Не соблазняй повесу

Глава 20

После того как Лукас вышел из терпения в гостинице, он приготовился вытерпеть полный яда выговор, вспышку негодования или по меньшей мере сердитое молчание Амелии в карете.

Но она в купленном им шерстяном плаще спокойно уселась напротив него и с задумчивым видом стала смотреть в окно, за которым раскинулся по небосклону розовый свет зари. Она подобрала ноги под себя и казалась сейчас такой юной, что у Лукаса защемило сердце.

Еще несовершеннолетнюю девушку, ее похитили, опоили наркотиком и везли в течение нескольких дней через всю Англию. Словно этого было недостаточно, ей пришлось сочетаться браком с почти незнакомым человеком, чтобы спасти свою честь. Ее лишили невинности, ее гордость растоптали. И все же она может сидеть в задумчивости, словно маленькая девочка у окна, ожидающая, когда ее папочка придет домой. Или, как совсем молодая женщина, ожидающая, что ее муж превратится в нечто иное из американского дикаря, которого он сейчас собой представляет. Из грубого животного. Из мужчины, утратившего всякое самообладание только оттого, что жена предложила ему свое состояние.

Идиот, который должен извиниться за то, что повел себя в точности как идиот. Не понимающий, как это сделать, не допустив, чтобы она вообразила, будто может вертеть им по собственному усмотрению.

– Как красиво, правда? – заговорила Амелия, поразив его до глубины души этими простыми словами.

Комок застрял у Лукаса в горле. Кое-как справившись с ним, он ответил:

– Да. Красиво.

До боли незабываемо и красиво. Даже в туманном свете раннего утра лицо ее светилось, словно лик мраморного ангела, и Лукас с великим трудом удержался от того, чтобы не броситься к ней, не заключить в объятия, умоляя простить его. Но это было безумием. Сделать это – все равно что обнажить перед ней грудь и точно указать место, куда вонзить шпагу, чтобы попасть прямо в сердце.

С другой стороны, нельзя допустить, чтобы она продолжала считать его великаном-людоедом. Он должен показать, что у него есть чувства и разум. Что он не безнадежный идиот.

– Амелия, что касается денег...

– Я знаю, ты не хочешь взять мое состояние.

– Дело не в том, что я не хочу. Дело в том, что оно не принадлежит тебе.

Она обратила к нему взгляд ясных, чистых глаз, лишивший его всякого присутствия духа.

– Это ты так говоришь. Но я думаю, что ты ошибаешься.

– Время покажет, – заметил он уклончиво. – До сих пор ты не сообщила мне никаких доказательств того, что я ошибаюсь.

– Правда откроется, когда мы поговорим с Долли. – Амелия поплотнее закуталась в накидку. – А когда ты убедишься, насколько заблуждался на ее счет, мы решим, что нам делать с моим состоянием.

– Может, мы договоримся сохранить эти деньги для наших детей?

На лице у Амелии появилось недоверчивое выражение.

– Ты хочешь, чтобы у нас были дети?

– Учитывая, что мое любимое занятие неизбежно приводит к рождению детей, у меня вроде бы нет выбора, а?

– Я не об этом спрашивала, – негромко произнесла она. Да. Она спрашивала, готов ли он взять на себя полную ответственность за их брак, за все происходящее в семье. Лукас со вздохом отвернулся к окну.

– Я всегда считал, что брак включает в себя рождение и воспитание детей.

Амелия довольно долго молчала, потом сказала:

– Лукас, сегодня утром я... то есть мне пришло в голову, что мы не обязательно должны иметь традиционную семью, если мы этого не хотим.

Лукасу стало зябко, сердце тревожно забилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы могли бы вести раздельное существование. Это не такая уж редкость. Ты мог бы оставить меня в Англии, а сам жить как тебе угодно. Ведь у тебя не было выбора. Ты просто попытался поступить разумно, и я это принимаю и одобряю. Но ты не обязан заходить столь далеко, чтобы... ну, как это... чтобы постоянно жить со мной и содержать меня. Ты был бы волен продолжать холостяцкий образ жизни и не заботиться о жене и детях.

Болезненная тяжесть сдавила грудь Уинтера. Они только что поженились, но Амелия уже захотела покончить с этим, причем типичным для английского высшего общества способом, который не удивил бы и не оскорбил ни одного из ее высокопоставленных друзей.

Только его.

Лукас постарался говорить как можно спокойнее:

– И что бы ты стала делать?

–Не знаю. Как замужняя женщина, я имела бы больше свободы. Могла бы путешествовать. Или просто жить в Лондоне.

– Понимаю.

