Магазин мётел назывался просто — “Магазин мётел”. С креативом тут явно была напряжёнка. Ниже на табличке было указано, что владельцем магазина являются некто Пафнутий и сыновья с какого-то там года, но дальше я уже не читал.
Зайдя внутрь, я огляделся и, поджав губы, вздохнул, мётел тут было и вправду завались. Всяких разных.
Они стояли, лежали, висели на стенах и свисали с потолка. Прямые, гнутые, волнообразные. С плотно прижатыми прутьями и с топорщившимися во все стороны. Гладкие и шероховатые, ребристые и с пупырышками, с утолщением на конце и без него. На любой вкус. Думаю, тут даже самый извращённый работник ЖЭКа нашёл бы инструмент по себе.
Стеллажи с рядами мётел тянулись вправо и влево, стройными рядами уходили в темноту как в бесконечность. И я, каким-то глубинным слоем подсознания, понял, заложенную в эти ряды метафизическую идею, что без метлы не останется ни один.
— Мда, не метла выбирает дворника, а дворник выбирает метлу, — процитировал я, негромко, пришедшую на ум фразу.
Тут мой взгляд натолкнулся на чуть в стороне стоявшую стойку с вениками, которые были куда как короче и легче, но стоило мне потянуться в их сторону, как мать тут же громким шёпотом одёрнула меня:
— Ты что, Дрейк, это только для женщин!
А жаль, я уж было надеялся отделаться малой кровью, но нет, придётся выбирать полноразмерное изделие.
— Так так, кто к нам пожаловал, — откуда то из темноты, пузом вперёд выплыл невысокий дядечка, в косоворотке и жилетке поверх которых лежала большая окладистая борода.
“Накладная?” — невольно задумался я, вглядываясь в неё пристальней, чем обычно.
Но та, похоже, была настоящей.
— Госпожа Рассказова! — узнал он мою мать и тут же расплылся в хитрой улыбке, — ждал вас, слухи уже донесли, что и старшенький ваш сподобился, значит, болдаром. Был уверен, что выберете именно наше скромное заведение.
— Мастер Пафнутий, — чуть наклонила голову Эльвира, — ну а какое же ещё, вы же единственный тут мётлами торгуете.
— Ну это тут, — скромно потупился тот, — а вот в Хабаровске есть ещё Григорий с сыновьями…
— Григорий? — приподняла в холодном недоумении бровь маман, — этот неумеха?! Занозы от его мётел из каких только мест не доставали.
— Ну это да, — Пафнутий гордо надулся, показал мозолистые ладони, — все черенки наших мётел тщательно полирую вот этими руками. Сам, лично. Никакой этой новомодной механизации и станков. Исключительно рабский… то есть ручной труд.
— Ну вот и ответ, — улыбнулась мать, — поэтому только к вам, и ни к кому другому.
— Нус-с, давайте подберём вашему сыну что-то по руке, — произнёс мужчина и принялся придирчиво меня разглядывать.
А я, чтобы было не так скучно, принялся разглядывать мётлы.
Так мы и стояли минут пять, пока, наконец, Пафнутий не отмер и не произнёс:
— Есть, есть у меня кое-что особенное. Прошу за мной.
Он резво побежал в темноту и нам пришлось поторопиться за ним, ибо в этой анфиладе стеллажей немудрено было потеряться.
— Берёза или дуб? А может канадский клён? — громко бормотал продавец, постоянно сворачивая то налево, то направо, запутывая нас и уводя всё глубже.
Хорошо ещё, что у меня абсолютная память, а то обратно без посторонней помощи бы не выбрались. А Пафнутий продолжал бурчать, касаясь на бегу то одной метлы, то другой:
— А прутья? Ива или тростник? А может ротанг? Или шиповник? А может терновник? Нет, всё не то.
Но наконец бег замедлился, и мы замерли у стойки, где стояло всего десять мётел.
— Вот, — показал на них запыхавшийся продавец, — вершина моего искусства. Всё, что там — он махнул рукой в сторону остальных стеллажей, — ерунда, ширпотреб. Совершенно не подходит старшему сыну рода Рассказовых.
— И что это? — поинтересовался я, разглядывая чуть изогнутые черенки.
— О, молодой человек, это уникальные мётлы, каждая из которых куда дороже, чем те деньги, что я за неё прошу.
