5 декабря 1741 года начался беспримерный по трудности и по значению поход штурмана Семена Ивановича Челюскина к самому северному мысу Таймырского полуострова. В первый день Челюскин записал в походном журнале: «Погода чистая и сияние солнца. Сего дня пополудни в первом часу поехал из города Мангазейска на собаках на пяти нартах на реку Хатангу и того же числа переехал тридцать верст. Утра пополуночи в девятом часу приехал к реке Акутихи, где за худостью собак остановился». [211]
Ему предстояло проехать более 2000 километров. Основной опорной базой являлось Хатангское зимовье, располагалось оно в устье маленькой реки Блудной, правого притока Хатанги, близ реки Попигай, и поэтому его часто называют Попигайское зимовье.
В этот далекий путь с ним отправились солдаты Константин Хорошев, Антон Фофанов, Андрей Прахов и служилый Александр Горохов.
Проехав около 100 километров, Челюскин только на третий день ночевал в Токуревом зимовье. Оставив там собак, на девяти оленьих упряжках выехали далее.
На седьмой день пути Челюскин прибыл в зимовье Качковское. За все это время оленей не удалось сменить, и они падали от усталости.
Солдат Хорошев выехал вперед искать кочующее население, чтобы раздобыть оленей. Не дождавшись его возвращения, Челюскин выехал на тех же оленях и на третий день прибыл в зимовье на реке Дудинке.
По договоренности с властями здесь он должен был получить новые упряжки оленей или собак и продовольствие. Но в условленном месте никого не было, обоз с грузами почему-то не прибыл. Скоро приехали солдат Хорошев и служилый Сотников. Они сообщили, что в этом году местное население голодает, оленей и собак у них мало и все уехали на реки и озера ловить рыбу, поэтому набрать нужное количество собак и вывезти заготовленное на реке Пясине продовольствие невозможно. Что делать? Дальше ехать на оленях было опасно. Начинались места, где для них не было корма. Челюскин вторично послал Хорошева и Сотникова искать местных жителей, чтобы организовать подвоз продовольствия и закупку собак. Пришлось ждать. 22 декабря енисейский промышленник Задланов привез часть требуемого провианта: муки ржаной — 6 пудов, крупы овсяной — 15 фунтов и соли — 6 фунтов. Посланные за собаками еще не возвращались.
Свой путевой журнал Челюскин заполнял ежедневно и 5 января 1742 года записал: «Погода чистая и видно было солнце часа на два около пополудни. В ночи было сияние звезд и сияние луны». [212] Кончилась полярная ночь. И хотя светлое время было коротким, но и эти скользящие лучи едва поднимавшегося над горизонтом полярного солнца радовали путешественников. В начале января 1742 года Хорошев пригнал несколько упряжек собак, но продовольствие с Пясинской базы так и не смогли привезти.
Решили ехать к Хатанге, не теряя драгоценного зимнего времени. Послав вперед солдат Хорошева и Сроданова, который заменил заболевшего солдата Прахова, 14 января Челюскин с Фофановым и Гороховым поехали через тундру к озеру Пясино, Погода часто менялась. Солнечные и безветренные дни были редки, чаще поднималась метель и все кругом заволакивали снежная мгла, а острые колючие снежинки били в лицо, усиливая ощущение мороза и ветра. От озера Пясино Челюскин пошел по долине верховья реки Пясины, затем попал на реку Дудыпту. где в зимовье промышленника Федора Сухова остановился на два дня. Подобрав лучших собак, Челюскин с солдатом Фофановым двинулся на Хатангу, оставив в зимовье Хорошева, Сроданова и Горохова с тремя собачьими упряжками. Дальше онb должны были действовать по указанию Харитона Лаптева.
15 февраля 1742 года Челюскин по реке Хете, а затем по реке-Хатанге прибыл к своей базе, в Попигайское зимовье.
Вскоре приехал на базу солдат Прахов, оставленный в январе на Енисее для выздоровления.
Здесь начали готовиться к основному пути по северном участку полуострова. Енисейские служилые Дорофеев и Кылтасов до 28 марта занимались подвозкой провианта и корма для собак. Для более успешного продвижения и снабжения партии, направляющейся на север Таймыра, Челюскин организовал три группы: первая группа, солдата Фофанова, 31 марта 1742 года повезла на север, к морю, провиант на трех нартах, за ней 3 апреля также на трех нартах поехал Челюскин с солдатом Праховым, а вслед двинулись подвозчики-тавгийцы на одиннадцати нартах, нагруженных кормом для собак.
В этот же день третья группа под командой якута Никифора Фомина на девяти нартах, также с грузом собачьего корма, пошла по другому направлению — на запад. Ей было поручено, переехав тундру и достигнув устья реки Таймыры, следовать западным берегом навстречу Челюскину.
