Не буди девочку! До утра...

«ДЕВКИ ПРИКОЛОЛИСЬ?»

Три часа ночи. Его плохо переносят больные и сиделки, заключённые и охрана, а хуже всех — стоящие у конвейера. Варавиков — из последних. Чтобы рассеять туман в голове, он проговаривает текст:

«После остановки сердца кровь под действием силы тяжести устремляется вниз, и кожа краснеет. Это показывает…»

— Вара-а-а-виков, шаб-а-аш! — монтонный гул уступает место женскому голосу. — Мы — к-о-о-фе пить! Ты один за всех. — Голос ударяет в высокие своды цеха и рекошетит в ушные проходы дребезжащим:-Ех-ех-ех… А молодой человек тем временем продолжает:

— «…показывает, что в момент убийства ниже всего у жертвы были ноги».

На слух артиста народного театра звучит коряво. Да и пьеса ему не по душе. Но режиссёр настаивает: пора потрафить массовому вкусу.

Варавикову без разницы, какой вкус у местных зрителей. Главное, выходить на сцену.

— «…Ниже всего у жертвы были ноги».

Воображение мгновенно и зримо выдаёт данную часть тела: нога, пристроившись на стыке двух брёвен, движется к нему по транспортёру. Варавиков запускает пятерню в шевелюру. Приём, помогающий обуздать расходившуюся фантазию. Но картинка не стирается, а укрупняется до того, что становится различим педикюр.

«Девки прикололись! Кому ж ещё?»

В прошлый раз его напарницы пустили по транспортёру фаллос.

Муляж стопы, подобно товару из «Интим-товаров», тоже выполнен искусно — вплоть до сморщенной кожи подошвы и сорванного ногтя мизинца.

Как и в предыдущем случае Варавиков не убирает посторонний предмет. Это запрещается правилами техники безопасности. К тому же чрево дробильной машины перемалывает так, что на выходе обнаружить что-то, не имеющее отношения к целлюлозно-бумажному производству, невозможно.

Спустя несколько секунд после того, как женская нога вместе со своей подложкой в виде соснового и осинового брёвен исчезают в дробильной машине, Варавиков делает шумный выдох. Как на занятиях йогой.

ПОП И М.Ч.

«Никогда не жалуйся! Никогда не оправдывайся!»

Слоган будет начертан на его футболке:

Это первое наставление, которая она получит от него. Ещё до личного знакомства.

Чувак путешествует в компании с… попом. И время от времени что-то карябает в блокноте. Журналист? «Симпотный!»

…Поп с умилением оглядывает приближающийся берег:

— Людей-то на пристани! Дождём не смочишь!

— Как? — оживляется молодой спутник. — Дождём не смочишь?

— Праздник нынче. Первый рейс «Поморской звезды» встречают! — поясняет дама в соломенной шляпе.

…Шаткие сходни требуют ловкости. Множество глаз у дебаркадера притягивает её головной убор: что-то типа мотоциклетного шлема. От толпы отделяются девушка с косой и белобрысый пацан.

— С приездом! Я — Светлана. — И касаясь острого мальчишечьего плеча:-А это мой брат Васёк.

— Привет, — без тени улыбки здоровается пацан.

— Апполинария. Можно просто Аля. — Гостья касается головы, словно извиняясь за её нелепое убранство.

— Инопланетянка! — хмыкает пацан и тут же осекается под взглядом сестрицы. Владелица шлема замечание «игнорит».

— А ты, Аля, налегке, — Светлана кивает на рюкзачок москвички.

— Я же не на курорт приехала! — усмехается та и кивает на лестницу, вьющуюся по склону: — Крутая у вас горка!

— Это не горка, а угор! — поправляет Васёк.

— Какая разница?

К ним приближаются молодой человек («Never complain and never explain») и чёрная ряса.

То, что эти двое связаны общим делом, не вызывает сомнений. Во время плаванья благодаря звукопроводимости речного воздуха Алиных ушей достиг обрывок разговора.

— Род древний, но угасающий, — поведал поп. — Остались два наследника.

— Зато наследство завидное, — откликнулся молодой спутник. — Библиотека!

— Редкие издания?

— Старинные. А у одной переплёт — красный мароккен! — И после многозначительной паузы:-А вы, Олег Яковлевич, по-прежнему книгами интересуетесь?

— Теперь, слава Богу, не Олег Яковлевич, а отец Авель. А что касается книг — каюсь, имею слабость…

Далее беседа велась в удалении от любопытствующих ушей, и москвичка вернулась к собственным переживаниям.

Теперь, когда недавние попутчики приблизились почти вплотную, она снова непроизвольно коснулась шлема, словно желая освободиться от него. А молодой человек расплылся в улыбке.

Как у Чеширского кота, подумала Алька.

Хорошо, что уши у него на месте, иначе бы рот доехал до затылка, подумала Светлана.

Выждав, когда мужчины удалятся на приличное расстояние, Аля осведомляется: — Ты знаешь этого чувачелло?

— Никакого чувачелло я не знаю! — отрезает девушка.

— Это гость отца Авеля, — поясняет пацан.

— Какой классный «МЧ!» — Алькина диафрагма расширяется и замирает: — Солнечный удар!

— Какой удар? — От подавляемого смешка мальчишечий голос срывается и даёт петуха. — Вон ветер-сиверко задул!

— Это Иван Бунин, мальчик. — Диафрагма сдувается. — Рассказ так называется.

— А «МЧ»? — Светлана отбрасывает косу за спину таким жестом, словно бросает причальный конец.

Ну и дремучая, думает Алька.

Они движутся к деревянной лестнице. У её основания — дама с теплохода. Соломенные поля шляпки обрамляют её голову, как нимб, обе руки немилосердно оттягивает поклажа.

— Здравствуйте, Надежда Степановна! — здоровается Васёк.

— Здравствуй, Василий! Здравствуйте, Светлана Михеевна!

— Вам помочь? — вежливо осведомляется Светлана.

— Если не трудно, а то мой хозяин опять на службе задерживается.

Брат и сестра подхватывают сумки, и вся компания начинает подъём на угор.

Где-то на середине пути этаким колобком к ним скатывается мужик с большой головой гнома и в форме.

— Здравствуй, жёнка! — Он так неловко обнимает жёнку, что соломенная шляпка даёт крен, обнажая плохо прокрашенные волосы. Мужик в форме полицейского, теперь это очевидно, поправляет жёнкин головной убор и кивает в их сторону:

— Привет Беспоповцевым!

— Кто эта тётка? — интересуется приезжая, когда пара оказывается вне зоны слышимости.

— Это не тётка! — возражает Светлана. — Надежда Степановна — руководитель кружка «Юный краевед»!

