Неотразимые в своих коричневых униформах и шапочках, четверо привратников в половине восьмого утра стояли на тротуаре у дома № 30 на площади Рокфеллера и смотрели в небо. Дождь уже прекратился, но не ветер. Собирается ли он наконец утихнуть? Нет смысла тратить два часа, чтобы поднять флаги на всех 157 шестах, окружавших каток, если им сразу же придется спускать их. Серое небо было непроглядно, разорванные черные тучи быстро двигались с запада на восток.
— Метеоролог по телевизору говорил, что фронт дождя пройдет мимо, заметил один из мужчин. — Я думаю, что ветер скоро стихнет. Если через пару часов все успокоится, нам здорово достанется за то, что мы не подняли флаги.
— А этот метеоролог выглядывал сегодня утром в окно? Тучи летят, должно быть, со скоростью миль шестьдесят в час.
— Да это там, наверху. А флагштоки внизу. Думаю, нам лучше все же поднять флаги.
И мужчины отправились в вестибюль, где в атмосфере всеобщего веселья было принято дополнительное решение. Поскольку один шест ночью сломал ветер, флагу одной из стран так и не суждено быть поднятым. Какая страна меньше других способна устроить шумную демонстрацию протеста, если ее проигнорировать? Голосование закончилось вничью: два голоса за Мальдивские острова и два за Верхнюю Вольту. Пришлось подбросить монетку, и Мальдивы проиграли.
К восьми часам утра Чет Кризек спланировал взрыв. Если повезет, это будет последний, больше не понадобится, и он сможет перекинуть своих людей и оборудование на работу на Лонг-Айленд, где будет полегче. На 50-й улице и на 8-й авеню слишком уж много всяких сложностей, даже грузовикам развернуться негде.
Он отхлебнул кофе и дважды проверил свои расчеты, которые набросал на листке бумаги. Он загрузит четырнадцать скважин, всего-то на пару больше, чем допускает строительный кодекс. Капсюль и детонатор должны уйти на дно, потом пять брусочков этого товекса размером полтора на восемь дюймов, да еще пять дюймов грязи между ними, четыре фута сочленений и еще один брусочек рядом с поверхностью. Скважины должны взорваться с последовательными интервалами, чтобы погасить основную часть вибрации. Его бригаде не потребуется много времени, чтобы загрузить и подсоединить взрывчатку. И уже к одиннадцати часам он сможет нажать кнопку. Нельзя задерживаться, потом на улице будет слишком людно.
Через окно своего кабинета в домике-трейлере Чет оглядел строительный участок.
Дождь лил всю ночь, и в нескольких местах образовались лужи, но не там, где они должны были взрывать, не на гребне отложений аспидного сланца, который под углом проходил через дно котлована к зданию Залияна на другой стороне 50-й улицы. При достаточном количестве матов, блокирующих взрыв, окна старикашки Залияна будут в безопасности. Пять тонн плетеного лифтового троса, вероятно, смогут подавить только один взрыв. Да, заместитель главы инспекции по взрывам Флинн из пожарного департамента наделал бы в штаны, если бы вдруг оказался недалеко от места взрыва и почувствовал его силу. Он, правда, не собирался здесь быть, а после взрыва Флинн или кто-либо еще уже не смогут ничего предпринять.
Чем дольше Митчелл разговаривал с Кэстльманом, тем сильнее им овладевало беспокойство. Это чувство усугубляло и само помещение: краска клочьями свисала с потолка, старая мебель, от которой отказалась бы даже Армия спасения, и, наконец, этот вид из окна на кирпичную стену. Большинство кабинетов, расположенных вдоль коридора, по которому шел Митчелл, были темными и пустыми, а в центральной открытой его части стояла дюжина чертежных столов, покрытых толстым слоем пыли. Встретившая его маленькая женщина, кажется, секретарша этого инженера, по меньшей мере лет пять назад миновала пенсионный возраст.
— Вдохновляет, не правда ли? — сказал Кэстльман в начале разговора, устало махнув рукой. — В нашем бизнесе стоит сделать несколько ошибок и ваш телефон сразу же перестает звонить.
Митчелл слышал, что его собеседника называют младшим Кэстльманом, чтобы не путать со знаменитым отцом, и поэтому он ожидал встретить человека никак не старше сорока — пятидесяти лет. Фактически же младший Кэстльман, вероятно, и сам уже перешагнул пенсионный возраст: худой, бледный человек в темно-синем мешковатом костюме. Говорил он тихим, слабым голосом и походил на тяжелобольного, принимающего последних посетителей, прежде чем покинуть этот мир. Он явно с трудом вникал в суть задаваемых ему вопросов, глядя на Митчелла отсутствующим взглядом серых водянистых глаз.
