Найди меня под облаками

Глава 1

Саня и Ваня хоть и были двоюродными братьями, познакомились, когда первому было девять, второму — шесть. Их матери в молодости поругались, не поделив мужика, и перестали друг с другом общаться. Первая встреча пацанов состоялась у бабушки в деревне. Саня жил у нее, а Ваню привезли на лето.

Братья были похожи внешне: оба долговязые, худенькие, голубоглазые, с густыми, выцветающими до белесости бровями. Но при всем при этом выглядели они по-разному. Саня вечно чумазый, наголо бритый, с кожей, покрытой синяками, царапинами и болячками, носил исключительно обноски, иногда рвань. Его принимали за детдомовца, но даже те были аккуратнее одеты и лучше накормлены. Ваня же воспитывался в нормальной семье, его стригли в парикмахерской, обстирывали, по случаю наряжали, одаривали игрушками. Не баловали особо, но и не притесняли. Санька же рос как сорная трава. Алкаши-родители скинули его бабке, денег на содержание не давали, а она свою пенсию на внука тратить не собиралась. Был бы путный, можно было бы хоть иногда радовать, но ей паскудник достался, так пусть жрет кашу на воде и недозрелые яблоки, носит обноски, ходит без волос, чтобы не завшиветь, болячки лечит подорожником да зеленкой, а за проступки свои получает ремня.

Младшего же внука старуха приняла. Называла его своей отрадой. Это не вызывало у старшего зависти. Саня не нуждался в бабкиной любви, но с братом дружить хотел. Он мог бы многому его научить, например, по деревьям лазить, яйца в соседских курятниках тырить, в карты мухлевать, скатываться в корыте с речного откоса и сразу плюхаться в воду. Он познакомил бы его с друзьями, деревенской шпаной и детдомовцами, что отдыхали в ближайшем пионерлагере. Показал бы, как дрессировать бездомных собак. А мог бы просто в футбол с ним поиграть! А то Ванька с утра до вечера сидит в саду или дома и что-то рисует. Иногда лепит из глины. И ни с кем не общается. Дикий какой-то. Или запуганный городской шпаной. Видно же, что маменькин сынок.

Но стоило Сане подойти к брату близко и начать общаться, как бабка гнала его с криком: «Не зырь на него, паскудник меченый, сглазишь еще! И вообще, держись от брата подальше!» А потом еще ремня давала, чтоб внук точно уяснил. А если под рукой ремня не находила, чем придется охаживала: мухобойкой, башмаком, дорожкой, которую трясла.

Отцом Вани был тот самый мужик, которого сестры не поделили. Он встречался со старшей, будущей матерью Сани, но младшая его у нее увела. Молодые люди вскоре поженились, и страдающая брошенка поступила как многие в ее положении: выскочила замуж за первого встречного. На первый взгляд тот казался нормальным: работал водителем грузовика, жил у старика-деда, квартира которого была завещана внуку, пил в меру и совсем не курил. Позже выяснилось, что никотин был противопоказан его пораженным туберкулезом легким, а болезнь муженек подцепил на зоне.

Семейная жизнь сразу не задалась. Не любила женщина супруга. Он чувствовал это и злился. От стресса начал больше пить, поднимать руку на благоверную. Ей бы развестись, но узнав о том, что предательница-сестра зачать не может, старшая быстренько забеременела и через девять месяцев родила Саню.

Наследник семью не укрепил. Отец как запил на радостях, так и продолжил. С работы выгнали. Матери пришлось полугодовалого Саню в ясли отдавать и выходить из декрета. А тут еще дед преставился. Но квартира его досталась не внуку. Наследник дал жильцам полгода, после чего выдворил. Те съезжать не хотели, пришлось с милицией выселять. Пьяного батю так это рассердило, что он кинулся на участкового. Тяжких повреждений тому не нанес, но под суд все равно попал. На два года посадили непутевого главу семьи.

К Саниному четырехлетию он откинулся. Мальчик очень ждал папу. Он, естественно, не помнил его, а еще пребывал в уверенности, что тот все эти годы работал на Севере, в Комсомольске-на-Амуре. Мама уверяла мальчика в этом. Называла его отца строителем ГЭС. Саня ей верил. Именно ей, а не соседям, что называли его батю уголовником.

Встреча Саню разочаровала. Папка уделил ему меньше минуты: пару раз подкинул, назвал дрищем, сунул ему шоколадку и отправил гулять. Точнее, вытолкал за дверь, не слушая возражений, чтобы покувыркаться наконец с женой. Вечером же мужик привел в дом гостей, и компания принялась отмечать освобождение. Празднование знаменательного события продлилось несколько дней, в которые мать не ходила на работу, а Саня в сад. Оба якобы заболели.

Благодаря фальшивым справкам родительнице удалось скрыть правду. Но гулянки устраивались все чаще, начались прогулы, и ее уволили. Саня в сад ходить тоже перестал. Сидел в своей комнатушке, когда взрослые бухали, или слонялся по двору.

Мать вскоре забеременела. Хотела аборт сделать, да срок прошел. Пришлось вынашивать. Правда, на образе жизни женщины это никак не отразилось. Дочь ее родилась семимесячной со множеством патологий. Умерла на третий день.

Сколько крокодильих слез пролила мать по своей малютке, Саня не знал. Он был отвезен к бабке еще до родов. Мать обещала вскоре забрать сына, а старухе сулила ежемесячно присылать деньги на содержание пацана. Обманула обоих. Но как бы плохо Саньке ни жилось с родителями, он очень хотел вернуться к ним. Те хотя бы не били, не обзывали чертом меченым да паскудником. И со стола, когда все засыпали, Саня мог остатки собрать. Алкаши ели мало, только закусывали, и он мог лакомиться ливерной колбасой, килькой в томатном соусе, тушенкой (если в банку водички добавить, погреть, туда же хлеб накрошить — вкуснейшая похлебка получалась).

Домой он попал только в десятилетнем возрасте. В деревне имелась лишь начальная школа, а средняя в семи километрах. Добираться на автобусе за свой счет. Считай, бабкин. И та, недолго думая, выгнала внука. Сосед как раз в город ехал, она Саньку ему и передала. Сказала, где высадить. Дала за беспокойство рубль. А внуку — старую матерчатую сумку с вещами, они все в нее поместились.

Отец с матерью, мягко говоря, Саньке не обрадовались. Они уже сдали его комнату, и размещать мальчика было негде. Разве что на балконе. Там ему и постелили. Когда погода стояла хорошая, Сане даже нравилось его место обитания. Свежий воздух, двор виден и всегда знаешь, когда ребятня собирается в футбол поиграть, а еще вонь из кухни, где круглосуточно кто-то пьет и курит, не доходит. Но это лето выдалось холодным и дождливым. На незастекленном балконе спать приходилось под несколькими старыми одеялами и клеенкой. В итоге Саня простыл, пришлось выделить ему угол комнаты, где жили родители и… Их подруга. Отец трахался с ней, когда мать засыпала. Это было мерзко и в то же время возбуждающе. Именно в десять в Саньке пробудился основной инстинкт.

Едва мальчишка оклемался, его отправили назад в деревню.

— Бабушка не примет меня, — пытался вразумить родителей Саня.

— А ты попроси ее хорошенько. Скажи, в городе болею, там экология плохая.

— Ей плевать на мое здоровье…

— Не говори ерунды, — едва ворочая языком, возражала ему мать. — Бабушка любит тебя. Но по-своему.

— Она бьет меня и обзывает.

— Значит, плохо себя ведешь.

— Нормально я себя веду, — продолжал спорить Саня. — А ненавидит она меня, потому что я черт меченый. Еще и дармоед. Вы денег ей обещали, но ни разу не прислали. А мне форму надо школьную, портфель… Не поеду я никуда! — И заревел-таки.

— Не ной, — рыкнул на него отец. — Не баба. А денег найдем…

Так он хотел от сына избавиться, что где-то назанимал двадцать рублей, раздобыл почти новую форму, пусть на два размера больше, башмаки и куртку (тоже не новые). Мать ссыпала Саньке в карман мелочь на проезд. И помахали ему родители ручкой. Из окна. Никто из них не удосужился проводить пацана на вокзал. Не маленький уже, сам доберется.

И он добрался. Не только до вокзала, но и до деревни, а она от станции в трех километрах находилась. При этом Санька ни гроша на проезд не потратил, только на беляш тридцать пять копеек. В привокзальном киоске его купил и съел тут же, обжигаясь, обливаясь жиром и наслаждаясь вкусом. Саня обожал пирожки с «котятами». Жаль, редко ел. Тридцать пять копеек, сумма большая. На нее можно купить бутерброд с колбасой, мороженое и стакан газировки из автомата.

Саня подошел к дому бабки, когда уже стемнело. Взялся за калитку, но замер, увидев на крыльце веник. Им его тоже били. А еще бельем, что сейчас сушилось на веревке, особенно больно, если мокрым и по лицу, шлангом, змеящимся между грядок, резиновым сапогом. А сколько колотушек в самой избе! Неужели Саня войдет в нее, чтобы снова получать?

— Да и не примет бабка меня, — пробормотал он. — Двадцатку возьмет, скажет, что это жалкие слезы, и ей больше причитается, а потом опять выставит…

Так бы она поступила или нет, Саня не стал проверять. Он развернулся на сто восемьдесят градусов и рванул в обратном от дома направлении. У него есть деньги, теплая одежды, ранец удобный, он не пропадет!

Ночь мальчик провел в заброшенном доме. У него не имелось крыши, но дождя не обещали, а на холоде ему спать не привыкать. Поутру Саня отправился в лагерь к друзьям-детдомовцам. По пути купил пакет конфет, чтоб угостить пацанов, и сушек с маком. Их бы больше сигареты порадовали, ясно, но кто б ему их продал?

Десять дней Саня наслаждался жизнью, пока не закончилась смена. Он знал, как пробраться на территорию незаметно, и проводил ночи у друзей. Но когда лагерь опустел, его быстро заметили и выгнали. Пришлось обустраиваться в заброшенном доме. Но и это Саня смог. Он сколотил себе шалаш, крышу его обил клеенкой, внутрь положил матрас, подушку, одеяло (все это нашел на помойке). Мальчик раздобыл и посуду, так что мог себе готовить. На продукты не тратился, воровал яйца, подкапывал в огороде картошку, но мог и рыбу поймать или голубя камнем подбить.

От дома бабки Саня держался подальше, обитал на другом конце деревни, на отшибе, а в магазин и аптеку (соль, сахар, мыло все же приходилось покупать, как и зеленку, чтобы болячки мазать) бегал к ЖД-станции. И, несмотря на все меры предосторожности, он как-то оказался у бабкиной калитки. Свалился с велосипеда и кубарем покатился с горки. Остановил его головокружительное перемещение забор — Саня влетел в него. Когда поднялся, понял, где оказался, и хотел сразу убежать, да увидел… Брата Ваню. Это еще в конце лета было, и он, очевидно, снова гостил у бабки.

— Привет, — поздоровался с ним Саня.

Брат ничего не ответил. Он вытаращил глаза и часто-часто ими замигал.

— Да не ссы ты!

Мальчишка стал озираться по сторонам. Искал глазами бабку? Оказалось, мать. Она находилась в огороде. Там же отец, несостоявшийся муж уже Саниной родительницы. Лысоватый, с брюшком, но с добрым лицом мужичок. Супруга тоже имела лишний вес. Он ее не портил. А румянец на щеках делал очень милой. Когда-то сестры были похожи, теперь совсем нет.

«Интересно, какой была бы сейчас мама, выйди она замуж за этого дядьку?» — подумал Саня, но углубляться в размышления не стал. Его вот-вот заметят!

— Пошли погуляем, — предложил он брату.

Тот замотал головой и начал пятиться. Но Санька успел подскочить к калитке, сунуть руку между прутьев, схватить брата за грудки, притянуть к себе и прошептать ему в лицо:

— Если проболтаешься о том, что видел меня, придушу.

После этого Саня убежал, решив больше не вспоминать о полоумном брате и его семье.

Первого сентября он, естественно, в школу не пошел. Скорее всего, бабке звонили, спрашивали почему. Она ответила, теперь он живет с родителями. Все и успокоились. В общем, никто Сане не мешал наслаждаться свободой. Его беззаботная жизнь закончилась через два месяца. И в самый неподходящий момент: он нашел себе место, где можно перезимовать. Не просто с крышей, с печкой. Но на ноябрьские праздники, когда он у ЖД-станции радовал себя беляшом и газировкой, к нему подошли два милиционера. Они задавали вопросы, пацан отвечал на них уверенным враньем, а когда его повели в отделение, попытался сбежать. Его догнали и отволокли в участок.

Там мальчик узнал о гибели бабушки. Ее убили с целью ограбления. Труп нашла дочь, приехавшая с семьей повидать мать. Та им дом отписала и обязала навещать ее регулярно. Документы на землю и недвижимость она положила в ящик с «похоронными» деньгами. При обыске они, деньги, не были обнаружены. Так как бабка была скрягой и не доверяла сберегательным кассам, то сумму скопила немалую. Из-за нее и лишилась жизни.

Именно тетка указала на Сашку, как на подозреваемого. Он бабку ненавидел и этого не скрывал, а еще крутился возле дома (Ванечка его видел) и, естественно, нуждался в деньгах, как все бродяги.

Доказать вину одиннадцатилетнего пацана не смогли. И денег при нем нашли чуть: рубль и пятнадцать копеек мелочью. А оставшийся от родителей червонец он так запрятал, что никакому сыщику не отыскать.

Сашку вернули домой и поставили на учет в детскую комнату. Родителям тоже досталось: отца в тубдиспансер упекли, а мать влепили статью за тунеядство. Поскольку на ее иждивении находился ребенок, не посадили, но привлекли к общественным работам сроком на год. А хуже того: принудительно закодировали. Не выдержала женщина такого «рабства», сорвалась, в пьяном дурмане кинулась с ножом на подругу, ту самую, с которой ее муж спал, ладно не убила. На сей раз срок дали. Отправилась маманька по этапу, а Саня в детский дом.

Он наделся попасть в тот, где его друзья содержались, но нет. Загремел он в лютое учреждение для трудных подростков. И эти детдомовцы были не такими, к каким он привык. Его друзья обычные хулиганы, шантропа, курящая, попивающая, по мелочи ворующая. Саня же оказался среди озлобленных волчат. Через год сам таким стал, а в четырнадцать угодил в колонию для малолетних преступников. Втроем напали на дядьку пьяненького, ограбили, избили до полусмерти (инвалидом остался мужик), но попался только Саня — его дружинник догнал. Никого из подельников он не выдал, да только нашла их милиция и без его показаний. И это очень Сане навредило: сколько бы он ни божился, а ему до конца не верили. Всю свою маленькую жизнь он доказывал кому-то, что не верблюд. Бабке, что не черт меченый, полиции, что не ее убийца, корешам, что не стукач… С таким клеймом в колонии авторитета не завоюешь. А Сане хотелось. Но с ним не считались и дали обидное погоняло Лишай.

Он вышел на свободу с твердым желанием начать новую жизнь. Саня был смышленым, все на лету схватывал, и если бы уделял хоть немного времени учебе, то мог бы хорошистом стать. Он хотел пойти куда-нибудь разнорабочим, получить среднее образование в вечерней школе, потом поступить в техникум. Да-да, не в ПТУ, а непременно в техникум, где готовили химиков — именно эта наука его увлекала. Пока же Саня знал только две формулы: воды и спирта.

Из детского дома его забрала мать. Она освободилась год назад и за это время сумела наладить жизнь. Отец этому не мешал, он умер в диспансере, зато очень помогала Вера. Саня думал, речь идет о религии. Мать, как и многие откинувшиеся, пришла к Богу, стала Библию читать, молиться, посты держать. В ее искренность сын слабо верил. Эта женщина все делала напоказ: и страдала, и радовалась, и каялась. Но пить бросила, уже хорошо. И нашла себе человека, на которого можно положиться. Веру. Женщины вместе срок мотали. Друг за другом освободились и стали жить вместе.

Саня снова занял свою комнату. Как планировал, нашел работу, пусть и с трудом, получил среднее образование. А вот в техникум не поступил. Не до учебы стало, когда его девушка забеременела. Ему девятнадцать, она еще в одиннадцатом классе учится, и матери их содержать не намерены. Обе на аборт девчонку отправляли, но та, пока самостоятельно пыталась от ребенка избавиться (поднимала тяжести, сидела в горячей ванне, горстями но-шпу пила), срок пропустила. Пришлось Саньке на вторую работу устроиться.

Выматывался Саня сильно. Поэтому не отказывал себе в маленькой радости: распитии водочки в компании коллег. По пятницам мужики всегда собирались в гараже. В день получки заваливались в пивную или пельменную и гуляли не на два рубля с носа, а на пять. В один из таких банкетов повздорили. А Санька с мастером цеха Михалычем аж сцепился. Мужиков растащили, они выпили за примирение и разошлись по домам.

Утром, когда Саня явился на работу, его встречала милиция. На Михалыча в переулке напали, ударили по голове монтировкой, затем обокрали. Потерпевший скончался в больнице.

— Это не я сделал! — выпалил Саня, прекрасно при этом понимая, что ему не поверят.

— А кто?

— Не знаю. Мы расстались у пельменной…

— В которой в пух и прах разругались и подрались. Этому есть куча свидетелей.

— Как и тому, что мы помирились.

— По малолетке срок отбывал за что?

— Разбойное нападение, — с унылым вздохом ответил Саня. Опять это случилось! В четвертый раз его обвиняют незаслуженно. А еще говорят, бог любит троицу!

