Найди меня под облаками

Глава 1

Пакеты были очень тяжелыми. В каждом по десять кило. В одном пшено, в другом рис. Эти крупы Полине достались даром. В них завелись жучки, и их собирались выбросить, но она взяла. Ничего страшного, переберет, промоет и сварит кашу «Дружба» на пару сотен человек. Тем более у нее было сухое молоко, тоже просроченное, но всего на недельку.

— Поля, давай помогу! — услышала она знакомый голос. — Ты же надорвешься сейчас.

К ней, чуть прихрамывая, спешил сосед, Эммануил Андреевич. Он был уже в возрасте и не мог похвастаться богатырским здоровьем, а вот хорошими манерами — да. Полина познакомилась с ним несколько месяцев назад. Неблагодарные внуки отселили старика, чтобы он не мешал им. Да не купили ему квартиру, сняли. А сами остались в трешке в центре. Эммануил Андреевич, или, как все его называли, дядя Лу, не был на них в обиде за это. И со своей небольшой пенсии сам оплачивал коммуналку, а еще копил на подарок внуку, тому вот-вот стукнет двадцать. А внучке уже двадцать пять. Она художница, и ей необходима студия. В доме, из которого выжили деда, много света и пространства. Дядя Лу показывал Поле работы внучки, она их хвалила, а про себя думала, так нарисует и двенадцатилетний.

— Опять бомжей кормить будешь? — спросил старик, взяв у нее один из пакетов.

— Кто-то должен.

— В наши времена за тунеядство статья была. Не приносишь пользу обществу, в тюрьму, там и покормят.

Полина промолчала. Спорить с дядей Лу бесполезно, он на все имел свое мнение и до конца его отстаивал. Можно сказать, с пеной у рта. Поэтому постоянно вступал в дебаты с бабками у подъезда, и они его не любили. Специально занимали всю лавочку, чтобы сосед не садился рядом. Приходилось дяде Лу отходить к дальней, у гаражей, а там шум, запахи выхлопных газов да сварки, и зачастую неприятные зрелища: то кто-то мочится, то по пьяному делу дерется (многие мужики туда побухать с друзьями ходили, а не машину починить).

— А твой-то Ханурик где? — задал еще один вопрос Эммануил Андреевич. Они как раз к подъезду подошли.

— На работе.

— Да ладно? Устроился наконец.

Хануриком он называл молодого человека Поли. Тот был маленьким, худеньким, а по мнению дяди Лу, еще и бесполезным. Типичное домашнее животное, заведенное для радости, но по факту приносящее лишь проблемы. То блохи у него, то глисты, то лишай, а еще он в тапки гадит.

Звали парня Поли Макаром. Имя внушительное. Фамилия тоже — Богатырев. Услышишь сочетание, представишь здоровяка на армейском «уазике», любителя охоты, рыбалки, баньки с веничком, который гнет сковородки, играючи валит деревья, разгоняет хулиганов одним своим грозным видом. Но ее Макар был не из таких.

Познакомились они в конце марта, но погода была не весенней. Стоял ужасный холод, дул ледяной ветер, сыпал снег, она бежала к метро, чтобы поскорее оказаться в помещении. Тут же стала отряхиваться, сбивать с ботинок снег. Сделав это, направилась к турникетам, как заметила охранника метро, что за шкирку тащил какого-то паренька на выход. Она не могла не отреагировать.

— Что вы творите? — вскричала она и бросилась на защиту бедолаги. — Разве так можно?

— Девушка, не лезьте, — процедил охранник.

— А вы не превышайте полномочий! Этот парень дебоширил? Или он пьян? — Она запаха алкоголя не чувствовала, да и хрупкий паренек не производил впечатления опасного типа.

— Трется тут уже два часа. Явно что-то замышляет. И документов у него нет.

— Это не повод хватать за шкирку.

Охранник, туповатый на вид, со свернутым конопатым носом, разжал кулак и переключился на Полину.

— Самая умная? — Он говорил «окая». Приехал из глухой провинции, устроился на то место, которое давало хоть какую-то власть, и теперь самоутверждается. — А ну-ка свои документы предъяви.

— И не подумаю. Вы не полицейский, а простой охранник метрополитена.

— Ментов вызвать?

— Если вам больше заняться нечем…

Как оказалось, да. Охранник послал какой-то сигнал по рации, и вскоре к ним подошел усталый дяденька в форме.

— Что тут у нас? — спросил он.

— Подозрительные люди. Особенно этот. — И указал на паренька.

Точнее, на того, кто выглядел как подросток издали. Рассмотрев его, Поля поняла, что тому уж под тридцать. Просто он компактный и очень миловидный. Черты лица точеные, ресницы до бровей достают, кожа нежная, без щетины. А в темно-русых волосах седина пробивается. Она и выдает возраст.

— У меня рюкзак украли, — выпалил парень. — Там все, в том числе документы. Я Макар Сергеевич Богатырев из станицы Славянской Краснодарского края.

— Когда это случилось?

— Сегодня, как приехал. В метро кто-то тиснул, и мне пришлось торчать в фойе, чтобы буран переждать.

— Буран? — Мент хмыкнул.

— Я с юга, у нас другая погода сейчас.

— Заявление писал?

— Нет, я не знал, куда пойти. А тут ваш цербер начал на меня гавкать.

— Ладно, пошли со мной, напишешь.

И он повел Макара за собой. Полина не могла его оставить, она привыкла помогать людям, поэтому устремилась следом.

— Вы, девушка, ему кто? — спросил полицейский.

— Я просто случайная прохожая, возмущенная несправедливостью.

— Не перевелись еще неравнодушные люди в Белокаменной. При вас-то документы имеются?

— И паспорт, и СНИЛС, и даже страховой полис.

Полина родилась и выросла в Москве. Более того, она имела свою квартиру, пусть маленькую и не в лучшем районе. От бабушки досталась. С двадцати пяти она в ней проживала, это, считай, уже три года. Когда въезжала, думала, вот сделаю ремонт, уют создам, и как заживу… Но ни денег, ни времени не нашла на то, чтобы хоть что-то в квартире поменять, кроме занавесок, смесителя и постельного белья. Полина работала в детском саду воспитателем, потому что любила малышей. Знала, своих у нее никогда не будет. В двадцать четыре она перенесла страшную операцию, после которой пыталась отравиться. Поля не видела жизни без полноценной семьи с надежным мужем и детишками. Но когда ее откачали и она более-менее пришла в себя, к ней подошла Завотделением. Женщина взрослая, суровая, державшая в узде весь коллектив. У нее даже санитары не выпивали. Она присела к больной на койку и сказала:

— Думаешь, ты одна такая несчастная, бесплодная? Я тоже.

— У вас же два сына, внуки…

— Да. Обоих пацанов взяла из детского дома и воспитала, как своих. Сейчас один реаниматолог, второй работает на радио. И у того, и у другого матери были пьяницами и наркоманками. Никто их не брал, а я не побоялась.

— Но я хочу своих.

— Они твоими и станут. Когда я прихожу к внучке на утренники, все говорят, она копия бабушка. А мы не кровные. Так что хватит жалеть себя. Начни…

— Жалеть других?

— Нет, сострадать. Это разные понятия.

Поля много думала над словами женщины и первое, что сделала, когда выписалась, это уволилась со своей высокооплачиваемой работы. Она была помощником руководителя у топ-менеджера крупной компании. Не по блату устроилась, а прошла жесткий отбор, чтобы только стажером стать. Через три месяца ее взяли в штат. Когда она принесла начальнику заявление об увольнении по собственному желанию, тот, мягко сказать, удивился. Пытался отговорить, сулил повышение зарплаты. Но Поля все для себя решила. Имея диплом психолога, она легко устроилась в детский сад (желающих работать за копейки было немного). Потом, когда переехала в бабушкину квартиру и вынуждена была поменять садик, стала воспитателем.

С волонтерами она контактировала давно. Их компания устраивала показательные акции, чтобы улучшить свой имидж. Этим занималась Полина. Уволившись, не бросила это дело. Более того, стала посвящать ему больше времени. Она всегда была доброй, неравнодушной. В детстве тащила в дом бездомных животных, а иногда людей. Как-то отец пришел с работы, а на их кухне сидит заросший волосами мужик в его старых вещах и наворачивает борщ. Он узнал в нем бомжа с ближайшей помойки, быстро выпроводил его, заставил дочку все помыть с хлоркой, а ванную, в которой гость бултыхался, аж трижды.

Папа строго-настрого запретил Поле впускать в дом посторонних. И она больше этого не делала. Долгие годы. Однако когда поняла, что Макару некуда податься, решила его приютить. Видно же, что нормальный парень, не бандит, не бродяга, просто невезучий. Поля накормила его, уложила в кухне на диван. Парень тут же отключился, изнервничался, устал. А Поля взяла в руки планшет и стала искать следы Макара Богатырева в Сети. Доброта не синоним наивности. Если б она поняла, что он врун, мошенник, тут же выгнала бы. Но ее новый знакомец не обманывал. В одной из сетей она нашла его профиль. В нем фото немного, но все с кубанским колоритом. Везде с друзьями. Ни на одном снимке нет девушки. Значит, свободный.

Утром, когда оба проснулись, Поля спросила:

— Ты в Москву зачем приехал?

— На заработки, как и все.

— Уже знаешь, куда устроишься?

— Я монтажник-высотник, тут для меня полно работы. И предложения были от земляков. Но пока документы не найдутся, меня никто не возьмет.

— Надо новые делать.

— То есть мои сгинули?

— Скорее всего.

— А по моему паспорту микрозаймов никто не наберет? — перепугался Макар.

— Ты написал заявление о его утере в полицейском отделении. Если что, оспорим. — Она употребила множественное число. То есть уже тогда разделила с Макаром его проблемы. А по факту, взвалила на себя.

Поля бегала с ним по инстанциям, договаривалась, а еще давала кров, кормила. Она оформила на Макара сим-карту, отдала ему старый, но не древний, телефон. Ее удивляло то, что он не звонит родным.

— Ты сирота? — спросила она.

— Почему? Нет. Есть родители, братья-сестры. Просто я с ними не общаюсь.

— По какой причине?

— Я паршивая овца.

И закончил на этом.

Когда документы были готовы, Полина и Макар уже состояли в любовной связи. Они спали в одной кровати, вместе ходили по магазинам, готовили, убирали. В хозяйстве от сожителя был прок. Он и гвоздь мог вбить, и борща наварить, и за тремя котами туалеты помыть. Но от волонтерства Макар отказался сразу. Категорически! А бездомные вызывали у него презрение. Что странно, ведь он мог оказаться среди них, если бы Полина ему не помогла. Пусть не на всю жизнь, но не несколько дней! И он не отказался бы от тарелки каши, горячего чая, теплых варежек…

— Нет, ты не права, — вставал в позу Макар, когда она пыталась его переубедить. — Я подачек не принимаю. Только помощь, и то не от всех. Будь на твоем месте другой человек, я бы дал себя вышвырнуть в буран.

— Чем же я отличаюсь от остальных?

— Всем. Ты даже не лучик… Ты солнышко. Таких больше нет. — И принимался целовать ее круглое и некрасивое лицо.

Да, Поле с внешностью не повезло, она уродилась дурнушкой! Поэтому сама удивлялась тому, что ее взяли работать в крутой офис. Мелкие черты лица, толстые щеки при общей худобе, волосы цвета сена. Они оставались такими даже после покраски в салоне. Ее природный пигмент доминировал над немецкими профессиональными средствами. Два-три раза голову помоешь, и вот он — осенний стог.