Он смотрел из окна кареты на пустынный морской берег, такой же унылый и безрадостный, как его настроение. То, что она предлагала, имело определенный смысл. Это, бесспорно, упростило бы его положение. Если бы удалось посадить под арест Дороти Фрайер, чтобы поймать Теодора Фрайера, ему тогда не пришлось бы принимать в расчет чувства Амелии по этому поводу.

Но сама мысль о предложенном ею варианте вызывала у него тошноту и сердечную боль. Ах, эта леди Амелия!

– Я полагаю, что именно это тебя устраивает. Свобода жить, как тебе нравится, обилие приключений, которые ты так...

– Нет, – перебила его Амелия и, по обыкновению, вздернула голову, выставив подбородок вперед. – Я бы скорее сочла, что это устраивает тебя. Тебе, кажется, нелегко выступать в роли мужа.

– Я привыкну. И я вовсе не намерен дать тебе свое имя, а потом бросить. Ты моя жена, и дело с концом.

Предложение оставить ее нанесли ему удар в самое сердце, и он реагировал на это точно так же, как и любой мужчина, попавший в подобный переплет.

– Лукас, я только говорю, что...

– Я не желаю жить врозь, черт побери!

– А я не желаю жить вместе с человеком, который презирает меня за то, что я вынудила его жениться на мне без выбора.

На глазах у Амелии выступили слезы, и это нанесло Лукасу еще один тяжелый удар.

– Я не презираю тебя, дорогая. И ты, я уверен, поняла теперь, что никто не в состоянии заставить меня сделать то, чего я не хочу. Меня, такого упрямого осла.

Амелия сморгнула слезы: дать им пролиться означало бы нанести удар ее гордости. Лукас попытался представить себе, как и его мать удерживается от слез, но это ему не удалось. Изобразив ласковую улыбку, он старался найти слова, которые могли бы ее успокоить.

– Мужчина не может всю жизнь прожить в одиночестве, ты же это понимаешь. Как ты справедливо заметила в первый вечер нашего знакомства, я староват для того, чтобы оставаться холостяком.

– И практически приближаешься к могиле неуверенным шагом.

– К счастью, я обрел в твоем лице юное существо, которое будет нянчить меня в моем преклонном возрасте, – сделал он попытку пошутить.

– Если я не убью тебя прежде, – парировала удар Амелия, но глаза у нее высохли и тон был скорее дерзким, чем обиженным.

Лукас вздохнул с облегчением: она, видно, все-таки не собиралась уходить от него. И он не должен был умолять ее или чего-то требовать, чтобы добиться своего.

– Если наш брак настоящий, – продолжала между тем Амелия, – то мне, разумеется, следует узнать некоторые вещи.

– Я встаю рано, люблю яичницу, предпочитаю бекон ветчине...

– Это мелочи, перестань, я имею в виду важные вещи.

– Какие, например?

– Расскажи мне о твоих родителях.

Лукас смутился. Следовало предвидеть, что так просто она от него не отстанет.

– Нужно ли это?

Амелия откинулась на спинку сиденья и улыбнулась:

– Я же рассказала тебе о своих.

– Ты мне рассказала об отце, но ничего о матери. Амелия пожала плечами:

– Это потому, что я ее совсем не знала, я даже не помню ее девичью фамилию. Она была дочерью какого-то сквайра и уже осиротела, когда они познакомились с папой. Прожили они вместе недолго, мама умерла во время родов, дав жизнь мне. Единственное существо, которое заменило мне мать, – Долли.

Неудивительно, что Амелия так страстно защищает эту женщину.

– Но сейчас речь не обо мне, – продолжала она. – Расскажи о твоей матери.

Лукас со вздохом, глядя в потолок кареты, заговорил:

– Особенно и нечего рассказывать. Она росла в штате Виргиния, в роскошном особняке, принадлежавшем ее очень богатым и очень строгим родителям. Мой отец, моряк, был красивым и смелым мужчиной. Он сражался за свободу Америки. Мать убежала с ним, чтобы избавиться от чересчур размеренной жизни в родительском доме. Хоть и слишком поздно, она все-таки пришла к выводу, что жизнь со строгими, зато богатыми родителями предпочтительнее жизни с бедным моряком.

– И ты решил, что я такая же, как и она, – вставила Амелия.

– Сначала я и вправду так думал, – признался Лукас. – Особенно когда ты хлопала ресницами и называла меня «сильным солдатом». Впрочем, на самом деле это был неглупый способ усыпить мое внимание. Из тебя вышла бы отличная шпионка.