Идя по Хатангскому заливу, Челюскин быстро продвигался к морю, проезжая в день по тридцать — сорок верст. Погода стояла хорошая. Днем светило солнце, и однообразная равнину ослепительного заснеженного льда расстилалась перед взором путешественников.
В зимовье Конечном Челюскин нагнал солдата Фофанова и задержался на двое суток для «починки и смоления нарт, как своих, так и подвозчиков, потому что более зимовья нет и смолить негде». [213]
Пока ехали Хатангским заливом, зимовья попадались часто и это облегчало продвижение, так как можно было обогреться и подготовиться к следующему переходу. Теперь положение резко изменилось. Впереди простиралось царство льда и снега. Никто уже не мог прийти путешественникам на помощь. Ближайшее человеческое жилье находилось от них за многие сотни километров.
19 апреля в шесть часов утра вся партия покинула последнее зимовье, расположенное у острова Преображения. Переехав. Петровский залив, нашли на берегу поставленные геодезистом Чекиным шесты. Это был конечный пункт его продвижения по восточному берегу Таймыра. Дальше лежали места нехоженные. Отсюда Челюскин повел опись берегов на северо-запад, к крайней северной точке Азии.
На берегу Петровского залива нашли два полусгнивших бревна и решили здесь заночевать. Разведя огонь и поставив пологи из оленьих шкур, стали ужинать. Тем временем собаки отлеживались. Когда у костра отогрелась мерзлая рыба, порубили ее и бросили собакам. Накормив собак и привязав наиболее беспокойных, все путники поспешили забраться в пологи под меховые одеяла; постелью же им служили оленьи шкуры, разостланные прямо на снегу. Заснули мгновенно. Собаки свернулись на снегу клубочками и, прижимаясь к пологам, повизгивали во сне.
Челюскин поднял людей рано. Спешили все уложить, прочно увязать и двинуться к цели, которая была еще далека.
Проехав от Петровского залива на запад более 100 километров, 26 апреля Челюскин отправил в обратный путь всех сопровождавших его каюров и на трех нартах с двумя солдатами, Фофановым и Праховым, пошел на северо-запад вдоль морского берега.
Утром следующего дня пересекли залив Северный Песок и сутки ждали, когда рассеется туман. 1 мая 1742 года партия достигла мыса Фаддея. В инструкции, подписанной Лаптевым, Челюскину предлагалось от этого места начинать вести подробную опись неизвестного северного района Таймырского полуострова.
Продвигаясь на северо-запад по побережью, он описывал заливы, мысы, острова, которые были видны с берега. Обращал внимание на то, каков берег: высокий или низкий, каменистый или глинистый.
Погода постоянно менялась, и в журнале часто появляются такие записи: «Тут остановился, понеже великая метель и туман, что и берега невидно и описание чинить неможно». [214]
В этих местах трудно было найти плавник. Каждому найденному бревну радовались и как особое событие отмечали в журнале: «нашли лесу малое число и тот старых годов, который с нуждою годен на дрова». «Здесь нашел одно бревно». [215]
День 6 мая для путешественников был особо удачным. Подъехав к мысу, от которого берег шел на северо-запад, они заметили медвежьи следы. Сев с одним солдатом на нарты, Челюскин погнал собак по следу. Проехав к морю восемнадцать верст, догнали четырех белых медведей. Удачным выстрелом уложили одного. Это пополнило запасы провианта.
В полдень показалось солнце, и Челюскин смог произвести астрономическое определение широты, оказавшейся по полуденной высоте солнца 77°27′.
Утром следующего дня погода была солнечная и только легкий юго-западный ветер поднимал поземку. В этот день несколько задержались, так как накануне сделали большой переход и собаки нуждались в более длительном отдыхе. Только в пятом часу вечера тронулись в путь. Было светло. Челюскин внимательным взглядом исследователя замечал все и заносил в журнал пройденное расстояние и «румбы» приметных мест, чтобы потом создать карту этого неизвестного района Таймыра.
Когда приблизилось время отдыха, стали торопить собак, но они плохо слушались погонщиков, заметно «приставали»: сказывался голодный паек.
На одной из каменистых отмелей нашли немного плавника и решили остановиться «для отдыха собак, понеже собаки стали весьма худы».[216] В этот день проехали всего десять верст.
К полуночи ветер усилился и перешел к западо-северо-западу. Вскоре разразилась снежная буря. Палатка из оленьих шкур была плохой защитой. Холод становился невыносимым, как ни укрывались путники.
