Наваждение

К тому же Лиза вдруг осознала, что стала куда более чувствительной и нервной, чем была ранее. Мнительной. И выдумывала себе такое, что никогда раньше и в голову не приходило. Причем, понимала, что глупости, но оно само в голову лезло как-то. И приходилось призывать себя к разуму, унимать страх и глупые волнения. Видит Бог, иногда в ее дурную голову даже приходили мысли о том, что у Калиненко могут быть другие женщины на всех этих встречах… И Лизу начинала обуревать ревность, самая настоящая и ранее неведомая. Видно оттого, что сейчас она в полной мере считала его своим мужчиной. Но Лиза напоминала себе слова Димы о том, что даже в прошлом он хранил ей верность в отношениях. И о том, что на преданность он отвечает тем же. Чем и успокаивала себя. Да и нельзя сказать, чтобы страсть Димы к ней как-то ослабла.

Однако, чтобы прекратить переживать из-за характера его “профессиональных” действий, у нее аргументов не было. И эти тревоги понемногу захватывали душу, заставляя Лизу нервничать и изводить себя, тревожась о Диме. Да и о растущем внутри нее их ребенке тоже, по сути. Тем более на фоне происходящих в стране разбирательств между “элитами”. Пусть она и не вникала, но об этом не знал разве что глухо-слепой или мертвый.

А то, что ребенок рос, Лиза начала чувствовать. Словами не могла описать изменения, которые с ней происходили, и все-таки знала - меняется. Еще и одежда впору была, но уже как-то некомфортно. И все эти новые эмоции, и странные желания. И постоянные обследования, разумеется, на которых врачи каждый раз уверяли Лизу, что все идет нормально. Но сама Лиза до дрожи в сердце ждала ощущения первого толчка ребенка. Того момента, когда она действительно в полной мере прочувствует и наконец-то всем своим существом убедится - это правда. И ей ничего не снится.

Правда, со сном в принципе начались неполадки. Из-за этих вечерне-ночных встреч Димы ей стало вовсе не до нормального ночного отдыха. Лиза тревожно лежала в темноте, прислушиваясь к каждому шороху и шагам охраны на улице. Не могла без него заснуть уже, сна ни в одном глазу. Ждала, пока он приезжал, а потом лежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей, пока Калиненко не укладывался рядом, обхватывая ее руками, касаясь холодной с улицы кожей. Знал, чувствовал, что притворяется, она понимала. Но оба не касались этого вопроса. А днем отключалась около Димы при любом удобном случае. Да и при неудобном тоже.

В общем, не получалось расслабиться и наслаждаться. Наоборот, с каждым днем Лиза все больше нервничала и переживала. И лишь немного спасала работа, отвлекая. Не прямая, в задаче изменения имиджа Калиненко тактика была разработана и внедрена в жизнь. Теперь над этим работал целый пиар-отдел в количестве четырех человек, и Лизе оставалось лишь контролировать и курировать деятельность. Конечно же, она сопровождала Дмитрия на всех встречах, где ему было необходимо ее присутствие, или где Дима просто хотел появиться с ней. Но кроме этого ее бывший начальник, главный редактор журнала “Свой”, обратился к Лизе с просьбой помочь в работе над одним материалом. А Калиненко не возражал, и она даже с удовольствием на какое-то время вернулась к собиранию материала для статьи, поняв, что соскучилась по журналистике. Отвлеклась. И очень убедительно уговаривала себя, что все нормально.

Но и это зыбкое затишье разрушилось в конце марта. В один из тех вечеров, когда Дима снова вернулся от губернатора слишком поздно. Она вновь ждала его, и так же сжимала веки, притворяясь спящей. Только в этот раз Калиненко не поддержал ее игру.

- Давай, Лиза, я знаю, что не спишь, - заставив ее вздрогнуть, проговорил Дима. - Поднимайся, родная. Надо поговорить.

Он прошелся туда-сюда по спальне, а она села, опираясь на подушки и настороженно следила за мужем. Ничего хорошего, как ей казалось, подобное начало, да и сам момент, выбранный для разговора - не сулил. Свет в комнате Калиненко не включал, просто оставил открытой двери в коридор, где горела “дежурная” лампочка. И это все Лизе тоже почему-то не понравилось. Но хоть глаза не резало после долгих попыток уснуть.

Хотела спросить - что случилось? И не смогла. Почему-то стало страшно открывать рот и нарушать тишину, в которой Калиненко сейчас размеренно преодолевал пространство комнаты от угла до угла. Слева - направо. И назад. И снова.

Лучше бы остановился. Ей-Богу, стало бы легче. А так Лиза не могла сосредоточиться. Не могла понять, что с ним. И все больше нервничала. Комкала одеяло, стараясь внешне казаться спокойной. И он казался спокойным. Очень. Только таким собранным, практически “захлопнувшимся”, что она совершенно не могла понять ни его мыслей, ни настроение. И тут Дима наконец-то замер посреди спальни, похоже, придя к какому-то решению.

- Собирай чемодан, ты сейчас уезжаешь.

В его лице ничего не поменялось. Глаза смотрели спокойно и ровно. И голос был безучастным. И все это настолько не соответствовало самой обстановке, напряжению, сковавшему саму Лизу, что она просто не поняла.

- Что? - переспросила хриплым шепотом, уверенная, что ослышалась.

- Ты должна уехать через час. Собери какие-нибудь вещи. Остальные я потом пришлю, - тем же тоном повторил Дима.

- Куда? - она моргнула несколько раз. И даже вдавила пальцы в ладонь, сомневаясь, что все же не уснула, пока ждала его.

Может потому теперь ничего понять не может.

- Тебя Гена отвезет, не переживай, - отмахнулся Дима и подошел к кровати, протянув ей руку. - Давай, Лиза, времени до отъезда немного. Не задерживай.

Она поднялась, почему-то обхватив живот руками. Словно закрываясь. Ничего не могла понять. Вообще. Слова и мысли не складывались. Все, что приходило в голову - не вязалось с поведением самого Димы. И это сбивало с толка, разрывало привычные шаблоны и реакции. Оглушало ее.

- Что собирать? - так же тихо спросила она, почему-то не решившись дольше подержать его за руку. Дима весь словно закаменел, настолько напряжен был. А внешне вообще не было заметно.

- Что тебе на первое время нужно для нормальной жизни? Не бери много. Это все пришлют, - он не смотрел на нее, обводил каким-то отстраненным взглядом шкаф, полный их одежды. - И сейчас удобно оденься. Сыро на улице. Противно. Туман.

Лиза все меньше ориентировалась в происходящем. С каждым его ровным и отстраненным словом, лишенным любых эмоций, будто в какой-то транс впадала.

- Давай, быстро, - еще раз поторопил ее Дима, похоже, не замечая реакцию Лизы.

После чего просто развернулся и вышел из комнаты. А она стояла у открытого шкафа, со странным чувством какого-то краха. Ощущая себя хуже, чем когда он ей в прошлом велел на аборт идти, посмеявшись. Потому что совершенно ничего сейчас не понимала в происходящем. Словно на краю огромного обрыва стояла, понимая, что назад уже сделать шаг не может. И путь один - вниз, в обрыв. И дыхание пропадает, а в душе разрастается дикий и неконтролируемый страх.

Ровно через час она спустилась вниз. За чемоданом поднялся Гена. Калиненко ждал ее у входных дверей.

Час ночи. И свет только в прихожей. И странная тишина. Гена не останавливаясь прошел на улицу с чемоданом. Она же замерла напротив Димы, все еще не понимая ничего, даже не зная, стоит ли спрашивать о чем-то. Да и о чем? На какой ее вопрос он ответил? Калиненко помолчал несколько секунд, прямо встретив ее взгляд, не уклоняясь и не отворачиваясь. Выражение его лица было таким же, как и в спальне. Но вот эти глаза… Там что-то такое затаилось, что Лизу вдруг затрясло. И захотелось плакать, навзрыд. Рыдать просто. Она задохнулась воздухом, пытаясь взять себя в руки. И Дима это уловил.

Протянул руку. Обхватил ее щеку ладонью. Сжал. Притянул к себе так, что они коснулись лбами.

- Береги себя, поняла? Иначе… - Дима замолчал.

И Лиза так и не узнала, что “иначе”.

- Можно, я останусь? Пожалуйста, Дима? - как-то жалко, почти по-детски, попросила она, хоть еще секунду назад собиралась молчать. - Любимый…

Он прижался губами к ее лбу. Горячее прикосновение прошлось по натянутым нервам, словно удар тока. Всего пару секунд. Мало. Ее всю только больше затрясло. Захотелось вцепиться в Диму и не отпускать. Как угодно, но настоять на том, чтобы остаться. Только как с Калиненко настоишь?

Но все же ухватилась холодными и дрожащими пальцами за его запястье.

- Поезжай. Так лучше. И не звони, я сам наберу, родная.

Еще один поцелуй в лоб. И все. Отстранился. Взял ее пальто и сам набросил на плечи Лизы со спины. Сжал. Так сильно, как только он мог себе с ней позволить, никогда не причиняя боли. И появилось какое-то ужасное и стойкое понимание, что это - “прощание”.

Глаза заволокло слезами, несмотря на все ее попытки соответствовать Диме. Она не могла сдвинуться. Не хотела прерывать этого контакта, хоть и через кашемир. Но Калиненко решил все сам.

- Иди, - Дима отступил, отпуская ее плечи, и одновременно с этим легко подтолкнул Лизу в спину. - Гена ждет.

И Лиза вышла в открытые двери. В ночь, казавшуюся не черной, а серой. В весенний туман, такой же противный и тяжелый, как и его осенний “собрат”, такой же вязкий и давящий на грудь невыносимой болью. Прав был Дима: противно и влажно. Зябко.

Подошла к машине, просто не имея сил обернуться, потому что знала - не выдержит тогда, тело ее предаст. И молча села на заднее сиденье, пока Гена держал для нее дверь. Не оглянулась и когда они выезжали со двора. Не проверила, следил ли он за ее отъездом. Только по щекам текли слезы. И руки держали живот, где она впервые именно в этот момент ощутила слабый толчок их ребенка. А вместо счастья - ужасная боль, все сильнее разъедающая душу. От страха и непонимания. И опустошение.

Он стоял у открытой двери пока машина не выехала за ворота. И потом стоял еще минут десять. Леший знает зачем. Хотелось курить, но Дима не торопился доставать сигареты. Руки еще ощущали очертание ее плеч, холодное прикосновение пальцев Лизы. Затянуться успеет.

Смотрел на забор, на закрывшиеся ворота, и не видел ничего, кроме сизо-белого марева. И холода не ощущал. Только вдохнуть нормально из-за этого чертового тумана не выходило. Густой и влажный воздух просто не лез в горло. И из-за этого грудь давило, а виски ломило.

Калиненко все-таки толкнул входную дверь, захлопывая. Толку торчать на пороге - никакого. Пошел в кабинет, не включая свет, плеснул в стакан первое, что попалось под руку, не разбираясь в этикетках. Не для того, чтоб напиться до одури. Хотел унять противный привкус тумана. Разогнать кровь, чтоб не давило так грудь.

Не хотел ее отпускать. Его она. Его, лешего за ногу! И ведь не в первый раз расставались, а сейчас такое чувство, что с мясом оторвали. Родная стала. И правда в кровь, в кость вросла. Сейчас уехала, а в нем словно корневище осталось. И кровоточит. И ноет все тело так, словно разом все старые раны вскрылись. Твою мать! И так тянул до последнего. Раньше стоило ее куда-то отправить. Еще неделю назад, минимум. А то и еще раньше. Ситуация повернулась так, что сейчас никто, ничего и никому не мог гарантировать. Все сидели, как на углях и никто не знал, в какую сторону оно повернет. И куда выведет по итогу. А Калиненко точно знал, что ни за что в жизни больше не хочет видеть, как кто-то тыкает Лизе пистолет в бок. Нет, одному проще будет крутиться.

Закурил, даже окно не открыв. И вторым глотком допил все, что было в стакане, так и не разобрав: коньяк или виски? Один хрен. Лишь бы это треклятое давление в груди отпустило. Придавил ладонями глаза. Растер лицо. Черт знает сколько времени уже не высыпался. Да и укладывался всю предыдущую неделю из-за Лизы. Знал же, что не спит, пока его нет рядом, с какой-то придури. А потом шатает весь день от усталости. Сегодня ему сон вообще не светит, по ходу. А грудь так и давит.

Что это? Сердце от напряжения и стресса прихватило? Любовь, о которой Лиза ему всю жизнь талдычит?

Если так, если это и есть любовь - то проще удавится, ей-Богу, чем так жить. Хотя, тогда можно понять, что ее погнало под колонию полгода назад и заставляло терпеть его после всего. Ладно, Калиненко прекрасно знал, что он - “не сахар”, да и не стремился никогда быть “приятным”. Для себя жил всегда, в свое удовольствие. А теперь… Вон, значит, как вывернуло.

Так и подмывало набрать Гену и сказать, чтоб разворачивал машину и вез его жену назад. К нему. Только нечего здесь теперь Лизе было делать. Вообще. И надо было не тянуть так долго: ни себя, ни ее не подставлять.

Еще раз затянулся, стряхнул пепел. А все равно набрать хотелось, падла. Вытянув телефон, Дима вместо этого набрал Казака, поехавшего решать свои дела после последнего разговора у Калетника. Все, время для этого прошло и тоску надо засунуть подальше в глотку, пусть ноет где-то в желудке. Лишь бы думать не мешало. Теперь им надо быстро решать, как дальше действовать.

В какой-то момент она все же отключилась, наверное. И не уснула, но контакт с реальностью потеряла, будто погрузилась в прострацию. Даже думать оказалась не в состоянии. Слишком больно. Невыносимо. И нет понимания. Ни одного факта. Ни одного объяснения. И никакой уверенности ни в чем.

Лиза даже у Гены не смогла спросить, куда же они все-таки едут: кажется, и слова произнести не сумела бы. Физически. Из нее словно все вытянули. И оставили там, с Димой. А здесь и не Лиза сидела вовсе, а какая-то кукла, которая ничего не могла сделать ни с ситуацией, ни со своим телом. И единственное, что хоть как-то пробивалось через эту опустошенность, те самые движения ребенка внутри, которые она отчаянно пыталась ощутить. На которых сейчас все в себе сосредоточила, отвлекаясь от невыносимой боли, отключаясь от внешнего. И, словно бы идя ей на встречу, а может что-то ощущая из-за стресса, который без сомнения влиял на ее организм, дитя внутри нее активно двигалось. А Лиза, наконец-то, смогла хоть как-то это уловить.

