Небесные струны

6

Глеб не мог вспомнить, чтобы мама когда-нибудь плакала. Не заплакала она и сейчас, но по ней было видно, что слёзы готовы вот-вот вырваться наружу.

— Дима, ну почему? — спрашивала она. — Почему Глеб?

— Джон обязан быть с вами: мало ли что случится при приземлении. Николаю сильно досталось, — терпеливо объяснял папа.

Он застегнул скафандр на Глебе, проверил герметичность.

— Раз, раз, — сказал отец в микрофон. — Как слышно?

Глеб поднял большой палец.

— Я тоже могу пойти, — тихо заметила Лиз.

Она стояла между Глебом и ведущим наружу шлюзом.

Мама сглотнула, покачала головой и не ответила. А Джон подбирал инструменты для работы в открытом космосе, поэтому ничего не услышал.

— Бетти, — сказал он через минуту, когда присоединился к остальным, — Дмитрию и Глебу придётся воспользоваться твоим подарком с Апофиса. Извини, но на борту другого тиуферрона почти нет.

— Конечно, — вслух ответила девочка.

Но про себя с сожалением вздохнула: плакала её снасть!

Перед тем, как выйти в открытый космос, взрослые ещё раз обсудили порядок работ. Затем наступил момент прощания — оба Зарубина, старший и младший, шагнули в тесный шлюз.

— Удачи! — хором пожелали им остальные.

— До встречи на Земле, — добавила Лиз.

— Увидимся, — ответил Глеб и помахал всем рукой.

Внутренний люк со щелчком захлопнулся, отделяя космонавтов от пассажиров. Затем с шипением уходящего воздуха открылся люк внешний. Перед Глебом предстала бездонная чернота открытого космоса с колючими огоньками бесконечно далёких звёзд.

— Ну что же, — произнёс отец. — Добро пожаловать во Вселенную!

Он первым выбрался из люка и полез наверх по тонким металлическим ступенькам. С пояса свисал прочный трос, который крепко-накрепко связывал его с сыном. Трос был коротким, но мог в любой момент удлиниться чуть ли не до километра.

— Не отставай, Глеб! — сказал папа.

Глеб, глубоко вдохнув, полез за ним. Хвататься за ступеньки толстыми перчатками скафандра было неудобно. Взглянув под ноги, мальчик обомлел от вида распростёршейся под ним громадной зелёно-голубой планеты, но тут же пришёл в себя и решил больше под ноги пока не глядеть. И меньше чем через минуту выбрался на крышу кабины.

Они с отцом подошли к ограждению центрального колодца, сквозь который был продет канат. Здесь же, у ограждения, из потолка кабины торчала небольшая труба телескопа высотой около метра. Чуть поодаль располагалась тарелка спутниковой связи. В иллюминаторе под ногами Глеб увидел пассажиров кабины — все смотрели на него и махали руками.

— Глеб, удачи! — ещё раз сказала мама в микрофон.

Было немного странно видеть, как шевелятся её губы, а потом с едва заметной задержкой приходит звук. Связь шла через ретранслятор Апофиса, сигнал запаздывал почти на четверть секунды.

— Не занимайте эфир, — строго заметил папа.

Он окинул колодец и спрятавшиеся в нём ролики долгим изучающим взглядом, потом перевёл взгляд вверх. Канат казался ровным и абсолютно надёжным.

— Глеб, остаёшься здесь, — сказал папа. — Держись за что-нибудь.

Он убедился, что сын крепко схватился за ограждение, а затем включил ракетный ранец и медленно полетел вертикально вверх. Трос между ними натянулся, безуспешно попытался сдвинуть Глеба с места и потихоньку стал удлиняться. Глеб следил за цифрами, которые высвечивались на экране шлема: сто метров, двести… триста. Удалившись на триста метров, отец крепко затянул петлю поверх каната, повис на ней и выключил ранец. Петля была крепкой, трос держал надёжно. Достав из-за пояса пистолет для резки металла, отец принялся дырявить канат насквозь. Мощный лазерный луч в семь миллиметров толщиной эффектно и эффективно испарял тиуферрон. Издали мальчику казалось, что отец работает в сером тумане.

