Навстречу судьбе

ГЛАВА ПЯТАЯ

Лес вокруг дороги поредел и остался позади. Прошли не секунды, а минуты, прежде чем машина взобралась на холм и направилась к ферме, расположившейся в долине. Угасающие лучи солнца окрашивали ее каменные, увитые плющом стены в янтарные тона. Дом оказался длинным и низким, со слуховыми окнами на крыше, покрытой красной черепицей. С левой стороны к дому примыкал амбар, все строение располагалось в центре вымощенного камнем двора.

Со всех сторон к усадьбе подступали сады, пестрящие весенними цветами. Белые ставни поблескивали на свету, высокие окна сияли, и Дженна с трудом сдержала слезы. Она сразу поняла, как были счастливы здесь эти люди. Дом был уютным, гостеприимным — таким, каким и полагалось быть дому. Даже напряженно сжатые плечи Маргариты распрямились. Замедлив скорость и наконец остановив автомобиль, Ален испустил глубокий удовлетворенный вздох:

— Наконец-то!

Дженна не знала, что он имеет в виду — то, что долгое путешествие завершено, или то, что Алену удалось вернуться в свою юность. Только одно Дженна знала наверняка — ей здесь искать нечего. В этом доме не было ее родовых корней. С Дженной не произошло ничего похожего на просветление, наоборот, вновь открылась старая, мучительная рана. Горечь вернулась, ошеломив ее своей силой. Дженна даже в воображении не могла представить здесь своего отца. Она понятия не имела, как он выглядел. О ней забыли — и она забыла.

Внезапно Дженна поняла, что оба спутника пристально смотрят на нее, ловя выражения, сменяющиеся на ее лице. Вероятно, ее реакцию сочли слишком мрачной. Несомненно, именно так думал Ален, сосредоточенно уставившийся в лицо Дженны.

Прежде чем он успел заговорить, дверь дома открылась и на пороге появилась молоденькая улыбающаяся девушка.

— Я уже все убрала и приготовила в камине дрова к вечеру, мадам. Прошлые две ночи здесь было довольно прохладно. Звонила мадемуазель Рабье, месье, — добавила она, взглянув на Алена, — и обещала позвонить попозже.

Ален только кивнул, а Маргарита улыбнулась девушке.

— Спасибо, Мари. А сейчас поезжай домой, пока еще не стемнело. Увидимся завтра.

Девушка ушла, бросив любопытный взгляд на Дженну и еще один — на Алена. Дженна поняла, что заинтересовало Мари. Похоже, ей уже не терпелось сообщить новость неизвестной мадемуазель Рабье. Может, эта мадемуазель Рабье — та самая Клодина, что звонила Алену в Париже? Впрочем, это не особенно интересовало Дженну. У нее хватало поводов для беспокойства, и самое главное, что занимало ее, — сумеет ли она заставить себя войти в дом.

Ален занялся багажом, ясно давая Дженне понять, что не собирается силой втаскивать ее в дом. Он ожидал приличного поведения, и мрачный взгляд в сторону Дженны побудил ее к действию быстрее, чем любые слова. Этот взгляд не сулил ничего доброго, и Дженна последовала за Маргаритой в дом, где ее отец провел все эти годы.

Внутри дом оказался вполне современным. Это удивило Дженну и дало Маргарите повод начать разговор.

— Этот дом был совсем запущенным, когда мы купили его, — произнесла она, любовно оглядывая комнату. — Зато камин сохранился, огромный и очень старый. Французы славятся своим умением выкладывать необычные и красивые камины. Как видите, он полностью меняет облик комнаты.

Камин, прикрытый медным козырьком, располагался у толстой стены, разделяющей большую комнату. Затопленный, он согревал помещения по обе стороны от перегородки и создавал в них уютную атмосферу. Ален склонился и поджег заранее сложенные в камине дрова.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — желчно заметил он, а затем словно забыл об обеих женщинах, унося багаж наверх по витой лестнице.

Дженна тоже попыталась не обращать на него внимания, хотя, стоило Алену приблизиться, ей казалось, что даже воздух между ними потрескивает от напряжения. Дженна оглядела старые узкие балки, протянувшиеся под потолком, белые стены и мебель: удобные кресла, сочное, блестящее дерево столов и шкафов. Дженна видела картины, висящие на стенах, но ее мозг решительно отказывался воспринимать их. Возможно, эти картины были написаны ее отцом, а может быть, и нет. Дженна не собиралась расспрашивать об этом.