— Нанесение тяжких телесных повреждений, изъятие денежных средств… Знакомый сценарий, да?

— За то преступление я ответил, — яростно прошептал Саня. — А на Михалыча я не нападал.

Но следователь его не слушал. Он просто рассуждал вслух, игнорируя все реплики подозреваемого.

— Получка у него хорошая была. Как две твоих. Ты, говорят, в деньгах сейчас очень нуждаешься, потому что твоя девчонка залетела, а на зарплату мастера подержанную коляску и кроватку купить можно…

И дальше в том же духе.

Саня находился под следствием, когда родилась его дочка. Поскольку он сидел в КПЗ, то не увидел малышку. А мать ее всего пару раз, она на свиданку пришла и на суд. Когда огласили приговор, упала в обморок. Шесть лет дали Сане. Все твердили, легко отделался… И это он, невиновный?

Очень тогда Сашка на жизнь обиделся. Злым стал. Первого, кто его на зоне Лишаем назвал, так отметелил, что в карцер на две недели загремел. Выйдя, снова ввязался в драку. По УДО его все равно не выпустят, а «плюшки» от тюремного руководства за примерное поведение ему на фиг не нужны. Пошло оно вместе со всей системой правосудия СССР!

Саню начали побаиваться, но уважения он долго не мог заслужить. Лешего (уже не Лишая) сторонились. Всегда компанейский, на зоне он стал одиночкой. Именно поэтому так ждал писем с воли. Особенно Вериных. Именно она поддерживала Саню больше остальных. Многие друзья от него отвернулись, мать о сыне редко вспоминала всю сознательную жизнь, а девушка если писала, то жаловалась на трудности, главной из которых являлось безденежье. Саня ничем помочь не мог и злился на подругу за то, что она этого не понимает. Он ведь не в командировке длительной, а на зоне! Где он тут денег добудет? С воли ему только сигареты да чай с сахаром присылают, а в тюремный бизнес пойди прорвись.

Но у него это получилось спустя полтора года. За систематическое нарушение порядка заключения в колонии общего режима Лешего перевели в другую, на строгач. И там, как ни странно, все у него заладилось. То ли в хату правильно зашел, то ли просто повезло, но он вызвал симпатию у местного авторитета с погонялом Слон. Благодаря ему Саня зажил. Начал как взыскатель карточных долгов, но поднялся до исполнителя личных поручений Слона. Считай, стал его правой рукой… Той, в которой идеально лежала заточка. Многих тогда Леший продырявил, двоих в расход пустил. Легко, без раздумий. Прошли те времена, когда он хотел стать лучше, зажить по-человечески. Теперь он по ту сторону закона и шагу назад не сделает.

Деньги, что появились, Саня отправлял матери своей дочери Аллочки. Не все, но достаточное количество. Он хотел, чтоб на них она девочку лечила и возила в санаторий: ребенок родился с проблемами позвоночника. Мать ее обещала все делать ради нее, а еще ждать Саню с зоны. В последнее он не очень верил, но ласковым словам, письмам, а особенно фотографиям дочери радовался.

Но как-то Сане пришла весточка от матери. Вспомнила о сыне наконец! И рассказала она о том, что бывшая его вовсю с мужиками крутит, ведет себя вызывающе, по кабакам шатается, спит с кем попало, на ребенка плюет. Кто бы, конечно, осуждал, только не Сашкина горе-мать, но это дело десятое, главное — деньги, что Леший отправляет на волю, не Аллочке достаются, а ее гулящей родительнице и ее кобелям. «Ты, сынок, лучше мне деньги отправляй, — писала мамашка. — Я буду девочке все покупать: одежду, книги, игрушки…» И далее в том же духе. Но Саня давно перестал полагаться на женщину, из чьего чрева появился. Поэтому списался с Верой. Та пообещала позаботиться об Аллочке.

Шестью годами срок Лешего не ограничился, ему еще двушку добавили. Но это не страшно, на зоне он чувствовал себя хозяином жизни. И все же на волю хотелось, а все из-за дочки.

Он нашел ее у матери своей бывшей. Та устроилась проводницей и была в постоянных разъездах.

— Сбагрила ребенка, — бурчала бабка (которой и сорока пяти не исполнилось), когда Аллочка, наигравшись с отцом и до отвала наевшись вкусняшек, уснула. — Как говорила, давай искусственные роды вызовем, избавимся от него, так нет… Родила, дура, еще и больного. С Алкой заниматься надо, чтоб горб не рос, у врачей наблюдать, а мне с ней некогда возиться, я в больнице пашу на полторы ставки…

— Зачем пашешь, если я денег даю на дочь?

— И как язык поворачивается такое говорить! — возмутилась несостоявшаяся теща. — Кидал гроши, когда Алка маленькой была, но на них даже нормальные ботинки ортопедические не купишь, а ей нужны.

— Прогуливала дочь твоя все деньги, только гроши ребенку оставляла. — В голосе Сани появился металл. Он отучил себя кричать и дергаться. — Когда я узнал об этом, стал отправлять деньги надежному человеку. Неужели и они не доходили?

— Ты а бабе-мужике, что с матерью твоей жила? Да, приходила несколько раз. Кукол приносила, в которые Алка не играет, и однажды двадцать пять рублей мне дала. Сказала, на школьную форму, как раз внучка в первый класс пошла.

— То есть больше года прошло с тех пор?

Женщина кивнула.

Ничего не понимающий Саня отправился к матери, чтобы встретиться там с Верой. Он тогда ей очень большую сумму с зоны переправил с оказией. Велел разделить на части и отдавать ими, чтоб всю сумму сразу не потратили. И это, естественно, был не четвертак!

Мать встретила сына радостно. Но когда увидела, что тот без бутылки, насупилась. Из квартиры исчезли и иконы, и книги религиозные, и платья до полу вместе с платочками, и… Вера!

— В прошлом сентябре свалила куда-то, — сообщила мать. — По-английски, не прощаясь.

— Может, в деревню родную? — Он помнил, Вера рассказывала о ней, и скучала.

— Ты что! Она леспромхоз разворовала и квартальную премию всех работников в карты проиграла. Ее там прибьют. — Мать ехидно посмотрела на Саньку. — Что, думал в людях разбираешься? Через меня не хотел денег для дочки, доверил их воровке и аферистке!

— Ее председатель подставил…

— Ой, дурак, — хохотнула мать. — Ничему тебя жизнь не учит. Чужой тетке сколько деньжищ отвалил, а матери родной даже бутылки не купил. Сбегай, а? Шланги горят.

Саня швырнул ей в лицо червонец, ровно столько стоила поллитровка «Столичной», и покинул квартиру, так и не ставшую ему родной, навсегда.

На воле деньги Леший стал зарабатывать большие и влегкую. Теперь он сам передавал их той, что воспитывала его дочь. Бабка ушла на легкую работу, в регистратуру, и смогла уделять время Аллочке. Мать ее Саня ни разу не видел. Та, когда бывала в Москве, от него пряталась — боялась.

Через два года Леший снова загремел за решетку, и на этот раз точно легко отделался. Мог бы на пятнадцать загреметь, но нашли терпилу, что взял всю вину на себя, и Саня всего три года провел на зоне.

Вышел уже королем.

Десять лет пролетели, как миг. А все потому, что Леший все это время взлетал, пока не поднялся на самый верх. Он добился всего, о чем мог мечтать: уважения, статуса, денег. Он построил дом своей мечты и дачу на море, половину бизнеса легализовал, женился на первой красавице Сибири, и у него появилась еще одна дочь. Это ли не счастье? Саня никогда не мечтал о наследнике. Он не знал, как воспитывать сына. То ли дело девочек! Для них главное — это любовь. И Леший всю ее до капли отдавал им. Только Аллочке и Шуре, остальные обойдутся. В том числе жена, не говоря уже о матери, которая до сих пор оставалась в живых. Пила, курила, дралась с сожителями, постоянно ломала себе то ноги, то руки, травилась то паленой водкой, то тухлой закуской, но ей все было нипочем. Она давила на жалость, но вызывала у сына только гнев. Леший иногда швырял ей в лицо деньги, чтоб мать убралась и не попалась на глаза дочкам, но чаще спускал на нее собак. Саня мог бы отправить ее в лечебницу, психушку, на тот свет, но решил не вмешиваться в жизнь родительницы. Пусть доживает свой век так, как хочет и может.

Саня за последние годы облагородился. Стал хорошо выглядеть, научился себя вести, много времени посвятил самообразованию. Времена изменились, и Леший понимал, что тоже должен. Некоторые из авторитетов прошлого, те, что поумнее, стали видными бизнесменами, политиками, а дураки уже в сырой земле лежат. Эра криминального беспредела заканчивается, и нужно идти в ногу со временем. Леший планировал навести порядок в своем королевстве и через пару-тройку лет найти преемника, чтобы самому уйти на покой. Политика его не интересовала, а бизнес — да. Он подумывал о винодельческом. Купить землю, разбить виноградники и заняться производством коньяков, аперитивов и игристых вин. Благо денег у Лешего было столько, что хоть половину Бордо скупай. Привыкший с голодного детства к экономии и накопительству, Саня себе не изменил и в зрелости. Кореша шальные деньги прогуливали (как пришли, так и ушли, говорили они), а он в кубышку складывал. Гульнуть тоже мог, потратить на ерунду, продуть, но не подчистую. В итоге обзавелся десятком заначек. В одной валюта, в другой золото в слитках, в третьей бриллианты, в четвертой новехонькое оружие с документами, хочешь толкай, хочешь сам пользуйся, в пятой компромат на некоторых важных персон, выкупленный у проституток или киллеров. Все схроны в разных местах были. И найти их мог только сам Леший. Никого в свою тайну он не посвящал, потому что доверять можно только самому себе. А если грохнут его раньше времени, пусть в земле да в воде лежат его заначки, как схроны Стеньки Разина.

О том, что неладно стало в его королевстве, Леший узнал в день рождения. Он был сыт, пьян и очень доволен. Рядом кореша, дочки, дом украшен, как Версаль, а на сцене для гостей поет сам Михаил Круг. Это для братвы. А для остальных Дэвид Копперфильд будет фокусы показывать. Аллочка считала его настоящим волшебником, и Леший заказал выступление знаменитого иллюзиониста, позволив себе безумную трату в миллион долларов.

— Что-то я Гирю не вижу, — обозрев взглядом столики, накрытые в саду, сказал Леший. — Уехал куда или просто опаздывает?

— Не хотел тебе праздник портить, — пробормотал помощник, который, насмотревшись фильмов о сицилийской мафии, называл себя консильери. — Думал завтра сообщить…

— О чем?

— Грохнули Гирю.

— Кто?

— Кощей.

— Этот наркоша? Да как он посмел? — удивился Леший. Он слышал о новой банде, возглавляемой неким Кощеем. И слышал как раз от Гири. Тот был недоволен тем, что в его районе пришлые наркоту толкают, а всего хуже, дрянную, и собирался с ним разобраться.

— Он конченый! Знаешь, как грохнул Гирю? Вколол ему лошадиную дозу хмурого. Эх, и корчило его перед смертью…

— Как этого Кощея найти?

— Да он не скрывается особо.

— Пошли к нему бойцов. Пусть накажут.

Отдав приказ, Леший вернулся к празднованию.

Гости разъехались под утро. Проводив всех, Леший улегся спать прямо на свежем воздухе. Имелась у него беседка во внутреннем дворе, где он любил полеживать под трели соловьев.

Пробудился от рева моторов. Леший решил, что это его бойцы вернулись, и стал ждать, когда им откроют ворота охранники на КПП… Но дождался он другого!

Через ворота, глухие, трехметровые, перелетела сумка. Клетчатая, с ручками, в таких рыночные торгаши свой товар перевозят. Потом послышались выстрелы. Это его охрана открыла по кому-то огонь. Леший подошел к сумке. В ней могло быть что-то взрывчатое или просто опасное, но он взял ее, расстегнул молнию. После этого вытряхнул содержимое. Им оказалась голова бригадира его боевого отряда Митяя.

— Хочешь сделать хорошо, сделай сам, — тяжко вздохнул Леший. Все годы он ездил вместе с бойцами на разборки, в кои веки решил доверить исполнение приказа подчиненным, и вот нате вам, подарочек.

«Рано расслабился, — уже про себя закончил мысль Леший. — И недооценил Кощея, что глупо. Гиря важным человеком был, а он попер на него танком. Что из этого следует? Стоит кто-то за новичком, потому что, каким бы ты отморозком ни был, надо понимать, с кем бодаться решил…»

На встречу с Кощеем Леший отправился через несколько дней. Он хорошо подготовился к ней, как в былые времена. Именно из-за своей осторожности, умения сдерживать порывы, а также благодаря слежке за объектом и его окружением Леший и добился такого успеха. Другие напролом перли, а он пока план не разработает, не сунется. И вот взял, дурак, и изменил себе. В итоге лишился восьми парней и репутацию подмочил — до братвы слушок о «подарочке» Кощея на день рождения Лешего дошел.

Он нагрянул со своими ребятами в баню, где зависала группировка отморозков, под утро. Внешнюю охрану сняли снайперы, внутреннюю — ребята, набранные из спецназа. Когда бойцы рассредоточились, в помещение зашел Леший.

В большом предбаннике находилось человек восемь. Все спали или были в отключке. В основном мужики, но и пара бабенок-проституток тут же валялась. Отдыхала от трудов неправедных, накачавшись бухлом да наркотой. Только один человек бодрствовал: высокий, костлявый, бледный, с впалыми глазами и синяками под ними. Они были такого же цвета, как многочисленные наколки на худом теле Кощея. Что это именно он, сомнений не возникало.

— Я ждал тебя, — проговорил Кощей, налив себе водки в граненый стакан. Руки его не тряслись, голос тоже. Излучая спокойствие, он откинулся на спинку дивана и выпил.

Если бы Леший не был уверен в том, что за ним кто-то стоит, то кончил бы на месте. Причем лично. Руки так и чесались. Но сначала он должен все выяснить. Возможно, на это уйдет время, но Леший подождет. Это он умеет.

— Побазарим?

— Давай сначала бухнем? — Кощей взял еще один стакан, ополоснул его минералкой, поставил перед Лешим. Тот поднял палец и указал им на емкость. Просвистела пуля, и стекло разлетелось. От звона проснулся один из мужиков. Вскочил, начал трясти головой, пучить красные глаза. Следующая пуля досталась ему. — Как хочешь, — пожал худыми, но широкими плечами Кощей. Труп кореша спихнул с дивана на пол. — Я под прицелом базарить с тобой не буду.

— Куда ты денешься?

— Если б ты хотел меня кончить, уже сделал бы это. Но тебе что-то нужно от меня, значит, я могу поставить условие. — Он достал из банки горсть квашеной капусты захрустел ей. Зубы у Кощея были железными, и они неплотно друг к другу прилегали. В щели тут же забились куски пиши, и смотреть на его рот было противно.

Внутренне передернувшись, Леший сказал решительно:

— Я передумал, от тебя мне уже ничего не нужно. Сам разберусь. — И еще раз поднял палец. Осталось нацелить. В башку или сердце?

— Так ты спроси, что хотел, вдруг я отвечу, — не изменяя своему спокойствию, выдал Кощей, а в его рот отправилась очередная пригоршня капусты. — А, понял! Ты решил, что за мной кто-то стоит, раз я такой борзый?

— И кто?

— Да никто. Отморозок я, разве не слышал? Не боюсь смерти. Так что отдавай приказ, мне по барабану… Братик.

Леший удивленно воззрился на Кощея.

— Не узнал? А я тебя сразу. Вот по этой точке. — И указал пальцем, по которому тек рассол, на глаз брата. — Помню, как бабка запугивала меня тобой, чертом меченым. — Он взял новую бутылку, та, из которой пил, кончилась. — Теперь накатим? За встречу и… Упокой моей души. Только не верю я ни в душу, ни в покой. А ты?

Сане все еще не верилось, что перед ним Ваня. Брат, с которым он так мечтал когда-то сблизиться. Болезненная худоба, синяки под лихорадочно блестящими глазами (а не мутными, как обычно у пьяных), железные бивни, абсолютно седые волосы — все это делало его старым, страшным… неузнаваемым! Леший на его фоне выглядел моложавым английским пэром. И это он, крысенок с помойки. Ванька же рос в любви и относительном достатке, он мог бы стать человеком, но…

Превратился в ЭТО!

Леший сложил пальцы поднятой руки в кулак. Так он дал знак «не стрелять, но держать на мушке». После этого бросил брату:

— Одевайся.

Кощей потянулся к креслу, на котором сопел бородатый мужик с надутым, как барабан пузом в синих венах, но рахитичными ногами. Цирроз последней стадии, поставил ему диагноз Леший. Не жилец. Впрочем, тут все такие, даже здоровые. Когда они покинут сауну, всех подельников Кощея расстреляют. Девочек в живых оставят, чтобы поразвлечься, да банщика, он ни при чем.

Сняв со спинки спортивный костюм «Адидас», Кощей натянул его на себя. Носки не стал, пошел к выходу в резиновых тапках.

Два брата сели в машину — бронированный «гелик». С ними поехали три охранника, остальные ребята остались, чтобы зачистить территорию. Пока они расстреливали людей Кощея, а потом грузили их тела в микроавтобус, Саня и Ваня добрались до реки. На крутом ее берегу стоял деревянный стол с двумя лавками. Они сели друг напротив друга и под водку, что водила достал из багажника, начали разговор.

