Не могу и не хочу (сборник)

два похоронных агента

Один похоронный агент, везущий тело на север Франции, останавливается у придорожного ресторанчика, чтобы немного перекусить. Там он встречает своего коллегу, еще одного похоронного агента, который как раз остановился перекусить на пути к югу, куда он должен доставить тело. Они решают сесть за один столик и пообедать вместе.

За встречей двух профессионалов своего дела наблюдает Ролан Барт. Это его покойную мать везут на юг. Он смотрит на них из-за отдельного столика, за которым сидит со своей сестрой. А их мать, само собой, лежит снаружи, в катафалке.

я спрашиваю Мэри о летнем отпуске ее друга, страдающего депрессией

Она говорит:

Он поехал в Бездружице.

На другой год она говорит:

Он поехал в Черногорию.

магия поезда

Пока они удаляются от нас к противоположному концу вагона, мимо распахнутых туалетов и сквозь раздвижные двери тамбура — мы видим по их спинам, спинам этих двух женщин, затянутых в тесные джинсы и обутых в туфли на платформе, по их облегающим свитерам и стильным джинсовым жилеткам, по их взбитым, волнистым распущенным черным волосам, по их уверенной походке, что им лет восемнадцать-двадцать, может, чуть больше. Но когда, спустя некоторое время, они возвращаются из своего путешествия в волшебную и непостижимую часть поезда где-то далеко впереди — когда они возвращаются, шагая все так же уверенно, — мы видим их лица, бледные и усталые, с лиловыми кругами под глазами, с дряблыми щеками, странными родинками и бородавками то тут, то там, со складками вокруг рта и морщинками в уголках глаз, — хотя они все так же непринужденно улыбаются, — мы видим, что под магическим воздействием поезда они постарели за это время на двадцать лет.

ем рыбу в одиночестве

Рыбу я обычно ем в одиночестве. Дома ем рыбу, только когда больше никого в квартире нет, из-за запаха. Я остаюсь наедине с сардинами на белом хлебе с майонезом и салатом, наедине с подкопченным лососем на ржаном хлебе со сливочным маслом или с тунцом и анчоусами в салате нисуаз, или с сандвичем, начиненным салатом из рыбных консервов, или, может быть, с котлетками из лосося, обжаренными на сливочном масле.

Когда я ем в кафе или ресторане, тоже обычно заказываю рыбу. Я заказываю рыбу, потому что люблю ее и потому что она не мясо, мясо я редко ем, и не паста, паста для меня обычно слишком сытная, и не вегетарианское блюдо, эти я все наперечет знаю. С собой я беру книгу, хотя освещение в ресторанах часто слишком слабое, и я постоянно отвлекаюсь. Я стараюсь выбрать столик с освещением получше, потом заказываю бокал вина и достаю книгу. Вино я всегда беру сразу и не могу успокоиться, пока его не принесут. Когда его все-таки приносят, я делаю глоток, откладываю книгу в сторону и начинаю изучать меню. Всегда — с целью заказать рыбу.

Я люблю рыбу, но многие ее виды есть больше нельзя, и не так-то просто вспомнить, какую рыбу есть можно, а какую нет. Я ношу с собой в кошельке листовку, изданную Одюбоновским сообществом, где сказано, какую рыбу надо избегать, какую можно есть с осторожностью, а какую без предосторожностей. Когда я хожу в ресторан с другими людьми, я не достаю этот листочек, потому что не очень-то весело ходить в ресторан с человеком, который достает из кошелька такой вот листочек, прежде чем заказывать еду. Я попросту обхожусь без него, хотя обычно мне удается вспомнить только, что не следует брать лосося, выращенного на рыбоферме, или дикого лосося, если только это не дикий лосось с Аляски, но дикого лосося с Аляски никогда нет в меню.

Но когда я ем одна, я достаю свой листочек. Никто из посетителей за соседними столиками не догадался бы, что это за листок. Проблема в том, что большинство рыбных блюд в ресторанах готовятся не из рыбы, которую можно есть без особых предосторожностей. Некоторую рыбу вообще нельзя есть, а другую можно, только если ее выловили в определенном месте или определенным способом. Я не спрашиваю официанток, как именно вылавливали рыбу, но часто спрашиваю, где ее выловили. Обычно они не знают. Значит, никто больше об этом не спрашивал — либо это никому не интересно, либо одним это не интересно, а другие уже знают ответ. Если официантка не знает ответ, она идет к шеф-повару, а потом возвращается с ответом, хотя обычно это не тот ответ, на который я надеялась.

Однажды я задала совершенно дурацкий вопрос про палтуса. Я не понимала, какой он дурацкий, пока официантка не пошла к шеф-повару. Палтуса из Тихого океана есть можно, а вот из Атлантического нельзя. Хотя я живу на самом побережье Атлантического океана, ну или почти на побережье, я спросила, где выловили этого палтуса, как будто я забыла, как отсюда далеко до Тихого океана, или как будто кто-то стал бы везти палтуса с Тихоокеанского побережья к Атлантическому только потому, что в Тихом океане он полезнее и в Атлантическом ловить его не стоит. Так вышло, что ресторан в тот день был набит битком, официантка отвлеклась и забыла спросить шефа, но к тому времени, когда она вернулась, я уже поняла, что палтуса брать не стоит и вместо этого заказала гребешки.

