Не твоя (СИ)

Глава 2

Ульяна

Ещё неделю назад я носилась по всей Венеции пытаясь найти правильные кружева для следующей выставки.

Уже полгода как я работаю младшим сотрудником в одной из галерей: я общаюсь как с художниками, так и с потенциальными покупателями.

Мне нравится эмоции, которые бьют ключом рядом с миром искусства — у меня нет дара художника, нет огромных денег, но благодаря своему образованию и хорошему вкусу я совмещаю первое со вторым, получая за это свою зарплату и надеясь в будущем заслужить комиссионные.

Мне кажется, я уже почти у этой черты, поэтому вкладываю много сил в предстоящую выставку… и почти когда всё уже готово отец просит меня сопроводить Ника домой, в Москву.

Я вымотана с выставкой, у меня нет сил даже выспаться, но отец настаивает.

Я предлагаю ему нанять сопровождающего — я люблю брата, но у меня работа, которую невозможно отложить.

Отец недоволен. Напоминает мне о маминой депрессии, из-за которой он не может оставить сейчас её одну.

— Твоя мать сейчас проходит курс терапии в Риме, — говорит отец. — Я не могу бросить её одну.

Поэтому я должна приехать в Рим, взять Ника и отвести его в Москву… когда можно просто доплатить стюардессе.

Я всё ещё не понимаю, какая нужна именно мне сопровождать брата, но отец раздражен и ничего, кроме обвинений в черствости, он не говорит.

В конце концов, я вешаю трубку, решив, что мне это надоело.

А утром меня увольняют из галереи.

Первые пару дней я нахожусь в шоке и не понимаю, что происходит: меня хватила моя начальница, владелец галереи, сеньор Гасталло уже заговаривал о комиссионных, так как я нахожу подход и к художникам, и к клиентам. Но вместо продвижения по работе, мне дают ногой под пятую точку.

Я нахожусь в таком шоке, что когда звонить отец, выпаливаю ему о том, что со мной случилось. Уже много лет я могу поделиться своими проблемами только с папой — маме из-за её состояния нельзя нервничать, поэтому с ней я делюсь только хорошими новостями.

А вот с проблемами — иду к отцу.

Этот раз не стал исключением.

Несмотря на наш странный предыдущий разговор, в этот раз папа разговаривает со мной совсем другим тоном. Мягко. Заботливо. С нежностью в голосе.

Когда он узнает о моих проблемах на работе (точнее, о моём увольнении), он тут же предлагает мне развеяться поездкой в Москву.

В тот момент я ещё не подозреваю, что это ловушка. Думаю, что это хорошая идея — и мчусь за братом в Рим.

Когда мы прилетаем с братом в Москву, нас встречает водитель на Мерседесе представительского класса — то есть явно не обычное такси. Поначалу я ещё думаю, что это такая забота отца, но когда мы подъезжаем к дому бабушки, всё меняется: прямо за нами во двор заезжает похожая дорогая машина, из которой выходят два человека.

Один открывает нам дверь — и мой брат радостно кричит, узнавая в незнакомце какого-то Виталика…

— Пойдем, я отведу тебя к твоей бабушке, — говорит этот парень моему брату, кивая в то же самое время мне короткую фразу: — Мне уже приходилось сопровождать Ника. Не переживайте за брата.

— Почему я должна переживать? — мгновенно выпуливаю я с удивлением.

— Почему Ульяна должна переживать? — спрашивает мой младший братишка.

— Потому что ей пора в другое место, — отвечает парень, вытаскивая моего брата из салона. И когда я собираюсь выйти следом (дверь с моей стороны почему-то оказывается заблокирована), на место Ника садиться незнакомый мужчина с хищным взглядом.

— Поехали. — Отдаёт он приказ водителю, а затем бросает на меня короткий взгляд. — А ты ничего… лучше, чем на фото.

Я понимаю, что это похищение, и пытаюсь стучать по стеклу рядом с собой, пытаясь привлечь внимание других водителей.

— Прекрати этот цирк, — говорит мужчина. — Иначе усыплю.

Я резко поворачиваюсь к незнакомцу и оцениваю свои шансы.

Ногти у меня длинные, плюс эффект неожиданности… может, сразу и не вырвусь, но если машина начнёт вилять — это точно привлечет внимание.

— Глупо. — Заключает незнакомец, резко выбрасывая в мою сторону руку.

И всё. Дальше темнота.