К Поле нужно было привыкнуть, чтобы увидеть ее внутреннюю красоту. Поэтому в нее никто не влюблялся с первого взгляда. Макар не исключение. Он три недели спал в кухне, прежде чем поцеловал ее. Богатырев не робел, просто не видел до этого в Поле женщину.

Получив документы, он стал искать работу. Нужна была высокооплачиваемая (не для того в столицу ехал, чтобы получать как дома). Но конкуренция оказалась огромной, и у остальных уже имелись свои клиенты, а также оборудование. Поля находила Макару шабашки. Ими он не брезговал. Пару-тройку раз в месяц выходил на работу. Все, что ему платили, отдавал Полине. Но это были не деньги, а просто слезы.

Дядя Лу не одобрял ее выбора. О чем говорил в лицо, как привык. Они жили на одной лестничной клетке и периодически встречались. Эммануил Андреевич как будто ждал, когда Поля выйдет, чтобы с ней пообщаться. А с кем еще? Другие соседи его на дух не переносили. Внуки не навещали. А он к ним ездил часто. Возвращался либо сердитым, либо расстроенным, и даже с Полиной не хотел беседовать. Закрывался у себя на день-два.

— Куда твой Ханурик устроился? — спросил дядя Лу, когда они зашли в лифт.

— В крупную клининговую компанию.

— Уборщицей?

— Мойщиком окон в небоскребах.

— Тю…

— Фирма обслуживает «Москва-Сити».

— И что?

— Вы просто не в курсе, но там очень крутые офисы и квартиры, услуги клининга стоят огромных денег, и работники отлично получают.

— Ладно, поглядим, сколько он тебе принесет.

— Вы все равно не узнаете, я вам не скажу.

— Милая моя, я хромой и вижу плохо, но слух у меня, как у орла. Я иногда слышу ваши разговоры, и знаю, что ты мечтаешь о новом телевизоре. Чтоб с этим… как его?

— Вай-фаем?

— Ага. И если твой Ханурик тебя любит, он с первой же зарплаты купит тебе его.

— Это дорого!

— В кредит. У него ж теперь постоянная работа. Только чует мое сердце, быстренько он ее бросит. А тебе что-нибудь наврет…

— Да что вы к Макару придираетесь? — вспылила она.

— Не нравится он мне, а ты очень. Поумнеть бы тебе еще… — Они вышли из лифта, дядя Лу поставил пакет на коврик у двери Полины. — Не обижайся на меня, ладно? Я все это не со зла говорю. Просто смотрю на тебя и думаю, вот мне бы такую внучку…

Голос его чуть дрогнул. Поле показалось, что и глаза увлажнились. Она хотела сказать дяде Лу как минимум, что не обижается, но он развернулся, быстро доковылял до своей двери и скрылся за ней.

Полина тоже зашла в квартиру.

Сегодня у нее был выходной. Но отдыхать некогда, нужно перебрать крупы (а до этого сбегать за ними в магазин — там Полю знали и звонили, если что-то появлялось из некондиции), замочить сухофрукты для компота, потом поехать на старой газели модели «Соболь» в столовую, на кухню которой их пускают, там приготовить вместе с товарищами полноценный ужин на толпу бездомных, накормить ее, прибрать после мусор, а по возвращении домой еще и Макару ужин приготовить. Он наверняка вернется усталым, продрогшим, голодным, конечно же, и ее обязанность его порадовать. Она почти его жена. Если не будет щей или жареной картошки на сале, его любимой, Макар слова не скажет, сварит себе пельмени, но наверняка подумает: для бомжей первое, второе и компот, а для любимого полуфабрикаты.

И Поля, засучив рукава, принялась, как в народе говорится, шуршать. Крупа, сухофрукты, тут еще и мясо надо разморозить, а потом бульон сварить, чтобы вечером в него накидать овощей и картошки и накормить Макара щами. Салат накрошить дело трех минут. Можно еще испечь быструю ватрушку.

— Интересно, купит он мне телевизор? — не покидала подброшенная дядей Лу мысль.

Она давно бы приобрела его сама, если бы не Макар. Она умела даже со своей скромной зарплаты откладывать по две-три тысячи. Десять месяцев, и вот он — телевизор. Пусть не самый большой и современный, да еще мало уважаемой некоторыми фирмы. Но она обращала внимание на бренды, только когда работала в корпорации. Ей приходилось покупать айфоны, айпады, одежду и сумки с логотипами. Поля никому не говорила, что все это она берет на «Авито». Кто-то надел костюм два раза и больше не может в нем появиться на людях, а она запросто. А телефоны с выходом новой модели резко падали в цене. Их можно было и в магазине приобрести.

В дверь позвонили. Поля бросилась открывать.

На пороге стоял дядя Лу. В его руках большой пакет замороженной клюквы. Кило на три.

— Возьми, сваришь как-нибудь своим бомжам морс, — сказал он и, сунув пакет ей в руку, удалился.

— Спасибо, — крикнула Полина вслед.

Старик только отмахнулся.

Хороший он в глубине души, только несчастный.

Глава 2

В душевой было много народу. Их, мужиков, человек пятнадцать, в соседней, женской, еще полдюжины. Все они закончили работу и теперь приводили себя в порядок перед тем, как пойти домой. Макар был в легком шоке. Он четыре года работал монтажником на высоте, утеплял, укреплял здания, чинил карнизы, обслуживал офисные кондиционеры, но с ним и его коллегами никто не нянчился. А тут… Просто лакшери курорт! Одежду, обмундирование выдают, плюс рации, чтобы связываться друг с другом, а еще воду, снеки для перекуса. Через пять часов полноценный обед с горячим. Потом еще столько же нужно проработать, и все! Водные процедуры тоже входят в двенадцатичасовой рабочий день. График два через два. Зарплата как две Полиных. И это стартовая. Наберешься опыта, станешь быстрее мыть окна, она повысится. А сумеешь выделиться и занять место бригадира, будешь деньги мешками таскать. Два требования к работникам: не халтурить и не воровать.

Самое удивительное, что Макар нашел эту работу по объявлению. Точнее, рекламному буклету. Вынул его из почтового ящика. Прочитал, заинтересовался, позвонил. Позвали на собеседование. Оказалось, он подходящий кандидат: опыт работ на высоте очень приветствовался.

За сегодня он, конечно, устал, но не до изнеможения. А после душа вообще чувствовал себя бодро.

— Макарыч, как тебе первый день? — обратился к нему парень по кличке Дробовик.

Когда-то он случайно выстрелил из этого оружия себе в ногу, но это ранение спасло его от скоропалительной женитьбы на первой давшей ему девчонке. Пока в больнице лежал, невеста загуляла, и Дробовик от своего намерения отказался. Потом узнал, что на ней пробы негде ставить, и набил на руке изображение своего спасителя. Эту историю он рассказал Макару, когда они работали — Дробовик был его куратором.

— Мне все понравилось, — ответил ему Богатырев.

— Да, у нас тут все условия созданы для рабочего класса. Поэтому каждый за место держится.

— Чье я тогда занял?

— Девчонка одна в декрет ушла. Прикинь, через стекло умудрилась очаровать одного мужика из офиса. Сейчас живет как принцесса…

— На Рублевке?

— Ты сказки-то не сочиняй. Такие истории из кино. Ее муж просто обеспеченный человек, не олигарх. Но для девушки с окраины Кагалыма и начальник отдела крупной столичной фирмы — принц. — Дробовик, болтая, одевался. Сделал он это быстро. После чего выпалил: — Как насчет того, чтобы по пивку?

— Я не пью.

— Совсем? — Макар кивнул. — Я, если что, угощаю.

— Спасибо, но я домой. До завтра.

Макар на самом деле не употреблял алкоголя даже по праздникам. Не курил и не сквернословил.

Он родился в семье истовых баптистов. Мама и папа поженились молодыми, когда оба учились на втором курсе института. Оба были комсомольцами и атеистами. Через два года у них родился первенец, за ним следом второй ребенок появился. Отец худо-бедно окончил институт, а мама погрязла в пеленках-распашонках. Жили бедно, но не впроголодь. Государство молодой семье помогало, немного родители. Думали Богатыревы, что как дети чуть подрастут, заживут лучше: отца продвинут по службе, мама работу найдет. Но грянули девяностые со всеми вытекающими. Ни дотаций, ни зарплат, выплачиваемых вовремя. Богатыревы, как и многие, начали тонуть в нищете. А тут еще третья беременность.

Тогда-то их и отыскали баптисты. В те времена много проповедников с Запада в Россию ринулось.

Они были лучезарны, вежливы, убедительны и очень настойчивы. Приглашали на службы, книги раздавали, а иногда помощь гуманитарную. На нее они Богатыревых и поймали. Когда овощи с огорода закончились, на мясо денег нет, а тебе приносят тушенку и «Анкл Бенс», поневоле начнешь людям доверять. И стали родители ходить на собрания. Детей с собой брали. И тот, что в животике, напитывался словом божьим. Жаль, родился больным и вскоре умер. Но родителям сказали, это испытание для избранных Господом.

Мать потом родила еще Макара. Первым его воспоминанием была проповедь какого-то гастролирующего по стране американского пастора. Он был чернокожим, очень крикливым и музыкальным. Привез с собой двух помощниц с божественными голосами. Они пели после каждой проповеди, и это было здорово. Но проповедник врывался и начинал то визжать, то сипеть, то басить. Мог упасть на пол и хохотать. Макара он до дрожи пугал. Мальчик не спал ночами, да еще и писался.

…Богатыреву было тяжко вспоминать о прошлом. И до сих пор ему в кошмарах снился чернокожий проповедник. Но в принципе жизнь его сложилась нормально. Получив аттестат, он уехал из дома, отучился на слесаря-ремонтника, отслужил в армии, поработал в Краснодаре, переехал в Москву и встретил замечательную девушку. О своем прошлом он Поле не рассказывал — стыдился. Не себя, родителей. По сути, они были побирушками. Отец был в состоянии найти более денежную работу или хотя бы шабашку, мать могла куда-то устроиться, вместо того чтобы торчать в церкви все свободное время. Они рожали детей, но о них, по сути, не думали. Не считались с их мнениями и желаниями. Отбирали игрушки, развратных Барби и агрессивных роботов, книги, более или менее модную одежду. Старшему брату не позволили на бокс записаться, а сестре на танцы (будет вилять задницей в короткой юбке, грех-то какой). Как потом Макар понял, то была секта при церкви, потому что другие баптисты жили иначе. Или это пастор постепенно сходил с ума, утягивая за собой главную помощницу?

Макар терпеть не мог побирушек, бомжей, просветителей и агитаторов. Будь его воля, всех бы отправил на каторгу, чтоб в шахтах и каменоломнях работали и приносили пользу обществу. Мнение свое он оставлял при себе. Знал, оно Полине не понравится. Да и не имел он права в текущей ситуации на других вякать. Сам жил за счет женщины. Пусть временно, но…

В Москву Макар не на заработки поехал. Ему хватало тех денег, что он имел в Краснодаре. Он хотел найти в столице человека, который мог сделать его богатым. Конкретного! Но его сначала обманули, потом обокрали, вот и пришлось на работу устраиваться. Благо подвернулась такая замечательная.

…Зазвонил телефон. Полина!

— Алло.

— Привет, милый. Как ты?

— Нормально. Работу закончил, иду к метро.

— Устал, замерз, проголодался? Я щи варю. И буду печь ватрушку.

И как сказать, что не особо устал, не сильно замерз, а есть пока не хочется вообще?

— Как здорово! Но ты же сама весь день на ногах, ограничься супом.

— Она ленивая, быстро готовится. Завтра с собой возьмешь на работу.

— Поль, нас кормят.

