Названная женой

Глава 16 Сказка и быль

Гвенн, усердно штудируя книги о традициях и правилах фоморов, наткнулась на кое-что интересное. Когда фоморы брали в жёны дочерей противоборствующих родов ради мира, они часто опутывали их заклинаниями жизни, чтобы те не могли причинить вред или убить своего супруга.

Сегодня ночью царевна не удержалась и спросила: почему? Почему Нис так не сделал? Нис напомнил про Этайн и Мидира, бормотнул, что Гвенн много думать вредно и она путает форму с содержанием. Прошептал, что он чего-то там подписал, и теперь «его жемчужина» — полноправная жена, и если он вдруг умрёт, она займёт его место. Гвенн стало страшно. Всё было хорошо, просто сказочно, а в сказки Гвенн не верила. В реальности они всегда превращались в легенды, где любимая тонет в слезах или жестокий отец убивал возлюбленную пару. Любовь, истинная любовь, ничем хорошим не заканчивалась. Чем плоха привязанность и забота? Сердце негодующе стукнуло, явно имея свое представление о происходящем.

Рога лежащего навзничь Ниса казались больше обычного. Гвенн из любопытства опять почесала кончик крутого рога, недоумевая, и как они спать не мешают? Фоморские рога неимоверно чесались по весне, у многих имелись специальные чесалки разнообразных форм, а также заостренные обломки раковин и шершавые шкуры безмозглых рыбин, намотанные на длинное основание. Но до громадных рогов старых фоморов ими было не дотянуться. Чесалки ревнители порядка презирали, расчёсками не пользовались — оставалось только злиться на весь зелёный мир и терпеть первый весенний месяц.

Ноготочки жены приводили это синее чудовище в состояние, близкое к экстазу. Нис выдохнул блаженно, сквозь сон нашарил ее руку и прижал на миг к сердцу.

Этот фомор совсем её занежил, а между прочим угроза никуда не делась. Темстиале говорила о ледяных фоморах, страж-акула шепнул: «Ши-айс», и Темстиале о них намекала… Дядька Скат, словно в пику хитромудрому тюленю, укреплял морское воинство, изводя молодых бойцов бесконечными учениями и тренировками. На вопрос «Зачем?» он ответил, что готовым нужно быть всегда, а опасность найдётся. К тому же дурные мысли из голов повылетают.

Из всех князей морского царства Гвенн не могла выделить никого, кто бы мог представлять угрозу царской семье, но ощущала эту угрозу, как зверь, который, ещё не слыша и не видя загонщиков, вскакивает с лежбища, топчется на месте и озирается, втягивая воздух.

Гвенн, привстав, упёрлась подбородком в сложенные перед собой кулаки, разглядывая супруга. Во сне Нис казался моложе, его губы не были сжаты, а лицо казалось мягким и совсем юным. Гладкие чёрные волосы отливали синевой, а ресниц хватило бы не на одного волка…

Муж сносил все её вспышки. Нетерпеливый, с ней он был внимателен, бережен и осторожен. И всегда оказывался рядом, готовый поддержать, но никогда не настаивал и не принуждал.

Гвенн очень осторожно переплела свои пальцы с его.

— Люблю тебя, — вырвалось у неё, а этот хитрец тут же распахнул глаза. — Я повторила! — начала оправдываться она. — Я просто повторила!

— Конечно, моя жемчужина. Что рассматривала?

— Вот! — Гвенн сунула ему под синий нос фиолетовый светильник. — И у Айджиана такой же. Пурпур из всех ракушек выскребли?

— Это не пурпур. Это небесная маджента, — Нис заправил за ухо прядь и легонько щелкнул Гвенн по носу.

— Не знаю такого цвета, — насупилась она.

— Представь себе закат, когда нежно-розовый перетекает в сапфирово-синий.

Гвенн заслушалась, а потом встрепенулась:

— И сколько таких светильников?

— Два. Когда-то этим червяком-проклятием хотели извести Айджиана. Мигель вовремя увидел и вытащил. Отец сделал из червяка светильник, представляешь?

Превратить пожелание зла в светоч! Гвенн хмыкнула, узнавая характер морского царя.

— Я спрашивала у Айджиана, а он не сказал, — вспомнила обиду Гвенн, и Нис потрепал ее по макушке.

