Неандертальский мальчик, или Большой поход

СРЕДИ БЕСКРАЙНИХ БОЛОТ

Не так-то легко найти Буйволенка.

Бедняжка убежал так далеко, что мы уже не слышим его воплей. К счастью, следы мамонтов отпечатались ясно, и мы, подобрав пожитки, пускаемся в путь.

— Он побежал к болоту, — шамкает дедушка Пузан с набитым ртом.

— Дедушка, — кричу я ему, — ты бы не подъедал припасы Буйволенка!

— Не суйся не в свое дело… чав-чав. Буйволенок такой толстый, что может немножко и на диете посидеть.

— Вот именно, — кивает Березка, — и тебе, дедушка Пузан, невредно немного поголодать.

— Нам, старикам, нужно хорошо питаться.

— Нам, детям, тоже, — бурчу я себе под нос.

— Что ты сказал, Неандертальчик?

— Ничего… ничего…

— Здесь следы расходятся! — объявляет Рысь. — Мамонты повернули сюда, — рассуждает она, — значит, Буйволенок — в другой стороне. — И девочка бежит к растущей на краю болота березовой рощице, которая четко выделяется на фоне серого неба.

Буйволенок действительно там: глаза вытаращены, сам стоит столбом, не может пошевелиться.

Он, пока бежал, вспотел, а когда остановился, пот мигом замерз, и бедняга превратился в сосульку.

— Быстро! — вопит дедушка Пузан. — Я разведу костер, а вы снимите с Буйволенка одежду и засуньте его в мой меховой мешок.

Увы, и шкуры, в которые несчастный одет, заледенели и стоят колом; мы переворачиваем Буйволенка вверх ногами, пытаемся стащить одежки через голову, но плечи не проходят.

— Режьте кремниевыми наконечниками! — кричит учитель, который тем временем уже развел костер.

Другие ребята собирают хворост.

Мы разрезаем одежду на сосульке, то есть на Буйволенке, и суем его, голого, посиневшего, как оледенелый червяк, в роскошный меховой мешок дедушки Пузана.

Мешков таких ни у кого больше нет; он, конечно, двуспальный, иначе как бы вместил этакую тушу; состоит из трех шкур мускусного быка, крепко-накрепко сшитых сухожилиями.

Оттаяв, бедный замороженный Буйволенок открывает один глаз, потом другой; нос краснеет, сочится влагой, уши пламенеют, рот растягивается…

— А-А-А…ПЧХИ-И-И-И-И!

Недавнюю нашу сосульку колотит дрожь.

— Я… есть хочу. Дайте мне кусочек мяса, я согреюсь, и… а… пчхи-и-и-и-и!

— Гм… — смущенно бормочет дедушка Пузан, — боюсь, твои припасы пропали. Знаешь, мамонты…

— Ага, — киваю я, протягивая Буйволенку кусок из моих запасов. — Мамонт на двух ногах, с бездонным брюхом.

Буйволенок проглатывает кусок в мгновение ока.

— Мамонты слишком большие, — вздыхает он. — Я больше никогда не буду приманкой.

— Дедушка, — говорю я, — росомахи слишком хитрые, мамонты слишком большие. Не выбрать ли нам какого-нибудь среднего зверя?

— Например?

— Не знаю, дедушка Пузан, ты же у нас специалист.

— Лось, — бормочет старик. — Лося хватило бы на целую неделю. Но стада лосей бродят за болотом, а перейти болото не так-то легко…

— Дедушка, — перебивает Рысь, — мне это кажется, или на самом деле начинает холодать?

— Минуточку, — суетится старик, воздевая к небу указательный палец.

Указательный палец дедушки Пузана — исключительно точный метеорологический прибор. Старик когда-то сломал его на охоте, и с тех пор палец указывает на любое изменение влажности и температуры.

Мы, дети, жадно вглядываемся в его лицо, потому что морщины на лбу выдадут полный прогноз погоды.

Ни одной морщины — погода хорошая.