Но москвичка, вглядываясь в ряд изб, уже не слышит: — А где ваш дом?

Вместо избушки на курьих ножках, которую предполагала увидеть гостья, взору предстало двухэтажное бревенчатое строение. А перед ним — топорщившаяся сухими ветками ель. Чуть подалее — гроздья сирени — такого размытого цвета, словно их обработали хлоркой.

«Фиговый дизайн. Не катит…»

ХЭППИ — ЭТО СЧАСТЛИВАЯ

Больше всего на свете Аля любит поспать и предаётся своей слабости в любое время суток и в любом месте. Но в ту первую ночёвку ей не спалось. А повинен был не только «МЧ». Солнце! Оно не желало уходить за горизонт. Белые ночи для новичка-испытание, а уж если взамен штор — куцые занавесочки…

Утром она не сразу поняла, где находится. Тело утонуло в упругой, как поднявшееся тесто, перине. На подоконнике маячили два пятна-серое в полоску и тёмное.

— Ми-и-иу! — Кошка с огромными, в пол морду глазами потёрлась о раму. А её кавалер — чёрный, в колтунах котяра — навёл тощий крестец и… пульнул в стекло пахучей жидкостью, после чего, исполненный достоинства, ретировался.

Натянув джинсы и футболку, которые приобрели за ночь дымчатый налёт кошачьей шерсти, и оставив шлем на стуле, Аля прошла к умывальнику. Приветственно звякнул металлический стержень — полилась вода. Однако иссякла раньше, чем завершился утренний туалет. Раздосадованная, девушка двинулась в просторную комнату, выполнявшую роль столовой.

Молодая хозяйка разговаривала с ранними посетителями. Даже по деревенским меркам те выглядели невзрачно: брюки и футболки, давно забывшие, какого они цвета. Старшая — худая, поджарая — напоминала афганскую борзую из отцовского поместья. Похоже, тётка позабыла дома искусственную челюсть. Если таковая имелась. На голове той, что помладше, красовалась красная в белый горошек панама, делавшая её похожей на мухомор.

— Вэлкам в «Другое Место»! — провозгласила шляпа-мухомор.

Светлана, перехватив вопросительный взгляд жилички, пояснила:

— Таракановка-особое место. — И глянув на обритый череп жилички: — А ты сегодня в новом обличье!

Речь северян — быстрая, отрывистая. С непривычки Аля даже не сразу уразумела, о чём толкуют, но улыбку выдавила. В то первое утро она жаждала кофе и подсела к столу в надежде, что ей предложат чашечку. Облом! В этом доме признавали только чай. Да и то с недавних пор. «Кто пьёт чай — от Бога отчаян!» — утверждали предки Беспоповцевых.

Рядом с самоваром Аля приметила учебник:

— Язык международного общения осваиваете?

— Осваиваем! — с вызовом подтвердила женщина. — Доцу в деревне Хэппи кличут.

— Хэппи? В переводе с английского — «счастливая».

— Но это не потому, что я взаправду такая.

— А почему?

— Я занимаюсь со Светланой Михеевной. Она научила меня песенке.

И «доца» тоненько запела:

— И как это по-русски? — задала вопрос Светлана, одобрительно покивав.

— А по-нашему так: я счастливая, ты счастливая, мы счастливые.

— Это для того, чтобы освоить личные формы глагола «быть», — пояснила педагог квартирантке.

— Интересная методика, — отозвалась та.

— Да, вот так! — гордо подтвердила ученица.

— Аля, познакомься! — спохватилась хозяйка. — Это Лариса и её дочка Марина.

— Найс ту мит ю! — прочирикала девушка.

— Класс! — заметила квартирантка. — А с кем же вы в своей тьму-таракани намерены беседовать?

— У нас соседка Маша английский выучила, да за норвега замуж и вышла, — торжественно объявила Лариса. А Марина добавила: — У нас мужики либо монахи, либо больно «заваляшши». Пропойцы, драчуны и ругатели.

— Мотивация понятна.

— Мы слов ваших не знаем. Мы девки не учёные, а толчёные! — оскорбилась Лариса.

— Ясненько. Тогда «гуд лак», — подвела черту квартирантка, всё более раздражаясь из-за отсутствия кофе. «И с этим пиплом мне жить! Жесть!»

— Давайте пить чай! — предложила хозяйка. Но гости, отказавшись от угощения, поспешили удалиться.

— Марина — феноменальный человечек, — сообщила Светлана заметив кислое Алино лицо. — Она воспитывалась в интернате для умственно-отсталых детей. Там не преподают иностранный язык, но у неё огромное желание учиться. И она делает успехи!

В ответ столичная барышня лишь повела плечами.

За завтраком её настроение улучшилось: сделали своё дело кулебяки с рыбой и шаньги, вышедшие из недр русской печки. Уже знакомая кошка зачерпнула лапой из плошки что-то белое (Сметана? Сливки?) и принялась сосредоточенно слизывать.

— Как зовут киску?

— Мурёнка.

— А как будет называться житель Таракановки?

— Ты что? Думаешь, мы от насекомых произошли? — вскипел молодой хозяин, всё это время хранивший молчание.

— К чему так «агриться»? — Аля одарила мальчика снисходительной улыбкой.

— Чего?

— Расскажи, братик, историю! — ободряюще улыбнулась Светлана.

— «Таракановка» — это на языке чуди, — начал пацан.

— «Чудь начудила и меря намерила…» В школе учили! — перебила квартирантка.

— Эти племена жили на нашей территории. А потом под землю ушли. Обитают где-то в здешних карстовых пещерах…Так гласит легенда. — Васёк говорил медленно и громко-так объясняют иностранцам.

— А что само название означает? — нетерпеливо прервала Алька.

«Тара» — это типа посудины. А «кановка» — молоко. Здесь много коров паслось.

— А в словаре Даля, — вступила в разговор сестра — есть загадка: «Широко поле ногайское, на нем много скота тараканского и один пастух, словно ягодка».

— И что это? — со скучающим видом спросила слушательница.

— Небо, звёзды и месяц! — выпалил Васёк.

— Прикольно, — согласилась московская барышня из вежливости, а потом сменила тему:-Светлана, а зачем этой Хэппи «инглиш»? Она, небойсь, дальше своей деревни и не бывала.

— Английский Марине, возможно, и без надобности. Это скорее для меня важно.

— Замуж за иностранца собралась?

— Соломка хочет быть педагогом-дефектологом! — объявляет задетый Алькиным тоном Васёк. — С такими, как Хэппи, заниматься.