…Ваня, как оказалось, ненавидел свою жизнь. Его не радовали сытость, тепло, уют, забота родителей. Мать очень его опекала, тряслась над здоровьем сыночка. Он слабым родился, плохо рос, набирал вес, часто хворал. Но и только. Никаких серьезных болячек и врожденных патологий выявлено не было, их мать сама выдумывала. То одну, то другую. Таскала Ваню по врачам, пичкала лекарствами, запрещала подвижные игры. Она отдала сына в садик для астматиков, воспользовавшись близким знакомством с заведующей.

Ваня зависел от матери целиком и полностью, но не любил ее. Как и отца. Но тот его еще и раздражал своей бесхребетностью. Все из него веревки вили, не только жена, но и коллеги, соседи. Он постоянно кому-то помогал перетащить вещи, поменять колесо, с собакой погулять. И все это не от доброты, просто не мог отказать. Как и дать отпор. Его обзовут, он смолчит, заставят на субботнике ветки пилить да трактор загружать, когда другие мужики метлами для видимости машут, согласится, на него замахнутся, он лицо прикроет. Мать главой семьи была, не он. И все же его считали образцовым супругом. Не пьет, не гуляет, по дому помогает, работает. Уже десятый год слесарем, хоть имеет диплом техникума, и давно мог бы стать хотя бы мастером смены, но это не потому, что ответственности боится. Просто блатных много да наглых, вот их и продвигают. А простой работяга всегда начальством обижен.

Бабку, к которой Ваню отвезли в неполные семь лет, чтоб та его откормила перед школой, пацан тоже невзлюбил. Но ее за дело! Он видел, как старуха обращается с Саней, и испугался. Впрочем, он робел и перед братом. Восхищался его смелостью и независимостью, но старался держаться подальше. Вдруг правда сглазит? Тогда он подцепит какую-то диковинную болезнь (мать выписывала журнал «Здоровье» и вслух читала особенно интересные статьи), сляжет, и бабка задушит его подушкой, чтоб не мучился. Он был уверен в том, что у нее не заржавеет. Она топила котят, рубила курам бошки, заболевшую чумкой собаку пристрелила из соседского ружья. А еще, как поговаривали в деревне, мужа в колодец столкнула. По официальной версии он пьяным сам в него упал, но кто-то из соседей видел, как женушка ему в этом помогла.

Ваня был тихим и послушным. А еще молчаливым, погруженным в себя. Никто не знал, что творится у него внутри… В какую черную бездну он погружается!

Саня часто видел его с альбомом и цветными карандашами. Брат что-то калякал в нем, но никому не показывал рисунки. Более того, он вырывал листы и сжигал их в печи. Ваня не хотел, чтоб они попались родным на глаза, ведь примерный мальчик не может рисовать кровавые сцены. Мысленно он постоянно убивал кого-то. Начинал с животных, потом переключился на родителей, а главной фигурой его последних картин стала бабка. Он посвятил ей столько сюжетов, что истратил весь красный карандаш, и пришлось переходить на бордовый. Цвет застывшей крови не так будоражил Ваню, поэтому он прокусывал себе палец и добавлял настоящую.

Мальчик так много думал об убийствах, что заболел. У него начались припадки. Матери только этого и нужно было! Эпилепсия, решила она, и вновь начала штурмовать больницы. Диагноз опять не подтвердился. Однако учиться нормально Ваня не смог, его оставили на второй год, а на лето отправили к ненавистной бабушке. Там, к удивлению родителей, припадки прекратились. Мать решила, что это свежий воздух помог, на самом же деле — решение, которое принял Ваня… Он надумал убить бабку в реальности!

— Я все спланировал, — уже не так четко, как раньше, говорил Кощей. Водка подействовала-таки. А Саня уж думал, того никакой алкоголь не берет. — Когда убью ее, при каких обстоятельствах и чем. Я нашел старую косу. Без черенка, ржавую. Поднял, отчистил, наточил и пошел прятать… А тут ты! Влетел в калитку, помнишь? — Брат кивнул. — Как же я испугался! Черт меченый явился, чтоб сглазить меня…

— Бабку убили в будни, — припомнил Леший. — А ты приехал только на ноябрьские в деревню.

— Как бы не так, — оскалил железные зубы Ваня. — Я был в соседней деревне с отцом. У него там бабенка имелась. Прикинь? Этот слизняк еще кому-то, кроме наших мамаш, сдался. Короче, пока жена работала, папашка к бабенке своей махнул. Меня пришлось взять, чтоб одного не оставлять. Мне постелили в предбаннике, я лег. А ночью вышел на улицу, добежал до нашей деревни и замочил бабку!

— Получил удовольствие?

— Никакого кайфа не словил, — с досадой прорычал Кощей. — Я до этого убивал животных, и тоже ничего не испытывал. Но думал, это ж твари неразумные, с человеком будет по-другому… Еще и с ненавистным! Но зря надеялся.

— Бабкины похоронные помогли справиться с разочарованием?

— Деньги — пыль. Плевать мне на них. — И он харкнул в сторону. — Но убийство должно было выглядеть как ограбление. А с разочарованием справиться мне другое помогло… Я понял, в чем мое призвание: я умею убивать. Из меня вышел бы отличный палач. Я мог рубить головы врагов и сажать их на кол, расстреливать, топить. Я мог сжигать еретиков или отправлять в газовые камеры пленных… Но я родился не в то время и не в том месте.

— Твое время давно наступило. Но ты не киллер, а наркоторговец. И отморозок.

— Меня, прежнего, не вернуть.

…Утром следующего дня Ваня с отцом пошли встречать мать с электрички. Папашка наврал жене о том, что успели на предыдущую. Сын это подтвердил. Резона закладывать родителя не было. Лучше сохранить их маленькую тайну (отец именно так говорил «пусть ЭТО будет нашей маленькой тайной») до поры. У Вани и на маму «компромат» имелся: она всерьез увлекалась спиритизмом, что не с лучшей стороны характеризирует советского гражданина. Женщина покупала запрещенную литературу, проводила сеансы, травмирующие психику, и тайно встречалась с сомнительными личностями, называющими себя гуру. Но в этом был плюс, мать стала все меньше обращать внимание на сына. Общение с душами покойной родительницы, так и не появившихся на свет детей своих (она трижды скидывала на поздних сроках) захватывало сильнее. Когда женщина осознала, что ее увлечение не ведет к добру и нужно жить в реальности, было поздно — она упустила и мужа и ребенка. Батек ушел к своей селянке, а сын связался с дурной компанией.

В тринадцать Кощей возглавлял банду малолеток, занимающуюся взломом гаражей и сараев. Деньги его по-прежнему мало интересовали, Ване просто нравилось нарушать правила. Прибыль от продажи украденного он делил поровну, а из своей доли еще и поляны для пацанов накрывал. За это его уважали, но боялись не сильно, поэтому, когда нескольких ребят поймали, они сдали своего пахана. Тогда все могли бы отделаться небольшим сроком, но Кощей отомстил за предательство, и по итогу двое получили серьезные травмы, один умер от сотрясения, а сам Ваня отправился на зону аж на восемь лет. Он отбывал срок сначала в колонии для малолеток, потом был отправлен во взрослую, находящуюся в Астраханской области. Там и подсел на наркотики, только не в общепринятом смысле.

Кощей употреблял их, как и все на зоне, от самого зачуханного зэка до гражданина начальника. Таков был местный колорит. Поэтому торчков было предостаточно, и именно Ваня снабжал их дурью. Наблюдая за тем, как она завладевает душой, волей, разумом человека, Кощей все отчетливее понимал, каким образом взойдет на трон. Ему хотелось именно этого — власти. Он уже обладал ею, но на свободе он по-настоящему развернется. Для начала соберет армию рабов, с помощью которой завоюет… Не мир, конечно, и даже не Советский Союз, но столицу точно. Его зомби-наркоши сделают все ради дозы, а на место тех, кто сдохнет, всегда придут другие.

Он все спланировал, не учтя одного: на свободе законы зоны не работают. Поэтому Кощей не успел толком в Астрахани развернуться, как снова загремел. Пытался с ментами договориться о «крыше», да те не чета тюремным виртухаям, жадные, как черти, такую цену заломили, что Кощею пришлось от услуг отказаться. Те, недолго думая, накрыли его притон (для отчетности нужно было), да впаяли сопротивление при задержании, и отправился Кощей за решетку на десять лет.

— И все же ты добрался до Москвы, — резюмировал Леший.

— С остановкой в Краснодаре. Решил там учения провести перед вторжением. И задержался на три года. Зато теперь я в полной силе.

— Твоя армия зомби меня не впечатлила.

— Это так, пушечное мясо…

— Ты опоздал. Время беспредела прошло.

— Ничего, я его верну. Если захочешь, вместе с тобой. Мы такую революцию устроим… — Его глаза засверкали. Они были такими живыми, что казалось, питают энергией полумертвое тело. — Я готов отдать тебе большую часть прибыли, ты жадный, я слышал. А власть — поровну, пока не уйдешь на покой. Ты же ищешь приемника, так?

Леший, поднялся славки, решив, что пора разговор заканчивать.

— В городе я тебе беспределить не дам, не надейся. Я вообще тебя тут видеть не хочу. Жизнь тебе, Ваня, оставляю. Брат все же. Уезжай в Краснодар или любой другой город и больше в Москве не появляйся.

— Ты так ничего и не понял, Саня, — покачал головой Кощей. — Но за жизнь спасибо. Пригодится еще. И, сняв воображаемую шляпу, откланялся.

Тогда Леший не сообразил, что брат имеет в виду. Дошло позже. Не понял Саня главного: для Вани запрет, как команда «фас», а поскольку он настоящий отморозок, то будет рваться в бой, пока не сдохнет. Та встреча повлияла на Лешего. Он начал копаться в себе, и в этом ему помогал психолог с кучей дипломов. Жаль, они не успели далеко продвинуться в терапии. Через полгода стали появляться слухи о возвращении Кощея. Его никто не видел, но судя по криминальной обстановке, город вновь наводнили некачественная дрянь, толкающая ее шантропа и отморозки-наркоманы, открывающие стрельбу средь бела дня. Леший сто раз пожалел о том, что несколько месяцев назад дал слабину и отпустил брата. Он думал, что тот управляет своими зомби-рабами на расстоянии, но Кощей находился в Москве. Просто «не отсвечивал», чтобы усыпить бдительность брата. И он добился своего…

В день, когда Леший гулял на юбилее давнего кореша, Кощей высадился на вертолетах на закрытую территорию его имения и убил всю его семью!

Глава 2

Закололо сердце. Кирилл Игоревич привычно достал из нагрудного кармана пузырек с таблетками и закинул одну под язык. Он каждый год проходил полное обследование, и кардиограмма не показывала никаких серьезных отклонений, но врач все же прописал пациенту лекарство. Его можно было бы назвать профилактическим, но срабатывал эффект плацебо, и Кирилл Игоревич, приняв пилюлю, ощущал облегчение.

Проблемы со здоровьем начались сразу после трагедии. Леший не замечал их, потому что ему было не до этого. Голова болит — нужно таблетку выпить, тошнит — почистить печень, нога немеет — взять дочкину клюшку и ходить с ней. Только душевную боль Саня тогда еще не знал, чем заглушить. Водка не помогала, колеса тоже. От помешательства и физического истощения спасал гипносон. Моника, единственная женщина, которой он позволял опекать себя, привела к нему специалиста по экспериментальной психиатрии. Он, по ее словам, мог перезагрузить любого. Но Леший в это слабо верил, однако от погружающего в сон гипноза не отказался. Благодаря ему смог несколько часов отдыхать, а еще меньше бухать — Саня если не спал, то пил, хоть водка и не очень помогала, но без нее он вообще с ума сходил.

На поиски Кощея и его корешей ушло много времени. А денег столько, что не сосчитать. Пришлось покупать и ментов, и бандитов, отдавать хлебные точки, отказываться от жирных предложений, перехватывать партии дури, приобретать шпионскую технику. К вендетте Леший готовился не как к банальной разборке, а как к масштабной войне. Его старания не прошли даром. Все участвовавшие в штурме дома Лешего были пойманы и казнены.

Кощея он изжарил лично!

Потом трупы отвязали от столбов, свезли в лес и закопали.

Так думал Леший. Но спустя годы в Краснодарском ломбарде он увидел печатку Кощея. Это была она, только отполированная и с другой гравировкой… Но он не спутал бы ее ни с какой другой!

Мысли завертелись водоворотом. Первой пришла следующая: Кощея похоронили в ней. Светя фонарем на обожженное тело брата, Леший увидел, как сверкнул рубин в его луче. Вспыхнул, как огонек… Заалел каплей крови!

Леший плюнул в могилу, потом сделал знак своим ребятам, веля закапывать.

На следующее утро место захоронения было залито бетоном. Почва там рыхлой была, податливой, могла и разъехаться. Вот и накрыли могилу безымянным надгробием, чтобы не обнажилась она. Не думали, что сразу надо в бетон закатывать. Были уверены, все погорели. Да и как можно было выжить, если тебя живым огнем поливают? Огаркам даже в головы стрелять не стали для контроля, пули поберегли. Но пульсы прощупать попытались. Ни у кого не обнаружили. Значит, умер Кощей, пусть и ненадолго. Такое бывает. В тюряге Леший раз наблюдал случай клинической смерти. Четыре минуты человек был на том свете, но вернулся. Только ему все это время искусственное дыхание делали, а Кощей как смог воскреснуть, поди знай…

Уж не сделку ли с сатаной заключил?

Отомстив за своих девочек, Леший почувствовал облегчение. Но продлилось состояние покоя недолго. На короткий сон, уже без гипноза, хватило. Но когда Леший проснулся и по привычке стал представлять, как расправится с Кощеем, вспомнил, что уже это сделал. Все, незачем больше жить!

Он подумывал о самоубийстве. Но приходил к одному: это трусость. Тогда Леший начал искать смерти. И напролом лез, и нарывался, и в открытые конфликты вступал, но оставался невредимым.

Уважать меньше стали, но все еще боялись. А когда Леший начал бункер строить, ржали за спиной, но в лицо никогда.

Он на самом деле некоторое время горел этой идеей. Но быстро остыл. Кого ему спасать в бункере? Братву, что считает его чокнутым? Кровных родственников? Мамашу свою, сестру ее? Друзей? Так нет их и не было. Одного только Слона, покровителя своего давнего, мог таковым считать, да тот на пожизненное отъехал. Оставалась Моника. Но у этой бабы и без него все было схвачено.

И решил Леший потеряться. Бросить все и уехать. Куда? А все равно! Он может себе позволить любую точку мира.

К отъезду Леший готовился, как всегда, тщательно. Переводил активы, открывал зарубежные счета, переоформлял имущество на подставных лиц, тут же продавал его и покупал что-то другое. Например, никчемную землю, чтобы просто вложиться. Не думал Леший тогда, что Москва настолько расползется, что пустыри, приобретенные им, станут активно застраиваться, и цена сотки взлетит до небес.

Леший сделал себе новые документы. Да не липовые, настоящие, через ФМС. Были у него, естественно, и поддельные на всякий пожарный. И несколько легенд. Внешность он подкорректировал уже за границей. Убрал татуировки, исправил сломанный нос, поменял форму ушей, зубы, прическу. Но сначала умер…

Как Леший!

Его жестоко убили (организовал это так, что не подкопаешься), но с почестями похоронили. А какой памятник отгрохали на могиле! Кирилл Игоревич любовался им, иногда захаживая на кладбище.

Единственным, кто знал правду, был Слон. Он отбывал свой пожизненный срок в Воркуте и был на связи с Лешим. Годы спустя, когда смерть начала прибирать старого рецидивиста, попросил он за сына Пашку. Боялся, пропадет. Парень толковый, исполнительный, но бесхарактерный. Без наставника с пути собьется. Но если его энергию в нужное русло направить, не найдется лучше помощника во всех деликатных делах. И не обманул. Пашка оказался идеальным исполнителем. И что ценно, преданным. Не потому, что идейный, порядочный. Слоненок хозяина менять не хотел, вдруг не приживется у него. И что тогда? На улицу? Нет, он без помощи не справится.

Леший полмира объехал, пока на Шри-Ланке не застрял. Все рвался куда-то, искал место, где душа успокоится. Оказалось, не в нем дело. И не понял бы этого Леший, если бы не Ангелина.

На Шри-Ланке он задержался из-за пандемии. Обустроился там, пока карантин переживал, обзавелся имуществом, новыми привычками. Любовницу завел, чем самого себя насмешил. Приходила к Лешему местная женщина убираться. Худенькая, миленькая, моложавая, не скажешь, что уже бабушка. С ней Кирилл Игоревич вспомнил о плотском, но отвадил, когда в доме появилась Жемчужинка.

Впервые он увидел ее на пляже. Она носилась за птицей с перебитым крылом, чтобы помочь ей. У Лешего ноги подкосились. За мачту своей яхты пришлось схватиться, чтоб не упасть. Издали девочка была точной копией его младшей Шурочки: худенькая, беленькая, резвая. Но то был чужой ребенок. Он крикнул «папа» не Лешему, а кому-то другому и побежал в сторону виллы, стоящей поблизости.

Тогда-то Кирилл Игоревич и понял, что не важно, где ты находишься и в каких условиях живешь, главное — с кем. Ему захотелось иметь рядом с собой миленького маленького человечка, нуждающегося в его любви и заботе. Обязательно девочку. Можно и не родную.

