— Никто не собирается оправдывать его, — возразил Скарре, — но человека следует защищать. И к тому же точная причина смерти нам неизвестна. У тебя в машине можно курить?

Кивнув, Гурвин тоже принялся искать сигареты.

— А начальник твой — расскажи, какой он.

Скарре улыбнулся — обычная история, когда речь заходит о Конраде Сейере.

— Строгий. Немного властный. Замкнутый. Очень толковый. Видит на пять метров вглубь. Скрупулезный, терпеливый, надежный и выносливый. Слабое место — маленькие дети и пожилые женщины.

— Но не молоденькие?

— Он вдовец, — Скарре посмотрел в окно, — единственной клятвой в его жизни было оставаться с ней, пока смерть их не разлучит. Но Сейеру кажется, что в клятве говорится и о его собственной смерти тоже.

* * *

Сейер вглядывался в серый монитор: помещение банка, стойка, выходящее на площадь окно. Лучи солнца, от которых запись теряет четкость. Он просмотрел всю ее от начала до конца, но качество оказалось неважным. Узнать кого-то по ней было невозможно. И машина как сквозь землю провалилась. Они перекрыли все трассы, но маленького белого автомобиля не обнаружили. Возможно, грабитель давно бросил машину, а может, перебрался на южный берег, вернулся в центр города и спрятал автомобиль где-нибудь там. В глубине души Сейер надеялся, что заложницу он отпустил, но уверенности не было. Откинувшись на спинку стула, он вытянул ноги, ослабил узел галстука и закатал рукава. Рубашка совсем измялась…

Полицейские уже по всей форме допросили кассиршу, заведующего банком и остальных свидетелей, оказавшихся поблизости, когда грабитель выскочил наружу. Собственные показания Сейер тоже записал и едва голову не сломал, пока пытался вспомнить детали. Полицейский художник слушал и кивал, и портрет вышел на славу. Сейер сам признал, что сходство получилось удивительным. По крайней мере, вначале ему так показалось. А потом он засомневался…

В дверь постучали, и Сейер выпрямился. На пороге появились Скарре с ленсманом Гурвином. Ленсман с любопытством разглядывал Сейера.

— Говорят, у вас один парень взял заложницу… — Повертев в руках солнечные очки, Гурвин уселся на свободный стул. Теперь они поменялись ролями, это его вызвали в отделение, а перед ним сидят серьезные ребята, работающие с новейшим оборудованием.

— Вот, просматриваю нашу бесполезную запись, — мрачно проговорил Сейер, — качество никудышное.

— А можно нам тоже взглянуть? — спросил Скарре.

— Конечно. Надевайте очки, если у вас они есть. — Он запустил кассету и приготовился услышать изумленные возгласы. Вот стойка. Вот выходящая на площадь дверь открывается, и внутрь заходит девушка. Она неуверенно осматривается и направляется к брошюрам. А всего через пятнадцать секунд появляется грабитель — увидев, что в банке уже есть посетитель, он резко останавливается, но потом хватает какой-то бланк и начинает заполнять его. Дверь открывается в третий раз, и коллеги изумленно ахают — все как он и ожидал.

— Елки-палки! — воскликнул Скарре. — Конрад, это же ты! — И он удивленно воззрился на начальника.

Сейер засмеялся. Гурвин переводил недоуменный взгляд с одного полицейского на другого.

— Ясное дело, это я. Я как раз шел на работу и в переулке заметил подозрительного парня. Я оглянулся и увидел, что он зашел в банк. Поэтому и двинулся следом.

— А что потом?

— Сами видите: я вошел, осмотрелся, заметил девушку. Мне показалось, что там все в порядке, и я ушел. — Сейер расстроенно взглянул на них. — Я просто-напросто взял и ушел оттуда.

Скарре расхохотался, а Гурвин почувствовал, как ему недостает подобных коллег.

— И как только я вышел оттуда, он начал действовать. Смотрите внимательно: вот он приближается к ней и хватает. Вскоре раздался выстрел.

Открыв рот, Гурвин моргнул и недоверчиво уставился на них.

— Нам нужно отыскать эту девушку, — сказал Сейер, — если мы не спасем ее, боюсь, у грабителей пойдет мода на заложников. А хуже ничего не придумаешь… Но запись такая отвратительная, что опознать девушку практически невозможно, даже если близкие заявят сегодня о ее исчезновении. И тем не менее, — перемотав запись, Сейер вновь начал просматривать ее, — что-то здесь не так…

— И что именно? — решил уточнить Скарре.

— Реакция самой заложницы. Или, точнее, отсутствие реакции. Она не кричит, не машет руками. Словно она в трансе. Или же происходящее не удивляет ее. Будто она ожидала этого. Возможно, они в сговоре.

Скарре удивленно посмотрел на Сейера.

— Возможно, они всё спланировали заранее. Может, она — его подружка.

— Вряд ли она его подружка, — пробормотал Гурвин, не отрывая взгляда от монитора, — заложник — мужчина. И зовут его Эркки Йорма.

* * *

Мысль эта пришла к нему внезапно, отозвавшись в голове тупым толчком. Он взял в заложники чокнутого!

Он ехал как мог быстро, но старался не привлекать к себе особого внимания и не отрывал взгляда от зеркала заднего вида. Сердце по-прежнему колотилось, тело было напряжено, а дыхание — прерывисто, из-за чего голова начинала кружиться. Он глянул исподлобья на пассажира:

— Ты мне не ответил: чего ты делал в банке в такую рань?

В голове у Эркки загрохотала барабанная дробь — грохот был ужасным и сбивчивым. Эркки не ответил. Сжимая и разжимая кулаки, он разглядывал пол, будто пытался отыскать там что-то. Барабанная дробь поглотила слова. Главное — не шевелиться. И ничего не говорить. Покачиваясь, Эркки прикрыл глаза.

— Я спрашиваю: какого хрена ты потащился в такую рань в банк?!

Его резкий голос достиг наконец сознания Эркки. Парень напуган… Отметив это, Эркки начал формулировать ответ. Нестор прислушивался к его мыслям — он должен одобрить ответ, прежде чем Эркки произнесет его вслух. Поэтому нужно время… Нестор — очень въедливый. Нестор бывает…

— Ты чего, глухой?

«Глухой? Я?» — подумал Эркки. Новый вопрос — значит, нужен еще один ответ. Эркки на время прекратил обдумывать первый вопрос и занялся вторым. Нестор прислушивался. Пальто молчало. «Нет, — решил Эркки, — слышу я хорошо. Мне слышно, как в его венах пульсирует кровь. Прямо сейчас давление у него поднялось, и он изо всех сил старается наладить контакт. Но разве можно отвечать, не продумав хорошенько ответ? Ведь уважение — это когда, прежде чем ответить, долго собираешься с мыслями. Но, с другой стороны, заслуживает ли он уважения? Хотя бы за что-то?»

Отнять у молодой женщины деньги — не великое достижение, во всяком случае, по мнению Эркки. К тому же этот человек вооружен. Однако, скорее всего, он просто перевозбудился из-за собственного подвига, даже щеки надулись, вот он и хочет разрядить обстановку.

— Да ответишь ты или нет наконец?!

У него был красивый тенор, но барабаны заглушали его, перемешивая слова и придавая им дребезжащий отзвук. «Жаль… — подумал Эркки. — Мужчинам отчего-то плевать на собственный голос… Их больше заботят мускулы. И прическа. И хорошо сидящие джинсы. Совершенно убогие интересы». Эркки понял, что может довести взрослого мужчину практически до белого каления, и для этого ему даже и делать ничего не приходится. Нужно лишь молчать. Люди не любят, когда им не отвечают. Когда они не могут выяснить, кто ты. Каков ты на самом деле. Эркки молчал.

Дышал грабитель тяжело, от напряжения у него даже волосы намокли. Взглянув в зеркало, он сбросил скорость, съехал на обочину и остановился, но двигатель глушить не стал. Посмотрел на Эркки и прошипел:

— Мне нужно раздеться. И не думай сбежать!

Сбегать Эркки не собирался. Пистолет в руках грабителя ему не нравился — от его дула будто исходил невидимый луч. Но теперь грабитель положил пистолет на приборную панель и, не снимая перчаток, стащил с себя свитер и вельветовые брюки. Двигаться в тесной машине было нелегко. Стягивая штаны, он пыхтел и чертыхался, а когда все же справился с брюками, пот тек с него градом. Под теплой одеждой у него оказалось что-то наподобие маскарадного костюма. Так решил Эркки. Из глубины Подвала доносился хохот Нестора. Под брюками были поддеты яркие бермуды с фруктами и пальмами, а под свитером — голубая майка с утенком Дональдом. Наклонившись к Эркки, он открыл бардачок, вытащил оттуда солнечные очки и водрузил их себе на нос. Эркки не мог глаз отвести от такой прекрасной маскировки. Хотя мускулистое тело довольно странно смотрелось под цветастой майкой… Теперь грабитель старался сдерживаться.

— Ты все равно ни черта не понимаешь, поэтому просто заткнись и молчи! Молчи, если тебя не спрашивают!

Но Эркки и так ничего не говорил. На нем была кожаная куртка и темные брюки, но он даже не вспотел. Он старался не шевелиться — когда не двигаешься, тебя почти не видно.

— Фу, ну и воняет от тебя! — Грабитель с отвращением фыркнул и еще ниже опустил окно. Эркки не понял, ожидают ли от него ответа или же парню просто захотелось выпустить пар. И на всякий случай Эркки вновь промолчал. К тому же Нестор как раз начал напевать красивый псалом, поэтому нужно наслаждаться мгновением, пока Нестор в хорошем расположении духа. Эркки не задумывался о будущем или настоящем, его силы уходили на то, чтобы закрыться в себе, отгородиться от чужого — от этого человека, от происходящего, от пистолета. И лишь кулаки сжимались и разжимались быстрее и быстрее.

— Прекрати дергать руками! — резко приказал грабитель. — Выглядит отвратно! Черт, да от этого спятить можно!

Тогда Эркки начал раскачиваться. Как здесь стать невидимкой, если рядом сидит грозовая туча, которая все никак не рассеется. Эркки отвернулся и посмотрел в окно. Барабанная дробь надоела ему, и он слегка пошевелил рукой, будто отмахиваясь от нее.

— Тебя, наверное, деньги не интересуют, — сказал грабитель, немного успокоившись, — ты хоть понимаешь, зачем они вообще нужны?

Эркки вслушивался: голос звучал тише, на этот раз удивительно ясно, а в вопросе послышалось любопытство. Интересуют ли его деньги? В какой-то степени да. Но у него уже есть несколько крон — во внутреннем кармане. Поэтому можно ответить да, а можно и нет. Что же ему сказать?

— По-моему, ты сбежал из психушки. Там, должно быть, непросто. Многие сбегают, а потом возвращаются, поджав хвост. Так ты один из них, да?

«Один из них…» Вопрос почти растрогал Эркки: парню так хотелось узнать, кто же он такой… Эркки вновь прикрыл глаза. Где-то позади него медленно стирались очертания города. Злые намерения? Или никаких? Эркки понял, что не может определить его место. «Бобы, мясо и сало, — подумал он, — кровь, пот и слезы». Он встревожился. Дорога поднималась в гору. Там, впереди, на самой вершине холма, слева будет смотровая площадка. Эркки узнал окрестности: по этой дороге он бродил много лет. Они заехали в туннель, и в салоне стало вдруг темно. Водитель занервничал, будто опасаясь, что Эркки нападет на него. В правой руке он зажал пистолет, а солнечные очки немедленно снял. Потом они выехали из туннеля, и Эркки заморгал. Еще километр — и они уткнутся в платный шлагбаум, причем отдельного подъезда к автомату там нет, и водителю придется либо выйти и заплатить, либо на полном ходу врезаться в шлагбаум, деревянную палку с красными и белыми полосами. Видимо, водитель тоже об этом подумал, потому что он сбавил скорость и прорычал:

— Ты давай без фокусов!

Но ничего подобного Эркки и в голову не приходило, он лишь старался сидеть не шелохнувшись, стать невидимкой, однако тело его жило собственной жизнью и слушаться не желало. Грабитель слегка надавил на тормоз. Он принял решение. Резко свернув влево, он двинулся к смотровой площадке. Эркки не знал, зачем они туда едут, но машин на дороге нет, пока еще слишком рано, и они скорее всего никого там не встретят. Крепко сжав пистолет, грабитель вытер кулаком пот со лба. Машина карабкалась вверх по проселочной дороге, а из-под колес летели песок и пыль. Далеко внизу виднелась трасса с блестящими, словно игрушечными, автомобильчиками. Вновь резко повернув, он подъехал к ограде. Отсюда было видно шлагбаум. Они посмотрели вниз одновременно. Возле шлагбаума стояли две полицейские машины. Грабитель ахнул и, стиснув зубы, с шипением выпустил воздух. Он включил задний ход и отъехал от ограды, а потом остановил машину и принялся постукивать пистолетом о руль. Его охватило смятение — Эркки слышал это. Парень вот-вот взорвется, пот ручьями стекал по лбу, а сердце работало на полную мощность. Если сейчас перерезать ему сонную артерию, то кровь брызнет с такой силой, что запачкает и шлагбаум, и полицейских.

— Ладно, приятель. Какие есть предложения?

«Приятель»… Убожество какое… Бедняга совсем растерялся. Нет, это невыносимо, Эркки захотелось сбежать оттуда. Осторожно скосив глаза, он посмотрел на лес и заметил что-то вроде тропинки. Эркки проделал это почти незаметно, но грабитель все видел. Он зорко следил за Эркки. К грабителю вновь вернулась способность трезво рассуждать, он завел машину, развернулся и заехал в лес. Сначала дорога была достаточно широкой, и ему удалось углубиться метров на пятнадцать — двадцать в лесную чащу, где дорога превращалась в хорошо натоптанную тропинку. Теперь машина была скрыта густыми кустами, и с площадки ее видно не было. Перегнувшись через спинку кресла, грабитель взял с заднего сиденья сумку.

— Дальше пойдем пешком.

Эркки не двигался. Грабитель вышел из машины, подошел к дверце со стороны Эркки и махнул пистолетом.

— Пойдешь вперед. Дорога сухая, идти будет легко. Переждем в лесу до ночи. Они скоро уйдут, у них и так людей не хватает. Давай же! Шевелись!

Не шевелиться. Ничего не говорить. Он услышал, что Пальто проснулось и заколыхалось, а Нестор начал пересказывать ему последние события. Они так смеялись, что тело Эркки задрожало, и он приложил руку к груди, чтобы унять дрожь.

— Да что с тобой такое?! Прекрати придуриваться! Меня все равно не обманешь! Давай выходи из машины!