Услышав такое, я сразу преисполнился самых чёрных подозрений, что сейчас нас попытаются развести как лохов. И точно, закатив глаза, с придыханием, Пафнутий начал перечислять, касаясь поочерёдно каждой:
— Зебрано, из Западной Африки, посмотрите на эту текстуру, на это чередование полос, то тёмных, то светлых, как наша жизнь. А это палисандр, его уникальный фиолетовый оттенок выделит вас из любой толпы. Здесь бубинга, метла из неё будет словно музыкальный инструмент, звучать при каждом прикосновении. А это эбен — “чёрное золото”, такой чёрный, что с ним будет ощущение, что вы держите в руках сгусток первозданной тьмы. Ещё есть сандал… И агар… А ещё гренадил… Вот тут амарант… Бакаут, и этим всё сказано… И в заключение взгляните на умнини…
Уже после первых восторгов продавца, мой мозг перестал улавливать информацию, буквально отгородившись от потока ненужных мне сведений про все эти, несомненно, ценные породы деревьев. Я был готов поверить, что это и впрямь было то дерево, которое он называл, всё-таки обманывать в таком вопросе себе дороже, подмену распознают рано или поздно, но смысл переплачивать? Да будь метла хоть из золота с бриллиантами, она не перестанет быть просто метлой!
С которой, к тому же, нет необходимости постоянно ходить.
— Спасибо, — прервал я разливающегося соловьём Пафнутия.
Затем повернулся к стеллажам которые мы уже прошли и, не особо выбирая, схватился за первый попавшийся черенок:
— Беру вот эту.
— Но постойте, — бросился ко мне, заламывая руки, мужчина, — вы же ещё не услышали из чего там состоят прутья!
— Уверен, — ответил я, по хозяйски примериваясь к метле, беря то одним, то другим хватом, и пару раз шаркнув ею по полу, — что они тоже уникальны. Но я хочу вот эту.
— Ты точно решил взять такую простую? — нахмурила лоб маман.
Метла и вправду была абсолютно невыразительная. Прямой гладкий черенок, пучок ивовых прутьев на конце, перетянутый стальной проволокой, никаких украшательств и каких-то других выделяющих её среди остальных товарок особенностей.
Судя по всему, стояла она тут с незапамятных времён, потому что была покрыта слежавшимся слоем пыли и грязи. Но я уже хотел закончить с этим фарсом и поэтому упрямо сжимал ладони на черенке, твёрдо упирая хозяйственный инструмент в пол.
— Ну ладно, — вздохнула Эльвира, понимая по моему упрямому виду, что переубедить меня не получится, — берём эту. Сколько с нас?
— Три писят, — шмыгнув носом, печально ответил Пафнутий и когда совершеннейшая мелочь, по меркам любого аристократа, перекочевала из наших рук в его, я довольный быстрым решением вопроса, безошибочно направился к выходу.
Правда меня продолжало угнетать, что это только первая покупка, а впереди ждало ещё почти два десятка.
Оказавшись на улице, я крутанул метлу в руках, затем посмотрел по сторонам, таскать её вот так казалось мне совершеннейшей глупостью. Поэтому, прикупив с метр верёвки в соседнем хозтоварном, я привязал её на манер ремня к метле и повесил через голову за спину, так, что конец черенка стал торчать у меня над правым плечом, а прутья высовываться из-за левой ноги, с десяток сантиметров не доставая до мощёной брусчаткой улицы.
Сразу стало повеселей.
Следующим пунктом у нас было приобретение серебряного блюдечка с наливным яблочком. Но тут меня ждала приятная неожиданность. Потому что магический, по заверениям матери, предмет, оказался самым настоящим электронным планшетом круглой формы, в серебристом корпусе, с выдавленным на задней крышке изображением яблока.
Посмотрев наклейку я прочитал:
— Планшет модель ТГ-32Г “Наливное яблоко”, произведён ООО “Серебрянное блюдечко”, город Санкт-Петербург.
Следующим по списку шёл волшебный клубочек, который также оказался спутниковым навигатором с голосовым управлением.
Правда я так и не понял, почему все в магазине называли вполне обычные электронные устройства, только в оригинальном исполнении — волшебными. Видимо по устоявшейся традиции, не иначе.
С одеждой мы управились быстро, разве что ткань, из которой купили костюм мне, была получше и подороже, чем на выставленных на витрине образцах.
Ну а с бородой задержался уже я, придирчиво выбирая непривычный аксессуар. Всё-таки это, как-никак, а элемент внешнего вида, пусть и редко носимый. Поэтому все лохматые варианты я отмёл сразу. Не из леса приехал.
Стал присматриваться к бородкам поаккуратнее.
Завитые в косичку меня не впечатлили, я, конечно, во времена оны и с варварами успел по северным морям своего прошлого мира поплавать, разгуливая по палубе драккара в меховых трусах и рогатом шлеме, потрясая обоюдоострой секирой и хлебая одновременно из рога алкогольное пойло настоянное на моржовом хрене, но с тех пор сколько воды утекло, да и я успел окультуриться.
