Егор
Мы приезжаем к указанному месту. Вылетаю из машины первый. За мной припарковывается микроавтобус, и из него высыпаются наши ребята. Их не меньше пятнадцати. Все с оружием и в бронежилетах, но я чувствую, что готов в одиночку задушить этого ублюдка, голыми руками.
На воротах стоит кодовый замок, но ребята Влада с помощью какого-то прибора быстро справляются с препятствием. Они окружают дом, а я спешу прямо к центральному входу.
Я чувствую, что мы не ошиблись. Маша здесь. В одном из окон горит свет, и это дает надежду, что все пока хорошо и мы на правильном пути.
– Егор, пусть ребята первыми зайдут! – отзывается Влад, когда я хватаюсь за ручку двери. Оборачиваюсь к другу, но не успеваю ничего сказать, как слышу оглушающий женский крик.
Маша!!!
Не слушая уже ничего и никого, я бегу внутрь. Перепрыгивая через ступеньки, оказываюсь на втором этаже, и на мгновение все плывет перед глазами. Я вижу Мирона, всего в крови, на руках у Маши. Девушка без сознания, а над ними стоит это чудовище с осколком чего-то в руках. Чувствую, как в груди все немеет от страха.
Бросаюсь к Артуру и валю его на пол. Тот не ожидает такого и неловко выставляет руки, но это не спасает его от удара. С хрустом в кулаке я бью его по лицу снова и снова, пока мужчина не теряет сознание.
Кто-то оттаскивает меня от этого урода, не дав закончить начатое.
– Егор, очнись! Приди в себя! Ты нужен Маше! Очнись же! – кричит мне Дима.
Маша… Мирон… Алиса…
Только эти имена возвращают мне некое подобие разума.
– Что с ними?
– Мы уже вызвали скорую. Они без сознания, но живы.
Я бросаясь к любимой. Над ней уже колдует один из парней, перематывая рану. Другой же пытается помочь Мирону.
– Они будут жить?
– Девушка потеряла сознание от шока, кровопотеря у нее невелика, а вот мальчик…
– Что с ним? – В горле пересыхает, а сердце, кажется, сейчас выпрыгнет из груди.
– У него большая потеря крови. Плюс ко всему у детей это состояние быстро переходит в декомпенсацию.
Слышу вой скорой помощи и кидаюсь на поиски Алисы.
– Где девочка? – хрипло рычу я парням, которые проверили уже весь дом.
– Больше никого не нашли! – отвечает один их них.
Бог мой…
– Егор! – бросается ко мне Алиса, прятавшаяся все это время за шкафом.
– Девочка моя хорошая. С тобой все нормально? – Я оглядываю ее и вижу, что хотя бы с ней все хорошо. Ни ран, ни синяков.
– Егор, он убил маму? А Мирон? Он убил их да? Егор? – истерически плачет малышка, дергая меня за рубашку. Боже, что же они пережили…
Стараюсь взять себя в руки и как можно спокойнее произношу:
– Все хорошо, они живы. Теперь я рядом, никто вас не обидит, слышишь? Врачи уже едут. Они помогут маме и Мирону. С ними обязательно все будет хорошо!
Тут же комнату заполняют люди в форме. Они оперативно грузят Машу и Мирона на носилки и несут в машину. Я хватаю Алису на руки и запрыгиваю в скорую помощь следом за врачами.
Уже по пути их подключают к аппаратам и вводят что-то в вены. Я беру в руки холодную ладонь Маши и понимаю, что если они не выживут, то я тоже больше не вижу смыла в существовании. Они стали для меня всем. Моей семьей, моей отдушиной. Я не могу их потерять. Просто не могу.
Мы доезжаем до больницы в считаные минуты, хотя мне кажется, проходит целая вечность. Машу и Мирона сразу везут в реанимацию, а мы с Алисой остаемся в отделении. Девочка плачет, не в силах остановиться, а я глажу ее по волосам, как заведенный повторяя, что все будет хорошо. Нужно бы вернуться и убить урода. Но я знаю, что парни его так просто не отпустят.