— Соломка? Это прозвище? — резко меняет вектор беседы москвичка. Светлана потуже затягивает концы косынки:

— Моё крестильное имя. — И в ответ на Алин вопросительный взгляд:-Я родилась 26 декабря — день памяти Соломии. По преданию она была повитухой у самой Богородицы…

ВСТРЕЧА С ЛЕШАКОМ

После завтрака пацан, уступая просьбе сестры, пригласил гостью на прогулку. Но ни дощатые мостки вместо тротуаров, ни деревянные кони на крышах впечатления не произвели. Лишь монастырские ворота заставили девушку замедлить шаг: вчера за ними скрылись поп и «МЧ».

Солнце приближалось к зениту. Молодые люди вышли на окраину. Поодаль мелькнули кресты.

— Кладбище? Давай глянем! — предложила Аля.

— Зачем?

— Прикольно…

Место вечного покоя взято в кольцо соснами-великанами. Но прежде, чем попасть под их тень, посетителям пришлось продираться сквозь кустарник и даже подвергнуться атаке вездесущей «комарильи». Они подошли к первой могилке, когда послышался глухой стон. Или ворчание?

Мальчишечьи пальцы сжали Алино запястье:

— Тихо!

— Что это?

— Сымай куртку!

Алька повиновалась. Васёк вывернул одёжку, а потом снова напялил на стоявшую столбом москвичку. Бесшумно ступая по траве, мальчик пригнулся, как солдат под бомбёжкой. И увлёк спутницу за собой. Та не сопротивлялась. Но очутившись под сенью леса, выдернула руку и бросилась наутёк. Ветки кустарника били по щекам, цеплялись за плечи. Внезапно чащоба расступилась — показалась гладь реки. Пахнуло сырым деревом и дымком. Послышался шорох — это поторопился убраться кто-то из местной фауны.

Затрещал валежник. На берег вышел запыхавшийся Васёк.

— Лешак, — ответил он на вопросительный Алин взгляд.

— Кто?

— Природная сущность.

— И много их здесь?

— У нас половина деревни фамилию Лешуковы носят, — тоном гида объявил Васёк, — и край наш называется Лешуконье.

Они приблизились к обрыву.

— А это называется щелья, — Васёк снова вошёл в роль гида. — Соломка говорит: ты лечиться приехала.

— И что?

— Соломка говорит: у тебя…как это? Аллергия.

Алька непроизвольно касается бритого черепа.

— Блин, а где мой шлем?

— Видать, в лесу потеряла. Пойдём-глянем. — Но девушка, напуганная рассказами о лешаке, наотрез отказывается.

— А ты какой комп «юзаешь»? — спрашивает Алька на обратном пути.

— Летом Соломка не разрешает пользоваться компьютером.

— Боится, что много «гамить» будешь? — Мальчик лишь передёргивает плечами. — Тогда дай почитать что-нибудь.

— У меня только Гоголь. По программе.

— Но я слышала, что у вас тут библиотеки роскошные…

— Роскошные? Не знаю.

— Значит, лапшу на уши вешали…

— И совсем не вешали. У нас дома есть книги. Только они не простые…

— Дорогие что ли? — навострились Алины ушки.

— Старинные. Папе за них большие деньги обещали.

— Откуда они у вас?

— От деда Михея.

— А он где взял?

— От деда Михея.

— Не включаюсь…

— Дедушку и прадедушку Михеями звали. И отца так зовут.

Когда парочка возвращалась домой, встречные провожали её взглядами: слух о жиличке Беспоповцевых успел распространиться по деревне.

На крыльце нарисовалась Светлана — Соломия. Аля ощутила приступ зависти: волнистые пряди надёжно, как шлем римского воина, облегали голову, а затем, освобождённые от зажима, струились по спине.

— Медведь в деревне объявился. На кладбище вчера видели! — оповестила хозяйка.

— А твой «брателло» про лешака заливал.

— Суеверие.

— Получается, ты, Васёк, меня нарочно…

— Да хватит разоряться-то! — огрызнулся мальчишка.

— А зачем куртку наизнанку вывернул?

— Чтобы ты отвлеклась и не запаниковала.

— Вы меня за дурочку считаете?

И тут выросшая из ниоткуда панама-мухомор без всякого предисловия задорно зачастила:

Исполненная чувства собственного достоинства, гостья без слов удалилась в свои покои. Кошка составила ей компанию. Она тёрлась о ноги и мурлыкала, а девушку привычно потянуло в сон. Без сопротивления она погрузилась в сладостное небытие.

«СМОТРИ СТРАХУ В ЛИЦО!»

На следующее утро от хозяйки не укрылось: жиличка завтракает с аппетитом, да и личико прояснилось. Но от помощи в мытье чашек Светлана-Соломия отнекалась: чужим не позволялось прикасаться к посуде. Более того, тарелки и столовые приборы, из которых постоялица ела, хранились отдельно. Впрочем, это обстоятельство меньше всего волновало Алю, которой не терпелось снова увидеть гостя отца Авеля.

Белёсое солнце катится по небу и поджигает окна изб. Погода располагает к длительным вылазкам на природу. Но первым делом следует найти потерянный во время бегства от «лешака» шлем. Светлана-Соломия вызывается помочь. А может, радеет за безопасность квартирантки. И недаром. На кладбище они натыкаются на сплющенные и надкусанные конфеты.

— Топтыгин поработал! — констатирует Светлана-Соломия и предостерегает: — Главное, не проявлять агрессии. И не бежать! У зверя может включиться инстинкт преследования.

Гид не рассчитывает найти в лице москвички благодарного слушателя. Светлане-Соломии известно: когда девушке — скучно, она уходит в аут. Но на этот раз Алины глаза не выглядят осоловевшими: они осваивают пространство. Надгробные надписи. «Покойся с миром!» и «Спи до светлого утра!» — встречается чаще других. А вот длинная: «Над тобой, живущим в тени смертной, свет воссияет!» Судя по фамилиям, жители Таракановки предпочитают держаться всей семьёй и по ту сторону земного пути. Пацан не врёт: Лешуковых здесь много. Впрочем, и Кудреватых достаточно.

— Это Маринкина родня, — поясняет Васёк.

У чёрного мраморного креста брат и сестра останавливаются.

«Родственница?»

«Здесь ожидает воскресения Поликсея Беспоповцева»-выведено золотыми буквами на мраморном надгробии.

«Мать?…»

Аля деликатно отходит в сторону.

Тянутся полуистлевшие деревянные столбики и заржавевшие металлические пирамидки с пятиконечными звёздами. На кладбищенской ограде ворона играет в переглядки с металлическим отблеском внутренности шлема, нанизанного на ветку, а при Алькином приближении пикирует на него.