— Видно, хотел, чтобы рассказал тебе я. Мне этот шар с червяком ужасно не нравился. Я разбил светильник и порвал червяка пополам. Морское проклятие убило бы любого, но не навредило мне. Может, потому что я сам — проклятие, — губы дрогнули в горькой улыбке. — Если захочешь избавиться от меня, придется придумать что-то иное. К примеру, я плохо переношу особо сильные теплые камни.

— Прекрати, Нис, — слова мужа болью отозвались в душе Гвенн.

— Когда я первый раз улёгся здесь, ты сказала, что это уже было. Когда?

Гвенн оцепенела. Не могла она выдавать свои самые постыдные тайны! И разве она это говорила? Вроде бы только думала…

Муж целовал шею — там, где ей нравилось, его руки нежили её тело — каждое касание, каждое движение превращалось в волшебство любови и доверия. Прижал к себе и притих в ожидании ответа.

— Ты знаешь про Лугнасад? — издалека начала Гвенн. — Когда жена может уйти от мужа к любовнику на неделю осеннего праздника. Старый обычай верхних, но он действует у благих.

— Это предупреждение? — Гвенн уловила лёгкий смешок в голосе Ниса.

— Нет, Нис. Это начало моего рассказа. Я вышла замуж за Финтана, чтобы не покидать Чёрный замок… Он говорил, что я виновата в забвении Мидира и в сне-жизни Алиенны. Что я умею лишь ломать, и что уход Дея — моих рук дело. Он повторял мои же мысли… Джаред думал, что Финтан меня бьет, но… синяки проявлялись сами — после его нещадных слов. Я терпела, и это было так унизительно… Муж потерял для меня всякую привлекательность, а сам заявлял свои права при каждом удобном случае. Сама не знаю, как моя жизнь превратилась в мир теней, да ещё на благой земле. Когда Дей вернулся, всё стало намного хуже.

Впервые имя брата не отдалось ни ноющей болью, ни виной. Впервые Гвенн ощутила, что любит Дея. И правда любит, и жизнь ради него готова отдать! Но как за брата и за короля. Это чувство освобождения было так сильно и так прекрасно, что Гвенн рассмеялась от одной глупой мысли.

— Знаешь, Нис, мне первый раз жалко, что я не могу подарить тебе свою невинность!

— Знаешь, Гвенн, — передразнил супруг, — может, ты всё это время шла ко мне? Ты мне себя подарила.

— Самомнения тебе не занимать, дорогой!

— Мне страшно, что я мог потерять тебя тогда, ещё не обретя. Как ты вырвалась?

— Джаред улучил момент, когда Финтана не было рядом. Принёс меня к себе, раздел, убрал синяки и, разбросав мою одежду, улёгся на полу, — Гвенн фыркнула. — Когда Финтан ворвался утром, всё напоминало бурную ночь! Неделя свободы — и я словно воскресла. А потом я обрезала косу и запретила Финтану входить в мои покои. Лишь тогда я узнала, что Джаред — мой кузен. Тут Финтан и ляпнул, что я со всеми братьями пере… знакомилась! Джаред едва не прибил его, а я ответила, что когда пере… знакомлюсь ещё и с Нисом, обязательно сообщу ему!

Гвенн засмеялась, а Нис посерьезнел.

— Я благодарен Джареду. Что до слов, Гвенни — они иногда бывают вещими. Что ты ещё сказала?

— Ещё я пожелала Джареду счастья. От чистого сердца. Может, правда сбудется?

— И не пожелала смерти мужу?

— Нет, Нис! Хватит уже смертей!

— Я сам доложу лесному принцу о нашем с тобой знакомстве, — прозвучало так спокойно и отрешённо, что Гвенн стало очень страшно. Хорошо, что она умолчала об отравленном яблоке, заботливо оставленном для неё первым супругом.

— Но мне, — пообещай мне! — что если увидишь Финтана, то не убьёшь! — Гвенн лихорадочно перебирала всё, чем может остановить Ниса. — Ты знаешь законы лучше меня! О, Ллир и Луг, и зачем я тебе всё рассказала! Ты царевич, ты должен быть примером для своих подданных — Благое Слово и Морской закон в этом едины! Смерть за смерть — и только! Ты даже не можешь бросить вызов!