— Дрянью какой-нибудь…

На самом деле привозили отличную иду из кафе домашней кухни, но Макар об этом умолчал. Поля — спасатель по жизни. С теми же документами он бы и сам разобрался. Но она хотела водить его за ручку по инстанциям. Макар не возражал. И соглашался на те шабашки, что она ему находила. Ее дурили, работа стоила вдвое дороже, но он выполнял ее и не роптал. Деньги отдавал Поле и умилялся тому, как она радуется двум-трем тысячам. Если все получится, он найдет нужного человека, разбогатеет, то купит ей… Хоспис! Смертельно больным людям и он не прочь помогать. Как и усыновлять детей. У них с Полей их будет не меньше пяти. Они так счастливо заживут, что о них документальный фильм снимут…

Нужно только подождать.

Глава 3

Салат был нарезан, его только заправить, щи настаивались, ватрушка запекалась. Поля все успела.

В ожидании Макара уселась на диван в кухне, дала кошкам себя окружить, и на миг закрыла глаза. Уснула тут же. Не глубоко, но все же из сознательного состояния вышла. И приснился ей бывший. Тот, кто ее сердце раздробил в мелкую крошку.

Они вместе учились в старших классах, и звали его Адонисом. Грек, чьи родители появились на свет и выросли в Крыму, потом переехали на историческую родину, но вернулись назад. Родной Судак показался им не перспективным, и они перебрались в Москву. Адонис Стафилокакис пополнил ряды их девятого «Б». Новичков пятнадцатилетние школьники встречают не ласково. Всем дают обидные клички. Парню с фамилией Стафилокакис грозило погоняло Кака. Но для всех он стал Дони, то есть одноклассники сократили не фамилию, а имя. Причиной тому стало невероятное обаяние новичка. Он умел, не подлизываясь, вызывать симпатию и парней и девочек. Не блеща спортивными талантами или знаниями, Дони к десятому классу стал самым популярным парнем в школе. А он даже не был красавцем. Глаза цвета моря, это да, кудри черные, а в остальном обычный пацан. Среднего роста и комплекции, носатый, на зубах брекеты. Из талантов — умение петь и играть на всем, даже пластиковых стаканчиках, но лучше всего получалось на фортепиано.

Первой он обаял Полю. Она одна находилась в классе во время перемены, перечитывала свой доклад, и тут зашел он.

— Калимера.

— А?

— Доброе утро по-гречески. — И широко улыбнулся. Тогда он был без брекетов. Зубы кривые, но белоснежные, крепкие. Пружинки волос спадают на глаза, он сдувает их, и очень озорно выглядит.

— Доброе. Ты кто?

— Учиться буду в вашем классе.

— Ты Адонис? Классная нам говорила, что сегодня придет новенький. Но сейчас уже третий урок.

— Да, опоздал.

— Проспал?

— Не, шел в школу мимо пруда, а там уточки и лебедь. Залип. Скормил им весь свой обед. Очень птиц люблю. У меня три канарейки живут. Как-нибудь я тебе их покажу.

Поля зарделась. Ее, считай, в гости пригласили. И кто? Парень! Мальчишки из класса на нее внимания не обращали. Бывало, шли на контакт, чтоб списать дала, но она отказывала в отместку за невнимание. У всех других были поклонники. Даже у жирной Танюхи. Из ее юбки Поля могла бы себе платье сшить, однако она никому не нравилась, а бегемотиха приглянулась Армену Хачиняну. В его семье все женщины были полными, и он в тощих красоты не видел. К слову, они поженились в девятнадцать.

Ждать приглашения в гости пришлось долго. Почти полгода. Но Поля все же попала домой к Адонису, правда, в числе других ребят. Он обзавелся друзьями и позвал их на свой день рождения. Но и Полю! До этого она только к девочкам ходила.

В доме Стафилокакисов было все по-особенному. И обстановка, и пища, и танцевали они под греческую музыку. А что касается канареек, то их стало больше. Они сидели в двух клетках и пели так заливисто, что хотелось слушать их, а не сиртаки.

Домой Поля вернулась в полном восторге. Не столько от праздника, сколько от Дони. Он оказался еще более потрясающим, чем ей представлялся. Как он любил маму, как был ласков с сестренкой! Полина всегда хотела семью, мечтала о ней с малых лет, поэтому играла исключительно в дочки-матери, и решила для себя, что именно Дони станет ее мужем.

Парень об этом не догадывался, более того, знать не знал о чувствах Поли. Думал, они просто друзья, а пацаны ее вообще не интересуют. Девочка решила поступить в престижный вуз на бюджет и только об учебе и думает. Но мысли о науке романтическим не мешали. Поля умудрялась и отлично учиться, и фантазировать об их с Дони будущем. В нем был и дом с садом, увешанным клетками с канарейками, и дети, как минимум трое, и путешествия огромной семьей, где и прабабушки все еще живы, в Грецию. Там у них тоже вилла. На берегу Адриатики. Именно там они встретят старость. Под оливковыми деревьями, под звуки сиртаки. А умрут, естественно, в один день, когда все внуки уже вырастут.

На выпускной Дони пригласил именно ее, Полину. Из жалости. Никто другой не захотел, а у него было слишком много поклонниц, и не хотелось никого обижать. Полина тогда на крыльях летала, а как тщательно готовилась! Платье на заказ сшила, чтобы как у принцессы Дианы, волосы подстригла и несколько прядей осветлила, веснушки растреклятые отбелила, и они из-под тональника не пробивались. Выглядела Поля в день выпускного сногсшибательно, и даже самой себе нравилась. Дони тоже оценил ее образ, но все равно вечер закончил в объятиях другой… Молодой учительницей биологии! Она была всего на пять лет старше выпускников, и по ней сохли все одноклассники Полины. Но досталась биологичка Дони.

Он женился на ней через год. По залету. А в двадцать один развелся. Биологичка поняла, что не желает жить с незрелым студентом, полностью зависящим от своей семьи (финансово в первую очередь), и уехала в Екатеринбург с новым хахалем. Он и взрослый, и деньги хорошие зарабатывает.

Поля обо всем этом узнала на встрече выпускников. Пять лет прошло с тех пор, как они окончили школу, и кто-то решил по этому поводу организовать тусовку. Явились не все, но многие. В том числе Дони. Он не изменился почти, все те же глаза цвета моря, кудри, спадающие на них, мальчишеская фигура, обаяние, льющееся через край. А Поля похорошела. Красоткой не стала, где уж ей, но научилась корректировать при помощи макияжа лицо, ее стрижка стала модной, одежда стильной. Все отметили это. И два одноклассника оказали знаки внимания. Но Поле нужен был только Адонис.

Он пошел провожать ее после встречи. И они до утра болтали, сидя на лавке с кофе из ближайшего автомата. У Дони жизнь рушилась. Развод, увольнение, конфликт с отцом. Он не любил плакаться, но ей о проблемах рассказал. И она, естественно, вознамерилась ему помочь. Спустя неделю Адониса Стафилокакиса пригласили на собеседование в компанию, где трудилась Поля. Она замолвила за него словечко.

Дони взяли в отдел продаж, и там у него все получилось. От стажера до главного менеджера он поднялся за год. Половину из этого срока он являлся парнем Поли. Они сошлись не так романтично, как она фантазировала. Проснулись после очередного корпоратива в одной постели, потом решили вместе снять квартиру, потому что с родителями жить оба устали. Расходы на аренду разделили. Обязанности тоже. Она готовила, потому что ей это нравилось, он мыл посуду. Поля убирала, Дони выносил мусор. В ресторане платил тот, у кого были на карте деньги. Они завели собаку и ворона. Обоих подобрали на улице.

Они были хорошими компаньонами. Но Поля хотела большего! Как минимум ответного чувства. Она-то без памяти любила Дони, а он… Просто ей симпатизировал. Однако она убеждала себя в том, что ее избранник просто скрывает эмоции и тоже сходит по ней с ума. Ждала предложения руки и сердца. Старалась быть идеальной спутницей. Поэтому отпускала его на тусовки с друзьями. А их было много — душа компании Дони и старых не растерял, и новых обрел. Всегда, когда он возвращался домой, его ждали свежезаваренный чай, холодная минералка и легкий супчик. Бонусом, она сама, в красивой комбинации, готовая к сексу. Дони после гулянок особенно часто ее хотел. По будням он предпочитал проводить домашние вечера за просмотром фильмов и рано ложиться спать. На ночь он по-братски чмокал Полину в щеку. Если она хотела секса, Дони ей не отказывал, но сам редко проявлял инициативу, будто секс его не особо интересовал. И это Полину радовало. Значит, не ищет его на стороне. Как оказалось, она сильно ошибалась.

О романе Адониса с коллегой она узнала случайно. Продажники сидели на первом этаже, она, как помощница босса, на девятом, последнем. На работе парочка почти не пересекалась. Но как-то Поле приспичило, и она забежала в туалет, расположенный сразу после КПП. Сидя на унитазе, услышала разговор:

— Девочки, я хочу за него замуж!

— Ты об Адонисе?

— Конечно. Он просто космос.

— Очень обаятельный, да. Но ведь он уже был женат…

— И сейчас живет с какой-то девушкой, — это уже третья вклинилась. С грубоватым голосом и легкой картавостью. — Она вроде бы из нашей фирмы.

— Не может быть…

— Конечно, нет, — безапелляционно заявила та, что выразила желание выйти за Дони. — Иначе он не таскал бы мне цветы и фривольные чулочки. — Поле он при этом ни того ни другого не дарил. — Не обедал бы со мной и не проводил все пятничные вечера.

— На ночь-то он ни разу не оставался, — заметила картавая.

— Дони — грек, они очень привязаны к матерям. Та хочет, чтоб он спал в своей кроватке.

— То есть он живет с родителями?

— Да. Поэтому мы встречаемся у меня.

— И как давно?

— Уже месяца полтора. А недавно признался мне в любви! Уверена, не за горами предложение…

Девушки, щебеча, упорхнули. А Поля осталась сидеть на унитазе, не имея сил подняться. Дони ей изменяет? И не только телом. В любви лично ей он никогда не признавался. Его мама, от которой сын как раз не зависел, шептала Поле на ушко, что он испытывает к ней чувства, просто их не показывает. Мама Адониса очень хорошо относилась к Поле, видела ее своей снохой и всеми силами старалась сохранить отношения Дони и его новой избранницы. Подходящей, в отличие от предыдущей. Проверенной боевой подруги, можно сказать.

…Когда ноги перестали дрожать, Поля поднялась. С работы отпросилась пораньше. Приготовила вкусный ужин, купила хорошего вина. Если расставаться, то красиво.

Он пришел усталый и злой, но, увидев «поляну», размяк. После первого фужера полез обниматься.

— У тебя есть женщина? — спросила Поля, уперев ему в грудь руки.

— Да.

— Кто она?

— Ты.

— А кроме меня?

Адонис отстранился, посмотрел в напряженное лицо Полины.

— Ты чего себе надумала?

— Слышала, что у тебя роман с коллегой.

— От кого?

— От нее.

— И как ее зовут?

Ответа у Поли не было. Не говорить же ему о том, что подслушала разговор у туалете, и не только имени не знает, даже внешность не может описать.

— Пришло письмо на почту, — соврала она. — Девушка уверяет, что вы уже полтора месяца встречаетесь, ты заваливаешь ее цветами и фривольными чулочками, а каждую пятницу проводишь не с друзьям, а с ней.

Дони расхохотался. Да так искренне, что Поля мгновенно его реабилитировала.