— Моё! — вопит законная владелица. Воровка ищет укрытия в растительности, облепившей к склон. Алька ныряет следом:-Отдай!

Взмах крыльев и… похитительница уже на противоположной стороне оврага.

— Ах ты ворюга! — Девушка берётся за камень. От возмущения ворона каркает-и…

Алька спешит воспользоваться её оплошностью.

Кое-где блестящая оснастка шлема повредилась, не выдержав варварского обращения. Нахлобучив потеряшку на голову, девушка оглядывается: разбросанные там и сям захоронения сменились настоящей тайгой.

— Све-е-ета! — В ответ лишь птичья перебранка.

Она пытается опознать хоть какую-то кладбищенскую примету. Но кругом лишь сосны-великаны переминаются с ноги на ногу под действием ветра-сиверко. И тогда девушка решает двигаться на истеричний крик чаек. На высоком берегу, по-здешнему, крутояре у ветра ровно столько сил, чтобы собрать запахи болота, древесины и таволги.

— А-а-аля!

Она двинулась на голос и напоролась на сердитый взгляд:

— Твой отец хочет приобщить тебя к реальной жизни. Но потеряться в тайге… Это «ту мач!»

Светлана-Соломия устремилась вперед. Братишка рванул следом. Москвичка последовала их примеру, но догнала лишь на главной кладбищенской аллее. С противоположного её конца показалась старушка в чёрно-красной клетчатой шали.

— Здравствуйте, Анфиса Павловна!

— Спаси вас Бог! — шумно выдохнула бабушка, цепко ухватив выцветшими, но проницательными глазками Алю. — Гляжу, и «московка» ваша тут.

Анфиса Павловна и Светлана-Соломия обмениваются взглядами, и между ними происходит молчаливый диалог, который обе хорошо слышат и понимают: «Да, хлопот с городскими не оберёшься… Но такая уж судьба: принимай, корми, забавляй».

— Что, тяжело, Соломка, за большуху-то оставаться? — осведомилась бабушка.

— Обвыкла. А вы ещё помните, как меня дед Михей называл?

— Как не помнить! — Анфиса Павловна помедлила и присовокупила:-Строг был покойничек, но справедлив. Упокой, Господь, его душу!

— А чья это могила? — москвичка кивнула на скособоченный крест, рядом с которым лежал букетик колокольчиков.

Бабушка обратила ласковый взгляд на холмик:

— Дружок мой здесь спит. — И обратившись к молодёжи, пояснила:-Ждёт Судного дня. Когда архангел вострубит!

— Чего ждёт? — не поняла Аля. Старушка её не услышала:

— Имечко мудрёное у мальчишки. Запамятовала…

— Да не переживайте так! — ободрила бабушку Светлана-Соломия. — Кто не забывает, тот и не вспомнит.

— А годков ему было… Пожалуй, вёсен девять от роду. Он для бани носил воду из проруби. Поскользнулся ли малец или тяжёлое ведро потянуло вглубь — доподлинно неизвестно, — только оказался в ледяной воде. Поговаривали даже, что его шулыкуны утащили.

— Шулы…А кто это? — нетерпеливо прерывает рассказчицу Алька.

— Нежити. Маленького росточка, в остроконечных шапках. Выпрыгивают из проруби в Святки и бродят до самого Крещенья. А потом — бултых!

— Мальчика спасли? — спрашивает Светлана-Соломия, относившаяся к местной мифологии скептически.

— Амвросий! Вот как его окрестили. — Анфиса Павловна смотрит перед собой, как будто пространство приоткрыло для неё завесу времени. — Вытащить-то его вытащили, но захворал дружок…

— А дальше? — подаёт голос Васёк, нервно почёсывая сгиб правого локтя.

— А потом пришла Она. Та самая, что говорит: «Я утеха — детям, я покой — старым, я свобода — рабам, а трудящимся — отдых».

— Это смерть, бабушка? — спросил пацан, так и не справившийся с зудом на сгибе.

— Она самая. Смертушка. Спаси вас Бог, лапушки! А мне пора. Заждался Марк.

— Скучаете, Анфиса Павловна?

— Без него и цветы нецветно цветут, без него некрасно светит солнце красное! — И старица продолжила путь.

— А кто такой Марк? — поинтересовалась «московка», когда они вышли за кладбищенскую ограду.

— Муж.

— А-а-а-! — разочарованно протянула Алька.

«Муж объелся груш!»

— А «большуха» — это главная? — задала она следующий вопрос. Но ответа уже не слышала: из-за поворота вынырнули заново отстраиваемая монастырская стена. На верху маячило коричневое пятно. Компания опознала футболку, мысли Васиных спутниц переключились на него. Алька помахала каменщику, и тот поднял мастерок в приветственном жесте. «Большуха», никак не отреагировав, маршем провела их мимо.

Утром хозяева напрасно ожидали постоялицу к завтраку. Приступили к еде без неё.

Ближе к полудню Васёк легонько коснулся двери:

— Аля, ты спишь?

Ответа не последовало, и мальчик позволил себе заглянуть внутрь. Вещи на своих местах, окна заперты, лысая голова покоится на подушке. Но через считанные мгновения Васёк уже на пороге столовой:

— Померла жиличка-то!

— Не смешно! — невозмутимо отозвалась сестрица.

— Правду говорю! — насупился пацан.

— Сядь!

Васёк опустился на табуретку, а Светлана-Соломия двинулась в горницу.

— Аля! — окликнула она жиличку с порога. — Доброе утро! — Нет ответа. Хозяйка подходит к кровати. И правда: точно покойница. Она начинает тормошить девушку за плечо.

— Отста-а-нь! — недовольно бурчит та.

— Завтрак стынет.

Нет ответа. Тогда хозяйка срывает одеяло. Лысая голова приподнимается с подушки:

— Слушай, «большуха», мой отец платит за аренду помещения, и я в праве делать, что пожелаю. Хочу — дрыхну, хочу… — Но хозяйка уже опрометью бросается вон. Залетев в кухню, она первым делом отвешивает оплеуху брату. Тот обиженно канючит:-Она правда лежала как мёртвая. Вот те крест! — И едва успевает увернуться от следующей затрещины.

— Васёк, никогда не клянись нашим Господом! — Брат опускает голову, а уже через секунду его пальцы принимаются яростно расчёсывать изгиб локтя. — И не чешись здесь!

Весь оставшийся день Беспоповцевы довольствуются обществом друг друга. Правда, к вечеру тучи взаимного недовольства рассеиваются. По крайней мере, так это выглядело внешне. Ужинать сели втроем. И понеслось:

— Ты должна соблюдать режим. Я не могу по нескольку раз на дню подогревать тебе еду.