— Главное — случайно не перерезать канат, — во время короткой передышки сказал папа. — Я стараюсь.

— Скафандр свой не порежь, — буркнул в ответ штатный пессимист из кабины.

Насквозь проделав на каком-нибудь уровне очередное отверстие, отец продевал в него конец взятого у Лиз тиуферронового троса и завязывал сложный узел. После чего спускался по этому же тросу на десять-пятнадцать метров и вновь брался за пистолет. Проверить надёжность узлов сейчас было невозможно — дёргать и тянуть этот материал не имело смысла, — вся надежда была на то, что некоторые из них выдюжат.

— Волна дошла до Апофиса, — сообщил Джон. — Одновременно по всем канатам.

— Рад за них, — ответил отец.

Ещё через полчаса он спустился до уровня кабины.

— Уф-ф! — сказал папа, спрыгивая на крышу. Кабина еле заметно покачнулась, но падать пока не собиралась. — Получилось. Эй там, в кабине — сядьте и пристегнитесь!

— Уже сидим, — откликнулась мама.

Отец положил Глебу руку на плечо и сказал:

— Теперь твоя очередь. Ты всё понял? Может, повторить?

— Не надо, — ответил тот. — Я помню.

Он ещё раз посмотрел вокруг — на солнце, звёзды и ряд бесконечных канатов по соседству — и нырнул в центральный колодец, не успев даже как следует испугаться. Трос моментально натянулся: отец подстраховывал.

— Говори, что видишь, — сказал он. — Не молчи.

— Вижу канат, — ответил Глеб. — Очень тонкий, чуть толще, чем подарили Лиз. Трубку для охлаждения вижу. Ролики… бывшие. Они какие-то страшные, оплавленные. Наверное, их и надо отрезать, да?

— Да, именно их. Не торопись, действуй аккуратно, — сказал отец.

— Погоди, — сказал Джон. — Запасные видишь?

Из пазов на стенках колодца выскочили две пары блестящих новеньких дисков, безуспешно попытались обжать истончившийся канат и нырнули обратно. Их толщина примерно равнялась радиусу — сантиметров десять.

— Вижу. Вроде всё в порядке.

— Тогда действуй. Аккуратно, — повторил отец и ещё крепче сжал в руках тиуферроновый трос.

Глеб вытащил плазменный резак, тщательно прицелился, снял с предохранителя и нажал на кнопку. Из отверстия вырвалось почти бесцветное пламя, которое моментально разогрело металл добела. Стоило немного подержать резак в одном положении, как металл начинал плавиться, вскипал и отслаивался.

— Смотри, чтобы тебя не зажало, — ещё раз предупредил из кабины Джон.

— Не зажмёт, — уверенно сказал папа. — Я за этим слежу.

— По-моему, с этой стороны всё, — сказал мальчик, отрезая последний пласт металла.

Кабина чуть накренилась.

— Всё в порядке? — спросила Валя.

— Ага, — ответил Глеб.

Теперь он перебрался на другую сторону.

— Держитесь, — сказал мальчик, принимаясь срезать оплавленные ролики.

Ждать пришлось недолго. Последний пласт металла отломился сам, и кабина камнем рухнула вниз.

Трос между отцом и сыном на мгновение ослабел, а затем резко натянулся. Глеб пролетел в свободном падении не больше метра.

— Молодец! — похвалил папа. — Мне или Джону было бы сложно туда подобраться.

— Ух ты! — воскликнула Лиз. — Опять невесомость.

— Умница, Глеб, — сказала мама. И, обращаясь к мужу, добавила: — Верни его целым и невредимым, а то я за себя не ручаюсь!

Несмотря на то, что кабина теперь летела далеко внизу, голоса пассажиров звучали так же чётко и громко, как и минуту назад.

— Верну, — ответил тот. — Не отвлекайте.