– Вы кем приходитесь пострадавшей? Милицию уже вызывали? Кто ее так? – спрашивает медсестра, а я медленно поворачиваюсь, не понимая, что от меня хотят.
– Я… муж. – зачем-то говорю неправду.
– Что ж, даже мужьям у нас запрещено посещать реанимацию, можете подождать вестей от врача в холле. Пройдите в процедурный, нужно успокоить девочку. Ей сделают укол, и она поспит, пока все не решится.
Киваю, стараясь не думать о том самом «решится».
– Егор… – плачет Алиса. Слез уже не осталось, только сухие всхлипы. Девочку трясет, и я понимаю, что без помощи врачей ей не успокоиться.
Мы заходим в указанный кабинет, и медестра ставит ей укол. Девочка даже не реагирует на боль. У нее внутри мир рвется на части, что ей какая-то царапина. И я понимаю ее. Как же мне хочется точно так же уснуть, а завтра проснуться рядом с Машей и Мироном. Но у меня другая задача. Я должен закончить с Артуром. Выживет Маша или нет, я убью этого недочеловека. Он будет умолять меня остановиться, но я его не пощажу.
Спустя пять минут Алиса перестает дрожать. Ее тельце расслабляется, и она засыпает.
– Сколько у меня есть времени, пока девочка проснется?– спрашиваю я медсестру. Не хочется, чтобы она испугалась, когда откроет глазки и не увидит никого знакомого рядом.
– До утра точно. Можете уложить ее в палате. Пойдемте.
– Хорошо.
Я приношу Алису в темную палату на две кровати и, уложив ребенка на постель, плотно укрываю. Поворачиваюсь к медсестре и, скосив взгляд на ее бейдж, шепчу:
– Алина Дмитриевна, можно попросить вас понаблюдать за девочкой и позвонить мне, когда она проснется? – Вкладываю в ее руку купюру, и девушка улыбается.
– Конечно! Напишите номер, я все сделаю. Девочку никто не побеспокоит.
Я благодарно киваю и оставляю ей свою визитку. Выхожу из палаты, тихо прикрыв за собой дверь, и набираю Влада.
– Что у вас? – без предисловий спрашиваю я.
– Ну что, сидит вот, приходит в себя, голубчик. Да? – грубо спрашивает он у того. В трубке нечленораздельно мычат, и я злорадно усмехаюсь.
– Придержи его до моего приезда.
***
– Как скажешь, друг. Но мы уже получили сколько информации, что лет на двадцать пять точно тянет.
– Отлично! – бросаю я равнодушно. Меня не это сейчас интересует. Уверен, ему не дожить до расправы в виде тюрьмы.
– Как Маша? – уже серьезнее спрашивает он. Я замолкаю, но потом отвечаю:
– Нормально, только… – не успеваю я договорить, как в коридоре появляется врач.
– Кто родственник Карпенко Марии и Мирона?
– Я! – Подлетаю к врачу, отключая телефонный звонок.
– Пройдёмте ко мне. Нужно поговорить с вами, вы муж?– Седобородый мужчина ведет меня в свой кабинет и, усевшись в кресло, предлагает мне сесть напротив.
– Что с ними?! – срывающимся голосом спрашиваю я.
– У Марии все хорошо, кризис миновал. Она спит, но в целом ее состояние удовлетворительное. Уже завтра мы переведем ее из реанимации в палату.
– Боже… – выдыхаю я с облегчением. – А Мирончик? Как мальчик?
Доктор мрачнеет и серьезно выдает:
– С ним дела обстоят куда хуже. Поэтому я и поинтересовался степенью родства. Ему срочно нужно переливание крови, но группа у него довольно редкая, у нас нет в больничных запасах такой.
– Какая? Вопрос в цене не стоит, понимаете? Я оплачу любую сумму!
– Не в этом дело. Дети хуже переносят переливание. Да и в случае переливания непроверенной крови огромные риски заражения ВИЧ или гепатитом.
– Я понимаю…
– Так вот, в банке нашего города нет подходящей группы, а заказывать долго. У Маши первая положительная, она не подходит, я подумал, что у отца должна быть точно такая же, как у сына.
