Не твоя (СИ)

Глава 6

Ульяна

Я спускаюсь в столовую ровно в семь.

Мне хочется сделать это раньше — я видела из окна автомобиль отца, и знаю, что он сейчас в доме.

Я порываюсь спуститься, чтобы поговорить с отцом с глазу на глаз, но Катя отговаривает меня.

— Ульяна Юрьевна, ваш отец наверняка сейчас разговаривает с хозяином, — говорит моя помощница. — Лучше дождитесь ужина.

— Я хочу поговорить с отцом наедине, — честно признаюсь я. — Катя, а вы можете спуститься вниз и на всякий случай проверить, где сейчас папа?

Катя качает головой.

Она может, но не собирается мне помочь.

— Катя, пожалуйста… — я чуть не плачу, но мне так и не удаётся растопить сердце своей помощницы.

— Ульяна Юрьевна, если бы я сделала что-то подобное, то меня непременно уволили бы в ближайший час, — говорит Катя. — Уволили бы с волчьим билетом.

Мы смотрим друг на друга, и я киваю, признавая её правоту.

И потому, жду положенного времени, чтобы спуститься вниз.

Давид

Когда часы показывают без двух минут семь, я резко прерываю наш разговор с Юриком и тащу его в гостиную, где по лестнице уже спускается моя будущая жена.

Уля прекрасна.

Я смотрю на то, как закрытое скромное платье эротично облегает её фигуру и думаю о том, что не хочу делить это зрелище ни с одним человеком.

Мне хочется сейчас вытолкать Юрика из дома — и остаться наедине с моей красивой деткой. Я представляю, как разложу её на столе прямо между фарфоровых тарелок и хрустальных бокалов — и сделаю своей. Плевать на невинность.

В конце концов, теперь она точно от меня никуда не денется — так что не важно, сохранит ли она свою девственность до свадьбы или нет.

Она всё равно будет только моей.

… Но пока я только протягиваю ей руку, для того, чтобы она облакотилась на меня.

Но моя красавица предпочитает играть с огнём: проигнорировав мой жест, она хватается за своего отца и начинает быстро говорить ему всякую ерунду: о том, что ей здесь плохо; о том, что она соскучилась по своему брату; о том, что она хочет домой.

Юрик выразительно смотрит на свою дочь, кивая в такт её словам. А потом недоуменно спрашивает:

— Дочка, как это ты хочешь домой? Разве это теперь не твой новый дом?

Он спрашивает это искренне, не играя — я не думаю, что из Юрика получился бы такой прекрасный актёр, значит, он действительно не играет. Просто этот слабак уверил себя, что его дочери здесь, со мной, будет лучше (это, кстати, на самом деле так!) — и теперь он просто не слышит возмущение Ульяны.

Тем временем мы проходим в столовую — один из моих служащих указывает Юрику на его месте, а Ульяне — на её. Ей приходится сесть рядом со мной, несмотря на всё ещё горячее желание остаться рядом с отцом.

Место Юрика чуть в отдалении.

Я же в открытую усмехаюсь.

Наклонившись к своей детке, говорю ей заговорщическим голосом:

— Дорогая, теперь твоё место навсегда рядом со мной.

Ульяна поднимает на меня испуганный взгляд — который она тут же адресует отцу.

То тот снова предпочитает не видеть испуга своей дочери.

Юрик даже поднимает бокал, чтобы поздравить нас с помолвкой.

— С предстоящей свадьбой, — поправляю я отца своей детки. Я считаю верхом идиотизма повторять чужие традиции.

— С предстоящей свадьбой, — послушно повторяет за мной отец Ульяны. Я радостно скалюсь, но меня огорчает отказ самой Ули поднять бокал за наше семейное счастье. Что ж, детка, ты сама всё усложняешь…

Ульяна тем временем снова пытается рассказать своему отцу о том, что она не собирается выходить здесь замуж.

— Ни за кого, — говорит она, повернувшись в мою сторону.

Юрик смущенно хрипит и убеждает дочь не нервничать раньше времени.

— Всё будет хорошо, Ульяночка, — говорит счастливый папаша. — Свадьба — это всегда нервное мероприятие, но я думаю, что Давид Алексеевич сумеет оградить тебя от всех трудностей.