Метель и сильный ветер продолжались и на другой день. Только 9 мая ветер поутих и прекратилась пурга, но шел снег и погода была пасмурная. Утром, дав собакам побольше корму, путешественники снялись с места, где они вынуждены были простоять целые сутки, и в «пять часов пополудни поехали в путь свой около морского берега» на север. [217]
Через пять верст достигли мыса, откуда берег заметно поворачивал на юг. То был самый северный участок Таймырского полуострова — невысокий каменистый кряж, довольно далеко протянувшийся в море. «Сей мыс каменный, приярый, высоты средней. Около оного льды гладкие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс Восточный Северный», [218] отметил Челюскин в путевом журнале. Самая крайняя северная точка побережья Азии была достигнута. В память об этом событии на берегу поставили знак, или, как говорит Челюскин, «маяк», представляющий собой врытое в землю бревно, которое нарочно для этой цели привезли с собой.
Пять месяцев добирались трое первопроходцев до этой крайней северной точки материка. И вот теперь они стояли здесь: справа от них шел восточный берег, слева — западный берег огромного Таймырского полуострова, а впереди расстилалась безбрежная ледяная пустыня океана.
Много сил положили они, чтобы увидеть этот край, поражавший взор своим унылым однообразием. Небо было закрыто серыми низкими тучами. Редко, редко в разрыве появлялось тусклое холодное солнце, стелющийся туман и частые порывы ветра острыми ледяными иглами хлестали по лицам.
Только один час провел Челюскин в этом районе. За это время солнце не показывалось и истинное положение мыса не было возможности определить. Он и в журнале это отметил, указывая, что, по его мнению, Северо-Восточный мыс окончился и земля лежит от запада к югу. [219]
В восьмом часу вечера Челюскин поехал по западному берегу полуострова, направляясь на юго-запад, к устью реки Таймыры.
В этот день были в пути восемнадцать часов и проехали 51 версту. Только в полдень следующего дня остановились на корге для отдыха собак и здесь нашли дров «малое число и то гнилые». А до этого места «леса нет ничего». [220]
Челюскин спешил. Продовольствие было на Исходе, а главное не хватало корма для собак. Собаки еле тянули нарты, приходилось часто давать им отдых. Путь по западному ' берегу был также не легкий. По-прежнему бедствовали с дровами, плавник попадался редко, а если и находился, то обычно гнилой, и разжечь костер из таких дров было мучением.
В то время, когда Челюскин шел на север, Харитон Лаптев производил опись центрального района Таймыра.
Партия Лаптева в составе пяти человек выехала из Туруханска на пяти нартах собак 8 февраля 1742 года. Прошла по Енисею до Дудинки, затем по тундре на восток до озера Пясино, рекою Пясиной до устья Дудыпты, вдоль Дудыпты, а с ее верховья, следуя по тундре, достигла южного берега озера Таймыр. Не дождавшись партии Челюскина, Харитон Лаптев послал ему навстречу по реке Таймыре солдата Константина Хорошева с грузом провианта, а позднее солдата Федора Лиханова, выбрав для них самых надежных собак.
В начале мая тем же путем Харитон Лаптев выехал обратно в Туруханск.
Опасаясь, что Челюскин из-за весенней распутицы может надолго задержаться где-то в районе озера Таймыр, Харитон Лаптев, возвращаясь, создал для его партии склад с продовольствием и кормом для собак на южном берегу озера.
27 мая партия Харитона Лаптева находилась уже на Дудинке. Переждав ледоход, в конце июня на малом дощанике, который привел из Туруханска матрос Кузьма Сутормин, отправились вверх по Енисею. Тревога о Челюскине не покидала Харитона Лаптева. На пути в Туруханск в одном из зимовий он распорядился послать на реку Пясину несколько упряжек оленей «для перевозу штурмана Челюскина с командою». Исполнять это указание поехал служилый Казаков с двумя местными жителями. А 11 июля, когда встретился большой дощаник штурмана Минина, Харитон Лаптев приказал отправить этот дощаник с провиантом в Ленское зимовье и ждать Челюскина. В Туруханск Харитон Лаптев прибыл 16 июля и начал готовить отряд к переезду в Енисейск.
А что же далее было с Челюскиным? Партия Челюскина 12 и 13 мая продвигалась в сплошной пурге, а через сутки встретила посланного Харитоном Лаптевым Хорошева и с ним одного якута. Привезенный ими корм восстановил силы отощавших собак; сделав небольшой переход по тундре, партия встретила солдата Лиханова, также посланного Харитоном Лаптевым, 16 мая приехали на устье реки Таймыры в зимовье якута Никифора Фомина, куда заранее был завезен провиант для Челюскина.
