Небесный механик

Глава 20

Максимилиан Дорен рассеяно перебирал тонкие бумажные листы, исписанные мелким неразборчивым почерком. Письма неприятно липли к потным рукам и он оставил их в покое. Во внутреннем кармане пиджака лежала пробирка, завернутая в широкую ленту. Она была наполнена мелкими кристаллами, похожими на сахарный песок. Цианистый калий — на него вся надежда. Если письма Механика убедят Маргарет Леманн в его правоте, то он расстанется со своей опасной ношей. Дорен не хотел рисковать, поэтому в пробирке была доза во много раз превышающая смертельную.

Агент отдела «Д» показалась в дверях и с невозмутимым видом протянула ему руку.

— Вот и вы, доктор. Мне не здоровится, — спокойно сообщила Маргарет. — Мучают головные боли и общая слабость. Не скажите, что со мной?

— Причин этому может быть множество… Опишите подробно, в чем выражается плохое самочувствие.

Если Маргарет решила, что их могут подслушивать, то его долг подыграть ей. Тем более что этот вариант действительно не исключен. Задавая вопросы общего характера, доктор передал Маргарет письма.

— Вам назначали подобные процедуры раньше? Мне важно знать, чтобы рекомендовать правильное лечение. Прошу, внимательно ознакомьтесь, спешка ни к чему.

— Да, конечно.

Бегло оглядев поверхность листа, она принялась за чтение. Дорен с нескрываемым удовольствием наблюдал, как лицо Маргарет с каждой секундой становится все более сосредоточенным.

— Ну и как? — участливо спросил он, после того как агент закончила чтение и замерла с широко раскрытыми глазами, переосмысливая прочитанное. — Вы согласны с предложенным лечением?

— Да, согласна, — тяжело вздохнув, ответила Маргарет. — Но этот… список процедур я хочу оставить у себя. При случае я передам его другому лечащему врачу.

— Конечно, оставьте, мне он все равно не нужен. Это вам, возьмите, — он вытащил из кармана пробирку и вложил ей в ладонь. — Лекарство. Примите все сразу, растворив содержимое в питье.

— И боли уйдут?

— Да. Практически мгновенно. Я обещаю.

— Хорошо, — она с ненавистью посмотрела на пробирку, и немного помедлив, спрятала ее. — Спасибо, доктор. Полагаю, я приму лекарство уже сегодня. Но если боли не пройдут, что мне делать? Я не хочу оставаться с ними наедине сегодняшней ночью.

— Вы должны будете позвать меня, — многозначительно ответил он. — Консультация врача не помешает в любом случае. Обращайтесь за помощью любого рода. А теперь мне пора. Всего хорошего, — Дорен учтиво кивнул, и довольно резво для своих лет вскочил на ноги.

Маргарет ничего не сказала, позволив ему самостоятельно найти выход. Присутствие доктора ей мешало, она была рада его уходу. Теперь все ее мысли были поглощены письмами Механика. Ей было неприятно думать, что их автором был человек, с которым она провела столько времени. Она знала, что он эксцентричен, возможно даже не совсем нормален, но ничто в их беседах не выдавало его черную натуру. Даже после того как он устроил взрыв, она не хотела верить в худшее, но перед ней лежало неопровержимое доказательство.

«Я надеюсь, что когда ты прочтешь это, то сможешь порадоваться вместе со мной, — писал Механик. — Только представь, как глубокая ночь растворит ложь, сдерет тонкую шкуру, обнажит шестеренки некого устройства, что всегда был скрыт. Умрут в этой темноте, убьют себя, устрашась собственного мрака, глупцы, считающие, что они могут повелевать другими. Их кости хрустнут, кровь по капле медленно вытечет из опустевших глазниц. Смрад голосов утихнет, впитавшись с кровью в землю.