— Кухня вот здесь, — объясняла Маргарита, ведя Дженну в соседнюю комнату. — В ней мы обычно едим. Конечно, здесь не так красиво, как в доме Алена, зато очень удобно.

Маргарита была права. Блеск белоснежной современной кухонной техники, вделанной в стены, подчеркивался мягким глянцем деревянного стола и стульев, видом наклонных балок потолка и яркой утвари. Стол уже был накрыт к ужину, в середине его стоял букет свежих цветов, и Дженна заметила, как на глаза Маргариты навернулись слезы. Воспоминания были явно мучительными для нее, и Дженна со свойственной ей мягкостью поспешила прийти Маргарите на помощь:

— Какая прелесть! Можно взглянуть на верхние комнаты?

— Конечно.

Маргарита собралась с силами и повела Дженну через первую из комнат, которые они осмотрели. Теперь там весело потрескивал огонь, языки пламени рвались в дымоход и отбрасывали отблеск на стены. Дженна поспешно отвернулась и последовала за Маргаритой по витой лестнице, выходящей на просторную площадку.

— Все спальни располагаются по фасаду дома; это значит, что вид из их окон одинаково хорош. Ванная — в конце коридора, ее окно обращено на сад и лес, но в каждой комнате есть смежная ванная поменьше. Одно время мы думали перестроить амбар и присоединить его к дому, но Расселлу была нужна студия, а амбар идеально подходил для этой цели. Нам ведь и не требовался просторный дом. Трех спален вполне хватало. Думаю, Ален решил поместить вас вот сюда — эта комната предназначена для гостей.

Маргарита открыла дверь, и Дженна увидела, что ее чемоданы уже стоят в комнате — прелестной, просторной и с наклонным потолком. Из окна открывался вид на целые мили полей и лесов. Помещение казалось белоснежным — от белых с оборками занавесок до покрывала на кровати и наволочек, вышитых английской гладью. Впрочем, обивка стоящего в углу мягкого, удобного кресла с шелковыми подушками была красной, как и второго кресла, поменьше, у постели. Дженна застыла как завороженная.

— Какая красота! — На мгновение эмоции слишком переполнили ее, не давая выхода словам. Маргарита взглянула на нее и погладила по руке.

— Я приготовлю ужин. Побудьте пока здесь и разложите вещи, Дженна. Нам обеим надо немного побыть в одиночестве и освоиться здесь. Прошу вас, попытайтесь меня понять.

Маргарита ушла прежде, чем Дженна успела ответить, и тихо прикрыла за собой дверь. Дженна подошла к окну, глядя через поля на отдаленный лес. Должно быть, в положенное время на этих полях появляются маки — маленькие алые пятнышки, напоминание о прошлых годах. Деревья вокруг дома расцветут и дадут плоды, в саду соберут яблоки и вишни и сложат их в вазах на чистенькой кухне. Сколько воспоминаний принесет каждое время года! Как бедны кажутся по сравнению с ними ее собственные воспоминания! Дженна встала на колени у низкого подоконника, закрыла лицо руками и горько расплакалась.

Она не знала, почему плачет — может, от острой горечи, а может, потому, что у нее нет таких же воспоминаний, как у Маргариты и Алена. А может, причиной ее слез стал этот уютный, теплый дом, где жил человек, любивший вместо нее других, чужих для Дженны людей. Как бы там ни было, она плакала, ее сердце молча исходило тоской, разрываясь на части.

Дженна не слышала, как кто-то вошел в комнату. Она слишком забылась в своем отчаянии, но, когда ее подняли и поставили на ноги, к отчаянию прибавилось смущение. Секунду Ален смотрел в ее заплаканные глаза, а затем обнял, прижав к себе, — видно, поняв, что приказами этот плач не остановить.

— Все в порядке, petite, — мягко проговорил он, зарывшись губами в ее волосы. — Этого я и ожидал.

— Какая жестокость… притащить меня сюда… — всхлипнула Дженна. — Что во всем этом хорошего? Одно беспокойство для вашей матери…

— Она не станет беспокоиться, поскольку вы выплачетесь здесь и возьмете себя в руки, прежде чем спуститься к ужину, — сообщил Ален, поднимая за подбородок ее мокрое лицо и пристально вглядываясь в него.