— Ты же меня знаешь. Я со всеми дамами флиртую. И некоторые принимают мои заигрывания за что-то большее. Не обращай внимания на них. Фантазерки. Чтоб я и цветы?… Ты же знаешь, я даже маме не дарю букетов. — И это было правдой. Мама Дони считала, что покупать цветы — выкидывать деньги на ветер. Сорвать, да. На лугу, например. Надрать сирени. А вместо букета лучше подарить торт или банку икры. Она была очень рациональной. Но не все же женщины такие…

— Эта девушка собирается за тебя замуж, — уже неуверенно пробормотала Поля.

— Флаг ей в руки. Я жениться пока не собираюсь.

— На ней?

— Ни на ком. Так что… — Он тяжело вздохнул. — Если ты ждешь от меня предложения в ближайшем времени, давай разъедемся. Не хочу быть подлецом.

И Поля струсила. Час назад собиралась расставаться с Дони, а тут перепугалась. Поняла, что их история может закончиться прямо сейчас. И из-за чего? Из-за фигни, по сути дела. Какая-то бабенка придумала себе роман с Адонисом, а она, Поля, сильно размечталась. Ей брака не обещали. Более того, Дони говорил о том, что второй раз женится только в том случае, если будет на все сто уверен, что это навсегда. Они же вместе всего ничего. Меньше года. И он еще до конца не отошел от развода.

Поля сама замяла ссору. И стала еще внимательнее к Дони. А когда он возжелал купить мотоцикл, освободила его от оплаты квартиры. Пусть любимый порадует себя новым приобретением! Она в состоянии оплатить аренду, а он… Он достоин поощрения, ведь пятничных гулянок стало меньше. И в туалете на первом этаже, куда Поля начала регулярно наведываться, больше не слышались разговоры о нем.

Вскоре Дони купил себе Suzuki. Гонял вечерами, иногда Полю катал. Но ей было страшно, поэтому обычно они делали кружок вокруг стадиона, а потом Адонис уносился в ночь.

…В ТОТ день она не хотела даже из дома выходить. Накрапывал дождь, сдувал ветер. Но Дони поставил какие-то крутые фонари на мотоцикл и жаждал их продемонстрировать. Пришлось согласиться на покатушки. Они обогнули стадион, но Дони этого было мало, и он выехал на трассу. В аварии, что произошла, парень не был виноват. В них въехала машина, потерявшая управление. Ее водитель погиб, а Поля с Дони выжили. Их доставили в больницу со множественными повреждениями. Только у него были внешние, а у нее внутренние. Что селезенку удалили, ладно. Маточное кровотечение началось. Не сразу заметили, пошла инфекция. Когда приступили к операции, выяснилось, что нужно все удалять. И выпотрошили Полю. Зато жива осталась.

Дони тоже. Его переломы быстро срослись. Они оба через три недели уже на работу вышли. Адонис зажил так, как прежде. А Поля не могла. Она исправно выполняла обязанности на работе и дома, бодрилась, когда встречалась с близкими, но, оставаясь в одиночестве, забивалась в угол и плакала. Дони делал вид, что все отлично. Они выжили — и это главное.

О том, что он завел себе пассию, Поля узнала от него самого. После аварии прошло четыре месяца, за это время они ни разу не занимались сексом, потому что она не могла себя заставить. И Дони загулял.

В чем честно признался. Сказал, что не готов становиться монахом, но и не хотел бы с Полиной разъезжаться, поскольку она идеальный компаньон.

— Давай жить как брат с сестрой, — предложил он.

Она кивнула и ушла плакать на балкон. Через два месяца Дони съехал, перебравшись к своей избраннице, а спустя три недели Поля попыталась покончить с собой.

Их история на этом не закончилась. Спустя время, когда она едва переехала в бабушкину квартиру, Адонис нашел Полю. Он снова женился и опять «родил», но и с этой супругой не ладилось. Убежать от нее хотелось. И искал Дони поддержки у проверенной боевой подруги. Не прочь был у нее и пожить. Никогда до этого и после Полина не впадала в такую истерику. Она только зализала раны, а тут он… И с таким потребительским отношением! Не просто прогнала, с кулаками набросилась. И впервые пожалела о том, что живет одна, без мужика. Огромного, сильного, наголо бритого, с синими наколками «ВДВ» и покрытыми белыми шрамами кулаками. Чтоб тот спустил Дони с лестницы и запретил ему появляться.

Но Поля справилась сама. Больше ее Дони не беспокоил. А она нашла не мускулистого десантника, а Макара. Ханурика, если брать во внимание мнение дяди Лу. Но Полина верила в своего мужчину. В этого точно.

…Поля услышала, как открывается дверь. Макар пришел!

Она выбежала его встречать.

— Привет. — Поля обняла своего Ханурика и чмокнула в щеку. Соскучилась!

— Как вкусно пахнет, — отметил он. — Умираю, хочу твоих щей. — Она всегда добавляла два вида капусты: свежую и квашеную, получалось здорово.

Пока Макар мыл руки и переодевался в домашнее, Поля накрывала на стол. Ей есть не хотелось, напробовалась, пока готовила. И бомжам, и любимому. Коньяка бы выпила пару стопок. Чтобы усталость снять. Но знала, Макар категорически против спиртного.

У Поли был недолгий период запоя. Длился он месяца три. В ее семье даже мужики, папа и дед, не употребляли. Пивка кружечку могли выпить после баньки, стопку-другую водки с перцем при начавшейся простуде. Женщины же бутылку шампанского на Новый год тянули. А Поля открыла для себя текилу. С солью и долькой лайма. Тогда она еще жила с Дони. И вместо него таскалась по всем тусовкам. В пятницу она напивалась в баре, в субботу опохмелялась, в воскресенье отлеживалась. Когда же он ушел от нее, Поля стала пить каждый день. Брала бутылку в ближайшем магазине и вливала в себя текилу дома в одиночестве. Первое время помогало, потом перестало. Под мухой она и попыталась покончить с собой.

Сейчас никакой зависимости от алкоголя не было, но иногда возникало желание чуть-чуть пригубить. Те же романтические ужины гораздо приятнее, если на столе стоит бутылочка игристого. Но Макар даже валерианку в каплях не пил. И ненавидел, когда от людей хоть чуть-чуть пахнет алкоголем. Она спросила его как-то, не пил ли кто-то из родителей. Но он заверил ее, что отец с матерью капли в рот не брали.

А почему он ни с тем, ни с другой не общается, так и не сказал. Макар вообще был загадочным мужчиной. Он не любил откровенничать. Еще Поле иногда казалось, что он не так прост, как кажется.

Когда Макар уселся за стол и вооружился ложкой, она с интересом спросила:

— Как там, на твоей новой работе? Рассказывай.

— Ничего интересного. Мы просто моем окна. Условия хорошие.

— А коллектив?

— Дружелюбный. Один из коллег уже позвал пивка дернуть. Поль, нечего рассказывать. Работа как работа. Я лучше тебя послушаю.

— У нас сегодня ЧП произошло.

— В детском саду?

— Нет, конечно. На Пятаке. — Так они называли место, где обычно устраивали благотворительные ужины. И неспроста. Когда-то, еще до революции, на этом месте извозчики собирались по окончании рабочего дня. В глухом дворе находилась нелегальная пивнуха. За пятак в ней можно было выпить стакан забористого пойла. Эту историю волонтерам рассказал один из бездомных, в прошлом экскурсовод, работавший с интуристами. Мужика сгубила похоть, он в пятьдесят пять женился на двадцатилетней провинциалке, которая его выкурила из собственной квартиры. Та как раз находилась неподалеку, то есть в самом центре столицы.

— Опять скандал или драка? — Без этого редкий вечер обходился.

— Хуже. В одном из подвалов труп обнаружили. Они там все заперты на мощные задвижки и замки. Не взломаешь просто. Но кто-то умудрился. Когда народ увидел, что есть проход в помещение, ломанулся туда и увидел покойника.

— Бомжа?

— Неизвестно. Труп был сожжен. Мы всех голодных к тому времени покормили, поехали мыть кастрюли, а Батюшка остался.

Такое прозвище было у основателя их организации. Он был когда-то священнослужителем, но разочаровался (не в Боге, нет!) в церковной системе. Стал бунтовать. С прихожан денег не брал. Крестные ходы устраивал в поддержку невинно осужденных, а офис директора фирмы, что поставила городской больнице просроченные медикаменты, лично закидал камнями. За это все его лишили сана. Но Батюшка все равно продолжал крестить и исповедовать, уже бездомных. Он постоянно цитировал Библию и напевал композиции «Кино», «Алисы» и «Арии». Для него рокеры восьмидесятых тоже являлись мессиями. Батюшка был очень странным, возможно, не совсем нормальным, но он все делал для людей.

Макар считал его позером. Он не верил в благие намерения Батюшки. Говорил, что тот строит из себя святошу, чтобы возвыситься в глазах других, это бесспорно, но еще и в собственных. Вот я какой замечательный! Оцените, друзья, товарищи, насколько может человек (Я!) очиститься от грехов. Но один точно никуда не делся. Это — гордыня!

Полина не понимала, почему Макар так недобр к Батюшке. Она не знала, среди каких святош он вырос. Поэтому, как и остальные, восхищалась их предводителем.

— А это человека сожгли после смерти или?… — задал вопрос Макар.

— Не знаю. Это, наверное, только после экспертизы выяснится. Плохо, что вообще труп обнаружился. Нас на Пятак больше могут не пустить.

— И отлично. Нечего тебе делать там, где людей жгут!

— Мне-то точно ничего не грозит, — улыбнулась она и потрепала Макара за щеку. — Мы там бываем только командой. — Тут она обратила внимание на то, что тарелка любимого почти полная. — Что, не вкусно? Ты не ешь…

Макар стал быстро наворачивать суп. На дне оставил только немного капусты и лавровый листик. Потом попил воды, поцеловал Полину в щеку и, сославшись на усталость, ушел в комнату. Она думала, Макар просто полежать хочет, посмотреть сериал, но он разделся, лег в кровать и не включил даже светильник.

Пришлось Поле коротать вечер в одиночестве. Когда и ее сморила усталость, девушка прилегла под бочок Макара. Он спал. Но не крепко, и когда она обняла его, услышала:

— Огонь очистит все грехи…

Полина приподнялась на локте и с недоумением посмотрела на Макара. Он лежал с закрытыми глазами, но губы его шевелились.

— Не зря ведьм и еретиков сжигали, — тихо, но разборчиво проговорил он. — Так их очищали от скверны… — И мерно засопел, погрузившись в глубокий сон.

Полина была очень удивлена. А лучше сказать — шокирована. Макар и раньше что-то бормотал во сне, но ни разу про сожжение и грешников. Особенно про последних, поскольку являлся атеистом. Но она знала, какой он впечатлительный, и решила, что любимый после рассказа о найденном трупе погрузился в какой-то короткий, но яркий кошмар. Полина крепко-крепко обняла его и тоже закрыла глаза. Не прошло и минуты, как она спала.

Глава 4

На Пятаке творилось что-то невообразимое. Стояло оцепление из полицейских, через которое прорывались бомжи, волонтеры пытались договориться и с теми и с другими, а взобравшийся на бочку Батюшка читал проповедь, прерывая ее песнями из репертуара своих любимых групп. Полине он напомнил Ленина на броневике (она видела такую картину в каком-то музее). Он был лысоват, правда, патлат, носил бородку и имел уютное брюшко. Звали их предводителя Леонидом.

— Что тут происходит? — спросила Поля у Марии, сожительницы Батюшки.

Она была, в отличие от гражданского мужа, очень продуманной, твердо стоящей на ногах женщиной. Благодаря ей существовала их благотворительная организация. Батюшка был духовным ее лидером, а Маша занималась всеми организационными вопросами.

