Мрачен замок Кали, матери Живы. При его строительстве применяли исключительно камни чёрного или близкого к чёрному цвета: базальт, гранит, мрамор. Первое впечатление: жуть! Но наш неверующий русский, благославясь да перекрестясь, ко всему привыкает.
Акустикой славился большой зал собраний в замке уралгородцев. Отчётливо слышалось даже слово, обронённое шёпотом. Шум недовольства перекрыл зычный голос Семёна Петровича, бывшего зама главного энергетика. Из молодых да ранний. В Череповце, на металлургическом заводе, он полагал себя вечно обиженным, и в нашей среде частенько возмущался, а в беседах с мужиками извергал потоки блатного жаргона, что явно контрастировало с его статусом магистра, полученного без отрыва от производства. Впрочем, все здесь из обиженных, нет таких, кому жилось бы «счастливо, вольготно на Руси».
— Чё так мало, князь?
Меня опередила племянница. Как главный бухгалтер, Маша каждому выдавала по десять золотых монет.
— Как вам не стыдно, Семён Петрович?! У нас всё бесплатно: медицина, учёба, питание, одежда… Живём как при коммунизме.
Верно она сказала: в наших общинах мы установили неизмеримо ценный порядок и изначально устранили частную собственность. Не коммунизм, конечно, а нечто вроде нового социализма.
— А вот не стыдно, Мария. Ты как экономист должна знать, что мы нашу экономику поставим с головы на ноги при товарно-денежных отношениях.
Маша вопросительно глянула на меня, и в её взоре ясно читалась фраза: «ваше слово, товарищ князь».
— Тебя, Семён Петрович, никто не держит. Если спешишь окунуться в товарно-денежные отношения, ради бога, можешь отправляться в Венецию или Киев. До многих, возможно, ещё не дошло, что у нас иные задачи. Давным-давно Анастасия мне молвила о возможности возвращения странниц. Не только мы, все на Земле станут их рабами. У нас единственный выход: овладеть технологиями странниц и изобрести свои. И второе: кто-то ещё не понял ценность монет. У каждого ныне большой капитал. Ты, Семён Петрович, на эти деньги сможешь купить, например, десять женщин. Такова ценность наших рублей по словам Великанова. Раньше или позже, но у всех будут возможности что-то покупать на внешних рынках. А наши внутренние отношения, благодаря обстоятельствам и мудрому решению вече, не должны строиться на принципах отъёма капиталов или иных ценностей, ни ныне ни впредь. Так что выбирай, Семён Петрович, что тебе милее? Свобода или рабство?.. Объявляю для всех: завтра летим к русам. Флайер не резиновый, но как освободим контейнер от гостинцев, так и место обеспечим для грузов и людей. Великанов — старший в группе. С заявками к нему.
Не стал я говорить о предположении Мутанта. Весьма вероятно, что он был неправ, высказывая сомнения о возможности возвращения странниц. Спрашивается, какого лешего я должен пренебречь мнением Анастасии? Тем более, что нет ответов на многие вопросы, связанных с родом Живы. Весьма заботливо они, а точнее говоря, их борги законсервировали остановленные производства.
Семён Петрович остался при своём мнении. Слышал я ранее недоброжелательные пересуды о нём его товарищей из бригады энергетиков; их байки можно выразить одним словом: «хозяин». Хозяин почти что барин. Возымел он пожелание покинуть нас, а я порадел ему, наказав быть готовым к вылету в стольный Киев-град к шести часам утра, ещё до рассвета. Мне предстоит большое дело — лететь в тот же день к Варяжскому морю, а потому времени в обрез.
Ясная погода не балует нас каждый день: с океана, с удивительной упорядоченностью, ветер приносит грозовые дожди. Велико испарение Южных морей, а нас захлёстывают то потоки, приносимые с юго-востока, то ливни — с юго-запада. В благодатных землях Василевса снимают по два урожая за сезон, но нам вполне хватает и одного урожая. Не знаем, куда излишки девать.
Безветрие в ранние утренние часы сулило ясный день. И слава богу. Семён Петрович явился, конечно, с супругой, рюкзаками, мешками. Ясное дело, всю ночь паковал вещи. Никто не вышел их провожать. Предложил супруге Семёна Петровича остаться. Увы, не согласилась. Как и муж, не желает далее работать задарма. Семён Петрович забросил вещи во флайер, и я велел им пристегнуться, ибо полетим на квантовом движке. У флайеров два типа движков: гравитационный, служащий для неспешной транспортировки грузов в контейнерах, и квантовый, что позволяет развивать скорость не хуже реактивных двигателей.