Засоня, не дослушав, выходит из-за стола и отправляется на прогулку.

Перво-наперво — монастырская стена, где трудится поповский гость. Некоторое время она наблюдает за строителями, но потом реашет, что мозолить ему глаза всё-таки не «камильфо» и идёт на крутояр. Отсюда открывается вид, достойный кисти Левитана. И прежде всего остров Чайка, чьи контуры напоминают птицу в полёте.

На берег прикатывает на великах ребятня, прихватившая с собой пластиковую водопроводную трубу.

— Бу-у-у! — вибрирует в ней речной воздух, когда самый рослый из пацанов дует в неё.

— Глянь-ка, инопланетянин! — тычет в сторону Алькиного шлема спутник «трубача» и покатывается со смеху:-Эй, пришелец, ты с какой планеты? — Девушка делает вид, что не слышит.

Место над обрывом облюбовано не только по причине его живописности. Здесь можно медитировать на объект влюблённости, то есть мысленно просить явиться на свидание. Но то ли телепатические способности недостаточно развиты, то ли МЧ стоек, только Алино уединение он не нарушает.

На берегу появляется панама-мухомор. Она разводит в стороны руки и начинает кружиться. Юбка надувается колоколом, ступни, одетые в вылинявшие кеды, движутся всё проворнее. Но Але уже известно: концы кед непременно зацепятся-и танцовщица рухнет, как подкошенная. Не дожидаясь финала, «московка» движется дальше. В ушах, как морских раковинах, вздыхает ветер. Заворожённая этой музыкой, она движется до тех пор, пока её внимание не привлекает что-то серое. Камень? Нет, над ним потрудилась не природа, а человек. Это памятник. Время было к нему безжалостно. Но ещё можно прочесть: «Спи, девочка,…до… утра!»

Аля вглядывается в грязновато-бурую фотографию. Лица почти не осталось. Но угадываются лоб, подбородок. Вместо глаз-тёмные провалы. И всё-таки…Это она… Аля.

«Смотри страху в лицо!» — учил её отец. Но девушка наставлению не следует и бросается прочь.

ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ ИЛИ…?

— Могила? Ты ничего не путаешь?

— Но я видела собственными глазами: «Спи, девочка, до какого-то …утра!»

— Трогательно.

— Она похожа на меня!

— Это у тебя воображение разыгралось, — предполагает Светлана-Соломия. — Ты забыла свой шлем в избе.

— Сейчас он мне ни к чему. Здесь нет мобильной связи, а следовательно пространство чистое, без электромагнитных излучений.

— Ну как знаешь! — обречённо вздыхает обладательница экзотического двойного имени и возвращается к своим делам.

Аля бредёт в свою комнату. Впервые её не тянет в сон. В голове звучит отцовский голос: «Апполинария! Тебе следует встряхнуться и…начать, наконец, жить, а не существовать».

«А что, если отец решил лечить её таким способом и подстроил этот ужас? Как это называется? Шоковая терапия?»

Аля по инерции извлекает из рюкзака сотовый. Увы, в этой тьму-таракани он бесполезен. Аппарат отправляется на прежнее мест, а владелица тащится в кухню. Светлана-Соломия чистит картошку. На вопрос жилички кивает на резной буфет в столовой:

— Телефон там.

Действительно, в дальнем углу притаился доисторический дисковый аппарат с витым шнуром.

— А как пользоваться этой штуковиной?

— Сунь пальчик в отверстие и крутани. Всего и делов-то.

Однако на практике всё оказывается непросто. Палец застревает в отверстии, а диск не желает крутиться. В итоге хозяйке приходится вмешаться в процесс.

Отцовская секретарша вежлива, но непреклонна:

— Ничем помочь не могу. Павел Петрович-на совещании.

Аля пытается набрать домашний номер. Когда палец уже саднит от предпринятых усилий, в трубке звучит голос Эллы. В нём досада, маскируемая стандартными оборотами.

Другие дети? Что Аля имеет в виду. Внебрачные? Ей ничего не известно. Но к чему это любопытство?

— Здесь похоронена девочка. И она похожа на меня.

— Это нервы, дорогая! Тебе следует отдохнуть.

— Но мне надо знать!

— Наберись терпения, дорогая…Прости, я сейчас занята.

«Чем это ты так занята? Тюнингом своего старого фейса?»

Отец перезвонил через полчаса. И понеслось!

— Мне не нравится эта кладбищенские истории. Ты должна заняться физическими упражнениями и каждое утро обливаться холодной водой.

— Но я говорю правду!

— Пожалуйста, без истерик, Апполинария! — На этой фразе отец даёт отбой.

Едва Алька вернула трубку на предназначенное ей ложе, раздался стук железного кольца, заменявшего дверной звонок.

— Приезжий, — Васёк распознаёт визитёров по манере обходиться с воротами. Пацан не ошибся.

На пороге стоял МЧ!

ВСТРЕЧА С КОЛЛЕКЦИОНЕРОМ

У Али сладко заныло сердце. Нет, он не был красавчиком. От этой участи его спасал чересчур костлявый нос. Но улыбка плюс расщеплённый подбородок…

Молодой человек извинился, что пришёл без предупреждения. Но по тому, как он держался, Аля сделала вывод: в этот дом он вхож.

— Аля, познакомся, это Эрик.

— А тебе к лицу эта ультра-короткая стрижка, — МЧ бросает одобрительный взгляд на Алькин оголённый череп. Затем обводит взглядом взглядом пространство: — Не устаю восхищаться вашим домом.

Да, хоромы впечатляли. Под одной крышей: изба-зимовка, изба-летница, боковая горница, вышка-светёлка, чулан, кладовая…Не перечесть! Сруб дома и спустя годы держит тепло. Передок срубили из лиственничных кряжей, остальную часть — из сосны и ели. Деревья заготавливали зимой, чтобы из древесины ушла сырость. Тюкали-тюкали ствол топором — древесные поры и закупоривались, тем самым сохраняя живой дух. Отсюда и девичья фамилия матери хозяев: Тюкачева!

— Пожалуйста, к столу!

Хозяева и гость потянулись к шаньгам и кулебякам. Именно на них Аля возлагала ответственность за своё отяжелевшее тело и… от чревоугодия воздержалась.

— Хорошо, когда в доме много места, — отметил гость между кулебякой и шаньгой. — Есть где хранить семейные реликвии. В городской квартире это сложнее. А потому домашние архивы зачастую отправляются на мусорную свалку. — Внезапно перебив самого себя, он обратился к москвичке: — Я вижу, ты тоже не скучаешь.

«Он улыбается так, что кажется: эта улыбка останется висеть в в воздухе и после его ухода».