— Еще один труп нашли. — Маша закурила что-то крепкое и вонючее. В день у нее уходило две пачки сигарет. — В том же подвале. Он большой, со множеством коридоров и дверей. Здание старинное, раньше в подвалах кочегарки были, хранились дрова, уголь, бочки с водой, потому что в доме не имелось водопровода.

— Это все понятно, — торопливо проговорила Поля. — А труп тоже обгоревший?

— Ага. Головешка, я сама видела.

— А митинг из-за чего?

— Полиция не пускает никого на место преступления. Мы знали, что так произойдет, и приготовили бутерброды и чай, чтобы раздать всем и уехать, но ты же знаешь наших завсегдатаев. У них тут центр социальной жизни. Они собираются за ужином, обсуждают новости, знакомятся, делятся опытом. Мне чудом удалось договориться с владельцем здания. Понятно, что он, пуская нас в этот двор, кучу налогов списывает на благотворительность, и все равно ему спасибо.

— А он не может помочь?

— Боюсь, он не захочет. И прикроет нам лавочку. Два трупа, это не шутки!

— Но убийца не обязательно бездомный. Как и жертвы.

— Легче все свалить на бомжей, не так ли?

— Согласна. А их опрашивало следствие?

— Пыталось. Но толку никакого. Даже те, кто в уме, под дурачков косят. Кто-то откровенно негативно настроен. Даже агрессивно. Троих уже увезли в обезьянник.

— Маш, тебе надо вмешаться. Леонид только распаляет их.

— Знаю. Но мне хочется немного понаблюдать за толпой со стороны. Знаешь, что скажу? У меня ощущение: они что-то знают о случившемся. Может, у них какая-то закулисная война?

— Даже если так, они не стали бы вести ее на Пятаке. Ты же сама сказала, это центр их социальной жизни. Заметь, они тут даже не гадят. Не испражняются, не кидают мусор под ноги. Дерутся, ругаются, да, но конфликты не выходят из-под контроля.

Стоило это проговорить, как бомжи будто с сцепи сорвались. Они начали кидать в полицейских (или росгвардейцев, Поля не разбиралась) банки, стаканчики, бутерброды, которые им раздали. А Батюшка взвыл: «Я свободен, словно птица в небесах!» Маша тут же сорвалась с места и побежала улаживать конфликт. Бездомные ее уважали, а Батюшка боялся. Знал, без нее он пропадет.

— Всегда у вас тут так весело? — услышала Поля голос за спиной. Оглянулась и увидела мужчину в кепке. Не бейсболке, а именно кепке-пирожке. Подобные носили работяги времен Советского Союза и герои Гая Ричи. Из-под козырька сверкали задорные карие глаза. Мужчина улыбался, и на одной щеке через щетину проглядывала ямочка.

— Вы кто?

— Старший лейтенант Каримов. — Мужчина показал корочку. — Следственный комитет. А вы, как я понимаю, волонтер?

— Да. Меня зовут Полина.

— Давно сотрудничаете сданной благотворительной организацией?

— Почти три года.

— У истоков, получается, стояли?

— Не совсем. Я тогда работала в крупной компании и от ее имени сотрудничала с фондом. А основателей было четверо: Мария, Леонид, Добран, он серб, нелегально бежавший из Югославии в Россию во время натовских бомбежек, и доктор Вера, лишенная лицензии за чужую врачебную ошибку.

— Много денег заработали за это время?

— Кто? — переспросила Поля непонимающе.

— Вы.

— Мы благотворительная организация.

— И что?

— Прибыли нет. Свое отдаем порой.

— Это же не под протокол, я просто с вами беседую…

— И я вам отвечаю: мы помогаем людям безвозмездно.

— Ага. То есть с вами не делятся.

— Кто?

— Ваши Батюшка и Матушка. Святое семейство. А с Добраном и Верой?

— Он вернулся год назад в Белград. Она уехала на Донбасс, спасать людей. Им нет дела до лицензии, главное выжить. А что касается святого семейства… Они живут в старой квартире без ремонта, что досталась Марии от деда. Если она благодаря нашей организации оплачивает ее, связь, интернет и покупает себе и семье предметы первой необходимости, то я не против.

— Вы очень наивная девушка, Полина, — вздохнул Каримов. — Через такие организации отмываются огромные суммы. А сколько мошенников среди так называемых благотворителей… Я думаю, убийство и сожжение двух бомжей — это происки конкурентов.

— Жертвы бездомные?

— Одного опознали по железных клыкам и отсутствию двух мизинцев.

— Саблезубый?

— Знали его?

— Конечно. Он ошивался у трех вокзалов. Все мечтал уехать из Москвы в родную Башкирию. Но паспорта нет, деньги, что перепадали ему, тут же утекали спиртным в глотку. Водилы-дальнобойщики его не брали, Саблезубый и вонял жутко, и выглядел опасно.

— При желании до Башкирии и пешком дойти можно. Просто эти люди не хотят ничего менять. Им нравится их жизнь. И в Москве уж точно она слаще, чем в провинции.

— Все люди разные. В том числе бездомные. Многие из них вернулись к нормальной жизни. Но это тяжело, вы же понимаете? Документы восстановить, это дело не хитрое. Но какой прок от паспорта, если у тебя ни родственников, ни жилья, ни профессии, а еще и судимость? — Поля на эту тему готова была спорить с кем угодно. Как-то с помощником мэра сцепилась, так ее сам Батюшка оттаскивал. — Поэтому многим легче снова в тюрьму отправиться за какое-нибудь несерьезное преступление, чтобы иметь крышу над головой и еду.

— А за убийство вообще от шести до пятнадцати дают. Это сколько можно не думать о ночлеге и жрачке.

— Вы намекаете на то, что Саблезубого убил кто-то из своих?

— Я рассматриваю все варианты, работа у меня такая. Он ни с кем не ссорился?

— Нет.

— Да бросьте. У вас же на Пятаке вечные потасовки.

— Да, но Саблезубый не был агрессивным. Он всех мирил. На мизинчиках. У самого их не было, и он все в шутку обращал.

— На этом месте давно свою столовку раскидываете?

— Год. Марии каким-то чудом удалось договориться с владельцем здания господином Львовским.

— Добрейшей души человек, да? — не без сарказма проговорил Каримов.

— Даже если ему это и приносит какие-то льготы по налогам, все равно отвечу — да. Можно же церкви строить или детдома спонсировать. Но господин Львовский помогает тем, от кого все отвернулись, в том числе государство. Поэтому он добрейшей души человек.

— Знакомы с ним?

— Нет. С ним только Мария встречалась. И то раз. Все дела он ведет через помощника. По-моему, в России Львовский и не живет.

Старший лейтенант отвлекся. Поля проследила за его взглядом и увидела, как Мария раздает бомжам тумаки. Там, где не справлялись бравые ребятки с дубинками наголо, она наводила порядок голыми руками. Приструнив бездомных, стащила с бочки благоверного, но на него руку поднимать не стала, чтобы тот не потерял авторитета.

— А Матушка молодец! — цокнул языком Каримов. — Есть у нее дети?

— Трое. Один уже взрослый, заграницей учится на оперного певца.

— Ага! И на какие шиши?

— Стипендию получил. Он талантище.

— Это вам Матушка рассказывает? — хмыкнул он. Вот вроде симпатичный мужик, с веселыми глазами, с милой ямочкой на щеке, а такой неприятный, когда свой цинизм демонстрирует. — Надо будет пробить ее по базам, проверить, насколько она бескорыстная.

— Валяйте.

— А вы что же, даже зарплаты не получаете?

— Нет.

— А все остальные в вашей организации?

— Так называемый офис-менеджер, а скорее, оператор на телефоне, водитель, врач-нарколог, с нами сотрудничающий, на зарплате. Бухгалтеру платят раз в квартал. Все остальные волонтеры.

— Много вас?

— Постоянных человек десять. Но помощники всегда находятся. Наши подопечные распространяют по городу листовки, у нас есть сайт, да и сарафанное радио никто не отменял.

Меж тем к ним подошла Мария. В ее зубах была зажата очередная сигарета.

— Мент? — обратилась она к Каримову.

— Полицейский, — поправил ее он.

— Корку могу увидеть? — Старший лейтенант продемонстрировал документ. — Видишь бабенку с рыжими патлами? Матильдой ее зовут. С Саблезубым терлась в последнее время.

— Матильда? — удивленно переспросила Поля. Эта дамочка считалась среди бездомных королевой красоты. Ее многие добивались, в том числе Саблезубый, но ему она не давала ни единого шанса.

— Да, снизошла. А знаешь почему?

— Дайте угадаю, — встрял Каримов. — Деньгами Саблезубый разжился. И стал их на красотку тратить.

— Верно. И вино покупал, да не коробочное — в бутылках, и подарочки. Шапку, например, что она сегодня нацепила. — Это была изумрудная ушанка из «Чебурашки». Не по погоде, зато яркая, в глаза бросающаяся. — Главное же, обещал Саблезубый барышне горы золотые.

— А конкретнее?

— Увезти ее к морю. Матильда в свои тридцать семь ни разу его не видела.

— Ей всего?…

— Да, она не старая. При ней фото есть, сделанное восемь лет назад. На нем она как Венера с картины Боттичелли. Дородная, красивая, с гладкой кожей.

— Героин ее так изуродовал?

— И он тоже. Связалась не с тем мужиком, покатилась по наклонной. Ребенка из-за него потеряла, хату, что от государства получила, как детдомовка. Свободу на два года. Одно хорошо, в тюряге с наркоты слезла. Сейчас только бухает. И мечтает о море. Ты подойди к ней, старлей, расспроси о Саблезубом. Только аккуратно. И мой тебе совет: позаигрывай с Матильдой немного. Ты парень видный, она поплывет.

— Спасибо за информацию и совет.

И Каримов направился к огневолосой Матильде в изумрудной шапке.

— Он собирается пробивать тебя по базам, — тут же «настучала» на него Полина. — Думает, ты наживаешься на бездомных, присваиваешь себе деньги фонда. Не верит он в твой альтруизм.

— Правильно делает.

— Что-о-о?

— Сомневаться в людях — его работа. И мошенников среди благотворителей полно.

— Но ты же не из их числа? — Поля на миг засомневалась.

— Нет, конечно. — Мария приобняла ее. По-мужски крепко. — Пусть проверяет, плевать мне. За душой моей — ни шиша. Про Леньку вообще молчу. Даже угла своего нет.

— Ты никогда не рассказывала, как вы познакомились.

— Разве? Если интересно, могу. Только не тут.

— А тут и не получится. Смотри, охранник идет ворота запирать.

Их глухой двор открывали на три часа четыре раза в неделю. Остальное время попасть на территорию было невозможно: тяжелые ворота, крепкие замки на них, камера наблюдения, за которой следит охранник всего здания. В нем располагались офисы, производственные помещения, склады. Вроде центр города, а не подо что другое квадратные метры не сдашь. Место глухое, а строение непрезентабельное. Бутики да кофейни в таком не откроешь. И хорошо, потому что в противном случае бездомных к нему не подпустили бы.

— Леня, ты куда сейчас? — окрикнула Батюшку Мария. Он прочесал мимо нее в окружении своих самых верных почитателей.

— К Павлуше. Буду поздно.

Обе женщины его поняли. У Павелецкого вокзала во дворах имелась пивнушка, куда пускали даже бомжей. Впрочем, никакой нормальный человек в нее и не зашел бы. Она работала нелегально, находилась в подвале и не имела вывески. Забегаловку посещали только знающие люди. Бездомные, алкаши, что обитали поблизости, ворье привокзальное. Лавочку несколько раз прикрывали, пока не плюнули. Эти тараканы все равно найдут где собраться, так пусть уж в проверенном месте. Среди завсегдатаев было много стукачей, и операм оказалось удобно держать их под рукой.