– Ты так считаешь? – просияла Амелия, словно он сообщил ей, что из нее вышла бы отличная королева. Однако сияние угасло так же быстро, как и вспыхнуло. – Ты так говоришь просто потому, что не хочешь рассказывать о твоих родителях.

В эти минуты Лукасу настолько хотелось ублажить ее самолюбие, что он готов был произнести любую ложь.

– Я так говорю, потому что это правда.

– Но ты же сообразил, что я всего лишь притворяюсь легкомысленной кокеткой, помнишь?

– Не сразу. Но я ведь как-никак профессионал в расследованиях. Меня труднее обмануть, чем других.

– Меня тоже. – Амелия посмотрела на него с вызывающей уверенностью в себе. – Скажи мне правду, Лукас. Ты все еще думаешь, что я очень похожа на твою мать.

– Не совсем так.– Он слегка улыбнулся. – Я как-то не могу себе представить, чтобы матушка била кувшином маркиза. Однако...

Он замолчал, не уверенный, что в данной ситуации полная правдивость – самое разумное.

– Однако? – повторила Амелия.

Лукас все еще медлил, но понимал, что она не даст ему покоя до тех пор, пока он не скажет ей хоть что-то еще.

– Когда она очутилась в доме, наполовину меньшем, чем тот, в котором она выросла, и когда ей пришлось самой растить и воспитывать ребенка, в то время как отец занимался созданием собственного бизнеса, авантюрный характер ее брака утратил для нее всякую привлекательность.

– Мне, без сомнения, тоже не понравилось бы практически в одиночку воспитывать ребенка. Если я правильно поняла тебя, твоя матушка возложила все на мужа, и потому он мало бывал дома.

– Потому что работал, как говорится, стирая пальцы до костей, только бы угодить ей, – отрезал Лукас. – С первого дня их совместной жизни она хотела и требовала как можно больше денег, как можно больше платьев, лучший дом в другой, более фешенебельной части города – одним словом, всего, чего жаждет тщеславная женщина.

– Надеюсь, меня ты не считаешь тщеславной.

Взглянув на упрямо сжатый рот, на выставленный вперед подбородок Амелии, Лукас готов был возразить, но не сделал этого. Да, она находила удовольствие в убранстве своей гостиной, но он ни разу не слышал, чтобы она говорила о том, что хотела бы купить еще что-то. Ее драгоценности отнюдь не казались экстравагантными, платья выглядели скорее необычными, чем дорогими. Она носила бумажные чулки и полотняное, а не шелковое нижнее белье. Он знал ее недолго, но время она проводила на благотворительных встречах, устраивала чай для своих подруг, а не ездила по магазинам.

– Нет, – сказал он. – Не считаю.

Кажется, это признание ее смягчило, хоть она и завернулась еще плотнее в свою накидку.

– Вот видишь, Лукас, не так уж трудно быть справедливым.

Она сидела напротив него, отодвинувшись в угол, словно загнанный енот, готовый откусить ему руку, и Лукасу вдруг стало невыносимо терпеть, чтобы она дулась на него вот так еще хоть минуту. Ладно, пусть он и не самый легкий человек для совместной жизни, но ведь они поженились не только по чисто практическим соображениям. Может, настало время напомнить ей об этом.

Он пересел к ней и придвинулся поближе.

– Я могу быть очень справедливым, дорогая, но нуждаюсь хотя бы в малом поощрении.

Амелия подняла на него удивленные глаза, и Лукас поцеловал ее. Запустив пальцы ей в волосы, он вынул шпильки, так что мягкие шелковистые пряди рассыпались по ее плечам, и поцеловал ее так, словно от этого поцелуя зависела его жизнь.

Он пробрался одной рукой под плащ, чтобы ласкать ее грудь, и очень удивился, обнаружив, что одежды на ней меньше, чем обычно.

– Ты без корсета!

– Я не могла надеть его сама, – сказала Амелия капризно. – И тебе это прекрасно известно.

– Прости, дорогая, мне очень жаль.

– Нисколько тебе не жаль! Если бы это зависело от тебя, я вообще ехала бы голой.

– Раз уж ты об этом упомянула...

Он распахнул плащ и потянулся к верхней пуговице платья. Но Амелия оттолкнула его руку.

– О нет, не трогай. Мы скоро остановимся сменить лошадей, и я вовсе не намерена в это время быть совершенно голой.

– Хорошо. Мы можем и не раздеваться.

– Нет, – повторила она, схватив его за руку, которой он нацелился на застежку своих брюк.

– Тебе уже надоело? – проворчал Лукас.

– Нет, но ты не закончил рассказывать о родителях. Лукас со стоном плюхнулся на свое место.