Леший не похищал Ангелину. Он на самом деле спас ее из океанской пучины. Просто он не вернул ее родителям. Мог бы, ведь он знал, где они остановились, и видел объявления, что были расклеены по окрестностям… Но Леший вместо этого спрятал свою Жемчужинку. А потом увез. Он намеренно не узнавал, что за семья ее потеряла. Это не важно. Теперь Жемчужинка его. Судьба так распорядилась.

Он делал все для Ангелины. Даже то, о чем она не просила. Леший был уверен, он лучше знает, что ей нужно. И постепенно его опека стала тотальной. Он понимал, что перегибает, но ничего не мог с собой поделать. Он не мог потерять Жемчужинку. Да и она без него пропадет! Родители не уберегли, и она чуть не ушла на дно, а он, Леший, сможет. Он знает как.

Идея бункера всплыла вскоре после того, как в его жизни появилась Геля. У него был этот участок, на нем кое-какие постройки, основательный забор, дорогу асфальтовую он тоже успел проложить. Думал не спеша строиться. Но вместо этого Леший все сровнял с землей, вырыл огромный котлован и за бешеные деньги нанял архитекторов, проектировщиков и строителей из Германии. Фирма, с которой он заключил контракт, считалась лучшей в Европе. Как результат: дом с бункером возвели меньше чем за год. Он без изысков, но они и ни к чему. Главное, что под землей.

Леший перевез Ангелину сюда и успокоился. Но ненадолго.

Настоящие проблемы начались, когда Геля вступила в пору девичества. Гормональная перестройка — вещь серьезная. Жемчужинка стала болеть и хандрить. А еще вспоминать… О маме! Только о ней. Чем дальше, тем больше. И, тоскуя по ней, чахла еще больше.

Сначала Леший отбрасывал мысль о воссоединении Гели с матерью. Это огромный риск. Но, поразмыслив, понял, что он оправдан. Девочка становится женщиной, она только в начале пути, и уже спотыкается, потому что никто не ведет ее за руку. Он не может, тут нужна женская поддержка. Лучше всего, материнская. Тогда Леший и стал искать родительницу Гели.

…И вот она тут! Доставили не без трудностей. Таня оказалась не такой простушкой, какой показалась Павлу. Почувствовала слежку и сбежала за границу. Но это, если рассудить, даже лучше — сама следы запутала. И Паша правильно сработал, хоть и не осторожно. Но нельзя было Гелину мать сразу хватать и тащить, Леший сам велел к ней присмотреться. Может, не нужна его Жемчужинке такая проводница по жизни?

— Кирилл Игоревич, можно? — услышал он голос Анны и встряхнулся.

Домработница стояла у приоткрытой двери кабинета с тележкой для еды. Леший вспомнил, что просил чаю с вареньем из огурцов. Да-да, и такое бывает, оказывается. Попробовал ради интереса, думал, редкостная дрянь, оказалось вполне: свежо, необычно.

— Там, внизу, все в порядке? — спросил Леший у Анны. Она поняла, о чем он.

— Ведет себя тихо. Даже слишком. — Речь, естественно, шла о Татьяне.

— Адаптируется.

— Или что-то замыслила.

— Пусть себе фантазирует, все равно сделать ничего не сможет. Но ты ухо востро с ней держи. Сам пока эту женщину не раскусил. Но мне кажется, она так рада быть рядом с дочкой, что пока о глупостях не думает.

Анна пожала полными плечами. Она была иного мнения, но спорить с хозяином не стала.

Леший отпустил ее, а сам принялся за чай. Поднося чашку ко рту, косил глазом на кольцо. Если бы не оно…

Не было бы у Лешего новой цели. И понимания, почему он так и не испытал облегчения, когда сжег Кощея. Чуйка подсказывала, что жив? Или не она, а его девочки с небес?

— Ничего, скоро я с тобой поквитаюсь, — прошептал Леший яростно и так сильно сжал тонкое фарфоровое блюдце под чашкой, что оно треснуло. — Я подбираюсь к тебе мелкими шажками, братец. Блюдо моей мести будет очень холодным…

Глава 3

Она не находила себе места! Макар не пришел ночевать. Утром тоже не появился. Поля звонила ему раз сто, но телефон абонента был выключен. В морги и больницы она, естественно, звонила тоже. И в полицию, но дежурный похихикал над ней:

— Пятница же! Нагуляется, вернется.

— Он не гуляет, — вспыхнула Поля. Хотя откуда ей было знать, чем он занимался, когда она работала или на Пятаке пропадала? — И не пьет. — Вот в этом она была уверена на все сто.

— Если хотите, приходите, пишите заявление. Но рассмотрят его только в понедельник.

Тут в дверь постучали. Макар вернулся? А не открыл своим ключом, потому что потерял его, как и телефон. Или его украли? Как и кошелек, вот он и бредет пешком с другого конца города…

Эти абсурдные мысли грели душу Поли, пока она не добежала до двери и не распахнула ее.

На пороге вместо Макара она увидела Эммануила Андреевича. В одной руке он держал стакан, наполненный сахаром, во второй большую кружку с компотом.

— Привет, соседка. Вот, возвращаю долг.

— Не помню, чтоб вы занимали сахар, — проговорила она рассеянно. Мысли вновь вернулись к Макару.

— Вчера. Мне Ханурик твой насыпал.

— Во сколько вы приходили?

— Часов в одиннадцать. Компот попробуй. — Он протянул ей стакан. — С соками из коробок не сравнить.

— Эммануил Андреевич, Макар пропал.

— Как? Когда?

— Я пришла с работы, его нет. И до сих пор не появился.

— Из дома ничего не пропало?

— Да что вы такое говорите? — возмутилась Поля.

— Проверь, глупая, заначки свои.

— Нет их у меня. Но чтоб вы поняли, как не правы, смотрите! — Поля сняла крышку с супницы, которую еще ее бабушка для красоты на полку поставила. Она называла ее антикварной, хотя на самом деле эта фарфоровая дура была произведена в послевоенной Германии. В ней три поколения семьи хранили деньги. Поля тоже. — Тут все, что Макар вчера заработал. — И продемонстрировала вынутые из супницы купюры.

— Не вор, уже хорошо, — пробормотал старик. — Друзей его знаешь?

— Нет их у него.

— До чего же странный тип, твой Ханурик.

— Кто бы говорил, — отпарировала Поля, она начала на дядю Лу сердиться.

— В его возрасте я нормальным был. И друзей имел, только пережил всех, вот и сижу, как сыч, один в квартире. А когда молодой мужик людей сторонится, в том числе родственников, значит, с ним что-то не так.

Теперь дядя Лу рассердился на Полю. И, перелив компот в ее кружку, захромал к выходу.

— Может, он увидел цветы от другого и приревновал? — не ему, себе задала вопрос Полина.

Но сосед и не думал отвечать, он растворялся в своем раздражении.

Закрыв за ним дверь, Поля решила сделать еще один звонок. И набрала Марию, Матушку, как называл ее старший лейтенант Каримов.

— На ловца и зверь бежит, — обрадовалась она. — Ты мне нужна!

— Нам что, разрешили возобновить деятельность?

— Наоборот. Хана нашему фонду. Не сходится бухгалтерия.

— Как так?

— Обманули меня, Полька. В очередной раз.

— Кто?

— Вот размышляю над этим. В себе-то уверена: с моей подачи бухгалтерша не подделывала отчеты, а в остальных…

— Ты кого имеешь в виду?

— Не тебя уж точно. Вообще никого из наших, всех отмела по очереди.

— Значит, Львовского? А не мелко для него?

— Для него, пожалуй, да. А вот для его помощника… Того, что неожиданно уволился и куда-то сбежал. Бухгалтершу он нам порекомендовал, когда наша на пенсию ушла, чтоб посвятить себя правнукам.

Бывшая бухгалтерша была классная тетушка, двадцать лет проработавшая в райкоме комсомола, хитренькая, ушлая, но не наглая. Ее отчеты оказывались безупречными.

— Если Дружинин сбежал, ничего не докажешь.

— Поэтому я и сказала — хана нам. Меня еще могут посадить за финансовые махинации. Но, надеюсь, обойдется.

— Нужно адвоката искать и подключать прессу.

— Рано пока. Сейчас у нас есть более срочное дело, а именно: с Пятака нас выгнали окончательно, а это значит, мы должна забрать свои манатки. Если не сделаем это сегодня, их уничтожат.

— В традициях этого места, сожгут?

— Черный юмор оценила, — хмыкнула Мария и, как услышала Поля, глубоко затянулась. — Мы с Борей сейчас туда отправляемся, не могла бы ты тоже приехать? Мне нужен подсказчик, а грузчиков найдем.

— Ленчик тоже будет? Не оставит же он свою бочку.

— Он куда-то умотал. И хорошо, от него в стрессовых ситуациях никакого проку, одна суета. Поля заверила Матушку, что будет на Пятаке не позже чем через час, и стала собираться. …Когда она подошла к воротам, то сначала увидела двух охранников. Они стояли при выходе с ручными металлоискателями. Всех входящих и выходящих из внутреннего двора тщательно досматривали, некоторых обыскивали и проверяли все выносимые вещи.

— Что, по вашему мнению, мы можем утащить с Пятака? — возмущалась Мария.

— Мы соблюдаем инструкцию, — с интонацией робота ответил ей один из охранников.

Матушка смачно выругалась и выплюнула изжеванную сигарету. Она ее даже не прикурила. Выносить и грузить вещи помогали трое бездомных. Бригадиром у них был Рафик Носорог.

— Нам нечем вас, ребята, отблагодарить, — сообщила ему Мария.

— Спасибо будет достаточно, — пропыхтел он, взвалив на себя любимую бочку Леонида. Из-под его смешной шапки Боба Марли тек пот.

— И куда мы денем весь этот хлам? — Вещи действительно были бросовыми: дешевая раскладная мебель, посуда, доски, брезент.

— Пока в мой гараж сгрузим, потом раздадим другим благотворительным организациям.

Когда работа была закончена, Носорог отвел Марию в сторонку, чтобы о чем-то пошептаться. Поля же болтала с Борей.

— Работу надо искать, — вздохнул он.

— Ты отличный водитель, найдешь.

— Маршруткой рулить не хочется. Загруженность большая, а зарплата маленькая.

— В фонде ты тоже получал копейки.

— Зато калымить на «Соболе» мог в свободное время, Машка не возражала. А в автопарк устроишься и белого света не увидишь. — Боря вынул из кармана бутылочку для спортзала. В ней коричневая жидкость. Бомжи как-то стащили у него ее, думали, внутри коньяк или виски, оказалось, компот из сухофруктов. — А Баграт, между прочим, какую-то крутую шабашку нашел. На несколько дней уехал из Москвы за длинным рублем.

— Молодец он.

— Еще какой! Не оскотинился, как некоторые наши. — Он кивнул на ожидающих бригадира бомжей. — А он и сидел, и воевал… И умирал!

— Уж не сватаешь ли ты меня? — Поля вспомнила слова Марии о том, что она кому-то из волонтеров нравится. Не Баграту ли?

— Я знаю, ты в отношениях, — осторожно начал Боря. — Но если у тебя что-то не заладится, Баграта в виду имей.

К счастью, продолжать диалог не пришлось (он Полину смущал), поскольку к машине подошла Мария.

— Борь, езжай без меня, — сказала она шоферу. — Машину просто загони в сарай, потом разгрузим.

Он кивнул, после чего попрощался с женщинами и запрыгнул в кабину.

— Пойдем в нашу пирожковую? — предложила Матушка. — Посидим, поболтаем.

— Я как раз этого и хотела. Посоветоваться с тобой нужно. Только коньяк пить я не буду.

— А я и не предлагаю. И без него как бухая. Погода, что ли, всему виной?

— Нервы, Машенька. А еще сигареты. — Она отобрала у нее новую и сунула обратно в пачку. — Слишком много куришь в последнее время, даже палец пожелтел.

— Ты не куришь и не пьешь, мужик у тебя на работу хорошую устроился, а выглядишь почему-то плохо. Не всегда, сегодня. Дурно спала?

— Можно сказать, не спала совсем. — И рассказала Матушке о пропаже Маткара.

За разговором они преодолели расстояние до пирожковой. Зашли, заказали, сели. Их столик за вешалкой был, увы, занят. Пришлось у двери располагаться, а там поддувало.

— В полицию обратиться нужно, — обдумав услышанное, выдала Мария. — Он у тебя бедовый, мало ли что. Но я бы на твоем месте сначала вещи его проверила.

— Он ничего не украл!

— Не про это я. Взял ли он с собой что-то? Если сбежал, то не без смены белья же?

— Зачем ему сбегать? У нас все хорошо. А теперь, когда у него еще и работа появилась…

— Может, поэтому? Как работа появилась, так отпала надобность в опекунше (а ты для него в первую очередь она). Мужику хочется иногда от мамкиной сиськи оторваться, чтобы чувствовать себя большим и сильным…

Полина приготовилась возражать, но тут заметила, как изменилось лицо Марии. Всегда суровое, спокойное, можно даже сказать, монументальное, как вырубленное из камня, сейчас оно поплыло. Сморщились губы, на носу собрались складки, щечки задрожали, а глаза наполнилась слезами.

— Ты плачешь? — ахнула Поля. Сколько она знала Матушку, ни разу не видела ее в этом состоянии.

Та махнула рукой, схватила горсть бумажных салфеток, уткнула в них лицо и выбежала за дверь. Полина за Машей.

— Думала, сдержусь, — хныкала та, точно девочка. И утирала слезы и сопли вмиг отсыревшими салфетками. У Поли был нормальный носовой платок в сумке, она протянула его ей. — Хорохорилась, что все мне нипочем… А как начала тебе про опекунство да сиську… Не выдержала!

— Я не обиделась, не волнуйся.

— Ты ж моя девочка. — Мария погладила ее по голове. — При чем тут ты? Говорила тебе, а имела в виду себя.

— Ничего не понимаю.

— Ленька — предатель. Он схемы мутил с помощником Львовского.

— Этим или сбежавшим?

— Мне Носорог про теперешнего рассказал, Голдберга. Он среди бомжей да алкашей вербует каких-то курьеров, а Ленька ему в этом помогает. И вот я уверена, что не из-за денег. Хочется ему настоящего лидерства. Стать пророком мечтает (скрывает это, да меня разве проведешь?), мессией, повести за собой огромную толпу.

— Нет, Леня не такой. Он просто доверчивый, обманули его.

— Он бы сказал. Бросился бы ко мне за помощью, ведь в «земных» вопросах я лучше разбираюсь. — Она то ли засмеялась, то ли заплакала. — Но лучше, не значит хорошо. И меня обдурили, втянули в грязную игру. И как умело действовали, через близкого — Ленька бумаги подсовывал мне на подпись. Не все, некоторые. Всегда на бегу, чтоб я изучить не успела… Козел!

— Я все равно в это не верю, — упрямо мотнула головой Поля. — Леня честный.

— Ты многого о нем не знаешь. Я образ его обелила, как смогла, с лучшей стороны вам представила лидера нашего. Говорила, что он денег с прихожан не брал, но это не так. Просто они до церковного руководства не доходили. Леня крал пожертвования, когда служил, икону старинную на копию тайно поменял. Бухал тогда, да. На водку деньги нужны были. Да чтоб долги отдавать за щедрость хмельную. Сейчас не колдырит, а кайфа хочется. Упиться властью, как когда-то водкой, даже интереснее. И для здоровья пользительнее.

Мария шумно высморкалась в платок, скомкала его и швырнула в урну.

— Другой тебе куплю, — сказала она. — Прости за истерику. И иди лучше домой, мне от твоих утешений еще хуже становится.

Она скрылась за дверью пирожковой, а Поля потопала к метро.

Глава 4

Он потрясающе спал! Наработавшись, надышавшись чистым воздухом, приняв душ в чистенькой ванной с обилием мыльно-рыльных принадлежностей, включая одноразовые станки и зубные щетки, Баграт заварил себе чаю, прилег, намереваясь выпить его, когда остынет, но тут же отключился. А когда открыл глаза, уже рассвело.

Хлебнув холодного чая, он встал с кровати, подошел к окну. Пасмурно, снега нет. И все равно красиво. Все же в жизни за городом есть особая прелесть!

Умывшись и одевшись в рабочее, Баграт покинул комнату. В общежитии имелась кухня, на ней работники готовили себе еду. Брать продукты можно было из большого холодильника, в маленьком каждый хранил свое и подписывал контейнеры, как это делают в больнице или офисе. Баграт решил пожарить себе яичницу, сделать тосты и овощной салат. Полный список работ на сегодня он еще не получил, но судя по тому, что предстояло сделать до обеда, за день он упахается.

Пока готовил, думал. Благо никто не мешал: в кухне он находился один. Итак, он работает на Лешего! Теперь понятно, почему хозяин этого поместья так оберегает свою частную жизнь — боится, что кто-то узнает в респектабельном бизнесмене Кирилле Андреевиче бандита, державшего в страхе столицу в лихие девяностые. Мало, конечно, осталось тех, кто дожил до наших времен, но если Носорог еще небо коптит, есть и другие. Но имеется еще одна причина всему этому: Леший оберегает семью. Уже вторую.

Интересно, откуда она у него? Из рассказа Рафика Баграт понял, что после гибели дочерей Леший с катушек слетел. В таком состоянии не до построения отношений. Тем более сгинул он. Что не умер, теперь очевидно. Скорее всего, инсценировал свою гибель и свалил из страны. А теперь вернулся да не один.