На столе перед ними лежал комплект планов залияновского здания, открытый на странице с чертежами деталей основания. Митчелл карандашом указал Кэстльману на нижнюю часть.
— Эти колонны стоят на опорных плитах, а сами плиты положены на сваи именно в этом месте? Правильно?
Кэстльман смотрел на чертеж так, словно раньше никогда его не видел.
— Да, вроде бы так оно и есть.
— И никаких других укреплений? Никаких сварных клиньев к плитам или угловых железных сочленений? Именно так это было построено?
— Да, так. Это стандартный проект.
Митчелл поджал губы. Стандартный проект для здания, которое не имело ничего общего со стандартами.
— Меня поражает такая… экономия. Проводилась ли проверка конструкций основания на напряжение? Я думаю, что сильный ветер или сейсмическое воздействие подобная конструкция может не выдержать.
Кэстльман наклонился вперед и нахмурился.
— Сомневаюсь, что на Манхэттене найдется хоть один небоскреб, основание которого когда-либо проверяли на напряжение. Проект основания сделал Джон Страут. Другие проекты ничем не лучше.
— Он работает у вас?
— Нет. Он больше не работает с нашей фирмой. Ушел после провала своего проекта на Ямайке. Здание Залияна тогда еще только начинало строиться.
— Но кто-то ведь должен был завершить его работу, а? При таком подходе возрастает вероятность ошибок.
— Я бы и сам ушел из фирмы, но это не так-то просто, если вы ее президент и владелец. — Он посмотрел на Митчелла и нахмурился. — Я думал, что вам поручено выяснить причину выпадения стекол.
— А я начинаю думать, что окна — всего лишь симптом чего-то более серьезного. Слишком уж сильное колебание, и его период — почти двадцать секунд — вдвое больше, чем у Всемирного торгового центра. Вас это не беспокоит? Я хочу сказать, вы не думаете, что состояние нестабильности может развиваться?
Кэстльман помолчал, прежде чем ответить.
— Меня много что беспокоит, — сказал он наконец, не глядя на Митчелла. — И прежде всего меня беспокоит тот факт, что я стал инженером-строителем. С таким отцом, как у меня, выбор был невелик. Я говорил ему, что меня не интересует эта специальность, что я для нее не гожусь. А он не слушал. Генри Кэстльман вообще никого не слушал.
Митчелл стал переворачивать листы планов.
— Я хочу вас спросить еще об одной вещи, прежде чем…
— Поэтому я и ненавижу компромиссы. Вы делаете квалифицированные предположения, но это ведь все равно предположения. Вы никогда ничего не знаете наверняка. Сооружение должно быть построено, поэтому вы делаете расчеты, придерживаетесь кодекса, следуете промышленной практике… А в конце работы молитесь Господу, чтобы ваше незнание того, что на самом деле происходит внутри этих стальных и бетонных конструкций, не привело к катастрофе.
Митчелл поинтересовался причиной замены полов на более легкие, но инженер никак не отреагировал на его вопрос, занятый своими воспоминаниями и размышлениями. Митчелл терпеливо дожидался возможности повторить свой вопрос, поскольку чувствовал, что в этом-то и кроется разгадка неустойчивости здания. В такого рода сооружениях предельный вес во многом определял степень устойчивости.
— Во все времена врачи теряли своих пациентов, — продолжал Кэстльман, — но инженер несет ответственность за жизни сотен людей. И что еще хуже — ответственности нет конца. За сорок лет я спроектировал массу зданий. Каждый день они чуть-чуть разрушаются, в точности как мы с вами. Люди живут и работают в них, ходят мимо по улицам. Их жизни зависят от меня, от человека, которого они никогда в глаза не видели и о котором думать не думали. А я всю свою жизнь обречен тревожиться о чужих жизнях, которые могут оборваться из-за чего-то такого, что я, может быть, проглядел. Какая-нибудь малюсенькая ошибка, не имевшая никакого значения, когда здание было молодым и прочным. Поверьте, с тех пор, как выпали эти окна, я не смог заснуть больше чем на десять минут.
Кэстльман закрыл глаза и сидел не шевелясь. Когда он снова посмотрел на Митчелла, в его глазах стояли слезы.
— Я мог бы избавить вас и еще кое-кого от множества неприятностей, если бы взял вину на себя. Два человека убиты, и многие серьезно ранены. Вы качаете головой, но это ни в какой мере не умаляет моей вины. Я не уделял этому достаточно внимания, не провел двойную проверку планов поставщиков. Я позволил Залияну и Бойлу одурачить себя, когда они настаивали на удешевлении строительства.
— Вы слишком уж строги к себе. Возможно, стекла лопнули, не выдержав сильной нагрузки ветра, может быть, даже вдвое большей, чем допускает кодекс.
Кэстльман достал из кармана белоснежный носовой платок и высморкался.