Отдохнув два дня в зимовье Фомина, 18 мая партия Челюскина выехала на собаках по долине реки Таймыры. Достигли озера Таймыр и, переехав его, нашли склад провианта, устроенный Харитоном Лаптевым специально для них.
25 мая 1742 года Челюскин записал в журнал. «В 6 часу поехал в путь свой через тундру к реке Дудыпте по описанным румбам лейтенанта Лаптева, а описывать тундру за поздним временем оставил, чтоб пути нашему не учинить медленности, понеже оная тундра лейтенантом Харитоном Лаптевым описана, ехал всю ночь». [221]
Чувствовалась весна. Снег быстро таял, и с каждым днем становилось все трудней передвигаться на нартах. Создавалась угроза надолго задержаться в этих безлюдных местах. «Теплота великая, — записано в журнале от 28 мая 1742 года, — снег гораздо растаял весь и воды по тундре как по озеру и на речках стало много, что ехать весьма стало худо, на горах снегу нет ничего, и на низких местах стало снегу мало».[222]
Как только добрались до верховья Дудыпты, пошли сильные дожди, и дальше продвигаться можно было только на оленях или ждать конца ледохода на реках и идти на лодках.
Вскоре к ним приехал служилый Весельский и объявил, что он послан Харитоном Лаптевым привести им оленей, но что он не смог их достать, так как кочевники перебрались в другие места.
Получив такое известие, Челюскин немедленно откомандировал солдата Хорошева искать по зимовьям оленей, а солдата Лиханова направил за лодками.
Через две недели Лиханов привел две старые лодки. Отремонтировав их, партия в составе штурмана Семена Челюскина, якута Фомина, солдат Лиханова, Фофанова и Прахова пошла вниз по Дудыпте. На реке Пясине, куда они прибыли 26 июня, дождались солдата Хорошева и служилого Сотникова, которые пригнали оленей, и на 23 санях все поехали к реке Дудинке.
8 июля, прибыв в зимовье Бобылево на реке Дудыпте, Челюскин узнал, что Харитон Лаптев отбыл отсюда 5 июля, оставив для него провиант: муку, сухари, крупу и соль. Достав у промышленников крытую парусную лодку, Челюскин со всей партией в количестве шести человек пошел по реке Дудинке, а 13 июля — по Енисею.
Вскоре встретили дощаник с грузом продовольствия, который вел солдат Рябков, направленный Харитоном Лаптевым.
В Туруханск Челюскин прибыл 20 июля и свой журнал закончил записью: «Сего числа пополудни в третьем часу явился в команду лейтенанта Харитона Лаптева». [223]
Итак, опись береговой черты Таймыра была закончена. Теперь на карте четко обозначился самый северный выступ огромного полуострова. В те времена достигнуть этого места мог только человек, обладающий упорством и незаурядным мужеством, человек, который способен без колебаний, не считаясь с опасностями и риском, идти только вперед, только к цели.
Судьба Челюскина не баловала. Всей своей жизнью он был подготовлен к этому подвигу. Сын бедного дворянина, мелкого стряпчего, еще с юношеских лет он познал несправедливость, наблюдая, как знатные потомственные дворяне делали блестящую служебную карьеру отнюдь не благодаря своим способностям. Об этом всегда напоминали Челюскину его собственные неудачи — отчисление из академии и медленное продвижение по службе и пожалование в чины. И нет ничего удивительного в том, что сильнее других он тянулся к знаниям, — ведь они открывали для него, может быть, единственный путь к сравнительно благоприятному положению в жизни. С годами накопились у Челюскина солидные знания, запас духовных сил, энергии, настойчивости, без чего он вряд ли сумел бы выполнить труднейшие задачи экспедиции, где часто требовалась полная самостоятельность в решениях и действиях. В беспримерном походе, совершенном Челюскиным, ярко проявился талант моряка, навигатора, исследователя.
Выдающийся русский естествоиспытатель и путешественник академик Александр Федорович Миддендорф, побывавший в 40-х годах прошлого столетия на Таймыре, ознакомившись с маршрутами походов и итогами работ участников Великой Северной экспедиции Прончищева, Челюскина и X. Лаптева, в своем всемирно известном четырехтомном труде «Путешествие на север и восток Сибири» писал: «Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действующих в том крае… он в 1742 году ознаменовал полноту своих деятельных сил достижением самого трудного, на что до тех пор напрасно делались все попытки. При большой настойчивости Челюскин из участников экспедиции всех точнее и отчетливее в своих показаниях». [224]
Путешествуя по Таймырскому полуострову, Миддендорф составил рукописную карту, где назвал «Северный-Восточный мыс», крайнюю северную точку суши Азии, мысом Челюскина. Это название с 1878 года было внесено в международную литературу и карты.