Нис долго и сердито молчал, и Гвенн поняла, что её рассказ задел за живое. Прижалась к его губам, вздрагивая так, как не вздрагивала от первого поцелуя. Отвлекала его и себя от дурных мыслей, от не случившегося, впитывала острую свежесть моря и густой, волнующий запах нагретой на солнце смолы и вновь теряла голову.

— Иногда мне очень хочется быть простым ши-саа, — оторвавшись от неё, произнёс Нис.

— В чём-то ты очень простой, — уткнувшись носом в плечо супруга, глухо произнесла Гвенн. — Ты мог превратить мою жизнь в кошмар, а сделал из неё сказку.

Утром царевну ждали новые покои, русалка Лайхан, княжна Лейсун и неожиданная охрана в лице Улинна — бывшего стражника Океании, а ныне личного телохранителя.

Гвенн вздохнула: теперь их с Нисом будет сопровождать ещё один фомор.

— Нельзя ли как-нибудь сделать так, чтобы Улинн телохранял, к примеру, эту дверь? — шепнула она супругу.

— Нельзя. Сама уху заварила — сама расхлёбывай, — похлопал по плечику Нис и чмокнул в макушку.

— Знаешь, с тобой очень тяжело разговаривать! — вывернулась Гвенн. — И зачем это нужны отдельные покои, если я сплю с тобой?

— Затем.

Гвенн стояла перед входом и никак не решалась войти. Постучала каблучком по мозаике пола, настаивая на ответе.

— А я уж решила, тебе со мной жарко.

— Не холодно, — без особого выражения произнес Нис, но Лайхан и Лейсун дружно потупили глаза, а щеки царевны полыхнули огнем.

Гвенн открыла створку до конца, снова закрыла, каждый раз вместо скрипа слыша новую мелодию, и лишь потом сообразила, что за ней следят четверо ши-саа.

— Этот звук будет слышен только вам, — успокоила Лайхан.

— Просто интересно, как у вас всё устроено, — отметила смущённая Гвенн и прошла в свои покои.

У входа висел её любимый арбалет, что уже примирило со многим.

Гвенн прошла вперед: главная комната была овальной, как почти все жилища у фоморов, в синеве мозаики проскальзывала чернота, золото и серебро, словно тот, кто её делал, напоминал и о её настоящем, и о прошлом.

На столе очень аккуратно были разложены перенесённые из покоев Ниса — и когда успел? — письма с земли. Рядом — памятные кристаллы для записей, бумага, доска для фидхелла, где квадраты были бледно-голубыми и тёмно-синими. Драгоценности, одежда, книги — много книг. А на полу лежала настоящая шкура! Не иначе, шкура очень большого и очень неразумного морского животного. Гвенн присела, погладила густой мех…

— Всё-таки, что это значит? — тихо спросила она Ниса и подумала: он устал от неё? не хочет видеть так близко? она ему мешает?

— Тебе положено, царевна, — и когда её пробрал мороз от его слов, добавил мягко: — Гвенни, жемчужина моя, мои покои — твои покои. Но если захочешь поговорить с кем-нибудь или побыть одна… Царевне нужно место для приёма гостей.

— Если дело только в этом, то благодарю тебя!

Волна признательности вновь затопила Гвенн. Она поднялась на цыпочки, целуя супруга:

— Особенно мне нравится эта шкура, — и лукаво заметила вполголоса: — Помягче твоего коврика будет…

Нис хмыкнул и ушёл. Гвенн решила, что Лейсун ей не нужна, хотя та жаждала помочь русалке привести в порядок царевну.

Взгляд Лайхан был спокоен, как уголь, припорошенный пеплом, а княжна откровенно сверлила русалку взглядом. Гвенн, опешившая от неожиданной, пусть и скрытой вражды, отпустила Лейсун вместе с Улинном до вечера и отдалась в привычно нежные руки Лайхан.

Украшения и одежда, подобранные сиреной, подчёркивали вызывающую для ши-саа красоту Гвенн; сложная прическа укладывалась сама собой; лёгкие тени усиливали сияние светло-серых раскосых глаз. А ещё Лайхан всегда была внимательна и добра, и Гвенн, лишённая материнской заботы, иногда делилась с ней мыслями и сомнениями. Но сегодня Гвенн хотела поговорить не о себе.

— Вы чудесно танцевали со Скатом, — осторожно начала царевна.