— А как же я? Или мои переживания не в счет?

— Возможно, они вам просто необходимы. Они сломают еще несколько барьеров.

Ален отвел ее волосы со лба и зажал в ладонях раскрасневшееся лицо Дженны. На его лице появилось мягкое выражение. Оглядев Дженну, он вытер слезы с ее щек.

— Поплачьте, Дженна, — мягко предложил он. — Это поможет вам прояснить прошлое. Надо, чтобы в будущем вы были счастливы.

Дженна уставилась на него заплаканными глазами, успокоенная его сильными руками и властным голосом. Как легко было бы просто погрузиться в его глаза и забыть обо всем остальном! Казалось, воздух вокруг снова ожил от его присутствия. Подобного чувства Дженна еще никогда не испытывала.

Ален торжествующе улыбнулся, и волна раздражения, охватившая Дженну, остановила слезы и вывела ее из задумчивости. Это была всего лишь уловка, способ помочь его матери, жестокий эксперимент человека, считающего, что он имеет право на все.

— Безжалостный негодяй! — негромко выпалила Дженна, смаргивая последние слезы.

— Тогда прекратите бороться и смиритесь с моей победой. — Он пристально вгляделся в ее глаза. — Прежде чем покинуть этот дом, вы исцелитесь от боли прошлого.

— Пустите меня! — беспомощно выкрикнула Дженна. — Мне уже надоело, что меня втягивают в неприятные ситуации якобы для моего блага. Вы обращаетесь со мной как с неразумным ребенком!

— Иногда даже большие девочки плачут, — усмехнулся он при виде такого внезапного перехода от слез к ярости. — Кстати, у меня уже появилась привычка постоянно утешать вас.

— Я хочу помочь приготовить ужин, — заявила Дженна и, быстро высвободившись из рук Алена, стала искать расческу. Ей хотелось, чтобы Ален поскорее ушел отсюда, — в его присутствии она чувствовала себя слишком беспомощной. Что-то в этом человеке влекло Дженну, и она всегда поддавалась этому влечению. Но она уже поняла: опасно полагаться на милосердие Алена, поскольку он начисто лишен этого качества.

— На кухню вас никто не звал, — предупредил Ален. — Маме нравится готовить еду самой. Кулинария — ее хобби, и она не позволяет вмешиваться в этот процесс даже самым доброжелательным дилетантам. Наша задача — вымыть посуду после ужина, и предупреждаю, что ее будет много. Беспорядок, неизбежный после артистических усилий, ничуть не интересует мою мать.

— Вы моете посуду? — Дженна обернулась и изумленно уставилась на Алена. Он казался ей слишком спесивым, чтобы заниматься такой грязной работой. Даже Глин не снисходил до этого, а уж Ален тем более казался Дженне воплощением мужского высокомерия, чурающимся низменных домашних дел.

— Конечно, мою — притом весьма искусно! — Внезапно Ален улыбнулся и указал на багаж Дженны: — Пока разберите вещи. Так вы немного отвлечетесь и не станете мешать матери. А после ужина пораньше ляжете спать. Вы приехали сюда, чтобы поправиться и набраться сил.

— Вы заставили меня приехать сюда! — возразила Дженна, заметив, что Ален вновь заговорил повелительным тоном.

— Об этом мы потолкуем через неделю, — предложил Ален, и Дженна решительно встретила его взгляд.

— К тому времени я буду уже в Англии.

— До Англии слишком далеко. — Прежде чем Дженна могла придумать достойное возражение, Ален вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Дженна не могла с уверенностью сказать, кто выиграл эту схватку, но перевес был явно на стороне противника. Странно, но она совсем не чувствовала стыда оттого, что ее застали плачущей. У Алена было, по крайней мере, одно достоинство: он умел снимать напряжение и успокаивать. С другой стороны, если бы не он, успокаивать Дженну не понадобилось бы — она просто отказалась бы от поездки во Францию. Это обстоятельство перевешивало все достоинства Алена.