— Мне следовало решительнее противостоять им. Теперь-то это очевидно. А тогда столько всего навалилось. И кто мог предположить, что…
Его голос прервался.
— А что все-таки с заменой полов на более легкие?
— Это сэкономило массу строительной стали. Мы также уменьшили вес благодаря компьютерам.
— Усовершенствовав проект?
— Снизив размеры каждой детали до абсолютного минимума. Раньше все вычисления занимали так много времени, что мы попросту оставляли детали крупнее и прочнее. Это являлось дополнительной защитой. Да и материалы были дешевыми.
— А после того, как урезали вес, вы не проектировали заново конструкцию основания?
— Основание тогда уже было заложено. Мистер Митчелл, мне не хотелось бы показаться невежливым, но не могли бы мы продолжить наш разговор как-нибудь в следующий раз? Я… я неважно себя чувствую.
— Конечно.
Митчелл закрыл свою записную книжку и встал. Кэстльман остался в своем кресле и апатично пожал ему руку.
— Позвоните мне через пару деньков, если у вас еще есть вопросы. Я расскажу все, что вы пожелаете узнать. Но сейчас я просто не гожусь для этого. — И, заметив беспокойство на лице Митчелла, добавил: — Со мной все будет в порядке. До свидания. Мы еще увидимся. Если не где-нибудь еще, так уж в суде-то наверняка.
В темном коридоре сильно пахло мочой. На улице дожидалось такси, и с помощью фонарика, который Кэрол Оуэнс одолжила у водителя, ей удалось найти нужную дверь. На ее первый стук никакого ответа не последовало. Она постучала громче.
— Мистер Кристофер? Кто-нибудь есть дома?
Она услышала шаги. Чей-то приглушенный голос спросил:
— Кто там?
— Меня зовут Кэрол Оуэнс. Я… я из здания Залияна. Вы мистер Кристофер? Я не ошиблась?
Она с беспокойством оглядела коридор, сожалея, что не смогла убедить таксиста пойти вместе с ней. Но он боялся оставлять свой автомобиль без присмотра даже в четверть десятого утра.
— Что вам нужно? С ним что-то случилось?
— Не могли бы вы немного приоткрыть дверь? Тогда нам не придется кричать!
Щелкнул замок. Дверь приоткрылась на пару дюймов, все же охраняемая двумя цепочками. Через эту щель Кэрол разглядела невысокого негра в купальном халате. Он держался на некотором расстоянии от двери, словно боялся, что она может попытаться пролезть в эту щелку и схватить его.
— Мистера Кристофера нет дома?
— Его зовут Кристоф. Вы его знаете? Вы с ним работаете?
— Я его не знаю. Я работаю на одного инженера, который изучает безопасность здания. Нам сказали, что мистер Кристоф знает о здании какие-то вещи, которых не знает никто другой.
— Его нет. Прошлой ночью он не вернулся с работы.
— Не вернулся? — Кэрол посмотрела на свои часы. — Он ушел с работы в час ночи, более восьми часов назад.
— Иногда он заходит куда-нибудь выпить.
— Куда?
— Я не знаю. Вы не из полиции?
— Нет. Я адвокат. Вот моя визитная карточка. Пару недель назад в здании произошел несчастный случай, и мы пытаемся выяснить, почему это случилось. Мы думаем, что он смог бы нам помочь.
Мужчина взял карточку, но даже не посмотрел на нее.
— Он не вернулся домой. Он мой племянник. Я беспокоюсь за него.
— А вы не звонили, чтобы узнать, все ли с ним в порядке?
— У нас нет телефона.
— А он когда-нибудь говорил вам, что видел трещины? Трещины в этом здании?
— Прошлой ночью он хотел, чтобы я пошел вместе с ним на работу посмотреть на них и послушать звуки, которые здание издает на ветру.
— А он не говорил, где находятся эти трещины?
— В основании здания.
— Он не говорил, где именно?
После паузы негр ответил:
— В запертой складской комнате. За низкой железной дверью.
— Спасибо. Ваша информация нам поможет. А он не говорил, какая это сторона здания? Северная? Южная? Рядом с лифтами?
Еще одна пауза.
— Он упоминал о погрузочной платформе.
Вначале Залиян испугался, а потом пришел в ярость. Он изо всех сил пытался сохранять спокойствие, пока Бойл описывал свою роковую стычку с охранником, и перебил Мэтта вопросом, что тот сделал с телом.
— Положил его в пластиковый мешок для мусора. Когда приехала мусоровозка, я сам загрузил его в машину. Никто ничего не заметил.