Русалка привычно сдержанно выразила благодарность за внимание, и только.

— Золотой мех — красиво и дорого. Я рада, что ты приняла этот подарок от дядьки Ската.

— Не от него, — отвлеклась Лайхан от прически Гвенн. — От Ваа.

— От Ваа? Но почему? Дядька Скат к тебе явно неравнодушен, да и твоё отношение я видела.

— Потому что я не принимаю подарков от того, кто не может выразить, что это значит! Ваа дарит от чистого сердца и подчеркивает, что это дружеский дар. А дядька Скат дарит и молчит. Мне не важен подарок, мне важно, что за ним стоит. Так что все его подарки я возвращаю. Ещё решит, что это отдарок за любовь сирены!

— Но ведь ты говорила, что браки возможны? — прикинула Гвенн.

— Рождаются либо ши-саа, либо русалки, но редко. К тому же у дядьки Ската есть старший брат, который много чего льёт ему в уши. А ещё есть очень давняя история вражды наших родичей. Моя бабушка покинула моего деда, чтобы соблазнить отца Ската. Счастье двух семей было разбито, да и прожили они недолго, но виновной считается сирена. Она колдовала, чтобы завладеть сердцем любимого.

— И давно это было?

— Несколько десятков тысячелетий назад.

— А не пора ли уже забыть об этой вражде?

— Такое не забывается.

Лайхан замолчала, огорчённая так, что это проявилось во взгляде, а Гвенн, счастливая миром с Нисом, решила взять судьбу двух явно влюблённых созданий в свои руки.

— Разрешите мне рассказать вам о хорошем, — произнесла Лайхан, и Гвенн заинтересованно подалась вперед. — Вы знаете, наш царевич любим близкими, но он всегда казался несколько… угрюмым, — повела она плечом. — Тусклым. А теперь внутри него словно кто огонь зажег.

Гвенн отвела взгляд, не особо веря, и тут же обернулась на тихий стук.

— Доброй волны, царевна! — в открытой двери возникла тюленья морда, сощурилась в улыбке.

— О! У вас появилась своя доска для фидхелла? Простите мою вольность: мне донесли благую весть, что вы ждёте меня, — второй министр показался всей своей блестящей тушкой. — Говорят, на своей доске играть легче. Но, конечно, старый тюлень — плохая компания для прекрасной принцессы…

— Я буду счастлива, бен-варра Маунхайр, если вы поделитесь своим опытом. Проходите, прошу. Мой опыт, признаться, ещё настолько мал!

Тюлень уселся на удобный стульчик, расставил фигуры по двум сторонам доски. Сегодня фидхелл царевне никак не давался. Она то излишне торопилась, то чрезмерно усиливала защиту, пропуская нападение.

— Не-е-ет, прекрасная царевна, свет души моей, вы огорчаете меня! — захлопал ластами Маунхайр. — Где ваша природная волчья хитрость? Думайте о равновесии. Вот, смотрите.

Белый конь сожрал офицера. Гвенн окинула взглядом поле боя и обозлилась. Тюлень опять обыгрывал! Речь шла только о трёх или пяти ходах. Царевна яростно уставилась на золотую цепочку на жилете, которую тюлень тут же прикрыл плавником.

Улыбнулся, показав острые зубки. Короткие жёсткие усы встопорщились.

— Перл жизни царевича и радость всего морского царства, вы испепелите мою награду!

— За что это, интересно? Все жемчужины пересчитали, перевязали всех медуз или продали лед ши-айс?

— Как-нибудь расскажу, услада моих очей. Продолжить не желаете?

Гвенн смешала все фигуры, а потом вытащила чёрного короля, который очень походил на Айджиана.

— Скат не торопится распускать войско, хотя воевать вроде бы не с кем. Мигель причитает и не отходит от Айджиана. Второй министр заключает договоры на несколько веков вперед… Всё так тихо, словно намечается гроза — или мы уже в центре бури? Но что может поколебать силу морского царя? Он гасит смертельные волны, что приходят из глубин, следит за всем морским миром, в его руках синий кристалл силы, что благословляет воду. Да, им недовольны, но правителем никогда не бывают довольны. Однако Айджиан выше этого. Он настоящий фомор, он сам океан.

Гвенн запнулась.