Вечная тьма звучит красиво только для тех, кто умеет слушать. Когда умрут марионетки, их голоса больше не будут мешать слушать тебе и мне тишину. Остаться последним — в этом смысл любого живого существа, его суть, его победа. Наши действия лишь долгая подготовка к последней битве, которую мне суждено выиграть. И тебе, друг мой. Конечно же, тебе тоже.

Я всегда знал, что так будет. Но! Я был избран не высшими силами — в моих поступках нельзя отыскать божественную длань. Просто человечество оказалось эволюционно несовершенным низшим организмом. В отличие от нас с тобой.

Теперь я счастлив. Если бы я мог плакать, то плакал бы как ребенок всякий раз, когда мысль о звенящей пустоте посещает меня. Остаться последним, выиграв жестокую гонку с другими клетками за место под солнцем. Под солнцем, ли? Ха! Черное небо, что может быть прекраснее? Когда ни один солнечный луч, что жжет меня, не сможет прорваться к поверхности, мы выпустим на низших существ парализующий газ. Они затихнут, перестанут метаться и позволят мягкому покрывалу черных облаков накрыть себя навсегда. А мы с тобой, друг мой, будет стоять высоко, наблюдая, как планета очищается от этого неудачного природного эксперимента».

Ученый с таким энтузиазмом в живописных подробностях перечислял, какие кары обрушаться на человечество, что сомнений не оставалось — он серьезно повредился рассудком.

Благословляя окружающую тишину, позволяющую ей сконцентрироваться, Маргарет разрабатывала план действий. Как и ожидал Дорен, Механик попросил ее прийти сегодня вечером для разговора. Другого столь удобного момента может больше не представиться.

Когда лучше использовать яд? До или после ужина? Наверное, после, так как во время разговора она, возможно, сумеет выведать что-то важное.

Маргарет никогда не заходила так далеко. Ей претила роль убийцы, но ради всего мира она недрогнувшей рукой опустит яд в бокал и остановит чудовище. Ее преступная медлительность уже стоила жизни многим людям. «Нужно признать, — подумала она, — это самооборона. Он хочет уничтожить человечество, а значит и меня. С его смертью среди ученых центра исчезнет единство, а дальше…»

Что будет дальше, она не знала. Понятное дело, старый уклад вернуть невозможно, а каким станет новый, она не могла представить, как ни старалась. Удастся ли ей выйти живой из этой переделки и встретиться с Эмилем?

Ах, Эмиль…

В горле неприятно защемило, на глаза навернулись слезы. Маргарет закрыла лицо руками, судорожно выдохнула, пытаясь справиться с чувствами, но тщетно — слезы так и текли. Она громко разрыдалась, давая выход переживаниям последних дней. Ей было страшно. Не хотелось умирать, убивать и вообще брать на себя любую ответственность.

Почему все должна делать она? Почему не Эмиль — ее муж, защитник и опора? Почему не более высокопоставленные агенты? Она видела изнанку космоса, у нее есть веское право жалеть себя! Другие люди понятия не имеют, через что ей приходится пройти и как сильно она рискует. Вдруг после убийства Механика ее схватят его друзья и отправят в глубокий космос навечно? Доктор Дорен союзник ненадежный — он придаст первым. Трусость натуры этого человека проглядывает в каждой черточке его интеллигентного лица.

Обессиленная, Маргарет с трудом поднялась и подошла к зеркалу, чтобы оценить размер разрушений, причиненных истерикой. На нее обречено смотрела бледная заплаканная женщина. Куда пропало ее очарование? Ушло вместе со слезами.

Нет, так нельзя. Если она собирается незаметно подсыпать яд в бокал Механика, то обязана выглядеть превосходно. Нужно усыпить его бдительность, отвлечь внимание, а так как интеллектуальную схватку она неизбежно проиграет, то остается последнее женское оружие — красота. Маргарет была уверена, что ученый испытывает эстетическое наслаждение от ее общества. Иначе, зачем ему эта затея с ужином?