И впервые отреагировала на окружающую обстановку только тогда, когда за окнами стало светло. Причем Лиза даже не сразу поняла, что солнце достаточно высоко, уже точно не рассвет. И они едут далеко не первый час. А туман так до конца и не рассеялся, лежал на полях, да у корней деревьев посадок. Наверное, все же уснула. Ничего не могла понять. Моргнула. Привстала немного, пытаясь разобраться в местности и сориентироваться. Не сумела из-за тумана, а дорожных указателей пока не было. С удивлением поняла, что ее даже не тошнит. Видно, организм решил сэкономить силы в критической ситуации.

- Вода в боковом отделе. Там же крекеры. Есть манго, - заметив, что она проснулась, наверное, сообщил Гена, на секунду оторвавшись от наблюдения за трассой. Глянул на нее с некоторой опаской в зеркало заднего вида, и вновь посмотрел на дорогу.

Лиза покачала головой. Ничего не хотела. И говорить все еще не могла. Мышцы лица, язык, губы - не повиновались. Да и Гена, вроде бы, особо не ждал ответа. Лиза так подозревала, что он устал, практически не отдохнув ночью. А теперь еще и несколько часов вел машину по трассе не в самых простых погодных условиях.

- Еще долго? - буквально выдавила из себя.

Голос звучал так, словно Лиза полночи орала и плакала. Странно, ведь ни звука не проронила, все в себя заталкивала… Придушенная боль прорезалась?

Гена даже вздрогнул и снова глянул на нее через зеркало.

- Нет, Елизавета, еще пару часов. Может, остановиться где-то? Хотите размяться, чая, кофе?

Она покачала головой. Не хотелось. Ничего. И в какой-то момент даже появилось странное стремление, чтобы эта дорога не заканчивалась. Так бы ехала куда-то и ехала. Потому что не могла в этот момент сообразить: что делать дальше и как ей жить без Димы теперь? Прошлый опыт не подготовил. Теперь между ними все иначе было, и Лиза еще не успела прийти в себя достаточно, чтобы собраться, взять себя в руки и выработать хоть какую-то линию поведения. Даже ради ребенка. А бесцельная поездка позволяла на какое-то время отложить эту проблему. По крайней мере, до пункта назначения.

ГЛАВА 23

Они приехали где-то около одиннадцати утра. “Дорога заняла чуть больше времени из-за тумана”, извинился Гена, придерживая для нее дверь автомобиля. Лиза же только кивнула, выбравшись на улицу и осмотрелась.

Они находились в городе, куда возил ее Дима, когда хотел извиниться и реализовал ее мечту о дельфинах. Правда, вернее было сказать, в пригород, так как город они просто проехали. И сейчас очутились или в частном секторе на окраине, или уже за городом, Лиза недостаточно хорошо здесь ориентировалась, чтобы понять. Вокруг, куда ни посмотри, стояли частные дома, совершенно разные, кстати: от очень старых одноэтажных глинобитных мазанок, до трехэтажных новых “особняков”. Без какой-либо системы или ограничений. И, казалось, что такое соседство никого не смущало.

Она не могла понять - почему именно сюда? Так далеко от родного дома? Отчего именно в этот поселок ее отправили? По каким причинам? Подальше, чтобы не нашли, или чтобы не мешала?

Нет сил думать. Нет выдержки. Руки трясутся и вновь приходится себя обнимать, напоминая, что есть более важные сейчас моменты. Осмотрелась.

А весна в этом поселке ощущалась особенно остро. Вот вроде бы, Лиза тоже жила все эти месяцы в частном доме с участком, и деревья имелись, и лужайка. Однако чувствовалась огромная разница. Вероятно потому, что сам город располагался значительно южнее. Вчера она уехала из зимы, пусть и уходящей, а сегодня оказалась в самой настоящей весне. Везде на земле уже пробилась яркая, сочно-зеленая трава, кое-где виднелись лиловые и желтые головки первоцветов, а на деревьях были видны набухшие почки. И просто - весной в воздухе пахло. Пряно, тепло, остро. И морем. Так насыщенно, что Лиза не удержалась, втянула в себя этот запах полной грудью, словно впервые за всю ночь вообще дышала. И как-то легче стало. Встряхнулась, пришла немного в себя, хоть режущая боль внутри и осталась. Даже обернулась, пытаясь разобрать, откуда запах? Неужели берег рядом?

- За тем поворотом, если верить навигатору, - правильно понял ее интерес Гена, махнул рукой в правую сторону. - Там море. Совсем рядом. Меньше пяти минут идти.

Лиза кивнула, благодаря за ответ. Море совсем близко. Это показалось чем-то невероятным:

- А сейчас мы где?

Она посмотрела на ворота, перед которыми Гена остановил машину - хорошие, новые, автоматические. И забор кирпичный, высокий. За ним дом, тоже новый. Не слишком большой. Меньше, чем дом Калиненко. Но все равно - не маленький.

- Это Дмитрий Владленович арендовал через риэлтора пару дней назад. Сказал, что если вам понравится, можно и купить. Дом новый, хочет, чтобы вы посмотрели, все ли по вкусу будет. И решали, - охранник протянул ей ключи. - Тут вот, все автоматическое.

Она взяла. Потом посмотрела на парня:

- Ты уедешь сейчас? - его спрашивать было легче. О категоричности своего положения, во всяком случае.

Хотя мысль о том, что она сейчас останется совершенно одна в незнакомом городе, перед чужим домом - вызвала дрожь в позвоночнике.

Гена же, вроде бы, удивился:

- Что вы, Елизавета, шутите? Мне от вас отходить нельзя. Головой за ваше благополучие отвечаю. Просто подумал, что вы, может, сами захотите все посмотреть, открыть, попробовать.

Лиза вновь кивнула, постаравшись скрыть облегчение, которое испытала. После этого поспешного ночного отъезда и отсутствия хоть каких-либо объяснений со стороны Димы, чего только в голову не приходило. Вплоть до глупых мыслей о разрыве и своей “отставке”. Понимала, конечно, что ситуация, очевидно, дошла до предела и он посчитал ее отъезд лучшим вариантом ( Лиза не успела забыть, как ее пытались выкрасть, чтобы убедить Диму стать “более сговорчивым”). Однако… Ей просто хотелось хоть каких-то вводных данных. И пояснений. Потому что было очень страшно. И не хотелось даже допускать мысли, что может произойти нечто непоправимое. А после скомканного ночного прощания с Димой - Лиза от этих страхов не могла избавиться. Словно в последний раз виделись.

- Что происходит, Гена? - не особо рассчитывая на ответ, спросила она у парня, повернувшись к воротам. Нажала на кнопку открытия.

- Не в моей компетенции, Елизавета, - с уважением, но вполне ожидаемо, ответил охранник. - Да я и сам, откровенно, мало что знаю. Только что все сейчас… непросто, - он помолчал, подбирая слово, похоже. - И вам там сейчас нечего делать.

- Что ж, давай, осматриваться, - Лиза прошла мимо отъехавших ворот.

Ничего особо понятней не стало. Но ей не хотелось, чтобы Гена заметил, насколько она дезориентирована и сбита с толку.

- Сейчас, я уже и машину загоню, разом, - откликнулся Гена, быстро сев за руль. И вдруг вытащил телефон, глядя на дисплей. Видно, кто-то позвонил.

Сердце дрогнуло. Но Лиза отошла, чтобы не мешать. Тактики поведения и дальнейшей стратегии действий все еще не было. Она с трудом заставляла себя идти. Но у нее имелась ответственность - ребенок, который своим существованием поддерживал Лизу всю эту ужасную ночь. И ради него, ради себя, да и ради Димы тоже, надо было брать себя же в руки и начинать разбираться в происходящем, хотя бы здесь, на месте.

Она осмотрелась: дом оказался двухэтажным, с широким крыльцом-верандой на первом этаже и балконом-террасой на втором. Как-то вообще не во вкусе Димы, видимо, он и правда арендовал его вслепую и наспех. Выкрашенный в светло-бежевый цвет с более темными углами, обложенными кирпичом. Крыша так же была светлой. Да еще и колонны, которые поддерживали балкон и обрамляли крыльцо. Нет, точно не во вкусе Калиненко. Да и самой Лизе показалось как-то уж очень… с претензией, что ли. Но материалы, вроде, качественные. Да и качели слева от дома, в тени какого-то плодового дерева - манили. За домом, видимо, имелся небольшой участок, куда вела дорожка, выложенная плиткой. Но Лизе сейчас показалось правильнее осмотреть сам дом. Она глянула на связку ключей, пытаясь угадать, какой из них от входной двери?

- Вот, - Гена догнал ее на крыльце, пока ворота закрывались. - Вода и печенье. Вы хоть что-то съешьте, вам же надо. А в доме еды еще точно нет, - как-то, немного смущенно, парень сунул ей в руки бутылку с минералкой и пачку галет. - Я сгоняю на базар позже. Или разведаю, где магазины, мы проезжали какие-то.

- Да, спасибо, - Лиза кивнула, она не обращала внимания на окрестности в пути.

Рассеянно взяла провизию, больше интересуясь телефоном, который Гена прятал в карман.

И охранник это понял.

- Виталий Сергеевич звонил, узнавал, как доехали. Сказал, что Тамара Степановна выехала, и вещи кое-какие взяла тоже. Будет на вокзале в три часа дня. Мне ее встретить надо.

- Ясно, - кивнула Лиза, не позволяя себе вновь раскиснуть. Едва-едва успела как-то собраться.

Откусила галету, запила водой, пережевывая. Аппетит проснулся. Новость о том, что приедет Тамара Степановна - и удивила, и взбодрила одновременно. В последние месяцы она стала полноценней домоправительницей у них. И сейчас это дало Лизе какую-то точку опоры и отсчета, одновременно. То, с чего можно было начинать разрабатывать план. А заодно, подарило надежду, что это - не конец. Во всех смыслах.

- Елизавета, мне, кстати, надо вам карту поменять в телефоне, - добавил Гена, словно спохватившись. - Со старой звонить нельзя. Да и в принципе, не стоит пока никому звонить и говорить, где вы.

- А как же родные? Работа, друзья? - немного растерялась она, но все-таки протянула парню аппарат.

- Дмитрий Владленович это все решит, - уверенно ответил Геннадий, на ходу разбирая ее смартфон и меняя сим-карту.

- А этот номер…

- Будет знать Дмитрий Владленович, я и Тамара Степановна. Возможно, Виталий Сергеевич, - вновь поняв ее с полуслова, ответил Гена и вернул телефон.

- Хорошо.

Сказать ей особо было нечего и, спрятав мобильный, Лиза зашла в дом. Здесь еще пахло ремонтом, новыми материалами. Но было чисто и светло. На первом этаже располагалась кухня-столовая, гостиная, кабинет и две небольших спальни в разных концах. Так же имелся один полноценный санузел с душем, и один гостевой туалет возле гостиной. Лестница вела на второй этаж, где имелась еще одна небольшая гостиная и две спальни с санузлами. Геннадий поднимался на второй этаж ненадолго, мельком осмотрел комнаты, с целью оценки безопасности и рисков, как поняла Лиза. И оставил ее детально осматривать большую спальню.

В главной спальне Лизу действительно поразил балкон. Еще один, не тот, который нависал над крыльцом, открываясь из гостиной. Этот выходил на сторону участка, где имелась небольшая лужайка и беседка в окружении декоративных деревьев. Рябин, может? Она не знала точно. Заметила пару яблонь. А потом - замерла, оторопев. Потому что подняла глаза и увидела море. Настоящее, “живое”, волнующееся, с небольшими барашками пены. Какое-то зелено-бирюзовое, пронизанное солнцем, наконец-то разогнавшим туман… Такое красивое, что дух захватывало. И Лиза, сама не до конца понимая почему, вдруг заплакала, всхлипывая и пытаясь закрыть себе рот.

Она вспомнила, как они с Димой в ноябре так же любовались на это море, пусть и с другого ракурса. Словно заново ощутила все свои эмоции и счастье. Ту свою к нему любовь, даже понимая, что чувство изменилось сейчас, будто переплавилось, очистилось от примесей прошлого. И сейчас он был ей еще ближе, еще дороже, таким необходимым и важным… И недоступным в данный момент, насколько бы страстно Лиза не хотела просто обнять мужа. Ведь это такая малость, а душу на части рвет…

Она открыла двери дрожащей рукой и вышла на балкон, пытаясь успокоиться. Накрыла руками живот, будто напоминая себе, что есть еще кто-то очень важный, ради которого надо стараться наладить жизнь и сохранить равновесие. Глубоко вдохнула, наполняя грудь свежим и пряным морским воздухом. И заставила себя вернуться к осмотру дома.

Все свежее, новое, качественное. Не громадное, не аляповатое. Нейтральное по стилю. Мебель подобрана адекватно и функционально. Лиза не сказала бы, что почувствовала себя дома, она уже привыкла и даже полюбила предпочтения Димы в оформлении жилья, этакий мужской шик и солидность. Но и тут было неплохо. Точно лучше и качественней, чем в ее собственной квартире. И имелось все необходимое для жизни, даже вполне комфортной. Все-таки, пусть снаружи дом точно ему не подходил, Дима продумал детали и дал риэлторам достаточно емкий запрос.

Стараясь не думать о том, что осталось в родном городе, и в принципе слабо представляя, как ситуация будет развиваться дальше; честно говоря, просто хватаясь за осмотр обстановки, как за повод отвлечься, Лиза спустилась на первый этаж, где ее ждал Гена. Следовало встряхнуться и вспомнить, как надо жить. Составить план. Хотя бы на сегодня и на завтра. А потом, доживет - дальше что-то придумает.

Следующую неделю они как-то пытались наладить быт.

В день их приезда Геннадий встретил Тамару Степановну, они заехали за продуктами, которые домоправительница посчитала необходимым купить в первую очередь. С ней же передали и еще вещей. Лиза не спрашивала, кто их собирал. Подозревала, что сама же Тамара Степановна. И о Диме она ничего не уточняла. Не знала, готова ли услышать хоть какой-то ответ. Да и что женщина расскажет, если выехала позже их на каких-то четыре часа? Разве что то, как Калиненко уговорил ее в принципе бросить всю жизнь в родном городе и приехать сюда, чтобы быть возле Лизы? Или о том, о чем “говорило” такое беспокойство об ее удобстве? Или не говорило…

Или о Жучке, которую не взяла с собой, а теперь беспокоилась о том, как там ее питомица? И не забудет ли хоть кто-то о ней заботиться? И зайдет ли Дима к Жучке хоть раз в день, дадут ли ей на воле побегать по участку? Да и до того ли ему будет сейчас?

В общем, не была уверена, что сейчас в состоянии что-то обдумывать или анализировать. Ей надо было немного прийти в себя. Но с этим наблюдались трудности. Мозг словно отказывался думать. Она не могла составить элементарный список необходимых вещей, отправляя Гену за покупками. Часто не соображала, что делает. Словно мысли и тело жили отдельно: время от времени Лиза понимала, что стоит посреди незнакомой комнаты и не знает, зачем сюда пришла? Что собиралась делать?