Девочке из видения Баграта, этому светлому ангелу, лет двенадцать. Во внучки годится, но… Не сходятся, как говорится, пазлы. Дочь? Более вероятно. Ее могла родить Лешему очередная мисс или суррогатная мать, оплодотворенная в клинике. Но Баграту почему-то казалось, что эти двое не кровные родственники. И не потому, что девочка чистая, а старик настоящий монстр. Если верить Носорогу, у упыря исключительной доброты дочки рождались.

«Ангелочек несчастен, — еще вчера сделал вывод Баграт. — Он мается, находясь не там, где хочет, и не с тем человеком… Он чужой девочке! Как и этот дом с окрестностями. Все в имении создано для нее, а малышке хочется сбежать. Были бы у нее крылья, перемахнула бы через высоченный забор и улетела под облака…»

Яичница пожарилась. Салат тоже был готов. Баграт заварил себе чаю и уселся за стол. Только приступил к завтраку, как в кухню, позевывая, зашел Алмаз. Сегодня на нем была подростковая пижама, называемая кигуруми, а под мышкой не еноты, а кот.

Мужчины поприветствовали друг друга. Животина тут же запрыгнула на табурет и стала клянчить еду. Баграт отрезал ему сосиску, но Алмаз не разрешил давать.

— Барсик на диете, — сказал он.

— Вроде не толстый.

— На лечебной. У него с желудком проблемы. Пришлось из хозяйского дома выселить, чтоб его там не баловали. — Он подошел к кофеварке и стал выбирать, чем себя побаловать. Остановился на латте. — Выпущу только погулять да поиграть с Гелей.

— Можно вопрос?

— Если о хозяевах, то нет.

— Он невинный: кем девочка приходится Кириллу Андреевичу?

— Вроде внучкой.

— Ее зовут…

— Ангелиной.

— Очень ей имя подходит.

— Да уж. Не ребенок, а чудо какое-то неземное.

Алмаз согнал Барсика с табурета и сам его занял. Кофе он пил шумно, а сушками хрустел так, будто ветки ломал. Баграту это мешало думать, и он ушел пить чай на улицу. Стоял на крыльце, смотрел на макушки сосен, облака, нависающие над ними, на клочок чистого голубого неба и летающую под ним белую голубку. Хороший знак, решил Баграт. Значит, у него получится помочь Ангелине. Как именно, он пока не знал, но твердо пообещал себе сделать все возможное и… Невозможное тоже!

Пока Баграт пил чай, проснулся еще и садовник. Оказалось, и ему требовалась рабочая сила. Сам он только растениями занимался, а клумбами, вазонами, арками — разнорабочий. Теперь понятно, почему Сафар не находил времени к врачу обратиться, пахал с утра до вечера.

Быстро помыв за собой посуду, Баграт отправился на трудовые подвиги.

Он не успел сделать и половины намеченного, как его позвал Павел.

— Молодец, хорошо справляешься, — похвалил его он. — Не надумал еще на постоянку?

— Чтобы загнать себя как Сафар? Нет уж, спасибочки.

— Не сравнивай себя с ним. Ты богатырь, а он обычный мужик, которому нужно кормить огромную семью у себя на родине. Мы предлагали ему помощника нанять, но так бы он в зарплате потерял, поэтому отказался.

— Когда его выпишут?

— Нескоро, он еще в реанимации.

— Но я подписывался только на неделю.

— Да ты не торопись. Привыкни сначала к месту. Потом, может, еще насильно тебя выгонять придется, — хмыкнул Павел. — У тебя тут, в парке, еще много дел?

— Врыть лавку нужно и мусор собрать.

— Это потом сделать можно. А сейчас надо машину разгрузить. Вот эту. — И указал на грузовик, который медленно катил к дому. — Тебя встретит Анна и все объяснит. С этого момента ты в ее распоряжении.

— Одни начальники надо мной, — пробубнил Баграт.

— Остальных посылай. Все задания через нее или меня.

Грузовик подъехал к боковому входу в дом. Хозяйственному. Его уже встречала Анна. Она стояла на крыльце и жестами показывала, где следует парковаться. Поверх своей формы горничной накинула куртку, но та не смогла укрыть от взгляда Баграта огромный бюст, красиво подчеркнутый кружевным фартучком.

С этого ракурса Анна нравилась ему. Он всегда испытывал слабость к рослым дамам с пышными формами. Его привлекала не только большая грудь, но и выдающаяся попа, и круглые коленки с ямочками. Кудряшки тоже нравились. Баграт мог бы хотеть единственную женщину в этих краях, если бы не ее лицо. Оно было неприятным. Когда же Анна улыбалась, оно становилось еще и отталкивающим. Возможно, это из-за алой помады, которая не шла ее тонким губам.

Грузовик подкатил к крыльцу. Баграт отметил, что номера белорусские. Водила, выпрыгнув из кабины, открыл кузов. Он оказался забит под завязку коробками.

— И куда мне это все таскать? — хмуро спросил Баграт. Хотел отдохнуть от основной своей работы, и на тебе, снова она. Теперь мытье машины, двора, плит у бассейна, чистка урн и даже клеток не казались такими утомительными.

— В подвал.

— Надеюсь, до вечера управлюсь.

— Не переживай, туда ведет лифт. И таскать коробки будешь не на горбу, я тебе сейчас выдам тележку.

Минут через десять Баграт приступил. Перемещая груз из машины в подвал, он дивился двум вещам. Первая: куда столько продуктов с длительным, а то и неограниченным сроком хранения (он читал надписи на таре). Вторая: как глубоко уходит шахта лифта, если в кабинке целых три кнопки, а для него была нажата вторая. Создавалось ощущение, что Леший к атомной войне готовится, и делает это давно, поскольку дом строился по спецпроекту. Он как айсберг. То, что над поверхностью, всего лишь его верхушка.

Вспомнились рассказы Носорога о бункере, который Леший начал строить. Неужто он довел дело до конца? Тогда понятно, почему для возведения здания Кирилл Игоревич приглашал только иностранных специалистов. Они не только качественнее выполнят работу, но и сохранят его секреты. Сдали объект, уехали из России и забыли о странном клиенте. Русские, как известно, с большими причудами. Богатые особенно.

Дверей в подвале оказалось много, но все, кроме одной, были заблокированы, как и кнопки лифта. Но Баграт и не надеялся удовлетворить свое любопытство, понимал, что его не впустили бы, найди он возможность сунуть куда-то нос.

— Вы закончили? — спросила Анна, приняв у него тележку. Та очень помогла в работе, и Баграт оставался относительно бодрым.

— Да. И хотел бы сделать перерыв на обед.

— Что будете есть?

— Лапшу запарю — готовить некогда.

— Плова не хотите? Сафар для хозяина большой казан приготовил перед тем, как в больницу загреметь, его много осталось.

— Остальные объедками с барского стола брезгуют?

— Никому не предлагала. Но если вы такой привереда…

Нет, Баграт таким не был. И объедки, которые он в жизни жрал, не с барских столов были. Просто не хотел брать еду из рук Анны. Предложил бы ему двухдневный плов тот же Алмаз, он не отказался бы.

— Пойду заваривать «Доширак», — сказал Баграт и зашагал к общежитию.

На полпути пришлось остановиться. А все из-за мячика, который подкатился к его ногам. Баграт поднял его, огляделся. Под кроной пышного растения, усеянного подвившими оранжевыми ягодами, стояла Ангелина. Как понял Баграт, она подала ему мяч не просто так: хотела, чтоб подошел. Он так и сделал.

— Привет. Я Ангелина, Геля.

— Баграт.

— Твой цветочек ожил. Я посадила его в горшок, полила, подкормила. Стоит сейчас на подоконнике в моей комнате.

Тут из-за дерева показалась незнакомая женщина.

— Извини, мне нужно идти, — тут же выпалил Баграт, решив, что это учительница или тренер девочки.

— Познакомься, моя мама Таня.

Сходство между ней и Гелей было очевидным. Но Кирилл Игоревич из той же породы высоких, худощавых, густоволосых. Татьяну можно было принять за его близкую родственницу. Неужели Баграт ошибся, и перед ним дочка и внучка Лешего?

— У тебя нет телефона? — спросила Геля беззвучно, используя одну артикуляцию. Он покачал головой. — Жаль…

И протянула руки к мячу, намереваясь забрать его. Баграт вложил его в ладони девочки так, чтобы успеть накрыть их своими. Несколько секунд он грел ее холодные пальцы теплом своей души. Именно им, потому что его конечности тоже замерзли. И произошло чудо! Потеплела не только кожа Ангелины, но и взгляд. Глаза улыбнулись, и ее личико вновь засветилось.

— Тебе нужна помощь? — спросил Баграт. Ему казалось, что про себя, но, возможно, его рот двигался. Она утвердительно моргнула и прервала контакт.

— Цветочек твой, между прочим, уличный, — сказала она бодрым голоском ребенка-артиста. Таким они объявляют номера, играя на сцене, а в рекламе убеждают в том, что купленная мамой газировка самая лучшая. — Завтра я его высажу в грунт.

Он понял, на что она намекала. Ангелина оставит для него какое-то послание и спрячет его на клумбе под цветочком, который Баграт не спутает ни с каким другим.

Глава 5

Сегодня Иван виделся с сыном Костей. Вместе они провели два часа, катаясь на картинге. Оба любили погонять, но отцу приходилось иногда поддаваться, чтобы порадовать ребенка. Костя пока плохо разбирался в стратегии гонки, но старался, и за это Ваня его поощрял своим проигрышем. Гоняй он, как полоумный, поблажек бы не дождался.

Иван не был уверен в том, что поступает правильно. Воспитывать подростков тяжело, на расстоянии — особенно. Как бы часто они ни виделись, главным родителем в жизни Кости является мама. До знакомства с Татьяной Королев считал, что так у всех (редкие исключения не в счет), но оказывается, некоторые дети выбирают отцов. Интересно, если б Костя сделал так же, как он бы воспринял? Сначала, безусловно, обрадовался, но после раздумий… Постарался бы уговорить сына остаться с мамой. Не потому, что ему в тягость забота о сыне, нет! И ответственности Иван не боится. Просто его воспитывала мама, лето он проводил у бабушки, и он представить не мог, как это, расти без неусыпной женской заботы.

— Пап, что с тобой сегодня? — спросил Костя, когда Королевы уселись за столик кафе. Без посиделок за едой не обходилась ни одна встреча. Особенно сын любил гамбургеры. Благо не толстел с них. Он вообще плохо поправлялся, хоть на отсутствие аппетита не жаловался, а большую часть жизни проводил сидя за компьютером. Не в папку пошел!

— Я в порядке. А почему ты спрашиваешь? — Иван привел себя в надлежащий вид по возвращении в Москву и считал, что выглядит как обычно. Вести же себя он старался бодро, чтобы ничем не выдать своего беспокойства.

— Ты рассеянный.

— Не выдумывай.

— Забыл мне поддаться.

Иван растерянно воззрился на отрока, заморгал и этим себя выдал.

— Ага, значит, я был прав, когда заподозрил тебя в нечестной игре! — воскликнул Костя весело. Его забавляло, а не обижало поведение отца, и это обнадеживало.

— Я тебе поддался всего пару раз. Когда ты все делал правильно, но сказывалась нехватка опыта.

— Может, тебе и рэп мой не нравится? — посуровел сын. — Но ты хвалишь его, чтобы меня?…

— Я хвалил? Что-то не припомню. Я говорил, что ничего в нем не смыслю, но твои треки качают. — Тут Иван тоже не врал. То, что записывал Костя, было не хуже хитов популярных у молодежи российских рэперов.

Тем временем принесли заказ. Чаду гамбургер, картошку и молочный коктейль, бате салат с креветками и латте. Аппетита в последнее время у Ивана не было.

— Пап, нам надо серьезно поговорить, — выдал Костя до того, как вгрызся в гамбургер зубами.

— Только не сообщай мне, что собираешься жениться!

У Кости имелась постоянная подружка, с которой, как думалось родителям, у него уже были интимные отношения. Мать приставала к нему с этим вопросом, парень отшучивался: «Секс только после свадьбы, как завещала прабабушка!» Та самая женщина, что научила Ивана доедать все до крошки. Она была уже очень старенькой, но деятельной, и особенно активно раздавала советы младшим родственникам.

— Мне рано еще, — прожевав гамбургер, ответил сын, — а вот тебе уже пора.

— Не понял?

— Вы с мамой давно в разводе, и у тебя явно кто-то есть… — Костя весь перемазался кетчупом, его же наляпал на футболку. Говорит как взрослый, а по сути еще дитя… Чумазое! — Я прав?

— У меня кто-то есть, — эхом повторил его слова Иван.

— Почему не знакомишь?

— Сделаю это, как только появится возможность.

— А давай прямо сейчас? Звони, зови.

— Увы, не получится.

— Ты меня стесняешься или ее? — прищурился Костя. — А может, у вас несерьезно? Вообще давно вместе? Кто она?

— Ничего себе, сколько вопросов, — хохотнул Иван. — Долго копил?

— У тебя дома фото женщины появилось, которого не было, вот и решил поговорить по душам.

— Ты пробыл у меня минуту и успел его заметить? Глазастый. — Иван отложил вилку с насаженной на нее креветкой, вытер вспотевшую руку салфеткой. Что-то разволновался он! — Девушку мою зовут Таней. Мы вместе недавно, но у нас любовь. Я хотел бы жениться на ней…

— Вау! — возопил Костя радостно, чем привлек внимание сидящих за соседним столиком ребят. Иван шикнул на него. — Надеюсь, не малолетка? — уже тихо спросил Костя. — А то по фото не поймешь.

— Ей тридцать. Сейчас ее нет в Москве, поэтому я не могу вас познакомить.

— Но как только?…

— Так сразу.

— Если она взрослая, значит, дети есть?

— Немного младше тебя. Двенадцать.

— Надеюсь, сын? Всегда мечтал о младшем брате. Я б его всему научил…

— Чему, например?

— Делать музло, — воодушевленно выпалил Костя и двумя кусочками картошки фри, как палочками, заиграл на воображаемом барабанчике.

— Танин сын серьезный мальчик. Он много занимается, ездит на олимпиады.

— Заучка, в общем? Жаль. — И тут же потерял к «младшему брату» интерес.

Иван же подумал про себя о том, что Костя быстрей бы поладил с Ангелиной. Эта девочка представлялась ему легкой, творческой, по-хорошему странной. Сын именно с такими ребятами дружит. Его девушка из этой же компании. Она рисует комиксы для детей-дошкольников и уже продает их. Выбрал более успешную спутницу, как Иван когда-то. Разве что сильно опередил отца, но и он другой, более быстрый, активный, развивающийся, под стать временам, в которых взрослеет.

…Как раз в традициях нынешних времен встреча Королевых и закончилась: Косте позвонили из службы доставки и сообщили, что товар уже у курьера, и есть возможность получить его через час. Поскольку заказан был какой-то крутой микрофон, будущая звезда рэпа помчалась домой, чтобы поскорее его получить и опробовать. Отец хотел сына отвезти, но тот побоялся застрять в пробке и выбрал надежное метро.

Иван тоже кафе покинул. Ни салат не доел, ни латте не допил. Вернулся домой.

Сделал себе чаю турецкого. Но налил его не в традиционную маленькую чашку, а в кружку, чтобы не бегать лишний раз за добавкой. После этого уселся за компьютер. В планах была работа. Чем ему еще заниматься, как не ей? Ответ последовал тут же: поиском жилья в Алании. Вопрос с ним так и не решен. Деньги есть, желание вложить их тоже. В зиму цены на курортную недвижимость немного падают, самое время присмотреть квартиру… Или дом? В горах, с участком, плодовым садом, внутренним двориком, с которого открывается вид на морскую гладь. До пляжа придется ездить, но это ничего. Машину Иван тоже купит. Он давно денег не тратил, пора начинать!

Стоило Королеву зайти на сайт риелторской конторы, как зазвонил телефон.

— Салют, ты дома? — услышал он голос Мишани.

— Дома.

— Отлично, я тут неподалеку. Можно заскочу?

— Милости прошу.

Через десять минут Хромченко уже влетал в квартиру. По какой нужде, Иван знал заранее: большой. Не мог Мишаня кабинками общественного туалета пользоваться. Не то чтобы брезговал, скорее, не получалось у него там сосредоточиться… на процессе.

— Спасибо, выручил, — поблагодарил друга Мишаня, когда вышел из туалета с довольной физиономией. — Знал, что не нужно есть шаурму из ларька, но закинулся таблеточками для пищеварения и рискнул…

— Благодаря ей мы увиделись, — хмыкнул Иван. — А то все по телефону да по телефону.

— Я уже ухожу, сорян.

— Чаю хотя бы попей.

— Чаю можно. — Он глянул на экран компьютера. — Смотрю, уже виллы выбираешь?

— Решил не мелочиться.

— Ванек, ты лучше впереди паровоза не беги. Понимаю, ты сейчас уже мечтаешь о будущем с Татьяной, о семье вашей, большом доме, но… — Мишаня крепко сжал плечо друга. — Она может и не найтись. Тогда ты останешься один в этой махине.

— У меня, вообще-то, есть сын. Я отдам ему второй этаж на растерзание: пусть делает студию, привозит друзей, девушку свою…

— Не хочешь допускать и мысли о том, что Татьяна пропала окончательно? — прочитал между строк Мишаня.

— Я один раз уже прислушался к сердцу, буду делать это и впредь. Оно подсказывает: Таня найдется.

— За это и выпьем как-нибудь. А пока так. — И чокнулся с Иваном чаем.

— Новостей никаких?