Ужин был великолепным. Дженна переоделась в мягкое шерстяное темно-синее платье и связала волосы лентой на затылке. Успокоившись, она почувствовала, что обязана своим состоянием усилиям Маргариты хоть немного скрасить первый вечер в этом доме. Дженна по-прежнему не могла считать его хотя бы отчасти своим. Чем больше времени она проводила с матерью Алена, чем дольше дышала воздухом этого дома, тем острее ощущала себя чужой, незваной гостьей, которая явилась сюда, чтобы нарушить покой этого места, вторгнуться в жизнь его обитателей.

Дженна не могла понять, для чего Ален настоял на ее приезде — если только не для того, чтобы заставить ее понять: она не имеет права вмешиваться в их прошлое. В конце концов, Ален был человеком себе на уме и иногда кидал на нее украдкой весьма красноречивые взгляды. От них по спине Дженны пробегал холодок.

Во время ужина Дженна не раз вздрагивала, замечая пристальные взгляды Алена, особенно обращенные на ее блестящие серебристые волосы.

— Какая расточительность! — Маргарита улыбнулась, когда они приступили к десерту — нежной мелкой землянике в меринговых корзиночках с кремовыми загогулинами. — Для земляники сейчас не сезон, она стоит очень дорого, но Ален купил ее в Париже сегодня утром. Полагаю, за ней гонялась одна из многострадальных секретарш Алена.

Ален просто кивнул и улыбнулся, а Дженна с любопытством взглянула на него. У Глина и Неда Кларка была всего одна секретарша, а у Алена, видимо, несколько. Сдержать любопытство было невозможно.

— Вам требуется несколько секретарш, месье? — холодно осведомилась Дженна.

— Одна работает, остальные сидят у меня под каблуком, — насмешливо отозвался Ален, пренебрегая холодным тоном Дженны. Этот ответ не удовлетворил ее любопытство.

— На самом деле достается всем, — объяснила Маргарита, когда Ален отошел к телефону. — Ален слишком много работает и того же требует от других. Одному секретарю просто не справиться с такой нагрузкой. Ален — финансист, Дженна, глава компании Лемаршана и Клемана. Эту ношу он унаследовал от отца. Название компании осталось прежним, но теперь в ней нет никаких партнеров. Вся ответственность лежит на Алене, и я рада, что удалось вытащить его сюда, заставить передохнуть хотя бы несколько дней, но полагаю, вечером в воскресенье он помчится в Париж, несмотря на мои протесты. Мой сын редко отдыхает. В финансовом мире не бывает затишья.

Теперь Дженна поняла, откуда у Алена такой великолепный дом на окраине Парижа. Она поняла, откуда у нее взялось ощущение, что Ален способен купить за наличные всю улицу, где она жила. Вероятно, он действительно мог это сделать, и уж конечно, ему ничего не стоило выложить крупную сумму за ее долю этого дома, достаточную, чтобы соблазнить любого.

Но зачем он настаивал на ее приезде? Почему отказывался приступить к делу, пока она собственной персоной не прибыла во Францию?

Она продолжала размышлять, когда Ален вернулся в комнату и улыбнулся матери.

— Звонила Клодина, — сообщил он. — Она рвалась приехать сегодня же и поболтать, но я убедил ее, что все мы устали и засыпаем на ходу.

— Я и вправду засыпаю, Ален, — мирно подтвердила Маргарита. — Но если ты хочешь встретиться и поболтать с Клодиной или прогуляться с ней при луне…

— Как романтично! — рассмеялся он, садясь, чтобы допить кофе. — У этой идеи всего один недостаток: сегодня луна отсутствует. И потом, Дженна должна ложиться пораньше, пока она здесь.

— Надеюсь, вы не собирались прихватить и меня на романтическую прогулку с подругой, — колко отреагировала Дженна, вспыхнув при мысли, что с ней намерены обращаться как с инвалидом. — Я уже видела свою комнату и вполне смогу добраться до нее — если, конечно, вы нарисуете приблизительный план!

Маргарита рассмеялась, услышав, как надерзили Алену, а тот устремил на Дженну насмешливые глаза.

— Ничуть не сомневаюсь в вашей способности разыскать свою постель. Я опасался только, согласны ли вы лечь так рано. Помните, вы сюда приехали подкопить силенок.