Необходимо было привести себя в порядок. Времени еще оставалось достаточно, чтобы принять ванну, позволив воде смыть с лица следы усталости. Затем она наденет платье и снова станет прежней Маргарет Леманн, сотрудницей отдела «Д», выполняющей очень важное задание. Скорее всего, последнее в ее послужном списке.

Маргарет нерешительно посмотрела на чахлый букет, собранный из неизвестных ей светло-желтых цветов — ботаника никогда не была ее сильной стороной. Механик всячески давал понять, что рад ее приходу, но это было чересчур неожиданно. Неужели этот гениальный ученый и кровожадный садист, чьи письма она недавно читала — это один и тот же человек?

Воспользовавшись возникшей заминкой, Механик широко улыбнулся и сказал:

— Цветы не представляют ценности. Если они вам не по вкусу, то выкиньте эти ничтожные побеги без всякого сожаления. Например, бросьте вон в ту коробку, что стоит возле двери. В это время года в наших суровых краях трудно отыскать что-то более достойное.

— Как они называются?

— Понятия не имею, — он виновато пожал плечами. — Будете выбрасывать?

Она еще раз оглядела букет. Блеклые поникшие цветочки напомнили ей ее саму. Такие же несчастные, невзрачные, замученные, оторванные от своих корней — только они в прямом, а она в переносном смысле. Было бы кощунством их выкинуть, не дав в последний раз раскрыться по настоящему.

— Нет, не стану. Цветы должны стоять в вазе. У вас она есть?

Как и стоило, ожидать, вазы у Механика не оказалось. Зато нашлась жестяная банка для карандашей. Он налил в нее воды из кувшина и протянул женщине.

— Зачем вы мне их подарили? — спросила она, любуясь делом своих рук. Цветы, стоящие в помятой облезлой банке не стали выглядеть лучше, но зато ее совесть была спокойна.

— Если откровенно, то я хотел сделать что-то неожиданное, чтобы сбить вас с толку. Знаете, как бывает: люди думают о предстоящей встрече, готовятся, сочиняют вопросы, репетируют ответы, отрабатывая мимику, жесты и так далее. Можно сказать, что они заблаговременно расписывают свою фарфоровую маску и являются уже в ней. Мне же претит такая расчетливость в человеческих отношениях — этому место в науке.

— Тогда мы с вами в неравном положении. Вы то как раз все рассчитали и спланировали.

— Отчасти да, но меньше, чем может показаться. Только эти цветы и меню, — Механик кашлянул. — На самом деле, мне хочется сказать вам очень многое… Но позже.

Из-за ужина он изменил своим привычкам и снял кожаный передник, оставшись лишь в куртке с высоким стоячим воротом и черных брюках строго покроя. Маргарет отметила, что его карманы, ранее раздувавшиеся от всякой всячины, заметно уменьшились в размерах. Ученый аккуратно отодвинул стул и помог сесть.

На столе стояли несколько подносов, накрытых крышками, красивая фарфоровая супница и три одинаковых кувшинчика, расписанных золотыми цветами.

— Я все сам готовил, — с гордостью сказал Механик. — Надеюсь, вам понравится.

— Мне тоже так кажется, — вежливо ответила Маргарет, пытаясь не думать о бумажном пакетике, в который она пересыпала яд.

— Можно задать вопрос?

— Вы же все равно спросите. Задавайте.

Ученый несколько нервно поправил перчатки и, глядя куда-то поверх ее головы, поинтересовался:

— Вы очень на меня сердиты? Я имею в виду тот факт, что мои действия лишили вас четкого понимания своего места в государственной иерархии.

— Меня это расстроило, — честно ответила Маргарет.

— Но видимо, не так уж сильно, раз вы согласились поужинать со мной.

— Это не имеет значения. Мне всегда интересно узнать, что вы скажите. Поделитесь секретом, кого вы взорвете в следующий раз?

— Жаль, что вы все именно так это воспринимаете. Я действую не в своих интересах.

— А в чьих же?