В листовке говорилось, что избегать гребешков нет необходимости, но и есть их без предосторожностей тоже бы не следовало, а следовало употреблять с осторожностью. Как правильно вести себя с осторожностью в ресторане, я не знала, разве что порасспрашивать официантку и шефа подотошнее. Но так как я редко добивалась толковых ответов даже на самые простые вопросы, я решила, что на дотошные расспросы хороших ответов я вряд ли дождусь. И потом, я понимала, что ни у официантки, ни у шефа нет времени на дотошные расспросы. Само собой, раз уж гребешки стоят в меню, ни официантка, ни шеф не скажут мне, что они находятся под угрозой вымирания или что в них содержатся токсины, и не станут отговаривать меня от того, чтобы я заказала их. Так что я заказала гребешки и съела их, и они были вкусные, хотя я и волновалась немножко насчет того, правильным ли способом их выловили и не использовали ли для хранения токсичные вещества.

Когда я ем в одиночестве, мне не приходится ни с кем разговаривать, я только ем и пью, и из-за этого все это разрезание, жевание и глотание кажется мне чуть-чуть нарочитым. Я все время говорю сама себе: пора откусить еще кусочек, или: притормози, еды почти не осталось, а то закончишь слишком рано. Я пытаюсь читать, чтобы есть помедленнее и чтобы было чем заняться между двумя глотками. Но я едва понимаю, о чем речь, потому что успеваю прочитать совсем немного. К тому же, меня отвлекают люди. Я люблю наблюдать за официантами и официантками и за другими посетителями тоже, даже если они не очень интересные люди.

Часто в меню стоит рыба, которой нет в моем списке. В одном хорошем французском ресторане недалеко от моего дома как-то подавали тюрбо в соусе из шампанского, но у меня в списке нет тюрбо. Я бы, может быть, и заказала, но официант сказал, что это очень нежная рыба, а значит, наверное, не самая вкусная. К тому же ее подавали под сырной корочкой. Я подумала, что это уже чересчур. Официант сказал, что корочка будет совсем тоненькая. Но даже если и так, я решила это блюдо не брать. В меню была и другая рыба: красный окунь, в моем списке говорилось, что ее следует избегать, атлантическая треска, которая находится под угрозой вымирания, и лосось, но это был не дикий лосось с Аляски. Я решила не брать рыбу вовсе и заказала особое ассорти из овощей, там все овощи подавались в отдельных маленьких тарелочках, даже укроп, а в центре подноса стояла красивая картофельная запеканка под золотистой корочкой. К моему удивлению, оказалось, что пробовать все эти разные овощи было очень даже интересно и вкусно, хотя среди них было столько корнеплодов не только морковь и картошка, но еще и репа, и слегка подтушенная редиска, и сельдерей.

Рестораном управляла супружеская пара из Франции. Жена встречала гостей и следила за порядком, а муж готовил. Тем вечером, направляясь к парковке по пути из ресторана, я проходила мимо кухни. В окнах стоял яркий свет, и я заглянула внутрь. Шеф-повар был один. На нем была белая одежда и поварской колпак, он выглядел подтянутым и энергичным, в тот момент он наклонился над доской для резки овощей. Насколько я могла судить издалека, он обладал тонкими и изящными чертами лица, а выражение было внимательным и напряженным. Я видела, как он слегка откинул голову назад и уронил кусочек еды себе в рот, а потом замер, чтобы распробовать. Парень помоложе зашел откуда-то слева с подносом, поставил его на стол и снова вышел. Не похоже было, чтобы он имел какое-то отношение к готовке. Шеф снова остался один. Я никогда раньше не видела, как работает настоящий шеф-повар, и мне даже в голову не приходило, что шеф может работать у себя на кухне в одиночку. Я подумала, что стоять и вот так смотреть будет невежливо, и пошла дальше.

В ресторан, где я ела в одиночестве последний раз, я пошла за неимением альтернативы. Я находилась далеко за городом, и других ресторанов там не было. Я думала, что он окажется не очень хорошим. У входа там был шумный бар, где всегда толпилось много народу. Фирменным рыбным блюдом был стейк из марлина. Я попыталась вспомнить, что такое марлин. Я давно не задумывалась о марлине. Потом у меня перед глазами встала картинка: по воздуху проплыла рыба с большим плавником на спине, я была почти уверена, что ее высоко ценят рыбаки, но понятия не имела, какова она на вкус. В списке у меня ее не было, но я все равно ее заказала. Раз уж там не рекомендовалось ее избегать, оставался шанс, что есть ее можно. А даже если и нельзя, я все равно имею право изредка поесть рыбу, которую есть нельзя.

Вместе с рыбой официантка передала мне сообщение от шефа: он хотел бы узнать мое мнение о рыбе. Он сказал: это был такой превосходный стейк. Меня впечатлил его энтузиазм, и когда я приступила к еде, то старалась есть более внимательно, чем обычно. Надо думать, у шефа было достаточно времени, чтобы поразмышлять о стейке из марлина, потому что стоял понедельник и кроме меня в зале сидел только один посетитель, хотя, пока я ела, зашло еще несколько. Даже в баре сидело только двое, невысокие старички во фланелевых рубашках. Но из-за громкого телевизора и смеха барменши — она встречала гостей, следила за порядком и была женой хозяина, — в баре все равно было шумно.

Марлин был вкусный, хотя и немного резиновый. Когда официантка подошла и спросила, как мне рыба, я не стала говорить, что он немного резиновый. Я сказала, что он был очень вкусный и что мне понравилось тонкое сочетание трав в соусе. Пока я медленно ела, на этот раз без книги, из кухни появился сам шеф. Это был высокий и слегка сутулый мужчина. Он подошел к бару, чтобы выпить чего-нибудь и обменяться парой слов с женой и старичками, а потом ушел обратно. Прежде чем толкнуть вращающуюся дверь, он обернулся в мою сторону, наверняка ему было интересно, кто ест его превосходный стейк из марлина. Я тоже посмотрела на него. Я бы помахала, но прежде чем эта идея пришла мне в голову, он уже исчез за вращающейся дверцей.