— Побойся бога, прошло всего ничего! Только работать начали.

— Кинь мне хоть косточку. — И дурашливо заскулил.

— Фото, присланные Татьяной, обработали. Теперь их можно детально изучать. Бывает, что при макроувеличении становятся видны скрытые детали.

— Можно глянуть?

— Нет.

— Мишаня, умоляю.

— Не работаю я над этим делом, Ваня! — начал злиться Хромченко. — У меня нет доступа к файлам, как и права делиться тайной информацией…

— Я все равно их добуду. Попрошу Мазаева, он мне их вышлет, и я сам их обработаю. Сейчас любую программу можно купить. Странно, что я не догадался об этом вчера.

Хромченко выругался и, поставив чашку на стол, пошел в соседнюю комнату, чтобы позвонить.

— Проверяй почту, — крикнул он через несколько минут.

Иван бросился к компьютеру, открыл первый присланный файл. На нем Таня стояла у пальмы.

— В помещении сделана, — отметил он. — А казалось, что на природе.

— Это на крытый бассейн похоже.

Они посмотрели остальные снимки. Иван согласился с другом. Да, Татьяна фотографировалась в крытом бассейне, но необычном. Судя по вентиляционным окошкам, располагался он в подвале. Не в цоколе, а именно…

— Мишаня, ты видишь это? — Иван приблизил насколько смог квадратик, прикрепленный к решетке. — Мне не мерещится?

— Эмблема какая-то? Фирменный знак? Логотип?

— Точно.

— Типа «Эпл» или «Ксиоми». Только тут палка какая-то.

— Это буква «И» английская. А сверху трезубец.

— И что это за фирма?

— Ивана Королева.

— Так вилы, это корона? Вот это у тебя амбиции! — Он хотел засмеяться, но остановил себя. — Постой, ты же вентиляционные системы для подвалов проектируешь?

— Да. Так что Таня в подвале. И довольно глубоком.

— И что нам это дает?

— У меня есть список всех, кто купил у меня права на использование системы. Это все частники (госзаказ — тема отдельная), и их немного, поскольку не каждая фирма может себе позволить…

— Короля? — с издевкой проговорил Мишаня. — Это точно! Только заказчики перед тобой отчитываться не будут. Не жди от них сведений о том, где они устанавливали систему.

— А перед МВД, ФСБ или Интерполом будут?

— Обязаны.

— Вот именно! — И, плюхнувшись на стул, придвинул к себе клавиатуру. — Я подготовлю списки и на всякий случай отправлю электронные письма в фирмы. Вдруг кто-то откликнется.

— Ладно, занимайся. А я побежал.

Иван махнул ему на прощание. Надо было бы проводить до двери, но Королев не хотел прерываться. Он больше не бесполезный ждун, он снова в деле!

Глава 6

Старший лейтенант Каримов из всех дел, которые были на данный момент в производстве, особенно ненавидел то, которое в отделе прозвали «Угольками». Так и называл — «Дело угольков». Цинично, но точно.

Марат с пессимизмом смотрел в будущее, связанное с ним. Не раскроют, был уверен он. Мало того, подозреваемые и свидетели сомнительные: если не маргинальные или, наоборот, очень важные, как господин Львовский, то полоумные. К последним он относил и волонтеров во главе со святым семейством. Но и это было еще не все! Журналисты за историю зацепились и начали трубить о маньяке-пиромане. Как следствие, куча заявлений от граждан на соседей, разводящих огонь, к примеру, между гаражами. Мужики избавляются от хлама или шашлычки жарят, а их в сожжении трупов подозревают.

Открыв рабочий ноутбук, старлей проверил почту. Ее значок как раз мигал, сообщая о новых письмах.

— Просмотрел сводки? — услышал он голос начальника, майора Гулькевича. Он зашел в кабинет с большим черным мешком.

— В процессе, — ответил Марат. — Что вы такое принесли? — Он соблюдал субординацию и обращался к начальнику на вы. Тот не возражал. Те, с кем он начинал службу, хоть так и остались простыми операми, но почтения майору не оказывали. Еще и Гулей называли, будто он все еще стажер.

— Улики по делу угольков.

— Серьезно? — округлил глаза Марат и неосознанно зашевелил ноздрями — принюхался.

— Конечно, нет. Вобла в мешке. Деверь по Волге ходит, закончил навигацию, привез мне гостинец.

— У вас же на рыбу аллергия.

— Вот ты помнишь, а он нет. — Майор туго завязал пакет и сунул его в холодильник. — Который год получаю несъедобные гостинцы. Нет бы варенье из айвы или орехов грецких привез, так нет, то икра щучья, то балык из судака.

— Эх, мне бы такого деверя, — крякнул Марат. — Я рыбу обожаю. Жаль, у меня мужа нет.

— Чего-чего?

— Деверь — брат мужа, — расхохотался он.

— Да? А я думал, жены.

— Это шурин.

— Все равно забуду, — отмахнулся Гулькевич.

— Выходит, с памятью не только у брата вашей супруги проблемы.

— Будешь язвить, воблы не получишь.

Марат повесил воображаемый замок на свой рот и углубился в изучение сводок преступлений по Москве. Майор подошел к его столу с чашкой остывшего чая. У него были серьезные проблемы с ЖКТ, поэтому горячие и ледяные напитки были ему противопоказаны. Он даже пиво пил комнатной температуры, закрывая глаза на то, что и его ему врачи запретили, как и любой другой алкоголь.

— Еще один уголек, — сказал он, ткнув в экран.

Марат тоже обратил на него внимание. А если конкретнее, на новость об обнаруженнии на окраине Москвы трупа со следами насильственной смерти. По первичному заключению эксперта, человека сначала ударили по голове, потом облили бензином и подожгли. Личность его устанавливается.

— Хорошо, не в нашем округе, — заметил он.

— И все равно хорошего мало. Коллеги наши, если не затупят, часть своей работы на нас скинут. О журналистах я молчу! Как пронюхают, так и этого уголька причислят к жертвам маньяка-пиромана.

На столе майора зазвонил телефон. Он подошел, снял трубку. А Каримов тем временем переключился на изучение следующего файла. То был список всех работников фирмы Львовского. И настоящих, и тех, кто был уволен в этом году. Текучка оказалась большой. Но охранники, что интересно, как были набраны, так до сих пор и трудились.

— Дай ему трубку, — рявкнул Гулькевич так, что Марат вздрогнул. Орал начальник не на него, а на того, с кем говорил по телефону. — Вы что хотели, повторите? Майор Гулькевич у аппарата. Нужен старший лейтенант Каримов? — Марат вопросительно кивнул. Кто, мол, его хочет? — Паспорт при вас? Оставьте дежурному, чтоб записал данные, и поднимайтесь на второй этаж. Кабинет сто шесть.

Он положил трубку и сообщил:

— Тебя желает видеть некто Хволынский. По делу угольков.

— Батюшка? Надо же.

— О, я как раз на него посмотреть хотел. Очень он всех впечатлил.

— Да, невероятно колоритный мужик.

Через пару минут этот колоритный мужик ввалился в кабинет. Волосы дыбом, глаза горят, одежда в беспорядке, руки ходуном, особенно правая. Она постоянно выбрасывается вперед, и выглядит это так, будто Хволынский указывает направление. Если бы он вздумал замереть, стал бы похожим на памятник Владимиру Ильичу Ленину.

— Здравствуйте, товарищи, — в его же стиле поприветствовал полицейских он. — Я к вам с заявлением! — Да вы присаживайтесь. — Гулькевич указал на табурет, стоящий возле его стола.

Но Батюшка ринулся к Марату. Его он уже знал, и пусть немного, но доверял ему.

— Старлей, она ни в чем не виновата! — выпалил он и затряс головой. — Это все я!

Гулькевич смотрел на визитера с интересом и легкой опаской. Ему было любопытно, какую информацию тот выдаст, но и боязно. Вид у Хволынского такой, как у человека, мгновенно впадающего в буйство. А у них в кабинете только в августе ремонт сделали!

— Кто ни в чем не виноват? — переспросил Каримов. — И что натворили вы?

— Машенька ни при чем! Она только ставила подписи на бумагах, что я подсовывал.

— А, вы про отчетность? — Мужик закивал. Патлы взметнулись и опали, как водоросли, подхваченные волной. — Зачем же вы супруге своей гражданской такие подлянки устраивали?

— Грешен, — тяжко выдохнул он и понурился. — Опять поддался искушению. Но я как лучше хотел… Для всех лучше, не для себя!

— Ты мне зубы не заговаривай, — нахмурился Марат. — Четко, по существу рассказывай, с кем махинации проворачивал?

— Я всего лишь пешка в большой игре…

— Вот зараза, ни слова в простоте! — Это уже майор возмутился. — Подельников сдавай, Батюшка.

— С помощниками господина Львовского контакты имел. Но главный злодей — он сам! Думаете, просто так бомжей на свою территорию пустил? По доброте душевной?

— Так как раз никто не думает. Тем более после твоих слов с подделкой счетов. Бабки отмывал через вас?

— Да там гроши, — фыркнул Леонид. — Ему на семечки. Думаю, он и не знал об этих махинациях, помощнички себе копеечку зарабатывали, а заодно меня по рукам связывали. И я, дурак, велся.

— Тебе тоже перепадало, так?

— Ясное дело.

— И на что тебе бабки? Ты ж божий человек.

— Мне ничего не нужно. Я для Машеньки. Отблагодарить хотел за доброту. Копил. Заначка и сейчас есть, так что я все могу вернуть государству… Или кому надо?

— Финансовыми преступлениями мы не занимаемся. У нас два убийства. И один из покойников — помощник Львовского. Тот, с кем ты начинал, так?

— Дружинин, да. Но я знать не знал, что он того… — И очень артистично изобразил покойника, высунув язык и закатив глаза. — Он за границу собирался уезжать на ПМЖ, и я решил, он так и сделал. Потом второй помощник появился, Голдберг…

— Постой-ка, — оборвал его Марат. — Ты труп Дружинина видел, но не опознал. Почему?

— Он же обожженный. Хрен поймешь, кто перед тобой.

— По часам, остаткам одежды?

— Струхнул я, — честно признался Батюшка. — Решил помалкивать обо всем. От дел отойти хотел, но Голдберг вцепился в меня как клещ…

— Каких дел, мы так и не поняли?

— Я помогал вербовать курьеров среди бомжей и алкашей. Они меня уважали, доверяли мне, считали своим. Без меня у Львовского ничего не получалось. Маргиналы народ недоверчивый, ненадежный, непредсказуемый, неблагодарный.

— С этим все ясно, — не дал ему пуститься в пространные объяснения Каримов. Батюшке дай волю, не заткнется. — Через тебя Львовский находил подход к бездомным. Ты контролировал их, а тебя его помощники. Если сравнивать вашу организацию не с финансовой пирамидой, а с армией, например, то Львовский был главнокомандующим, Дружинин с Голдбергом маршалами, ты полковым офицером…

— Нет, друг мой, генералом, — не позволил принижать себя Леонид. — У меня были помощники из числа особо приближенных. Те, кого ты назвал бы офицерами, и уже они командовали рядовыми.

— И чем же эти рядовые занимались?

— Как и сказал, доставляли посылки.

— С чем? Запрещенными веществами?

— Не обязательно. Львовский организовал альтернативную службу доставки. Лучше сказать, теневую. Простому обывателю суши нужны, лекарства из аптеки, роботы-пылесосы, и их им привозит на дом Яндекс или DHL. А если тебе потребовалось оружие? Контрабанда? Препараты, которые легально не достанешь? Документы секретные? Да простое сообщение, которое нельзя отправить СМС? Сейчас все боятся прослушек, информационных краж. Простое письмо будет идти долго, а курьер его за час-другой доставит.

— Сам говорил, маргиналы народ ненадежный, — припомнил Гулькевич. — Как же им можно доверять ценные посылки? Я бы на месте Львовского не переоценивал твое влияние на бомжей да алкашей.

— Спорить не буду, мой авторитет помогал мало. Эта шатия-братия язык грубой силы лучше понимает.

— Поэтому у Львовского такой штат охранников, — догадался Марат. — Это ж полноценный ЧОП, но работающий на одного человека. — Он еще подумал. — А если курьера по пути машина собьет, кто-то из своих с разборками полезет или менты загребут? А при нем, скажем, пушка?

— По двое выдвигались они. Один с товаром, второй сопровождает. При форс-мажоре пакет скидывается и подбирается напарником. Менты же обычно не лезут к бездомным и опустившимся алкашам, им мараться не охота, тем более каждый из маргиналов может по щелчку обделаться, обрыгаться, почесаться так, чтоб вши забегали. Припадки отлично изображают. Они артисты, которые ко всему отлично знают город. Если облавы на таких, как они, передвигаются по подворотням и канализациям. Забиваются в мусорки, в багажники старых драндулетов. Альтернативная доставка — изобретение века.

— Я бы поспорил. Косяков много. И два главных: это убийства маршала и рядового.

— Пока эта служба в зачатке, поэтому еще все плохо отлажено. Что же касается трупов… Я не понимаю, откуда они взялись. Как Львовский допустил такое? Он же башковитый мужик.

— Есть варианты ответов?

— Один: Голдберг кокнул Дружинина, чтобы занять его место, но не успел избавиться от трупа. Саблезубый под раздачу попал. А Львовский был не в курсе этого всего. Когда высоко сидишь, глядишь далеко, а что под носом не видишь.

Чем больше Леонид говорил, тем отчетливее Каримов понимал, что перед ним никакой не чудик. Хитрый, расчетливый, неглупый мужик (пусть и не без тараканов), все понимающий в этой жизни. Роль Батюшки выбрана им удачно, тем более что основана на личном опыте. Он многого добился бы на поприще священника, да зеленый змий сгубил карьеру. Он, а не принципы. Не было их у Батюшки, иначе не занимался бы тем, чему посвятил последний год.

— Ты, Леонид, так много знаешь о теневом бизнесе Львовского откуда? — спросил Марат. — Уж не понизил ли ты себя в звании? Может, ты тоже маршал?

— Не-не-не, — замахал руками он. — Я не штабной. И почти обо всех деталях недавно узнал. Причем от своих. Первые месяцы я просто набирал курьеров. Помогал маргиналам заработать.

— Им и себе.

— А вот и нет! Мне ничего не было нужно, кроме возможности собирать народ на Пятаке. Знал, что, если я не организую всех, нас погонят. И все хорошо тогда было. Курьеры что-то перевозили, им за это денежка капала, а я был рад тому, что приношу пользу.

— И что же случилось, почему ты перестал быть альтруистом?

— Узнал, в каком прибыльном деле участие принимаю. Причем один ничего с этого не имею. И поставил Дружинину условие: плати, или я устраняюсь. Он не отказался, но потребовал доступа к нашей бухгалтерии. Сказал, это безопасно и выгодно, причем всем. И нам какие-то льготы, и фирме Львовского. Дружинин был очень убедительным, мог кому хочешь без мыла залезть в одно место. Его даже курьеры любили. Он не брезговал общением с ними. Голдберг не такой. Сноб противный.

— Ты разговаривал с ним о случившемся?

— Хотел, но эта падла от меня скрывается. Трубку не берет, если видит (а я вылавливал его у офиса), через другой вход в здание заходит, да еще и под охраной. Пришлось через курьера записку передать. К нему он вышел, потому что остались еще заказы. Но новых не будет.

— Вам в них отказали?

— Мы от них. Посовещаюсь с мужиками, полевыми командирами то есть, и решили поставить точку. Об этом я сообщил в послании.

Леонид выдохся. Ему было не привыкать говорить много, но от Батюшки, а не от себя. Правда, даже не полная, выматывает.

— Все это придется повторить в кабинете у следователя.

— Понимаю. Я готов сотрудничать, вы только Марию не трогайте.

— Думаешь, простит тебя?

— Она милостивая, — кивнул головой Батюшка. И сейчас даже водоросли на его голове не колыхались. Они тоже устали.

— Хлопотать за тебя будет, передачки отправлять, ждать из тюряги.

— Считаешь себя знатоком человеческих душ, старлей? Тот же грех в тебе, что и во мне… Гордыни!

— Побереги красноречие для тюремных проповедей…

Майор положил руку Каримову на плечо и сжал его. Молчи, мол, не провоцируй свидетеля. Такие, как Батюшка, нестабильные личности легко обижаются и закрываются.

— Пошли, провожу тебя к следователю, — сказал он Леониду. — А хочешь, позвоню Марии, чтобы тоже приехала?

— Я пока не готов смотреть ей в глаза.

Он встал с табурета, одернул короткие штаны. Только сейчас Марат заметил, что на нем разные носки, один гладкий с полоской, второй однотонный в рубчик. Похожими их делает только цвет. И одежда на батюшке потрепанная, но чистая. Часы на запястье дешевые пластмассовые. Даже крест на груди не золотой, а серебряный, и висит на гайтанчике. Похоже, этот человек реально ввязался в темное дело не из-за денег. Точнее, не для себя он их зарабатывал. Ему нужно кого-то спасать, тем самым возвышая себя, а делать это можно и в разных носках.

Много Каримов за жизнь ему подобных повидал! И женщин, и мужчин, и откровенно их недолюбливал. Чистых сердцем среди них не было (или просто ему не повезло встретить), все самоутверждались за счет облагодетельствованных. Взять мать его, которая нянчилась со своим отцом-алкашом все сознательные годы. Уже своя семья есть, а она все батю, который ее бил и все из дома тащил, опекает в ущерб домашним. Для кого старалась родительница? Для него? Чихать папашка хотел на ее заботы. О чем сообщил, умирая в собственной моче и блевотине.