Нис — ненастоящий фомор. Вот что твердят морские интриганы! А теперь, когда ненастоящий фомор ещё и женат на не-фоморке… Мир, существующий в подводном царстве более пятнадцати тысячелетий, может пошатнуться именно сейчас.

Знать бы заранее, на кого опереться в трудный момент.

— Как к Нису относится морское воинство? — почти просительно произнесла Гвенн, а тюлень одернул жилетку.

— А зачем это знание очаровательной царевне?

Гвенн кусала губы в раздумьях, насколько безопасно посвящать хитрого тюленя в свои тревоги.

— Вы смотрите так, словно хотите снять шкуру с того, кто не предан трону всеми потрохами, — произнес Маунхайр.

— Так и сделаю! — Гвенн выставила чёрные пешки по всей ширине доски и сделала первый ход.

— Очень хорошо, очень! — закачал головой тюлень. — Ну что же… Царевича любят простые воины. Он известен своей отчаянной храбростью, доходящей до безрассудства.

— Бен-варра Маунхайр, — Гвенн повертела чёрного офицера. — Пожалуйста, расскажи мне о нем.

— Царевич не очень любит говорить о себе, не так ли, прекрасная царевна? Он спасал от неминуемой гибели тех, кто был обречён на смерть. Вытаскивал из разломов в те времена, когда морское дно бунтовало. Он ведёт себя не как царевич. Это и плохо, и хорошо.

Царевна выставила офицера перед строем пешек.

— Джаред говорил мне, что надо думать обо всех, но не забывать про каждого, — с привычной гордостью произнесла она и поставила белого короля в дальний угол.

— Благи-и-ие!.. — покачал головой тюлень. — Задача царя — думать прежде всего обо всём народе. Пешкой можно пожертвовать всегда, — в доказательство своих слов смел черную фигуру с доски. — Моя задача, кроме выгодных продаж, следить за тем, чтобы глупая мысль объединиться не пришла в головы князьям.

— И вас не беспокоит князь Тёплого моря Дарриен, который требует новую цену или воинство для охраны своих водорослевых лесов? Князь Аррианской впадины, который спит и видит себя на троне Балора?!

Гвенн выставила фигурки двух коней по обе стороны доски.

Тюлень поставил рядом с чёрным офицером чёрную королеву.

— Беспокоит меня всё. Главное, отделить простую рябь от приближающегося цунами.

— Не закралось ли у вас подозрение, что главные враги стоят куда дальше и… севернее?

Тюлень оглядел Гвенн сливовым глазом, поддёрнул и так идеально сидящую жилетку, похлопал ластами и развёл ими в ожидании продолжения.

— Нет, никаких разумных доводов у меня нет, — заторопилась царевна. — Просто… кто-то из ледяных фоморов может нарушить защиту, созданную Айджианом? Или нет?

Маунхайр пошевелил усами, в улыбке сверкнули острые зубки хищника.

— Моя дорогая царевна, да будут вечно ласковы к вам волны и обойдёт стороной великий шторм. Что я могу сказать? Пока сила нашего царя крепка, никто из ледяных созданий не сможет покинуть своего полюса.

«Пока сила Айджиана крепка», — повторила про себя главное Гвенн. Но слабость морского царя — его обожаемый Нис, навредить Айджиану можно, навредив Нису.

Знал ли Айджиан, чей сын спасённый им ребенок? Наверняка догадывался. Мог ли Айджиан оповестить Мидира о том, что его сын найден? Мог. И что его удержало?

«Что бы удержало меня? — раздумывала Гвенн. — Страх потери».

Сейчас этот страх возрастает многократно— и Айджиан слабеет.

— А ши-айс не могут как-то еще проникнуть… — покрутила очередную фигуру Гвенн.

— Границы запечатаны основательно. Но есть слух о том, что ледяные фоморы встречались с кем-то из важных персон Океании.

— Так пустите другой слух, что этот глупец теперь вморожен в вечный лед!

— Пока мне не интересны те, кто внимает слухам о ши-айс, дорогая царевна, — ответствовал тюлень и принялся внимательно рассматривать фигуры на доске.

Со стуком открылась дверь, и в ответ на «входите» показалась чем-то недовольная физиономия Ската.

— Царевна.

— Уже иду! — вспомнила Гвенн о пропущенном времени и вскочила с места.