Эркки медленно вылез наружу. Грабитель открыл багажник и заглянул туда. На какой-то безумный миг Эркки решил было, что сейчас его запрут в тесном багажнике, где ничего не видно и невозможно двинуться. Однако грабитель лишь нагнулся и вытащил из багажника какой-то сверток. Он развернул сверток, который оказался куском пленки, и огляделся. Зеленая листва. Зеленая пленка. Грабитель посмотрел на Эркки.

— Накрой-ка тачку вот этим. Там внизу крючки — зацепишь за них. И тогда тачку будет не видно. Чем позже они ее найдут, тем лучше. — И парень бросил пленку Эркки. Тот сжал зеленый сверток в руках — пленка была тонкой и гладкой, держать ее было сложно, выскользнув из рук, полотнище упало на землю.

— Шевелись. Сначала развернешь ее, а потом накроешь машину.

Разложив зеленую пленку на земле, Эркки принялся разглаживать ее. К каждому углу полотнища была пришита веревочка с металлическим крючком. Приподняв один край, Эркки накинул его на машину, но полотнище сползало. Он впервые прикасался к подобной мерзости — эта зеленая гладкая пленка казалась ему просто отвратительной.

— Да ты совсем косорукий!

Эркки снова взялся за дело, постоянно ощущая, как дуло пистолета упирается ему в бок. Он забросил наконец пленку на крышу, но, когда начал подтягивать края, она вновь сползла. Видя, что Эркки никак не может справиться, грабитель громко фыркнул и, засунув пистолет за пазуху, сам схватил пленку и за несколько секунд набросил ее на машину. Затем он вновь вцепился в пистолет.

— Нет, надо тебя отправить обратно в психушку, причем побыстрее. Интересно, ты одеться-то сам можешь? Или ты вообще не раздеваешься никогда? Похоже на то… Ладно, давай быстрее, пошли.

Наконец-то Эркки сможет идти! Ходит он хорошо, может идти несколько часов подряд. Покачиваясь, он шагал по тропинке, и ходьба его умиротворяла. Сзади шел грабитель с пистолетом в руке и сумкой через плечо. А в сумке лежали деньги… Тропинка сужалась, лес тихо сжимал их в своих объятиях, а листва почти не пропускала солнца. Грабитель успокоился: людей вокруг нет, и от этого он чувствовал себя в безопасности. Здесь их никто не найдет, как же он сразу не догадался, что в лесу их искать не станут, что полицейские бросятся на поиски машины и лишь перекроют дороги. И обещание он сдержал — деньги у него. Эркки ушел далеко вперед, и грабитель, тяжело дыша, плелся следом. Ему было жарко, да и сумка оказалась нелегкой: в ней лежали транзистор, бутылка виски, чтобы отпраздновать это событие, коробка патронов и деньги.

— Эй, притормози, за нами никто не гонится!

Но Эркки не останавливался, прислушиваясь, как его спутник изо всех сил старается догнать его. Пройдя метров двести, грабитель запыхался, тропинка поднималась на холм, где заросли становились почти непроходимыми.

— Эй! Ты что, забыл, кто тут главный?!

Три барабана громко и неровно застучали. Эркки услышал, как в ответ Нестор смачно сплюнул. Но Эркки не сбавил хода. Скорости он переключать не умел — либо он быстро шагает, либо неподвижно лежит. Однако, поднимаясь вверх, он все же пошел чуть помедленнее. С вершины открывался вид на дорогу, где по-прежнему стояли полицейские автомобили. Во время ходьбы тело Эркки раскачивалось из стороны в сторону, а шаги его спутника были резкими и неровными. Его тело было более накачанным, чем у Эркки, и лишь выносливости не хватало. Но мало-помалу мышцы у грабителя разогрелись, и он тоже вошел в ритм. К тому же сумка с деньгами грела душу. Здесь, наверху, он решил поделиться радостью с сумасшедшим. Громко прокашлявшись, грабитель крикнул:

— Тебя как зовут?

В голосе послышались дружелюбные нотки, и до Эркки донесся вялый шлепок, словно кожа на барабане провисла. Не ответив, Эркки продолжал шагать. Парень, похоже, перестал злиться, но точно никогда не знаешь… Из темноты на него смотрел Нестор — он сидел на корточках, а в глазах мерцал синеватый отблеск.

— Ты чего, свалить решил?! — обиженно фыркнув, выкрикнул парень сзади. — Ты, видать, и правда глухой, если не отвечаешь. А может, ты иностранец? А что, ты похож на татарина. Или на цыгана… Хотя это, наверное, одно и то же. Да отвечай же, черт тебя дери!

Поперек тропинки лежала громадная осина, и Эркки резко свернул влево, продираясь сквозь бурелом и раздвигая ветки. Его спутнику пришлось труднее — одной рукой он придерживал сумку, а в другой сжимал пистолет. И даже не догадался, что можно просунуть руки сквозь лямки и тащить сумку на спине как рюкзак. Вернувшись на тропинку, они увидели впереди просвет.

— Если уж ты такой скромняга, начнем с меня. — Грабитель остановился у Эркки за спиной. — Меня зовут Морган.

Эркки вслушался: парень так отчетливо проговорил это слово, будто всю жизнь мечтал о подобном имени. И вряд ли это его настоящее имя. Нестор забулькал — такой звук бывает, когда разливаешь по бокалам безумно дорогое вино. Да уж, про Нестора всякое можно сказать, но стиль у него есть — этого не отнимешь. Эркки невозмутимо двигался вперед, слыша, как тот, кому хотелось называться Морганом, кричит ему вслед:

— Перерыв! Нам некуда спешить!

Эркки не останавливался.

— Да стой же, а то выстрелю!

«Иди. Он не станет стрелять».

Эркки обернулся. Увидев его лицо, Морган подумал о гранитных изваяниях: ни улыбки, ни движения, выражение было совершенно безжизненным. Он даже бровью не повел. Моргану вдруг стало неуютно: этот молчаливый парень, похожий на каменного робота, кто он вообще такой?

— Стой там, вон у того холмика! Отдохнем чуть-чуть!

«Делай, как он скажет. Болезнь, смерть и убожество». Тонкие губы Нестора зашевелились, и Эркки повиновался и направился к серому холмику метрах в двадцати от дороги. Морган устал. Несмотря на пистолет, ситуация выходила из-под контроля. Его распирала злоба.

— Ты уж прости, но походка у тебя прямо-таки бабская!

Эркки замер. «Не дразни крокодила, пока не переплыл реку», — подумалось ему.

* * *

Сейер изумленно посмотрел на Гурвина:

— Что ты сказал?!

— Я могу и повторить. Но тебе не послышалось.

— То есть сбежавший из психиатрической лечебницы пациент, которого мы разыскиваем в связи с убийством Халдис Хорн, и заложник — один и тот же человек?

Гурвин рубанул рукой:

— Уверен, так оно и есть. И грабителя ждет сюрприз.

Сейер посмотрел в окно — ему хотелось убедиться, что мир за окном такой же, как и прежде. Какое странное у них на руках дело… Он перевел взгляд на Гурвина:

— Он опасен?

— Точно сказать нельзя.

— И когда он сбежал?

— Позавчера ночью, вылез в окно.

Сейер опять включил запись и остановил пленку, когда в кадре появилась фигура заложника.

— А мне показалось, что это девушка… — пробормотал он.

— Не удивительно, — сказал Гурвин, — у него такая осанка… и походка женская… И еще длинные волосы…

— Он давно заболел?

— Сколько я его помню — он всегда таким был.

— У него шизофрения?

— Да, предположительно.

Сейер поднялся и сделал несколько шагов, пытаясь переварить услышанное.

— Да… Тогда нашего грабителя и правда ждет сюрприз… Итак, мы разыскиваем сразу двоих, причем у одного из них, предполагаемого убийцы, серьезные психические отклонения, а другой — вооруженный грабитель. Вот так совпадение! Возможно, они даже найдут общий язык.

— С Эркки никто не может найти общего языка.

Сейер внимательно посмотрел на ленсмана:

— Лечебница в Вардене? Ты уже переговорил с его лечащим врачом?

— Нет, только с медсестрой — та подтвердила, что Эркки сбежал. Но я поговорю и с врачом.

— А парнишке, который нашел тело Халдис, можно доверять?

— Скорее нет. Он живет в детском доме для мальчиков в Гуттебаккене. Но, по-моему, в нашем случае он говорит правду. Когда он пришел ко мне, я, признаюсь, сперва засомневался. Он показался мне каким-то одержимым. Но он не соврал. А Эркки сложно с кем-то перепутать. И парнишка знает его…

— А зачем он пришел в банк в такую рань? За пособием?

— Понятия не имею. Но уверен, что грабитель задается тем же вопросом, вот только вряд ли Эркки ему ответит. Вообще-то интересно было бы взглянуть на этих двоих. И чем только они сейчас занимаются? Тут уж можно чего угодно ожидать… — серьезно сказал Гурвин.

— Возможно, их пути уже разошлись — не исключено, что грабитель перепугался и выбросил Эркки где-нибудь на дороге.

— Не удивлюсь, если так оно и было.

— И даже если Эркки на свободе, то вряд ли он явится в полицию. И как нам теперь это дело раскручивать?

Открыв лежавшую на столе папку, Сейер зачитал вслух:

— «Сегодня ночью во Фрюделанде угнали автомобиль — совершенно новый „рено меган“ белого цвета». Похож по описанию на ту машину, в которой уехал грабитель. Возможно, позже он пересел в другую. И может статься, отпустил Эркки. Будем надеяться.

Ленсман и Скарре промолчали. Грабители бывают разными, и чаще всего они не наносят увечий, но кто знает…

— А мы вообще сможем допросить Йорму?

Гурвин пожал плечами:

— Думаю да, в присутствии врача. Но вряд ли Эркки нам ответит. Во всяком случае, может ответить так, что мы ничего не поймем. И даже если он убийца, то его едва ли осудят.

— Да, это точно.

Сейер с силой зажмурился, а потом открыл глаза.

— Его лечили принудительно?

— Да.

— Значит, он считается опасным?

— Этого я не знаю. Возможно, он в первую очередь представляет опасность для себя самого.

— Он пытался покончить с собой?

— Понятия не имею. Лучше уточните у врача. Эркки несколько месяцев пробыл в клинике, поэтому там наверняка что-нибудь выяснили. Хотя я сомневаюсь, что в его случае можно что-нибудь выяснить. Мне вообще кажется, что это у него хроническое. Эркки с детства не такой, как все.

— А его родители живы?

— У него только отец и сестра. Они живут в Штатах.

— А собственное жилье у него есть?

— Государственная квартира. Мы ее уже проверили, и я попросил одного из соседей связаться с нами, если Эркки там появится, но он пока туда не возвращался.

— Он финн?

— По отцу. Эркки родился и вырос в Валтимо, а когда ему было четыре, они перебрались в Норвегию.

— Он употреблял наркотики?

— Насколько мне известно, нет.

— А физически хорошо развит?

— Нет. Силы у него берутся из другого места. — Гурвин постучал пальцем по лбу.

Скарре не отрываясь смотрел на экран, он пытался разглядеть глаза под темными волосами, но тщетно.

— Мне кажется, я начинаю понимать, — проговорил он. — Эркки ведет себя именно так, как и ожидают от человека, на которого вдруг напали и взяли в заложники. Он не оказывает сопротивления. Ничего не говорит. Как по-вашему, о чем он думает? — спросил Скарре ленсмана, показывая на монитор.

— Он прислушивается.

— К внутренним голосам?

— Похоже на то. Я и сам много раз наблюдал, как он идет и кивает головой, будто с кем-то про себя разговаривает.

— А он вообще умеет говорить?

— Он очень неразговорчивый. И если говорит, то что-нибудь напыщенное… Понять его невозможно. И этот храбрец в маске тоже вряд ли поймет его, если Эркки вообще будет с ним говорить.

— Эркки хорошо знает окрестности?

— Да, очень хорошо. Он часто бродит по дорогам. Иногда он ловит попутку, но редко кто отваживается подвезти его. Еще он любит ездить на автобусе или поезде. Просто ездит туда-сюда. Ему нравится двигаться, а спит Эркки где придется. На лавочке в парке. В лесу. На автобусных остановках.

— У него вообще нет друзей?

— Ему никто не нужен.

— Откуда вам знать? Это он сам сказал? — резко спросил Сейер.

— Сам Эркки ничего не говорит. От Эркки лучше держаться подальше, — коротко ответил ленсман.

Сейер задумался. Солнечные лучи серебрили его короткие седые волосы, и Гурвину он напоминал древнегреческих аскетов, не хватало лишь лаврового венка на голове. Машинально почесывая локоть, Сейер долго рассеянно молчал.

— Я думал, что в Вардене дом престарелых, — наконец сказал он.

— Раньше так и было, — ответил Гурвин, — а сейчас там психиатрическая лечебница, где лечатся сорок пациентов. В лечебнице четыре отделения, из которых одно — со строгим наблюдением. Или, как они сами говорят, закрытое. Пациенты называют его «Крышкой». Я как-то раз побывал там — привозил одного паренька из детского дома.

— Я отыщу лечащего врача Эркки и поговорю с ним. Неужели так сложно выяснить, опасен он или нет?

— Про него ходит чересчур много слухов, — ленсман внимательно посмотрел на Сейера, — и Эркки сам считает себя виноватым во всем. Насколько мне известно, никаких преступлений за ним не числилось, ну разве что проехался пару раз в поезде «зайцем» и утащил кое-что тайком из магазина. Хотя теперь не знаю, что и думать…

— А что он стащил из магазина?

— Шоколадку.

— С родными он не общается?

— Эркки не желает их видеть, впрочем, они ему ничем помочь не смогут. Его отец давно признал, что сын безнадежен. И винить его не за что. Эркки — действительно человек пропащий.

— Хорошо, что его врач тебя сейчас не слышит, — тихо сказал Сейер.

— Может, и так. Но Эркки всегда был болен — во всяком случае, последние шестнадцать лет, с тех пор как его мать умерла. А это о многом говорит.

Поднявшись, Сейер придвинул стул к столу.

— Надо бы кофе выпить. Заодно расскажешь мне обо всем, что тебе известно.

* * *

Напоминая огромного Будду, Канник величественно восседал на кровати. На полу вокруг него расселись слушатели, удивляясь, как только такому толстяку удалось усесться по-турецки. Сначала ему никто не верил. Канник нашел в лесу труп?! Как в такое поверишь? И не просто труп, а изувеченный труп! По крайней мере Канник так сказал: «изувеченный». Карстену это особенно не понравилось — он был старшим и полагал, что если кто здесь и может говорить правду, то только он сам. Канник никогда не забудет, какое у Карстена было лицо, когда Маргун подтвердила его слова. И Канник считал это своей победой. А теперь они услышат историю целиком из уст самого Канника!