Жадно вглядывалась парочка в пространство бескрайних лесов. Хвойные леса уступили место смешанным. В самом деле, обильна и богата лесами Киевская Русь! Там и березняки и дубовые рощи. В больших селениях видны деревянные церквушки. Жить бы да радоваться такому раю! Я размышлял молча, слушая диалог бывшего зама главного энергетика с супругой. С минуту держал указательный палец над площадкой отключения системы прослушивания — и не стал отключать звук. Мои пассажиры с пылом и жаром обменивались наблюдениями, предвкушая радости неведомой, но сладкой жизни, алчно радуясь перспективам, что откроются им в среде лохов. Так и слушал, как они вели меж собой обычные разговоры о делах и делишках, что уже проворачивали, и о тех, что предстоит провернуть… Если бы эти разговоры да в обычной ситуации где-нибудь в Ирии, так я и ухом бы не повёл, а может быть, воскликнул, подобно тверьчанам: а плевать! Многолюден Ирий, а святых там мало. И я в святости не был замечен. Лишь компания Apple игриво демонстрирует логотип с надкушенным яблоком. По сути, почти у каждого в Ирии на лбу должно гореть греховное яблоко. Например, на кепке или бейсболке.
Но Земля не Ирий, и здесь вам не там!
Сверился по карте на мониторе, и пассажиры услышали мой голос:
— Подлетаем к Киеву. Я вас у города высажу.
Сообщив радостную весть, отключил квантовый двигатель, переключился на управление гравитационным движком и завис над опушкой леса, близ дороги, ведущей к городу. После мягкой посадки вышел размять поясницу. Семён Петрович всё охал: «Где ж мне транспорт достать?» Пришлось ему разъяснить, что транспорт на тот свет он уже заказал. Длинный приговор зачитывать им не стал. Не изверг. Но два слова или чуть более молвил: «За предательство и жадность…». Расстрелял их из отцовского ТТ. Похоронил и надписи не написал.
Видел я, что всем испортил праздничное настроение, объявив перед строем о казни предателей. Видел хмурые лица всей группы на мониторе в кабине пилота. Видел, что почти все летели молча, обдумывая мои слова и мрачные предположения о будущем, кроме двух подруг из славного Новосибирска.
У незамужних Ксюши и Лены хобби: соревнуются, кто из них язвительнее по отношению к мужикам-дебилам. По мнению Ксении Никитичны, самый дебильный и жестокосердный из боргов — борг Святослав.
Рядом с собой посадил Яромира, смышлёного парня, из рода скоморохов Гульцовых, местных ободритов, коих Мутант доставил на Урал в первые дни своего княжения. Тогда же он убедился в том, что местные мало знают, ещё меньше умеют, и без длительного обучения не способны выполнить его грандиозные задачи.
Выбор пал на Яромира по простой причине: с друзьями-скоморохами он обошёл почти все княжества, что раскинулись по обеим берегам Лабы. Играл он на волынке и на гуслях, певал былины на торжищах и перед князьями в Велицегарде, стольном граде ободритов, и в Ругарде, во дворе князя русов.
Какой толк хмуриться и вопрошать себя подобно грешным героям Достоевского? Мутант выписал мне рецепт: помнить о статусе князя, а он — в текущей ситуации — предполагает роли судьи и исполнителя приговоров. Хотелось бы разделения властей, да кадров маловато…
Любопытен Яромир: всё ему знать надобно! «Что это?» — «Биотуалет.» — «А это?» — «Автопилот.» — «А не страшно лететь?» — «Ежели запаникуешь, выброшу. Шучу-шучу!»
Сверяясь по карте на мониторе, вёл тяжёлый флайер, обременённый не менее тяжёлым контейнером, над просторами восточной Руси. Затем над лесами, скрывавшими селения ляхов. Богаты земли, но народа маловато. За землями ляхов — край обитания западных славян. По словам Яромира, к югу от Лабы — небольшое герцогство Русия, давно отпавшее от славянской веры. Есть обширный Вендланд, включающий земли ободритов и соседние княжества, где у власти, в основном, князья, принявшие христианство. Ведическую веру хранят на острове Руяне. Расклад весьма похож на тот, что в былинные времена был в нашем Ирии.
На подлёте к западным пределам славянского мира узрели множество городов и селений. Цветущий край! Библейский Ной, отбиравший тварей по паре, ну никак не мог бы составить конкуренцию Живе! Худосочны библейские байки. То ли дело наши славянские! Да вот беда, у нас в Ирии выбили их из людского сознания. Полетаем да поговорим со здешним людом — узнаем, остались ли у местных в памяти древнейшие сказания. Пилот пребывал в эйфории от увиденного, а Яромир, ныне человек служивый, радовался не только тому, что на короткое время вырвался из-под опеки грозного воеводы Георгия, но, можно сказать, светился от счастья и желания вновь увидеть родной Барлин. На картах монитора, составленных в древние времена, отсутствовали какие-либо города, зато были указаны так называемые «замки». У русов на острове, судя по карте, один из замков странниц.
