях от желания его съесть. А состав там такой, что лучше не читать. Хочет ребенок, значит для мозга нужно, надо не запрещать, а ограничивать…

— Надо узнать у этой суки, что они делали и зачем, — сказал рядом женский голос. Приятный туман перед глазами разошёлся и всё опять окрасилось красным цветом.

— И так понятно, бля! Вон, сердца нет, сисек нет, все лицо ей срезали, твари, бля! Они их жрали! Ты что, не насмотрелась на улицах? Всё то же самое, бля!

Прибежала Лена, услышала последнюю фразу Семёна и её начало тошнить.

Ненавижу это всё, ненавижу.

В этот момент, дед в наших руках по-особому изогнулся и открыл глаза. Через кляп вместо стонов начал что-то мычать, я поспешно освободил ему рот.

— Яяяя умираю, убейте, бооольнооо, пожалуйста, пожалуйста, люди добрые, убейте меняяя!!

Я посмотрел на Лену.

— Он может выжить?

— Неееет, только в реанимации, да и то вряд ли. Столько крови потеряно, он дышит только из-за этой чудо-праны, не знаю что его держит, с такими ранами не живут! Могу заштопать, но части печени у него нет, внутренние органы повреждены, насколько серьёзно сложно сказать… Там ножом кромсали… жуть… подключичные артерии были срезаны с мышцами, межреберные повреждены, повязки кровь не останавливают… хотя кровотечение не такое сильное, как должно быть, но все равно это нереально.

— Убейте, прошууу, аааа…

— Я сделаю, бля, — сказал Семён и потянул из ножен широкий клинок, — Петрович, прости что поздно успели, бля, знакомы недолго, но ты мужик достойный, бля, земля тебе пухом!

— Стой! — рявкнул я.

— Чего, бля?

— Лена, качай прану от меня в него.

— Что⁈ — изумилась девушка.

— Качай, у тебя навык на это, используй!

— Белены, бля, объелись?

— Держи ноги, бля, и не мешай!

Семён так изумился, что замолчал.

— У Леночки специальный навык на работу с праной, — пояснила со спины Алиса, — вдруг поможет.

— Гомеру гоните, — пробормотал от двери зек с недоверчивой рожей.

— А ты, бля, не обратишься? Может, он тоже теперь такой?

Лена Семёна проигнорировала, конечно, какой смысл, когда делала первую перевязку вся перепачкалась. Положила руку на живот раненого деда, второй взяла меня за ладонь и зажмурилась. Сильно сжала мне пальцы.

Я быстро вызвал свой интерфейс.

*** Прана: 24442.

Ещё раз.

*** Прана: 24441.

Ещё.

*** Прана: 24440.

Единичка снималась из-за вызова.

У Лены не получалось.

Ну, идея показалась мне стоящей. Она ведь могла из кадавров тянуть прану. Значит и передавать могла в теории. У земляной твари она как-то вытянула остатки праны молниями и в себя и в нас. Наверное, надо поднимать уровни, прокачивать навык какими-то способами, так просто это не работает. Хотя никто не знает как тут эта фигня работает.

*** Прана: 24439.

Дед корчился и стонал, изо рта текла пена с кровью, из глаз лились слёзы с кровью. Пиздец. Ненавижу. Твари.

— Сергей! Не работает, мучаем только зря!

— Делай. Как с сердечно-легочной реанимацией, делай, пока есть силы. Все получится.

Лена всхлипнула, вся сморщилась от новых усилий.

Рядом столпились Слесарь, Егор, Алиса, женщина в рубашке. Как и Семён сначала не верили, теперь как дети, ждут чуда.

Траханная Система, а ведь Минхо тоже ранен в плечо, да и нога у него сломана. Вот кого надо лечить, а не безнадежного деда. Хотя этот дед боевой, дорогу пробивал сюда с моим мечом и тут не прятался, бился, жизнь мне спасал. Траханный мир! Один я тут хочу разнести на шестерёнки эту железную тварь, что нас закинула в этот говённый тест?

Тут я почувствовал какое-то новое чувство. Резко накатила слабость, неприятно закололо в сердце, заболела голова, проснулся правый пустой глаз, там началась сильная резь.

*** Прана: 23072.

*** Внимание! Матрица нестабильна!

Уменьшилась. И опять выскочило красное мигающее предупреждение.

— Получается, Лена, умничка, — прохрипел сдавленно. Пять секунд, десять. Сердце будто сжал кто-то в кулак и давил нещадно. — Давай, давай…

Каждый удар сердца начал пульсировать в голове, снова высокий пульс.

Потерял счет секундам, вспышки боли в голове стали сильнее, руки, ноги ослабли, я брякнулся боком на пол, рядом раздался испуганный крик. Лена нагнулась ко мне, посмотрела в глаз, приложила пальцы к шее.

— Жить буду, — пробормотал я, закрывая глаз, сильно захотелось вырубиться.

*** Прана: 19546.

*** Внимание! Матрица критически ослаблена!

— Сколько праны осталось?

— 19 тысяч. Ты забрала пять тысяч.

— Ох, а как будто тебя убила! Лежи, восстанавливайся. Так, кровь остановилась, это сработало, но мне нужны ещё добровольцы!

— Давай меня, бля! Только руку сначала вытри, не трогай меня грязной!