Порцию мне принесли щедрую — стейк, печеная картошка и овощи — и расправиться с ней в одиночку мне не удавалось. Я съела все овощи, слегка подгущенные цуккини с тонко нарезанным болгарским перцем и травами, и попросила официантку упаковать остальное с собой. Она встревожилась: я съела только половину рыбы. «И вам понравилось?» — спросила она. Она была молодая. Я подумала, что она, наверное, дочка шефа и барменши. Я заверила ее, что мне очень понравилось. Но теперь я переживала из-за того, что шеф может не поверить, что рыба мне понравилась, хотя она мне понравилась. Больше добавить мне было нечего, но когда я оплачивала счет, я сказала еще, что мне очень понравились овощи. «Обычно их никто не ест», — сказала она обыденным тоном. Я подумала о том, сколько овощей пропадает зря, и о заботе, с которой шеф снова и снова готовит овощи, которые никто не ест. Хотя бы я их съела, и теперь он узнает, что они мне понравились. Но мне было жаль, что я не съела марлина. Уж это я могла бы сделать.

не могу и не хочу

Недавно мне отказали в премии из-за того, что, как мне сказали, я ленивая писательница. Ленивая писательница — это такая, которая слишком часто повторяется. Например, вместо того чтобы написать «я не испытываю ни малейшего желания…» или «у меня сердце не лежит к тому чтобы…», я все время пишу одно и то же: «не могу» или «не хочу».

супруга Пуше (из Флобера)

Завтра я еду в Руан на похороны. Мадам Пуше, супруга доктора, позавчера скоропостижно скончалась прямо на улице. Они с мужем ехали верхом, с ней случился удар, и она упала с лошади. Мне не раз говорили, что я редко испытываю жалость к окружающим, но сейчас я весьма опечален. Пуше — хороший человек, хоть и совершенно глухой и угрюмый по натуре. Прием пациентов он не ведет, но занимается зоологией. Его жена была хорошенькой англичанкой с приятными манерами, которая была для него большим подспорьем в работе. Она делала для него зарисовки и вычитывала гранки, они вместе ездили в экспедиции, она была его подлинной соратницей. Он очень ее любил, и горе может совершенно опустошить его. Луис живет от них через дорогу. Он застал экипаж, на котором ее привезли домой, и видел, как сын вносит ее в дом; лицо ей накрыли платком. Как раз когда ее вносили в дом, прибежал мальчишка-разносчик: он принес большой букет цветов, который она заказала тем же утром. О, Шекспир!

ужин (сон)

Я все еще лежу в кровати, когда друзья являются к нам на ужин. Моя постель стоит на кухне. Я встаю, чтобы посмотреть, что мне удастся приготовить. Я нахожу в морозилке три или четыре упаковки котлет для гамбургеров, некоторые распечатанные, а некоторые нет. Мне приходит в голову, что если взять и измельчить все эти котлеты, можно сделать из них мясную запеканку. Это займет много времени, но больше ничего я не могу придумать. Я ложусь обратно в постель, чтобы еще немного подумать.

собака (сон)

Мы собираемся уезжать из какого-то места, где есть большой сад и фонтан. Я выглядываю из машины и вижу собаку, которая лежит на носилках в дверях какого-то сарайчика, спиной к нам. На шее у нее лежат два срезанных с клумбы цветка, красный и белый. Я отвлекаюсь, потом снова оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее в последний раз. Но у дверей сарайчика никого нет. В одно мгновение она исчезла: всего в одно мгновение они увезли ее.

бабушка (сон)

Ко мне пришел человек с большим персиковым пирогом. С ним явились и другие, в том числе старушка, которая долго жалуется на гравий, а затем ее с большим трудом заносят в дом на руках. За обедом, в рамках застольной беседы, она сообщает одному из гостей, что ей нравятся его зубы. Другой человек кричит на нее, но она не пугается, а только угрожающе смотрит на него. Вечером выясняется, что вместе с орешками она случайно съела свой слуховой аппарат. Хотя она и жевала его почти два часа, ей не удалось разгрызть его на достаточно маленькие кусочки, чтобы можно было проглотить. Перед сном она выплюнула его на ладонь своей сиделке и сообщила, что ей попался плохой орешек.

невыносимые mucamas

Они очень ограниченные и очень упрямые женщины из Боливии. Они сопротивляются всему, чему только можно.

Они прилагались к квартире, которую мы теперь сдаем другому жильцу. Они шли по дешевке из-за того, что у Аделы такой низкий IQ. Она тупица.

В самом начале я сказала им: я очень рада, что вы остаетесь, и я уверена, что мы подружимся. Вот, например, с чем нам приходится разбираться. Это типичный инцидент, он произошел буквально только что. Мне надо было отрезать нитку, но я не могла найти свои маленькие ножнички. Я позвала Аделу и сказала ей, что не могу найти ножницы. Она запротестовала и заявила, что не видела их. Мы вместе пошли на кухню, и я попросила Луизу отрезать нитку. Она спросила, почему я ее просто не откушу. Я сказала, что тогда она не пролезет в иголку. Я попросила ее принести, пожалуйста, ножницы и перерезать нитку — незамедлительно. Она велела Аделе поискать ножницы сеньоры Броуди, и я прошла за ней в кабинет, посмотреть, где они лежали. Она вынула их из коробки. Я заметила, что за коробкой волочился длинный, неаккуратный хвостик бечевки и спросила, почему она его не обрежет, раз у нее есть ножницы. Она заорала, что это невозможно, бечевка может пригодиться, если коробку когда-нибудь понадобится перевязать. Не скрою, я засмеялась. Потом я взяла ножницы и сама перерезала бечевку. Адела завизжала. Прибежала ее мать. Я снова засмеялась, и они обе завизжали. Потом они затихли.