А затем я прихожу в себя на диване — в кабинете монстра, который меня похитил.

Тем временем Катя приводит меня в гостевую спальню. Она показывает мне ванную комнату, которая примыкает прямо к спальне, рассказывает, как чем пользоваться.

В ванной комнате есть душевая, биде и джакузи.

В самой спальне, на небольшом диванчике рядом с кровать, какое-то скопление коробок и пакетов с логотипами известных брендов.

Катя говорит, что это моя новая одежда — завтра я должна буду надеть всё новое. Иначе хозяин разозлится.

Его проблемы, думаю я про себя, попутно замечая, что Катя, когда она перекладывает часть коробок, слишком выступающие мышцы для простой прислуги.

Я мысленно напрягаюсь — и решаю пока не бунтовать. Пусть думают, что запугали меня… или подкупили.

Последнее кажется мне наиболее жизнеспособным вариантом, поэтому я запоздало бросаюсь к пакетам и коробкам и громко охаю при виде каждой шмотки, которую вытаскиваю.

К сожалению, у этого гада хороший вкус.

Все платья, костюмы, блузки — всё не просто дорогое, а в прямом смысле от кутюр: некоторые модели я точно видела в этом году на Миланской Неделе Моды. А туфли!

Обувь всегда была моей слабостью — ещё в подростковом возрасте я экономила деньги, которые мне посылали родители, чтобы купить лишнюю пару лодочек.

Здесь же… было всё.

И огромное количество Луи Виттона, что не могло не смягчить кусочек моей итальянской души: за те годы, что я прожила в Италии, я не могла не впитать в себя культуру этой чудесной страны. А ведь как известно, не существует итальянки, у которой бы не было хотя бы одной вещи от Луи Виттон.

О, да! Итальянцы умеют восхищаться своими дизайнерами — и перебирая сокровища, которыми меня одарили, я поняла, что человек, который их заказывал, точно знал какие бренды придутся мне по душе.

Впрочем, я так просто не продаюсь. И если Давид Алексеевич — или как там его — считает, что сможет меня купить за шмотки, то ему придется испытать разочарование.

Правда, моё неприкрытое восхищение новым гардеробом усыпили бдительность Кати — по крайней мере, когда ночью я осторожно выбираюсь из своей комнаты, у моей двери никого нет, только в самом конце коридора, на диванчике у окна, тихонько посапывает во сне моя надзирательница.

Глядя на спящую Катю, я почему-то гадаю, какое у неё настоящее имя. Ну не идёт этой жилистой женщине Катя.

— Если бы её назвали Катериной, или Екатериной… гм… Алексеевной, то пошло бы, — бурчу я себе под нос, спускаясь по лестнице вниз, на первый этаж.

План минимум выполнен: из комнаты я выбралась, по лестнице спустилась.

Теперь осталось самое главное — найти способ, как выбраться из дома.

Я осторожно пробираюсь по темным комнатам, пытаясь найти незапертое окно. Но в комнатах работает сплит-система, а значит, все окна закрыты… и наверняка под охраной.

В конце концов, я решаю наплевать на это и пытаюсь открыть окно в небольшом алькове — по крайней мере, если сейчас поднимется тревога, то у меня будет чуть больше времени для побега снаружи дома…

Перед тем, как дернуть ручку, я в последний раз нервно озираюсь… и замечаю едва заметный огонёк от тлеющий сигареты в противоположной стороне помещения, в котором я нахожусь.

Я замираю, ещё не зная: увидел ли меня этот человек или нет.

Но мне не повезло: увидел.

Через секунду раздаётся негромкий хлопок — и всё помещение заливает неяркий приглушенный свет.

Мы в гостиной.

Я и… мой похититель.

— Не разочаровала, — улыбается мужчина, продолжая сидеть на диване и как ни в чем не бывало курить. — Мозги есть.

— Так это всё было подстроено! — я вздыхаю, чувствуя себя ужасно глупо.

— Если завтра окажется, что ты все ещё девственница — считай, мое кольцо у тебя в кармане, — ухмыляется тем временем похититель.

Я продолжаю стоять, не двигаясь.

— Ммм, а тебе идет эта ночнушка, — хмыкает тем временем похититель. Резким движением он затушевывает сигарету и как сильный хищник семейства больших кошачьих, поднимается с дивана.

Двигаясь в мою сторону.

Я делаю всё, чтобы избежать этого приближения, отступая назад.

Пока не упираюсь спиной в стену дома.