Не дождалась благодарности от мужа и сестра отца. Когда ее супруга посадили на пятнадцать лет, она поклялась ждать. И дождалась, гордо пронеся свой крест соломенной вдовы через годы. А он, откинувшись, ушел к другой. А на обвинение в предательстве ответил: «Я ждать себя не просил, сама вызвалась!»

Еще одна родственница, уже дальняя, отдала своей сестре почку. При любом удобном и не очень случае напоминала ей об этом и всем рассказывала о своем поступке. Когда заболела, и это никак не было связано с операцией по изъятию органа, села на шею спасенной сестре.

Сокурсница Марата вышла замуж за вдовца с тремя детьми. Не по любви, а по душевному порыву: хотелось помочь сиротинушкам. Но на нем одном долго не протянешь. И супруг вскоре раздражать начал и дети, рожденные и воспитанные другой женщиной. Еще чуть что ей: «Ты нам не мать!» Так и не смогла полюбить свою новую семью сокурсница. Но на людях умело счастье изображала, а уж загоралась, когда ее самоотверженностью восхищались. На встречи выпускников фотографии таскала, всем деток показывала, не забывая напомнить о том, что не родные.

Все это примеры из серии «далеко ходить не надо». Бытовые, так сказать. А со сколькими спасителями Каримов по работе столкнулся. Тут тебе и опекуны инвалидов или престарелых, и щедрые дарители, и меценаты, и решалы разных мастей. О целителях и духовных наставниках вообще речи нет! Все, как один, святые. Ничего себе, все людям…

Марат мысленно сплюнул. Никому верить нельзя. О чем старший лейтенант Каримов и говорил. А волонтер Полина с ним спорила. Хотя она вроде бы искренняя. И на фоне других чистая. Но встречаться с ней Марат не стал бы, хоть девушка ему и симпатична. Она же будет постоянно кого-то спасать, то бомжей, то больных, то каких-нибудь вымирающих животных, а ему нужна женщина, которая сосредоточится на нем и, если все сложится, на их детях. Эгоистично? Да! Зато честно.

В кабинет вернулся Гулькевич. Лицо расстроенное: брови нахмурены, губы поджаты. Он плюхнулся на табурет, нахохлился. Увидели бы коллеги, заржали: чистый Гуля. Не просто так прозвище дали. Не от одной лишь фамилии отталкивались — очень майор на голубя походил.

— Плохи дела у нас, Маратик, — вздохнул он.

— Что такое?

— Голдберг не только от Батюшки зашухарился, но и от нас. Телефон отключил, в офисе не появился сегодня, дома его тоже нет. Пропал с радаров, падла.

— Да, это нехорошо.

— Хуже другое! — Майор начал распаляться и теперь дергал головой, будто склевывал воображаемые зернышки. — Господин Львовский сегодня должен был к следаку прийти — не явился. Поскольку связь с ним велась через помощника, разыскать его тоже не удалось. Решили проверить, не смотался ли наш свидетель-благодетель за рубеж, пока его данные не внесены в базу невыездных, как оказалось, промедлили. Утречком умотал в Дубай. А оттуда, как ты сам понимаешь, можно рвануть в любую страну мира, были бы деньги.

— Упустили мы, значит, Львовского?

— Мы да. Но есть надежда на Интерпол.

«Надежды нет, — тут же возразил ему Марат мысленно. — Имея связи в криминальном мире (они явно имеются) и бабки, Львовский сделает себе новый паспорт, если захочет, внешность, и заживет припеваючи в какой-нибудь Аргентине».

Глава 7

Эта ночь прошла неспокойно. Баграт думал об Ангелине, прикидывал, как сможет ей помочь.

Ясно, что ее нужно вывезти из имения (и ее, и Таню), но этого он сделать не сможет. Его самого, возможно, не выпустят в ближайшее время. Сафар еще не скоро восстановится, а работу за него кто-то должен делать. Баграт отлично с этим справляется, значит, нужно его как минимум задержать. Не просто же так Павел убалтывает его на постоянку. Это значит, что он понравился хозяину? Но чем? Работоспособностью или биографией? По базам наверняка уже проверили Баграта. Одинокий, сидевший, контуженый — идеальный кандидат на роль постоянного работника этого странного места. Тут все не от мира сего, начиная от домработницы Анны, заканчивая сантехником. Последний был с явным диагнозом «слабоумие». Он даже говорил плохо. В свободное время играл в кубики, выстраивая из них башни и лабиринты. Но, по словам Алмаза, в прочистке канализации ему нет равных.

Паспорт Баграту вернули. Но это не успокаивало. Если Леший решит его оставить, то он не выберется за ворота. Баграта просто не выпустят. Коль тут насильно удерживают мать и дочь, то с ним вообще не будут церемониться. Заставят работать силой, если по-хорошему не понимает.

Но за себя Баграт не переживал, только за Ангелину с мамой, поэтому высматривать их начал с самого утра. Сегодня дел у него было не так много, как вчера, поэтому имелась возможность расхаживать по территории. Компанию ему составлял Барсик. Кот проникся к Баграту симпатией, напросился в гости с ночевкой и теперь таскался за ним. Когда его двуногий друг взялся за полив вазонов (не цветов, росших в них, а гранита, который загрязнился), Барсик улегся на один из валунов сада камней и задремал.

Ангелину Баграт так и не увидел. Как и ее мамы. Ему на глаза попалась Анна и два раза Паша. Тот приехал, забежал в дом на четверть часа и снова укатил. В общем, день протекал спокойно, и это почему-то напрягало. Баграт как будто ждал от него подвоха. Такое уже случалось с ним. Перед тем как подорваться на мине, он дивился теплу и тишине. Еще вчера лил дождь и грохотали зенитки, летела во все стороны грязь, вздымалась земля и его грудная клетка, а сегодня он гуляет по скошенному лугу, его бронежилет распахнут, каска болтается на руке, в зубах травинка, лицо по-матерински нежно оглаживает ветерок…

«Слишком хорошо, — подумал Баграт. — Так не бывает!» И в следующую секунду наступил на мину.

Стоило вспомнить тот момент, как сердце ухнуло. Раньше такого не было. В висок стреляло или ногу пронзала боль. Но тут другое… Приступ страха, что ли? И к прошлому этот страх не имел никакого отношения.

Встрепенулся Барсик. Тоже что-то почувствовал?

Спрыгнув с валуна, кот унесся прочь. Человека за собой позвал, мяукнув ему. Но Баграт остался стоять. Он прислушивался. Откуда-то из-за ворот послышался рев мотора. Именно рев, потому что звуки, издаваемые машинами, сюда не доходили. Потом что-то грохнуло. Вверх взметнулся дымовой гриб. Кто-то бросил шашку? Нет, скорее, гранату!

Секунда тишины — и крики, выстрелы…

А Баграт все стоит как вкопанный.

И тут как шарахнет! Ворота, такие основательные, похожие на тюремные, разлетаются. За ними человек с базукой на плече. А уже за его спиной… армия!

Десятки людей по команде ринулись через брешь в ограждении на территорию имения. Оружие было не у всех, некоторые потрясали битами, дубинами, кто-то просто бежал, сметая все на своем пути. Дикая орда топтала клумбы, разбивала вазоны, скидывала в пруды урны, переворачивала лавки. У всех были перекошенные лица, бешеные глаза. Баграт, отмерший наконец, узнал некоторых, то были бомжи с Пятака. Один из них свалил статую богини Венеры, взобрался на нее, стянул штаны и задергал тощим задом в пятнах дерьма, изображая половой акт. Это вызвала одобрительный гогот.

— Я себе лучше нашел! — заорал другой, залпом допивая бормотуху и швыряя пустую бутылку в фонтан. — У нее есть дырки!

И ринулся куда-то. Еще несколько человек за ним.

Анна, а это именно ее узрели бомжи, попыталась спрятаться от них, но где там. Мужики рвали на ней одежду, когда она еще бежала. За горничную попытался заступиться дурачок сантехник, но ему проломили череп битой.

Баграт отвернулся. Он геройствовать не стал. Этим двоим он уже не поможет, быть может, сумеет другим…

Толпа, уже поредевшая, и все равно большая, приостановилась у входных дверей. Они оказались заблокированными. Бомжи постреляли по окнам, но те были пуленепробиваемыми.

— Разойдись! — послышалась команда.

Все расступились. К крыльцу подошел мужчина с базукой. Он был не один, а с бойцами. Один из них, тот, что кричал, зарядил гранатомет и встал в шеренгу к остальным.

— Огонь, — тихо, можно сказать себе под нос, проговорил стрелок и нажал на кнопку пуск.

* * *

Он отошел от окна, за которым творилось что-то невообразимое. Смотреть, как разоряют его территории, было горько. Леший успел полюбить усадьбу и не жалел денег на ее обустройство, хотя в глубине души понимал, что не сможет долго наслаждаться проживанием в ней.

Когда дом содрогнулся, Кирилл Игоревич, он же Саня или черт меченый, подошел к любимому креслу, опустился в него и стал ждать человека, который зайдет в кабинет через минуту-другую. Он даже дверь оставил открытой.

Его верная спутница-трость лежала на коленях. Леший откинул набалдашник и нажал на кнопку, спрятанную под ним…

Теперь он полностью готов к встрече!

Кирилл Игоревич услышал шаги и повернулся на звук. К двери подходил человек в рыбацком плаще из брезента. Огромном, длинном, с капюшоном и обилием карманов. На его худом теле он висел, как на вешалке.

— Собрал все же армию? — обратился к нему Леший.

— Начал, но ты помешал… Опять!

Леший снял с головы капюшон и предстал перед братом в своем натуральном виде — без маски. В ней, а также в одежде Львовского и с его документами Голдберг утренним рейсом улетел в Дубай.

— Когда я видел тебя до этого, ты выглядел лучше, — заметил Леший. — Один в один я. Если б ты не поджарился, мы бы одинаково состарились.

— Если б ты меня не поджарил, — внес уточнение Кощей. — Но ты прав, я похож на тебя. Тоже стал пижоном, обучился манерам. А говорю как? Без фени, мата — литературно! Меня частенько называют джентльменом…

Он закрыл за собой дверь, оставив охранников в коридоре. Сам прошел к стулу, взял его, подтащил поближе к качалке Лешего и сел напротив него, но на расстоянии двух метров.

— Слабая у тебя охрана, — сказал он. — Не ожидал… Думал, в чем подвох? — Они подкатили к воротам на двух джипах и туристическом автобусе, битком набитом бомжами. Вертолет Кощей тоже подтянул, но оставил в заброшенной деревне Кропоткино.

— Охрана не спасает от реальной угрозы, уж кому знать, как не мне. Мои мальчики порядок охраняют, как постовые. Что твои сделали с ними?

— Кое-кого продырявили, других чуть потравили газом, но все живы. Бойцы не те пошли. Слабаки, трусы. Только в бомжацкой армии еще остались настоящие зверюги.

Кощей стянул плащ, чтобы охладиться. Под ним тельняшка и мешковатые штаны. Они тоже велики и держатся на армейском ремне.

— От тебя всегда воняет как от паленой курицы? — поморщился Леший.

— Не знаю. Я не чувствую запахов. Но слышал от одного парня, что от меня веет горелым. Кстати, это он принес в ломбард мое кольцо. — Он указал на печатку с рубином, что посверкивала на пальце Лешего. — А потом искал встречи с тобой, желая продать информацию обо мне.

— Я без его помощи справился. Оказалось, ты совсем рядом, я просто не мог и подумать, что ты жив.

— Макар, так паренька звали, звонил по номеру, оставленному тобой в ломбарде, он оказался отключенным. Тогда этот дурачок в Москву поперся, начал самого человека разыскивать. Не знал, бедолага, что он покойничек. За что ты, Саня, моего помощника Дружка-Дружинина грохнул? И почему он был с тобой в Краснодаре?

— Мы с тобой на расстоянии одного рукопожатия находились, Ваня! Дружинин был твоим главным доставателем, а я покупателем.

— Хорошее слово подобрал — «доставатель», красноречивое. Дружок мог все, что угодно, намутить. В пределах разумного, конечно. А то был у нас клиент, пожелавший иметь военный истребитель. Можно не взлетающий, но чтоб кнопочки горели и ездить мог. Хотел на нем по своему участку кататься. Прикольно это. Дружок прикинул, сказал, достать можно, но лучше не браться за такое, рискованно.

— Я был постоянным вашим клиентом года два. Мне много редких штук нужно было для дома, и Дружинин поставлял их мне.

— Ты был одним из ВИП-клиентов, как я узнал из записей.

— Поэтому Дружок меня часто самолично сопровождал. В тот же Краснодар, где было несколько вариантов товара.

— Почему ты дал его визитку консультанту ломбарда?

— Своих не имею. А в Дружке, как в посреднике, я был уверен.

— Тогда зачем ты его грохнул, он был так полезен? И как вообще связал нас?

— Отвечу сначала на второй вопрос: я догадался, что его босс ты, когда услышал об альтернативной курьерской службе. У вас и так логистика была отлажена, зачем еще и бомжи? Затрат мало, конечно, зато риски какие! Мы армию собираем, шутил Дружок. И рассказывал о Пятаке, где она базируется. Тогда я все понял. Только ты мог додумать до этого. Твоя идея фикс армия маргиналов.

— Ты шастал на Пятак, я знаю. И помощник твой. Две ряженые ищейки.

— Я почти влился в твою армию. Но побоялся, что ты узнаешь Лешего, если увидишь. Или меня ненароком сдаст Дружок. Пришлось его убить.

— И сжечь.

— Это я тебе привет передал, — усмехнулся Леший. — Даже два привета. Саблезубый лазейку в твои подвалы показал, он там часто ночевал. Даже обустроил лежбище. Я отблагодарил деньгами, да этим тварям все мало. Обещал уехать в Башкирию, так нет, стал барствовать. Пришлось ему шею сломать. И оставить еще один труп в твоем подвале. Кстати, у меня есть ключи от него. От Дружка достались. И я планировал ими воспользоваться. Но не пригодились. Ты рано меня нашел, я хотел еще поиграть с тобой. Два обгоревших трупа в подвалах твоего здания, это цветочки. Ягодки я пока даже не высадил, они еще в тряпочке мокнут. Помнишь, наша бабка заворачивала семена, чтобы проросли.

— Так и сгниют. Потому что сегодня ты умрешь. — Кощей еще раз полез в карман и достал на этот раз мазь для губ. — Кожа сохнет и трескается, когда говорю, — пояснил он. — Надо было тебе, Саня, меня сразу кончать.

— Разве это интересно? — Леший услышал взрыв. Глянул в окно и увидел, как разлетается баня. Черти подожгли ее, и газовый баллон рванул. — Расскажи, как ты выбрался из могилы?

— Чудом. Я провалился под корешей и смог вздохнуть, когда очнулся, это раз. Два: земля мягкой оказалась, а еще я нашел ступеньки: взбирался сначала по трупам, потом корням. Затем я полз. Сколько — не знаю. Несколько раз приходила мысль о том, что я умер и блуждаю по аду. Но когда рассвело, я понял, что все еще на грешной земле. Лежу в какой-то колее, в луже: воде, грязи, дерьме коровьем. Но впереди сарай кирпичный. Потом оказалось, это медпункт. В нем фельдшер и принимал и жил. Он меня спас. Каким чудом, не ясно. Медикаментов почти не было, сам фельдшер даже училище медицинское не закончил, подделал диплом. Я на грани жизни и смерти балансировал дольше суток, орал, стонал, бредил, куда-то пытался уползти, да меня ремнями привязали к кровати, но в сознание пришел все же. Как думал фельдшер, перед концом. У многих прояснения наступают за минуты или часы до…

— Я в курсе. Много за жизнь повидал смертельно больных и раненых. И все уходили. А ты не сдох! Почему?

— Две причины. Первая: зубами, когтями держался за жизнь. Вгрызался в нее…

— Зачем? Ведь ты так наплевательски относился к смерти.

— Пока не оказался с ней лицом к лицу. Эх, и страшная она, Саня.

— Да ты тоже не фонтан, — хохотнул Леший. — Так что еще не известно, кто больше испугался. А вторая причина? Отомстить мне хотел?

— Об этом не думал тогда. Потом, когда узнал, что замочили, подумал, жаль, не я. А спасло меня то, что я не успел один товар реализовать. Не дрянь на этот раз, а элитный продукт — морфий. Я в отличие от тебя заначек не имел, поэтому мне не на что было лечиться. Те же мази от ожогов и обезболивающие уколы покупать надо, а на что? В медпункте йод, фурацилин, анальгин да самый дешевый антибиотик. И вспомнил я о чемоданчике с морфием. Я его для ВИП-клиентов берег. Он ценный, потому что спросом не только у наркош пользуется. Медицинский препарат, как-никак. Я спасителю своему назвал место, где его заныкал. Отправил на поиски.

— Рисковал. Тот мог себе морфий прибрать, а тебе дать сдохнуть.

— Да, но мне повезло. Честный мужик попался. Но и я по-человечески с ним поступил: жизнь оставил, а мог кончить, чтоб убрать единственного свидетеля моего воскрешения. — Чем дольше он говорил, тем сильнее хрипел. Пришлось доставать баллончик с кислородом. — Морфий мы и себе кололи. Я, чтобы снять боль, фельдшер прикола ради. Но основную часть мы продали и смогли много полезных для меня штук купить. Даже старенький аппарат ИВГ1 нашли.