Однако мальчишки уже достаточно долго прожили в приюте и знали, что в этом мире ничего не дается бесплатно, поэтому на одеяле перед Канником были разложены подарки: шоколадка, розовые жевательные конфеты «Хубба Бубба», упаковка чипсов с солью и перцем и коробка грильяжа в шоколаде. И самое ценное — две сигареты и одноразовая зажигалка. Глаза у слушателей горели от нетерпения, и Канник понимал, что голыми фактами ему не отделаться — они жаждут крови. К тому же Халдис они знали. То есть речь идет не о скупом отчете наподобие некролога, а вроде как о живом человеке. Ну, по крайней мере, о человеке, который до недавнего времени был живым… Каннику запрещалось слишком часто рассказывать об убийстве — Маргун не хотела, чтобы мальчики лишний раз перевозбуждались. Они и так достаточно нервные, а сотрудников в детдоме не хватает, да и те, что есть, еле справляются со всей этой разношерстной ватагой.

Канник прищурился. Он решил начать с Симона и закончить Карстеном. Симону было всего восемь лет, и он напоминал шоколадного мышонка — такой же милый и темненький.

— Я взял лук и пошел стрелять, — начал Канник, не мигая глядя в карие глаза Симона, — со второй стрелы я подбил жирную ворону. У меня в чемоданчике есть потайной кармашек, и там спрятаны два настоящих охотничьих наконечника — я их специально из Дании заказал. Только никому ни слова. В Норвегии они запрещены, — гордо сообщил он.

На лице Карстена появилось такое знакомое страдальческое выражение.

— Ворона свалилась прямо к моим ногам. Вокруг, в лесу, не было ни души, но у меня вдруг появилось мерзкое ощущение, будто рядом кто-то бродит. Вы меня знаете, для меня лес — дом родной. И я сразу чувствую, если что-то происходит. Скорее всего, это оттого, что чутье у меня прямо звериное… — Канник перевел дух. Вступление получилось неплохим — Симон не мог отвести от него зачарованного взгляда, а остальные не смели вздохнуть, боясь сбить Канника с мысли.

— Я бросил ворону и пошел к дому Халдис, — он повернулся к Сиверту, веснушчатому одиннадцатилетнему парнишке с косичкой на затылке, — там было до странности тихо. Халдис рано встает, поэтому я решил поискать ее. Думал, может, она нальет мне стакан сока… Но в огороде не было ни души. Шторы на окнах были отдернуты, поэтому я решил, что она, наверное, сидит на кухне — пьет кофе и читает газету, как обычно… — Ян Фарстад по прозвищу Яффа смотрел Каннику прямо в рот. — И еще, — продолжал он, — Халдис могла угостить домашним хлебом со сладким творогом. Однажды я съел восемь таких бутербродов, а вот в этот раз ничего мне не досталось… — От такой грустной мысли Канник быстро заморгал.

— Давай ближе к делу! — крикнул Карстен, поглядывая на коробку грильяжа — его собственное подношение.

— Я обошел колодец и сразу же увидел ее! И вот что я вам скажу… — он сглотнул слюну, — это зрелище будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь!

— Да чего увидел-то?! — Карстен сорвался на визг. У Карстена — единственного из них — начала пробиваться щетина над верхней губой, а крылья носа покрылись прыщиками.

— Я увидел труп Халдис Хорн! — нараспев проговорил Канник и с шумом выдохнул воздух — от возбуждения он порой забывал дышать. — Она лежала на спине… прямо на крыльце. Из головы у нее торчала тяпка! Из дыры вытекала мозговая масса, и похожа она была на овсяную кашу. — Его глаза вдруг потускнели.

— А что такое мозговая масса? — прошептал Симон.

— Это и есть мозги! — рассердился Карстен.

— А разве мозги бывают жидкими?

— Ясное дело! Ты небось и не знал, что у тебя в голове суп?

Симон молча тянул за нитку на рубашке, пока не выдернул ее.

— Я однажды видел мозги — в банке. И они были твердые. — В голосе Симона послышались обида и страх от того, что он осмелился возразить таким знатокам. Когда ты самый маленький, тебе непросто приходится.

— Много ты понимаешь! Конечно, они никуда не текли, потому что их законсервировали. Они тогда застывают и превращаются во что-то типа гриба, их даже ножом можно резать! Я по телику видел.

— А что значит законсервировали? — не унимался Симон.

— Заставили затвердеть, — пояснил Карстен, — их обливают специальной жидкостью, и мозги затвердевают. А вот у Канника мозги уже давно как каменные, их и поливать ничем не надо.

— Замолчи! Дай Каннику рассказать! — вмешался Филипп. Если эти двое сцепятся, остальные никогда не узнают, чем все закончилось. В любой момент в комнату могла войти Маргун. Она достаточно хорошо знала их и не надеялась, что они ее послушаются. Поэтому времени у них в обрез, а узнать хочется все подробности.

Канник терпеливо выжидал, украдкой поглядывая на подарки. Про себя он уже решил, что начнет с грильяжа.

— Ее тело уже начало гнить, — проговорил он с особым упором на слове «гнить».

— Чего-о?! — фыркнул Карстен. — Что за бред! Труп начинает разлагаться через несколько дней! А в тот момент Эркки даже убежать не успел, поэтому кончай сказки рассказывать…

— Ты хоть представляешь себе, как там было жарко?! — Канник наклонился вперед, а голос его задрожал от негодования. — На такой жаре трупы начинают гнить через несколько минут!

— Да откуда тебе знать-то?! Вот если сюда явятся полицейские, я у них обязательно спрошу. Но знаешь, Канник, им на тебя наплевать, потому что иначе они уже давно бы заявились.

— Ленсман сказал, что они обязательно придут.

— Это мы еще увидим. Но больше не смей говорить, что труп начал гнить, мы на это не купимся. И я, между прочим, заплатил, чтоб мне рассказали правду.

— Ладно! Самое жуткое могу и пропустить… Все-таки здесь дети… Так вот, из головы у нее торчала тяпка…

— Что за тяпка? — Филипп вновь подал голос.

— Ну такая, для прополки — ею еще картошку окучивают или сорняки выпалывают. На топор похожа, только черенок подлиннее. Вообще-то сработала она тут прямо как топор, голова у Халдис была почти разрублена, а один глаз вывалился и висел на то-о-оненькой жилке, и еще…

Карстен закатил глаза:

— Ты, по-моему, киношек обсмотрелся. Расскажи-ка лучше про Эркки.

— А кто такой Эркки? — спросил Симон. Его привезли сюда издалека, и он пока не успел освоиться.

— Лесной страшилка, — усмехнулся Карстен, расковыривая прыщик, — и ничего ему за это не будет. Его никогда не наказывают. Плюс ко всему он полный псих, а психов всегда оправдывают. Их кладут в больницу, кормят таблетками, а потом опять выпускают, и те вновь идут убивать. А если на него надеть смирительную рубашку, то он сможет насмерть зубами загрызть.

— И его выпустят на свободу? — встревожился Симон.

— Ты чего, тупой? Он уже на свободе. Его еще не нашли!

— И где он сейчас?

— Где-то в лесу.

Симон испуганно посмотрел в окно, на деревья.

— Эркки — сумасшедший. Но сумасшедший — не значит дурак, — глубокомысленно изрек Канник. — Он заметил, что я смотрю на него. И возможно, он станет на меня охотиться. Вообще-то полицейские должны приставить ко мне телохранителей. — Канник беспокойно оглядел слушателей, убедившись, что они осознали всю серьезность положения. Пусть поймут, каково это, когда над тобой нависла подобная опасность… Когда за тобой охотится псих… Хуже вряд ли придумаешь…

— Да ну! Он уж давно смылся отсюда. Ты же сам сказал: он не дурак. А как он выглядел? — поинтересовался Карстен. — Небось весь в крови?

— Он прятался за деревом, — тихо ответил Канник, — он стоял там в такой странной позе… руки обвисли… а уставился он прямо на меня! И глаза у него такие необычные… Мой дядя держит гренландских собак, так вот глаза у них — точь-в-точь как у Эркки. Беловатые такие, как у дохлой рыбы… — Канник вспомнил тот злосчастный миг, когда он стоял возле дома Халдис. Сердце бешено колотилось, он смотрел в лес, на темные деревья и внезапно заметил между стволами какую-то странную фигуру — сперва неподвижную, но потом она нагнулась, и Канник увидел бледное лицо и немигающие глаза. Даже при виде самого дьявола Канник испугался бы меньше. Словно заяц, он, не оглядываясь, побежал вниз по дороге, чуть не выбросив чемоданчик с луком и стрелами.

— А Эркки уже убивал кого-нибудь? — спросил Яффа, вытягивая затекшие ноги.

— Сначала он убил собственную мать. А потом того старика возле церкви, — уверенно ответил Канник, — и этот парень все еще разгуливает на свободе. В нашем приюте полно несовершеннолетних — глупо было открывать его в деревне, где живет серийный убийца.

— Чушь, — решительно возразил Карстен, — этот приют построили тут давным-давно, а Эркки спятил уже после.

— А почему его не посадят в психушку? — испуганно спросил Симон.

— Его уже сажали. Но он оттуда сбежал. Наверняка огрел дежурного по башке и украл ключи.

Этого Симон не вынес — он незаметно перебрался поближе к Карстену и прижался к нему.

— Да ладно, Симон, расслабься. У нас все двери заперты, — успокоил его Карстен, — к тому же Эркки никогда не сидит на одном месте и сейчас, скорее всего, идет в город, чтобы убить кого-нибудь там.

— Кого? — Симон готов был расплакаться.

— Да кого попадется. Он убивает не из ненависти.

— А зачем тогда?

— Он ощущает внутреннюю потребность в этом.

Про «внутреннюю потребность» Симон не понял, но спросить у него не хватило духу. Взяв коробочку с грильяжем, Канник надорвал упаковку и щедро пустил конфеты по кругу. Он упивался собственной славой. Никогда прежде его рассказы не привлекали столько всеобщего внимания. Мальчишки хватали конфеты и жадно чавкали.

Карстен злился. Это он должен был найти труп! Надо же случиться такому, что нашел его этот жирный придурок Канник, который вдобавок на два года младше! Остальные же никогда не видели покойника…

— А глаза у нее были открыты? — равнодушно уточнил он.

Медленно разжевывая конфету, Канник задумался.

— Да, широко открыты. То есть один глаз, тот, что уцелел…

Внезапно Филипп перебил его:

— А мне как-то рассказывали про девочку, у которой была кукла, и по ночам кукла оживала. У нее отрастали ноги. Однажды девочка проснулась и поняла, что ослепла, потому что кукла выцарапала ей глаза.

— Я вам тут не ужастик пересказываю! — рассердился Канник. — Я все видел по-настоящему! А ты не можешь отличить правду от выдумки! Ты, может, не знаешь, почему тебя отправили сюда, так вот, именно поэтому… — Канник прикрыл глаза и начал вспоминать: — В глазу у нее отражался ужас, будто она увидела самого дьявола.

— Ну, вообще-то почти так оно и было, — сухо согласился Карстен. — Интересно, он перед убийством сказал ей хоть что-нибудь? Или просто подошел и молча раскроил башку?.. Она лежала на пороге, да?

— Ага.

— А голова — голова была на крыльце или в коридоре?

— На крыльце.

— Значит, он напал на нее из дома, — решил Карстен.

— Он, наверное, искал там шоколад.

— Если бы он попросил, она наверняка дала бы ему шоколадку.

— Эркки все берет без спросу. Это всем известно.

Внезапно дверь скрипнула, и мальчишки вздрогнули. На пороге стояла Маргун.

— Ой, как вы уютно устроились! — Она оглядела ребят, мирно жевавших конфеты. Даже в этом безрадостном месте они научили детей радоваться и наслаждаться жизнью. Маргун прекрасно понимала, что́ именно ее воспитанники обсуждают, и тем не менее ее переполняла гордость.

— И кто у нас сегодня сказочник? — И она подмигнула с самым невинным видом.

Слушатели скромно опустили глаза. Они будто все разом превратились в ангелов, и даже Карстен захлопал ресницами.

— Пойду принесу вам колы. — И она вновь скрылась за дверью.

Канник тоже задумался про «внутреннюю потребность», чувствуя, как уровень сахара в крови медленно растет и его охватывает ленивая дремота, какая бывает, только когда поешь сладкого. Он чувствовал приятную усталость и легкое пьянящее оцепенение. В них Канник обретал покой и отдыхал, правда, он не знал почему, но пресытиться этим чувством не мог.

— Опять «кола лайт», — вздохнул он, снимая обертку с упаковки жевательных конфет. Как раз каждому достанется по конфетке… Сегодня щедрость его не знала границ. Убийство Халдис сплотило их так, как никогда прежде. Обычно действовали они разобщенно, часто ссорились, мучая друг дружку, и дрались за место в иерархии их маленького маргинального сообщества. Все они давно уже и мечтать забыли о будущем — возможно, все, кроме Симона, у которого был состоятельный дядя. Тот изъявил желание забрать Симона к себе на хутор, где он держит тридцать скаковых лошадей. Вот только с бухгалтерией у дяди не заладилось, поэтому сперва ему придется четыре месяца отсидеть в тюрьме, и он сказал, что не дело заключенному забирать ребенка. А преодолев все трудности, они вместе начнут новую жизнь.

В дверях вновь появилась Маргун с бутылкой «колы лайт» и подносом, уставленным стаканами.

— Смотрите не пролейте. — И она предостерегающе посмотрела на Канника. Ругаться Маргун не умела. Она любила их, своих мальчиков. Едва она начинала отчитывать их, как тут же сдувалась, будто воздушный шарик. Воспитанники тоже любили ее, потому что, кроме нее, никому в этом мире не было до них никакого дела. Еще в детдоме работали Торлейф, Инга и Ричард — неплохие ребята, но они были молодыми и искали лучшей жизни. Для них детдомовские воспитанники представляли лишь временное препятствие, которое нужно побыстрее преодолеть. А вот Маргун уже давно его преодолела. Ей было около шестидесяти, и она никуда не торопилась. Маргун останется здесь навсегда, в этом уродливом здании, облицованном серыми плитами, с душными комнатами. И Маргун нравилось здесь — так некоторым нравится забираться в самый темный уголок в подвале, где они однажды надеются отыскать в куче мусора какое-нибудь бесценное сокровище… Мальчики прекрасно это понимали, лишь Симон еще не научился делать собственные выводы, но он спрашивал других и верил тому, что ему говорят.