— Не подходите! — кричу я, выставляя перед собой руки. — Слышите!

— Ты ещё не поняла, кто здесь хозяин? — ухмыляясь, спрашивает мужчина. Я чувствую себя в ловушке. Так не должно быть. Это всё ужасно, неправильно.

И тем не менее, мой мозг рассеянно отмечает красоту моего похитителя. Высокий рост, хорошо прокаченное тело. На нем сейчас белоснежная футболка, которая позволяет рассмотреть рельеф его корпуса, его перевитые мышцы, и смуглую кожу, покрытую татуировками.

На левом предплечье я замечаю татуировку, выбитую на латыни: Nihil verum est licet omnia, что означает «ничто не истинно, все дозволено».

Какой человек захочет нанести на свою кожу такие слова?

А он уже фактически нависает надо мной.

— Детка, ты улетно пахнешь, — протягивает он, проводя носом по моей оголённой шее.

— Это… это гель для душа, — блею я испуганно. Мне страшно стоять так близко к незнакомому мне мужчине — к похитителю, который имеет на меня все права.

Хотя нет, не имеет!

Я буду сопротивляться.

— Гель для душа, который я нашла в гостевой комнате, — отвечаю я уже более твёрдым голосом.

Мужчина усмехается — я чувствую это своей кожей, и отвечает.

— Аппетитный гель для душа. Клубника?

Я киваю.

Мужчина хмыкает.

— Я должен попробовать его на вкус.

Я чувствую, как его губы впиваются в мою беззащитную шею — как метка, как клеймо.

Я слышу стон, не не сразу понимаю, что это мои собственные стоны.

Тем временем его губы движутся вниз.

Я прихожу в себя только в тот момент, когда ещё щетина начинает больно корябать нежную кожу моей груди.

— Что? — я вскидываю голову, пытаясь окончательно прийти в себя. — Что вы делаете?

— Пробую гель для душа, которым пользуются мои гости, — ухмыляется мой мучитель. И всё же, это дает мне возможность немного отстраниться и привести свою одежду в порядок.

— Вы не имеете права прикасаться ко мне, — говорю я, глядя своему похитителю прямо в глаза. — Я не ваша игрушка и не ваша собственность.

Мужчина смеется. Этот смех больно бьёт по моим нервам, и мне хочется заткнуть уши. Но я вынуждена стоять на месте, с высоко поднятой головой.

— Ты именно что моя собственность, — ухмыляется похититель, снова хватая меня одной рукой за грудь. — И моя игрушка.

Рука сжимается, заставляя меня сдержать стон, рвущийся наружу.

Мало того, что меня похитили, так ещё этот похититель знает, как использовать моё собственное тело против меня.

— Ты будешь страстной любовницей, — тем временем ухмыляется мужчина. — Я обучу тебя всем премудростям любви. Ты будешь не только удовлетворять меня в кровати круглые сутки, но и будешь сама стонать от удовольствия.

— Прекратите! — шепчу я, пытаясь избавиться от тех непристойных картинок, что рисует сейчас мне моё воображение. — Прекратите, слышите!

Мой мучитель довольно смеется.

— Моя маленькая невинная девственница… Твой отец убеждал меня, что за тобой хорошо следили, отгоняя всех возможных ухажёров, но я не был так уверен в этом, как он. В наше время сложно сохранить чью либо невинность…

Он берет меня за волосы и оттягивает мою голову назад — так, что я вынуждена встретиться с его пылающим взглядом темных, пугающих глаз.

— Ты достаточно хороша, чтобы согревать мою постель, — сообщает мне мужчина. — Даже если врач завтра не подтвердит твою невинность, я не стану губить такую страсть в служанках.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы.

— Ты станешь моей содержанкой, дорогая.

— Вы не посмеете! — восклицаю я, отрывая свои губы от его жестких губ. — Вы не заставите меня продаться вам.

— Детка, — мужчина уже не улыбается. Он, кажется, начинает сердиться, а это грозит мне неприятностями. — Тебя уже продали. Много лет назад.

— Нет! — мотаю я головой из стороны в стороны. — Нет, так нельзя.

— Это уже случилось, — безжалостным тоном говорит мой мучитель. — Смирись с этим, смирись со своей судьбой.

— Как вы так можете? — всхлипываю я. — Зачем вам это?

— Зачем? — переспрашивает мужчина. — Потому что я хочу тебя.

— Но…

— И ты будешь принадлежать мне.

— Это бесчеловечно!