Материально они не были ограничены: пусть прошлыми карточками сейчас и не стоило пользоваться, у Гены имелись новые карты, похоже, заранее оформленные на такой случай. И это заставляло Лизу задумываться о том, сколько времени Дима готовился и какова же ситуация на самом деле? Что с ним? Как он там, если все настолько страшно - и эти мысли пугали ее больше всего, если честно. Лиза старалась чем-нибудь тут же занять себя, правда, ни Тамара Степановна, ни Геннадий, не позволяли ей особо браться за домашнюю работу. Разве что в готовке еды Лизу допускали помогать.

Генеральная уборка дома так же длилась на протяжении этой недели. Еще в первый вечер, решив вопрос с ужином (ибо негоже беременной женщине целый день сидеть на воде, галетах и манго), Тамара Степановна убрала главную спальню, которую Лиза выбрала из-за ошеломляющего вида на море. А потом и комнаты на первом этаже, которые они с охранником распределили между собой. И каждый следующий день прибиралась в остальных помещениях. В помощники Тамара Степановна брала только Гену. С Лизой же лишь советовались и, потом, отправляли гулять в сад, в беседку или просто отдыхать. А сама Лиза дурела от этого безделья, от того, что ей внезапно оказалось нечего делать: ни работы по задачам Димы, ни подработки со статьей, ни даже пыль вытереть не дают. Нечем спрятаться от мыслей и тревог, от сомнений и вопросов, количество которых лишь росло с каждым днем. А Калиненко не звонил. И Лиза не просила Гену связаться с кем-то, помнила наказ Димы. Мало ли, что там и как у них, если даже ей номера заменили.

Гуляла в саду, изучая новые тропинки, благо, погода с каждым днем становилась все лучше, даже пальто уже казалось лишним. Пила чай в беседке, укутавшись в плед. И очень часто сидела на балконе в своей спальне, рассматривая море, до которого все никак не находила времени пройтись, потому как не могла покинуть участок без охраны. Геннадий очень просил и она понимала, а парень сейчас был основательно загружен заботами по хозяйству, с легкой руки Тамары Степановны. Вот и оставалось ей любоваться этой красотой с балкона, куда Гена по просьбе Лизы перетащил одно из кресел. И Лиза просиживала в нем часами, рассматривая волны. Просто, бесцельно. Или надеясь увидеть дельфинов. Или пытаясь таким образом убежать от навязчивых и болезненных мыслей. Особенно ночью.

Об этом она не говорила своим “домочадцам”, но Лиза не спала ни одной ночи с момента приезда сюда. Физически не могла спать без Димы, как и раньше. Только теперь он не приходил, пусть и среди ночи. Лиза же проваливалась иногда в дрему на пять-десять минут. Вскидывалась в кровати от малейшего шума в соседском дворе, лая собаки или звука проезжающей машины. Металась спросонья, пытаясь найти Диму. А вспомнив - где и почему… Поднималась, укутывалась в одеяло, выходила на балкон и смотрела на волны, тускло и совсем иначе блестящие в лунном свете. Таинственно и темно. Глубокие воды…

Долго смотрела. До самого рассвета. И беззвучно плакала, проклиная про себя разгулявшиеся эмоции и нервы. Никак не могла это подавить. Хоть и пыталась: пила каждый день чай из ромашки и мелиссы, много дышала свежим воздухом, гуляя; отправила Гену в аптеку за успокаивающими, которые были разрешены беременным; считала до тысячи; пыталась читать книги, купленные по ее просьбе, но не продвинулась дальше первых страниц ни в одной. И вновь вернулись головные боли.

Лиза словно никак не могла собраться. Она будто рассыпалась по кусочкам в ту ночь, после тех слов “Береги себя, родная. Поезжай”. А потом кое-как слепилась заново по дороге, потому что надо было, следовало думать о ребенке. Но сделала это в неправильном порядке, и частицы пазла самого ее существа - не совпали, оказались “слепленными” не по порядку. И потому - не работали, как положено. Да и голова не могла думать правильно. Может быть, если бы Дима позвонил, если бы она услышала его голос, поняла бы, что с ним все нормально, смогла бы хоть о чем-то спросить и получить хоть какие-то ответы… Однако, ничего из этого не было ей доступно.

И само собой, такое напряжение, стресс, страхи и недосыпание - не могли не сказаться на ее состоянии.

На девятую ночь после их приезда, Лиза проснулась в темной спальне, по часам поняв, что не проспала и получаса. А выдернула ее из сна неприятная тяжесть в животе. И поясницу будто ломило. Словно это она, а не Гена весь день накануне, перекапывала небольшую клумбу в саду, которую Тамара Степановна решила непременно засадить какими-то цветами. Сонная, измученная постоянным недосыпанием, Лиза не сразу поняла, что с ней творится. Потянулась руками, накрыла живот, пытаясь ощутить шевеление ребенка, если и дите не спит. Погладила… И вдруг поняла, что не все нормально. Что-то точно было не так - и эта тяжесть не указывала ни на что хорошее. Шел пятый месяц ее беременности. Изменения становились все явственней. Но сейчас…

Живот, который будто бы внезапно появился за эту неделю, стал выступать и немного округлился. Лиза теперь часто его касалась, стремясь ощутить еще большую связь с ребенком. Заполнить этим пустоту внутри груди, разверзнувшуюся после расставания с Димой. Однако в этот момент ее живот - будто бы не принадлежал ей. Он казался очень твердым на ощупь. Чуть ли не каменным. И появилась тянущая боль…

Сердце заколотилось в груди от приступа паники. И в висках болью придавило из-за страха. Это было плохо, Лиза прекрасно понимала, что подобное явление не сулило ничего хорошего ни ей, ни ребенку. В ушах зашумело от ужаса при одной мысли о том, что может случиться что-то непоправимое. Но она попыталась призвать себя к порядку. Хоть как-то сориентироваться, стряхивая остатки рваного сна, от которого все казалось еще более ужасным. Глубоко вдохнула, прерывая дрожь, уже начинающую охватывать тело. И осторожно, боясь сделать лишнее движение, потянулась за телефоном, чтобы набрать номер Тамары Степановны. Или Гены, если уж не сумеет дозвониться ночью до домоправительницы. Вставать Лиза не решалась, боясь усугубить состояние.

Необходимо было вызвать скорую. Своему врачу она не могла позвонить, как Лиза понимала, да и чем бы он ей помог на расстоянии в сотни километров? А здесь она еще не успела врача найти. Только записалась в частную клинику, выбранную по отзывам в интернете, чтобы на следующей неделе пройти плановое посещение гинеколога. Благо, все документы и бумаги взяла с собой при отъезде. И сейчас, дозвонившись до Тамары Степановны, ожидая, пока не менее ее испугавшаяся женщина поднимется, разбудив и охранника, искала в контактах телефонный номер этой клиники.

ГЛАВА 24

Скорая приехала быстро, а вот порадовать Лизу не смогли. Проведя быстрый осмотр, врач бескомпромиссно настоял на том, чтобы отвезти ее в больницу. Да Лиза и не спорила, по сути. Самой стало так страшно, что в глазах темнело. Тамара Степановна поехала с ней, Геннадий следом.

А потом начались обследования и осмотры, и УЗИ, на котором, если честно, она хотела бы побывать с Димой, хоть и сомневалась, что сумела бы уговорить мужа. И все же, сейчас ощущала себя особенно одиноко. Возможно из-за капельницы и пустоты палаты. Хотя и соседок иметь не хотелось бы. Раздрай в душе и мыслях; страх за ребенка и не особо веселая перспектива ближайших нескольких дней с лечением и пребыванием в стационаре - все это вступало в конфликт с основной рекомендацией врачей. Не могла Лиза успокоиться и расслабиться. И ощущала ужасное чувство вины из-за этого.

Понимала умом, что надо, на все согласна была, а оно все равно не выходило. Сейчас ей дали успокоительное и вводили какие-то препараты, которые должны были снять повысившийся тонус матки, являющийся угрозой выкидыша. И Лизе стало легче. Но проблема-то была в мозгах! Закончатся капельницы и что дальше? Как себя заставить расслабиться?

И эта дурацкая ночь тянется и тянется! Надоела. Лиза вдруг начала ненавидеть ночи. Слишком много всего тяжелого и непонятно стало происходить с ней в темное время суток. Вот сейчас: и спать пыталась, и “скорую” ждали, и в больницу приехали, и столько обследований прошла, теперь вот капельница - а на часах все еще только три ночи. Хоть бы утро скорее, сил ее уже не было лежать в темноте. И без разницы, что в палате мягко горел светильник на стене! За окнами стояла непроглядная тьма… Она сама себя накручивала, кажется, не в силах прекратить.

Слава Богу, что именно в этот момент коротко постучали в дверь ее палаты и на пороге появился Гена (больше и некому, Тамара Степановна уехала домой, чтобы вернуться утром, а медперсонал не стучал и в этой клинике). Лиза посмотрела на охранника:

- Простите, что отвлекаю, - парень, как ни странно, выглядел собранным и бодрым, ни следа усталости. - Вот, вам звонят, - и Гена протянул Лизе ее телефон, который она отдала, пока проходила обследования.

У Лизы сердце замерло и руки задрожали от недоверчивой радости. Вряд ли, чтоб это Казак решил ей позвонить, ведь так?

- Да? - тихо отозвалась она, пока Гена вышел, вновь прикрыв за собой дверь палаты.

- Ты что творишь, родная, а? - голос Димы, родной и любимый, взбудоражил все в ней. Разом растревожил все эмоции и чувства.

Хриплый, прокуренный, он точно стал курить куда больше, чем до этого; усталый и измотанный. Но такой же властный и требовательный, не утративший и толики того командного напора, что всегда был присущ Калиненко.

И Лиза не сдержалась, рассмеялась от счастья, что просто слышит его. Только вместе с этим, на глаза набежали слезы, и смех захлебнулся всхлипом.

- Лиза?! - потребовал ответа Дима, будто пытался приструнить и ее, и все эти эмоции.

- Ничего не творю, любимый. Лежу, - попыталась она ответить.

- И какого лешего ты лежишь в больнице? Чем дома-то плохо? - в усталом голосе Димы ясно слышалось недовольство.

А ее иное зацепило:

- А ты почему не спишь? Ночь же, ты отдыхать хоть немного должен…

- Твою… налево, Лиза! - вдруг вспылил Калиненко. Щелкнул зажигалкой на том конце связи, прикуривая. - Как тут спать, родная, когда я только освободился, а меня такими гребаными новостями “радуют”. Ты что там себе удумала? Ты считаешь, я тебя отправил в безопасное место, зачем? Чтоб все нормально было, а ты? Забыла, что я сказал на этот счет? Так мы сейчас быстро проблему уладим.

Он ее ругал и угрожал ей. И так раздраженно вычитывал. А Лиза ничего не могла поделать с собой - улыбалась во весь рот и беззвучно плакала одновременно, всем телом пытаясь впитать звук его голоса.

- Люблю тебя, знаешь? Сильнее всего люблю, - прошептала Лиза, пытаясь подавить слезы, чтобы он не понял, не услышал.

Калиненко разом умолк. Слышно было только, как он резко выдохнул. И словно успокоился.

- И не надо угрожать. Со мной как раз все в порядке. И мне - не грозит ничего, - как можно более уверенно заявила Лиза, пользуясь этой паузой.

- Это я у врача спрошу, тебе - доверия никакого теперь. Чудишь там, без баяна, - уже без былого запала, хмыкнул Дима. - Нормально ей, видите ли. Когда нормально, дома спят, а не на “скорой” увозят в больницу…

- И откуда ты все только знаешь? - еще шире улыбнулась Лиза. - Думала, слишком занят, чтобы моими делами интересоваться.

- Лиза, ты там вообще, адекватная? - Калиненко даже закашлялся и рассмеялся, поняв, что она иронизирует над ним. - Ради кого я тут вообще парюсь, по-твоему?

- Понятия не имею, - честно ответила Лиза, готовая нести любую чушь, лишь бы и дальше с ним говорить. - Ты меня ночью из дома выставил без всяких объяснений и позвонил впервые за десять дней. Я вообще понятия не имею, что ты там делаешь и ради чего…

- Лиза, не дури, - хмыкнул Калиненко, кажется, раскусив ее хитрость. - Оно тебе - триста лет не надо, если ты и у моря расслабиться не можешь. Отдыхать должна была, а сама?

- Как я могу отдыхать и расслабляться, если ничего не знаю о том, как ты там? Что, вообще, с тобой происходит? - резонно на ее взгляд, заметила Лиза, глотая новые слезы. - Это ты меня где-то дуришь, Калиненко. Или вообще меня не знаешь…

- Знаю, родная. Знаю, - оборвал Дима. И, кажется, вновь закурил. Лиза начала волноваться. - Потому и нечего тебе делать здесь. И детали - ни к чему. Твоя задача - сидеть у моря, отдыхать, жизнью наслаждаться. И меня ждать. Ждать так, чтоб по-настоящему. Чтоб я железобетонно знал - ждут меня, и добрался туда, к тебе, чтобы там ни было. Несмотря ни на что. Ясно?

У нее дрожь по всему телу прошла от этих слов. От их неявного смысла, который Дима не говорил открыто. Но Лиза знала достаточно, чтобы додумать и понять. И в полной мере осмыслить, что именно имелось в виду.

- Дима… - голос сорвался из-за всех слез, которые она сейчас выплакать не могла.

- Просто жди меня, Лиза. И, ради Бога, прекрати доводить себя до больниц. Иначе…

- Я жду тебя, любимый, - не существовало “иначе”, и ей это до него тоже хотелось донести. - Я всегда ждала тебя, и буду ждать. Мы будем. Я и твой сын. Чтобы ни случилось. Так что ты просто обязан приехать. Как хочешь!

Лиза моргнула и снова глотнула слезы. Дима молчал на том конце связи. Она слышала его дыхание. И почти наяву ощущала горький привкус сигаретного дыма, который окутывал Диму сейчас.

- Сильно хочу, знаешь, Потеряшка? Даже не ждал от себя, - неожиданно для нее, весело рассмеялся Дима. - Сильно хочу, чтобы ты была со мной. Чересчур. - И снова замолчал.

А Лиза зажмурилась, ощущая горько-сладкую радость, заполняющую ту “дыру”, что все это время болела в ее груди.

- Пацан, значит? - вновь нарушив тишину между ними, хмыкнул муж. - Ты хоть - рада? - спросил он, будто ощутив, что надо сбить эту тревожную, но сладкую ноту в их разговоре.