На помощь жиличке, не находящей, что ответить, приходит хозяйка:

— В Таракановке много чего интересного.

— И ваша библиотека-главное сокровище.

«Вау! Выходит, Беспоповцевы — те самые наследники, о которых шёл разговор на теплоходе!» — озаряет Алькину голову догадка. А хозяйское молчание намекает: тема обсуждению не подлежит. Тем временем гость почти торжественно объявляет:

— А чего стоит Жанна Гийон!

Судя по паузе, имя ничего не говорит присутствующим, и гость берётся их просветить:

— Подобно своей великой тёзке Жанне д, Арк, баронесса Гийон прослыла еретичкой, но костра избежала, подвергнувшись лишь заточению в Бастилию. В своём семнадцатом веке эта ревностная католичка посмела утверждать: общаться с Богом можно в любое время и в любом месте. Для этого не требуются посредники!

— Наши предки тоже так считали! — прервал исторический экскурс Васёк, но тут же осёкся под грозным сестринским взглядом. А Эрик продолжил:

— Её труд «Познание глубин Иисуса Христа» преподнесли Людовику Четырнадцатому как доказательство: автора следует изолировать от общества. Хотя на родине её книги сжигались, спустя век они достигли Российской империи. В 1821 году в Москве были напечатаны три работы Жанны Гийон.

Поскольку на этот раз никто не посмел перебивать, гость пошёл в наступление:

— Светлана, мне известно, что у вас хранится Жанна Гийон.

— Вы утверждаете с такой уверенностью, точно видели собственными глазами.

— В прошлом году ваш батюшка оказал мне эту честь.

— Вот с ним и толкуйте!

— Этот труд называется «Познание глубин Иисуса Христа». Я прошу вас снова удостоить меня этой чести — позволить взглянуть на ваше достояние ещё раз.

Витиеватый стиль просьбы произвёл впечатление лишь на Алю и Васька:

— Я не имею право распоряжаться. Знаете, как у нас говорят? — «Мой дед берёг, мой отец хранил — и мне наказывал. Приходите после моей смерти».

— А вам не говорили, что микроклимат этого помещения не способствует сохранности библиотеки? — не сдаётся «МЧ».

— Это пустой разговор.

— Понимаю. И всё-таки подумайте! Я мог бы предложить реальные деньги.

При слове «деньги» девичье лицо омрачается. Светлана-Соломия резко снимается со своего места, давая понять: молодой человек злоупотребляет гостеприимством. А он извлекает блокнот:

— Повторите, пожалуйста! «Мой дед берёг, мой отец хранил…»

— Зачем вам?

— Собираю местные словечки.

— «Коллекция Э. Э.» — читает Васёк на блокноте. — Круто! Я себе тоже…

— Пора за дело браться! — осадила мальчика сестра. По её тону посетитель понял: его атака захлебнулась. И попрощался.

Когда шаги незваного гостя стихли, Светлана-Соломия окатила брата и жиличку насмешливым взглядом: — А вы поверили в эту сказочку?

— Мне показалось, что он говорил правду, — встала на защиту Эрика «московка».

— Он коллекционер. И этим всё сказано! — подвела черту Беспоповцева. В её устах это прозвучало обвинением.

Алька же испытала то, что в старых романах звалось «смешанные чувства». С одной стороны, приход мужчины взбудоражил начавшее затухать влечение, с другой, пришлось пережить укол ревности: у Эрика во время рассказа об этой Жанне были такие зрачки, будто он только что вернулся со свидания! У неё что, соперница?

В последующие дни в доме отмечается затишье. По крыше надсадно стучат дождевые капли. С еловых лап за окном зябко сочится вода. Аля предаётся излюбленному занятию — дрёме. Светлана — Соломия хлопочет по хозяйству. Васёк осваивает список заданной на лето литературы. Время от времени брат и сестра уходят по своим делам. Жиличка не спрашивает — куда. Она не терпит этого «закудыкивания», как выражается Васёк.

Как-то раз брат и сестра вернулись с какой-то неведомой рыбёшкой.

— Ой, она съедобная? — поинтересовалась квартирантка, а осознав всю нелепость вопроса, заметила:-Непросто, наверное, такую готовить…

— У нас никогда не говорят «чистить рыбу», — с важностью заявляет рыбак. — Её у нас «порют».

— Ну что из этого?

Алино равнодушие к местной «говоре» задевает Васька:

— А вот Эрик это слово в блокнот записал!

Девичий рот раздвигается в ухмылке. Что ж, в этом медвежьем углу каждый развлекается на свой лад. А мальчишка опять за своё: — А ещё у нас говорят «сейгод», а не в этом году.

— Аля! — прерывает лингвистические изыскания брата Светлана-Соломия:-Я навела кое-какие справки. О той могиле.

— И..?

— Никто из старожилов её не помнит. — Светлана-Соломия делает паузу, давая собеседнице переварить услышанное, а затем, предвидя неловкость своего вопроса, кладёт руку на Алино плечо:-Всяко бывает. Может… привиделась тебе?

Алька вскакивает, как бы ненароком стряхивая хозяйскую ладонь.

— По-твоему, я — ку-ку?

— Я не говорила ничего подобного. — Большуха устремляется в кухонный закуток, где Васёк занимается разделкой улова, и уже оттуда доносится: — Но в любом случае, свежий воздух и…

— Досталименяуже!

Брат и сестра переглядываются. Обоим жаль квартирантку.

ЖИЛ-БЫЛ ЦВЕТОЧЕК АЛЕНЬКИЙ

Ежедневный маршрут пролегает вдоль монастырской территории, где полным ходом идёт восстановление главных ворот. Столичная отпускница отыскивает глазами знакомую футболку и принимается махать. В ответ — взмах мастерка. Окрылённая, девушка продолжает путь к реке. Под солнечными лучами почва щельи багровеет. Этот эффект любят переносить на холсты заезжие живописцы. У Али он вызывает скребущую по нервам тревогу.

Мысли несутся потоком, как волны Северной Двины. Взгляд фокусируется на островной части, напоминающем клюв. Поток сознания замедляется. «Я» исчезает. Песчинка, потерявшаяся в пустыне. Листок, затерявшийся в джунглях. Она — это жук-невидимка, играющий в траве на крохотной виолончели.

Девушка встаёт у обрыва, раскинув руки. Воздушная волна ударяет в ладони. Одно усилие — и она преодолеет земное притяжение. И будет парить над Северной Двиной, как эти чайки. «Сквозь мрак и наваждение придёт радостное пробуждение!» Откуда это? Ну да, написано там… на кладбище.

— Аленький цветочек, не упорхни! — слышится за спиной.