Оптика флайера, полагаю, ничуть не хуже той, что на сателлитах или спутниках нашего Ирия. Отображение на мониторе с превосходным разрешением представляло нашим глазам извивы Лабы с пойменными лугами, рощи, селища… С Эльбой, что в нашем Ирии, мне затруднительно сравнивать здешнюю Лабу (видел Эльбу лишь в Гамбурге), но думаю, эта Лаба не так широка и не так полноводна.
— Смотри, княже! — завопил Яромир, углядев пожарище на обзорном мониторе.
На высоком правом берегу на месте города дымилось пожарище.
— Колпин-град.
Известив меня о названии сожжённого города, Яромир заявил:
— Барлин — к закату. Ежели по дороге идти, так за полдня дойти можно.
Летать — не ходить. И на монитор можно не глядеть: дым от чернеющего на горизонте городка узрели на подлёте. Сгоревший город обезлюдел. Яромир не плакал: не достойно ронять слёзы воину. Произнёс лишь одно слово:
— Немцы.
Я скорректировал курс флайера: остров русов, что по площади вдвое больше острова Рюген в нашем Ирии, расположен к северу от земель ободритов. Под безмятежным синим небом на земле виднелись следы неисчислимых трагедий. На обозримом горизонте не уцелело ни одного селища и ни единого города. Очевидно, немногие спаслись от нашествия немцев. Что же помогло немцам за одну кампанию подавить сопротивление ободритов и сжечь множество городов? Вопрос из категории риторических. Наверняка, что-то из области технологий, а также предательство князей, обратившихся в христианскую веру.
В нашем Ирии западные славяне более пятисот лет успешно противостояли немцам!
В девяностых годах XX века, после развала Советского Союза, в Мекленбурге поставили уродливый памятник в ознаменование победы над Никлотом Первым и жуткой резни ободритов: западный мир ещё раз напомнил славянам, как их резали и убивали.
Похоже на то, что в этом мире повторяется такой же кровавый сценарий.
Мои реминисценции прервал вопль Яромира:
— Град Зверин сожгли!
Ради точности скажу, что его фраза прозвучала несколько иначе: он, как и все на Закате, произносил «Зверин-гард». То, что я увидел, мигом выветрило из головы неуместные размышления на темы филологии. Рядом с ещё тлеющим городом на большом выгоне для скота большим лагерем стояло воинство крестоносцев. Их воронёные латы блестели под солнцем; попы в чёрных одеяниях воздавали хвалу господу богу. Возможно, коленопреклонённые рыцари замаливали свои грехи. Мой толмач не скрывал тот факт, что среди местных венедов, варгов, ободритов и лютичей множество христиан.
Блеснули и мои глаза при виде опушки рядом с чащобой. Понадобились считанные минуты, чтобы освободить флайер от тяжёлой ноши. Без контейнера флайер приобрёл манёвренность, а я ощутил азарт охотника. Уже упражнялся в применении вооружения флайера, но на этот раз моей целью были не драконы, прозванные змеями-горынычами, а иные монстры.
Лазерные счетверённые пушки ударили в скопище немецкого воинства — и на земле воцарился ад, о коем, наверное, и помыслить не могли ни рыцари ни монахи. Кто-то взметнулся на коня в тщетной попытке ускакать от небесного возмездия. Поражая цели, я повторял:
— Не уйдёшь, зараза!
Смертоносная лазерная пушка то и дело высвечивала разорванные или разрезанные тела. Чьё-то тело, уже лишённое головы, ещё бежало по полю, исполняя жуткую пляску смерти…
Посадил флайер поодаль от места побоища, рядом с полоном, окружённым доверху нагруженными телегами. Средь большущей толпы полонённых не заметил ни мужиков, ни детей. Из флайера высыпала вся моя команда. Минуту-другую взирали друг на друга молча. Яромир и Илья со товарищами оттащили две телеги в сторону. Поклонившись в пояс бабам и девкам, велел Яромиру молвить, что все свободны и могут с добром и телегами возвращаться по домам. Из речи Яромира понял только первую фразу: он представился скоморохом из Барлина. Из того, что он ещё глаголил, понимал лишь отдельные слова: слишком много разных носовых гласных в словенской речи. Пока красноречивый Яромир вещал, толпа внимала молча, а я начал уже жалеть о том, что передал или, как в Ирии говорят, делегировал свои полномочия молодому человеку. Что он поведал, какие сказки понарассказывал? Заголосили и заплакали бабы, вскрикивали и восклицали девицы. Не на одного меня нашла оторопь, все в моей команде, казалось, пребывали в состоянии крайней растерянности.