Одна морщина — легкая облачность.

Две морщины — дождь.

Три морщины — град.

Четыре морщины — снег.

Пять морщин — буря.

Сами понимаете: когда появляется седьмая морщина, нам становится очень и очень не по себе.

Но сам дедушка Пузан безмятежно улыбается:

— Очень хорошо!

Он что, сошел с ума?

— На таком морозе болото замерзнет, — утверждает он. — Мы сможем по нему пройти. Берите с собой все. И съестное в особенности.

Море высохшего тростника простирается перед нами.

Всюду безмолвие, запустение. Птицы, и те улетели на юг.

Дедушка Пузан голодный и злой. Он прикончил все свои запасы, и никто не хочет дать ему ни кусочка из того, что еще осталось в котомках. Время от времени он останавливается, срывает с дерева обледенелый листок и, ворча, отправляет в рот.

Так мы идем почти целый день, и наконец дедушка Пузан приказывает разбить лагерь у какой-то лужи, а сам с тревогой смотрит на солнце, которое низко стоит над горизонтом.

— Проклятье! — вздыхает он. — Сегодня оно стоит еще ниже…

Взгляд у старикана хитрый.

— Прошлой зимой было то же самое, — замечаю я, — но потом оно снова начало подниматься…

— Помолчи, молокосос! Дай сказать старику, умудренному годами. По-твоему, солнце поднимается просто так, за здорово живешь? Нужно взывать к нему, знаешь ли, и подносить дары.

— Дары?

— Ну да. Может быть, вам невдомек, что этот желтенький кружочек очень охоч до мяса.

— Но как же он ест? — недоумеваю я. — Непохоже, чтобы там был рот.

Дедушка Пузан бросает на меня косой взгляд.

— Вечно ты, Неандертальчик, ко всему придираешься. Ясное дело, что солнце само не ест, зато едят его шаманы!

— Ты хочешь сказать, что шаманы едят за него? — уточняет Попрыгунья.

— Именно так. И если они наедаются досыта, солнце довольно и соглашается подниматься.

— А если нет? — спрашивает Медвежонок с тревогой.

— Если нет… ну, такого еще никогда не случалось, но существует опасность, что оно так и будет опускаться все время, пока не скроется навсегда вон за теми горами.

— А потом?

— А потом станет совсем темно и холодно… — вздыхает дедушка Пузан.

— Можно подумать, сейчас тепло! — фыркаю я.

— Сравнить нельзя нынешний холод с тем, какой наступит, если солнце откажется подниматься в небо.

— И что, — спрашивает Березка, — нам теперь делать?

— Я вам уже сказал: принести дары в виде мяса… через шаманов, разумеется.

— А… где же мы их найдем? — хлопает глазами Попрыгунья.

— Один из них перед вами, — произносит дедушка Пузан с невинной улыбкой.

— Ты-ы?! — дружно изумляемся мы.

— Я, я. Мы, шаманы солнца, должны держать это в тайне, но положение отчаянное, поэтому я нарушил обычай.

С минуту царит полная тишина, потом Медвежонок протягивает учителю кусочек мяса.

— М-ням… кусочек маленький, — бормочет старик. — Солнце поднимется невысоко…

Попрыгунья подбегает к нему, протягивает еще кусочек.

Потом — Морж.

Я не знаю, как быть: эта история меня не очень-то убеждает.

День за днем мы идем по замерзшему болоту, солнце опускается все ниже, и вместе с ним тают наши припасы.

Растет только брюхо дедушки Пузана.

Наконец однажды мы вглядываемся в горизонт и замечаем, что солнце стоит чуть выше, чем в предыдущие дни, во всяком случае, ниже не опустилось.

Теперь мы уверены, что оно не скроется окончательно.

— Ты отличный шаман, дедушка! — хлопает в ладоши Попрыгунья.

Старик, однако, мрачен и задумчив — понимает, что привольная жизнь кончилась.

К сожалению, наши припасы тоже.