Слишком много. Не выдержит, не может сейчас в себя вместить, пусть и столько лет ждала хоть чего-то похожего.

- Шутишь? - Лиза снова рассмеялась от его неожиданных вопросов. - Я рада, что здоровый ребенок. И что сейчас - вовремя успели все остановить и тонус сняли. А там - рада, конечно. Я просто рада, что с нашим ребенком все хорошо. И что мальчик… Это прекрасно. Но и девочка - было бы замечательно.

- Экая ты, нетребовательная, - хохотнул Калиненко. С его стороны связи скрипнуло кресло. Наверное, Дима пытался устроиться удобней.

Лиза рассмеялась. Легко ему удавалось сейчас ее из слез в счастье толкать.

- А ты что, девочку хотел? - уточнила недоверчиво.

- Да мне по фигу, родная. Ты - рада, и хорошо. Развлекайся.

Дима снова глубоко вздохнул. И это прозвучало так устало.

- Тебе надо выспаться, Дима. Это важно, - вновь защемило ее сердце. - Отдохни, пожалуйста. И не кури столько.

Калиненко невнятно что-то проворчал.

- Не до того, Лиза. Ты там хоть спишь, не маешься больше? - пытался на нее разговор перевести, чтобы вновь не забрести на щекотливую территорию?

- Нет, - как можно дипломатичней ответила Лиза.

Калиненко ухнул так, что стало ясно - раскусил ее маневры.

- Вот ты за нас обоих и отоспись. И все. Не чуди больше, поняла?

- Поняла, не буду, - Лиза даже кивнула, поняв, что он собирается прекращать разговор. - Как Жучка? - постаралась хоть что-то узнать о питомице.

- Да что с твоей псиной станется? Лает и подвывает без конца, пацанов по участку гоняет, - Калиненко, кажется, даже веселее стало, когда он об этом заговорил. - Управы на нее - никакой.

- Люблю тебя.

- Жди, - кресло Димы вновь скрипнуло, словно бы он выпрямился.

И, кажется, голос Казака прозвучал на том конце связи. Наверное, он зашел в комнату к Диме.

- Жду, любимый, - прошептала она.

Дима разорвал соединение, а Лиза еще несколько мгновений слушала короткие гудки. Выключила телефон, поняв, что по лицу вновь текут слезы, самопроизвольно, она вроде и не хотела уже плакать. В душе установилось странное спокойствие, впервые за все эти дни. Равновесие вернулось. И пусть ничего не стало яснее, по факту. И даже наоборот, было понятно, что ситуация очень непростая - Лизе стало легче. Потому что его “жди” - значило для нее почти столько же, сколько для любого другого значило бы прямое признание в любви. И Лиза получила от этого разговора ту точку опоры, которую не могла найти в одиночестве все десять дней.

А за окном небо начало светлеть. Начало пятого. Скоро рассвет. И с балкона ее комнаты, наверняка, великолепный вид на первые отблески начинающегося рассвета на море. Наверное, Лиза уже привыкла к этому месту немного.

Он отключил телефон. Поднял раскрытую ладонь, без слов велев Казаку помолчать немного. За три минуты ничего не поменяется, с чем бы он там ни пришел. И так - всю ночь решали и говорили. Уже светает.

Сейчас Диме хотелось тишины. Еще сигарету. И посмаковать вот это вот послевкусие разговора с Лизой, которое еще оставалось на языке.

Казак не спорил. Тоже молча прикурил и сел в пустое кресло, раздумывая о чем-то своем. Во дворе залаяла Жучка. Видно, кто-то из парней подошел к вольеру. Псина нервничала и бесилась. Дворняга. Так и не научилась доверять людям. Лишь Лизу к себе подпускала, теперь же, когда хозяйка пропала, только ему позволяла приближаться. Тосковала по Лизе.

Он понимал эту псину. По всем параметрам понимал.

Глубоко затянувшись, Дима медленно выдохнул дым. Курит много. Калиненко хмыкнул.

Да она даже не представляет, насколько. Но именно сейчас - его курение меньшее, о чем стоит переживать. Только не собирался он об этом говорить жене. Зачем ей лишние волнения. И так вон, умудрилась себя довести.

Задать бы ей хорошую трепку, чтоб мозги на место стали и не устраивала такого больше. Додумалась, елки-палки. Тут и так не знаешь, с какого края дыры латать, так еще и Лиза решила поиграть на его терпении и нервах. Твою налево!

Плюнуть бы на все, послать всех на все четыре стороны, и поехать к ней. Не соврал Лизе, даже не думал, что будет так этого хотеть. Скучать настолько. Казалось бы, через сколько всего в жизни прошел, другим и в кошмарах не приснится - что уж тут такие мелочи? И прогадал. Не подозревал даже, что так корежить нутро станет из-за ее отсутствия. Отрывал от себя с плотью, с ошметками, потому что знал - надо. Десять дней терпел, занимался вопросами, приезжал домой под утро - отключался на пару часов, потому что иначе никак, сгорел бы просто, хотя ее реально не хватало рядом. Так привык, словно руку отрезали. Но он давил это. На повестке дня стояло то, отчего зависело все. Абсолютно все. Сама возможность у них хоть какого-то будущего.

И снова по кругу шел. Поднимался, ехал, звонил. Все на автомате. Не обращая внимания на эту ноющую и давящую тяжесть в груди. Игнорируя свое желание набрать номер, просто, чтобы услышать голос, хмыкнуть над ее глупостями. Вот уж точно - проросла в него Лиза, пустила корни. Оплела с головы до ног, вокруг хребта закрутилась, как плющ. В каждую мысль…

Вместо этого звонил Генке и слушал отчеты о том, что она делает.

Дима снова затянулся. Виталий докурил и сейчас методично тушил окурок в пепельнице. А потом поднялся и подошел к окну. Уставился в предрассветные сумерки.

Калиненко откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Стало больно, до рези. Будто песком под веки сыпанули. Поспать бы хоть час. Но сегодня никак.

- Что там с Лизой? Серьезно? - так и рассматривая что-то в окне, спросил Казак.

- С Лизой… - Дима вытащил телефон и набрал Гену. - Сейчас у врача спросим, а то ее послушать, так она в санатории и все шикарно просто.

Казак хмыкнул. Видно, помнил истерику Елизаветы и ее пунктик насчет ребенка. Охранник ответил моментально.

- Да, меня интересует состояние моей жены, - потребовал отчета Дима, как только Гена, выслушав, передал трубку врачу, занимающемуся лечением Лизы.

- Все неплохо, в принципе, тонус мы сейчас сняли. Ей надо успокоиться. И расслабиться. Ребенку на данный момент ничего не угрожает…

- Так, я сразу проясняю, - Дима прервал врача. - Меня интересует состояние моей жены. Это то, о чем вы должны заботиться в первую и во все остальные очереди. Это ей и ее жизни ничего не должно угрожать, - категорично поставил условие. Слишком устал, не было сил на долгие церемонии. - Все остальное - вторично. Не грозит ей, замечательно, пусть идет своим чередом. Нет… решайте. Это ясно? И ее по этому поводу спрашивать не надо, она сейчас не особо адекватно соображает. Так что я буду очень благодарен, если вы позаботитесь о ее благополучии. Очень. - Он выдержал многозначительную паузу. - Мы пришли к взаимопониманию?

- Для нас всегда первостепенна безопасность наших пациенток. Мы делаем все возможное, чтобы и матери, и дети были в безопасности на всех этапах. Нам не надо об этом…

- Безопасность моей жены. И ее самочувствие. Вот на чем вам надо сосредоточиться, -Дима вновь не дослушал до конца слегка возмущенную речь доктора.

- Я вас понял, - похоже, и правда уразумев, что с ним особо не поиграешь в демагогию, недовольно подтвердил врач.

- Прекрасно. Я благодарен вам за это.

Дима дождался, пока трубку вернут Геннадию и, в доступных выражениях велев лучше следить за тем, что творится с Елизаветой, чтоб не доходило до подобного, прервал разговор.

Казак слушал это все с усмешкой. Хотя и по другу было видно, что выжат, как лимон. Они сейчас не то, что на втором дыхании это все разгребали, на какой-то пятой запасной батарее. И леший знает, где они эти силы брали.

- Так как? - Виталий наклонил голову к одному, а потом и к другому плечу, разминая шею.

- Нормально пока, - Дима поднялся, подумав, что засиделся.

Нельзя расслабляться. Нельзя. Не соберется потом. А слабости сейчас нет места. И оправдания нет.

- Калетник в разработке. Сейчас на допросе. Пока как свидетель, - Казак бросил косой взгляд в его сторону. Ради этого и пришел, видимо.

Дима кивнул. Он знал об этом.

- Откупится. Еще есть с кем решить и как.

- А нам? - Виталий вернулся к нему.

- И мы решаем.

- Какие варианты?

- Интересные.

Калиненко прищурился, пытаясь рассмотреть, что заставляет псину Лизы гавкать. Точно, парни территорию обходят. А собака свою территорию защищает.

- И даже дадут выбрать, батя? - Виталий не менее его самого был заинтересован в разрешении всего, что сейчас закрутилось. Не менее…

- Мы не на худшем счету. Дадут, - Калиненко придавил лицо ладонями, стараясь взбодриться. Растер. - Вопрос в другом, Виталя - что нам на самом деле нужно? И на что мы ради этого готовы?

Он повернулся и прямо глянул на старого и единственного друга. Виталий так же прямо смотрел на него.

ГЛАВА 25

Лиза пролежала в больнице еще пять дней. Потом врачи все же удостоверились, что ее состояние стабилизировалось и ребенку ничего не угрожает. И разрешили поехать домой, с условием приезжать на осмотр каждую неделю. И сразу звонить, едва что-то начнет беспокоить. Она согласилась. Сложно было отказать после того, как Лиза узнала, что Дима говорил с врачом. О тоне этого разговора она и не собиралась спрашивать, прекрасно представляя, как Дима ведет себя в подобных случаях. Да и доктор осторожно намекнул, что ее муж очень принципиально беспокоился о ее состоянии, выставив им достаточно жесткие условия.

- Значит, наша общая задача сделать так, чтобы не возникло ни одного шанса эти условия воплощать, - с улыбкой, как бы извиняясь за резкость Димы, предложила Лиза. - Обещаю, что больше не буду доводить до такого.

- Уж постарайтесь, нам всем спокойней будет, - доктор так же ответил ей улыбкой. - И вашему мужу особенно, как я понимаю.

- Я с мужем это улажу, обещаю, - Лиза честно попыталась успокоить врача. - Он просто слишком серьезно относится к моему здоровью.

Доктор криво улыбнулся, подтвердив этим мысль Лизы, что Дима особо не сдерживался при разговоре. Что она могла еще сказать? Дима… Он мог быть таким… не прислушивающимся ни к чьему мнению, кроме своего.

С ним самим она говорила после этого лишь раз. Дима позвонил через день.

Мало, быстро, даже скупо. Ощущалось, что он весь напряжен и измотан до предела.

- Когда домой собираешься? - без вступления поинтересовался муж, заставив Лизу рассмеяться.

- Послезавтра обещают отпустить, если все так же хорошо будет, как сейчас, - дипломатично ответила она.

- Юлишь? - хмыкнул Дима. Но ощущалось, что он также улыбнулся. - Мне пиарить врачей и то, как они тебе хорошо делают - не надо, пока не узнаю, что ты дома - не поверю.

- А ты звони мне чаще, а не Гене, будешь в курсе, - предложила Лиза.

Не требуя, даже понимая, отчасти, что не до того ему там, просто самой хотелось его голос слышать чаще.

- Звонить, - Дима снова хмыкнул. Щелкнул зажигалкой. - Мало звонить. Ты под боком нужна. Не ломай мне выдержку, Лиза. Еще не все решил. Домой давай, отправляйся. - Он затянулся.

Она вслушивалась в каждый шорох, каждый вдох Димы. Не в слова даже, в звуки. В хриплый усталый голос. И до сих пор до конца не верила. Но душа была просто переполнена горько-сладкой радостью.

- Скоро поеду, - улыбаясь, согласилась Лиза.

- Давай, - она услышала, как муж выдохнул дым и отключил соединение.

В общем, ее отпустили и это уже было здорово. Лиза действительно чувствовала себя лучше. Разговор с Димой дал ей возможность собраться, осознать себя в новой реальности начать к этому привыкать. Конечно, ей все еще было сложно маяться от безделья, и далеко не всегда Лизе удавалось сразу заснуть. Но с бессонницей помогали бороться таблетки, прописанные пока врачами, а в поисках занятия для себя Лиза неожиданно заинтересовалась рукоделием. Тамара Степановна вязала вечерами. Удивительно, после всех дел и забот, взваленных на себя этой женщиной по дому, она еще и находила время, чтобы колдовать спицами. Лизе действительно казалось волшебством то, что делала ее домработница из клубка нитки и двух спиц. Она сама никогда даже не пробовала вязать ранее. Но сейчас, имея бездну времени, решила - а чем черт не шутит?

В общем и целом, Лиза могла откровенно признать, что журналист и пиарщик из нее во стократ лучше, чем рукодельница. Тамара Степановна, конечно, ободряла и поддерживала ее попытки. Учила, показывала разные способы и виды набора петель. Демонстрировала картинки изделий, которые можно будет связать, если Лиза освоит это умение. Заманивала невероятно трогательной фотографией детских пинеток. Лиза, когда увидела эти крохотные носочки-ботиночки - потеряла покой, но уже иначе, с таким положительным настроем, что даже Гена стоически мотался за пряжей для нее, каждый раз убеждая Лизу, что результат выходит все лучше и лучше. И ему даже удавалось не улыбаться при этом. К тому же, как признался охранник, так ему гораздо легче получить от Дмитрия Владленовича похвалу, а не нагоняй во время ежевечерних отчетов.

Однако Лиза была честна с собой и понимала, что до желанного результата еще десятки и десятки попыток. И неизвестно, хватит ли ей оставшихся месяцев, чтобы освоить вязание настолько. Зато уже стало совсем не скучно. И она устраивалась в саду, наслаждаясь уже совсем теплой весенней погодой, обкладывалась подушками и пледами в беседке (да, конечно, ей все равно включали инфракрасную лампу для обогрева, бдели) и раз за разом возобновляла попытки. Хотя, если честно, возможно стоило поначалу освоить вязание шарфов. Или, к примеру, крупных носков.

Так прошла еще неделя. Лиза не спрашивала, о чем докладывал Гена во время своих вечерних отчетов. Не интересовалась, что там и как в родном городе. Она просто жила день за днем. И ждала.