— Что ты, Яромир, наплёл им своим длинным языком?
Молодой человек побледнел ликом. Не услышал от него оправданий.
— Кричат, что некуда им возвращаться. Мужья погибли, детей порубили, дома сожжены. Просятся под твою защиту и руку, княже.
Может быть, я подумал бы и принял разумное решение, но за спиной раздался голос учёной дамы. Ксения Никитична не преминула съязвить:
— Вот праздник нашим хахалям! А каково бедной Анюте придётся? Ты, Ваше величество, хотя бы поразмысли, чем кормить будем эту ораву гастарбайтеров?
Одарив высокомерным взглядом язву Ксению, преуспевшую в мире математики, ответил:
— Ксюша, подруга дней моих суровых. ты меня достала! Слушал в кабине флайера, как ты ушат за ушатом дерьмо на меня выливала. Придётся тебе доказать, что я не жестокосердный. У нас ведь добрая сотня славян, бывших гребцов, скучают без баб. И ты могла бы присмотреть себе хахаля среди них.
Она стукнула меня кулачком по спине:
— Это тебе за «подругу»!
Стукнула и второй раз:
— Это тебе за подслушивание.
Да'с, как же жить-то дальше? Анюта давно приметила, что Ксения ко мне неравнодушна. А я однолюб! Как князь, вправе нарушать свои законы и указы. Такая у нас, русских, традиция.
Поманив пальцем толмача, наказал ему:
— Скажи им, что Светлый Князь берёт их под свою защиту. Объяви, что мы вернёмся за ними завтра, и растолкуй, что дадим людей для охраны от тех немцев, что, возможно, ещё бродят в округе. Да спроси, есть ли у них какая-нибудь еда, чтоб с голоду не помереть до завтрашнего дня?
Словоохотлив толмач. Я ему три фразы, а он выдал фраз девять.
Изумила меня толпа. С достоинством поклонились мне в пояс. По славам толмача, в телегах снеди и еды хватит на всех, и они с места не сойдут, нас дожидаючи. Пришлось выделить двух вооружённых «хахалей» для охраны и поставить над ними Ксению Никитичну как старшую. С лазерной пушкой наперевес, она мне погрозила пальчиком:
— Ну, заяц, погоди!
Её ремарка возмутила меня. Ксения Никитична, несомненно, уже уверовала в свою близкую победу надо мной. Обвёл я грозными очами толпу славянок — и тяжко мне стало от принятого решения. А что делать, когда дал слово?! Позвал толмача и велел ему вызнать, есть ли женщины и девушки из княжеских родов? Из нестройных рядов вышли семеро красавиц. Представились. Переглянулись, услышав, что я Рюрикович. Почесал я затылок да объявил, что они будут жить в моём доме. Ксения, конечно, подумала, что я себе гарем набираю. Пусть думает.
Прекраснодушные мечты Светлого Князя об оказании помощи русам и союзе с ними разбились подобно стеклянному сосуду, брошенному с высоты на камень. К чему скрывать?! Манили Светлого Князя не столько русы или «замок», вознёсшийся над островом, сколько таинственные подземелья в толще недр, скрывавшие неведомые производства.
По прибытии к стенам, окружавшим Аркону, три волынщика затеяли играть весёлый марш, и на призывные звуки выбежали воины, вооружённые пушками, аналогичными нашим, и вслед за ними вышла парочка сонных волхвов. С прищуром глаз не отошедшие ото сна волхвы оглядели мощный флайер и выслушали Яромира, представившего им Светлого Князя Святослава. Узнав о гостинцах в контейнере, они важно покивали головами и молвили, что все в северных пределах приносят им дань. Светлый Князь известил волхвов о крестовом нашествии немцев на земли ободритов и с укором спросил, почему столь грозное воинство русов не защитило соседей? Возмутились волхвы, затрясли бородами от негодования, ткнули перстами в южную сторону и заверили Князя, что окромя проклятий ничего не дождутся от них ни крещённые князья, ни их люди. В свою очередь полюбопытствовали волхвы, почему Князь Святослав самозвано, без доброго на то согласия волхвов, присвоил себе титул Светлого Князя, почти равный королевскому? Словоохотливый Яромир, не совладав с нахлынувшими чувствами, начал было сам отвечать: «Да сама богиня…». Дёрнул толмача за руку Светлый Князь и прервал его на полуслове. Так вот и провели переговоры у стен Арконы. Незваный гость в этом мире хуже немца, а потому холодно простились и, оставив волхвам контейнер с гостинцами, помахали руками на прощанье да и отбыли восвояси.