Он наблюдает за ней с улыбкой… Нет, не Чеширского кота. На этот раз Будды — лёгкое и волнистое смещение уголков рта. Она проводит ладонью по непривычно голой макушке.

Мужина встаёт вровень с ней — на ту же опасную точку щельи. От него пахнет свежеоструганным деревом и, кажется, известью.

Ни крика чаек, ни плеска волн, ни стука сердца. Умолкла и виолончель жука.

«… Эти двое были очерчены магическим кругом, границы которого не смели нарушить никто и ничто». Аля прочитала это в каком-то любовном романе. Теперь ей кажется: это про них с Эриком.

…Она стоит над обрывом и больше всего на свете хотела бы остаться здесь навсегда. Вместе с этим человеком… С улыбкой то ли Чеширского кота, то ли Будды. Но он уходит. Его ждут дела. Вместе с ним Алю покидает и блаженное безмовие. Красная панама вырастает перед ней. Накручивая на палец стружки белёсых кудрей — подтверждение принадлежности к семейству Кудреватых-Марина — Хэппи осведомляется:

— Правда, там хорошо?

— Где?

— В «Другом Месте».

«Эх, послать бы дурочку в даль дальнюю!» Но вместо этого Алька уходит в аут. А «мухомор», одарив москвичку блаженной улыбкой, отправляется восвояси.

…Ночью Але слышится голос МЧ:

— Рос цветочек аленький! Маленький-маленький…

АЛЬКА ИДЁТ ЛЕШАКАТЬСЯ

Беспоповцевы позвали квартирантку «полешакаться», что на местной говоре означает охотиться, ягодничать или просто шататься по лесу. И теперь в облаке пыли троица шествовала по просёлочной дороге. Вскоре они достигли луга, вышитого желтизной лютиков, молочностью таволги, клеверным бордо и ещё какими-то неведомыми цветами. Анфискина пожня! — объявляет Васёк, точно на экскурсии, а потом ждёт, что «московка» поинтересуется происхождением названия. Но та молчит: ей лень.

Что-то чиркнуло в воздухе — длинноногая птаха резво зашагала впереди. Она и довела их до места под названием — «журчеёк». Когда Васёк был маленький, он называл так ручеёк — звонкий и светлоструйный. Здесь сделали привал. Но путь их лежал дальше. Туда, где переливались в ажурной паутине драгоценные лучи северного лета, где из травы-муравы выглядывали забрызганные «белилами» мухоморы, а со стволов свисала бахрома лишайников.

«Поганца». Ходить сюда в одиночку старожилы избегали: места считались языческими, нехорошими. Но именно здесь возвышалась приносившая удачу сосна: нужно только поклониться и повязать лоскуток.

— Разукрашена, как ёлка новогодняя, — усмехается Васёк.

— Одно слово — язычники! — Перекрестившись, сестрица спешит прочь. Брат следует её примеру. Аля вытаскивает носовой платок и цепляет на сучок «волшебного дерева» рядом с другими тряпицами.

Солнце, добравшись до зенита, отметило полдень.

— Уж солнышко на ели, а мы ещё не ели! — провозглашает большуха местную присказку.

Аля с предвкушением наблюдает за процессом извлечения термоса и бутербродов.

Слышится шум ломаемых сучьев. Кто-то грузный подминает бурелом. Троица замирает. Раздвинулись ветки кустарника — выглянула голова в капюшоне.

— Какая встреча! — приветствует она компанию. — Приятного аппетита!

— Это вы! — вырывается у Светланы-Соломии.

— А вы ожидали кого-то другого? — насмешливо отзывается Эрик и, вертя в руках букет пахучей таволги, поясняет:-Люблю по лесу бродить.

— А мы подумали, что вы нас преследуете, — бормочет Светлана-Соломия.

«А не водят ли эти двое всех за нос, разыгрывая неприязнь?» — мысль одновременно посещает и Алю, и Василия.

— Здесь проходил конвойный тракт, — продолжал тем временем Эрик. — В царское время по нему гнали этапы ссыльных, а в советское время репрессированных. Где-то здесь лежал путь и протопопа Аввакума.

— У нас в деревне Протопоповы живут! — объявляет Васёк. — Надежда Степановна говорит, что фамилия связана с Аввакумом. Она ведёт у нас кружок «Юный краевед».

— А как идут реставрационные работы? — Але, наконец, удаётся вклиниться в разговор.

— Приходите в монастырь — увидите. Богослужение в храме посещаете?

— Не приучены! — за всех отвечает Светлана-Соломия.

— «Бог не в брёвнах, а в рёбрах». Так считали ваши деды и прадеды?

— Они скрывались, — опередил сестру Васёк.

— Это понятно, — соглашается Эрик. — Только время сейчас другое. Толерантность на дворе. Слышали?

— Конечно! — уверила Аля, которая не оставляла попыток завладеть вниманием МЧ, взгляд которого адресовался лишь одной особе — хозяйке большого дома.

— Все люди — братья и сёстры! — продолжил он. — Об этом имя Соломия, или Саломея в другом написании, свидетельствует. Вам известно, что оно еврейское?

— Библейское, — поправляет Беспоповцева.

— А это одно и то же. Так вот имя Соломия образовано от еврейского слова «шолом», что означает «мир».

— Приятно слышать, — выдавливает из себя улыбку носительница симитского имени.

— А с вашей фамилией ещё занятнее. — Похоже, Эрик оседлал своего любимого конька. — В одном из течений раскола укоренилось мнение: общины могут обходиться без попов. «Беспоповцы» — так стали называть приверженцев этого направления.

Похоже, брата и сестру эта осведомлённость не оставила безучастными.

— Каждый человек создан по образу Божьему, но не всякому это известно! — заметно волнуясь заговорила Светлана-Соломия. — Наши предки знали об этом. В самые тяжёлые времена они стремились познать истину!

— Каким же образом?

— Через чтение духовной литературы… — на этой фразе аргументы Светлана-Соломии иссякли. А всё потому, что Васёк, спохватившись, со значением глянул на сестру. Перехвативший его взгляд Эрик продекламировал:

Повисшее молчание прервала Светлана-Соломия:

— Человек должен следовать тому учению, что было преподано в семье! — продекларировала она, желая положить конец дискуссии. Но это лишь подливает масла в огонь.

— Важно найти свой поток знаний! — Голос Эрика звучит тихо, но проникновенно: — Тот, который соответствует твоему личному этапу земной эволюции. Мы способны ощутить родство с энергиями того или иного направления мысли. Поэтому нужно знакомиться с различными духовными школами.