Всяческие импозантные мушкетёрские бородки с усиками тоже не привлекли. Туда же пошли и французская вилка с утиным хвостом, а также вся морская тематика: шкиперская и прочие паруса.
Всё было не то, совершенно. И чем дольше я ходил по магазину бород, тем сильнее портилось настроение. Всё было какое-то примитивное, без огонька. Да и цвета. Сплошь естественные. Ни тебе фиолетового, ни зелёного, да даже синей бороды не одной.
Когда, наконец, уставший бегать продавец, всё-таки уразумел, что мне нужно, то надолго скрылся у себя в подсобке, что-то там двигая и переставляя. Один раз там даже что-то сильно упало, и продавец долго матерился на смеси русского и английского языков, но наконец, принёс пожелтевшую от времени картонную коробку.
— Вот, — утёр он пот со лба, размазав осевшую на нём пыль грязными полосами, — нашёл.
Открыв ту, я со скепсисом взглянул на совершенно, абсолютно белую бороду средней длины, что лежала там. Мда, и вот это продавец посчитал самым авангардным предметом своего ассортимента? Как же скучно они тут живут.
Со вздохом я кивнул и закрыв коробку, произнёс:
— Ладно, берём эту.
Выйдя на улицу, я небрежно сунул коробку в пакет и протянул матери. Терпеть не могу занимать руки поклажей. Ну чего стоило взять сюда с собой водителя. Но нет, магический район только для болдар.
Впрочем, Эльвира не возражала, с готовностью неся покупки за мной.
Подождав, когда она пристроит очередной пакет к восьми уже находящимся у неё в руках, я, насвистывая, направился к лифту, который должен был доставить нас обратно на поверхность, не обращая внимания больше ни на что вокруг. Остановил меня резкий и гневный окрик:
— Ты?!
В десятке метров от нас, тоже нагруженный вещами, стоял мой заклятый ненавистник Иванов рядом с недоумённо посматривающим на него Гаврилой. Было весьма вероятно, что моё появление прервало их милую беседу.
— Чего тебе, Такаюки? — дёрнул я бровью вверх, скептически разглядывая парня.
— Просто пройдёшь мимо, после того, что между нами было?!
Иванова, на фоне ненависти ко мне, опять понесло куда не туда, а может это было врождённое косноязычие? Но формулировал он свои мысли как-то странно. Вон и племянник Горшковой, распахнув глаза, ошарашенно стал переводить взгляд с меня на Такаюки и обратно.
— Что было, то прошло, Такаюки, зачем ворошить прошлое.
— Затем, что ты обманул меня!
— Я, — я холодно улыбнулся, — о нет, Такаюки, ты сам обманул себя, решив, что тот мой образ, который ты сам создал в своей голове — реален. А он не имел ровно ничего общего с реальностью. Я не такой, Такаюки, не такой, каким ты меня себе представлял. Отбрось мечты, они не сбудутся.
Иванов, выронив пакеты и крепче схватившись за метлу, как заевшая пластинка, стал повторять:
— Ты… ты… ты…
— Я-я, — ответил я ему, без особого интереса наблюдая как тот сначала краснеет, затем белеет, а потом и вовсе начинает покрываться какими-то фиолетовыми пятнами.
— Уб… уб… уб… — вновь попытался что-то сказать Такаюки, но вновь не смог.
Я повернулся к замершей с пакетами матери, что смотрела как-то подозрительно на меня, пояснил:
— Не обращай внимания, мама, это мой бывший одноклассник. Он не всегда чётко может формулировать свои мысли. Боюсь, его слишком часто били тяжёлым по голове.
— Убью! — наконец смог выпалить Иванов слово целиком и, яростно воздев метлу над головой с силой опустил вниз, пытаясь меня ею стукнуть.
Жалкая попытка. Я сдвинулся на полметра в сторону и схватившись за импровизированный ремень, сдёрнул свою метлу со спины. Магию мы благоразумно не применяли, за такое тут могли наказать весьма жестоко.
Впрочем, это я благоразумно, а Такаюки, похоже, начисто забыл, что он маг и схватившись за первое попавшееся — метлу, тут же ринулся в бой. Не слишком успешно, естественно.
Дворники всего мира давно бы валялись на полу от хохота, глядя на его неумелое метло-карате-до, ну а мне оставалось только, вовремя уворачиваться да кончиком черенка отводить от себя особо опасные длинные размашистые удары.
— Драка на мётлах! — разлетелся по улице чей-то клич, и нам тут же освободили место. Толпа отхлынула к домам и с интересом принялась наблюдать, то и дело комментируя:
— Ты смотри, как машет, аж воздух гудит!
— А второй-то, не промах, ловко уворачивается, да так элегантно.
— И не говори, сразу видно, аристократ.