– Что еще тебе рассказывать?

– Я не знаю, как и отчего они умерли.

Это было то, о чем он менее всего хотел бы говорить. Но, будучи его женой, она имела право знать.

Так как он молчал, Амелия заговорила первой:

– Леди Кирквуд сказала, что произошла трагедия, но в подробности не вдавалась...

– Отец повесился. – Слова сорвались у Лукаса с языка, и он в ту же минуту пожалел, что произнес их. – Привязал веревку к балке в одном из зданий, принадлежащих морскому ведомству в Балтиморе, и ногой оттолкнул стул, на котором стоял.

Амелия с шумом втянула в себя воздух.

– Прости, Лукас. Я не знала. Леди Кирквуд даже не намекнула на это...

– Разумеется, – сказал он жестко. – Это позорная семейная тайна. К несчастью, уберечь ее от разглашения не удалось, потому что тело обнаружил клерк компании, когда пришел утром на работу. – Лукас ощутил на языке горький привкус желчи. – Балтиморские газеты долго обсуждали эту тему.

Он смотрел вперед невидящим взглядом.

– Не то чтобы я их читал. О нет, меня тогда не было в городе. А к тому времени, когда я узнал об этом, мать уже умирала, и я услышал от нее немногое, то, что она была в силах рассказать мне в последние часы своей жизни.

У него перехватило горло, когда он вспомнил свое ужасное возвращение в Балтимор. Как он ворвался в свой дом и обнаружил, что там живут чужие люди, которым отец продал дом перед самоубийством. Эти люди любезно препроводили его в госпиталь, полный родственников матери. Лукас никого из них не видел до этого дня. Окруженная этими хищниками, она почти не в силах была говорить.

– От чего она умерла? – тихо спросила Амелия.

– От стыда, – резко ответил Лукас, потом вздохнул. – Во всяком случае, так вполне могло быть. После смерти отца она переехала в меблированные комнаты... и медленно умирала там. Не получая от меня ни слова, никакого ответа на свои письма, в которых умоляла меня вернуться, она решила, что меня тоже нет в живых, и, как я понимаю, совершенно отчаялась. Некому было о ней позаботиться, и она обрекла себя на смерть. Когда она узнала, что я жив, было уже слишком поздно.

– Но леди Кирквуд сказала, что она умерла три года назад. Разве война к тому времени не кончилась? Так почему же ты не был...

– Там? Хороший вопрос.

Лукас судорожно вздохнул. Так или иначе, она все равно должна со временем узнать о Дартмуре. Но может ли он поведать ей без утайки всю правду о смерти отца?

Он должен.

Лукас отвернулся к окну и принялся соображать, с чего начать. Погрузившись в размышления, он вначале даже не замечал, что они едут по вересковой пустоши, но мало-помалу внимание его на этом сосредоточилось. Странное дело. Облака поднялись, и теперь Лукасу было видно восходящее солнце, но вовсе не там, где можно было его ожидать.

– В чем дело, Лукас? – спросила Амелия.

Кровь запульсировала у него в висках.

– Мы едем к западу, в глубь Шотландии. Это не та дорога.

– Быть может, форейтор перепутал...

Лукас почему-то засомневался в этом. Высунув голову в окно, он окликнул форейтора:

– Эй, парень, мы вроде бы ехали в Карлайл?

– Так точно, сэр, – ответил тот. – Это более короткая дорога.

– Но такого не может быть...

Карета вдруг накренилась так, что Лукаса отшвырнуло от окна в угол. К тому времени как он восстановил равновесие и вернулся к окну, он даже самого себя не слышал из-за грохота конских копыт.

Это было скверно. Очень, очень скверно. Понимая, что времени у него может оказаться немного, Лукас быстро достал из-под сиденья ящик с оружием, открыл его, достал пистолет и начал его заряжать.

– Что ты собираешься делать? – задыхаясь от волнения, спросила Амелия.

– Выбраться на облучок и привлечь внимание форейтора.

– Ты с ума сошел? Это самоубийство!

– Зато это будет настоящее приключение, верно? – сказал Лукас, засовывая заряженный пистолет за ремень.

– Это не смешно!

Лукас наклонился и быстро поцеловал Амелию в губы.

– Все будет в порядке. Я такое проделывал не раз. – Он протянул ей кинжал в чехле. – На, спрячь это на себе на всякий случай.

В тот момент как Лукас повернулся к двери, карета вдруг резко замедлила движение, и не успели они оба ухватиться за петли подвесных ремней, как она остановилась.

Лукаса насторожили выкрики людей, судя по всему, окруживших карету. Амелия наклонилась ко второму окну, но Уинтер рывком оттащил ее в сторону.