— Я помою посуду, — со сдержанной яростью произнесла Дженна. Ей еще не хотелось спать, а вдобавок разбирало любопытство, что за фея сумела околдовать Алена Лемаршана, посему она намеревалась задержаться внизу и выяснить это.

Маргарита не стала возражать. Она унесла свою чашку в другую комнату, а Ален остался на кухне. Он прошелся по ней и открыл дверцу машины, стоящей в ряду белоснежной кухонной техники.

— Посудомоечная машина, мадемуазель, — насмешливо объявил он. — Мы загрузим ее вместе, n'est-ce pas? Своим искусством мытья посуды я обязан этой машине. Она еще ни разу ничего не разбила.

Он попросту перехватил инициативу из рук Дженны и поставил ее в глупое положение. Дженна пришла в ярость. О, если бы ей удалось когда-нибудь осадить этого человека! Она мгновенно забыла о недавней грусти, сейчас ее прямо-таки распирало от негодования. Дженна принялась вытирать верхние полки с ненужным рвением и выругалась шепотом, забрызгав платье.

Когда она подняла голову, оказалось, что Ален небрежно прислонился к столу, наблюдая за ней.

— Не хотите ли прогуляться по саду перед сном? — серьезно спросил он.

— В темноте? — уточнила Дженна, и Ален усмехнулся.

— Вокруг дома есть фонари, а у пруда позади дома — прожектора. Может, это вас успокоит.

— Благодарю вас, я совершенно спокойна! — фыркнула Дженна, покраснев от досады.

— Отлично, ma chere. Тогда посидим у огня вместе с моей матерью.

— Может, хватит? — вспылила Дженна. — Я не нуждаюсь в постоянном надзоре. Я еще не выжившая из ума старуха!

— Мне и в голову не приходило считать вас старухой, — пробормотал Ален, внезапно обведя взглядом фигуру Дженны. — А если вы так устали от моего надзора, могу откланяться.

Ален вышел, а Дженна осталась в кухне, не очень довольная собой — она проявила явную неблагодарность, вела себя несдержанно, по-детски. В голове у нее всплыли слова, сказанные Аленом несколько дней назад: "Заденьте меня, и я начну кусаться". Кажется, он решил осуществить свою угрозу. Дженна поспешила за ним, чтобы извиниться, но в гостиной Алена не оказалось. Он ушел спать, объяснила его мать, и вскоре обе женщины последовали его примеру, убаюканные уютом и тишиной дома.

В своей комнате Дженна разделась и легла, но заснула не сразу, опасаясь прилива горечи, которого так и не дождалась. Ее недавно приобретенная горячность, видимо, прогнала горе, а может, властность Алена настолько потрясла ее, что заставила на время забыть об отце — даже здесь, в доме, где он жил.

Разумеется, этому надо положить конец. Дженна не собиралась задерживаться здесь. Когда Ален отправится в Париж, она вернется вместе с ним и улетит домой. Дженна считала выполненным не только свой долг перед Маргаритой, но и перед отцом — ради самой Маргариты. Что касается Алена Лемаршана, Дженна не чувствовала себя обязанной ему. Вероятно, такого человека опасно иметь своим начальником, сонно усмехнулась она. Он способен загонять подчиненных до изнеможения.

Мягкий свет затопил комнату, и Дженна изумилась, открыв глаза. Еще сильнее она удивилась, обнаружив, что свет исходит от полной и яркой луны, плывущей в ночном небе подобно серебряной колеснице. Ален сказал, что сегодня луны не будет и потому прогулка с Клодиной не состоится. Это была неправда. Или луна явилась нежданно?

Дженна прикрыла глаза и стала засыпать, не в силах отделаться от навязчивой мысли. Он предложил ей прогуляться — очевидно, имея в виду лунный свет, а не фонари вокруг дома. Что он затеял? Все это следовало тщательно обдумать — предпочтительно после возвращения в Англию, поскольку Дженна уже успела проникнуться убеждением, что рядом с Аленом Лемаршаном оступаться опасно.

Дженна спала допоздна и на следующий день спустилась вниз с чувством раздражения и вины. Ее обрадовало только то, что Алена дома не оказалось, и никто не пронизывал ее безжалостными взорами.