К тому же, у нее добавилась еще одна маета - ребенок рос, к счастью, уже без каких-либо угроз. Зато их сын становился все активней. И Лиза вдруг узнала, что спать иногда бывает сложно не только потому, что сон не идет, а и оттого, что ребенок активно себе там живет, у нее в животе, не считаясь со временем суток и распорядком дня самой Лизы. Ее это не то, чтобы беспокоило, скорее забавлять стало. И сделало более реальным само ощущение наличия внутри нее чего-то нового. Маленькой жизни. У которой уже сейчас имелись какие-то свои, отличные от ее собственных, резоны и причины для того, чтобы вести себя как вздумается. И с желанием Лизы никто не считается. Почему-то… Хотя, чего тут гадать, наверное оттого, что так и любила Диму до безумия, и в этом поведении малыша внутри себя она увидела черты его характера. Сын, как ей казалось, подавал все признаки своеволия и полного игнорирования мнения других, столь свойственные и самому Калиненко. И ее это так веселило.

Правда, иногда становилось действительно сложно лежать, пытаясь заснуть, пока малыш так активен. И Лиза, следуя уже своей традиции, закутывалась в плед и усаживалась на балконе - любоваться морем. Так было и сегодня ночью. Благо, теперь она спокойней это воспринимала, не испытывая внутреннего напряжения. К тому же, зачастую, компенсировала такие “прогулки” дневным сном.

Немного привыкнув и успокоившись, разобравшись в резонах и причинах поступка Димы, она быстрее и легче освоилась и на новом месте. И теперь искренне наслаждалась своим окружением. И море уже не вызывало слез. Ну, может быть иногда, и в основном от того, что сложно было в себе вместить тот восторг, который Лиза испытывала при виде этого бескрайнего и мощного, поражающего вида. И гормоны, конечно, добавляли ей чувствительности. Но в основном - она стала испытывать куда больше положительных эмоций. Если не считать ежеминутного волнения о Диме, конечно. Это жило в ней непрестанно, наравне с проснувшимся счастьем от ощущения своего ребенка и наслаждения новыми ощущениями. Но Лиза пыталась помнить о том, что сейчас все равно никому не поможет страхами, а только усугубит свое состояние. Это не помогало, конечно, но удавалось как-то держать себя в руках.

Ночью все еще было хуже. Особенно, перед рассветом, когда она не спала, как сейчас. Сидела в кресле, натянув плед до подбородка. Ночной бриз был ощутимо прохладным. А рубашка… Та самая, когда-то “взятая в долг” у Димы для создания “образа героини романа”, становилась все короче, по мере увеличения натяжения в талии. И грела, соответственно, не лучшим образом. Море сегодня было очень тихим. Практически гладким, как зеркало. И уже виднелась едва-едва заметная светлая полоска на горизонте. Еще очень тонкая. Возможно, Лиза даже ее просто придумывала, так хотела увидеть солнце. И луна еще висела на небе, отбрасывая серебряную дорожку на эту ровную поверхность воды.

Иногда, очень редко, где-то проезжала машина. Да время от времени ветер доносил тихие звуки басов музыки из ночного клуба, расположенного в отдалении на берегу. Но и там гуляния уже стихали, кажется. Тихая ночь. Очень. Впрочем, в этом пригородном поселке почти все ночи были такими. Где-то снова послышался шум работы двигателя, но сложно было понять направление, дорога лежала с другой стороны от дома, да и ветер дул с моря. А может Лиза не особо вслушивалась. А вот неожиданный лай собаки ее встряхнул, заставил даже привстать, откинув плед.

“Глупости, конечно, это у кого-то из соседей”, хмыкнула она про себя, вновь усаживаясь в кресло, когда все стихло. Но показалось, что так на Жучку похоже. Она привязалась к своей питомице. Никогда не имела до этого домашних животных, а тут - постоянно вспоминала и думала. И скучала по своей собаке.

Где-то сбоку снова прозвучал лай. Но стих также быстро. Может кот какой дразнит соседских псов? Она сильнее укуталась, пытаясь отвлечься. Волей-неволей, но ей все напоминало о муже. И мысли о питомице тут же повлекли иные размышления: тревожные и ничем не подкрепленные, кроме ее догадок.

Ночью мысли о Диме становилось все сложнее контролировать. Как и волнение о нем. Приходилось все время напряженно следить за своими думами, отвлекаясь на море и буйство ребенка у себя внутри. Чтобы и сейчас сосредоточиться на этом, Лиза устроила ладони на животе, будто ловила толчки сына своими пальцами.

В доме что-то хлопнуло. Странно.

Лиза насторожилась и аккуратно поднялась с кресла, кутаясь в плед. Гена, обычно, не обходил дом ночью. Да и Тамара Степановна не страдала бессонницей, в отличие от нее. И потому было совершенно неясно, кто дверью хлопнул. Да и где? Конечно, могло случиться что угодно. И ее домочадцы вполне могли встать по какой-либо причине. Однако Лизе ничего доброго или хорошего на ум не пришло, и она с опаской зашла в спальню, где оставила телефон. Может и глупо проверять, спит ли Гена, но ей легче было связаться с охранником, чтобы все выяснить, чем, не дай Бог…

Позвонить она не успела никому. Просто потому, что именно в этот момент двери спальни напротив нее осторожно и тихо открылись и на пороге комнаты, наверное, адаптируясь к темноте, остановился…

- Дима!

Лиза выдохнула это, хотя горло сдавило от эмоций и недоверия. От неожиданности. Хотя… она ждала. Жила этим ожиданием. Каждую минуту надеялась, что вот сейчас он позвонит в двери, заедет в ворота. И все равно оказалась не готова. Хотела броситься к нему, и не смогла. Ноги ослабли, пришлось вцепиться в свой плед и попытаться вдохнуть, хотя почему-то это никак не получалось сделать.

- Лиза! - он, похоже, не ожидал увидеть ее на ногах. - Ты чего гуляешь в три часа? - с порога нахмурился Калиненко, шагнув в комнату. Закрыл двери. - Спать должна.

Он отчего-то остановился в шаге, не подходя полностью. Прищурился, всматриваясь, словно изучал ее. И такое странное чувство возникло, как тогда, под колонией - словно вечность не виделись, а не три недели. И забылось все, надо заново друг друга узнавать.

Дима молчал. Ждал ответа? Ночные тени не давали нормально рассмотреть его лицо, скрывали выражение глаз. Темнота усиливала это ощущение отчуждения.

Лиза пожала плечами, стараясь скрыть, что они дрожат от накативших эмоций:

- Ждала…

Голос сдавило такой массой эмоций, так и не сделанным вдохом, и получилось что-то невнятное, словно придушенное. Как тихий хрип. Хотела прочистить горло и повторить, объяснить. Но просто не успела.

Дима вдруг усмехнулся. Так по-своему. И свысока, и при этом одобрительно. И так по-родному. Как только Калиненко умел. Шагнул, убирая расстояния между ними. Обхватил ее плечи одной рукой. Сжал до хруста, будто не доверял своим рукам, ощущениям. Запустил пальцы второй руки в волосы, скользя по щеке, скуле. Снова в волосы, надавил на затылок. На себя притянул. И даже не поцеловал, напал ртом на ее губы. Жадно так. Словно захлебывался, и у нее дыхание брал. Он ее даже после освобождения не так целовал. Не так, как девку или любовницу целуют. И не как всех жен. Как свою женщину. Дорогую и родную настолько, что больше ничего этой жадности не стоит.

У Лизы затряслись руки. Плед упал. Голова поплыла. И все забылось: все сомнения и неловкость, страхи и отчуждение. Сама обняла его, вцепилась в руки, обхватывающие ее. Не хотела свободы, пространство не было нужно. Вдавила пальцы, дергая, не жалея ткань пиджака. Рванулась, чтобы поцеловать его щеки, пальцы, лежащие на ее щеках. Его глаза, подбородок.

Дрожала всем телом. Горячими губами ловила воздух, кажущийся холодным против их жажды. Цеплялась за него, ног не чувствуя. А Дима вновь надавил, вернул губы на место, которое сам желал. Сильнее обнял. Окружил ее собой. Лбом уперся в переносицу, не отпуская, продолжая целовать, пока дыхания хватало у обоих. А потом уткнулся в волосы. И дышал. Жадно. Так же, как целовал только что. Волосы ее ловил губами. Целовал лоб, веки. Держал крепко, помогая ровно стоять. Лизе ноги совсем отказали. Навалилась на Диму всем телом, уже не понимая - что и где. Главное: с ним, в его руках. И он - целый и невредимый. Ее только.

- Что же ты со мной сделала, Потеряшка? - хрипло спросил Дима гораздо позже. На самое ухо прошептал, так и не позволяя отойти от него, продолжая обнимать. - Сама меня в себе заблудила. Все по боку пустил. Чтоб сюда прийти. К тебе.

Она растерялась. Обняла ладонями его щеки. Попыталась что-то в темноте в глазах Калиненко рассмотреть.

- Ничего. Любила тебя, просто. Ждала…

Дима хрипло рассмеялась. Даже чуть приподнял ее.

- Что ж, Лиза. Дождалась, на свою голову. Все, терпи теперь.

Она почему-то поняла, что на глазах снова слезы. Начала моргать. Глупые гормоны.

- Что терпеть, родной? - сама прижалась сильней, прижимаясь щекой к его шее. Кожей впитывала его пульс. - Ты мое наваждение с первой встречи.

- Наваждение? - Дима так крепко держал ее затылок, не позволял голову поднять. - Вот оно как. Навела, значит, и на меня свое. - Снова поцеловал ее, забрав слова и воздух.

- Дима, - почему-то не пытаясь ни сесть, ни отойти, спустя еще минут пять этого жадного и крепкого объятия, позвала Лиза, всем лицом прижавшись к его шее, впитывая тепло кожи мужа. - Теперь можно возвращаться назад? Все нормально?

Дима помолчал какое-то время. Они так и стояли посреди спальни. И, кажется, за ее спиной уже поднималось солнце, чуть разгоняя тени и в комнате, и в чертах Калиненко.

- Возвращаться нам некуда, родная. Назад дороги нет, - наконец ответил. Опустил одну руку, поддержав ее за пояс, словно поняв, что Лиза устала. - Теперь только вперед, Лиза. Зато и без долгов.

Дима отступил на несколько шагов и сел в ближайшее кресло, пару к которому она утащила на балкон. Ее усадил к себе на колени.

Лиза молчала, повторяя его движения. Только бы без расстояния. Как можно ближе. Говорить сейчас не могла - еще не осмыслила сказанного. Много очень. Больше, чем признание. Больше чем то предложение, что он когда-то так и не сделал, просто наорав. Это было так много, что она ничего произнести не могла. Только старалась быть к нему еще ближе. Наклонила голову, прижалась опять щекой к шее. Дима подбородком ее макушку придавил. Обнимал. Положил руку на живот. Осторожно. Даже с опаской как-то. Словно не был уверен, чего ждать.

- И как оно? - спросил тихо. - Когда желания исполняются?

Лиза все-таки заплакала. Просто слезы сами побежали по щекам. От счастья. Когда такой накал в груди, что орать хочется, чтоб все слышали, чтоб самой оглохнуть от своего же счастливого крика. И захлебываешься этим криком, даже не начав. Очень много. Хрипнешь от этого счастья. Немеешь.

- Нет слов, - честно призналась шепотом.

Дима ухмыльнулся, явно довольный. И тут ребенок ощутимо толкнулся.

- Твою… налево! - Калиненко даже дернулся, заставив Лизу рассмеяться сквозь слезы. Отдернул руку. Снова прижал. - Буйный пацан, - с реальной настороженностью посмотрел он на ее живот, продолжая как-то прислушиваться к толчкам, что ли.

- В папу весь. Характер Калиненко, однозначно, - уткнувшись в его плечо, чтобы вытереть слезы, заметила Лиза. Глянула на мужа снизу вверх.

Калиненко казался задумчивым. И спокойным. Удовлетворенным.

- Не прибедняйся, Лиза. Таких упрямых и упорных как ты, тоже еще поискать, - хмыкнул он в ответ на ее замечание. - Медленно, но верно своего добьешься.

Она не ответила. Слишком счастливой себя чувствовала. Да и о чем спорить? Зачем? Так бы и сидеть всю жизнь, обнимая его. Лишь бы позволил.

Ребенок снова толкнулся. И опять в ладонь Димы. Будто тепло чувствовал. Калиненко только хмыкнул. И откинулся в кресле. Именно в этот момент Лиза ощутила его усталость. Ту измотанность, что слышала во время редких разговоров. Словно он сейчас не смог бы и с места сдвинуться. И ее это охватило, перекинулось с Димы. Или за бессонную ночь усталость навалилась. Голову поднять не смогла с его плеча. И глаза на секундочку закрыла, упиваясь теплом мужа, согревающим ее лучше любого пледа.

Эта псина носилась по берегу, оглашая радостным лаем все вокруг километра на три, наверное. У него еще с прошлого вечера в голове звенело от этого лая, когда он Жучку в машину пытался засунуть. Не то, чтобы собака ему до конца доверяла, однако. С Лизой она, вроде, куда охотней в авто забиралась. А ему и зубы свои оскаленные демонстрировала, и цапнуть пыталась по ходу. И плевать было, что он ее к хозяйке везти собирался, лаяла и все тут. Спасибо, сиденья все не поцапала. А сейчас вон, лучшая псина в мире: носится вокруг Лизы, не обделяя и его вниманием, кстати, будто и не устраивала ночью концерта, и не выла всю дорогу.

Так нормально и не отдохнув, не избавившись от усталости последних недель, которая и не могла уйти после напряженной ночи и лишь четырех часов сна, когда просто отрубился в кресле, он сел на песок. Жарко. Тут действительно было жарче, чем в родном городе. Растер лицо, пытаясь взбодриться.

Гена кружил около Лизы и заливающейся счастливым лаем собаки. Да, зря Дима сюда потащился. Сам хотел, вроде, берег осмотреть, сам Лизе предложил. А лучше бы дома остался. С ней же в кровати, и нормально все-таки выспался. Странно, оказалось, отвык. Все еще не мог полноценно расслабиться. Подкорка за эти недели на таком взводе была, что и сейчас его дергало, вырывало из сна, гнало куда-то тревожной потребностью все успеть и решить, чтоб не осталось вопросов. Как на зоне, точно. На постоянном стреме.

Лиза рассмеялась, вновь бросая Жучке палку, и собака понеслась вперед, окатив и хозяйку, и охранника тучей холодных соленых брызг. Надо бы сказать Лизе, чтоб от воды отошла. Все же, не лето еще. И хоть воздух теплый - море однозначно не прогрелось. Но Дима промолчал, просто наблюдая. То ли его слишком хорошо уже понимая без всяких слов, то ли сама подумав о том же, Лиза уже и так отступила от воды. Стала неподалеку от него, подзывая Жучку. И не дергалась, не прыгала и не бегала. Вся обдуманная и размеренная. Дима так понимал, что это все для него, чтоб придраться не нашел к чему. И от такого поведения жены - на смех тянуло.