Карстен разлил колу по бокалам и раздал приятелям. Остальные усердно жевали тянучки. Канник взглянул на оставшиеся подарки и задумался: раздать все сейчас или припрятать кое-что на черный день? Это его звездный час, и следующего такого еще долго не будет…

— А где сейчас Халдис? — спросил Полте, когда Маргун ушла. На самом деле звали его Пол Теодор, и он знал, что оказался здесь случайно. Просто никто этого не понимает. Зато в будущем, когда он вырастет, непременно станет мультимиллионером. И вера в это поддерживала в нем жизнь.

— В морге, — ответил Канник, отхлебнув колы, — в морозилке.

— В холодильной камере, — поправил Карстен, — труп потом отправят на вскрытие, а как его резать, если он будет мерзлый?

— Резать? — В глазах Симона появился ужас.

Карстен обнял его за плечи:

— Когда человек умирает, его тело потом разрезают. Чтобы установить причину смерти.

— Она умерла оттого, что ей в голову воткнули тяпку, — откликнулся Филипп, тихо рыгнув.

— Нужно точно установить, куда тяпка воткнулась. Им нужно точно знать.

— В глаз она воткнулась.

— Да. Но им надо составить свидетельство о смерти. Без свидетельства хоронить никого нельзя. Интересно, почему Эркки вообще схватил тяпку? — продолжал Карстен. — Он запросто мог убить ее голыми руками.

— Значит, в тот момент не мог, — отозвался Канник, вытянув губы и надув громадный пузырь на пол-лица. Тот лопнул, а Канник грязными пальцами скатал пленку в комок и отправил обратно в рот.

— Но полиция же его ищет, да? — От волнения Симон теребил мочку уха.

— Ясное дело. Они наверняка уже прочесывают окрестности — у всех заряженные пушки и пуленепробиваемые жилеты. И скоро его поймают. — Карстен удрученно покачал головой. — Паршиво только, что нашим полицейским непременно надо взять преступника целым и невредимым, — Карстен авторитетно оглядел слушателей, — а вот в Америке все проще. Коп сразу берет и стреляет. Там о населении по-настоящему заботятся. Я — за смертную казнь! — торжественно заявил он. На этом их посиделки и закончились.


Тот, кто называл себя Морганом, сидел, привалившись к кочке. Рядом в траве валялся пистолет. Эркки украдкой поглядывал на бермуды с пальмово-фруктовым рисунком. Морган пытался собраться с мыслями. Все могло быть и хуже. А он беспрепятственно вышел из банка, выехал из города и скрылся в лесу. И деньги при нем, как он и обещал. Машину они спрятали, и если по этой тропинке редко кто ходит, то на поиски автомобиля уйдет несколько дней. Его отпечатков пальцев в машине нет — перчатки Морган не снимал. Интересно, они уже установили личность заложника? Иногда записи на камерах видеонаблюдения получаются очень нечеткими…

— Слушай… — тихо проговорил Морган. Эркки показалось, что на этот раз барабанная дробь звучала приглушенно, и мысли начали проясняться. — Ответь мне только на один вопрос. — Морган посмотрел на Эркки. Тот сидел на пеньке, сжав колени. — Ты откуда-то сбежал, да? Из какой-то лечебницы? Или ты живешь один? Может, у тебя есть собственное жилье? Ну, или ты живешь с матерью? Я просто из любопытства спрашиваю. Ведь это не секрет?

Ожидая ответа, Морган вытащил из сумки пачку табака. Эркки молчал, но Нестор зашевелился. Он вот-вот уткнется подбородком в колени, а руками обхватит ноги — это знак. Когда Нестор принимает такую позу, Эркки разрешается заговорить.

— Так ты сбежал из больницы? Тебя ищут? Может, тебя объявили в розыск?

Услышав это, Эркки затряс головой.

— Давай договоримся, — предложил Морган, — я задаю тебе вопрос. А если ты на него ответишь, то тоже можешь меня о чем-нибудь спросить. И тогда я тоже должен ответить, прежде чем задать тебе другой вопрос. Согласен? — От собственной выдумки Морган даже преисполнился гордости. Он оглядел заложника: несмотря на черную кожаную куртку и темные брюки, тот, похоже, даже не вспотел. Странно… С Моргана пот ручьями стекал, так что на майке появились темные разводы. — Я лишь хочу понять, кто ты такой! — добавил Морган. — Потому что догадаться-то сложно…

— Если путь освещает дьявол, не многое можно увидеть, — тихо ответил Эркки. В голосе сквозила усталость, будто ради такого, как Морган, ему было лишний раз сложно открыть рот. Услышав это, Морган вздрогнул. Голос у Эркки оказался чистым и красивым, а говорил он очень серьезно. Наклонив голову, Эркки прислушался к шепоту Нестора. То, что предложил Морган, показалось ему знакомым. В такую игру они играли в клинике. На групповой терапии. — Я начну, — сказал Эркки.

Морган улыбнулся: ну наконец-то он заговорил как обычный человек.

— Но тогда на тебя распространяются те же правила, верно? Если я тебе честно отвечаю, то имею право задать тебе вопрос и тоже получить честный ответ.

Эркки посмотрел Моргану в глаза: да, он согласен.

— Что ты будешь делать? — спросил Эркки и услышал, как Нестор в Подвале заливается хриплым смехом.

Нахмурившись, Морган исподлобья посмотрел на темную одежду заложника и облизнул губы. «Что ты будешь делать?» Неожиданный вопрос. Ничего, он сейчас быстро что-нибудь придумает, вряд ли этот придурок вообще в состоянии что-либо понять… Но они договорились не врать. К тому же взгляд у этого парня такой пронзительный, что соврать и не получится… Морган вдруг почувствовал себя ужасно одиноким и вспотел еще сильнее. «Что ты будешь делать?» Черт, да он понятия не имеет. У него в руках сумка, доверху набитая деньгами, а рядом — придурок, у которого в голове непонятно что. Морган немного помолчал и, пожав плечами, ответил:

— Буду ждать темноты.

«Ждать темноты… — на губах у Нестора появилось некое подобие улыбки. — Скажи ему, Эркки! Раскрой ему глаза!»

— Темноты не будет, — сказал Эркки, — сейчас середина лета.

— Я не дурак! — огрызнулся Морган.

«Еще какой дурак!» — расхохотался Нестор и принялся раскачиваться из стороны в сторону, будто выжившая из ума старуха.

— С полуночи до двух ночи будет довольно темно. Доживем — и посмотрим, что сможем сделать.

В голосе вновь зазвучала угроза. Барабаны вразнобой застучали.

— Теперь моя очередь. Что с тобой не так?

Эркки растопырил пальцы, и Моргана передернуло от отвращения. Если бы не пальцы и не то, как он трясет головой, этого парня можно было бы вытерпеть.

«Ответить честно, — думал Эркки, — что со мной не так?» Он вздрогнул, и с подвального пола взметнулось серое облачко пыли. Нестор тихо заворчал. «Что со мной не так?» Эркки посмотрел вниз. На траве возле его ног появилось кроваво-красное пятно. Расплываясь, оно становилось все больше и больше. Если он сдвинет ногу, то выпачкает в крови кроссовки.

— Ну? Отвечай! — Морган обиженно уставился на него. — У нас же уговор! Что с тобой не так?! Только честно. Отвечай!

Но Эркки замер и молча смотрел на ноги.

— Ладно, я буду добрым, — продолжал Морган, — в отличие от тебя. Если уж ты у нас такой особенный. Я задам другой вопрос. Но если ты и на него не ответишь, я по-настоящему рассержусь. — И он мрачно посмотрел на Эркки, чтобы тот осознал всю серьезность положения. — Ты очень резво забирался вверх по тропинке. Просто обалдеть! Ты хорошо знаешь окрестности?

— Да, — ответил Эркки, поднимая голову и стараясь не дергать ногами.

Морган оживился:

— Правда?! Тогда, может, знаешь, где нам с тобой лучше пересидеть до темноты? Может, мы с тобой шалаш выстроим? Как думаешь?

Еще два вопроса! Эркки слегка напрягся. И почему только этот человек так сумбурно выражает свои мысли?.. «Хорошо знаешь окрестности… Шалаш?..»

— Да, — ответил Эркки, не сводя взгляда с кровавого пятна. К нему уже слетелись насекомые — они ползали вокруг пятна и наслаждались вкусом крови.

— Да — что ты хорошо знаешь окрестности, и да — чтобы построить шалаш! — довольно резюмировал Морган. — Ладно. Ты будешь строить, а я — держать пистолет. Ненавижу эту колючую дрянь. — И он лениво махнул в сторону сосновых веток.

Эркки посмотрел на пистолет — тот валялся всего сантиметрах в тридцати от его ног.

— А кстати, вот интересно, — продолжал Морган, — насколько ты наблюдательный. Если тебе придется давать показания в полиции… Вряд ли до этого дойдет, просто прикольно… Как бы ты меня описал тогда?

— Сейчас моя очередь, — прошептал Эркки.

— И правда. Прости. Валяй спрашивай. — Морган облизнул бумагу, заклеил самокрутку, сунул ее в рот и начал искать зажигалку.

— Что не так с тобой? — спросил Эркки.

Морган изумленно уставился на него, недовольно прищурившись. Нестор расхохотался, а рукава Пальто, лежащего в углу Подвала, чуть затрепетали. Оно всегда выглядело таким слабым… Вроде как бессильным… Иногда Эркки казалось, что оно притворяется. Просто-напросто притворяется.

— Со мной все в порядке! — резко ответил Морган. — И пока я тебя еще и пальцем не тронул! Поможешь мне — и будем продолжать в том же духе. Все зависит от тебя. — Моргану стало не по себе. Психи всегда такие непредсказуемые, что общий язык с ними найти непросто. Но у них тоже есть логика — это он знал. Осталось лишь понять ее. — Вот что я тебе скажу, — продолжал он, — я немного разбираюсь в таких болезнях, как у тебя. Вообще-то я вместо армии отслужил на гражданской службе — в психиатрической лечебнице. Ну что, удивился? От армии я откосил, потому что я пацифист. — Взглянув на пистолет, Морган вдруг восхищенно рассмеялся. — Там у нас был один придурок, он то и дело нюхал свои трусы! А в остальном был такой смирный — мухи не обидит! Так что с тобой такое? Ты тоже любишь трусы нюхать?

Эркки равнодушно отметил про себя, что мозги у его собеседника совсем как у ребенка. Эркки следил за кровавым пятном. Оно никуда не исчезло.

— И кстати, — сообразил Морган, — моя очередь спрашивать. Если бы полицейские спросили тебя, то как бы ты описал меня? Давай же, покажи, на что ты способен.

«Глупец, — подумал Эркки, — клоун с кудряшками в дурацких шортах. Почти постоянно испытывает страх. Без пистолета он совершенно беспомощен. Врачи наверняка сказали бы, что в детстве его никто не любил». Эркки уставился на него таким взглядом, что Морган вздрогнул.

«Рост — метр семьдесят, не выше».

Морган молча ждал.

«Вес — на двадцать килограммов больше моего. Возраст — наверное, года двадцать два. Волосы густые, вьющиеся, светло-русые. Брови прямые, темно-серые. Глаза серо-голубые. Рот небольшой, губы пухлые».

Морган курил и нетерпеливо сопел.

«Маленькие уши с полными мочками. Короткие толстые пальцы, ноги и икры полные. Немного тучный. Одет нелепо. Интеллект — в пределах нормы, но ближе к нижней ее границе».

В лесу воцарилась мертвая тишина. Даже птицы умолкли. Хихиканье в Подвале слышал лишь Эркки. Внезапно Морган вскочил и поднял пистолет.

— Ладно, молчи сколько хочешь! Поднимайся, мы идем дальше! — У него было мерзкое чувство, будто над ним насмехаются, но Морган никак не мог понять почему.

— Ты всего лишь картинка, — тут же проговорил Эркки.

— Заткнись, я сказал!

— На обратной стороне у тебя кое-что написано, но никому неохота переворачивать тебя и читать это.

— Давай шевелись!

— Тебе приходило это в голову? — не унимался Эркки. — Никто не знает, кто ты такой. Это же невыносимо, Морган!

Морган изумленно смотрел на Эркки, а тот медленно поднялся и, ловко перешагнув через скользкую кровавую лужу, направился вниз, к смотровой площадке и машине. Оттуда видно море — оно синее и холодное. И дорогу видно, по которой ездят автомобили.

— Ты что, сдурел?! Дальше вверх! Ты что, совсем придурок?!

— А если я пойду туда, куда мне хочется, что ты сделаешь? — тихо спросил Эркки.

— Всажу тебе пулю промеж глаз. А потом найду яму, где ты и сгниешь. Поэтому давай шагай!

И Эркки зашагал. Он отдохнул, поэтому двигался еще быстрее обычного, к тому же при ходьбе он лучше себя чувствовал.

— Молодец, ходишь ты быстро. И если ты не врешь и правда хорошо знаешь окрестности, то найди какую-нибудь заброшенную хижину или что-то типа того. Какое-нибудь укрытие.

Заброшенный домик… Здесь таких много, но большинство из них находятся на другой стороне холма, то есть в паре километров отсюда… Тропинка совсем не хоженная, к тому же сейчас чересчур жарко. Эркки мучила жажда. Он ничего не говорил, но предполагал, что Моргану тоже хочется пить. Он слышал позади хриплое дыхание Моргана, а немного погодя тот сказал:

— Увидишь ручей — скажи. А то так пить хочется, что можно сдохнуть. — Однако, судя по голосу, Морган немного успокоился.

Впереди, вихляясь, шагал Эркки. Длинные черные волосы, куртка и широкие брюки болтались из стороны в сторону. Морган с любопытством разглядывал его. Какой удивительный парень ему попался… «И почему я не отпустил его? — задумался Морган. — На черта мне сдалось это чучело? Можно было оставить его в машине… Или я испугался, что он даст полицейским мои приметы? Или еще почему-то?..» Морган вдруг подумал, что если даже копы схватят этого психа, то он вряд ли заговорит. Он посмотрел на часы. Через полчаса по радио начнутся новости, тогда он остановится и послушает, до чего они успели докопаться… Морган изо всех сил старался поспеть за Эркки. В горле и во рту пересохло. Он вспомнил про бутылку виски, но решил подождать… Сумасшедшие бывают агрессивными. Его спутник кажется слабаком, но Морган знал, что болезнь придает им сил и тогда удержать их невозможно. Поэтому мудрее всего будет не злить его. Не провоцировать. И врагами их не назовешь, ведь псих попался ему совершенно случайно. Морган выскочил из банка, толкая перед собой этого придурка, словно огромный щит… «Ладно, расслабься, — скомандовал себе Морган, — он просто порет чушь, только и всего. Ты же целый год проработал в психушке — вспомни, как они там всего боялись». Остановившись, Эркки похлопал по карманам куртки. Сначала по одному, потом по другому. Затем он засунул руку в карман брюк и, развернувшись, уставился на траву.