Дядька Скат поджал и без того узкие губы и сложил руки на груди, сверля взглядом невозмутимого тюленя.

— Почто воду вокруг царевны мутишь? Я тебя за ласты поймаю!

Гвенн чуть рот не раскрыла. За подобной дерзостью Чёрном замке последовал бы вызов на дуэль.

— Ну-у, ну-у, будет вам, уважаемый Скат, разве я делаю что-то во вред? Да никогда, — Маунхайр сложил ласты на круглом животе, обтянутом жилеткой. — Оставьте свои безнадёжные планы и мои ласты в покое.

— Я тебя выведу на чистую воду!

— Меня нельзя никуда вывести, многоуважаемый Скат, хотя бы потому, что я плаваю. И я всегда говорю правду.

— Иногда она запутывает сильнее обмана! — парировал Скат. — Не думай, что я твой омут с подметными письмами не разглядел!

— Маунхайр — самый добропорядочный тюлень из всех, что я знаю, — обратилась к нему Гвенн.

— Не обижайте меня, царевна, — оскорбился тюлень. — Не бывать бы мне вторым министром при нашем великом царе, Балоре Втором, кабы я был исключительно добропорядочным! Это при наших-то глубоководных и глубокомысленных собратьях.

— Я рад, что наш умник бен-варра сознался сам. Р-р-рыбина хладнокровная!

Гвенн замерла на месте, не зная, что сказать, что сделать. В проеме за сердитым фомором появилась изящная фигура Лайхан.

— Ши-саа Мал-гоф-во-хэйр, — пропела русалка сложное имя, — пусть будет всегда гладкой ваша волна и чисты ключи перед вашим домом, — журчащим ручейком полилась её речь. — Стоит ли переживать из-за того, что хитрый обхитрит ещё более хитрого? Не уделит ли мне доблестный воин немного своего драгоценного времени?

Лайхан, уводя сердитого Ската, обернулась и одобряюще улыбнулась царевне.

— Не понимаю, просто не понимаю, как можно быть настолько круторогим? — похлопал ластами по бокам второй министр. Скосил на Гвенн сливовый глаз. — Поторопитесь, прекрасная царевна, а то я и правда могу лишиться плавников. Кто-то или что-то серьезно разозлил нашего воина.

Гвенн заторопилась на нижний ярус, где находилось стрельбище и оружейная палата. Улинн шёл впереди и бдительно оглядывал все коридоры.

Дядька Скат встретил царевну, помог ей поначалу, указал на пару ошибок и ушёл к себе. Гвенн немного обиделась на подобную невнимательность. Расстреляла все стрелы, пуская их в разные углы зала, и теперь дальняя стена больше всего напоминала сердитого, как сама царевна, морского ежа. Повоевала с собственной тенью, преодолевая упругость морской воды и заскучала.

Она подошла к каморке — иначе и не скажешь — где обитал Скат, когда находился в Океании. В своем большом фамильном доме он появлялся редко.

Из-за двери доносились сердитые голоса. Гвенн оглянулась, никого вблизи не увидела и подкралась поближе.

— Ты вновь не слушаешь меня. Меня! Я всегда думаю о тебе больше, чем о себе! — незнакомый голос резал воду.

— Не утомись от своих дум, Маххи, — вяло и обречённо отвечал воспитатель Ниса.

— Хочешь променять своё гордое имя на «дядьку Ската» — пожалуйста! Хочешь продолжать прислуживать этой семейке — твое право! Но совершенно загубить собственную жизнь, связав её с русалкой, я не позволю! Решишь сделать предложение — забудь о семье! Да ты видел, какие круги перед ней закладывает этот полудурок-полуосьминог? Хочешь на его место?

«Эта семейка» — не иначе как про неё, Айджиана и Ниса, озлилась Гвенн.

— Маххольмиган, прекрати! Ваа поумнее некоторых будет.

— Этот увечный поумнее разве что своих коньков!

Оглушительно хлопнула дверь. Вышедший фомор подозрительно оглядел царевну с ног до головы, и она сразу ощутила свое отличие от обитателей моря — серые глаза, белую кожу, узкую талию, короткие волосы на безрогой голове. Сухо кивнул, пожелал сквозь зубы легкой волны — и пропал.

Запомню, пообещала себе Гвенн и зашла внутрь.