— Опять Леня запил? — обеспокоенно спросила у Марии Поля. Та в очередной раз его закодировала на два года. Прошло только полтора.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнула через левое плечо та, кого старший лейтенант Каримов матушкой прозвал. — Держится. А с мужиками пошел, чтобы присмотреться, прислушаться к ним. Говорю ж тебе, есть у меня на их счет подозрения…

— Эй, гражданочки! — услышали они окрик и обернулись. У ворот стоял старший лейтенант и махал им.

Мария с Полей подошли.

— Следуйте за мной, пожалуйста. — Он прикрыл створку, впустив гражданочек. После этого повел их к навесу, под которым они до холодов складывали столы, лавки, бочки. Зимой все это уносилось в подвал, чтобы уберечь предметы от снега и мороза, а перед каждым ужином доставалось. В прошлом году Марии выдал ключ от него сам начальник охраны. Но весной забрал.

Каримов взял бочку, на которой еще недавно стоял Батюшка, и отодвинул ее. Под дном ее находился канализационный люк. Старый, но не старинный, с советских времен. На нем были выбиты серп с молотом и надпись «Слава КПСС».

— При вас его кто-то открывал? — спросил старлей.

— Нет. Он изнутри заперт.

— Уверены?

Мария кивнула:

— Я проверила сразу, как нам разрешили тут хозяйничать. Еще не хватало, чтобы кто-то спер чугунину, а другой в яму провалился.

Каримов взял лопатку, что валялась поодаль, сунул острие в зазор, надавил на черенок… Люк приподнялся.

— Не сперли чугунину, как видите, — сказал он. — Не поможете отодвинуть?

Женщины помогли.

Каримов достал из кармана фонарь и посветил вниз. Когда увидел лестницу, спустился по ней вниз на пару метров. Осмотрел отверстие изнутри.

— Щеколда вся ржавая. Ее сломать было нетрудно. Сунь в зазор лом, прыгни на него, и можно люк открывать.

— Зачем? — задала резонный вопрос Поля.

— Чтобы попасть в подвал, например. — Он посветил вниз. — Где, как вы знаете, обнаружены два трупа.

— А что, отсюда можно до подвалов добраться?

— Скорее всего. Проверить нужно.

— Если б кто-то прыгал на ломе во время ужина, мы бы заметили.

— Ой ли? У вас тут такая движуха, то драки, то митинги, что дом по кирпичам разобрать можно.

— Я говорила тебе, старлей, — прервала его Маша, — что, перед тем как закрыть ворота, охранник всю территорию осматривает и проверяет, все ли ее покинули. Ну как ломали щеколду, может, мы и не увидели бы, но если кто-то в люк прошмыгнул, уж поверь…

— Под бочкой легко спрятаться, я пробовал. В нее даже я, крупный мужик, помещаюсь, а уж ваши ханыги-доходяги подавно. Кстати, спросить хотел, вы ее специально для Батюшки сюда приволокли? Чтоб он ее вместо трибуны использовал?

— На нее удобно кастрюлю с супом ставить, — коротко ответила Мария, умолчав о чане, в который Батюшка окунает головы тех, кого крестит. О таком лучше помалкивать. — Ты проверять колодец пойдешь? А то мы замерзли и проголодались. Домой хотим.

— Я попозже. — Каримов выбрался из люка, крышку задвигать не стал. — У меня, Мария, к вам просьба. Могли бы вы связаться с господином Львовским?

— А сам что же?

— Я не смог. Меня перенаправляют на его помощников.

— И меня. Львовского я видела год назад, и все…

— О чем я вам говорила, — ввернула Полина.

— А еще о том, что после этого Мария имела с ним несколько телефонных бесед. — И посмотрел на Матушку выжидательно.

— Они велись через телефон помощника, — ответила она.

— Ивана Борисовича Голдберга? — Мария кивнула. — С ним я имел беседу. Завтра встречаюсь, поскольку сегодня его нет в городе.

— До него у Львовского другой ассистент был. Дружинин. Мы с ним контактировали, когда начинали. Он приятнее Голдберга был, отзывчивый, понимающий, очень нам помогал с организацией.

— Что ж его такого хорошего уволили?

— Я слышала, что он переехал жить за границу. Сейчас это модно. Так мы пойдем?

— Еще на минутку задержу. Как выглядит Львовский, что собой представляет? Я попытался найти о нем инфу в интернете, там ничего.

— Немолодой, стройный, очень спокойный мужчина с густыми седыми волосами. Лицо непроницаемое, голос ровный, тихий. Одет очень элегантно.

— Как денди лондонский? — хмыкнул Каримов. «Надо же, «Евгения Онегина» знает», — несколько удивилась Поля.

— Пожалуй. Пальто (мы тут, на Пятаке, встретились), шарф, перчатки замшевые. Глаза прикрыты очками «Армани».

— Как вы на него вышли?

— Он на меня. Опять же, через помощника Дружинина. Сказал, хочет помочь нашему фонду.

— В том числе деньгами?

— Да, Львовский отчисляет нам энные суммы.

— А конкретнее?

— Ты ж будешь не только меня лично пробивать, старлей, но и бухгалтерию нашего фонда, — язвительно проговорила Мария, не переставая «тыкать» Каримову, — вот и узнаешь. — Она взяла Полю под руку. — Пошли мы, бывай.

— Вас обеих вызовут к следователю, учтите.

— Учли.

Их выпустил за ворота полицейский в форме. Поля предложила где-нибудь посидеть. И перекусить хотелось, и узнать-таки историю знакомства Батюшки с Матушкой.

— В пирожковую? — Они частенько бывали там. Пили чай, ели ватрушки и кулебяку. Цены в заведении были демократичными, обстановка уютной.

— Там вина не подают, а мне так выпить хочется, — призналась Поля. — Уже второй день.

— А в чем проблема? С собой принесем.

— Нехорошо это.

— Да брось ты, Полька. Нас все там знают, возражать не будут. Мы сядем в уголок и аккуратненько разольем по кружкам коньячок. Только сначала купим его.

Они зашли в ближайший магазин, приобрели четвертную «Арарата», после чего направились к пирожковой. На ней Мария настаивала, поскольку знала, где там покурить можно. Ее пекари пускали на черную лестницу, где дымили сами.

В заведении было тепло, а пахло не просто вкусно — умопомрачительно. В детстве Поля жила рядом с пекарней, и аромат свежего хлеба навевал самые приятные воспоминания. Но не только он, еще и вкус. На большой перемене она с лучшей подружкой бегала к ларьку, в котором продавали еще горячие буханки, батоны, плюшки, брали половинку ржаного на двоих, они ее разламывали, посыпали солью и ели, запивая «Фантой». До сих пор Поля не ела ничего вкуснее того черного, дышавшего, горячего, с хрустящей корочкой хлеба. Какие омары, икра, фуа-гра? «Дарницкий» с солью — вот деликатес. А если его еще и маслом растительным сбрызнуть…

Рот Поли наполнился слюной. Она подбежала к витрине и за секунду слопала глазами половину ассортимента.

— Привет, девочки, — поздоровалась с посетительницами продавец Катя. — Слышали, у вас на Пятаке неприятности.

— Да уж, — вдохнула Мария. — Разогнали сейчас всех. Не знаю, пустят ли на него в следующий раз.

— Обойдется все, не переживайте. Что будете?

— Как обычно, две кулебяки и ватрушки. Еще чай. И, Кать, дай нам дополнительные чашки, а? Мы немножко нервы успокоим, не против? — И высунула из сумки горлышко бутылки.

— Столик за вешалкой как раз свободен, — шепнула женщина. — Занимайте. Я все вам сама принесу.

— Мне еще пряную коврижку и бутерброд «Московский», — выпалила Поля.

— А ты, деточка, не лопнешь? — хмыкнула Мария.

— Пусть ест, а то худющая, смотреть страшно. — Катя была дамой пышной, и девушки средней комплекции казались ей тощими. — Вот вам чашки и две конфетки на закуску, топайте, пока столик не заняли, — быстро проговорила она, увидев, как в зал заходит компания из четырех человек.

Поля с Машей потопали. Разделись, сели. Когда коньяк был разлит, выпили.

— Я трижды замужем была, — без перехода начала Мария, разом проглотив конфетку, тогда как Поля ее только надкусила. — Первый раз меня, можно сказать, насильно выдали. Мне уже тридцать, а я все нецелованная девственница.

— Никогда бы не подумала, что ты была робкой.

— И правильно. — Матушка отпила еще коньяка и даже не поморщилась, проглотив его без закуски. — Потому что робкой я и не была. Мечтательной, да. Все принца ждала. А почему нет? Собою недурна была тогда, образованна, из хорошей семьи, с приданым. Невеста хоть куда. Но не везло с мужиками. И, как тридцать исполнилось, нашли мне партию. Дед-профессор своего аспиранта в дом привел. Красивого, импозантного, молодого. Несмотря на эти достоинства, не понравился он мне. Кен какой-то пластмассовый. И все же дала я себя уговорить на брак с ним. О детях пора было думать, а от дедушкиного аспиранта чего бы ни родить? И через год на свет появился Лука. — Парень, что сейчас учился на оперного тенора. — Пока я дома с дитем, муж мой по кабакам с бабами. Дед через него частенько деньги мне передавал, да не все доходили. Другую в итоге нашел красавец мой. На развод подал и раздел имущества — мы квартиру на большую поменяли, когда Лука родился. Я в суде драться за долю хотела, но мои интеллигентные предки сказали, будь выше этого, отдай. Послушалась, дура.

Тут из-за вешалки, длинной, похожей на ширму, показалась Катерина с подносом. На нем выпечка и чашки с чаем. А еще пара мандаринок от себя. Она подмигнула женщинам и, оставив поднос, удалилась. Поля тут же схватила «Московский» бутерброд, его надо есть, пока булка хрустящая, а сыр не застыл.

— Второго мужа тоже в дом родственники привели, — продолжила Мария. — Этот был старше меня, вдовец. Положительный, серьезный. Сказали, за ним будешь как за каменной стеной. Опять послушалась, вышла замуж, родила дочку.

— Почему с ним не сложилось?

— Козлом оказался похлеще предыдущего. Тиранил нас жестко. Все должны были по его правилам жить. Есть по расписанию, смотреть телевизор, гулять, ложиться спать. Детям не разрешалось шуметь и бегать, даже полуторагодовалой дочке. Если она не вела себя достойно, доставалось мне — не доглядела. Наша квартира превратилась в казарму, а муж даже не был военным. Он обеспечивал нас, и мог все делать по дому, но счастье не в этом, не так ли? Мы не могли спокойно дышать. Дети боялись отца, хоть он физически их и не наказывал. Я подала на развод. А чтоб его дали, приврала в суде. Сказала, что бьет. Поверили, потому что дочь с сыном сидели при нем, как пришибленные. Этот ничего не отобрал у меня. Но ничего и не оставил. Минимальные алименты на дочь перечислял, и все. — Маша глянула в чашку Поли. — Допила? Давай еще по чуть-чуть. — Она плеснула еще коньячку, который уже приятно согрел изнутри, расслабил. — Больше я замуж не собиралась. Но и родственники от меня отстали. Я зажила спокойно, работу хорошую нашла в городской администрации, друзьями обзавелась, которых мне муж запрещал иметь, с детьми родители помогали, дед меня в театры сопровождал. Но когда мне исполнился сорок один год, случилось ужасное (прекрасное, как я тогда думала), встретился мне ТОТ САМЫЙ…

— Принц?

— Мне он виделся именно принцем, — горько усмехнулась Мария и залпом выпила коньяк. — Я ремонт затеяла, и на замер дверей ко мне приехал Глеб. Я втюрилась в него с первого взгляда, как девчонка малолетняя.