— Ален отправился с визитом к родителям Клодины, — сообщила Маргарита, накрывая стол к завтраку. — Эта девушка — воплощение энергии. Она была здесь уже в половине восьмого, пришла пешком. В сущности, я не удивилась бы, узнав, что она пробежала всю дорогу. Ален отвез ее обратно на машине — он просто не мог отказать ей. Клодина влюбилась в него еще девочкой, ее родители тоже благоволят к нему.

— Она живет далеко отсюда? — Дженна задала вопрос из необходимости хоть что-нибудь сказать. Теперь, днем, бойкая Клодина не особенно интересовала ее. Дженна просто радовалась отъезду Алена. Ей казалось, что в отсутствие этого человека к ней возвращается рассудок.

— В замке, — ответила Маргарита, садясь выпить кофе за компанию с Дженной. — Отсюда не видно, но до него не больше шести миль. Когда мы впервые прибыли сюда, родители Клодины только что купили его и упорно трудились, чтобы вернуть ему былую красоту и славу. Им принадлежал ресторан в Париже, но их вдруг потянуло на лоно природы. Заброшенный замок они превратили в маленький отель и ресторан. Когда-нибудь мы поужинаем там — у них отличная кухня.

Эта мысль вызвала у Дженны приступ тревоги. Маргарита говорила так, словно они собирались остаться здесь на годы. Поужинать в замке "когда-нибудь" означало, что им не к спеху, а на взгляд Дженны, им было очень даже к спеху. Она хотела домой, мечтала оказаться подальше от Франции и Алена. Мысль о школе была настолько успокаивающей, что Дженна с отчаянием ухватилась за нее.

Дженна заканчивала завтрак, когда к дому подъехал Ален — один, без спутницы. Маргарита с удивлением отметила это.

— Клодина не отходит от Алена ни на шаг, когда он приезжает сюда, — пробормотала она. — Я думала, они вернутся вместе только ко времени его отбытия в Париж.

Дженна обрадовалась отсутствию Клодины. Она не собиралась притворяться, уверяя, что ей нравится здесь, и не хотела видеть еще одну свидетельницу жизни, протекавшей в этом доме с участием ее отца.

— Как вы себя чувствуете сегодня? — Ален вошел, снимая пиджак. Он был в джинсах и белой рубашке с открытым воротом и закатанными на мощных смуглых руках рукавами. Дженна с трудом сдержала невольную дрожь, вспоминая, как эти руки обнимали ее вчера. Это чувство возникло неожиданно, переполнив Дженну, и она забыла ответить на вопрос. — Дженна! — Ален настойчиво взглянул на нее, и девушка виновато покраснела.

— Прекрасно, благодарю.

— Вот и хорошо! Тогда пойдемте со мной. — Ален взял Дженну за руку, почти сдернув со стула, и без лишних слов потащил прочь из кухни. Маргарита промолчала. Она просто осталась на своем месте, а Дженна увидела, что ее ведут к двери, и была слишком удивлена, чтобы возражать.

— Куда я должна идти? — Зашагай Ален чуть быстрее, земля уплыла бы из-под ног Дженны. Она изумленно воззрилась на своего спутника.

— Со мной, — мрачно объявил он. — Я не стал объяснять, куда, при матери. Впрочем, неважно. Обойдемся и без объяснений.

Внезапно Дженна поняла, о чем он говорит. От внимания Алена не ускользнуло, что прошлым вечером Дженна решительно пренебрегла имевшимися в доме картинами. Дженна остановилась как вкопанная.

— Я не пойду в амбар!

— Нет, mon Dieu, пойдете! — Ален крепче сжал ее руку и взглянул на Дженну в упор. — Ваш отец был художником, пользовался известностью во Франции, его любили, им восхищались. Его дочь не уедет отсюда, так и не повидав его работ!

— Не хочу! Я ничего не хочу видеть!

— Делайте, что вам говорят, мадемуазель. Вы пойдете в амбар и подниметесь в его студию. А если вы не прекратите капризничать, я отнесу вас туда!

— Как вы смеете! — вскипела Дженна. — Да кто вы такой?!

— Я — друг Расселла, сын своей матери и тот человек, который поможет вам одолеть прошлое. — Ален развернул Дженну лицом к себе, и его глаза снова стали безжалостными. — Когда вы так и не приехали повидать его перед смертью, я поклялся, что заставлю вас узнать правду и забыть ту легенду, что вбивали вам в голову с самого детства. Я знал Расселла Брайанта — в отличие от вас!