– Не показывайся, пока мы не узнаем, кто они! – прорычал он.

Дверца кареты распахнулась.

– Вылезайте, да поживей, – приказал голос с тяжеловатым шотландским акцентом. – И если хотите остаться в живых, не делайте глупостей, поняли?

Лукас выбрался из кареты медленно, желая выиграть время, чтобы оценить ситуацию. Трое мужчин в масках, одетые во что попало, уставились на него. Один из нападавших сидел верхом на лошади и размахивал пистолетом, двое других, пешие, нацелили на Уинтера короткоствольные мушкетоны. Предатель-форейтор держал под уздцы лошадей;

– Ваша леди пусть тоже выйдет, – произнес верховой гораздо менее грубым тоном, чем тот, каким отдал первое приказание.

Лукасу очень хотелось сразу перестрелять двоих пеших, однако его пистолет имел только один заряд, и он бы сам был убит до того, как успел бы его перезарядить, и таким образом оставил бы Амелию на милость негодяев. Стараясь сохранять спокойствие – ради нее! – он помог Амелии спуститься вниз.

К счастью, он предоставил ей достаточно времени, чтобы спрятать под накидкой кинжал, но, к сожалению, недостаточно для того, чтобы подобрать в прическу волосы, и они шелковистым темно-золотым каскадом падали ей на плечи. Вид у Амелии был такой, будто она только что поднялась с постели, и мысль о том, что бандиты смотрят на нее, вызвала у Лукаса желание немедленно всех их перерезать.

«Спокойно, дружище, спокойно. Теперь не время давать волю своей ярости».

Тот, кто стоял ближе, сказал:

– Подходящая леди для парней.

– Мы здесь не для того, Робби, – поморщился вожак. – Так что не пяль глаза и заткнись.

С бурно колотящимся сердцем Лукас обнял Амелию одной рукой.

– Наши деньги в вашем распоряжении, только отпустите нас.

Робби нацелил на него мушкетон.

– Отойди от леди и замкни рот. Стиснув зубы, Уинтер подчинился. Шотландец на лошади поманил к себе Амелию..

– Вы та особа, которая дружит с леди Венецией Кэмпбелл, верно?

– Откуда вы... – Она не договорила и повернула голову к форейтору: – Ты подслушал, о чем я говорила в гостинице!

Тот пожал плечами:

– Ходят слухи, вот и все.

Амелия снова повернулась к вожаку:

– Полагаю, вы тот, кого называют Шотландским мстителем.

– Да. – Он улыбнулся. – А вы, миледи, станете на время моей гостьей.

Лукас похолодел.

– Слушай, ты, треклятый шотландец, да как ты смеешь... Он замолчал, так как Робби приставил мушкетон к его груди.

– В наших краях я веду себя так, как мне нравится, – заявил разбойник. – А на тот случай, если вы надумаете проявить храбрость, когда мы двинемся в дорогу... – Он обратился к Робби: – Ну-ка обыщи его карманы, нет ли в них оружия. И карету обыщи.

Лукас не удержался от тяжелого вздоха, когда Робби нашел не только пистолет у него за поясом, но также саблю и ружье, спрятанные под сиденьем в карете. Он мог только молить небо, чтобы разбойники не обыскали Амелию.

Робби хмуро посмотрел на вожака:

– У него много оружия. Шотландца это явно не обрадовало.

– Почему вы так сильно вооружены? – спросил он.

– Я майор американской морской гвардии, – ответил Лукас.

– Господи, Джейми! – накинулся главарь на форейтора. – Ты не сказал мне, что муж леди – американский офицер! Какого дьявола мне с ним делать? Если я его отпущу, он не уймется до тех пор, пока не получит назад свою женщину. Он же не английский лорд, который сложит руки и станет дожидаться, когда вмешаются власти.

– Так убьем его, – предложил Робби, наставляя мушкетон прямо в лицо Лукасу. – Он не стоит тех хлопот, которые он нам причинит.

– Никаких убийств. – Шотландец ругнулся себе под нос. – Выходит, нам придется взять с собой и его. – Он обратился к форейтору: – Гони карету к гостинице «Французский рожок» в Карлайле. Я туда приеду немного погодя и дам тебе указания.

– Но послушайте! – возвысила голос Амелия. – Что вы намерены делать с нами?

Шотландец холодно посмотрел на нее:

– Вы бы лучше помолились, чтобы леди Венеция и вправду оказалась вам такой хорошей подругой, как вы утверждаете. Потому как именно ее папаша заплатит за вас выкуп.