— Я - покорный раб всего человечества. От обычных рабов меня отличает лишь то, что я добровольно спасаю своих хозяев от неминуемой гибели, о которой они не имеют ни малейшего понятия. Или не желают иметь, — он тяжело вздохнул. — Я объясню все. Обещаю. А пока, — он сменил тон, — будем ужинать. Ароматный суп с приправами и белыми грибами — он великолепен! — Механик приподнял крышку супницы и с наслаждением вдохнул пар. — У вас нет аллергии на грибы? — внезапно спросил он, берясь за половник.

— Нет, насколько я знаю.

— У моего ассистента была аллергия на лисички. Это выяснилось, когда ему минул двадцать один год, и он отведал маринованных лисичек на день рождения тетушки. Приступ начался неожиданно.

— Надеюсь, все закончилось благополучно?

— Да, без летального исхода. Однако, я зря за столом поднял эту тему, — Механик усмехнулся. — Где мои манеры?

Суп в тарелке не только выглядел превосходно, но и пахнул восхитительно. Авторство Механика было несомненно: верный своей педантичной натуре он нарезал все овощи в виде правильных четырехугольников.

— Что у вас еще? — спросила Маргарет. — Какое блюдо дня?

— Здесь, — ученый указ на ближайший к нему поднос, — заливное филе рыбы под пряным томатным соусом, а здесь — запеченная с черносливом свиная отбивная с картофельным гарниром. Есть еще легкий овощной салат на оливковом масле. Я признаю, что они странно между собой сочетаются, но это лучшее, что я мог раздобыть на нашей кухне. У нас приличные запасы, но разнообразием они похвастаться не могут. И есть еще десерт. Вино можете выбрать любое. Есть и красное и белое.

— Лучше красное.

— Хорошо. Значит, вам приглянулась отбивная. Что такое? — он смущенно скривил губы. — Почему вы на меня так странно смотрите?

— Я вижу, что вам неудобно, вы не притронулись к еде. Мешает маска?

— Немного, но причина не в ней. Пока я в течение четырех часов изображал из себя шеф-повара фешенебельного ресторана, то успел попробовать каждое блюдо не меньше пяти раз и должно быть испортил себе аппетит.

— Если вы когда-нибудь решите бросить науку, то смело открывайте ресторан. У вас явный талант, так что отбоя от посетителей не будет, — сказала Маргарет, доедая суп.

— Спасибо, — ученый усмехнулся и пожал плечами. — Все дело в моей дотошности.

— За ужином я привыкла обсуждать интересные темы. Вы не против?

— Нет.

— Зачем вам оригинал мирного договора? Неужели только для того, чтобы оставить его в назидание потомкам?

— Это был фарс, театральное выступление для моих коллег. Они ждали чего-то подобного. В свое время каждый из них прямо или косвенно пострадал от рук тех, чьи подписи стояли на документе. Лично мне все равно, что станет с этими клочками бумаги. Если у кого-нибудь возникнет желание положить их под стекло и сдать в музей, так тому и быть. — Механик без энтузиазма принялся за отбивную.

Маргарет следила за тем, как он аккуратно порезал мясо на равные квадратики и отложил вилку. Его руки мелко дрожали, он выглядел уставшим и подавленным. Ученого что-то беспокоило, но он не мог или не хотел говорить об этом. Маргарет же, на языке которой крутились тысячи вопросов, осознала, что не имеет никакого права задавать их. Она палач, он — жертва. Ей было тошно от мысли, что вскоре придется высыпать яд в бокал Механика, стоящий рядом с ее бокалом.

— Вы знаете о том, что происходит снаружи? — внезапно спросил он бодрым голосом.

— Откуда мне знать? Я же ваша пленница.

— Пусть будет лучше гостья. Пленниц не приглашают на ужин, они сидят в мрачных темницах, закованные по рукам и ногам в кандалы, — он нервно потер запястье, словно намекая о собственном опыте. — Рад вам сообщить, что война все-таки закончилась.

— Вы говорите серьезно?