Как можно было понять, элегантно порхал именно я. Мне было скучно и я просто отводил удары, дожидаясь того момента когда Иванов, наконец, поймёт всё бесполезность и тщетность своих усилий достать меня. Вот только это его, похоже, раззадоривало ещё сильнее. Как я и говорил, он всё ещё лелеял мечту меня победить. Глупец.
В какой-то момент он довёл себя до состояния боевого безумия и движения его стали резкими и непредсказуемыми, заставив меня немного напрячься, самую малость, конечно.
Звонкие удары черенков друг об друга разлетались далеко по улице и даже зрители и уличные зеваки притихли, заворожённо наблюдая за нами.
А затем мы сцепились самими метёлками, и прутья затрещали в этом своеобразном клинче. Иванов запыхтел, напрягая все силы, я тоже не сдавался, отчего черенки мётел стали постепенно выгибаться, потому что никто не хотел уступить.
Мне это не позволяло сделать положение аристократа, а Такаюки — врождённое ослиное упрямство, за которое он и огребал всё школу. Хотя, казалось бы, будь чуть умней, и живи спокойно. Но нет, надо обязательно ссать против ветра и идти против системы, хотя проще-то как раз грести по течению. И тогда без проблем сможешь лавировать от берега к берегу, выбирая самые удобные пути. И ведь невдомёк ему, что гребя против, он один фиг движется, просто медленней остальных, потому что тратит силы на пустую борьбу с потоком, который куда сильнее его. Гибче надо быть, мыслить шире. А то некоторые упрутся в третий закон Ньютона как бараны, и талдычат, что сила действия равна силе противодействия. Вот только забывают, что прилагается она к разным телам, поэтому и воздействует по-разному.
Но тут мои философские размышления прервали, так как ещё одна метла, ударив снизу вверх, расцепила наши мётла и разделила нас, заставив замереть.
— Хватит, — хмуро заявил Гаврила, сверкнув очками, — достаточно.
Я, признаться, и забыл про него, но племянник мадам Горшковой продолжал оставаться неподалёку и вот теперь решил вмешаться. Что ж, уважаю решительных людей.
С Ивановым и правда всё слегка затянулось, а дома меня ждало филе ягнёнка, поэтому, закинув метлу за спину, я чуть кивнул Гавриле и заметил:
— Спасибо, уж и не знаю, что нашло на него.
— Ты его спровоцировал, — угрюмо ответил очкарик, после чего, взял Иванова за плечо и повёл в противоположном от меня направлении, что-то негромко втолковывая тому на ухо.
— Я его спровоцировал? — дёрнув бровью, пробормотал я, глядя им вслед, — Разве я сказал хоть слово неправды?
— Сынок, — ко мне подошла маман и неодобрительно покачала головой, — а если бы он тебя зацепил? Ты видел, какая грязная у него метла? Твоя белоснежная рубашка была бы бесповоротно испорчена, я уж не говорю о том, что было бы если бы он её порвал.
— Чтобы порвать на мне рубашку, — ответил я, — ему надо стать кем-то большим, чем просто Такаюки-куном, мам.
— Ладно, Дрейк, пойдём, дома нас уже заждались.
— Кстати, — вспомнил я, ещё одну деталь, — А Анюра тоже здесь же должна закупаться?
Но мать, услышав имя моей невесты, оказавшейся к тому же двоюродной сестрой, только насупилась и буркнула:
— Не знаю, где уж она должна, это мне совершенно не интересно. И вообще, отец тебе уже всё сказал. Не заставляй его злиться сильнее.
Я нахмурился, но ничего отвечать не стал. Неожиданно вскрывшееся родство между нашими отцами, и внезапно пробудившийся дар, от которого я чуть не отдал концы прямо там, не способствовали установлению дружественных отношений между нашими семьями. Папаши друг друга искренне ненавидели с детства, и застарелые обиды тут же вырвались на свободу и до драки, прямо там, в парке, не дошло совсем чуть-чуть. Вовремя появившийся патруль полиции, мигом распознавший в нас магов и схватившийся за пистолеты, остудил излишне горячие головы, но с тех пор мы с Анюрой больше не виделись.
Правда и об разрыве помолвки, так широко мною распиаренной родаки не заикались, из каких-то своих соображений. Тем более, что сделать это мог только я, а я пока выжидал и оценивал ища наиболее выгодные для себя варианты.
С моим болдарством возникло сразу столько новых не учтённых в моих расчётах факторов, что скоропалительные решения могли потом больно аукнуться. К тому же у нас был договор, а договора я привык соблюдать. Впрочем, при желании, я мог сослаться на форс-мажорные обстоятельства, и легко разорвать его в тот же миг. Но будет ли мне от этого выгода? Пока я не знал точно, и поэтому не торопился.