– Какая? – выдыхаю я, точно понимая, что выхода нет. Я же не его отец, но я готов поехать и выкачать у Артура хоть пять литров, если это будет нужно.
– Четвертая отрицательная… – констатирует врач, словно озвучивает приговор.
Я задыхаюсь от шока.
– Как четвертая отрицательная?
– Вот так, говорю же, самая редкая группа крови в мире.
– И у меня… – тяну я, не понимая вообще ничего.
– Я знал, конечно, вы же отец. Значит, все будет отлично! – Он неуверенно улыбается, и я стараюсь ответить тем же.
Мы проходим в процедурный, мне обрабатывают руку и ставят систему. Кровь медленно стекает в специальный герметический пластиковый мешок, а я жалею только о том, что все происходит слишком медленно. Мирон умирает, а я сижу тут, по капле сцеживая то, что может его спасти.
– Скоро уже? – недовольно спрашиваю медсестру, и она кивает.
– Да, осталось немного! Уже пятьсот миллилитров.
– Берите больше! – кричу я. Что значат эти пол-литра для умирающего? Смех, да и только!
– Не положено! – отвечает медсестра.
– Ну а Мирону – сколько ему нужно? – задаю резонный вопрос.
– Точно не знаю, но, как правило, не меньше литра.
– Берите! – рявкаю я, придерживая иглу в вене, не дав девушке ее вытащить.
– Я же вам говорю, не положено. Это опасно для донора, то есть для вас!
– Послушай, дорогая! – начинаю я, не заботясь ни о чем. Все, что меня волнует, – это жизнь Мирона. – Если ты сейчас вытащишь эту чертову иглу, я обещаю, твоя жизнь тебе больше не покажется сказкой. Бери вторую емкость и забирай еще пол-литра. Я заплачу. Поверь, немало!
Девушка закусывает губу и бегает глазами по кабинету.
– Думай быстрее!
– Ладно! Только, если что, я ничего не знаю!
– Как скажешь! – киваю я.
Она подключает еще раз аппарат, и я чувствую легкое головокружение, когда последняя капля заполняет пакет.
– Держи! – Вынимаю пачку купюр из кошелька и отдаю шокированной медсестре. Наверное, она таких денег за всю жизнь не видела. Но мне все равно. Главное – я сделал все, что мог.
И все же как так вышло, что Мирон имеет ту же группу крови? Такую редкую! Да еще и похож на меня как две капли воды.
Сажусь на скамейку, пытаясь немного отдышаться. Перед глазами немного плывет, но уверен, скоро все будет хорошо. Медсестра уносит пластиковые пакетики с красной жидкостью в реанимацию, а я с облегчением вздыхаю.
Все будет хорошо! Ему помогут! Мирон – мой сын. Я чувствую незримую связь с ним и с Алисой. Не знаю, может, потому, что люблю их маму больше всего на свете, или потому, что они так похожи на нас с Машей. Но в некоторые моменты мне трудно себе напоминать, что они не мои, настолько я чувствую с ними связь.
Постовая медсестра приносит мне поднос с чаем и булочкой.
– Поешьте, после сдачи крови это обязательно! И двое суток избегайте переутомления, а также пейте много воды.
– Я понял, – устало киваю я. Хочу отказаться от еды, но жажда не заставляет себя долго ждать. Хватаю стакан и осушаю его до дна.
– Пройдите в комнату отдыха, если хотите.
– Нет, мне некогда, – качаю головой я. Смотрю на наручные часы и вздыхаю: три ночи. Черт, Влад с ребятами заждались.
– Позвоните, когда Алиса проснется, – говорю я девушке, и она кивает.
Иду на улицу, чувствуя, как силы понемногу возвращаются. Настало время разобраться с тем, кого я ненавижу сильнее всех. С ничтожеством, посмевшим поднять руку не только на свою жену, но и на детей. Его родных детей.
Приехав по адресу, я застаю приятную картину: Артур, весь в крови, сидит, привязанный к стулу. Его лицо заплыло и отекло, но наглая ухмылка все еще сверкает на ненавистном мной лице.
Ничего, это ненадолго! Скоро я поправлю это недоразумение.