— В виду невозможности продолжать боевые действия Островное содружество и Небрус вынуждены переключиться на решение внутренних проблем, — объяснил Механик. — На данный момент около восьмидесяти поверхности планеты скрыты под непроницаемым облачным покровом. Люди бояться, что тучи, закрывшие солнце, останутся навсегда. Массовые беспорядки приняли устрашающие размеры.

— Значит, вы выиграли. Поэтому ваш проект и называется «Небосвод»… — холодно сказала Маргарет. — Больше увидеть небо не будет позволено никому.

— Это не так! — он возмущенно всплеснул руками. — Могу вас заверить — это временная мера. Я открою вам тайну, — он понизил голос, — облака — всего лишь побочный эффект перемещений сквозь пространство. Когда я впервые столкнулся с ним, то был… в недоумении. Однако потом мне пришла в голову отличная мысль, я понял, как могу использовать эффект во благо. Черные тучи оказались весьма кстати и облегчили мне задачу. Если бы не они, войну было бы сложно остановить. Я усилил эффект, продолжая вибрационный посыл мельчайших частиц в обратном направлении из омега в альфа… Простите, забываюсь.

— И что дальше? Вы вернете планете ее первоначальный вид, когда вам наскучит роль всемогущего бога?

— Да, — он широко улыбнулся. — Облака выполнили свою цель и больше мне не нужны, люди и так напуганы достаточно. Черное небо должно было напомнить людям о ценности человеческой жизни, о том, что между нами не так много различий как хотелось бы политикам. Но вы совсем не едите, — он расстроено покачал головой. — Пожалуйста, сделайте хотя бы вид, что вам понравилось, я ведь действительно старался.

Маргарет поднесла бокал к губам и отпила вина. Она оказалась в тяжелой ситуации. Если Механик говорил правду, то сейчас его нельзя убивать. Но как быть с письмами? Кому верить — тому, кто восхвалял тьму и грозил всему живому отравляющим газом, или тому, кто рассуждает о человеческих ценностях и обещает вернуть чистое небо? Возможно, его патология намного серьезнее, чем она полагала.

Маргарет доводилось слышать о полном раздвоении личности, когда два человека с разными характерами и памятью делили одно тело, и один не знал о существовании другого. Может, в этом и крылась разгадка писем Механика — в его шизофрении? Не зря же он писал самому себе. Подспудно он мог блокировать злое начало, но оно просачивалось наружу и взывало к нему в письмах. Если она права, то убьет не одного человека, а двоих: гениального ученого и его жестокого антипода. Хотя с другой стороны, она может ошибаться и его единственной личности просто нравиться врать ей и водить за нос. Он, вероятно, испытывает наслаждение, мороча голову агенту разведки.

Неожиданно Маргарет почувствовала тошноту. Окружающее пространство поплыло перед глазами. Она удивленно моргнула и попыталась встать, но не сумела. В отдалении, отчасти заглушенный ее собственным сердцебиением, послышался встревоженный голос ученого. Маргарет медленно приблизила к глазам раскрытые ладони, но вместо них увидела лишь размытые пятна. Ее состояние ухудшалось с каждой секундой.

— Что происходит? — она едва могла пошевелить онемевшим языком. — Что со мной? Я ослепла… Помогите… помогите же мне!

Механик обхватил ее за плечи и развернул в свою сторону. Его голос звучал словно раскаты грома, но она не могла разобрать слов. Маргарет показалось, что он смеется над ней. Неужели ученый опередил ее и подсыпал яд первым? «Я не хочу умирать, еще слишком рано!» — протестующе кричало испуганное сознание.

Женщина не могла пошевелиться и, накренившись, упала бы, не подхвати ее Механик. Парализованные руки бессильно повисли плетьми, потеряв чувствительность. Ей стало казаться, что вместо конечностей у нее обрубки, которые забавы ради кто-то прижег каленым железом. Оглохнув и ослепнув, она чувствовала лишь боль, завладевшую телом.

Маргарет мучительно умирала в беспросветном одиночестве.