— Ты чего, — спросил Морган, — потерял что-то? Не только мозги?

Эркки еще раз похлопал по карманам.

— Если ты сигареты ищешь, я тебе могу скрутить…

— Пузырек… — промямлил Эркки, озираясь.

— Какой пузырек?

— С лекарством.

— Так ты на таблетках? И где ты их потерял?

Не ответив, Эркки обвел глазами лес и несколько раз кивнул.

— Ты принимаешь нейролептики? Потерял и ладно, проживешь и без них. Ну… то есть вряд ли же ты станешь буянить.

«Буянить, — и Нестор зажужжал, как жужжат провода, когда через них пропускают ток, — он даже значения этого слова не понимает».

Эркки вновь двинулся вперед.

— И вообще вся эта химия — полное дерьмо, — пробормотал Морган, раздумывая, к чему это может привести, — это просто успокоительное. Я тебе лучше виски налью.

Остановившись, Эркки пристально посмотрел на Моргана:

— Меня зовут Эркки.

— Эркки?

— Я здесь в гостях. Если не можешь отрубить руку — поцелуй ее. — И он вновь двинулся вперед.

Морган смотрел ему вслед с поросшей вереском тропинки. Его вдруг осенило, что он идет за собственным пленником, словно за собакой-поводырем. Двигается Эркки быстро, намного быстрее его самого, и идти ему легче. Они будто поменялись ролями. Он, Морган, плетется следом, как баба. Случись что — и помощи ждать неоткуда, ведь, где они сейчас, никому не известно. Он крепче сжал рукоятку пистолета. Ладно, если псих выкинет что-нибудь, то получит пулю в лодыжку. Ничего у него не выйдет. Наступит ночь, и Морган бросит его. Может, свяжет, чтобы выиграть время. Ничего плохого Морган ему не сделает. Да, этот Эркки мерзкий, однако есть в нем что-то притягательное. Глаза. И странные фразы. Какая-то торжественность. Кажется, будто он явился из другого мира. Морган поразился подобному предположению. Возможно, этот псих необыкновенно умный, почти гений. Кажется, он где-то слышал, что те, у кого в голове не хватает винтиков, на самом деле гениальны. Может, это и мешает им: они слишком многое понимают. За год работы в клинике он кое-чему научился… Тут Морган вдруг заметил, что Эркки ушел далеко вперед, и ринулся следом. Немного погодя Морган забеспокоился. Куда они идут и когда наконец все это кончится?

— Привал! Сейчас новости начнутся! — Крик прозвучал чересчур громко, словно Моргану хотелось напомнить, кто здесь главный. Он словно засомневался и от этой мысли испугался еще сильнее. Эркки не останавливался — вихляясь из стороны в сторону, он шагал вперед, будто Моргана и не было.

— Эй! Эркки!

В ушах у него прогрохотала барабанная дробь. Эркки остановился и развернулся. Парень позади дрожал от гнева. «Нет зрелища более убогого, чем тот, кто теряет хватку», — подумалось ему.

— Не смей так пялиться каждый раз, когда я велю что-то сделать! Главный тут — я!

«Он ошибается. Главный здесь пистолет».

Эркки поджал губы.

— Садись. Сейчас начнутся новости. Послушаем, что им известно.

Они стояли на большом холме, а за ним виднелся еще один холм, нежно-зеленый и окутанный дымкой, он казался бесконечно далеким. Порывшись в сумке, Морган достал радио и покрутил антенну, стараясь поймать сигнал. Эркки улегся на спину и прикрыл глаза.

— Ты лежишь прямо как покойник. — Морган попытался взять себя в руки. Он с удивлением оглядел Эркки. — Такая жара стоит, а ты весь белый. Как это ты умудрился не обгореть? — хохотнул он. — Хотя ты же из другого мира, где все время темно, правда ведь?

Он наткнулся на местную радиостанцию и нетерпеливо забарабанил пальцами, пока проигрывалась музыкальная заставка.

А сейчас — новости, — послышался шелест бумаги, — сегодня утром двадцатилетний мужчина совершил вооруженное ограбление «Фокус-банка» и похитил оттуда около ста тысяч крон. Ограбление произошло сразу после открытия банка, и, покидая место преступления, грабитель произвел захват заложника. Находясь в помещении банка, грабитель открыл огонь, однако жертв нет. В настоящий момент полиции неизвестно местонахождение преступника и заложника, однако полицейские обладают очень подробной информацией о внешности грабителя.

Морган нахмурился:

— Откуда у них подробная информация?

Грабитель и заложник скрылись в маленьком белом автомобиле, однако дорожному патрулю машину обнаружить пока не удалось.

— О чем это они?! Я же был в маске! Я снял ее, когда нас точно никто не видел! — Морган поставил радиоприемник на траву. — Они врут!

Он в сердцах вытащил из кармана пачку табака и принялся скручивать папиросу. Перед глазами Эркки назойливо кружила муха, и он вслушивался в ее жужжание.

У полиции пока нет подозреваемых в нападении на семидесятишестилетнюю Халдис Хорн, убитую вчера утром. Тело женщины обнаружили рядом с ее собственным домом. Халдис Хорн ударили по голове каким-то острым предметом, что и привело к смерти. Из дома исчез бумажник жертвы. Сильно искалеченное тело женщины обнаружено мальчиком, игравшим неподалеку от ее дома.

Морган рассеянно огляделся:

— Вот это и есть настоящая мокруха. Чувствуешь разницу? Деньги, которые я забрал, никому не нужны. Банк застрахован. Никто не пострадал. И на машине ни царапинки не осталось. А некоторые готовы убить ради какого-то поганого бумажника!

Эркки был поглощен жужжанием мухи: он не сомневался, что ей что-то нужно от него, что ее назойливость не случайна. Клоун рядом с ним, казалось, никогда не замолчит. Ценность слов неведома ему, он не понимает, что нужно беречь их для особых моментов.

— Убить старуху! Вот этого я не могу понять. Он, видать, совсем псих… — Сказав это, Морган взглянул на Эркки. — А кстати, ты умеешь строить шалаши? Ты не был в детстве скаутом?

Приоткрыв один глаз, Эркки посмотрел на него, и его взгляд напомнил Моргану приглушенный свет лампы за тонкой шторой.

— Ладно, найдем сперва воду. Не знаешь, может, тут поблизости течет шикарный ручей? Или есть озерцо?

Нестор раскачивался, сидя на корточках и упершись подбородком в колени. Эркки всегда восхищало, что он может просидеть вот так несколько часов подряд и никогда не устает. Пальто же было способно лишь на нелепые высказывания. Ни стоять, ни сидеть Пальто не умело и лишь иногда взмахивало рукавом, показывая, что оно по-прежнему здесь и останется здесь, пока кто-нибудь не вытащит его из Подвала, ведь самостоятельно Пальто ни шагу сделать не может.

— А виски ты любишь? У меня тут «Лонг Джон Сильвер» — согревает как черт знает что!

Морган затянулся и посмотрел вдаль, почесывая ноги, — он никак не мог избавиться от ощущения, что по нему то ли ползает кто-то, то ли травинка колется. При виде насекомых он покрывался холодным потом. Он взглянул на Эркки, который неподвижно лежал в траве.

— И как ты только там лежишь, — сердито проговорил Морган, — вокруг тебя туча мошек летает! — Он затушил в траве папиросу, встал и подошел к Эркки. Нагнувшись, он подхватил его под мышки и резко поставил на ноги. Эркки покачнулся.

— Не прикасайся ко мне!

— Что, не нравится, когда тебя трогают, да? Небось боишься заразиться? Такие, как ты, вечно боятся микробов, я угадал? Но я не заразный, я вчера мылся, в отличие от тебя.

Подул ветер, и Пальто сдвинулось в сторону. Вздрогнув, Эркки взмахнул руками.

— Эй, ты чего? Тебе плохо? Слушай, у меня нету таблеток, но если б я мог, то я б раздобыл тебе таблетки, честно! Я не жадный… А банк… — Морган сглотнул слюну. — Ты не понимаешь, но банк я ограбил ради друга.

Слова звучали искренне. Эркки растерялся. Сначала этот человек был готов взорваться, а через секунду лучится дружелюбием — точь-в-точь больничный священник. Эркки развернулся и зашагал прочь, шел он очень быстро, Морган и опомниться не успел, как Эркки уже был далеко.

— Эй, успокойся, постой!

Но Эркки не останавливался и почти скрылся за кустами. Морган слышал, как под его ногами сухо трещат ветки.

— Подожди меня! Мне тяжело с сумкой!

Эркки шел вперед, а двое наблюдали за ним из Подвала. Нестор едва заметно кивал головой. Возможно, это знак, потому Пальто в ответ махало рукавом. Похоже, эти двое что-то придумали или договорились о чем-то важном. Эркки прибавил шагу. Этого они и добивались: им хотелось посмотреть, что произойдет. Сзади до него донесся топот и прерывистое дыхание. Эркки вспомнил про пистолет и его могущество — ему все подвластно.

— Эркки! Черт тебя подери! Я стрелять буду! — Морган бежал следом. Он вдруг понял, что они забрели в самую чащу, такую дремучую, что можно спрятаться за кустом и затихнуть — и сам себя не отыщешь. Он же не знает окрестностей. Как ему теперь найти путь назад, к дороге?

— Эркки, я буду стрелять. У меня несколько патронов. Ты понимаешь, что будет, если я всажу пулю тебе в икру? У тебя ногу на клочки порвет!

Икры — где это? Эркки сосредоточился и попытался вспомнить эту часть тела. Нет, он их никогда не видел, они ведь позади, поэтому Эркки не останавливался, пока не услышал щелчок. Мимо уха что-то со свистом пролетело, а в следующий миг пуля впилась в стоящее прямо перед ним дерево. Эркки заметил торчащие из ствола щепки и остановился.

— Вот так-то лучше! Молодец, хорошо соображаешь. Я так и думал. — Дышал Морган тяжело, словно большая собака. — В следующий раз выстрелю тебе по икрам. Иди помедленнее. Скоро опять сделаем привал, по этому бурелому шагать невозможно. И уже поздно.

Эркки больно прикусил губу. Он был близко, чувствовал, что приблизился к чему-то, оно рядом, но он не готов. Эркки огляделся. Это место он знал. А вот его спутник — нет. Эркки пошел медленнее. Нельзя его дразнить. Он вспомнил дыру в стволе дерева. И представил, как на его собственной спине появляется такая же дыра, прямо посередине: ошметки кожи разлетаются в стороны, струей хлещет кровь, и он тонет в вечности. Ему хотелось туда, но этот момент он откладывал — пока он не готов, надо дождаться, когда наступят те самые день и час. Уже скоро. Эркки чувствовал их приближение. Слишком много всего произошло. И возможно, этот парень позади — специально присланный к нему избавитель. Смерть представлялась Эркки шагом в бездонную вселенную, где он полетит по орбите, предназначенной лишь для него одного. Вокруг, справа и слева, летают такие же, как он, но их не видно, и лишь слабое колебание воздуха выдает их присутствие. Возможно, его мама тоже летает там, раскинув руки в стороны, со звездными отблесками в темных волосах и под грустную мелодию флейты… Или же он может продолжать жить — так, как сейчас, когда в спину тебе дышит кто-то чужой. «Я устал, — подумал Эркки, — кто выгнал нас на эту беговую дорожку? И кто дожидается нас там, на финише? И сколько нам еще бежать? Кровь, пот и слезы. Боль, скорбь и отчаяние!»

Они очутились в рощице. Деревья расступились, и перед ними открылась полянка, на которой стоял маленький домик. Нагнав наконец Эркки, Морган сбросил сумку на землю. В глазах его светилась радость.

— Нет, ты только погляди! Домик — специально для нас! Здесь-то мы и сыграем в дочки-матери! — Моргана распирало от счастья. — Елки-палки, ну наконец-то у меня будет крыша над головой! — И Морган быстро направился к двери.

Эркки посмотрел на каменную плитку на верхней ступеньке — еще вчера там лежали его собственные внутренности. Однако Морган ни о чем не догадывался. Он потянул на себя трухлявую дверь, и та, скрипнув, медленно открылась. Морган заглянул внутрь.

— Там темно и прохладно, — сообщил он, — заходи.

Эркки стоял на полянке. Он пытался вспомнить что-то, но воспоминание отскакивало от него, словно натянутая резинка. Он всю жизнь мучился от таких непослушных воспоминаний.

— Тут клево. Да заходи же! — И он подтолкнул Эркки к той комнате, которая прежде служила гостиной. Морган подошел к окну. — Смотри — озерцо! Отлично. Там и плавать наверняка можно. — И, высунув голову в разбитое окно, он кивнул.

Эркки вдруг охватила чудовищная слабость, и он осторожно шагнул в сторону спальни.

— Эй, ты куда?

Морган пристально наблюдал за Эркки, а тот открыл дверь в спальню и уставился на полосатый матрас. Затем он стянул с себя свитер и майку и повалился на кровать.

— Ух ты! Да тут кровать есть! — Морган улыбнулся. — Ладно, можешь поспать. По крайней мере, я знаю, где тебя найти.

Эркки не ответил. Он решил, что лучше ему и правда заснуть: где бы ни появился, он повсюду сеет смерть и отчаяние, а спящие не грешат. И он задышал ровно и глубоко.

— Ты отличный проводник! Ладно, увидимся позже.

На всякий случай Морган проверил задвижку на окне в спальне. Вдруг парень надумает смыться через окно?.. Стекло треснуло, но рама уцелела, и окно не открывалось. Рама будто приросла к подоконнику. Если Эркки попытается ее открыть, то Морган услышит. Морган вышел из спальни. Когда его шаги затихли, Эркки открыл глаза. В бок ему упиралось что-то твердое и угловатое, поэтому он немного повозился, подыскивая удобную позу. Револьвер…

* * *

Среди деревьев показалось массивное здание психиатрической лечебницы. От этого зрелища у Сейера на секунду перехватило дух. Съехав на обочину, он остановился и вышел из машины. Потом немного постоял на дороге, пытаясь осознать увиденное. Ему казалось, что здание кричит: «Здесь все серьезно!»

Клинику выстроили на самом высоком из окрестных холмов. Да, приют для умалишенных должен выглядеть именно так, чтобы всему миру стало ясно: путь к просветлению вовсе не усыпан розами. И если до кого-то это еще не дошло, то при виде здания сомнения рассеивались. Лишь снедаемые отчаянием, страждущие приезжают к этому каменному монстру.