Он уже рассматривал истончившийся оплавленный канат, в котором застряли ошмётки металла. Как и говорил Глеб, здесь тиуферрон по толщине не превышал палец. Просто чудо, что канат не оборвался!

Времени было мало. Отец спустился пониже истончившегося участка каната и вновь принялся дырявить тиуферрон и затягивать свои узлы. За пять минут он успел продеть трос через три отверстия. Глеб спускался вместе с отцом, стараясь держаться метров на пять ниже.

— Высота шестьсот километров, — произнёс Джон. — Сейчас начнём тормозить.

— Я стараюсь, — ответил папа. — Сейчас, ещё одну петельку…

— Всё, Дима! Мы тормозим.

Далеко внизу от кабины отделились два небольших парашюта. Они не надулись, а захлопали и зависли над нею — даже на скорости три километра в секунду воздуха для парашютов пока было мало. Одновременно запасные ролики начали нежно притормаживать кабину, усиливая воздействие на канат. Уже через полминуты папа с беспокойством смотрел, как натягивается и истончённое место каната, и запасной тиуферроновый трос. Казалось, ещё чуть-чуть, и лопнет. Но вскоре стало ясно: обошлось!

— Вроде держит, — сказал папа. — Потрясающий материал!

— Круто! — откликнулся Глеб.

Ему уже порядком надоело висеть между небом и землёй.

Папа проделал в канате ещё пару отверстий, продел в них трос и затянул последний узел.

— Ну что, Глебушка, как смотришь на то, чтобы полетать? — окончательно убедившись, что канат не оборвётся, спросил он.

— С беспокойством, — честно признался Глеб.

— Отцепляйся от каната. Нам пора, у нас воздуха всего на полчаса, — сказал папа.

И через десять секунд они парили в тысяче километров над планетой, оставляя позади натянутые струны космолифта.

Земля приближалась прямо на глазах. Через несколько минут горизонт разбежался во все стороны — они, кувыркаясь, пролетели уже почти семьсот километров. Отец подтянул сына поближе, прижал к себе: падать — так вместе!

— Смотри, Глеб, — говорил отец, показывая вниз. — Калимантан уже километрах в пятидесяти позади. Если бы канат оборвался, он бы падал по такой же траектории, с запада на восток. Представляешь, валился бы и валился с неба — тысяча километров тиуферрона, двести тридцать тысяч тонн. Местным жителям и так досталось от цунами, им только такого подарка с неба не хватало!

Глеб только угукнул в ответ. Теперь земля приближалась с такой скоростью, что ему было просто восхитительно страшно. «Восторг и ужас, — подумал он, пытаясь разобраться в ощущениях. — Точно: ужас и восторг!»

— Мы приземлились, — лаконично сообщил Джон через ретранслятор.

— Отлично! Искренне рад за вас. А мы ещё нет, — ответил папа. — Не отвлекайте пока!

Он выпустил стабилизирующий парашют. Они с Глебом ощутили толчок, но продолжили падать всё так же быстро — разве что теперь больше не кувыркались.

Атмосфера стала жёсткой, комковатой, наносила чувствительные удары. Когда скафандры начали всерьёз разогреваться, папа обхватил Глеба ещё крепче.

— Держись! — крикнул он и дал мощный длительный импульс из ракетного ранца.

Глеб едва не выскользнул из родительских объятий. Падение замедлилось, но когда импульс закончился, они вновь стали разгоняться. Папа гасил скорость ещё два раза, пока они не добрались до нижней части стратосферы.

— Топливо кончилось, — вздохнув, сказал он. — Ну да ладно, это уже не имеет значения.

— Пап, а куда мы приземлимся?

— Неважно, всё неважно!

На высоте в четыре километра они попали в лёгкую облачность. В двух километрах выпали из облаков, и тогда папа раскрыл основной парашют.

Перед ними во все стороны расстилался безбрежный океан.

— Ну что же, — произнёс папа. — Я предупреждал! Ты готов как следует искупаться?