Дядька Скат, сидящий за столом, быстро спрятал что-то овальное, очень похожее на изображение Лайхан.

— Не хочу настаивать, дядька Скат, — очень тихо произнесла Гвенн, — но если для вас, мужчин, важны действия, для нас очень важны слова. Если вы готовы отдать жизнь — нам нужно это услышать.

— Пойдём лучше разомнёмся, — устало ответил Скат, и Гвенн обрадовалась.

Обучаться у того, чьи боевые навыки были отточены веками тренировок, было почетно и полезно. А то, что Гвенн впитывала знания, как губка, отмечали её учителя ещё в Черном замке.

А ещё Гвенн не сомневалась в преданности Ската. Не много было ши-саа, которым она доверяла. Вот этот Маххи ей совсем не приглянулся: такой мог бы ради чистоты рода уйти в оппозицию к трону!

Ежедневные заботы — обучение магии, езда на коньках, уроки с Лайхан — отвлекли от мыслей, но вечера Гвенн ждала особо. Потому что вражду между княжной и русалкой она желала погасить в зародыше.

Лейсун пришла, окинула недоброжелательным взглядом русалку, толкнула ее под руку, когда та закрывала шкатулку с украшениями, и Лайхан только чудом не рассыпала все содержимое.

— Ши-саа Лайхан, — сложила руки перед собой Гвенн. — Ты достаточно помогла мне сегодня. Можешь быть свободна, дорогая, — выделила царевна последнее слово, а Лейсун скривила мордочку.

Когда русалка выплыла, Гвенн обернулась к княжне. Та невинно моргала незабудковыми глазами.

— Что это такое творится?!

— Лайхан служит, — повела плечиком княжна Лотмора. — Ты не должна равнять ее и меня!

Лейсун показалась Гвенн столь неприятной, что царевна уже пожалела о ее фрейлинстве.

— Знаешь, я однажды грубо обошлась со слугой. Отец увидел, сказал: «Все служат», наказал. А потом, когда спина перестала чесаться от розог, я спросила у советника, что же король такое сказал? И Джаред пояснил. Воины служат своей стране, слуги — королевским волкам, королевские волки — королю, а король служит всем. И стране, и королевским волкам, и ши, и слугам. Лайхан дорога мне. Хотя бы поэтому постарайся отнестись к ней, как к равной, иначе никогда не станешь настоящей правительницей.

Лейсун кисло улыбнулась, соглашаясь для вида, и Гвенн поняла, что проблем у неё меньше не стало.

Новоявленная фрейлина, заметно синевшая от вида Улинна, спросила, довольна ли царевна охраной и, особенно, внешним видом этой самой охраны в лице доблестного стражника. Видно, жаждала перевести разговор на другую тему!

Гвенн вызвала Улинна, глядела его, не нашла ни малейшего изъяна и вновь спросила Лейсун, что не так.

— Рога, — шёпотом произнесла Лейсун, и царевна наконец поняла.

Рога у доблестного воина были небольшими, как у десятилетнего фоморчика, и выглядывали из чёрных кудрявых волос ненамного.

Гвенн ответила, что её всё устраивает. Продолжила разглядывать неправильные рожки, покрытые чем-то вроде мягкого мха или короткой шерсти. Были они без украшений, выбитых рун и прочей красивостей.

— Ужасно милые, — заметила царевна, дотронулась и чуть не подпрыгнула от сердитого:

— Не так.

— Что не так?

— Не делай так. Нависая. Хватая. Трогая, — подошел раздраженный Нис.

— Царевна, — тихо произнесла Лейсун. — Просто рога, это очень и очень личное. Все равно, что волосы перебирать.

Гвенн отошла на шаг от посиневшего до черноты Улинна и скрестила руки за спиной, чтобы не тянулись, любопытные, куда не надобно. Не хватало ещё, чтобы её начала ревновать Лейсун, а не только муж.

— Спасибо, — смутилась Гвенн. — Не буду трогать, а то и правда засмеют всем Домом.

— У нас нет Домов, Гвенни, — уже спокойно сказал Нис. И улыбнулся одними глазами.

— Зато есть хитрющие зеленые очи, — хихикнула она, но Нис и не думал смущаться.

— Ты навестишь меня сегодня?

Гвенн обдало жаром, во рту пересохло, и она еле пролепетала:

— Если ты приглашаешь…