Дорога была скверной — узкой и испещренной выбоинами. Сейер не заезжал сюда уже много лет и предполагал, что за эти годы дорогу отремонтировали, но его ожидания не оправдались. Он вспомнил, как в молодости привез сюда девушку — ее обнаружили совершенно голой на автовокзале, в запертой кабинке туалета. Они вышибли дверь и увидели ее искаженное ужасом лицо. В руках девушка сжимала рулон туалетной бумаги и, разглядев их, принялась с остервенением поедать ее, словно во что бы то ни стало решила уничтожить какие-то секретные записи. Протянув девушке руку, он застыл на пороге. Она посмотрела на его руку, точно это была лапа хищной птицы. Сейер хотел накинуть ей на плечи плед и все время тихо разговаривал с ней. Девушка слушала, но казалось, что расслышать его слова ей мешает какой-то шум. Однако на лице мелькнула догадка: он явился, чтобы жестоко наказать ее… Стараясь убедить девушку, он исчерпал весь арсенал средств — ни слова, ни увещевания, ни доверительный тон — ничто не помогало. И Сейер понял, что придется сделать то, что делать ему хочется меньше всего, — силой увести ее оттуда. Он вспомнил, как она кричала, вспомнил худые костлявые плечи…

Когда-то здание психиатрической лечебницы в Вардене было просто роскошным, но его долго не ремонтировали, поэтому сейчас остались лишь следы былого величия. Красный кирпич поблек и начал медленно сереть в тон асфальту. Скоро красный цвет совсем исчезнет. В лучах летнего солнца здание смотрелось прекрасно, но Сейер подумал, что, к примеру, осенью, когда с деревьев опадает листва, а в окна хлещет ветер с дождем, клиника должна напоминать замок Дракулы. На крыше виднелась башенка, обшитая позеленевшей листовой медью, а рельефный фасад казался бы красивым, если бы не высокие узенькие окна, которые никак не гармонировали с общим стилем. Главный вход представлял собой портик с высокой резной лестницей. Рядом с главным входом был еще один — обычные раздвижные двери, какие делают во многих больницах, чтобы в случае необходимости машина «скорой помощи» подъехала вплотную к двери и носилки можно было занести сразу в здание больницы.

Сейер вошел внутрь и двинулся мимо почти незаметной стойки.

— Извините, вы к кому? — крикнула ему вслед молодая женщина.

— Прошу прощения. Я из полиции. У меня встреча с доктором Струэл. — И Сейер предъявил удостоверение.

— Вам на второй этаж, а там спросите.

Поблагодарив, Сейер поднялся по лестнице на второй этаж, где вновь спросил про доктора Струэл. Его проводили в приемную, окна которой выходили на море и лес. Очевидно, в этом муниципалитете не запрещалось расходовать воду на полив, потому что бархатные лужайки за окном ярко зеленели. Может, им следовало бы потратить деньги на что-то другое?.. Сейер подумал, что пациентам по большому счету все равно. Хотя откуда ему знать?.. В эту секунду он почувствовал на себе чей-то взгляд и резко повернулся. В дверях стояла женщина.

— Я доктор Струэл, — представилась она.

Сейер пожал протянутую руку.

— Давайте пройдем в мой кабинет.

Они прошли по коридору и оказались в просторном кабинете. Сейер уселся на залитый солнцем диван и тут же вспотел. Врач подошла к окну и оглядела лужайку. Затем она притронулась к невзрачному цветку в горшке, который, похоже, увядал.

— Так, значит, — она наконец повернулась к Сейеру лицом, — вы разыскиваете моего Эркки?

«Мой Эркки»… — эти слова даже растрогали его. В ее голосе не было ни капли иронии.

— Вы искренне это говорите?

— Больше он никому не нужен, — коротко ответила она, — поэтому он мой. Я за него отвечаю, работаю с ним. И Эркки останется моим независимо от того, убил он ту пожилую женщину или нет.

— А с кем вы уже разговаривали?

— Гурвин позвонил. Но на самом деле мне сложно в это поверить, — призналась женщина, — говорю вам об этом сразу же, так что мое мнение вы теперь знаете. Пусть он побродит на свободе — вскоре сам вернется сюда.

— Не думаю, что он сможет сам вернуться. Во всяком случае, не сразу. — Голос его звучал необычайно серьезно, и она заподозрила неладное.

— То есть? С ним что-то случилось?

— Что именно рассказал вам ленсман?

— Он упомянул об убийстве на Финском хуторе. И что Эркки видели недалеко от дома, как он сказал, в самый решающий момент.

— Не просто недалеко от дома — прямо во дворе. Вы, конечно, понимаете, почему мы его разыскиваем. В тех местах живет мало народа.

— Да, уйти в лес — это в его духе. Людей он избегает. И у него на это есть причины, — только и ответила она.

Сейер почувствовал глухо нарастающее раздражение.

— Простите, если я кажусь вам настырным, — медленно начал он, — но я должен учитывать и эту возможность. Убийца действовал неоправданно жестоко, причем ничего, кроме бумажника, из ее дома не исчезло, а в бумажнике было совсем немного денег. И тот, кто это совершил, разгуливает на свободе. Местные жители напуганы.

— Эркки всегда во всем обвиняют, — тихо проговорила она.

— Его действительно видели рядом с домом, а она жила уединенно. Там редко кто бывает. А у Эркки психические отклонения, поэтому нельзя исключать, что он как-то связан с этим делом.

— Значит, из-за того, что он болен, вы сильнее его подозреваете?

— Ну, я…

— Вы ошибаетесь. Он иногда может стащить что-то из магазина. Шоколадку, например. Но на большее не способен.

— О нем ходят разные слухи…

— Именно слухи.

— По-вашему, они безосновательны?

Она не ответила.

— Я еще не все вам рассказал, — продолжал он, — сегодня утром в центре вооруженный мужчина ограбил «Фокус-банк».

Врач рассмеялась:

— Ну честное слово! На такое у Эркки ни за что не хватило бы сил. Теперь вся история звучит еще менее убедительно.

— Я не закончил, — коротко сказал Сейер. Ее последние слова, про убедительность, ему не понравились.

— Грабителем был молодой мужчина, возможно, немного моложе Эркки. На нем была темная одежда и лыжная маска, поэтому личность мы пока не установили. Однако сложность в том, что в банке оказался еще один посетитель, и грабитель взял его в заложники. Угрожая пистолетом, он заставил заложника сесть в машину и скрылся. Заложника опознали — это Эркки Йорма.

В кабинете воцарилась наконец тишина. Смущение женщины было настолько велико, что Сейер почти слышал его.

— Эркки? — переспросила она. — Заложник? — Она встала. — И вам неизвестно, где они находятся?

— К сожалению, нет. Мы патрулируем дороги, а белый автомобиль, в котором они скрылись, — это, предположительно, угнанный сегодня ночью «рено меган». Возможно, они уже давно бросили его где-нибудь, но машину мы пока не обнаружили. Нам также ничего не известно о грабителе, и мы не можем сказать, опасен он или нет. Однако в банке он стрелял в потолок — скорее всего, чтобы напугать сотрудников, и ведет он себя довольно отчаянно.

Она вновь села, схватив со стола какую-то вещь и сжав ее.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она.

— Мне нужно понять, какой он.

— Тогда мы можем здесь до ночи просидеть.

— У нас мало времени. Но вы утверждаете, что Эркки не мог убить пожилую женщину. Как долго вы наблюдали его?

— Он пробыл у нас четыре месяца. Однако он всю жизнь лечится в подобных заведениях. У Эркки множество личных дел и медицинских карточек.

— Он когда-либо проявлял склонность к насилию?

— Знаете, — ответила она, — на самом деле Эркки способен лишь на самооборону. Он может укусить только в том случае, если его загнать в угол. И мне трудно представить, чтобы пожилая женщина настолько напугала его, что Эркки решил ее убить.

— Сложно сказать, что именно там произошло и что сделала Халдис, но бумажник ее исчез.

— Эркки тут ни при чем. Шоколадку он взять мог, но деньги — никогда.

Сейер тихо вздохнул.

— Хорошо, что вы в него верите. Наверное, он нуждается в этом больше, чем кто бы то ни было. Ведь его мало кто поддерживает. Правда?

— Послушайте, — женщина посмотрела на Сейера, — я не могу быть полностью уверенной. Я не люблю, когда говорят, что уверены в чем-то на сто процентов. Но в настоящий момент я считаю его невиновным и полагаю, что обязана так считать. Рано или поздно мне придется и ему ответить на этот вопрос. Когда-нибудь он сядет на то самое место, где сейчас сидите вы, и спросит: «А ты веришь в то, что это сделал я?»

Доктору Струэл было за сорок. Худощавая фигура, светлые, коротко остриженные волосы, длинная, падающая на глаза челка. Характер сильный — этого не скроешь, однако лицо было необычайно женственным, с пухлыми щеками. В лучах нещадно палящего солнца Сейер разглядел у нее на щеках легкий прозрачный пушок. На женщине были джинсы и белая блузка с темными пятнами пота под мышками. Она провела рукой по волосам, поправив длинную челку, но волосы светлой волной вновь упали на лоб. Сейер выпрямился:

— Мне бы хотелось осмотреть его комнату.

— Она на первом этаже, я провожу вас. Но сначала скажите: каким образом ее убили?

— Ее ударили по голове тяпкой.

Женщина скривилась:

— На Эркки это не похоже — по натуре он склонен избегать любых контактов, в том числе и таких…

— Вы несете за него ответственность, поэтому естественно, что вы верите в его невиновность. — Поднявшись, Сейер вытер со лба пот. — Простите, но я сижу на самом солнцепеке. Можно мне пересесть?

Она кивнула, и он направился к ее столу, у которого стоял стул. В этот момент он заметил притаившуюся за стопкой бумаги жабу, большую и жирную, с серо-зеленой спинкой и светлым брюшком. Конечно, жаба была не настоящей, она не шевелилась, но она так походила на живую, что Сейер не удивился бы, если бы она вдруг прыгнула. Он с любопытством взял жабу в руки и посадил на ладонь. Женщина с улыбкой наблюдала за ним. Несмотря на зной, жаба оказалась холодной. Сейер осторожно сжал фигурку пальцами и понял вдруг, что внутри у жабы что-то вроде желе, и, когда ее мнешь, фигурка меняет форму. Сейер сдавил жабу, так что тельце сдулось, а лапки наполнились гелем — теперь она напоминала зародыш. Сейер начал мять фигурку, чувствуя, как от тепла его рук она нагревается.

Глаза у жабы были бледно-зеленые с черной полоской посередине, спина покрыта бугорками, а брюхо гладкое. Сейер надавил на задние лапы, и верхняя часть туловища надулась — жаба превратилась в «качка» с мускулистыми плечами и выпяченной вперед грудью. Тогда Сейер сдавил ей голову — живот раздулся, а голова тряпочкой свесилась набок. Он посадил жабу на стол, предположив, что сейчас она примет исходную форму, но ошибся, поэтому снова взял ее в руки и попытался привести фигурку в порядок. Когда она вновь стала похожа на жабу, Сейер наконец вернул игрушку на прежнее место.

— Забавно… — тихо сказал он.

— Она полезная, — проговорила доктор Струэл, поглаживая жабу пальцем по спинке.

— А зачем она?

— Чтобы ее брали в руки, прямо как вы сейчас. И по тому, как вы обращаетесь с ней, я могу сделать кое-какие выводы о вас лично.

Он покачал головой:

— Ни за что не поверю.

На лице ее появилась почти снисходительная улыбка.

— Это правда. По тому, что именно люди делают с этой фигуркой, можно судить об их подходе к жизни. Вот вы, к примеру… — Сейер слушал врача с сомнением, но ее голос завораживал его. — Вы взяли ее в руки очень осторожно и смяли не сразу. А когда поняли, что она меняет форму, то по очереди поэкспериментировали с разными формами. Многим эта игрушка кажется неприятной, а вам — нет. Когда вы разглядывали ее глаза, то наклонили голову набок, и я поняла, что все сюрпризы, которые жизнь вам преподносит, вы воспринимаете открыто и дружелюбно. Сжимали вы ее осторожно, почти нежно, будто боялись, что она лопнет. Но лопнуть она не может. Во всяком случае, так сказано в гарантии от производителя… Разве что у вас вдруг окажутся очень острые ногти и вы ее проткнете, — добавила она, — однако вы с ней недолго возились, словно побоялись, что эта игра может стать опасной. И наконец, почти самое важное: прежде чем поставить ее на место, вы постарались придать ей исходную форму, — на секунду умолкнув, доктор Струэл посмотрела на Сейера, — из чего я могу сделать следующие выводы: человек вы осторожный, но и любопытство вам не чуждо. Еще вы немного старомодны и боитесь новых, незнакомых вещей. Вам нравится, когда все вокруг остается неизменным, потому что к этому порядку вы уже привыкли.

Он неуверенно усмехнулся. Голос женщины странно умиротворял его, будто изнутри он тоже наполнен гелем.

— Вот так с помощью этой жабы и тысячи других мелочей я могу узнать вас даже лучше, чем вы сами себя. Но прежде всего мне, конечно, потребуется время.

«Однако от скромности ты не умрешь…» — подумал он, а вслух спросил:

— А Эркки ее видел?

— Ну конечно. Она всегда здесь сидит.

— И как он на нее отреагировал?

— Он сказал: «Уберите это мерзкое отвратительное земноводное, а то я откушу ему голову и вымажу вам стол его внутренностями».

— И вы ему поверили?

— Он никогда не врет.

— Но вы же говорите, что он не склонен к насилию?

Она вдруг схватила жабу за лапы и стала изо всех сил растягивать ее, так что лапы превратились в веревочки. Сейер едва не ахнул. В конце концов она связала задние и передние лапы в два узла и положила жабу на спину. Жаба казалась такой беспомощной, что Сейер даже пожалел ее. Увидев выражение лица Сейера, женщина искренне расхохоталась.

— Давайте я покажу вам комнату Эркки.

— А вы ее не развяжете? — нерешительно поинтересовался он.

— Нет. — Ей захотелось поддразнить его.

В голове у него будто что-то загремело, и Сейер удивленно прислушался. Они заглянули в скромно обставленную комнату Эркки. Там были лишь кровать, сервант, раковина и зеркало. Посередине зеркала была наклеена газетная страница. Наверное, он не желал даже мельком видеть собственное отражение… Высокое узкое окно было распахнуто, и комната казалась совершенно голой — ни на полу, ни на стенах ничего не лежало и не висело.

— Прямо как у нас… — глубокомысленно заметил Сейер, — похоже на тюремную камеру.

— Мы не запираем двери.

Сейер вошел в комнату и прислонился к стене.