Мужчина ухмыляется.

— Все претензии можешь отослать своему отцу заказным письмом.

Он слова наклоняется, чтобы поцеловать меня.

— Отвезти тебя завтра на почту?

Этот вопрос, который самому мучителю кажется смешным, приводит меня в бешенство. Я начинаю бить по его широкой груди своими крохотными кулачками и требую отпустить меня.

Незамедлительно. Прямо сейчас. В эту же минуту.

Мужчина смеется.

— Детка, и куда ты пойдешь ночью, одна? — Он приподымает свою иссиня черную бровь. — Здесь на несколько километров в округе никого, кроме служебных собак, охраняющих мою территорию.

Его рука касается касается подола ночнушки и поднимается выше — до самых бедер.

Я мысленно радуюсь той мелочи, что на мне хотя бы имеется нижнее белье — мои собственные простые трусики — отправляясь вместе с Ником в Москву, я захватила пару сменного белья и коротенькую ночную рубашку, на случай, если задержусь здесь на пару дней.

Я понятия не имела, что меня собираются похитить!

Но теперь у меня хотя бы имеется всё своё, что необходимо — я не собираюсь надевать ничего из того, что мне купил похититель.

Мужская рука тем временем зачем-то пытается проникнуть между моих ляжек — не понимая, зачем ему это нужно, я отскакиваю в сторону и требую прекратить всё это.

— Вы не можете… не имеет права так меня трогать! — я хочу держаться, хочу говорить с достоинством, не срываясь на крик, но у меня ничего не получается. — Я ненавижу вас!

Мужчина замирает.

Его рука быстро оказывается наверху — теперь он хватает меня за подбородок.

— Детка, не смей меня злить, — цедит он сквозь зубы. — Если не хочешь, чтобы завтра утром вся твоя семейка оказалась на улице, закрой свой красивый рот и не открывай его до тех пор, пока ты дважды не подумаешь над тем, что хочешь сказать. Слышала?

— Вы… вы… — я не могу подобрать подходящих слов, и одновременно с этим боюсь озвучить те слова, которые вертятся у меня на языке. Потому что боюсь за своих родных!

— И называй меня на ты, — усмехается мужчина. — Я люблю поиграть в ролевые игры, но пока ты не стала моей послушной служанкой, исполняющей все мои прихоти, зови меня по имени и на ты.

Я вздыхаю, чувствуя, что не смогу это сделать.

Называть похитителя по имени? Как будто мы хорошо знакомы или, возможно, испытываем друг к другу какие-то чувства?

Всё внутри меня восстаёт против этого.

— Я… я не могу, — произношу я после долгой паузы. — Пожалуйста, не заставляйте.

— Или так, или я возьму тебя прямо здесь — прямо сейчас, — угрожает мне мужчина.

Меня начинает трясти от страха.

— Но… но… вы же не можете…

Мужчина приподымает бровь, а затем берет мою холодную ладошку и кладёт на ширинку своих джинсов. Я не сразу осознаю, почему там такая выпуклость, а когда осознаю, пытаюсь отдёрнуть руку, но похититель мне этого не даёт.

— Назови меня по имени, — приказывает мужчина. — Давай, детка. Так или иначе, но мы перейдем сегодня на ты.

Я понимаю, чем именно он меня пугает, и не нахожу ничего лучше, чем попытаться вразумить его с помощью им же озвученных ранее планов.

— А как же… врач? — спрашиваю я. — Вы же сказали, что меня должен осмотреть врач.

Мой похититель моргает. Затем, откинув голову, начинает громко смеяться, всё ещё крепко держа мою руку, так чтобы моя ладошка не могла оторваться от его ширинки. Которая, кстати, сейчас становится ещё больше.

— Заметила, — довольно ухмыляется похититель. — Моя маленькая невинная девственница заметила мой стояк.

Он хмыкает, а затем, наклонившись ко мне, говорит мне на ухо самую возмутительную за сегодня вещь.

— Можно трахаться и не ломая целки.

Я понимаю, о чем он говорит — хотя наш пансион управлялся католическим орденом, я уже несколько лет как живу в Венеции сама по себе: и хотя привычки, которые вбили в мою голову монахини, сохранились, я уже знаю… я читала один из женских журналов, где обсуждались эти «другие» способы.

— Пожалуйста, — капитулирую я. — Пожалуйста, Давид.

Мужчина довольно улыбается.