— А кто оградит меня от самого Давида Алексеевича? — спрашивает детка, сузив свои красивые глазки. Я ещё зависаю, глядя на её ротик…

— Дочка… — растерянно произносит Юрик. — Ну как ты так можешь?

— Так кто, папа? — продолжает настаивать на своём Ульяна. Я тем временем неохотно отмираю. В штанах настоящий стояк, и снова думаю о том, чтобы не дожидаться свадьбы — какая разница, когда, если она и так моя до конца своей жизни.

— Кто освободит меня из этого плена и оградит от этого мужчины? — тем временем воинственно вопрошает моя девочка. Хочется смеяться над её наивностью.

— Никто, — отвечаю я, по новой поднимая бокал. — И давайте-ка за это выпьем.

Юрик послушно поднимает бокал, но я жду Ульяну.

Она артачится.

— Детка… — предупреждающе говорю я. — Ты же видишь, что твой отец полностью на моей стороне.

Ульяна застывает на месте. Я киваю Юрику.

— Дочка, — напыщенно начинает он. — Ты должна быть благодарна Давиду Алексеевичу за ту необыкновенную щедрость, которую он проявил к нашей семье. Если бы не он, то мне, твоей маме, Никите — нам всем пришлось бы жить на улице…

— Папа!

Уля всё ещё не понимает.

— Это счастье для нас, что Давид Алексеевич выбрал тебя в качестве своей жены, — продолжает тем временем отец моей детки. — Я понимаю, что ты сейчас нервничаешь…

— Я не хочу за него замуж, папа! — вскакивает со своего стула Ульяна. — Я не хочу здесь находиться! Папа, неужели ты не слышишь меня? Меня буквально выкрали из аэропорта, привезли в чей-то дом и собираются выдать замуж за незнакомого мне человека. Папа, неужели тебе все это кажется нормальным?

— Дочка, но это лучше, чем если бы вышла замуж за какого-нибудь итальянского бедняка, — вздыхает отец. — Став супругой Давида Алексеевича….

— Я не стану супругой Давида Алексеевича! — возмущается Ульяна. — Ни за что…

— Но дочка…

Юрик растерянно смотрит на меня.

Я понимаю, что это растерянность вовсе не из-за того, что Юрик не знает, что сказать в ответ своей дочери, но он смущается… что ж, я дам ему возможность поговорить с дочерью с глазу на глаз. Тем более, что сейчас я уже уверен, что он скажет всё правильно.

Я поднимаюсь со своего места, бросая салфетку на тарелку.

— Значит так, детка. Если ты не хочешь, чтобы твоё семейство оказалось завтра на улице без гроша в кармане, ты через полчаса поднимешься в мою комнату.

Я хочу тебя голой. И войдешь ты в мою комнату на коленях — это в качестве наказания за тот спектакль, что ты здесь устроила.

Я перевожу взгляд на Юрика.

— У неё есть полчаса.

Ульяна

Произнеся вслух это нелепое требование, Давид поднимается со своего места и спокойно покидает столовую.

А отец… отец в ужасе смотрит на меня.

— Ты! — зло говорит он. Так резко и так зло, что я против своей воли вздрагиваю.

— Папа?

— Ты самовлюбленная испорченная девчонка, — цедит отец сквозь зубы. — Тебе выпала такая необыкновенная честь, а ты всё портишь своими выкрутасами.

— Папа!

— Я, что, мало тебе позволял? Тебя отослали учиться в один из лучших итальянских пансионов. Ты знаешь, во сколько мне это обошлось?

— Но…

— Ты даже не думала об этом, не так ли? — отец зло смеется. — Как сейчас не думаешь о своём брате. Тебе ведь важно, что будет только с тобой. Принцесса, — последнее слово отец выплевывает как ругательство. — Теперь ты довольна? Зачем ты разозлила Давида — он ведь не из тех, кто прощает к себе такое отношение.

— Папа, если ты хотя бы просто выслушаешь меня…

— И что ты мне нового скажешь, а? — отец качает головой. — Что тебя с комфортом довезли до этого дома, не дав тебе возможность потолкаться в метро? Или что твой будущий муж беспокоится о тебе, одаривая тебя дорогими подарками?

Отец кивает на драгоценности, которыми я сейчас обвешана как новогодняя ёлка.

Я тут же порываюсь снять хотя бы браслет.