Я говорила им: пожалуйста, не начинайте поджаривать хлеб, пока мы не попросим подавать завтрак. Мы не любим пережаренные тосты на английский манер.

Я говорила им: когда я звоню с утра в колокольчик, пожалуйста, принесите немедленно минеральную воду. Потом поставьте хлеб в тостер и, пока он жарится, заварите свежемолотый кофе с молоком. Мы предпочитаем сорта Franja Blanca или Cinta Azul от Bonafide.

Я вежливо поговорила с Луизой, когда она пришла с минеральной водой. Но когда я напомнила ей про тостер, она разразилась гневной речью — как я могла подумать, будто она может дать хлебу остыть или пережариться? Хотя она почти всегда приносит остывший и пережаренный.

Мы говорили им: мы бы хотели, чтобы вы покупали молоко только от Germa from Kasdorf или Las Tres Ninas.

Адела не умеет разговаривать, не переходя на крик. Я много раз просила ее говорить тише, и добавлять «сеньора», но она никогда этого не делает. А еще они очень громко переговариваются друге дружкой на кухне.

Часто стоит мне обратиться к Аделе, как она тут же начинает вопить: «Si, si, si, si!» и выходит из комнаты. Не могу сказать, что я готова это терпеть.

Я говорю Луизе: не перебивай меня! Я говорю: no me interrumpe!

Дело не в том, что Адела недостаточно трудолюбива. Но она является ко мне в спальню и сообщает, что, со слов матери, приготовить на ужин то, что я велела, никак невозможно, и при этом размахивает руками и вопит так, что чуть не лопается.

Обе они, мать и дочь, такие волевые, брутальные женщины. Иногда я думаю, что они настоящие варвары.

Я говорила Аделе: если надо, сделай уборку в холле, но не пылесось чаще, чем дважды в неделю.

На прошлой неделе она наотрез отказалась убирать пылесос с прохода — как раз когда мы ожидали визита пастора из Патагонии.

Они так уверены в собственном высоком положении и в том, что на все имеют право.

Я просила их: сначала послушайте, что я говорю!

Я отнесла им свое нижнее белье для стирки. Луиза тут же заявила, что корсет неудобно стирать на руках. Я не согласилась, но спорить тоже не стала.

Адела отказывается выполнять по утрам какую бы то ни было работу, кроме уборки.

Я говорю им: мы маленькая семья. У нас нет детей.

Когда я иду к ним проверить, выполнили ли они мои указания, они чаще всего оказываются заняты своими делами — стирают свитера или говорят по телефону.

Одежда никогда не выглажена вовремя.

Сегодня я напомнила им, что мне надо постирать нижнее белье. Они не ответили. Мне пришлось стирать ночную рубашку самой.

Я говорю им: мы видим, что вы стараетесь совершенствоваться, например, вы стали быстрее заканчивать со стиркой.

Я просила Аделу: пожалуйста, не оставляй мусор и принадлежности для уборки в холле.

Я просила ее: пожалуйста, собирай мусор и сразу же относи к мусоросжигательной печи.

Сегодня я сказала Аделе, что она нужна мне на кухне, но она пошла в комнату своей матери и вернулась, одетая в свитер, и сразу ушла. Она купила салат-латук, но, как выяснилось, для себя, а не для нас.

Во время еды она всегда старается улизнуть.

Сегодня утром я зашла в столовую и попробовала вежливо поболтать с Аделой. Но не успела я и двух слов сказать, как она колюче сообщила, что когда она ест, то ничем иным заниматься больше не может.

Адела вылетает из кухни в гостиную и орет, даже если в доме посетитель: «Вас к телефону!»

Я просила ее говорить тише, но она этого не делает. Сегодня она вылетела из кухни в гостиную с криком: «Вас к телефону!» и ткнула в меня пальцем. Потом она проделала то же самое с нашим гостем, профессором.

Я говорю Луизе: я бы хотела обсудить программу на ближайшие дни. Сегодня я обойдусь сендвичем и фруктами, но сеньор будет крепкий чай.

Завтра мы хотели бы относительно крепкий чай со сваренными вкрутую яйцами и сардинами в шесть вечера, больше ничего мы дома есть не планируем.

Мы хотим есть овощные блюда хотя бы раз в день. Мы любим салаты, но мы любим также и приготовленные овощи. Иногда мы подаем и салат, и горячее овощное блюдо.

Мясо мы на обед не едим, за исключением особых случаев. Мы очень любим омлеты, особенно с сыром или томатами.

Пожалуйста, подавайте печеный картофель сразу же из печи.

Целых две недели подряд у нас на десерт были только фрукты. Я попросила Луизу приготовить что-нибудь сладкое. Она принесла блинчики с яблочным соусом. Они были ничего такие, хотя и порядком остывшие. Сегодня она опять подала фрукты.

Я говорила: Луиза, ты не должна называть мои распоряжения «нелепыми капризами».

Луиза эмоциональна и примитивна. У нее постоянно меняется настроение. Она легко обижается и может стать агрессивной. Она так горда!

Адела просто грубая и шумная дикарка с цыплячьими мозгами.

Я говорю Луизе: наш гость, сеньор Фландерс, никогда еще не был в парке. Он бы хотел провести там несколько часов. Не могла бы ты приготовить ему с собой несколько сандвичей с холодным мясом? Он уезжает на следующей неделе.

В кои то веки она не спорит.

Накрывая стол к ужину, Адела ставит каждое блюдо с грохотом.

Я говорю Луизе: пожалуйста, пусть Адела начистит подсвечники, у нас сегодня будет ужин при свечах.

Я звоню в колокольчик, и с кухни тут же доносится грохот.

Я говорила им: во время ужинов и коктейлей на кухне ничего не должно греметь. Но они дерутся и орут.

Если мы просим принести что-нибудь во время обеда, Адела приходит с кухни и говорит: «Нету».