Он только что продавил меня, заставил выполнить то, что пожелал — а главное, перестал быть для меня безличным похитителем.

Давид…

«Давид, Давид, Давид» — крутится в моей голове это имя, как будто желая сразу же запомнить имя своего хозяина.

Я всхлипываю, понимая, что не могу его ничего противопоставить. Он прав — я полностью в его власти.

Я…

— Тшшш, — вдруг произносит мой похититель, подхватывая моё дрожащее тело на руки. — Детка, не стоит так сильно реагировать. Тебе никто не хочет здесь обижать, поверь мне.

— Я — свободная, — плачу я, против всякой логики уткнувшись Давиду в грудь. — Я не служанка, не содержанка, не комнатная собачка.

— Женщины должны слушаться своих мужчин, разве нет? — спрашивает тем временем мой похититель.

— У меня нет мужчины! — всхлипываю я, не поднимая взгляда. — Я хочу быть независимой, хочу изучать искусство, общаться с художниками…

— Детка, — перебивает меня Давид. — Став моей женщиной, ты сможешь покупать любые картины, какие захочешь. Тебе надо только быть ласковой и любящей со мной.

— Но ведь это плохо… — не удержавшись, я шмыгаю носом. — Какая любовь может быть за деньги?

Темные глаза мужчина неотрывно ищут что-то на моём лице.

— Я действительно не прогадал, — говорит он загадочную фразу, чуть сильнее прижимая меня к себе.

После чего Давид относит меня в ту спальню, из которой я сбежала.

Давид

Я работаю, чтобы отвлечься от мысли, что наверху, в одной из гостевых спален моего дома, в одинокой кровати спит страстная молодая красавица. Красавица, которую фактически продал её отец.

Я тру переносицу, чувствуя, что хочу потереть кое-что другое.

А, блин… хочу.

Тем временем часы в библиотеке ударяют всего один раз. То есть сейчас уже час ночи.

Прекрасно…

Я поднимаюсь из-за своего рабочего стола, решив, что с меня сегодня хватит работы.

Проекты, счета, контакты… Выключаю ноутбук и поднимаюсь по лестнице в свою спальню. То есть я намереваюсь подняться в свою спальню, но сворачиваю к гостевым комнатам, не в силах себя обуздать.

«Даже трогать не буду, только посмотрю».

Я открываю дверь сиреневой спальни и шумно втягиваю в себя воздух. Вот она — спит, раскинувшись… Хочется лечь рядом с ней, на неё — и насладиться прекрасным телом своей гостьи. Ульяна, правда, считала себя пленницей, но ни я, ни тем более её отец так не думаем.

«Завтра на будет позвать Юрика — пусть сам ей всё объясняет, — решаю я, и не сумев преодолеть искушение, подхожу к кровати.

Похоть застилает мозги — я провожу пальцами по её атласной коже, трогаю её белеющие в ночной темноте бедра.

Темные волосы шелком разметались на подушке.

Она похожа на итальянку: такая же яркая, такая же фигуристая… Несмотря на свою невинность, Ульяна не стесняется это подчеркивать — то платье, в котором она приехала, сводит меня с ума…

Я радуюсь, что она ещё до меня умеет выбирать одежду — никаких страшных мешковатых брюк, никаких рваных курток и прочей ереси, которую сейчас так активно носят её ровесники.

Нет, моя детка держит класс — и мне это нравится.

Конечно, я обратил внимание, что её одежда далеко не лучших брендов — такое не должна носить моя женщина, но это касается только марок и качества тканей.

Я бросаю короткий взгляд на коробки, которые доставили ещё вчера для моей гостьи — и вижу, что большая половина уже разобрана.

«Значит, завтра с утра она появится уже в нормальном одежде», — делаю я вывод, с удовольствием представляя, как хорошо она будет выглядеть.

Точёные ножки, округлая женственная попка, пышная грудь — не толстуха, не плоскодонка — и при этом натуральная красавица.

Моя детка.

Я отрываю пальца от её зовущего меня к себе тела — и выхожу из её спальни.

Прямиком иду к себе — в ванную комнату, чтобы принять ледяной душ.

Я не помню, когда я это делал в последний раз — не для того, чтобы контрастным душем укрепить иммунитет, а чтобы погасить желание.

В моё возрасте это почти постыдно.

Я опускаю голову вниз — чтобы посмотреть на своего стоящего в изготовке друга.

— Скоро всё будет, — обещаю я ему. — Совсем скоро. Никуда она от нас не денется.