— Я знала все, что требовалось знать, — яростно напомнила ему Дженна. — Меня просто безжалостно бросили!

Ален не стал продолжать спор. Глянув на решительное лицо Дженны, он быстрым движением подхватил ее на руки, внес в сумрачный амбар и стал подниматься вверх по деревянной лестнице. Дженна отбивалась отчаянно, но безуспешно. На верхней площадке Ален поставил ее на ноги.

На первый взгляд в амбаре не было ничего особенного: здесь царил полумрак, ощущался обычный для амбаров запах соломы и пыли, к которому примешивался сладковатый аромат яблок. Ничто вокруг не напоминало студию, и на минуту Дженна предположила, что Ален просто решил напугать ее, со своей обычной жестокостью поставив в неловкое положение. Воспользовался очередной возможностью, чтобы смутить. Ален заметил упрек в ее глазах, да и сам он выглядел раздраженным.

— У меня нет ни времени, ни желания вести нелепые игры, — фыркнул он. — Идем.

Крепко схватив Дженну за запястье, он повел ее к двери. До сих пор Дженна видела вокруг только обычную для амбара обстановку — сено, ящики с яблоками, садовые инструменты, — но вторая половина верхнего этажа, поделенного надвое, оказалась совсем иной, настолько иной, что, когда Ален отпустил ее руку, Дженна сама охотно пошла вперед.

Во второй половине была устроена студия, причем очень удачно. Дженна сразу поняла, что с этой стороны освещение гораздо лучше и потому художнику не понадобилось даже дополнительное окно в крыше. В студии было чисто убрано, запахи краски и растворителей преобладали над ароматами сена и яблок. Нигде не было ни пылинки.

В комнате стояло два мольберта с незаконченной картиной на одном из них. Дженна сразу заметила ее, но не стала всматриваться. Все вещи вокруг были разложены в строгом порядке, банки с кистями и краски помещались на чисто выскобленных полках. В углу комнаты были сложены полотна — Дженна не знала, законченные это вещи или наброски, — но ее внимание приковала, заставив застыть на месте, единственная вещь — кресло возле низкого окна, откуда открывался вид на долину и лес вдалеке. Кресло было старым, уютным на вид — излюбленный предмет обстановки, бережно хранимый долгие годы. Рядом стоял столик, на нем лежала курительная трубка, словно забытая здесь минуту назад.

Дженна оказалась не подготовленной к волне чувств, захлестнувшей ее, к величайшей опустошенности, сознанию потери, скорби и горечи. Впервые в жизни она почти видела отца. Раскаяние и боль стиснули ее сердце, заставив затаить дыхание. Круто повернувшись, Дженна бросилась мимо удивленного Алена к двери и сбежала по лестнице прежде, чем он сумел остановить ее.

— Пустите меня! — Его ладонь стиснула плечо Дженны, и она отбросила ее. Алену пришлось прижать ее к себе, чтобы сдержать сопротивление.

— Я жесток, n'est-ce pas? — усмехнулся он, крепко обнимая вырывающуюся Дженну. — Да, я действовал решительно и злобно, принуждая вас встретиться с призраком. Ведь там обитает призрак, верно, Дженна? Безобидный с виду, но упрямый призрак, который взывает к вам.

— Никого там нет! Это ваши воспоминания, а не мои. Мне нечего вспоминать, и я никогда не стану этого делать! Можете поступать, как вам вздумается, но факты ничем не изменить. Человек, которого вы знали, — чужой для меня, и, как бы вы ни старались, я не стану считать его родным.

Вместе с болью ее наполнила ярость, голос повысился, вызвав раздражение Алена.

— Значит, в вас нет ни доброты, ни воображения, ни милосердия. Как мучительно, наверное, постоянно помнить о своей правоте, мадемуазель!

— У меня много воспоминаний, и все они связаны с прошлым, — горько проговорила Дженна.

Ален отпустил ее с недовольным выражением.

— Вы не желаете взрослеть, — резко заметил он. — Я только зря теряю время. У меня есть немало дел и поважнее.