Это все так действует на нервы. Я часто чувствую себя совершенно вымотанной после одной-единственной попытки поговорить с ней.

Луиза, говорю я, я просто хочу убедиться, что мы поняли друг друга. Во время ужина нельзя включать на кухне радио. И еще с кухни постоянно доносятся крики. Мы просим всего лишь немного тишины.

Мы не верим, что они искренне стараются угодить нам.

Иногда Адела снимает со стола колокольчик и потом не ставит его на место. Из-за этого я не могу позвонить ей и мне приходится кричать через всю столовую, или оставаться несолоно хлебавши, или идти за колокольчиком самой, чтобы в него позвонить.

Я заранее им говорила: на вечеринке нам потребуются томатный сок, апельсиновый сок и кока-кола.

Я говорю: Адела, ты будешь отвечать за прием гостей. Покажешь дамам, где туалет, если понадобится.

Я спрашиваю Луизу: ты умеешь готовить эмпанаду по-боливийски?

Мы бы хотели, чтобы они всегда ходили в форме.

Я говорю Аделе: я бы хотела, чтобы ты почаще проходила среди гостей с подносом с закусками, которые я приготовила.

Если использованные тарелки выглядят неаппетитно, пожалуйста, отнеси их на кухню и замени новыми.

Я говорю: пожалуйста, Адела, на столе всегда должны быть чистые бокалы, а еще лед и содовая.

Я говорила ей: на перекладине возле биде всегда должно быть полотенце.

Я говорю ей: ваз достаточно? Покажи мне, какие? Хорошо бы купить цветов.

Вот еще один пример тихого противостояния, которое идет между нами: я вижу, что Адела оставила длинный шнур на полу возле кровати. Сама она ушла выносить мусор. Может быть, это она так меня проверяет. Может быть, она думает, что я слишком застенчива или слишком глупа, чтобы потребовать от нее, чтобы она его убрала? Но она простужена и не слишком умна, и если она и впрямь не заметила шнур, я не хочу устраивать из-за этого сцену. В конце концов я решаю поднять шнур сама.

Мы все страдаем от их грубых и жестоких выходок.

У моего мужа на воротничке оторвалась пуговка. Я пошла с рубашкой к Аделе. Она потрясла передо мной указательным пальцем и сказала нет. Она сказала: «Сеньора Броуди всегда носит вещи в ателье на починку». «Даже пуговицу пришить? — спросила я. — Где у нас в доме пуговицы?»

Она сказала, что в доме пуговиц нет.

Я сказала Луизе, что по воскресеньям они могут ходить на прогулки или еще куда-нибудь выбираться, даже перед завтраком. Она заорала, что они не хотят никуда ходить, и спросила: куда это нам идти?

Я сказала, что я буду только рада, если они сходят куда-то развеяться, но если они не хотят никуда идти, то мы можем попросить их приготовить для нас что-нибудь, пусть и несложное. Она сказала: хорошо, но только не утром. Она сказала, что две ее старшие дочери приходят утром в воскресенье навестить ее.

Все утро я писала Луизе длинное письмо, но потом решила, что не стоит его отдавать.

Я написала: в своей жизни я нанимала много горничных.

Я писала, что, как мне кажется, я разумный, щедрый и справедливый работодатель.

Я писала, что, если она примет ситуацию как есть, все пойдет гораздо лучше.

Если они все-таки решат изменить свое отношение к нам, мы будем рады поддержать их, чем сможем. Мы можем, например, оплатить Аделе зубного врача. Она очень стесняется своих зубов.

Но пока что мы не видим, чтобы они хоть в чем-то изменили свое отношение.

Еще мы подозреваем, что, возможно, они тайком поселили кого-то из родственников в своих комнатках за кухней.

Я заучиваю и повторяю предложение, которое хочу опробовать на Луизе, хотя, может быть, оно слишком оптимистично: Con el correr del tiempo, todo se solucionará![1]

Но они бросают на нас такие сумрачные индейские взгляды!

рассказ — перевертыш

С соседнего двора только что выехала бетономешалка. Мистер и миссис Чэррей делают ремонт в винном погребе. Если они обновят и расширят помещение, им не придется столько платить по пожарной страховке. А пока страховка обходится им очень дорого. Дело в том, что у них в погребе хранятся тысячи бутылок очень хорошего вина. Вино у них очень хорошее, и картины есть прекрасные, но их вкусы в отношении одежды и мебели безнадежно мелкобуржуазны.

В отношении одежды и мебели вкусы Чэрреев безнадежно мелкобуржуазны. Тем не менее, у них в доме есть прекрасные картины, большей частью работы современных канадских и американских художников. Кроме того, у них очень хорошее вино. На самом деле, в погребе у них хранятся тысячи бутылок очень хорошего вина. Из-за этого им приходится платить очень большие деньги по пожарной страховке. Но если они расширят и модернизируют свой винный погреб, страховка будет обходиться им дешевле. Этим они и занимаются: с соседнего двора только что выехала бетономешалка.

женщина тридцати лет

Женщина тридцати лет не желает покидать родительский дом. Зачем мне уезжать отсюда? Здесь мои родители. Они любят меня. Зачем мне выходить за какого-то мужчину, который будет спорить со мной и кричать на меня? Тем не менее, эта женщина любит раздеваться перед открытым окном. Ей хочется, чтобы какой-нибудь мужчина хотя бы просто посмотрел на нее.

как понять, что мне нравится (шесть вариантов)

Ей это нравится. Она похожа на меня. Значит, и мне это может понравиться.

Она похожа на меня. Ей нравятся вещи, которые нравятся мне. Ей это нравится. Значит, и мне это может понравиться.

Мне это нравится. Я показываю это ей. Ей нравится. Она похожа на меня. Значит, мне это наверняка действительно нравится.