И все равно - рядом с ней его расслабило. Смог вдохнуть нормально. И даже курить не так тянуло. Хотя, нет-нет, а брал сигарету.

Лиза опять рассмеялась над тем, как искренне собака радовалась морю, песку, ее присутствию. Поддалась на “уговоры” Жучки, снова бросила палку. Обернулась и посмотрела на него, пытаясь рукой придержать волосы, которые ветер трепал, все время перебрасывая к лицу. Встретились взглядом. В груди тепло стало, разгоняя то давление и холод, которые за последние дни стали привычными. Точно что “грудная жаба”, сидит и давит, давит. А теперь - свободно, как это море. Словно все нутро - нараспашку. И тепло этого солнца в себя вбирает.

Когда она его так зацепила? Как умудрилась незаметно подобраться, окрутить со спины и как тот самый плющ, прорасти насквозь, через все тело? В каждую мышцу, в каждую мысль, между ребер просочиться?

Он когда с зоны вышел, на самом деле ведь, даже не помнил о Лизе, как таковой. И все то время, что сидел - не владела эта девчонка его мыслями. Как так можно, чтоб один и тот же человек, то вообще сбоку твоей жизни был, то вдруг стал ее центром? Главенствующей осью, вокруг которой все и вертится? Дима не то, чтобы только об этом и размышлял в последнее время - было чем занять и голову, и руки, и без всего этого. Однако все же думал.

Не то, чтобы он по жизни на женщин западал. То, что падкий до них был, этого не отрицал. До тел, до расслабления, до удовольствия любого, которое хотел и мог себе позволить взять у жизни. Но вот чтоб так ощущать или настолько дорожить - не приходилось. Видел, знал, слышал… За тем же Виталей пару лет назад, еще на зоне сидя, наблюдал, поражаясь, если честно. Смотрел, как друга трясет. Да так и не перетрясло, по ходу. А самого, как-то, Бог миловал… Или Калиненко просто не сразу в планы Высшего въехал, не разобрался с первого раза, так сказать, в дарованных шансах. Так его по-новой, с разгону и в стену бетонную, чтоб уж точно заметил. Не проворонил.

А сколько планов было, е-мое! И как продуманы - до слова, до вдоха, до последнего миллиметра и жеста. Он все восемь лет четко выстраивал вектор своих действий, каждый свой шаг на два года вперед просчитал и знал. С высокого места упал. И туда же вернуться собирался. Еще выше подняться думал. Каждому, кто подставил - свой ответ приготовил. Еще с зоны реализовывать план стал, используя любую возможность. Отвечая на подлость - подлостью. И каждому, кто в голове, в “списке” был - отмеривал по заслугам перед ним. Все подготовил. Просчитал. Продумал.

Кроме Лизы.

Пару раз за эти недели он серьезно думал, а что было бы - не появись она под колонией? Или выбери он иную дорогу? Пройди мимо нее, не обернувшись? Не зацепившись обрывками памяти, посеревшей и выцветшей на зоне, за знакомое, пусть и забытое лицо? И, честно говоря, нашел для себя лишь один ответ - не хочет он знать этого. И проверять не хочет, несмотря ни на что, пусть и перекрутил всю свою жизнь так, как полгода назад и в бреду бы не придумал.

Хорошая вышла у жизни шутка. Прям с подвывертом. И ведь не понял сразу, не просек - что все, в два хода его переиграли. Реализовывал свои планы, как по нотам шел. По четкой линии, потому что все сотни раз обдумал. Считал, что просто еще один бонус по дороге заполучил, выиграл в лотерею… Не то, чтобы и не так, если подумать, конечно…

И ведь все сделал, в принципе. Все, что хотел. За полгода, не без поддержки, конечно, и с должным уважением относясь к интересам других, вернул свое место. Дошел до статуса, с которого турнуть пытались раньше. Хорошо вроде. Лепота прямо. И Лиза рядом. Сказка в жизни, нежданно-негаданно. Больше мог получить, учитывая то, что пертурбации и терки во властных кругах начались. Мог мэром стать. А там и губернатором. Все мог. Не врал Казаку - они не на последнем счету и у “новых”, и у “старых” были. Договориться и подогнать цели могли и с одними, и с другими. Уладили бы. Только вопрос вдруг иным ребром встал. Интересно, что не без помощи того, кого своими руками удавить столько лет хотел - а тут вдруг, спасибо Мартыненко, мозги просветлели. Не то, чтобы Дима это свое “спасибо” по-своему и не сказал старому недругу. Ему уже ничего не светило. С того света амнистии, хоть Президентской, хоть еще какой - нет. Его просьба, когда уходил, которую уважили те, кому Калиненко решил уступить наверх дорогу.

Интересную штуку Дима понял во время той попытки похищения Лизы. Неожиданную. Всю жизнь, сколько себя помнил, хотел выше забраться, всем вокруг показать, кто он и чего стоит. Лучшее получить, чего бы оно ни касалось. Глотки за это рвал и по головам шел, ни с чем не считаясь. А в больнице, после той истерики Лизы, когда перешивали ему рану - интересным вопросом вдруг озаботился. Прямо на операционном столе в манипуляционной.

“Дальше что?”

Станет мэром. Или губернатором, скажем. Подсуетится, использует возможность, которую нынешняя ситуация в стране щедро любому предоставляет. Урвет больше - и? Что потом? Еще деньги? Так у него и сейчас этого столько, что попробуй потрать.

Перемены дают много вариантов. Да только гарантий никаких не предоставляют. И защиты ни от чего не дают. И он это на своей шкуре изучил, лучше кого бы то ни было знает и понимает. Власть, положение - да, как наркота. Тянет. Хочется снова получить и вернуть. И вернул же. Только и потерять снова можно одним махом. И кое-что поболее того. То, что уже не вернешь, отсидев и выстроив планы мести. Кого…

Воскрешать не умеет ни смотрящий, ни губернатор. Никто.

Да и что даст ему эта новая власть? Что принесет по факту?

Его отец, вон. Всю жизнь самоутверждался, в силу своих представлений и понятий. Всем вокруг жизнь отравил, покалечил. И умер. От рака по диагнозу, вроде. А Диме, после проведенного времени в палате с отцом один на один, казалось, что от злобы, от обиды и гнева на саму жизнь. От того, что рвался из последних жил, старался, а так и не получил ничего стоящего, по факту. Того, что хотел. Или не понял, чего именно хочет. И доживал жизнь, подыхая от ненависти ко всем, и его самого никто не жалел уже даже, не любил и не горевал особо. Ни мать, по большому счету. Ни даже он, сын, у которого и не дрогнуло ничего и когда холодную, влажную землю на гроб кидал.

А Дима понял, что так - не хочет. Понял, наверное, тогда, когда Лиза первый раз сознание потеряла по дороге в больницу. Рухнула на Казака.

Не осознал. Но на базовом уровне просек - ее не вернешь, если в борьбе за власть в расход пустят. Не отвоюешь назад. А она ему, оказывается, по-настоящему нужна. Лиза и все то, что эта девчонка так свободно и щедро ему давала; чем наполнила его жизнь за какие-то полгода. Так, что все остальное и подвинуть можно.

Переоценка ценностей называется. Такой себе переучет жизни. Кто-то на зоне устраивает, а его уже после накрыло. И Лиза вдруг на первое место вышла. А при всех раскладах - и дураку ясно, не упустят такой козырь против него. Тем более что Дима и не думал раньше, как себя и ее подставляет. Значения не придавал своему желанию видеть ее рядом везде, своей гордости этой женщиной около него.

А теперь еще и ребенок. Пацан. Сын у него, оказывается, будет. Не то, чтоб Дима в этом как-то нуждался или хотел. Нет. Но Лизу он уже читал, и понимал, что она собой пожертвует ради этого ребенка. Потому и грозил ей, давал понять, чтоб не шла на глупости. Ему она была нужна. Живая и здоровая рядом. А сегодня приехал и…

Дико странно это все. Его Лиза, и другая уже в тоже время. Не далекая, ближе, чем раньше была. Но фигура поменялась. Он заметил все, хоть ни слова не сказал. И то, как она от него живот прикрыть пыталась. Калиненко это не напрягало. Вот вообще. Не на фигуру он ее клюнул. Не в этот раз. Глубже все и сильнее. Да и не сказать, что его отвернуло из-за всего этого. И близко нет. Не было в этом ничего отвратного. И красивой она как была, так и осталась. Ее и когда на унитаз выворачивало - ему противно не было. Тяжко за нее и неприятно в груди. Как бывает, когда самому плохо. Будто и правда - плоть от плоти своей. А иначе, наверное, и не могло уже выйти. После зоны умеешь ценить тех, кто верен и предан. Принимать так, чтоб без остатка, до полной отдачи. Потому что хлебнул уже всего гадкого с избытком. Так и хорошего хочется, чтоб перевесило, чтоб тот осадок залить.

Потому и обнял так, чтоб убрать у нее сомнения. Чтоб поняла - ему не это важно. А ребенок взял и бухнул по руке. Странное ощущение.

Дима оторвался от наблюдения за женой и собакой, пару раз зажмурился: от бликов солнца на воде уставшие глаза все еще резало и пекло. И посмотрел на свою ладонь.

Странное и смешное ощущение. Не скрывающее слабость. Доверчивое. И этим задевающее. Словно Казак по ладони хлопнул. Только слабее. Больше не с чем сравнить. Кроме Витали, давно ставшего братом, да самой Лизы - ему так никто и не доверял.

Дима хмыкнул. Не идиот, понимал, что и тут дите ему не доверяло. Ну, это же еще даже не человек с какими-то мозгами, чтобы доверять. И все же… Все же. Что-то в этом его зацепило. Прошло по тем же бороздам на кости, по рытвинам на вскрытой грудной клетке, что Лиза ему пропахала. С этой потребностью в жене сплелось. Ей это было важно. И ему вдруг стало не без разницы. Вот этим утром и стало, когда почувствовал, что живое это что-то внутри нее. И к нему, вроде, отношение прямое имеет. Нет, не стал Дима вдруг сентиментальным. Но он за свое всегда отвечал. За то, что считал своим. И тут это щелкнуло, видимо.

Значит, тем более правильно все решил. И не зря торговался все эти недели со всеми. Многое ему предлагали. И грозили многим, куда без этого. Калетника вон прижали, хоть Дима и не ошибся: откупился, сейчас притих, не высовывался, но получил гарантии, что потом наверстает и вернется. А Калиненко вдруг иные гарантии потребовались. Он стал уже смотрящим, вернул свое, о чем столько лет на зоне планы прорабатывал. А теперь, даже удивив всех, что его самого повеселило - просто предложил тихо уйти. Оставить столько, сколько их устроит и самому покажется честным за то, чтобы спокойно жить. От претензий на город и область отказался. По боку. Да и Виталий поддержал. Сам кровно заинтересован был в том, чтобы все сделать теперь иначе.

Времена такие, что можно жизнь изменить. И он согласен был это сделать. Даже планы кое-какие прикинул за последние недели. На будущее. Пока здесь, в этом городе. Тут у него старые связи и взаимообязательства оставались. Он людей не кидал - и они его уважали. Не были против, если Калиненко останется в тех пределах, которые сам и оговорил. На том и порешили.

Без средств не остался. На жизнь хватит не то, что им, а и пацану. Только и без дела Дима сидеть не собирался. Отоспится, отдохнет - и начнет присматриваться. С людьми согласует. Не в привычной для себя парафии, ну так и что. Жизнь кидала и мотала, и тут выберется. Тем более - не сам теперь. И не только Казак в тылу, а есть те, кто будут ждать, независимо ни от чего.

Статус - кайф, да. Но это - почти нирвана, по ходу.

Потянувшись, Дима поднялся одним рывком, сбрасывая ломоту в теле от солнца. Лиза заметила и улыбнулась, замерла с занесенной палкой в руке. Жучка принялась нетерпеливо махать хвостом, продолжая радостно лаять.

Дима улыбнулся жене в ответ и передернул плечами. Разморило его немного. Надо забирать жену с этой псиной. И домой идти. Обед и спать. Заслужил небольшой отпуск.

ГЛАВА 26

О ее новом хобби - вязании, Дима узнал дня через два и не самым приятным образом. Вот как-то не было у Лизы до этого времени за спицы браться. Она надышаться не могла, воздух с приездом Димы словно стал слаще. И море еще красивее - манило, звало к себе, гулять захотелось, чего ранее не было. Вот и тянула Диму с собой, да и сам он, вроде бы, к прогулкам относился положительно. А уж Жучка как радовалась! Лиза, кажется, вообще не видела таких счастливых собак. Да и не знала, что они бывают счастливыми и что это может быть настолько очевидно.

И вообще, не жизнь - мечта, в которую до конца еще и не верилось. Несмотря на все. И пусть знала, что Калиненко верить можно, уж если решил, сказал, значит и будет так. Его слово всегда было твердым и однозначным - но все же немного … Даже не боялась, просто трепетала внутри, когда вспоминала все то, что он говорил ей в ночь возвращения.

Слов не было, как и сказала Диме. Когда сбываются все мечты - это не описать, не передать никому. Может быть когда-то потом. Но не сейчас, точно, когда все внутри еще вибрирует от радости и не утихшего страха. И почему-то мысли сами возвращались в прошлое. В те полгода их отношений, когда Лизе и в самых смелых мечтах не грезилось, что можно для своего Дмитрия Владленовича стать таким же наваждением, каким он был для нее. Вот и молчала, с каким-то суеверием. Чтоб не сглазить такое счастье.

Да и не было у нее охоты вязать. Сначала отсыпались оба. Лизе рядом с мужем и таблетки оказались не нужны, и буйство ребенка уже не так беспокоило. А Дима, видимо, просто устал за все это время настолько (что она замечала даже по телефону), что ему ничего не могло помешать спать. Первые сутки они выбрались из спальни лишь раз, чтобы сходить на берег, “осмотреться”, как Дима сказал, да поесть. Правда, немного отоспавшись, Дима добрался и до нее самой. Что безумно обрадовало и даже воодушевило Лизу. Был у нее страх, что Калиненко утратит интерес, обнаружив, насколько Лиза сейчас изменилась. Трудно не заметить ее живот, который еще и барабанит изнутри время от времени. Накручивала она себя во время этих недель, было дело.

Дима рассеял все ее страхи одним махом. И таким жаром, что из головы вообще все вылетело, и только нужда в нем осталась. Но при этом, снова ее поразив, Калиненко и изменил тактику… Сложно описать, но просто чувствовалось, что он старается быть аккуратным и… ну, нежным, чего ранее в его жадной страсти не особо замечалось. А еще Дима громко посмеялся над ее попытками прикрыться или повернуться как-то спиной или боком, как в их первый раз, точно. И точно так, как и девять лет назад, посоветовал ей выкинуть фигню из головы и расслабиться, получая удовольствие. Она, вообще, его часто слушала. Так что и тут решила с мужем не спорить. А потом, совершенно уже не имея никаких сил, изнеможенно устроившись на его плече и заявив, что с места не сдвинется еще сутки - рассмеялась сама.