— Странно, что ты кольцо не продал. На первое время вырученных денег хватило бы.

— Хоть что-то решил приберечь на память о прошлом. У меня даже лица не осталось. Между прочим, бабка-знахарка, что из меня большую часть остаточной хвори выгнала, верила в силу камней. Мой ей мощным показался. Может, и так, раз я все еще живой.

— Бабка жила в Краснодаре?

— В крае. Станица Славянская. Я бродяжничал и как-то оказался там. Решил задержаться. В станице была мощная баптистская община, я прибился к церкви и неплохо жил. Между прочим, пытался поверить в Бога. На проповеди ходил, с пастором беседы вел, молился даже, все просветления ждал. Когда надоело, и силы благодаря бабке Авдотье появились, ушел из станицы. Бомжевал я несколько лет. Мотался по городам, гоп-стопом занимался, пока в Астрахань не вернулся. А там все знакомое, родное. Меня не признали, но дали поработать. Я наскреб бабок, чтобы небольшой бизнес замутить. Делал, что умел, доставлял запрещенные грузы. Все у меня ладилось, но хотелось масштаба. И я вернулся в Москву.

— Уже красивый?

— Маска была, но паршивая. В такой показаться на людях стыдно. Поэтому у меня всегда были помощники презентабельного вида. Сам я в тени держался, все даже думали, я живу за границей. Но там я действительно часто бывал. Пытался восстановить лицо, тело. Кожу сколько раз пересаживал, и свиную, и искусственную. Любая слезает с меня, как со змеи. Пришлось оставить тело таким, как есть, а рожу заказать в Японии.

— Рожа отличная получилась.

— У меня еще другая есть, помоложе. С черной щетиной. Буду ее носить, когда ты умрешь, а я перееду в Мексику. Уже учу испанский, оказывается, мне легко даются языки. Правильный русский, разговорный английский…

— А если не успеешь сбежать?

— Не переживай, я уже скоро отчалю. Меня вертолет ждет. А сюда еще не скоро менты доберутся. Тревогу твои дурачки поднять не успели, а на выстрелы да взрывы никто не отреагирует, в вашей стороне полигон. Ты очень удачно выбрал место для убежища. Для меня и моей армии, разумеется.

— Как ты вычислил меня?

— О, это оказалось очень легким делом. Правильно ты сказал, мы жали с тобой одни и те же руки последнее время. Тебя узнал кое-кто с Пятака, и ты его на перо посадил. Точнее, твой прихвостень. Носорог оклемался, он падла фартовая. — Тюремный сленг лучше подходил его роже. Литературный русский все же для господина Львовского. — А позавчера я как раз только узнал, что ты жив, он через Голдберга мне послание передал. Я с ним встретился лично и получил важную инфу: крутился твой Пашка у Пятака намедни, Носорог узнал того, кто его пырнул, проследил до машины и запомнил номера. Осталось пробить их и проследить за машиной. Мне понадобилось меньше двух суток, чтобы достать тебя! — с гордостью закончил он.

— И эффектно появиться. С армией.

— А ты очень спокоен для без пяти минут покойника, — заметил Кощей. — Или думаешь, я тебя пощажу?

— Уверен, что нет. Как убивать будешь?

— Сожгу. Но медленно. — Его руки все это время были в карманах, теперь он достал одну. В ней уже не баллончик и не мазь, а что-то цилиндрическое, блестящее. — Это обычный бытовой розжиг. Мирная вещь. Но он справится с задачей. — Он выдвинул рожок, нажал на кнопку и выпустил немного пламени в направлении Лешего. Оно не опалило кожу, но жаром обдало. — А потом сожгу к чертям все тут! И улечу.

— Хочешь, чтоб я помучился?

— Очень. Может, буду тебя иногда тушить. Вижу, противопожарная безопасность в этом доме соблюдена. — И указал на огнетушитель, висящий на стене.

— На мне твой перстень. А в нем, как во многих драгоценных изделиях тех времен, есть потайное отделение с ядом. Или ты не знал?

— Механизм сломан.

— Я починил. И заполнил резервуар. Так что я умру быстро и без мучений. Но спокоен я не поэтому… — Леший откинулся на спинку кресла, чуть качнулся и довольно проговорил: — Ты не сможешь причинить вред моей девочке, моей Жемчужинке, даже если спалишь эту халупу. Я не спас дочек когда-то, но ее смог!

Он стащил с мертвого алкаша пальто и шапку. Убили его свои же. Им не понравилось, что тот скрысил пузырь коньяка, когда они разоряли бар. Кончать не хотели, только проучить, но переборщили. Тут же выпили за упокой и направились к кухне. Баграт же выбрался из укрытия и принялся раздевать покойника, стараясь не смотреть в его глаза. У только что умерших они особенные: в них читаются удивление и детская обида.

Одежда воняла. Особенно шапка. Но Баграт натянул и ее и пальто. Вшей, если что, выведет, ему не привыкать. Рядом с трупом валялась палка с острым наконечником, наподобие лыжной, но самодельная. В умелых руках и она смертельное оружие. Баграт поднял ее и пошел дальше бродить по дому, уже открыто. Люди Кощея всех привезенных в автобусе мракобесов все равно не знают, их больше сотни.

То, что имение захватил второй не убиваемый упырь из девяностых, сомнений не было. Давний враг Лешего. Человек, которого жгли открытым огнем, но он выжил…

Что это за создания такие мифические, бандиты из прошлого? Сверхнелюди?

Баграт услышал тихий плач и встал как вкопанный. Ангелина? Именно ее он искал в доме. Раз ни она, ни Таня не выходили на улицу, обе где-то тут.

Но плакала не девочка, а паренек. На вид лет семнадцать. Худой, патлатый, с татуировками и пирсингом на лице. Он забился под стол, собрался в комок и очень старался быть незаметным, но нервы сдали, и он захныкал. Баграт видел подобных ему на Пятаке. Бунтари из Мухосрансков, едва окончив школу, ехали в Москву, чтобы вершить историю. Первые трудности их не пугали, неприкаянность им казалась романтичной. Но это проходило. Обычно с первыми серьезными холодами. Кто поумнее, возвращался домой, другие сбивались в стаи, снимали хату на шестерых и устраивались на поденную работу, а многие опускались, становились уличными проститутками, мелкими дилерами, воришками. Наверняка кто-то из них, пусть даже один человек из тысячи, выбивался в люди, но Баграт об этом не слышал.

Он подошел к пареньку, тронул его за костлявое колено.

— Не убивай, не надо, — зашептал он.

— Успокойся, не трону.

— Они дали мне это, разрешили стрелять. — Парень брезгливо отбросил от себя пистолет. — Но я не хочу убивать!

— Это травмат. — Баграт сунул его в карман. — Девочку видел тут? Беленькую, худенькую? — Он замотал головой. — А женщину красивую? Тоже со светлыми волосами?

— Если тут есть еще одна женщина, я ей сочувствую.

Баграт поэтому и искал мать с дочкой. Если до них доберутся, сделают то же, что и с Анной. В том числе с невинной девочкой Гелей.

Он возобновил поиски, удивляясь тому, как легко армия Кощея захватила дом. Почему бравые охранники с КПП оказали такое слабое сопротивление? Можно сказать, без боя сдали объект и, похоже, даже тревожную кнопку нажать не успели. Захватчики уже полчаса хозяйничают на территории, а полиции все нет.

Баграт плохо ориентировался в доме, что естественно, ведь он оказался внутри впервые. Он перемещался из одного помещения в другое, пока не добрался до детской. Она пуста, но следы беспорядка присутствуют. В комнате не было ничего ценного для бомжей, ни бухла, ни подходящей одежды, ни цацок. Они перевернули шкатулку с украшениями, но детская бижутерия им не приглянулась. Баграт хотел уже уйти, как увидел на полу растоптанное растение. Тот самый кустик, что он передал Геле. Он был вырван из горшка и раздавлен. Баграт не стал его подбирать — растению конец. Так и не высадили его на грядку! Машинально он пнул горшок и увидел в приставшей ко дну земле обрывок. То была уцелевшая часть письма, написанного Ангелиной Баграту. Скорее всего, она пыталась избавиться от него, когда поняла, что план провален. Ее или застукали, или просто выволокли из комнаты (не сама же Геля растоптала кустик, она не способна на такое), когда нагрянула армия отбросов. Баграт вытащил обрывок, отряхнул, разгладил.

— Мой отец Мазаев Виктор Евгеньевич, директор фирмы «Урал-Трейд», — прочел он. — Его личный телефон, — далее цифры, — надеюсь, не изменился.

Молодец девочка! Даже если номер у Мазаева другой, на него можно будет выйти через фирму. Теперь осталось найти телефон. Но сначала Ангелину!

Баграт двинулся дальше. Добрел до столовой. В ней — большой стол, окруженный стульями с высокими спинками, буфеты с красивой посудой. Есть электрический камин интересного дизайна. Из столовой можно пройти дальше. Куда, неизвестно, поскольку дверь закрыта, и ее охраняют двое с короткоствольными автоматами. Узнав их, Баграт понял, кто в соседней комнате. Кощей — явно. Но, скорее всего, не один. Два сверхнелюдя должны были сойтись в финальной схватке…

Только не ясно, какой она будет. Два старика станут стреляться, как на дуэли? Вступят в рукопашный бой? Или сыграют в русскую рулетку?

Баграт присел, чтобы его не увидели охранники. Хорошо, что он невысокий и может спрятаться за комодом.

— Что удумал? — услышал он шепот над ухом.

Палка была брошена, но травмат за пазухой. Баграт приготовился достать его, но, когда повернулся, увидел перед собой знакомую физиономию.

— Носорог, и ты тут? Проглядел я тебя.

— А я на рожон не лез, отсиживался. — Он поправил свою веселую шапочку, съехавшую на глаза. Они оказались трезвыми. И алкоголем от Носорога не пахло. — Поможешь, малой, мне пройти в ту комнату?

— Зачем тебе?…

— Поможешь? — настойчиво повторил он. Баграт кивнул. — Твой левый, мой правый. Желательно вырубить тихо.

— Как мы приблизимся к ним?

— Да вот так…

И, схватив Баграта за шкирку, поволок в гостиную.

— Я тебе, падла, покажу! — рычал он. — Яйца вырву, чтоб не зарился на чужое! Я сказал, мои сапоги, нет напялил на свои крохотные ноженки…

Нога у Баграта на самом деле была небольшой, и обувь, что ему выдали, сейчас сваливалась. Она была добротной, резиновой, с утеплителем, из-за такой можно разборки устроить.

— Эй, пошли отсюда! — прикрикнул на них «левый» охранник.

— Помоги, брат, — взвыл Баграт, вырвавшись из лап Носорога. — Я лучше тебе сапоги отдам, чем этому…

Он кинулся к охраннику в ноги. Якобы умолять. Тот нацелил на Баграта дуло, желая отогнать, но больше ничего сделать не успел — его уронили и вырубили с одного удара.

Носорог тоже не плошал. Не так артистично и бескровно он обезвреживал «правого». Чик ножом по горлу, два удара в сердце, один в живот. Ушло у него на это секунд семь.

— Слабак, — процедил Носорог и поддел поверженного врага ногой, чтобы понять, умер ли тот.

После этого он поднял автоматы. Взял один в правую руку, второй в левую, подошел к двери и пнул ее со всей мочи.

Баграт, успевший подняться на ноги, но не понять, что задумал Носорог, увидел кабинет. В нем находилось двое. Один сидел в кресле-качалке с тростью на коленях, второй на стуле напротив Лешего. Кощей держал перед собой что-то наподобие ручного фонарика. Или микрофона. Как будто один у другого интервью берет, промелькнуло в голове.

Когда Носорог ввалился в кабинет, оба повернулись в его сторону. Такие разные на первый взгляд, один холеный, привлекательный, второй похожий на зомби из фильмов ужасов, они ничем не отличались друг от друга. Руки по локоть в крови, вместо сердца камень, а в глазах… Ничего в них нет… Мертвые!

— Узнали? — спросил Носорог весело.

— Колобок? — удивился Леший. Он знал его под этим погонялом.

— И я от тебя, дедушка, ушел. Хоть ты мне перо под ребро вогнал, сука!

— Не я.

— Ага, твой помощничек. Где он, кстати? С ним у меня тоже счеты.

— Носорог, свали, — бросил ему Леший. — Не видишь, у серьезных людей серьезный разговор?

— Как же я вас обоих ненавижу, упыри!

Это было последнее, что услышал Баграт перед тем, как его оглушили выстрелы. Носорог раскинул руки с оружием и начал палить по живым мишеням. Тела Кощея и Лешего дрожали под градом пуль. Кровь заливала их одежду. А Носорог все стрелял. И был похож в своем длинном пальто и яркой шапке с косичками на героя какого-нибудь боевика. Тарантино бы эта сцена понравилась!

Когда патроны кончились, Носорог швырнул автоматы на пол, подошел сначала к Лешему, потом к Кощею и плюнул в их лица.

— Пошли, малой, отсюда, — сказал он, развернувшись. — Я тревожную кнопку нажал, скоро менты приедут, нам нужно сваливать. Даже тебе, хоть ты и ни при чем.

— Я должен найти девочку с мамой, они где-то тут, в доме. Не видел?

— В доме нет женщин и детей. Ищи где-нибудь в подвале. У Лешего он точно есть. — И, буркнув себе под нос «Теперь можно и выпить!» — ушел.

Подвал! Как он забыл о нем? Конечно же, Ангелина с Таней там. Леший спрятал свою Жемчужинку вместе с мамой, а сам не успел укрыться…

Или не захотел?

Баграт выбежал из дома. Он направлялся к тому входу, к которому подъезжал грузовик с продуктами, который он разгружал. Но дверь оказалась запертой, причем на электронный замок. Он стал искать другие, что вели бы вниз. Но попасть смог только в кухню, где пировала большая компания.

— Вы че расселись, придурки? — заорал Баграт на мужиков. — Менты вот-вот будут тут! Тикать надо.

— А пусть приезжают, забирают, — отмахнулся самый пьяный и наглый. Он поверх своей вонючей одежды натянул хозяйскую, на руку нацепил «Ролекс», а на голову девичью корону. Судя по блеску, она была не из стекляшек, а из кристаллов Сваровски. — В обезьяннике хоть отоспимся нормально.

— В доме гора трупов! Хозяин мертв, тот, кто нас сюда привез, тоже. И кончил их один из наших. Если вы идиоты, оставайтесь, а я рву когти.

Пирующие тут же похватали недоеденное и недопитое и начали разбегаться. Впрочем, некоторые слиняли, едва услышав слово «менты». Оставшись один, Баграт опять начал искать потайные двери. Он дошел до гостиной, где еще разок стукнул начавшего приходить в себя охранника и на всякий случай связал его. За этим его застал Павел.

— Что тут, черт возьми, произошло? — просипел он. Так бежал, что запыхался. — Где Кирилл Игоревич? Баграт кивнул в сторону кабинета. А когда Павел переступил его порог, последовал за ним.

— Это ты сделал?

— Я не Рембо, а простой разнорабочий — машины разгружаю и за животными дерьмо убираю.

— Эх, жаль…

— Лешего?

Павел покосился на него.

— Простой разнорабочий, говоришь? Жаль, что он был упрямым стариком, который никогда меня не слушал. А я предупреждал, не приведут его игры к хорошему…

Павел, перешагнув через ноги мертвого босса, взялся за раму висевшей на стене картины и отодвинул ее. Баграт увидел металлическую дверку сейфа.

— Анна — твоя женщина? — спросил Баграт, наблюдая за тем, как Павел открывает сейф и начинает доставать из него деньги.

— Ага.

— Ей, наверное, помощь нужна.

— Что с ней? — бросил через плечо он.

— Не знаю, проверить надо… Но ее изнасиловали. Толпой.

— Плохо. Значит, не сможет быстро ходить. Считай, обуза.

— То есть ты деру дать хочешь без нее?

— Я же не благородный принц, — пожал плечами Павел и начал распихивать деньги по карманам. Тут были и пачки, и отдельные купюры, и рубли, и валюта. — Жаль, мало тут, только на мелкие расходы. А все богатства у Лешего заначены где-то. Теперь пропадут схроны.

— Где Ангелина с матерью?

— Если тут нет, значит в бункере.

— Как туда попасть?

— Никак. Но ты не волнуйся, там все есть для прекрасной жизни.

— Ты должен помочь мне добраться до Гели и Тани, — процедил Баграт.

— Должен? — скривил губы Павел. — Да пошел ты…

И потянулся к сейфу, чтобы достать оттуда пистолет. Он был там, Баграт видел.

Он опередил Павла. Выхватил свой травмат и пальнул в его ногу. Когда тот взвыл, травмировал другую (хорошо, двухзарядный пистолет попался).

Павел рухнул на колени. Из карманов куртки стали вываливаться деньги.

Баграт подошел к нему, взял за подбородок с такой силой, что скрипнули друг о друга зубы.

— Как мне добраться до Гели и Тани? — повторил вопрос он, затем разжал пальцы.

— Трость, — выдохнул Павел. — Дай.

Баграт поднял ее. Трость, с которой Леший не расставался, даже гуляя по парку.

Павел откинул набалдашник. Под ним оказалась кнопка, и она горела красным.

— Я так и думал, — качнул головой он. — Поэтому сказал «никак»… — Павел несколько раз нажал на кнопку, но она будто сломалась. — Никак ты в бункер не попадешь! Активирована программа «Точка невозврата». Отменить команду невозможно. Теперь те, кто находится в бункере, останутся в нем до самой смерти.