— Он был хорош собой?

— Божественно прекрасен. Будто с Олимпа сошел. Когда мои дети смотрят «Тора», и дочка восхищается им, я фыркаю про себя. Артист, который его играет…

— Крис Хемсворт.

— Наверное. Он недурен собой, безусловно. Но Глеб смотрелся бы в роли бога грома в сто раз лучше. Только он брюнетом был… Синеглазым брюнетом с фарфоровой кожей.

— Как Ален Делон?

— Мужественнее. Влипла я, в общем, Полька. И Глеб сразу это почувствовал. Быстро меня в оборот взял, и спустя три месяца после знакомства мы стали мужем и женой. Мои родственники, которых я поставила перед фактом, были в шоке. Мой новоиспеченный супруг по молодости сидел за разбой пять лет, окончил только ПТУ и не имел ни кола ни двора. Меня все это не смущало, и я послала их подальше. Два раза выходила за тех, кого мне родные выбрали, и что же? Сделали они меня счастливой? Нет! А сердце не обманешь, и оно подсказывало мне, что я нашла наконец свою вторую половинку.

— И оно ошиблось?

— Еще как! Но год мы хорошо жили, счастливо. Я на крыльях порхала, хоть и понимала, что в нашей паре я люблю, а Глеб принимает это. Но с благодарностью, и это замечательно. Пожалуй, я сама все испортила. Муж не хотел детей. Говорил, что у него дурные гены, да и куда нам третий? Но я была одержима идеей родить от него. И забеременела. Свое положение скрывала несколько месяцев, но все же поделилась новостью с мужем. Думала, он, когда свыкнется с мыслью о скором отцовстве, поймет, как ошибался, и начнет радоваться вместе с мной. Но нет! Глеб психанул и ушел из дома. Я с ног сбилась, пытаясь его найти, но муж сам вернулся через три дня. Исхудавший, небритый, какой-то чумной. Он попросил прощения, мы помирились, но ненадолго. Глеб стал другим, раздражительным, хмурым. С прежней работы уволился, но нашел другую. Стал экспедитором. А это постоянные командировки, какие-то махинации с чеками. Из роддома Глеб меня не забирал. Сказал, из-за работы. Потом я узнала, что он был в Москве и просто не захотел.

— У тебя замечательный сын. — Поля вспомнила милую мордашку младшенького. У него было ДЦП, но не в тяжелой форме, и он даже занимался танцами в спецгруппе. — Неужели Глеб так его и не полюбил?

— Он его едва терпел. А на меня орал, я же говорил тебе, у меня плохие гены, нельзя от меня рожать!

— Почему ты не развелась с ним сразу?

— Без памяти любила. И такого, злого, неприятного, пьющего, еще больше. Но тогда были еще цветочки, ягодки потом пошли. Глеб еще и наркоманом оказался. Когда познакомились, он держался в рамках, но чем больше появлялось проблем в семье, тем сложнее ему было себя контролировать. А тут еще работа эта… Не только товары Глеб доставлял в разные города, еще и дурь. Так она всегда была в свободном доступе. Сначала понемногу брал, потом все больше. Хозяева заметили недостачу, повесили на Глеба долг. Он, не зная, как выпутаться, упал мне в ноги, все рассказал. И я кинулась мужа спасать! Квартиру поменяла на однокомнатную, чтобы с его долгами расплатиться, а потом начала по клиникам таскать. На детей рукой махнула. Луку дед к себе забрал, остальных родители. А я себя на алтарь любви к мужу положила и позволила себя терзать не только ему… Не хочу вспоминать, через что мне пришлось пройти. Глеб меня бил, издевался при дружках, водил в МОЙ дом баб и трахал на моих глазах. Меня как-то отдал бандитам. В счет долга. И теперь уже меня трахали… — Она тряхнула головой, будто желая, чтоб вспоминания вылетели из нее. — Закончилось все печально. Глеб, находясь дома с дружками, устроил пожар. Ненамеренно. Все отключились, кто-то с сигаретой, и она загорелась. Все трое погибли — один от передоза, второй вышел в окно, желая спастись, а Глеб задохнулся.

— Так ты вдова? Я не знала.

— Да, мой муж умер. И хорошо! Иначе я закончила бы, как он, и мои дети остались бы сиротами. С ним я донельзя опустилась. Колоться не стала, уже хорошо, но пила, воровала, чтобы муженьку денежку принести. Оставшись без квартиры, я стала бездомной. Естественно, меня приняли бы родные. И дед, и родители, и дядя с тетей, но я не могла им в глаза смотреть. Мне легче было скитаться. Тогда-то мне и повстречался Леня. Сначала я его всерьез не воспринимала. Считала полоумным фанатиком. В нашей семье ученых все атеисты, ни родителей, ни меня не крестили. А Леня смог вселить в меня веру. Прежде всего, в себя. И я поняла, что смогу все исправить.

— А я думала, это ты спасла Батюшку.

— Он меня, я его. Сейчас он без меня пропадет. А когда-то пропадала я.

— Хочу выпить за вас, тебя и Леню. — Поля подняла свою чашку. — Если бы не вы…

— Не-не, я этого всего не люблю, — запротестовала Мария. — Прибереги хвалебные речи до моих похорон. Давай за все хорошее.

Они чокнулись и допили коньяк. Оставался чай с ватрушками. На него и перешли.

— Как у тебя на личном, Полька? — Мария всегда называла ее именно так. Полине первое время не нравилось. Это как Танька или Дунька — грубовато. Но потом смирилась. Маша и мужа Ленькой называла. Для нее это было не грубовато, а по-свойски.

— На личном все хорошо.

— Все с тем же парнем живешь?

— С Макаром, да.

— А то я хотела тебе предложить присмотреться к Маратику.

— К кому?

— Старлею Каримову. И симпатичный, и энергичный, и умненький.

— Мне он совсем не понравился.

— В тебя, кстати, один из наших влюблен.

— Бездомный? — круглила глаза Поля.

— Нет, я про волонтера.

— Это кто же?

— Раз ты не заинтересована, не скажу. — Мария быстро расправилась с ватрушкой, а Поля только надкусила. Она объелась, что немудрено: слопала и бутерброд, и кулебяку, и коврижку. — А этот твой Макар чем занимается?

— Он работает на высоте. В Краснодаре монтером был, а сейчас в клининговой службе «Москва-Сити».

— Туда не так просто устроиться.

— Да?

— Ты что, блатная работа. И платят хорошо, исправно, и условия создают прекрасные.

— Макар ее по объявлению нашел.

— Чудеса. Но и они случаются. Пойдем?

Поля завернула надкусанную ватрушку в салфетку (не оставлять же), сунула в сумку и встала из-за стола. Ее настроение значительно улучшилось, но на него не столько коньяк повлиял, сколько задушевный разговор с Марией.

Глава 5

Он очень плохо спал. То и дело вздрагивал, ворочался, мучился от жажды. Чтобы не беспокоить Полину, ушел в кухню на диван, но и там ему не было покоя. В итоге, вместо шести начал бодрствование в пять. Принял контрастный душ, заварил себе чаю, бутерброд сделал. Самый обычный, с хлебом и сыром, даже без масла. Есть Макару совсем не хотелось.

Из дома он тоже вышел раньше. Хотелось проветриться. Пока шагал к метро, думал о том, что на работе с ним никто не захочет общаться после того, как он отказался от заманчивого предложения попить пива. В принципе, мог бы согласиться. Взять безалкогольного и просто поболтать с коллегой. Но Макар не умел ладить. И не стремился к этому. Если бы его все оставили в покое, кроме Поли, он был бы счастлив.

Поэтому ему было так важно разжиться деньгами. Они обеспечили бы ему спокойную жизнь. Ту, в которой нет работы в коллективе, поездок на метро и в маршрутках, встреч с соседями. Он поселился бы в доме за городом, километрах в ста от Москвы, а лучше под Краснодаром, там теплее. Макар занимался бы детьми, собаками, котами, завел бы кур и обязательно пчел. После бы в хосписе помогал, если с появлением приемных ребятишек у нее не отпало бы желание ухаживать еще и за больными.

Макар знал человека, готового заплатить за информацию, которой он владел, приличную сумму в валюте. И искал его. Но пока безуспешно.

Дойдя до метро, Макар не сразу зашел внутрь. Была нормальная погода, без ветра и дождя, и он присел на лавочку. Какой смысл заранее приезжать на работу? Лучше поставить себя на паузу и немного повспоминать…

Ему было лет девять, когда в их поселке появился Зомби. Так называли его дети, взрослые же Андреем. Такое имя было у странного человека, настоящее или вымышленное, кто знает, но он назвался им. К их общине постоянно прибивались какие-то бедолаги. Всем страждущим предоставляли кров, питание, пусть поношенную, но чистую одежду и… религиозное просвещение. Естественно, каждый, кто задерживался, обязан был еще и работать на благо церкви. Зомби был высоким, широкоплечим мужиком. Худым, но жилистым. Его пастор отправил на хозяйственные работы. Но у Андрея не получалось держать лопату, кирку, грабли. А все из-за поврежденных сухожилий. Он никогда не снимал перчаток с рук, шапки с головы, а на лице носил повязку до глаз. Оказалось, он чудом выжил при пожаре. Пострадала не только внешность, но и внутренние органы. Например, легкие. Зомби с трудом дышал. Но респиратор помогал, и именно его он прятал под повязкой. Обычно это была арафатка. Зомби еще и солнечные очки постоянно носил. Без всего этого камуфляжа его никто не видел. Даже пастор, с которым у Андрея сложились очень теплые отношения. А все потому, что он внимал ему. Присутствовал на всех проповедях, просил советов по духовному очищению, еженедельно исповедовался.

Зомби прожил в станице почти год. И однажды Макар увидел его без одежды, пусть и со спины. В их глухом краю с медицинской помощью были большие проблемы. Фельдшер высокой квалификацией не блистал. Поэтому все полагались на божью помощь и… бабку Авдотью. Она травницей была, причем потомственной. С пятидесятых годов снадобьями помогала односельчанам, а иногда и тем, кто из города и области к ней приезжал. Пастор хотел Авдотью изгнать, как язычницу. Как он ее в церковь ни заманивал, бабка отказывалась. Пытался действовать через прихожан, но те встали на защиту знахарки. Знали, без нее пропадут. От бинтов да шипучего американского аспирина, что все еще есть в запасах, толку чуть.

Бабка Авдотья и для Зомби изготовила мазь. Та и боли снимала, и кожу смягчала. Погорелец за нее отдал свою единственную ценную вещь — золотую печатку с камнем. Когда-то на мизинце носил, но после трагедии перевесил на шею. Она на веревке болталась. Авдотья, когда печатку увидела, ахнула. Камень в печатке оказался драгоценным. Уж в чем в чем, а в них она разбиралась. Говорила, сила в них, которую человек с даром чувствует. То есть для нее не материальная ценность рубина была важна, а мощь в него впитанная. И расщедрилась Авдотья. Не только мазь изготовила, но и лечебные капли, что могли заживить легкие. Еще и обряд окуривания провела, но это, скорее, для зрелищности. Травки лучше работают, когда больной проходит через ритуал, в который в любом случае поверит. Знахарка знала, какие растения жечь, чтобы мозг затуманить.

Макара она из всей ребятни выделяла. Давала ему мелкие поручения, за это одаривала сникерсами или киндерами. А как-то вручила игрушечного трансформера Оптимуса Прайма. Мальчик невероятно им дорожил. Прятал от мамы в сарае. Но его, увы, нашел старший брат и присвоил.