- Слушай, Дима. У тебя все возвращения - по одному сценарию, - отмахнулась она от его вопросительно вздернутой брови. - Что после восьми лет, что после трех недель.

- Ничего подобного, никакой стиральной машинки, заметь, - хмыкнул Калиненко, перевернулся на бок и ее повернул, обхватив, крепко обняв руками со спины. - И оливье ты мне еще не делала. А я, между прочим, не отказался бы, - он зевнул и, похоже, собирался снова заснуть.

Лиза оглянулась через плечо:

- Ты шутишь или серьезно? - честно удивила она.

- Я никогда не шучу с едой, - Дима уткнулся ей в волосы, уже засыпая, похоже. - Угомонись, малой. Сейчас спать надо, - вдруг заявил он.

Накрыл ее живот руками.

И Лиза вот не сразу поняла, что это Дима проворчал ребенку, который и правда разгулялся, видимо недовольный тем, что она на бок легла. Но что самое странное, заставившее ее улыбнуться, ребенок послушался. Еще пару раз отметился, но уже слабее, и затих. Авторитет отца признал? Она вот сколько ночами с сыном разговаривала, уговаривая поспать, он ей на уступки не шел, буянил, сколько самому хотелось. Или же просто, совпало? Так или иначе, но оба ее мужчины чуть ли не моментально заснули. И Лиза решила последовать их примеру, согревшись в объятиях Димы.

А оливье она ему все-таки приготовила. Не могла отказать Калиненко. Ни тогда, когда забирала из колонии, пусть и ворчала, и деньги считала. Ни сейчас. Специально поднялась раньше утром и отправила Гену в магазин. Отказалась от помощи Тамары Степановны, не знавшей о ее планах и потому, уже готовившей другое на завтрак. И все с тем же трепетным удовольствием сидела и смотрела, как Дима сметает это оливье, отодвинув все остальное. Так глупо чувствовала себя при этом, все той же наивной влюбленной девчонкой, но такой счастливой! И петь хотелось от всего этого. Собственно, Лиза бы и пела, тем более, к насмешкам Димы по поводу отсутствия у нее слуха и голоса привыкла уже, да и не обращала внимания. Но при Тамаре Степановне как-то стеснялась. Да и спугнуть это ощущение внутри не хотелось. И она просто наслаждалась его присутствием рядом.

А потом они вышли гулять в сад. И вот там, в уже давно облюбованной ею беседке, Дима и уселся прямо на клубок из нитей, очередных недовязанных пинеток, и торчащие из всего этого спицы. Забыла Лиза убрать рукоделие в корзинку, которую Гена купил вместе со всем для удобства. Так и бросила среди подушек с пледами. Теперь слушала, как Калиненко матерится, не зная, то ли смеяться, то ли извиняться начать.

- Твою… налево, это что за хр… фигня?! - подскочив с дивана, Дима с удивлением и даже брезгливостью какой-то, рассматривал ее увлечение.

- Извини, - Лиза все-таки начала смеяться, хоть и душила смех в себе. - Это я пинетки учусь вязать. Забыла спрятать.

- Что делаешь? - скривившись с явным выражением непонимания на лице, переспросил Дима, вертя клубок всего этого в руках то так, то этак.

- Пинетки вяжу для ребенка.

Она забрала у него рукоделие, отложила моток ниток и попыталась кое-как расправить итог своих очередных мучений.

- Такие, ну как носочки маленькие, смотри, - даже немного волнуясь, протянула ему в ладонях кривенькое и неоконченное изделие. - Меня Тамара Степановна учит.

Дима смотрел на это пару минут. Скривился еще больше. Глянул на Лизу. И снова на эти “недопинетки”.

- Так, я понял. Заканчивай хер*… ерундой страдать, родная. Я тебя предупреждал, что декрета не будет. Пусть Тамара Степановна и вяжет, - он забрал у нее рукоделие и небрежно отбросил на стол, стоящий тут же. Наконец-то нормально уселся на диване. - Засиделась тут? Не проблема. Значит, отпуск у нас скоро кончится. Давай, готовься, Лиза, мы с тобой отель открывать будем. Комплекс для отдыхающих. Я уже присмотрел один санаторий. Он заглох, конечно. Надо будет там прилично поработать. Казак приедет, займемся. А завтра с тобой поедем, посмотрим все, побродим по территории, коль все так далеко зашло, - Дима снова глянул на нитки, почти с отвращением. - А тебе пора зондировать почву, как мы все это освещать и рекламировать будем. В прессе продвигать.

Лиза пару минут просто глазами хлопала и не знала куда руки деть от растерянности. Ну, вязание, конечно, не ее, она и не спорила. Хотя, в последнее время, ей уже начало казаться, что выходит не так уж и плохо. По крайней мере, форма уже хоть как-то на пинетки похожа. Но отель? Лиза ничего не знала об отелях. Как и про их рекламу.

- Дим, я же все-таки журналист, а не рекламный менеджер, - Лиза тоже села, только в кресло, которое стояло позади нее. - Я вообще ничего не знаю про отели или про то, как их рекламировать. - Она неуверенно передернула плечами.

- Не знаю ничего. Меня ты шикарно пиарила, - Калиненко усмехнулся во весь рот.

Запрокинул руки за голову, а потом и вовсе пересел, расположился на диване во всю длину, с удовольствием вытянувшись на подушках. Было видно, что он наслаждался. И у Лизы от этого на душе тепло-тепло становилось - что он, наконец, расслаблен. Она и не помнила, видела ли когда-то Диму таким спокойным и удовлетворенным.

- Так это же другое. Этому меня учили в твоем же пиар-отделе. И потом я пару семинаров посещала, просто, чтобы развиваться, не забывать. Интересно было. И я же тебя люблю… Мне хотелось тебя “пиарить”, - она несколько смущенно, но в тоже время гордо улыбнулась.

- Так и отель наш полюбишь, - Дима ей подмигнул. - Дело такое, надо. Раз из-за этого ты работаешь лучше, придется полюбить.

- Дима… - Лиза вздохнула, пытаясь подобрать слова, чтобы ему объяснить.

Обхватила живот руками, где малыш заволновался, видимо, из-за ее собственной растерянности и волнения. Дима проследил этот взгляд. И подмигнул:

- Не дрейфь, боец, прорвемся! - рассмеялся муж, поняв все эмоции, которые ею овладели. - Наймешь того, кто в этом разбирается, найдем менеджера по отелям. Решим все, Лиза. Где наша не пропадала? Разберемся! Вот осмотримся и будем решать, что, когда и куда.

Он протянул руку и поймал ладонь Лизы. Потянул легко, заставив Лизу встать и пересесть на диван. Надавил на плечо, чтобы она легла вдоль него. Обнял. И снова коснулся ладонью живота Лизы. Она затаилась, прислушиваясь вместе с ним. Дима, вообще, часто теперь касался ее живота, словно знакомился с этим ощущением ребенка. И Лиза боялась его настрой спугнуть, решив надеяться, что он начнет воспринимать сына не только как ее блажь.

На следующий день они действительно поехали осматривать тот санатории, о котором Дима говорил. Комплекс располагался не особо далеко, при желании можно спокойно каждый день “на работу” ездить. Дорога заняла у них около получаса. И Гена, вроде бы, уже достаточно изучил улочки и проезды, что пригорода, что города - добрались комфортно. А вот сам комплекс… Ну, сложно было сказать, что он Лизе понравился. Хороший, наверное. Был. Когда-то давно. Располагался в череде подобных же санаториев-отелей. Только модернизации и обновлению не подвергался лет двадцать, если не больше. Санаторий построили больше сорока лет назад (добротно, этого не отнять), и находился он в собственности какого-то комбината, который сейчас доживал свои последние дни. От балласта в виде объектов отдыха, развлечений и прочих излишеств, комбинат решил избавиться, надеясь получить живые деньги, чтобы вложить в реконструкцию самого предприятия. Не за что было им тянуть еще и курорт.

Так Дима с Виталием и прикупили этот санаторий. Вроде бы “по дешевке”. В какую сумму это обошлось, Лиза не уточняла. Ее больше обеспокоил бюджет реставрации и обновления данного объекта. Только посмотрев на ворота, мимо которых они проехали - ее уже стали мучить сомнения о целесообразности таких ненадежных вложений. Но Калиненко рассмеялся, когда она начала осторожно эти мысли высказывать.

- Все нормально, Лиза. Чтоб мы, да и не справились? Раскрутимся. Хотя работы тут, конечно, выше головы, - согласился он, выйдя из машины и осматривая фасад главного корпуса.

Санаторий работал, как ни странно. По территории бродили люди. Мало, конечно, еще не сезон, но уже кое-кто приехал. Видимо, соблазнились низкими ценами, предположила Лиза, на глаз прикинув, что отдыхающие - не относились к особо состоятельной прослойке общества. На них особо внимания не обращали. Только вахтер побежал звать управляющего.

- К этому лету ничего не успеем, - искренне опасаясь предстоящих масштабов, заметила она.

- Да понимаю сам, - хмыкнул муж, оглядываясь по сторонам.

Посмотрел под ноги, на выщербленную и разбитую плитку. Прошелся немного влево, рассматривая настолько же жалкий фонтан, похоже, давным-давно не работающий. Снова обернулся и глянул на главный корпус, от которого к ним уже торопился вахтер с управляющим.

Лиза молчала, ожидая мыслей Димы. О чем-то же он думал, когда это покупал? Зная Калиненко, она просто не допускала мысли, что он мог не учесть вариант такого состояния этого санатория.

- Одним менеджером мы не обойдемся, - наконец, изрек Дима. - Нам и архитектор, и дизайнер, и хорошая бригада строителей понадобится. Причем, срочно. А ты, все равно, начинай продумывать варианты целевой концепции и продвижения этого, - Дима подошел к ней и обнял за пояс. - Мы тут еще такой курорт выстроим, Лиза, что за номерами очередь на сезон вперед будет, - он ей подмигнул, не обращая внимания на подошедшее руководство отеля, мнущееся в двух шагах. - Дельфинов не обещаю, родная. Не по мне это, а так - разгуляемся!

Лиза не смогла не улыбнуться. В голосе Димы звучало настоящее воодушевление. А в глазах горел энтузиазм. Такой, какой только Калиненко и умел излучать. Ладно, она отодвинула все свои сомнения и недоверие. Лиза готова была ему помогать, что бы там он ни решил ей поручить, пусть и совершенно не разбиралась в отельном бизнесе.

Но, конечно, сказать было легче, чем хотя бы начать. Они даже не смогли осмотреть все за раз. Лиза устала еще на территории. Попросилась отдохнуть, едва зашли внутрь. И совершила ошибку, предложил заодно зайти в столовую (ресторана тут, ясное дело, не было). Лиза не то, что съесть там ничего не смогла бы, она и минуту высидеть не сумела. Ее вновь, впервые за этот месяц, начало тошнить от запахов общепита. Дима, по ее глазам поняв это, что ли, тут же завернул всю делегацию в холл, где они и сели. Все было старым, соответствующим возрасту самого санатория. Бывшие владельцы в последние десятилетия не могли и не вкладывали в санаторий ничего. И это ощущалось в потертой, ветхой, да и просто - грустной обстановке.

Зато сама территория, если опустить момент запущенности, оказалась очень хорошей. Лиза в ландшафтном дизайне понимала еще меньше, чем в отделке комнат, но и она задумалась над тем, что при грамотном оформлении, парк и открытое пространство можно превратить в нереальную красоту, откуда отдыхающим и в номера уходить не захочется. Имелось место для нескольких зон отдыха, с различными акцентами. Запущенный, но красивый спуск к пляжу санатория. В общем, сами они, разумеется, до ума ничего не доведут здесь. Так что, первым делом стоило искать дизайнеров и подрядчиков.

Чем они и начали заниматься. Не с подрывом, правда, плавно. И Дима все-таки еще хотел отдохнуть, да и Лиза не вытянула бы ударного темпа. Она просматривала информацию в интернате, читала отзывы, изучала предложения, созванивалась с различными фирмами, раздумывая, с кем из них работать. Дима же несколько раз уезжал на встречи. Не только с потенциальными подрядчиками, как она поняла, но муж не особо жаждал посвящать ее во все подробности. У него была необходимость поддерживать какие-то знакомства и общение, и она все понимала. Да и не так много времени это у него занимало. А остальное - они проводили вместе: бродили по берегу недалеко от их дома, выгуливая Жучку. Это стало их новой ежедневной привычкой. Иногда, во время этих прогулок, они обсуждали будущие действия по преобразованию комплекса в отель. Иногда просто молчали, что случалось чаще. Но обоим было комфортно в этой тишине. Они знали друг о друге достаточно, чтобы не заполнять паузы пустыми словами, и наслаждались этим понимание друг друга. Бывало, что Лиза делилась какими-то своими воспоминаниями о детстве, об учебе. Дима же… Ну, он реже шел на откровенности. А может, не считал, что ей стоит знать все-все подробности о его прошлых делах. Но все равно что-то рассказывал. Зато очень охотно обсуждал планы на будущее.

Погода радовала, и они часто сидели в своем саду, используя беседку вместо кабинета. Режим работы в таких ситуациях уже давно отработали, да и не было сейчас того темпа и напряжения, как в последние полгода. Оба наслаждались процессом, а не гнали коней.

Часто выезжали в город. Лизе, привыкшей за последние три недели едва ли не к шпионскому режиму поведения, это сначала показалось пугающим. Но потом, видя, что Дима совершенно спокоен и уверен, и она расслабилась. Они ездили в рестораны и в оперу (сюда больше по надобности, их пригласили знакомые Калиненко, и глупо было отказываться). А еще Лиза пользовалась теперь возможностью изучить новое место жительство. Тащила Диму гулять по старым мостовым, поражающим ее ощущением истории, которого не было в их, относительно новом индустриальном городе. Наслаждалась таки особым говором и манерой разговора местных, считала ступени. И просто шалела от моря, которое, казалось, окружало ее повсюду; от запаха, присущего лишь теплым южным регионам, пряного и соленого, немного рыбного, но это не отвращало, как ни странно. От лукавства и хитрости окружающих людей, но при этом - их небывалого юмора и добродушия. Не зря этот город давно получил ласковый эпитет “мама”. Было такое. И Лиза чувствовала, что эта “мама” приняла ее. Их обоих.