— Почему вы начали заниматься психиатрией? — Его взгляд упал на бейджик с ее именем: «Доктор С. Струэл». Интересно, как ее зовут? Может, Сольвейг… Или Сильвия…

Она прикрыла глаза.

— Потому что обычные люди, — «обычные» она произнесла так, словно это было оскорблением, — то есть те, кто достигает успеха… Здоровые целеустремленные люди, которые живут по правилам и без проблем добиваются всего, чего хотят… Те, кто прекрасно ориентируется в обществе, кто приходит к тому, к чему хочет прийти, и получает желаемое… Ну что в них интересного?

Услышав этот странный вопрос, Сейер не смог сдержать улыбку.

— Интерес в этом мире представляют лишь неудачники, — продолжала врач, — или те, кого мы называем неудачниками. Любое отклонение от нормы — это своего рода бунт. А я никогда не понимала тех, кто отказывается бунтовать.

— А как же вы сами, — быстро спросил он, — разве вы не относитесь к категории успешных, целеустремленных людей? Или же вы бунтуете?

— Нет, — призналась она, — я и сама этого не понимаю. Потому что в глубине души меня гложет отчаяние.

— Отчаяние? — обеспокоенно переспросил он.

— А разве вы его не чувствуете? — Доктор Струэл пристально посмотрела на него. — В нашем мире невозможно быть просвещенным и умным человеком и при этом не испытывать глубокого отчаяния. Такого просто не бывает.

«Неужели я тоже в отчаянии?» — подумал Сейер.

— К тому же в нашем обществе проще всего живется цельным личностям, — сказала она, — цельным, самоуверенным и упорным. Вы же понимаете: с сильным характером!

Он не смог удержаться от смеха.

— Здесь мы предоставляем возможность бунтовать, а шум нас не пугает. И мы не боимся ошибок. — Она вновь отбросила со лба челку. — И в другом коллективе я бы не смогла работать. — Видимо, подобные мысли настолько занимали ее, что она и с ним стала развивать эту тему, хотя он был для нее совершенно посторонним. Тем не менее он вдруг перестал чувствовать себя чужим. — А у вас как? — спросила она.

— У нас? — Он задумался. — Мы подчиняемся правилам, а работают у нас сплошь вот такие отвратительные цельные личности. — Сейер старался, чтобы голос его звучал оживленно, и у него почти получалось. — Фантазии и выдумке у нас места нет. Большую часть времени мы заняты тем, что пытаемся отыскать совершенно прозаические детали — волосы, отпечатки пальцев и пятна крови… Следы от обуви или отпечатки автомобильных шин. А затем мы принимаемся размышлять, хотя по нашим отчетам этого и не скажешь. И, конечно, это и есть самая интересная часть нашей работы. Если бы ее не было, я выбрал бы другую профессию.

— А как насчет тех, кого вы разыскиваете и сажаете в клетку?

Сейер испуганно посмотрел на нее:

— Мы это называем по-другому.

«Она дразнит меня, — решил он, — наверное, считает, что нормы вежливости на нее не распространяются. Ведь ей хочется бунтовать».

— Мне бы хотелось, чтобы они попадали в другое место, — спокойно ответил он.

Эта женщина вызывала восхищение. Сейер не отрываясь смотрел на ее круглое бледное лицо и темные глаза со светлыми зрачками и вдруг почти испугался, что скажет что-то лишнее. А ведь он всегда держит себя в руках.

— Если бы мы только могли отправить их куда-нибудь еще… — добавил Сейер, — но из-за бедности мы ничего лучше клетки предложить не можем.

— А вы тревожитесь о них? — тут же спросила она.

Он испытующе посмотрел на ее лицо, чтобы убедиться, что подвоха в ее вопросе нет. Вообще-то во всем ее облике было что-то бесовское.

— Тревожусь. Но, к сожалению, у меня не хватает на это времени. К тому же я не работаю в тюрьме, но знаю, что тюремные служащие заботятся об арестантах.

— Ну ладно… — Она пожала плечами. — Все-таки у нас самые гуманные тюрьмы в мире.

— Гуманные? — резко переспросил Сейер. — Эти парни подсаживаются на наркоту, пытаются сбежать, выпрыгивают из окон, ломают ноги или даже шею, сходят с ума, насилуют и избивают друг друга и кончают самоубийством. Гуманно, нечего сказать! — Он перевел дыхание.

— Вы и правда тревожитесь о них! — улыбнулась доктор Струэл.

— Я же сказал…

— Да, но мне нужно было самой убедиться в этом.

Они умолкли, и он снова удивился странному ходу их беседы. Из-за его профессии многие разговаривали с ним с почтительным страхом или вообще боялись слово сказать, но доктор Струэл, похоже, благоговения не чувствовала. Ну что ж, бывают и исключения…

— Эркки… — сказал Сейер, — расскажите мне про Эркки.

— Ну, если вам действительно интересно…

— Да, интересно!

Она пошла к двери.

— Давайте спустимся в столовую, выпьем колы. А то очень хочется пить.

Он двинулся следом, пытаясь отогнать странную тяжесть, смутную и тревожную, появившуюся в голове, а может, в груди или животе, — он не мог понять, где именно. Он вообще больше ничего не понимал.


— Как по-вашему, какой путь выбрал Эркки?

— Через лес, — она показала куда-то влево, — там есть небольшое озерцо, которое мы называем Колодец, но там мы уже искали. Если пройти мимо озера дальше в чащу, то выйдешь на трассу как раз в том месте, где она пересекается с проселочной дорогой. А если Эркки видели на Финском хуторе, значит, направление совпадает.

Вскоре они уже сидели в столовой. Она выжала в стакан с колой лимон, а он спросил:

— А как вы объяснили бы обычному человеку, что такое психоз?

Из-за лимонного сока кола в ее стакане немного посветлела.

— А вы считаете себя обычным человеком? — с вызовом уточнила она.

Может, это комплимент, а может, и нет — он точно не понял. Сейер рассеянно притронулся к висящему на поясе мобильнику.

— С одной стороны, это понятие настолько отвлеченное, что объяснить его никак невозможно, — тихо проговорила она, — но я сама считаю психозы своего рода внутренним тайником. Когда все защитные реакции нарушены, а твоя душа полностью открыта, то всякий может добраться до нее. В таком случае любое действие, даже совершенно незначительное, воспринимается как вражеское нападение. И Эркки нашел убежище. Он разработал особую внутреннюю тактику, пытаясь таким образом выжить. Эркки придумал что-то вроде контролирующей инстанции, которая постепенно становилась все более могущественной, так что теперь его действия и решения полностью от нее зависят. Понимаете? — Отпив колы, она вытерла губы тыльной стороной ладони.

Сейер кивнул.

— А он сможет сам себе помочь?

— Скорее всего нет, в этом-то и вся сложность. Хотя болеть по-своему выгодно. Знаете, приятно ведь лежать с температурой в кровати, когда вокруг вас все прыгают.

«Это точно», — грустно подумал он.

— Эркки серьезно болен?

— Довольно серьезно. Но он, несмотря ни на что, может ходить. Он не отказывается от пищи и принимает лекарства. Иными словами, он идет на сотрудничество.

— А шизофрения — это что такое?

— Это просто название, ярлык, который мы придумали от беспомощности и наклеиваем на тех, чей психоз не проходит. А продолжается, к примеру, несколько месяцев.

— И как давно Эркки заболел?

— Он из тех, от кого уже многие отказались. Он переходит из одной лечебницы в другую, словно какая-то бракованная вещь. — Она тяжело вздохнула. — Если он действительно убил ту женщину, боюсь, Эркки безнадежен. И тогда ему уже ничем не поможешь. По крайней мере, я не смогу ему помочь.

— Но… — посмотрев на нее, Сейер поднял стакан, — вам что-нибудь известно о причинах его болезни?

— Не очень многое. Но у меня есть кое-какие догадки.

— Поделитесь ими со мной?

— Порой мне кажется, что это связано со смертью его матери.

— По слухам, Эркки сам убил ее, — быстро проговорил Сейер. Даже чересчур быстро…

— Да-да, это я слышала. Он сам распустил эти слухи.

— Но зачем?

— Ему кажется, что это правда.

— Но вы ему не верите?

— Для меня этот вопрос остается открытым. Всем нужно дать шанс, — твердо заявила она.

«Да, — подумал он, — мне тоже нужен шанс. Но даже если бы мне принесли его на блюдечке, я отказался бы… Обручального кольца у нее нет, но это ничего не значит. Раньше кольцо было верным знаком, и незамужних легко было вычислить…» Так он вычислил Элису — по гладким длинным пальцам без колец. «Господи, да о чем я думаю?» — внезапно опомнился он, а вслух спросил:

— Как она умерла?

— Она упала с лестницы.

— Он мог столкнуть ее?

— Ему было восемь лет.

— Дети в этом возрасте постоянно толкаются и пихаются. Иногда случайно, а бывает, что они так играют. Эркки в тот момент находился дома, верно?

— Он был свидетелем ее смерти.

— Только он?

— Да.

— Что именно вам известно?

— Почти ничего. Когда приехала «скорая», Эркки сидел на лестнице и, очевидно, уже долго, не шевелясь, просидел там. — Она вытащила из нагрудного кармана пачку сигарет «Принс лайт» и добавила: — Это произошло очень давно.

— Еще кое-что. Ленсман Гурвин упомянул, что Эркки прожил какое-то время в Штатах.

— В Нью-Йорке. Эркки прожил там семь лет вместе с отцом и сестрой. Оттуда они регулярно приезжали в Норвегию. На Рождество, например.

— И там он тесно общался с каким-то не совсем обычным человеком — это правда?

Она вдруг улыбнулась.

— Этого я проверить не смогла. Я поговорила с отцом Эркки, и он сознался, что не особенно следил, чем сын занимается в свободное время. Дочь он любит больше — в отличие от Эркки, ей во всем сопутствовал успех, особенно в общественной жизни. Но вас-то интересует личность этого колдуна, верно?

— Может, именно он заморочил Эркки голову?

— Эркки заболел еще раньше. Но это, конечно, лишь ухудшило его состояние. Хуже всего… — Умолкнув, она посмотрела на стакан с колой. Доктор Струэл явно раздумывала, признаваться или это будет уже слишком. — Хуже всего то, — повторила она, — что иногда мне действительно кажется, что у Эркки есть дар. Что он видит больше нашего и способен влиять на ситуацию. Если он сильно чего-то пожелает и сосредоточится. Получается, что он может усилием воли влиять на действительность. Вот так-то. Я во всем вам призналась.

Сейер нахмурился. Да она слегка чокнутая! Досадно, ведь она так ему понравилась… И вначале она казалась такой здравомыслящей и образованной женщиной… Вот напасть!

— Расскажите, — попросил он.

Она посмотрела в окно, на скульптуру, представлявшую собой обнаженную девушку — стоя на коленях, та будто оглядывала больничный садик.

— Я расскажу вам о нашем первом индивидуальном занятии с Эркки. У каждого пациента есть постоянный лечащий врач, и вдобавок все они участвуют в сеансах групповой терапии. И вот настали день и час Эркки. Я ждала его в кабинете и не знала, придет ли он вовремя. Прежде я ему показала, как найти мой кабинет. Он пришел вовремя, минута в минуту. Я кивнула головой на диван возле окна, и Эркки сел. Его тело обмякло, он молчал. Глаз его я не видела. Мы ничего не говорили. Этот момент всегда казался мне каким-то волшебным. Первое занятие, первые слова… — Врач рассказывала тихо и очень медленно. Сейер ощутил, как поток ее мыслей захватывает его, почувствовал, будто тоже оказался вдруг в ее кабинете рядом с Эркки. — «У нас ровно час, — сказала я, — и сегодня тебе решать, как мы его проведем». Он не ответил. Я решила не начинать первой. Молчание меня не пугает, пациенты довольно часто попадаются молчаливые, а порой во время первого занятия они вообще ничего не говорят. И во время второго тоже. Поэтому подобное меня не удивляет. Эркки не напрягался, он уселся так, словно пришел отдохнуть. Ни напряжения, ни тревоги… Немного погодя я сама заговорила — просто тихо и спокойно начала рассказывать о себе.

— О чем вы рассказали? Вам разрешается говорить о себе?

— Ну конечно, в разумных пределах. — Она принялась перечислять, будто зачитывая инструкцию: — Можно рассказывать о себе, но не слишком личное, проявлять заинтересованность, но ненавязчиво. Решительно, но не жестко, участливо, но без лишних чувств. Ну, и так далее в том же духе. Я сказала Эркки, что мы с ним должны разработать особый язык, понятный лишь нам двоим, который посторонние расшифровать не смогут. «Посторонние» — значит его внутренние голоса, которые сбивают его с толку и отравляют ему жизнь. Я сказала, что нам нужно придумать секретный способ общения. Собственный тайный шифр. И если ему захочется рассказать мне о чем-то, то пусть зашифрует сообщение. А уж расшифровку я возьму на себя. — Она перевела дух. — Но на мои слова Эркки никак не отреагировал. Время шло, а я все ждала, когда он подаст мне хоть какой-нибудь знак. Мало-помалу меня одолела дремота. Сам облик Эркки излучал спокойствие — он выглядел хозяином моего собственного кабинета. А затем он вдруг поднялся, и я вздрогнула. Не обращая на меня никакого внимания, Эркки направился к двери. Подобное запрещается, поэтому я остановила его. Однако он лишь повернулся и указал на левое запястье, хотя никаких часов у него не было. Наше время вышло. Настенных часов у меня в кабинете тоже нет, но Эркки оказался прав: прошло ровно шестьдесят минут.

— И как вы поступили? — с любопытством спросил Сейер.

Доктор Струэл тихо рассмеялась:

— Я попробовала схитрить: улыбнулась и сказала, что у нас еще пять минут. И тогда он и произнес одно-единственное слово. Его первым сказанным мне словом было «ложь».

Сейер посмотрел в окно на зеленую лужайку. Он вдруг вспомнил, что уже поздно и пора возвращаться в отделение, причем не с пустыми руками, а с какими-нибудь важными сведениями. А ведь он даже на звонки не отвечал, пока сидел здесь… Возможно, они уже отыскали обоих… Пока он тут предавался размышлениям о загадках психиатрии… И об этой женщине… О том, что могло бы произойти… И будущее вдруг предстало совсем в ином свете.

— Затем, — продолжала врач, — я сделала в журнале пометку. Я поставила ноль по делу Эркки.

— Если Эркки угрожают, как он поведет себя?

На лице ее отразилось беспокойство — она явно переживала за Эркки.

— Он будет отступать. Он способен лишь на самооборону.

— А если отступать дальше некуда? На что он способен, если угроза действительно серьезная?