— Так займитесь своими делами и оставьте меня в покое! — взорвалась Дженна. Она с трудом сдерживала слезы. Ален не знал, каким потрясением для нее было подняться по старой лестнице и очутиться в комнате, похожей на маленькую капсулу с прошлым внутри, в комнате, где действительно обитал призрак. Потрясение сделало ее решительной. — Отвезите меня на ближайшую станцию. Я сама доберусь до Парижа, — сердито закончила она.

— Конечно. Я вам подыграл, верно? — Ален угрожающе надвинулся на нее. — Теперь вы сможете уверить себя, что все ваши худшие предположения оправдались, что я привез вас сюда с единственной целью — сомнительным способом вынудить вас к отказу от наследства.

— Да заберите вы себе это наследство! — вспылила Дженна. — Мне оно не нужно. Я даже видеть не хотела этот дом. Свою долю я отпишу вашей матери — можете передать, что вы ее купили: она будет довольна, а вы сэкономите. Должно быть, вам нет дела ни до чего, кроме своей прибыли.

Ален нахмурился столь грозно, что Дженна была готова бежать, но такой возможности ей не представилось. Одним прыжком Ален нагнал ее и схватил, отчего душа Дженны ушла в пятки.

— Вы всего лишь избалованная, капризная девчонка, — заявил он, — получившая в наследство от матери непомерный эгоизм.

— Откуда вам знать, какой была моя мать?

— Я знал вашего отца — в нем не замечалось таких черт. Откуда же они взялись у вас, как не от себялюбивой красотки? Но теперь уже слишком поздно. Вы превратились в ее подобие. Слава Богу, что Расселл этого не увидел!

Его слова ранили, как тонкие, острые кинжалы, и Дженна вскинула руки, уязвленная до глубины души, желая ответить ударом на удар. Но она не смогла даже дотянуться до его смуглого, надменного и рассерженного лица. С гневным возгласом Ален схватил ее за плечи, прижал к себе, склонился и закрыл ей рот поцелуем.

Дженна в панике уперлась ему в грудь — жалкая попытка оттолкнуть его, избежать прикосновения его губ, бесполезное усилие. Это было все равно, что отталкивать неподвижную скалу — гибкое, сильное тело не поддавалось слабым женским рукам. Весь он был одержим яростным желанием проучить ее, и Дженна застонала, когда их губы соприкоснулись.

Только когда Дженна обмякла в крепких объятиях, Ален отстранился и поднял голову. Губы Дженны припухли и ярко выделялись на бледном лице. Казалось, ее испуг только сильнее разъярил Алена. Он зловеще сжал губы, с угрозой устремив на Дженну взгляд темных глаз.

— Вы превратили меня в дикаря, в чудовище, — тяжело дыша, проговорил он. — Ни к одной женщине я не испытывал подобных чувств. Вы невозможны, вы способны вызвать только раздражение, а не страсть. Вы были правы, мадемуазель, — вам здесь не место. Сомневаюсь, найдется ли вообще на свете место, где вы будете чувствовать себя уютно, кроме, может быть, стерильного прозябания, уготованного вам в Англии. Чутье верно призывает вас поскорее убраться туда, и в этом вы совершенно правы!

Ален неожиданно отпустил ее и пошел прочь из амбара, а Дженна присела на нижнюю ступеньку пыльной деревянной лестницы. Девушка дрожала, как лист в грозу, ошеломленная и обессиленная. Она робко поднесла руку к лицу, и еле слышный, сдавленный крик вырвался из ее ноющих губ. Ален вынес ей приговор, и исходящая от него теплота, которую Дженна ощутила при первой встрече, исчезла навсегда. Он был готов на все в желании заставить ее увидеть то, чего Дженна не хотела видеть.

Машина Алена промелькнула мимо двери амбара. Он торопливо уезжал, даже не заглянув в дом. Ясно, почему: чтобы не встревожить мать. Дженна закрыла ладонями пылающее лицо. Она тоже не могла вернуться в дом: Маргарите будет достаточно взглянуть на нее, чтобы понять, что произошло.

Дженна неуверенно встала и вышла за дверь. Алену что — он мог просто сесть в машину и уехать. А ей некуда бежать, негде спрятаться, пока она не придет в себя. Уйти куда-нибудь она могла только пешком. Опасливо оглядевшись, она побрела прочь от дома, выбрав узкую, извилистую тропу, ведущую в сторону от подъездной аллеи.