Аля подавляет зевоту. Она погружается в «аут» и уже не слышит:

— Не было и нет такого Учителя и такого учения, которое вобрало бы все аспекты знания. Беспоповцевы внимают речам, оглушённые напором оратора. А того понесло:-Сознание следует рассматривать как функцию энергии времени. Она циркулирует в космосе независимо от того, имеются ли в этой части пространства существа, способные воспринимать её. — Здесь он остановился и, заметив Алину отключку, поспешил закруглиться: — А вообще хотел бы заметить, что нет ничего, что не было бы энергией…

Последовала пауза. Она и привела москвичку в чувство. Молодой философ приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать, но раздумал и, оборвав самого себя, выдал:

— Но главное — помнить, ради чего вы воплотились на Земном плане.

Снова стали слышны птичьи трели.

— Эрик, а в свободное время вы чем занимаетесь? — сказала Аля, чтобы что-то сказать.

— Как и ты, Аленький цветочек, гуляю по горам, по долам. Брусеница, Зарученье, Шардомень! Даже языку вкусно выговаривать эти названия.

— Извините, надо костром заняться, — заметила Светлана-Соломия, и сестра с братом удадились собирать сушняк. А москвичка осталась.

— Эрик, вы говорите, что хорошо знаете местность. А вы встречали в лесу могилу ребёнка?

В глазах МЧ вспыхивают искорки интереса:

— Нет, не приходилось. А что, такой объект имеется?

Аля проводит ладонью по макушке, на которой уже заметна тёмная поросль.

— Да вроде бы, — нарочито равнодушно бросает девушка, а затем меняет тему: — А вот Хэппи, то есть Маринка, всё «Другое Место» ищет.

— Возможно, это связано с местным диалектом. Здесь вместо указательного местоимения «это» говорили: «это место».

— А я думала, что она просто «чудило».

Молодой человек глянул на букет нарядной, как невеста, таволги.

— Заболтался я с вами. Время трапезы приближается. Опаздывать нельзя, — рассеянно обронил он. И добавил: — А эти цветы тебе… и Светлане.

Альку накрыла волна благоухания. Прощальная улыбка Чеширского кота сделала поляну ещё светлее.

Вернулись с дровами Беспоповцевы.

— Где наш «любомудр»? — Светлана-Соломия бросила хворост на место предполагаемого кострища.

— Ему надо в монастырь.

— А букет откуда?

— Подарили!

Лёгкая тень набежала на личико большухи.

Они пообедали сваренной в котелке похлёбкой. После чаепития запаслись родниковой водой и тронулись в путь.

— А ты можешь описать то место, где находится детская могилка? — неожиданно для всех обратилась Светлана-Соломия к жиличке.

По Алиному лбу побежали лёгкие волны.

— Как ты туда попала? Расскажи! — пришёл ей на помощь Васёк.

— Сначала я шла через овраг. Потом встретила кусты малины.

— Там болото было?

— Кажется, да. Я ноги промочила.

Брат и сестра переглянулись. Похоже, они узнали описываемую местность, и данный факт их не порадовал. Между тем столичная барышня трещала без умолку, отчего и не заметила: маршрут изменён. Лишь когда зачавкали под ногами болотные кочки, насторожилась:

— Куда мы направляемся?

— К твоей могиле! — ответила наследница староверов, да так холодно, что по Алькиному позвоночнику словно большущий таракан пробежал.

Взяв курс на восток, путники болотину обогнули, так что ничьи ноги от коричневой жижи не пострадали. Вскоре они оказались в подлеске.

— Узнаёшь? — осведомилась Светлана-Соломия.

— Лес как лес…

Они двинулись дальше, и через сотню метров оказались на месте, покрытом хилыми сосёнками.

— Похоже… — выдавила из себя москвичка, едва поспевавшая за Беспоповцевыми. Васёк начал терять терпение:

— Ну какая-то примета там была?

— Послушай, если бы ты увидел собственную могилу, в штаны бы наложил, а не то что…

— Не надо «агриться»! — ответил пацан, копируя московское произношение.

— Пошли домой! — повелела Светлана-Соломия.

— Ты что, не веришь? — в Алькином голосе зазвучали слёзы.

— Верю-верю каждому зверю, а тебе, ежу, погожу! — попыталась отшутиться большуха. Жиличка замкнулась и весь обратный путь не обронила ни слова.

У магазина «Триада» маячит красная панама в белый горох.

— «Другое Место искали»? — осведомляется она.

— Меня и это устраивает! — бросает Алька.

— А я вот ищу…

ЖЕСТЬ!

Её будит свист.

«Подзывают собаку?»

«Пёс» ответил завыванием.

Алька приблизилась к окну. Старый Рекс мирно спал в конуре. Она вернулась в постель и завернулась в одеяло, как в броню. Послышались женские рыдания.

«Неужто большуха истерит?»

Задремать удалось к полуночи, которая мало чем отличалась от полудня.

Мёртвый Анфисин дружок гонялся с ведром за Алей и обливал водой:

— Почему он здесь? — задалась вопросом сновидица, — он должен тихо лежать в могиле, а ветер раскачивать над ним сосны.

Аля бежит от мальчишки к реке. Её поверхность покрыта льдом, хотя праздник Ивана Купалы отмечают летом. Она ступает на шершавую кромку. Лёд трещит и уходит из под ног. Холодная вода обдаёт кипятком. Чернота полыньи так контрастирует со снежной белизной, что глазам больно. Зазубрины кромки лезвием проходятся по коже. Аля разжимает пальцы — река смыкается над ней. Боже, как тяжелы воды Северной Двины!

…Девушка очнулась от забытья. «Где она?» …За окном разливается бледная муть. Как камень «опал» на кольце Эллы. Когда же наступит нормальное чередование света и темноты? Полуночница распахивает окно, рискуя быть покусанной комарами. Земля внизу — близко. И она перемахивает через подоконник.

«Посмотри страху в лицо!» Ноги сами несут в тайгу! Могила находится быстро. Точно вырастает из-под земли.

Аля вглядывается в пожелтевший портрет, но не может сфокусировать взгляд. Покойница ускользает. Вдобавок слепит поднявшееся над горизонтом солнце. Чтобы избавиться от рези в глазах, она опускает голову. Но огненный диск продолжает буравить веки.

— Мама! — раздаётся зов всех страдающих детей Земли. — Мама!

В перламутровом мареве — женская фигура. В волосах-рассветные лучи.

— Девочка моя! — («Мамин голос!») — Когда ты болела, то просила меня не выключать лампу.

— Я боялась темноты.

— Но на другой день ты пробуждалась без страха. Наступало светлое утро.

— Где ты, мамочка?

Вопрос остаётся без ответа. А в висках стучит: «Не буди девочку! До светлого утра!»