— Я вам сегодня уже пыталась намекнуть, но вы не поняли намека. Он просто-напросто кусается.

— И куда же он кусает?

— Куда получится.

* * *

Эркки спал. Остановившись в дверях, Морган разглядывал его. Грудь и живот спящего от шеи до пупка пересекал уродливый, неровно зарубцевавшийся шрам. Морган никак не мог придумать, откуда на груди Эркки взялась такая рана. Затаив дыхание, Морган лишь стоял и смотрел, хотя собирался разбудить Эркки. Сам Морган долго сидел на диване в гостиной, бездумно глядя в стену, и слушал радио. Ничего нового. Зато они сказали, что он взял сто тысяч крон. Морган пересчитал деньги — так оно и было. Теперь Морган тихо разглядывал Эркки, хотя ему казалось, будто есть что-то неприличное в том, чтобы вот так пялиться на спящего. Вот если бы на месте Эркки была девушка, все было бы иначе…

Во сне Эркки дышал легко, а его веки слегка подрагивали, словно ему что-то снилось. Черная кожаная куртка и футболка валялись на полу. «С чего мне вдруг захотелось его разбудить? — недоумевал Морган. — Я что, псина, которой не хватает общения? Ну его к черту — пусть спит себе. Все равно он неразговорчивый. Копается в собственном болезненном воображении, а до моей болтовни ему и дела нет. Тем не менее, когда он спит, может сойти за нормального… Интересно, во сне он остается психом?.. Неужели у него и сны безумные? Или где-то в глубине души он нормальный? Просто сам этого не осознает».

А потом Морган вдруг вздрогнул: Эркки неожиданно открыл глаза. Проснулся он мгновенно. Обычно, просыпаясь, люди ворочаются, всхрапывают и постанывают, а Эркки просто открыл глаза. В первые секунды после пробуждения они казались огромными, но потом Эркки заметил Моргана и прищурился.

— Что у тебя с грудью? — выпалил Морган. — Ты чего, харакири делал?

Двое из Подвала возились, собираясь с силами, поэтому Эркки молчал. Иногда они там такие неповоротливые…

— Мне чего-то тоскливо, — признался Морган. Вообще-то он был честным парнем. — Уже поздно. Давай выпьем?

Эркки медленно поднялся с постели. Ничего не изменилось. Посмотрев на пистолет в руках Моргана, он натянул футболку и прошел в гостиную. Морган поставил радио на подоконник, а антенну просунул наружу сквозь разбитое стекло. В доме было прохладно, но над лесом поднимался туман, и Эркки показалось, что вода в озере даже светится от жары.

— Я проголодался, — заявил Морган, — поэтому я глотну виски. — Вытащив из сумки литровую бутыль, Морган отвинтил крышку.

Эркки разглядывал его — по обыкновению, исподлобья, так что казалось, будто он что-то замышляет.

— Виски — лучшее лекарство, — сказал Морган. Какой все-таки пронзительный у этого Эркки взгляд, будто он знает о жизни и смерти что-то такое, что никому больше не ведомо. — Виски лечит и голод и жажду. Помогает от скуки и при несчастной любви. Исцеляет страх и отчаяние. — Морган отхлебнул из бутылки, и лицо его перекосилось. — Умеренное пьянство — лучшее решение всех проблем, — продолжал он, — ты знаешь, что такое «умеренное»?

Эркки знал. Морган вытер губы.

— Выпиваю я регулярно. Но по утрам не напиваюсь, знаю меру и никогда не сажусь пьяным за руль. Я всегда держу себя в руках, — он сделал еще один глоток, — и если ты надеешься, что я сейчас упьюсь в стельку и ты сможешь смыться, то ошибаешься.

Морган протянул Эркки бутылку, и тот удивленно оглядел ее. От спиртного он был не в восторге, но чувствовал себя вымотанным и опустошенным, к тому же, кроме виски, у них все равно ничего не было, поэтому выбирать не приходилось. Оставалось лишь взять бутылку. Эркки ведь не просил — Морган практически впихнул бутылку ему в руки. Внимательно изучив этикетку, Эркки медленно повертел перед собой бутылку, а затем понюхал горлышко.

— Да брось, я же не отраву тебе предлагаю!

Эркки поднес бутылку к губам и отпил виски. На его глазах не выступило ни слезинки. Под ложечкой вдруг потеплело, но сначала обожгло рот, затем горло, а потом жжение распространилось по всему желудку. А еще чуть погодя он почувствовал сладковатый привкус, какой бывает от конфет.

— Ну что, хорошо? — заулыбался Морган. — А где ты вообще живешь? У тебя есть квартира?

«Я живу возле моря, — подумал Эркки, — свежий воздух, красивый вид, и оплачивает ее государство. Одна комната, кухня и ванная с туалетом. Этажом выше живет старик, по ночам он расхаживает по квартире и иногда плачет. Я это слышу, но мне все равно. Если я подам ему руку и выслушаю его, то у него появится надежда. А надеяться не на что. Никому из нас».

— И чего это ты такой скрытный? — спросил Морган, потянувшись за бутылкой.

— Там плохо пахнет, — тихо проговорил Эркки.

От звука его голоса Морган опять вздрогнул.

— Где плохо пахнет? У тебя в квартире? Оно и немудрено. От тебя тоже попахивает. Поэтому наша прогулка наверняка пойдет тебе на пользу.

— Сырое мясо плохо пахнет. Особенно на такой жаре.

— Чего это ты несешь?

— Оно лежит на кухне. Я каждый день ем его на завтрак, — серьезно сказал Эркки, и Морган недоверчиво уставился на него.

— Ты придуриваешься или у тебя галлюцинации? Ты пошутил, да? В том, что ты псих, я не сомневаюсь, но что ты еще и завтракаешь сырым мясом — сроду не поверю! — Несмотря на жару, по спине у Моргана побежали мурашки. Этот Эркки, что же он за человек? — Хлебни-ка еще. Наверное, тебе вредно сидеть без таблеток. Но если хочешь знать мое мнение — виски лучше. — Опустившись на пол, Морган положил пистолет рядом. — Слушай, а когда ты понял, что у тебя крыша съехала?

Вместо ответа Эркки искоса посмотрел на Моргана.

— Это и правда было так, как в книжках пишут: в одно прекрасное утро ты просто проснулся и почувствовал себя отвратно? А потом подошел к зеркалу и увидел то, чего больше всего на свете боялся, как из глаза у тебя выползают красные червяки? — Морган хохотнул и завинтил крышку.

Эркки прикрыл глаза. В Подвале что-то тихо загудело. Предупреждение…

— Нет, не червяки, — спокойно прозвучал тонкий голос Эркки, — жучки. У них были такие гладкие крылышки… Черные, как капельки нефти, они блестели в лучах солнца.

Морган растерянно заморгал.

— Это шутка, да? Я знаю, что это происходит по-другому. Может, ты и идиот, но не смей и меня держать за придурка. По-моему, — глубокомысленно заявил Морган, — очень важно просто понять, из-за чего ты заболел. Я поэтому и спросил. Может, это наследственное? Твоя мать тоже была чокнутой?

Эркки молча прислушивался. Этот человек выплевывает слова, будто мусор. Они вылетают из его рта, словно жеваная бумага, картофельные очистки, кофейная гуща, огрызки яблок…

— А ты, — тихо спросил Эркки, — когда ты сам это понял?

— Что понял? — Удивленно заморгав, Морган отвел взгляд и посмотрел в окно. — Как с тобой сложно разговаривать. Ладно, выбирай сам. О чем хочешь, о том и поговорим. Тебе решать, — и Морган тяжело вздохнул, — до вечера еще долго… — Он вновь замолчал. Поджав ноги, Эркки сидел на диване.

— Мир охвачен войной, — сказал наконец он.

— Вон оно как? Ну, наверняка так оно и есть… А можешь рассказать про клинику, где ты лежал? — почти умоляя, попросил Морган. Вообще-то Эркки и впрямь было, о чем рассказать… Если захочет… Например, о Рагне, которая никак не могла смириться с тем, что она женщина, и которую постоянно находили лежащей в кровати или в душевой кабинке, изрезанную, в луже крови, потому что она пыталась отрезать себе половые органы. А когда ты женщина, проделать подобное нелегко. «Кола, чай и кофе, — подумал Эркки, — пиво, вино и водка. Рассказать этому кудрявому дурачку или нет? Никогда».

— Ну, нет так нет… — Морган понуро посмотрел на Эркки. — А ты не гений? Гениальный мыслитель? Я серьезно, не исключено ведь, что ты очень сообразительный, хотя с виду и не скажешь.

Эркки не ответил. Этот человек даже не глупец, а самое настоящее убожество… Морган вздохнул. Он устал. Разговаривать его пленник не желает, а звук собственного голоса ему уже надоел. К тому же он несет какую-то чушь… И заснуть не сможет. И даже пить больше нельзя. Сидеть рядом с другим мужиком и ни словом не перемолвиться с ним — нет, к такому Морган не привык. Его это раздражало.

— На что ты потратишь деньги? — доброжелательно поинтересовался вдруг Эркки.

— Деньги?

— Из банка. Ты купишь себе «Нинтендо»? Все мальчишки мечтают о «Нинтендо».

Резко вскочив, Морган подошел к окну и посмотрел на озеро. Вода в нем была темно-кирпичного оттенка и блестела, будто стекло. Морган оглядел наклонившийся ствол высохшей сосны… Скоро по радио опять начнутся новости. Интересно, когда полицейские обнаружат их машину?.. Тогда станет ясно, что они ушли в лес…

— Пойду отолью, — сказал он, направившись к двери. Пистолет Морган прихватил с собой. — Сиди тут. Я только на крыльцо выйду.

Морган вышел на улицу и вдохнул горячий воздух. В это время дня бывает жарче всего. Скорее бы наступила темнота… Но до осени ночи будут светлыми. «Как же вся эта возня надоела…» — уныло подумал он.

Пересев с дивана на пол, Эркки привалился к стене. Он слышал журчание, слышал, как Морган потом застегнул «молнию» на брюках. От виски по телу разлилось приятное тепло. Ему хотелось еще выпить. Морган вернулся в дом. Эркки хотелось попросить его, но тогда пришлось бы нарушить правила. Нельзя ни о чем просить. Нет, это недопустимо. Морган решительно подошел ближе, перешагнул через сумку и, отвернувшись, принялся настраивать радио. Он чуть покрутил антенну, а Эркки разглядывал его обтянутую майкой грудь и мускулистые ноги. «Родиться мужчиной, у которого все на месте, и при этом так нелепо выглядеть, будто тебя, как конструктор, собрали из каких-то разрозненных деталей, которые никак не сочетаются друг с другом…» Оба молчали. Эркки набирался сил, чтобы озвучить просьбу. Он не мог вспомнить, когда он в последний раз о чем-то просил… Наверное, много лет назад… Казалось, слова слиплись в комок, который застрял где-то в горле. Тогда Эркки пристально посмотрел на сумку, собрав в одном глазу всю свою мощь, так что взгляд превратился в луч, насквозь прожигающий черную ткань сумки. Вскоре над сумкой поднялась тоненькая струйка дыма. Запахло паленым. Морган развернулся. Из Подвала раздался слабый грохот, словно с какой-то далекой горы сорвалась лавина. Грохот нарастал и вскоре уже напоминал гром. Нестора охватил огонь. Вскоре на грязном полу проступило что-то темное. Всего в паре сантиметров от ног Эркки тек кровавый ручей. А сумка оказалась по другую сторону ручья.

— Ты чего? — заволновался Морган. — Тебе плохо?

Эркки не отрывал взгляда от сумки.

— Хлебни-ка еще виски. Это должно помочь, — испуганно предложил Морган.

Эркки неподвижно разглядывал кровавую лужу.

— Слышишь? Возьми там бутылку.

Но пошевелиться Эркки не мог: рукой до сумки не дотянуться, поэтому придется встать и шагнуть, и тогда он наступит прямо в теплую вязкую кровь.

— Господи, как же с тобой сложно! Мне что, взять тебя на ручки и напоить из соски?! — Схватив сумку, Морган вытащил из нее бутылку и протянул ее Эркки. Эркки вцепился в бутылку и отхлебнул виски. Огонь в сумке потух.

«Тебе повезло. Не надейся, что в следующий раз опять повезет».

— Я не жадный, — заявил Морган, — уж что-что, а жадным Моргана не назовешь! — Взглянув на глотающего виски Эркки, он вышел на кухню.

Эркки подумал, что это правда: Морган, конечно, странный, но не жадный. Он услышал, как Морган выдвигает ящики и открывает дверь в кладовку. Пока его не было, Эркки сделал еще несколько больших глотков. Тихо выругавшись, Морган начал выбрасывать из ящиков всякий мусор. Потом за стеной что-то зашуршало. Значит, Морган добрался до завернутых в полиэтилен свечек. Из кухни он направился в спальню. Эркки выпил еще немного, прислушиваясь, как Морган стучит по стенам. А затем оттуда донесся истошный крик:

— Нет, ты только погляди на это!

Поднявшись, Эркки поплелся на голос.

— Ты звал, господин? — Зажав в руке бутылку, Эркки остановился в дверях. Пистолет лежал на подоконнике.

— Гляди, чего я нашел! — И Морган протянул ему сложенный в несколько раз коричневатый листок. — Лежало под кроватью! Это карта Финского хутора! Давай выясним, где мы сейчас. — И он зачитал: — «Карта Финского хутора, Государственное картографическое управление, тысяча девятьсот шестьдесят пятый год». — Эркки, помоги! — Взяв пистолет, Морган вернулся в гостиную. Эркки последовал за ним. — Ты в картах разбираешься? Помоги мне! Ты можешь найти на ней этот дом? — Он развернул карту, и от прикосновения бумага едва не раскрошилась.

Вглядевшись в карту, Эркки ткнул пальцем в маленькое выцветшее пятнышко и тихо произнес:

— Мы здесь.

— Вот так просто? — удивился Морган. — Откуда ты знаешь?

— Посмотри на озеро, — ответил Эркки, — оно такой же формы, как и на карте. Оно называется озеро Райское.

— Ух ты! У тебя тоже бывают просветления. — Морган подошел к окну. По форме озеро было точь-в-точь как на карте. — Черт, ты, оказывается, прекрасно тут ориентируешься! А вообще-то мы не очень далеко ушли… — добавил он, — сегодня ночью я заберусь на холм и спущусь вот тут, — Морган указал на карту, — а для прикола мы с тобой поменяемся одеждой. — И Морган схватил бутылку. Ему наконец полегчало. Теперь он знает, где они находятся, у холмов и озер в округе есть названия, и здесь повсюду дороги, у которых тоже наверняка есть номера.

Загрузка...