— Никто ничего не заметил! Боже мой, какое везение! Ты что же, думаешь, что можно убить человека и никто ничего не заметит? А как насчет других охранников? Они-то ведь задумаются, куда он делся! Ну и удружил ты мне, Мэтт, ведь если еще и это на нас свалится, то я…
Он замолчал и в сердцах стукнул о стол кулаком. А Бойл спокойно ответил:
— Они подумают, что он где-нибудь пьянствует. Он неоднократно исчезал прямо во время дежурства. Вышел пропустить стаканчик и не возвращался три дня. А на этот раз могут подумать, что он уволился.
— А как насчет его родственников и друзей? Рано или поздно здесь появятся легавые.
— Этот парень был незарегистрированным иностранцем. Никто не станет вызывать легавых.
— Молю Господа, чтобы все оказалось, как ты говоришь. Черт побери, Мэтт, неужели тебе так уж было нужно…
— Но он набросился на меня с ножом! — сказал Бойл, краснея от гнева. — Что я должен был…
Они замолчали, потому что в кабинет из квартиры Залияна вошла Коретта.
— Пора идти к себе, — бодро сказала она. — После этого ливня так хорошо себя чувствуешь! — Она подошла к креслу Залияна сзади и чмокнула его в макушку. — Насколько удобнее ночевать здесь, чем добираться из Нью-Джерси.
Залиян поморщился.
— Тебе следует быть немного посдержаннее, когда у меня посетитель, — сказал он, приглаживая волосы.
Она посмотрела на Бойла и скорчила гримаску.
— Мэтт не посетитель, Мэтт — это семья. Привет, Мэтт! — и выпорхнула из комнаты, закрыв за собой дверь.
— Что я ненавижу в молодежи, — сказал Залиян, — это их хорошее утреннее самочувствие. Так на чем мы остановились?
— Я вытер там всю кровь и навесил на дверь замок, больше никто не сможет забраться в то помещение. Появились новые трещины, и еще здоровый кусок внешней стены обвалился. Надо бы послать туда кого-нибудь, чтобы закрепить все это, пока не стало хуже.
— Только этого нам не хватало… Что с тобой?
Лицо Бойла исказилось от боли, и он нагнул голову.
— Этот гад ударил меня ногой. Такая боль, что я еле держусь на ногах. Думаю, у меня там какой-то разрыв.
— Ложись-ка ты в больницу. Под каким-нибудь вымышленным именем.
Бойл согласно кивнул и медленно поднялся на ноги. Ему трудно было держаться прямо, и он заковылял к двери согнувшись, как старик.
Залиян позвонил Коретте.
— Мэтт уже ушел?
— Только что прошел к лифту.
— Ты забронировала билеты на самолет до Мехико?
— Нет еще. Я собиралась сделать это, когда закончу маникюр.
— Сделаешь заказ не на следующую неделю, а на послезавтра, и держи это в тайне.
Телефонный звонок в Центральное бюро водоснабжения был переключен на ремонтное управление, находящееся на пересечении 38-й улицы и Ист-Ривер. В 10.09 утра диспетчер связался с одной из трех ремонтных машин, закрепленных за этим районом, вызвал третью бригаду и спросил, где они находятся.
— На Таймс-сквер, — ответил водитель. — Мы здесь заканчиваем через час.
— Мы получили сообщение о возможной утечке воды на углу Пятидесятой улицы и Восьмой авеню. Там идут какие-то строительные работы, через улицу от здания Залияна. Управляющий подрядчика говорит, что с южной стороны в котлован просачивается вода.
— Ясно. А что там, под улицей?
— Трубы диаметром двенадцать дюймов. Вероятно, давление там сорок фунтов на квадратный дюйм. Вчера уже поступила пара жалоб по поводу низкого напора воды.
— Мы взглянем. И вокруг, и внизу.
Аналогичное сообщение диспетчер отправил в Объединенную компанию Эдисона, в комплекс зданий на 1-й авеню, к югу от здания ООН. Бригадир ремонтной бригады Пит Харлей ответил из своей машины.
— Вы далеко от здания Залияна? — спросил диспетчер. — Шесть кварталов? Управляющий думает, что там утечка пара в канализационном туннеле.
Стальная пластинка с прикрепленным к ней путевым листком и авторучкой лежала на сиденье рядом с Харлеем. Он быстро записал адрес и отметил время — 10.13 утра.
— Сигнал четыре, — сказал он, пользуясь кодом, означающим, что он записал сообщение. — Я сам подскочу туда и посмотрю, что случилось, пока бригада здесь все закончит.
Вероятно, это просто конденсация, подумал он, кладя микрофон обратно на приборную доску. Может быть, что-то с прокладкой или с клапаном. Он знал, что Залиян снабжается от двадцатидюймовой линии на 8-й авеню, а не от восьмидюймовой на 50-й улице. Температура должна быть высокой, возможно, 375 градусов, так что ему придется быть поосторожнее.