Мне кажется, что мне это нравится. Я показываю это ей. Ей это нравится. Она похожа на меня. Значит, мне это наверняка нравится.

Мне кажется, что мне это нравится. Я показываю это ей. (Она похожа на меня. Ей нравятся вещи, которые нравятся мне.) Ей это нравится. Значит, мне это наверняка действительно нравится.

Мне это нравится. Я показываю это ей. Ей нравится. («А вон то, наоборот, ужасное», — говорит она.) Она похожа на меня. Ей нравятся вещи, которые нравятся мне. Значит, мне это наверняка действительно нравится.

Гендель

У меня в браке не все ладится, а все из-за того, что я не люблю Георга Фридриха Генделя настолько же сильно, как мой муж. Из-за этого между нами пролегает пропасть. Я завидую, например, одной знакомой паре, которые оба так любят Генделя, что иногда даже летают через весь Техас, чтобы послушать его оперу с тем или иным известным тенором. На сегодняшний день они обратили как минимум еще одну нашу знакомую в любительницы Генделя. Меня это удивило, потому что когда мы разговаривали с ней о музыке в последний раз, она любила Хэнка Уильямса. В этом году они втроем отправились в Вашингтон на поезде, чтобы послушать «Юлия Цезаря в Египте». Мне больше нравятся композиторы XIX века, особенно Дворжак. Хотя вообще я в отношении музыки не привереда и обычно, если я слышу какую-то музыку постоянно, она начинает мне нравиться. Но при том, что мой муж обычно ставит что-нибудь из вокальных произведений Генделя почти каждый вечер, если только у меня не находится возражения, я Генделя так и не полюбила. Но мне повезло: недавно я узнала, что недалеко отсюда, в Ленноксе, штат Массачусетс, есть терапевт, которая специализируется в Гендель-терапии, и теперь я хочу попробовать поработать с ней. (Мой муж не верит в психотерапию, и я точно знаю, что к Дворжак-терапевту он и близко бы не подошел, если бы такой нашелся.)

сила подсознания

Рея оставалась у нас с ночевкой, и речь зашла о днях рождения. Я спросила, когда у нее день рождения. Она сказала, что 13 апреля, но ей никогда не приходило открыток в ее день рождения, и подарков она никогда не получала, но это даже хорошо, потому что она не хочет, чтобы ей о нем напоминали. Я заметила, что уж кто никому не позволит забыть о своем дне рождения, так это наша общая подруга Элли.

Элли жила далеко, в другой стране, и оттуда, конечно, было труднее напоминать о своем дне рождения. Потом я подумала, смотри-ка, ведь сейчас октябрь: в этом месяце у Элли день рождения! Какого именно числа, я не помнила, так что я стала искать в записной книжке, где у меня это записано. Оказалось, что это был тот самый день, 23 октября. Я рассказала об этом Рее, и мы обе воскликнули, как это мы заговорили о днях рождения в день рождения Элли. Рея сказала, что я, наверное, помнила об этом подсознательно.

Я не сказала Рее, почему я вообще задумалась о днях рождения: я раскладывала салфетки к ужину и вспомнила историю, которую она мне перед этим рассказала. О том, как она однажды принимала у себя наших друзей, которым довольно трудно угодить, потому что у них очень высокие требования к еде и к вину и к тому, как накрыт стол. И о том, как Рея, которая в те времена обычно не очень-то беспокоилась о таких вещах, как сервировка стола, но могла и смутиться в присутствии некоторых людей, вроде наших друзей, обнаружила, что в доме нет салфеток, и бумажных полотенец тоже нет, и одноразовых носовых платочков тоже. Как всего через пару минут после начала ужина, гость вежливо попросил салфетку, и как Рея объяснила, в чем проблема, и как другой гость предложил использовать туалетную бумагу. И как, к смущению Реи, ужин продолжался с туалетной бумагой на столе. И мне стало так ее жаль, что я решила подарить ей к следующему дню рождения хорошие матерчатые салфетки, чтобы она больше никогда не оказалась в такой ситуации. Но не исключено, что я могла бы и вспомнить про историю Реи, если бы не знала, подсознательно, что сегодня день рождения Элли.

Позже, когда Рея пошла спать, пока я домывала посуду, вспомнила о нашем разговоре и с удовлетворением подумала: ну что же, хотя бы в этом году Элли не удалось напомнить мне о своем дне рождения, слишком она далеко. Но потом я подумала: погоди-ка, я ведь вспомнила-таки о ее дне рождения. И тогда я поняла, что поскольку Элли никому не позволяет забыть о своем дне рождения, и поскольку я хорошо об этом знаю, это не я подсознательно помнила о нем все это время, как решили мы с Реей, это Элли ухитрилась в конечном итоге напомнить мне о своем дне рождения, пусть и более многоступенчатым способом, чем обычно, и, со свойственной ей ловкостью, в то же самое время напомнить о нем и Рее.

ее география: Алабама

На секунду она подумала, что Алабама — это город в Джорджии.

Он называется Алабама, штат Джорджия.

похороны (из Флобера)

Вчера я был на похоронах супруги Пуше. Пока я наблюдал за несчастным Пуше, который стоял там, пошатываясь от горя, как травинка на ветру, кое-кто из гостей завел разговор о плодовых садах: они хвастались, сравнивая обхваты стволов у молодых деревец. Потом ко мне подошел мужчина с расспросами о Ближнем Востоке. Он пожелал узнать, имеются ли в Египте музеи. Он спросил: «В каком состоянии там публичные библиотеки?» Священник, стоявший перед могилой, говорил не на латыни, а на французском, потому что служба была протестантская. Господин, стоявший возле меня, высказался об этом с одобрением, добавив несколько пренебрежительных замечаний о католицизме. Тем временем бедный Пуше горестно стоял перед нами.