— Лена, — сказал я, — недолго, это очень тяжко переносится. Ты из меня как душу вынула.

Возможно это не сказал, а подумал, ощущения были как когда принял много коньяка с колой — только сильнее в несколько раз — крутятся вертолёты, голова, казалось, оторвётся и улетит куда-то. Открыл глаз, стало хуже, закрыл, нах эту траханную реальность.

Рядом суетились, шумели, а я заснул в луже застывающей ещё теплой крови.

Пока я спал, меня качало на волнах, а потом приснился необыкновенно яркий сон.

Я был мальчиком, лет семи-восьми. И прятался вместе с мамой в каком-то подвале, рядом было много других женщин с детьми, бабушек, некоторые дети сидели одни, обнимая игрушки или держа за руки более старших детей. Хотя нет, я оглянулся и понял, что все держат друг друга за руки. Фигуры мамы и соседей проявлялись и исчезали в жалком желтом свете мигающих ламп. Всем было страшно.

Сверху раздавались звуки взрывов, так что часто на голову сыпалась земляная пыль, становилось трудно дышать и некоторые лампочки гасли, но через некоторые время снова разгорались, а в лицо приходил порыв свежего вкусного воздуха. Несмотря на большое скопление людей, было тихо. Я знал, что шуметь нельзя. Нельзя кашлять, нельзя шевелиться, нельзя шумно дышать. Если плачешь, то плачь молча.

Шум привлечёт к нам внимание, это очень опасно. Снаружи были плохие люди, которые искали нас, чтобы убить. А за ними шли полчища монстров. Раньше мама говорила, что монстров не существует. Она ошибалась, они пришли. Мы долго бежали, а теперь прячемся в этом месте в надежде, что папы и дедушки придут и спасут нас.

Всё что нас сейчас защищало, это маскировочное поле, скрывающее наше сияние праны. Поддержка этого поля было на плечах каждого, кто здесь находился. Нельзя отвлекаться на взрывы и першащую в горле пыль, нельзя разговаривать с мамой. От каждого, кто сидел в этом подвале шла невидимая ниточка вверх, к полю, которым управляли самые сильные, у кого стоял Друг. У взрослых ниточка была толще, у детей тоненькая.

Не у всех взрослых в голове был Друг, который говорил, что надо делать. Он нас учил, он нас хвалил, когда впервые появился в нашем мире. Все мы с детства умели работать с менталом, это была отличительная черта нашего народа, наша гордость. Нам не нужен был Друг в голове, чтобы подключиться к первой сильной ниточке. Мы это умели, у нас хорошо получалось, даже у детей.

Я очень устал, но продолжал отдавать силы. Я видел как пульсируют ниточки соседей, надо попадать в такт, это важно. Глаза слипались, голова кружилась. Ещё немного, надо продержаться ещё немного. Я сильный, я справлюсь, спасу маму…

Проснулся. Дёрнулся усаживаясь. Дерьмо, вот такое вот приснится! Дети в подвале держат какую-то защиту от монстров. В духе всего этого дерьма вокруг. Мороз по коже.

Так, я в кровати, рядом лежит китаец. Утро. Солнце. Голубое небо. На диване лежит перевязанный в чистые бинты Петрович. Оба без сознания.

Получилось! Закрыл глаза, какое-то время улыбался. Потом заставил себя сесть и сосредоточиться на текущих планах, осмотрелся в поисках оружия.

Здесь я обратил внимание, что рядом с кроватью стояло копьё, которое кто-то заботливо поставил мне под руку.

Крик, кричит женщина на улице. Ксюша. Вскочил, бросился к окну.

Оно выходило в парк, пришлось открыть и высунуться до пояса, чтобы увидеть внизу ржущих Слесаря с Семёном, которые держали ногами вырывающегося кадавра на земле.

Вокруг была гора свежих трупов зомби, в основном лежащих у входа в подъезд и нескольких видимо оставили как «консерв» для прокачки — подрубили ноги, руки и привалили друг на друга. А рядом выстроились женщины в полном составе и Егорка. Первой стояла та сисястая дама в рубашке. Она и кричала от испуга. В руках держала копьё, видимо её заставляли убить зомби. Ясно.

Рубашку она, кстати, сменила на платье. А меня тоже переодели. Точнее раздели. Я осмотрел себя, всё сняли, даже носки. Трусы и майку оставили, хотя они были немного запачканы кровью, а всё остальное видимо по этой причине сняли. Женская забота. Хорошо, что трусы оставили, я усмехнулся. Судя по чистым рукам, меня ещё и помыли, обтёрли тряпками наверное.

Вдохнул носом, дышит, не заложен. Подвигался, присел. Ничего не болит, как прекрасна жизнь! Спасибо пране — везде пыльно, а я дышу как здоровый человек. Как меня это раньше мучило, каждый день приходилось убираться в квартире, два разных пылесоса, постоянно включенный очиститель воздуха, протирка тряпками всех шкафов, люстры, полок.

Так, пылесосы в сторону.

Забрал копьё, поискал, где толчок в квартире, помочился в темноте. Наверняка моча зелёная. Вернувшись к окну, сплюнул на ладонь и посмотрел на свету. Да, слюна тоже имела лёгкий, но заметный зеленоватый оттенок. Сука.