— Прекрати этот цирк, — шипит отец. — Ну снимешь ты эти дорогие цацки — и что изменится? Ты слышала, что он сказал?

— Как и ты, — киваю я. — Пап… ты не отдашь меня ему?

Отец начинает зло смеяться.

— Если ты сама не отдашься ему, то пустишь нас по миру.

Я шокировано смотрю на своего отца.

— Папа, как ты можешь так говорить. Есть ведь другие варианты…

— Нет, Ульяна, — зло смеется отец. — Других вариантов просто нету. Если ты не выполнишь его приказание, то уже завтра у нас заберут всё. Думаешь, Давид шутил по поводу того, что мы окажешься на улице?

Он качает головой.

— О, да… мы действительно там окажемся. Возможно, не ты, но твоя мать, я, Никита. А у твоей матери, я хочу напомнить, диабет, у меня гипертония… а твой брат… надеюсь, когда ему придется идти после школы работать каким-нибудь грузчиком или доставщиком, он будет радоваться за сестру, у которой её детство прошло совсем иначе.

— Папа!

Отец тоже поднимается из-за стола и называет огромную сумму.

Такую огромную, что у меня всё внутри обрывается.

— Это точная сумма, которую мы задолжали Давиду, — говорит отец. — Под «мы» я имею в виду и тебя, Ульяна. — Папа кидает салфетку рядом с тарелкой, на скатерть. — Потому что именно на эти деньги мы оплачивали твоё обучение… и вообще, твою жизнь в Италии.

Я вздрагиваю, чувствуя себя ужасно от слов отца.

— Это твоё дело, Ульяна… — тихо произносит отец, перед тем, как выйти из столовой. — Это твоё дело, дочка…

Он уходит, и я вдруг замечаю, что мой отец уже не элегантно стареющий мужчина, который знает себе цену — из столовой выходит самый настоящий старик… И это приводит меня в шок.

Я чувствую себя сейчас отвратительно — из-за того, что раньше не интересовалась денежными делами родителей. Я ведь, наоборот, даже гордилась тем, что не беру у них деньги — а сама зарабатываю себе на жизнь.

Если бы я только знала…

Я смотрю на богато накрытый стол — и две салфетки, которые валяются сейчас возле тарелок, наполненных дорогой едой. Впрочем, Давид свою салфетку бросил прямо в еду, не заботясь о том, как служащие будут отстирывать соус с белоснежной материи.

Я смотрю на всю эту красоту и думаю о своих родителей. А ещё больше о своём брате.

Я понимаю, что даже если мы все — мама, папа и я — постараемся что-то придумать с деньгами, то такую сумму поднять нам просто не удастся.

Слишком большая сумма.

Слишком…

Я смотрю на свою руку с идеальном маникюром — стараниями Кати, сейчас всё во мне идеально.

Смотрю на дорогой браслет…

Это, ведь, наверное, будет не самая ужасная жизнь, да? В конце концов, мои родители и брат не пострадают.

Да и я, вроде бы, останусь жива и здорова.

Я вздыхаю … и принимаю единственное возможное решение.

Моя рука тянется к бокалу, чтобы забыться хоть на минуту, но я понимаю, что не имею права так рисковать — Давиду точно не понравится, если я появлюсь в его комнате с запахом от вина.

Я медленно встаю со своего места и выхожу из столовой.

Всё как в тумане.

Я вижу Катю, которая стоит рядом со служащими, которые подавали нам ужин, и киваю ей. А потом, когда мы вместе доходим до лестницы, прошу довести меня до комнаты Давида.

— Конечно, Ульяна Юрьевна, — выдыхает помощница. — Конечно.

Мы доходим до тяжелой большой двери вместе. И я замираю на месте.

Я помню приказание Давида — зайти к нему обнажённой и на коленях.

Прямо в коридоре я начинаю раздеваться — это выглядит странно и, наверное, даже нелепо, но Катя почему-то сейчас не улыбается. Она серьезна, как никогда.

Забирая всю мою одежду, она кивает на дверь — и мне приходится потянуть её на себя.

Я делаю первый шаг внутрь.

Давид сидит развалившись в кресле.

— Я сказал на коленях, Уля, — усмехается он. — Надо будет завтра показать тебя доктору, чтобы он выписал витамины для памяти.

Ему весело, а я опускаюсь на колени.