Ах! Мы, писатели, иной раз думаем, что слишком много сочиняем — но действительность всякий раз оказывается куда хуже!

искательницы мужей (сон)

Стайки женщин пытаются приземлиться на остров, чтобы найти себе мужей в племени, состоящем из очень красивых молодых мужчин. Они летают над морем, как облачка из ваты или семена диких растении, и, получив с берега отказ, сбиваются в парящий над водой хлопково-белый комок.

в галерее (сон)

Моя знакомая, художница, пытается повесить свою работу на выставке. Ее работа — это одна-единственная строка текста, приклеенная к стене, и висящая прямо перед ней прозрачная занавеска.

Она стоит на вершине стремянки и не может спуститься. Она пытается слезать спиной к ступенькам, а надо лицом. Люди кричат ей снизу, чтобы она обернулась, но она не знает, как это сделать.

Когда я вижу ее снова, она уже внизу. Она ходит от одного человека к другому и просит их помочь ей повесить ее работу. Но никто не хочет помогать. Они говорят: она такая тяжелая женщина.

низкое солнце (сон)

Я студентка. Я говорю студентке помладше, танцовщице, что солнце сейчас стоит совсем низко в небе. Должно быть, его свет наполняет сейчас пещеры у моря.

посадка

Как раз в эти дни, когда меня так одолевает страх смерти, со мной приключилась странная история в самолете.

Я летела в Чикаго на конференцию. Когда мы приближались к аэропорту, случилось ЧП. Я всю жизнь чего-то такого боялась. Каждый раз, когда сажусь в самолет, я пытаюсь мысленно свести счеты с миром и подвести какой-то итог своей жизни. Я всегда делаю это дважды за полет, при взлете и перед посадкой. Но со мной ни разу не приключалось ничего более серьезного, чем обычная турбулентность — хотя, конечно, когда начинается турбулентность, не знаешь, обычная это турбулентность или нет.

В этот раз что-то было не так с крыльями. Какие-то подкрылки, которые должны были замедлить самолет по мере приближения к посадочной полосе, не открылись, поэтому самолет должен был приземлиться на очень высокой скорости. Был риск, что при такой скорости может загореться шина, самолет опрокинется и разобьется, или шасси сломается, самолет перевернется и загорится.

Объявление, сделанное пилотом, привело меня в ужас. Ужас был совершенно физического характера, как будто в позвоночник вогнали ледяной болт. С этим объявлением все изменилось: мы все могли умереть в течение следующего часа. В поисках поддержки или утешения я обернулась к соседке по сиденью, но от нее помощи ждать не стоило: она сидела, закрыв глаза и отвернувшись к окну. Я посмотрела на других пассажиров, но все, казалось, сосредоточились на переваривании новости. Я тоже закрыла глаза и положила руки на сиденье.

Прошло немного времени, и стюард вернулся, чтобы сообщить, сколько времени нам предстоит кружить над аэропортом. Стюард был спокоен. Как я уже говорила, я не сводила глаз с его лица. Именно тогда я поняла одну вещь, которая пригодится мне в следующих полетах, если, конечно, доживу до других полетов: если я нервничаю, надо посмотреть на стюарда или стюардессу и по выражению его или ее лица определить, есть ли причины волноваться. У этого стюарда лицо было расслабленное и спокойное. Это далеко не самая рискованная ситуация, сказал он. Я посмотрела на противоположный ряд сидений и поймала взгляд пассажира лет шестидесяти, который тоже выглядел спокойным. Он сказал мне, что с 1981 года он пролетел больше 9 тысяч миль и навидался чрезвычайных ситуаций. Углубляться в подробности он не стал.

Но потом стюард меня напугал. Он был все так же спокоен, но я подумала: может быть, это спокойствие фаталиста, приученного к железной выдержке за долгие годы обучения и работы или просто смирившегося с неминуемым — потому что он начал объяснять людям, сидевшим в первом ряду, что они должны будут сделать, если в результате несчастного случая он будет выведен из строя. В моих глазах они выросли из простых пассажиров в его помощников или делегатов, и я заранее представляла его беспомощным, мертвым или обездвиженным. Теперь крушение было неминуемым, пусть даже только в моем воображении. Тогда я поняла, что любое необычное действие со стороны стюарда или стюардессы заставляет меня встревожиться.

Мы были на волосок от гибели. А значит, мы были вынуждены смириться с мыслью о скорой смерти и подумать о том, как расстаться с жизнью наиболее достойным образом. О чем стоит подумать в последние минуты жизни, пока ты еще находишься в этом мире? Не для того, чтобы утешиться, а чтобы примириться с реальностью, поставить точку и сказать себе: теперь я могу спокойно умереть. Прежде всего, я бы мысленно попрощалась с некоторыми близкими мне людьми. Потом я подумала бы о чем-то более масштабном, и самая подходящая прощальная мысль, какая пришла мне на ум, была такая: я такая маленькая, а вселенная такая огромная. Обязательно надо было представить себе всю эту огромную вселенную и галактики и вспомнить, какая я маленькая, и тогда я могла бы сказать себе: я могу спокойно умереть. Вещи постоянно умирали, вселенная была полна тайн, и в любом случае приближался новый ледниковый период, нашей цивилизации настал бы конец, так что я могла бы спокойно умереть и сейчас.