Во время обряда Макар и подсмотрел за Зомби. Тот снял халат с капюшоном, перчатки и лег на кровать лицом вниз. Его тело было все в ожогах. Кожа бугристая, везде разного цвета. Спектр: от белого до бордового. А на немногих неповрежденных огнем участках синева чернил. Зомби когда-то был покрыт татуировками. На спине купола, на предплечьях пауки да кинжалы, на щиколотках звезды, и они сохранились.

Сиделец, понял Макар. Причем серьезный. Такие тоже к ним залетали, но обычно не оставались надолго.

Мальчишке стало очень любопытно. Он засел в укрытии и оттуда наблюдал за обрядом. Самое главное, что хотелось увидеть, так это лицо Зомби. Но когда бабка Авдотья его перевернула на спину, то закрыла. Тело простыней, а лицо каким-то лопухом.

— Сильные у тебя ангелы-хранители, — проговорила бабка, положив на грудь Зомби камень и начав его поливать чем-то тягучим. — До сих пор берегут тебя, недостойного.

— И кто же они? — сипло спросил Зомби.

— Представители твоего рода. Самая сильная защита от предков. А твои, судя по всему, были хорошими людьми.

— Не сказал бы. Дедки да бабки если только. А родаки обычные людишки. Но по сравнении со мной почти святые.

— А обгорел где? Чернота из тебя выходит. Дрянь. Не простой пожар был, так?

— Меня заживо жгли вместе с подельниками.

— За что?

— За дело. Все умерли, один я чудом жив остался. Очнулся в общей могиле. Кое-как выбрался, нашел человека, который меня выходил.

— Тебя правда Андреем зовут?

— По документам да, но они краденые. В бегах я, бабуля. Пока в Москву нельзя возвращаться. Тот, кто меня подпалил, сразу добьет. Уж очень я его разозлил. А пока он думает, что я покойничек, можно жить спокойно.

— Из легких я тебе дрянь выгнала. Ночью будешь блевать чернотой. А если ангелы-хранители отвернулись от тебя, сдохнешь.

— Не, я еще поживу. И верну себе нормальную внешность.

— Пересадку кожи? Так взять ее неоткуда.

— Ничего придут времена, когда искусственную разработают.

— Оптимист, — хмыкнула бабка. — А сейчас одевайся и топай к себе, пока блевать не начал. У тебя уже вот тут. — И хлопнула себя по горлу.

— Спасибо тебе, Авдотья. Очень хочу я пожить нормально, по-человечески.

— Вряд ли получится у тебя. Грехов слишком много.

— Огонь очищает. Не зря еретиков и ведьм когда-то сжигали. Считай, я переродился.

Через несколько дней Зомби покинул поселок. Он почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы продолжить свой путь.

О нем вскоре все позабыли. В том числе Макар. Спустя время, ему уже шестнадцать исполнилось, занемогла бабка Авдотья. Она была уже очень старой, однако держалась молодцом, но неожиданно для всех серьезно заболела. Только вчера в огороде копошилась, а сегодня уже с кровати встать не может и от боли корчится. Поскольку врачам она не верила, пыталась сама себя лечить. Не помогло. Макар навещал ее. И как-то она при нем сознание потеряла. Парнишка думал, умерла. Побежал за фельдшером. Тот сразу вызвал «Скорую». На ней бабку Авдотью увезли в район, обследовали. Оказалось, у старушки не самая страшная болезнь: желчнокаменная. Всего-то и надо что раздробить образования и вывести. Но знахарка боялась наркоза. Все твердила о том, что ее духи заберут, пока она без сознания находится. Ей соседки по палате подсказали, что надо всем врачам на лапу дать, а анестезиологу особенно. И отправила Авдотья Макара, что навещал ее, в ломбард с кольцом Зомби. Она таскала его, думая, что рубин ей сил придает. А вон, что оказалось… Камень не только на пальце, еще пара в почках и один в желчном пузыре. Так что операция серьезная предстояла. Длительная. Бабка Авдотья дала напутствие: сдай как можно дороже, чек принеси, я тебе от стоимости пять процентов отдам. То есть зарядила мальчишку. Не учла того, что его в любом случае обманут. В Краснодар поехал Макар, чтоб подороже сдать печатку, да все равно много не выручил. Впрочем, бабка Авдотья из станицы Славянская тоже не получила бы достойной суммы. Но это не имело значения, поскольку не помогли ей деньги. Всем врачам и медсестрам сунула, договорилась о лучшем наркозе, а все равно умерла во время операции.

Макар горевал по ней. В последние годы именно бабка Авдотья была ему роднее всех. Когда он переехал в Краснодар, то захаживал в лавку. Кольцо продавалось, но очень задорого, никто не брал его. Вскоре Макар позабыл о печатке. Ушел в армию, демобилизовался.

Еще несколько лет прошло. Макар шел как-то домой с работы и в витрине антикварного магазина (не ломбарда) снова увидел ТО САМОЕ кольцо. Зашел внутрь, чтобы узнать, как оно туда попало. Оказалось, печатка не новодел, ей больше трехсот лет, и изготовили ее где-то на Ближнем Востоке. Продавец, конечно, приврал еще. Сказал, что раньше ею владел шейх. И привезли ее из самого Омана. Для соответствия легенде гравировку перебили. Была «Кощею от братвы», а появилась какая-то вязь. Но Макар перстень ни с каким другим не спутал бы. Но он допускал, что он старинный. Огранка камня была необычной. Да и золотое основание… Бандиты девяностых другие печатки носили.

Макар стал навещать печатку. С продавцом познакомился и, можно сказать, подружился. Тот рассказал, что печатку сдал крупный рыночный торговец из Азербайджана. Купил в ломбарде и почистил в соляном растворе (как советуют поступать с уже ношеной ювелиркой), а будто не помогло. Проблемы начались. То с бизнесом, то со здоровьем, то с семьей. Не связывал это с кольцом до тех пор, пока камень темнеть не стал. Ни с того ни с сего. И это чистейший рубин! Снял мужчина кольцо и выставил на продажу. Вскоре все у него наладилось, а камень вновь засверкал.

За пару месяцев до отъезда в Москву Макар зашел в антикварный. А все почему? Кольца в витрине не увидел. Оно лежало в восточном сундучке, было красиво подсвечено и привлекало внимание. О сохранности драгоценности никто не переживал, магазином владел очень важный в Краснодаре человек, такого грабить, все равно что себе смертный приговор подписывать.

— Купили? — спросил Макар у продавца.

— Еще в прошлом месяце, забыл тебе сказать! — Они некоторое время не виделись, только созванивались пару раз. — Не торгуясь купили.

— Кто?

— Очень солидный мужчина в годах с тростью старинной. Москвич. Зашел с помощником и сразу мне говорит, дай посмотрю. Ну я дал. И давай ему сказку о шейхе рассказывать. Он — не трынди, я знаю, кто его носил. И это Кощей. — Парень развел руками. — Я понятия не имею, кто это.

— Гравировка была такая на перстне: «Кощею от братвы», — пояснил Макар. Он не рассказывал до этого всей истории перстня.

— Вон оно что. Предыдущий хозяин просто свел ее. А уже мы вязь нанесли. Я после некоторого психологического давления со стороны покупателя об этом поведал. Тому нужно было знать, как печатка к нам попала. Как я понял, этот Кощей был в ней похоронен. — Макар сразу понял, о чем речь. — Причем вообще не в наших краях. И было это давно. Но покупатель сказал: «Выжил, значит, падла!» А потом уже мне: «Если что-то узнаешь о Кощее, звони, пиши. За любую информацию о нем заплачу!»

— Сколько?

— Точной суммы не назвал, но красноречиво помахал перед моим носом пачкой долларов. Потом купил кольцо, кстати, за наличку, уже рублевую, тут же его надел, а мне протянул визитку.

— Ты ее сохранил?

— А ты что, владеешь информацией о Кощее? — сразу же подобрался продавец. Он не собирался упускать своей выгоды.

— Может, это был тот, от кого бабке Авдотье кольцо досталось? — Этого он от приятеля не скрывал.

— Это десять лет назад случилось?

— Примерно. — На самом деле гораздо больше.

— Не актуальная информация, ты же понимаешь. И за нее тебе никто не заплатит.

— А вдруг? Пусть не пачку баксов, хоть сколько.

— Тоже верно. Сейчас поищу визитку. Но давай договоримся…

— Если мне заплатят, я в долгу не останусь. — Макар понял, о чем он. — Обещаю.

Через несколько минут он покинул магазин. Визитка была при нем. Макар готов был ответить за слова и отблагодарить продавца, он не сомневался в том, что ему заплатят. А все потому, что владел еще кое-какой информацией, но ее при себе держал. Он вообще был очень закрытым человеком. Жизнь научила Макара многому, главное, хранить тайны, и свои и чужие.

По телефону, указанному на визитке, он позвонил сразу, как зашел домой. Но аппарат оказался выключенным. Сменили номер, сделал вывод Богатырев. Но это не страшно, на карточке отпечатаны имя и фамилия. Можно найти человека в интернете.

Поисковик выдал много полных тезок, но ни один не подошел под описание богатого пожилого москвича. Такие люди в тени держатся, понятно. Их как-то иначе вычислять надо.

Беда в том, что он не знал — как. И совета не у кого было спросить. Разве что у юзеров с сайта по поиску людей. В диалог с Макаром вступили многие. Один предложил конкретную помощь, но хотел за услуги денег. Пришлось перевести. Человек сразу после этого пропал с сайта.

Оставшись у разбитого корыта, Макар загрустил. Неужели возможность заработать легкие (и огромные для работяги из Краснодара) деньги упущена? Так и придется всю жизнь батрачить за гроши, тогда как некий столичный старикан их кидает направо и налево. За кольцо несколько сотен тысяч отдал, не моргнув. Просто достал их из сумки, как Макар полтинники из своего потрепанного бумажника, и заплатил за побрякушку.

Макар кое-как себя успокоил, но тут случился еще один подарок судьбы. Или то было искушение?

Он работал в аэропорту, менял баннеры на балконах. Уже все сделал, начал спускаться, как услышал голос, показавшийся ему знакомым. Тихий, сдавленный, сиплый.

— Да, я все дела закончил, — говорил проходящий мимо человек, и звучало это так, будто к его рту прижата ладонь. Но нет, он держал одну руку в кармане, вторую с телефоном у уха. — Сейчас бегу на самолет. Через три с половиной часа буду дома, в родненькой Москве.

Макар начал спускаться быстрее. Он хотел увидеть лицо человека, а не его спину, тоже знакомую, с костлявыми плечами, одно из которых выше другого. Мужчина был в дутой куртке с капюшоном на голове, но Макар все равно обратил на это внимание. Жаль, он не успел вовремя. Когда спрыгнул на пол, тот уже удалился, а пока отстегивал карабины, человек прошел за турникеты. Единственное, что смог отметить Макар: от него пахло гарью. Точно, как от Зомби. Этот душок улавливали только он и бабка Авдотья.

И что же получается? Судьба столкнула Макара с лже-Андреем во второй раз. И как вовремя! Теперь Богатырев знает не только о его прошлом, но и о настоящем: Кощей живет в Москве. Там же, где и тот, кто его ищет. И это значит, Макару тоже нужно туда. На месте разыскать нового обладателя перстня с рубином будет легче.

Уже через два дня Богатырев сел в поезд до Москвы. В столице у него была назначена встреча со специалистом по розыску людей. Его Макар нашел уже по рекомендации, и никаких денег тому не переводил. Договорились об оплате на месте. Тот не пришел, прислал помощника, который повел Макара за собой, усадил на лавку, стал кому-то звонить, договариваться, потом отошел туда, где тише, но в толпе потерялся.

А через несколько минут гость столицы понял, что его обокрали.