— Молодец, детка. Наконец-то ты послушная.

Я обнажённая, на коленях, двигаюсь к нему.

Давид не двигается — только его глаза всё сильнее зажигаются странным светом, который меня сейчас просто пугает.

Наконец, я оказываюсь возле его кресла.

Я не знаю, что делать дальше, и Давид подсказывает.

Раздвигая ноги, он требует меня придвинуться ближе.

Я выполняю его требование.

Давид протягивает руку, касаясь им моих губ — и с силой раскрывает их.

— Сегодня ты посмела перейти границу, — произносит он хриплым тоном. — Поэтому вначале всё будет только для меня.

После чего он медленно расстегивает свой ремень.

Давид

Я привык быть в центре внимания.

Я — мужчина. Много в жизни добился… точнее, добился, всего, чего хотел.

А сейчас мне хотелось завести семью: красавицу жену, затем парочку детишек. Или — как пойдет.

Ульяна идеально подходила мне: образованная, воспитанная, красивая.

А ещё не в меру дерзкая и не признающая мой авторитет.

Последнее меня особенно сильно раздражает. Я не собирался спускать это с рук — в конце концов, моя жена должна знать своё место… которое находится за мной.

Если честно, то когда я приказал ей подняться в мою спальню, я просто собирался преподать ей урок… заставить начать уважать меня и немного бояться.

Всё изменилось, когда я увидел её обнаженную фигуру между своих ног.

Красивая, нагая Ульяна… моя принцесса выглядела такой покорной и такой обворожительно одновременно, что мне просто снесло башку.

Я нее сдержался.

Приказал удовлетворить меня губами.

Я помнил о том, что Ульяна была невинной — не забывал об этом ни на секунду.

Не все девственницы такие неумелые, но я диктовал ей каждое её действие, которое она применяла на практике.

В конце концов, я прижал её голову к своему паху — и с наслаждением освободился от терзающего меня желания, глядя в такие ещё совсем невинные глаза своей невесты.

А уже спустя пару минут и пару глубоких удовлетворенных вздохов, я схватил Ульяну и потащил в кровать — как свою законную добычу.

Плевать на девственную невесту… плевать на белое платье… плевать на всё, что я там себе надумал.

В конце концов, она в любом случае станет моей, так какая разница: сейчас или после свадьбы?

Ульяна

Утром я просыпаюсь, придавленная тяжелым телом Давида.

Он ещё спит, но даже во сне продолжает контролировать моё тело — его бедро закинуто на мои ноги, а рука крепко держит меня за талию.

Не сдвинуться, не подвинуться.

Поэтому я пока просто лежу с открытыми глазами, пытаясь понять, какой урон нанесла моему многострадальному телу прошлая ночь.

Если честно… то честной мне быть самой с собой не хочется. Потому что вчера я пришла в комнату Давида за унижением… унижение я и получила, но кроме этого…

Я тяжело вздыхаю.

Если бы вся прошлая ночь состояла из одного лишь только унижения, то я смогла бы сегодня продолжить уважать себя.

К сожалению всё вышло иначе: даже после унизительного, гадкого начала Давид, в конце концов, заставил моё тело пылать и выгибаться от страсти.

Вспомнив об том, как я скакала вчера на его теле, мне становится совсем уж плохо… испытывая смущение, я немного сдвигаюсь в сторону… и тут же чувствую, как большое мужское тело рядом со мной быстро оживает.

Рука Давида смещается… по-хозяйски обхватывая одну из моих грудей. А в талию мне начинает упираться что-то очень горячее и твёрдое.

— Доброе утро, — вдруг говорит Давид, слегка зевая.

— Доброе… — отвечаю я чуть срывающимся от смущения голосом.

Мужчина негромко усмехается — а потом резко нависает надо мной. Так, что теперь я не могу избежать его взгляда.

Темные внимательные глаза медленно осматривают меня.

— Приготовления к свадьбе начнём сегодня же, — говорит Давид, опуская своё лицо, чтобы поцеловать меня. — У нас будет свадьба века, но долго готовить праздник я не хочу.

Сильной рукой он разводит мне ноги и устраивается между них.

— Я не предохранялся, так что возможно ты уже сейчас носишь моего наследника, — говорит он, медленно входя в моё тело. — Давай, Ульяна, покричи для меня.