Хотела она и уговорить Диму поехать с ней к врачам на очередной осмотр. Чтобы он мог лично убедиться, что все идет хорошо. Правда, к ее удивлению, муж не особо и сопротивлялся. Даже наоборот: услышав о ее планах на следующий день, достаточно резко заявил, что тоже поедет. Его отношение к ее беременности менялось с каждым днем все сильнее. И пусть Дима не говорил ничего, Лиза это ощущала в прикосновениях, в шутках, обращенных не к ней, а к сыну в ее животе, в каких-то таких теплых взглядах, которыми теперь сопровождались замечания Димы об ее состоянии. Да, это все не являлось утверждением. Но Лиза и не нуждалась в словах там, где это касалось Калиненко. Он и в любви, как таковой, ей не признавался, не говорил тех самых слов. Однако она была совершенно уверена, что Дима ее любит. Он ей это показал. И его поступки значили куда больше всех признаний.

Во время этого визита в клинику они даже вместе попали на УЗИ. Врачи хотели убедиться, что все и правда протекает хорошо, а так же определиться с дальнейшей тактикой ведения ее беременности и родов, учитывая недавнее сотрясение у Лизы и ее состояние здоровья как следствие этого. После УЗИ Дима долго молчал, ничего ей не говоря. А доктор, наверное, помня свое общение с Калиненко по телефону, расстарался - включил объемный режим, звук сердцебиения, осмотрел ребенка едва не со всех возможных ракурсов, показывая это все и им. Лизу потрясло, хотя у нее уже опыт имелся, вроде бы. Но здесь - словно видео смотрела и вживую видела их ребенка: каждый пальчик, нос, улыбку. Только и того, что в золотисто-коричневом цвете, а так…

- У него твой нос, - не сумев сдержать какой-то ошеломленный смех, заявила она Диме, пока врач что-то измерял на экране.

Дима вздернул бровь и иронично скривил рот, показывая ей, что думает по этому поводу. И, будто специально, ребенок в этот момент, наверное, избегая датчика, который врач прижимал то к одной, то к другой стороне ее живота, скривил почти такую же гримасу.

Лиза не удержалась - рассмеялась в полный голос, искренне радуясь, что врач это все записывал, и Калиненко не сможет ничего отрицать теперь.

- Я Виталию покажу, он оценит, - шутливо пригрозила она мужу, который все еще умудрялся держать “ровное” и невозмутимое выражение на лице. - И мои слова подтвердит - сын уже твоя копия.

Дима и на это ничего не произнес. Но посмотрел на нее так… У Лизы самой слова пропали, и дыхание грудь расперло. С гордостью и теплом. Да! Он мог ничего ей не говорить. Ни слова! Но она знала, что Калиненко сейчас уже очень даже не против стать отцом этого, конкретного их “пацана\малого”. И испытывала невероятное счастье. Ясное дело, оно, счастье это, лезло на ее лицо бесстыже широкой улыбкой, которую нереально было скрыть. Да Лиза и не пыталась, а Дима ее не попрекал.

Но были и не особо хорошие моменты. Пацан, как Дима звал их сына, не желая принимать участия в эпопеи Лизы по выбору имени, оказался достаточно упрямым. Ну, точно в отца. И никак не желал принимать правильное положение, благоприятное для родов. И если в прошлый ее визит в клинику, врачи еще не обращали на это внимание, то сейчас становились все более решительны. По совокупности показаний, из-за того, что ребенок никак не желал “поднять свою попу” и повернуться правильно (Дима выразился иначе, серьезно ругая дите через ее живот, кстати), и сотрясение Лизы - они однозначно сошлись на кесаревом сечении.

Калиненко поначалу не пришел в восторг при новости, что ей предстоит операция. И Лиза, сама немного растерянная, не знала, что ему сказать. Эмоции смешались, про операцию она не думала раньше и ничего не знала, чтобы мужа убеждать. Так что это на себя взял доктор. Причем сделал это настолько хорошо, что после уединенного разговора, Дима вышел совершенно довольным, словно получил стопроцентные гарантии, что все пройдет великолепно. Лиза была очень благодарна красноречию и такту врача, сумевшего внушить подобную уверенность не просто кому-то, а Калиненко. Даже интересно стало, о чем они там говорили вдвоем, за закрытыми дверьми, пока она анализы сдавала. Но Дима с ней не поделился. Сказал только, что врач адекватный, и сумел его убедить в своих умениях. И ей нечего об этом думать, он сам за всем проследит.

Ну, это Лизу вроде как успокоило.

ГЛАВА 27

Жизнь начала затягивать их своей чередой. День за днем. И каждый радовал. Лиза уже и не помнила: жила ли когда-то с таким ощущением покоя, умиротворения и счастья? И не могла ничего припомнить. Они занимались какими-то делами, активно и продуктивно, вроде бы. Однако совершенно без того угорелого темпа гонки, что был присущ Диме после освобождения. Сейчас у них оставалось время и на отдых, и на другие, не имеющие отношения к отелю, заботы.

Осмотревшись и втянувшись, через пару недель после приезда, Дима рассмотрел дом и, как и подозревала Лиза, не испытал особого восторга. Даже начал обдумывать вариант с подбором другого, но тут она воспротивилась. Во-первых, Лиза только к этому привыкла и устроила все так, как ей нравилось. А во-вторых, не представляла просто, как сейчас займется еще и выбором дома, когда срок родов приближался. Тут хоть бы все с найденной командой менеджеров и дизайнеров уладить. Конечно, помогало то, что приехал Казак и тоже включился в процесс реставрации отеля, однако Лиза все равно не могла сейчас быть настолько “многозадачной”.

Дима аргументы принял и учел. Даже не отпускал комментарии о декрете больше, хотя и расслабляться сильно уж - не давал, держал в тонусе. И они пока остались здесь. К тому же, Лиза очень привязалась к саду и виду с балкона. Вообще не хотелось этого лишиться.

С санаторием все тоже понемногу продвигалось. Определившись, наконец, с командой и подрядчиками, дождавшись Казака - они все решили, что самым лучшим будет закрыть санаторий. Пусть и лето началось, и сезон, но наличие постояльцев будет лишь тормозить реконструкцию, а прибыль от них на данный момент настолько минимальна, что ничего им не покроет. И как только воплотили это решение, принялись за ремонт. Причем, как она поняла, мужчины не собирались себя сдерживать, а потому замахнулись на одновременное облагораживание и наружной территории, и самих корпусов. Лиза поначалу там много бывала: общалась с дизайнерами и архитектором вместе с Димой. Потом переключилась на планирование стратегии с менеджером по рекламе и развитию в отельном бизнесе, которого все-таки нашла. Причем, не здесь, а аж в столице. Калиненко ее в бюджете не ограничивал, так что Лиза сумела “заманить” в их команду действительно хорошего профессионала. Евгений работал до этого в крупной международной сети, но предложение пожить у моря и заняться интересным проектом - оценил.

А вот Дима, поначалу очень даже одобривший эту кандидатуру, постепенно начал хмуриться и намекать, что Лизе стоило бы больше отдыхать. Дело то движется к восьмому месяцу, а она себя не бережет и на работе, как егоза носится, постоянно что-то обсуждая или “разрабатывая” с этим Евгением или Мариной (руководителем дизайнеров). Причем, особенно недоволен Калиненко оказывался именно тогда, когда Лиза часами сидела с Евгением. Ну вот действительно предлагал он нестандартные идеи, о которых она сама и не подумала бы. И ей было интересно. Лизу захватила эта деятельность, да и беременность протекала хорошо, вроде бы. А как иначе, если Дима, верный своему решению следить, чтобы с ней все было нормально, тягал жену на осмотр еженедельно? Впрочем, и сами врачи одобряли такой подход.

В общем, она сначала и не поняла, а потом как-то провела параллели и даже рассмеялась:

- Дим, ты что? Ревнуешь меня к Жене, что ли? Что за придирки? - откинулась в кресле, растирая побаливающую поясницу. - Зачем этот хмурый вид? “Не делай мне нервы”, как тут говорят. Мне нервничать нельзя. - Она подмигнула, присматриваясь к мужу.

Калиненко пришел в кабинет, где они прятались от жары под кондиционером и определялись, стоит ли уже начинать промоцию будущего отеля, разжигая в публике интерес? И точно решили давать масштабную рекламу, охватывающую все крупные города страны. Дима прервал их как раз на составлении списка этих городов и, одарив Евгения суровым взглядом, потребовал оставить их, начав вычитывать Лизу за несерьезное отношение к себе.

- Ревную? - Калиненко хмыкнул, но все еще как-то сурово.

Правда, подошел и помог ей подняться, поддержал, пока Лиза потягивалась уже стоя.

- Здрасьте! Я в тебе на сто процентов уверен, родная. С какой стати? Что, у меня повода убедиться не было, что тебе можно доверять? Это ему я не доверяю. Он о твоем здоровье не думает.

Опустил ладонь и сам легко растер ей поясницу. Обнял. А Лизе стало еще веселее, когда она смотрела на него.

- Ты думаешь, что Женя начнет приставать к настолько беременной женщине? - давясь смехом, переспросила она.

- Ничего я не думаю, Лиза, прекрати выдумывать! - Калиненко хмуро глянул сверху вниз. - Никто не будет приставать к моей беременной женщине. Не хватало еще.

- Ну так я и говорю, что Марину ты, отчего-то, так не гоняешь, как Женю.

- Так она и не загружает тебя так, - Дима все еще хмурился.

- Да ладно! - Лиза рассмеялась.

На самом деле, они с Мариной засиживались даже больше, наверное, неожиданно найдя много общего в видении будущего отеля.

- И, вообще, мне не нравится, что ты столько сидишь. Вот, плохо уже со спиной, - ворчливо заметил Калиненко, не отпуская ее от себя. Поцеловал ее волосы. - Я тебе что говорил?

- Что декрета не будет? - невинно напомнила она, понимая, что муж намекает на другое. Но хотелось его подколоть. - Так я ж и работаю…

- Что ты себя должна беречь! - прям рявкнул Дима. - Ты - моя, и должна заботиться о себе. А не со всякими умниками тут дела мутить, - испортив всю свою линию “защиты”, добавил он.

Лиза просто расхохоталась. Привстала на носочки и обхватила мужа за шею, что было сейчас не так уж и просто.

- Твоя. И ничего ни с кем не “мучу”, - поцеловав Диму, заметила она, наслаждаясь ощущением, которое так и не стало привычным за все это время. Что Калиненко рядом и полностью в ее распоряжении. - И никто мне кроме тебя не нужен.

- Я в курсе, - его не порадовало ее веселье, кажется. Но все-таки Дима стал хмуриться меньше. - Пошли, лучше, на пляж. Поплаваешь, спину разгрузишь, - потянул ее из кабинета.

Лиза не спорила. Конечно же, она ему поверила. Да и видела, что Дима уже расслабился. Пошла за ним. Плаванье ей и правда помогало. Тем более при такой жаре, казалось прекрасным выходом. Еще если и можно с Димой на теплом песке поваляться - настоящее счастье.

Больше они к этой теме не возвращались, но вроде бы Калиненко стал реже к Евгению придираться. Правда и Женя стал меньше ее планами и мыслями “занимать”, не иначе, как муж провел с ним “профилактическую” беседу о вреде для здоровья Лизы.

Но она уже не жаловалась. С каждым днем Лизе и правда становилось все сложнее подолгу работать, все тянуло присесть или прилечь. Еще и жара добавляла мороки. Но она все равно не отказалась бы от каждого из этих ощущений, ни за что на свете. Наслаждалась.

А потом врачи поставили дату операции, чтобы не доводить до начала самостоятельных родов. Все решили. Начали готовиться. Но что-то докторам не понравилось. И им предложили, чтобы Лиза легла на пару дней в клинику, хотели уже на месте полноценно ее подготовить. Они не спорили. Оформились. Но стоило Диме уехать на час за вещами для нее, как доктора, проведя еще пару обследований, заявили, что тянуть вообще некуда. Ребенок крупный, и есть угроза, что он может задохнуться, из-за обвития пуповины, которого еще буквально три дня назад на УЗИ не было. Так что надо оперироваться прямо сейчас.

Лиза впала в панику. Все, что сумела сделать, тут же набрать мужа. Выслушала длинную череду мата по поводу того, что Дима думает о поведении их “пацана”. По визгу шин поняла, что Калиненко развернул машину, так и не доехав до дома.

- Буду через пятнадцать минут, - пообещал муж и отключился.

А ей стало немного спокойней. Калиненко она доверяла больше всего.

Дима уже и не помнил, когда так нервничал. Реально расслабился за эти месяцы. Решил, что все под контролем. И вот, как каменюкой по голове. Права была Лиза, когда говорила, что похож на него пацан - вот уж устроил “сюрприз”, которого от него ни они, ни врачи не ждали. Хорошо, все-таки, что он жену тягал в больницу, как на работу, а то бы и пропустили “подлянку” малого. А так - обошлось. Только у него, кажется, первая седина появилась, пока до больницы доехал. Успел. Даже в операционную прошел. Попробовали бы его не пустить. Как же. Хотя, не факт, что это было лучшим вариантом. Сложно оказалось сдерживать себя, когда понимаешь, что жену тут при тебе режут. Но сдержался. Понимал, что так - лучше всего.

А сейчас бесился все-таки. Лизу еще не перевели из послеоперационной. И он мерил шагами палату, не в силах сесть и успокоиться. Малой спал в люльке, не особо обращая внимания на его ходьбу. Дима как-то не стремился пока туда подходить. Не мог объяснить - почему. Стоял и смотрел с трех шагов на ребенка. На своего сына. И не мог все еще пересмотреть восприятие реальности.

Ему и беременность Лизы не сразу принять удалось. А уж теперь, когда пацан родился… Мешал страх и незнание того, что сейчас с женой. Страх иррациональный, по факту. Операция прошла по плану, и никаких осложнений не было. Просто порядок такой - продержать в послеоперационной два часа. Его самого не так давно так же в послеоперационной держали, когда после ранения шили. Но сейчас, когда там была Лиза - его снова корежило изнутри.

Пацан в люльке начал ворочаться и тихо хныкать.

Дима приблизился впритык. Не особо понимал, что делать. И просто смотрел. Такой мелкий! Врачи говорили, что большой. Но Дима их не понимал. Реально малой - он своей ладонью всю голову ребенка накрыть мог. И это крупный? Лежал вон, целиком под одеялом, в кофточке и шапочке. И хныкал.

Дима уже слышал, как малой орал. В операционной, когда его, едва достав, Лизе в руки плюхнули. А потом ему самому всунули перед тем, как забрать через минуту, чтобы одеть эти самые шмотки. Закутали в одеяло.

Потом пацан спал. А теперь вот, снова. Что с ним делать? Он ни черта о детях не знал. Как и о том, чем их успокоить.