Думая эту огромную мысль, я снова закрыла глаза и стиснула руки, я сжимала их, пока ладони не вспотели, и очень крепко уперлась пятками в спинку следующего сидения. Если бы произошло крушение, все это бы мне не помогло. Но я должна была предпринять хоть что-нибудь, мне нужно было почувствовать, что хоть что-то да находится под моим контролем. Хотя я была ужасно напугана, все же отметила для себя: надо же, в явно неконтролируемой ситуации я все равно ищу что-то такое, что можно проконтролировать. Потом я сдалась и перестала что-либо предпринимать и отметила еще кое-что занятное: пока я пыталась что-либо предпринимать, я была в панике, а когда я сдалась и перестала пытаться на что-то повлиять, мне стало спокойнее, хотя земля кружилась так далеко внизу, а мы кружились так высоко вверху в сломанном самолете, который не мог нормально выйти на посадку.

Самолет кружил очень долго. То ли тогда же, то ли позднее, но я узнала, что в тот самый момент на земле велись приготовления к экстренной посадке. Расчистили самую длинную посадочную полосу, потому что самолет двигался на высокой скорости и ему потребовалось бы больше времени, чтобы затормозить и остановиться. Вдоль посадочной полосы выстроилось несколько пожарных машин. С посадкой на высокой скорости было связано несколько проблем. Шасси могло не выдержать удара и отломаться, и самолет приземлился бы на днище. Трение при посадке могло вызвать возгорание, или же из-за высокой скорости самолет мог взять слишком крутой угол и врезаться в землю носом. Если бы самолет приземлился на днище или если бы возникли проблемы с шасси, пилот потерял бы контроль над управлением и самолет мог бы перевернуться и разбиться.

Наконец посадочная полоса была готова, пожарные машины заняли свои места, и пилот начал посадку. Мы, пассажиры, не замечали ничего необычного, но перед самой посадкой занервничали: если раньше возможное крушение маячило где-то в недалеком будущем, то теперь настал решающий момент.

Обычно при посадке самолет движется под довольно крутым углом, примерно в 30 градусов, и при соприкосновении с землей вас может немножко встряхнуть или помотать из стороны в сторону. На высокой скорости это небезопасно, поэтому пилот снижался по спирали, делая один широкий круг за другим, и направился к посадочной полосе только тогда, когда мы находились у самой земли, под минимальным углом. Чтобы хватило времени затормозить, он приземлился в самом начале посадочной полосы, так аккуратно опустив шасси на асфальт, что мы почти не почувствовали соприкосновения с землей: это была самая мягкая посадка на моей памяти. Затем он очень плавно понижал скорость, пока, наконец, мы не покатились по полосе на обычной скорости. Он осуществил очень красивую посадку, и мы были в безопасности.

Пассажиры, конечно, радостно загудели и зааплодировали, одновременно выглядывая в окошки и удивляясь, что пожарные машины так и не пригодились. Когда радостные крики стихли, из кабины пилота послышались голоса и смех. Мужчина из соседнего ряда рассказал мне о других почти-что-несчастных случаях, в которых ему довелось побывать, например, когда на борту самолета начался пожар. Стюард, который тоже стал гораздо более разговорчивым, рассказал нам, что пилоты много раз отрабатывают такую посадку во время обучения. Может быть, нам стало бы легче, если бы мы узнали об этом перед посадкой, хотя, может быть, и не стало бы.

В тот вечер за ужином, в популярном аккуратном ресторанчике на первом этаже отеля, я думала о посадке. Я разглядывала очень маленькую яичницу, из перепелиного яйца, лежавшую на моей тарелке, и мне пришло в голову, что если бы все закончилось иначе, это яйцо точно так же лежало бы на тарелке, но уже перед кем-то другим, а не передо мной. Его бы подцепила уже другая вилка, или даже та же самая вилка, но в чужой руке. А моя рука была бы где-то далеко, может быть, в чикагском морге.

А пока еда стыла, я записывала все, что успела запомнить о посадке. Официант, глядя на меня, заметил что-то вроде «вы ручкой орудуете быстрее, чем вилкой», а затем добавил, подумав: «как оно и должно быть». После этого он стал нравиться мне больше. До этого он не очень мне нравился из-за сальных локонов и излишне фамильярных шуточек.

В это же время было слышно, как клерк на ресепшн спрашивал у осторожного стройного англичанина с седой бородой, как его зовут, и тот отвечал: «Моррис. Эм, о, эр, эр, и, эс».

язык телефонной компании

«Проблема, о которой вы сообщили, теперь функционирует нормально».

извозчик и червь (из Флобера)

Наш бывший слуга, трагическая фигура, теперь трудится извозчиком — вы, наверное, помните, как он женился на дочери грузчика, получившего престижную награду, как раз когда его жену приговорили к тюремному заключению за кражу, которую на самом деле совершил этот самый грузчик. Как бы то ни было, у этого несчастного Толе, нашего бывшего слуги, в животе обитает — по крайней мере, так считает сам Толе — ленточный червь. Он говорит об этом черве как о живом человеке, который общается с ним и делится своими нуждами, и когда Толе беседует с вами, под словом «он» всегда подразумевается проживающее в его нутре существо. Иногда на Толе нападает какая-нибудь внезапная блажь, которую он приписывает червю: «Он этого хочет», — говорит Толе — и тут же повинуется. Недавно «он» пожелал свежих белых булочек; в другой раз «он» потребовал белого вина, но на другой день «он» пришел в бешенство, потому что ему не подали красного.

Бедолага, по его собственному мнению, опустился до того, что сравнялся силами с червем; они ведут на равных яростную битву за господство. Недавно он сказал моей снохе: «Эта тварь точит на меня зуб. Это, видите ли, борются две воли — он заставляет меня делать то, что ему угодно. Но я еще отомщу. Выживет только один из нас». В итоге выжил человек, но, увы, ненадолго, так как с целью убить червя и избавиться от него Толе недавно выпил бутылку купороса и теперь умирает. Не знаю, сумеете ли вы оценить всю глубину этой истории.

Что за странная вещь — человеческий разум!

письмо менеджеру по маркетингу