Все расселись по своим местам и автобус двинулся дальше.
Когда приехали на место, родители разбрелись с детьми по ферме глядеть на лам и оленей.
Детям я дала задание — примечать особенности этих удивительных и милых животных, чтобы передать их на рисунке. Собраться мы должны были вместе через пятнадцать минут.
Здесь же был большой пруд, где плавали лебеди и важно разгуливали по берегу деловые толстые гуси. Здесь была спасительная тень.
Жара тянула свои солнечные лапы и сюда под густую листву, но пока не могла добраться.
Я готовила мольберты, бумагу, карандаши и краски. Ставила раскладные стулья. Скоро сюда соберутся дети, и мы начнём занятие.
Пока я все это делала, краем глаза увидела Марата. Он прятался за ближайшим деревом и наблюдал за мной.
— Поможешь мне? — спросила я его.
Он отвернулся и отбежал подальше.
К поляне стекались дети. Им не хотелось рисовать на такой жаре, в таком прекрасном, полном соблазнов месте.
Им надо было кормить коз, и кидать в пруд камешки. И я их прекрасно понимала, я бы и сама растянулась на траве с книгой.
— Ну что, кто сегодня не хочет рисовать? — крикнула я.
Дети заголосили «я, я, я» и подняли руки.
Родители напряглись. Они потратили на эту экскурсию свой выходной и деньги. Я им подмигнула.
— А мы и не будем рисовать, мы будем играть! Ну-ка смотрите. Я сейчас подойду к Лёве и нарисую, — я подошла к мольберту Лёвы, нарисовала клюв гуся, и спросила, — что же я нарисовала? Кто угадает, тот сможет дорисовать это.
Маленькая Стася деловито сказала:
— Это пипка гуся.
— Тогда ты его и рисуешь. Ну-ка, где у нас тут гуси?
Стася показала на гусей.
— Посмотри, что от клюва идёт у гуся?
Стася, высунув от усердия язык, принялась дорисовывать гуся. Остальные дети наперебой просили нарисовать на их мольбертах детали.
Через десять минут все молча трудились за мольбертами. Все, кроме Марата.
Они с отцом стояли поодаль у пруда и смотрели оба на меня. Большой зверь и его маленький зверёныш.
Я направилась к ним. Присела на корточки перед Маратом.
— Ты не хочешь играть в такую игру? — спросила я его.
— Хочу, — буркнул Марат.
— Пойдёшь со мной?
Он мотнул головой. Непростой парень. Я в отчаянии взглянула на Яра. Он пожал плечами. Он тоже не знал, что делать с сыном.
— Ладно. Тебе какое животное нравится? — снова подступилась я к Марату.
— Этот, — ткнул он в лебедя.
— Какой цвет ты бы выбрал, чтобы его нарисовать?
— Синий.
— У меня такой есть, и я тебе помогу. Не у всех всё сразу получается, порой надо много раз попробовать. Понимаешь? Давай попробуем десять раз. Если на десятый раз не получится, значит, я больше не стану просить тебя об этом. Идёт?
Марат подумал, серьёзно кивнул. Затем взял меня за руку и сам повёл к мольбертам.
Я обернулась и глянула на его отца. Яр смотрел на меня таким странным взглядом. Не тем въедливым, жёстким, а задумчивым, быть может, даже ласковым.
Я бы и не хотела ничего себе надумывать лишнего, чтобы не заблудится в иллюзиях, но как только я оборачивалась или нечаянно бросала взгляд в сторону Яра, я снова и снова натыкалась на его взгляд.
Вот зачем это? Что он хочет и хочет ли? Как мне не думать о нем, если кажется, что он ежесекундно думает обо мне?
Я боялась, что все это видят. Но родители больше томились от скуки и солнца.
Вот дети закончили с рисованием, получили пятёрки и конфеты в награду. Я задорно крикнула:
— Идём кормить гусей!
Дети окружили меня стайкой птенчиков, мы рвали одуванчики в охапки, а потом пошли к гусям. Гуси тут же подбежали к нам и с удовольствием начали есть из рук.
Ничто так не радует душу, как птицы и животные. Марата мне пришлось буквально таскать за руку за собой, он побаивался других детей.
Но вскоре и он втянулся в общий гам, смеялся, кормил птиц, как маленький рыцарь подавал мне стебли одуванчиков.
Мы смеялись вместе друг с другом, с другими детьми.
Марат носился за другим мальчиком, потом они искали камешки вместе с девочкой, потом он подбежал, обнял меня теплыми ручонками за шею и доверительно сообщил, что у него есть друзья.
Я не заметила, как Яр оказался позади, совсем рядом. Яр сел рядом со мной на корточки. Я и ему протянула одуванчики.
— Вы хорошо справляетесь своими обязанностями, — сказал он. — Спасибо за улыбку сына.
— Не за что, это и правда мои обязанности, к тому же я люблю детей. Детей и животных. В них нет лжи, которыми наполняют свою жизнь взрослые. Если они сердятся или им плохо, они просто кидают ножницы в лицо, и как бы обидно тебе не было, тебе все-таки всё понятно.
— А со взрослыми вам, значит, непонятно?
Я встала и прошла вперёд. Он догнал меня и пошёл рядом.
— Совершенно непонятно, — я позволила себе посмотреть Яру в лицо. Все наши переглядки были мне непонятны. И вообще, меня что-то понесло, и я на эмоциях выпалила: — Взрослые не высказывают своих чувств, никак, а хуже того, что они высказывают вообще нечто противоположное.
— Так может, вы подадите пример, как надо выражать свои чувства? — усмехнулся Яр и взял меня под руку.
Я растерялась. Мой запал угас. Я не готова озвучивать свои новые странные чувства, которые меня одолевали. И всё же…
— Я… я не понимаю, что значат ваши взгляды, и прикосновения, — и аккуратно выпуталась из его рук. — Я не умею играть в такие игры, и не хочу. — Я говорила это, и мои щеки пылали.
В этот момент нас догнал Марат и схватил меня за руку. А Яр отпустил меня.
Вскоре к пруду пришли и другие родители с детьми.
Я отдалились от Яра, чтобы не давать пищу для размышлений. Я все-таки на работе. И моя работа визжала и радовалась, и висла у меня на руках.
Мы нафотографировались, собрали раскладные стульчики, альбомы и пошли к автобусу. День клонился к вечеру, я чувствовала себя измотанной. Не детьми, а эмоциями.
Весь этот день я провела, как на качелях. То прекрасное настроение благодаря сегодняшней погоде и загородным просторам, то пробитое колесо.
То интересная и увлекательная не только для детей, но и для родителей экскурсия, то невообразимая пробка на обратном пути.
Из-за этой пробки мы приехали во двор студии только к вечеру.
Все устали. Никто уже и не помнил, что экскурсия была интересной. Дети были похожи на переваренные пельмени, а родители злились на детей и на всех вокруг.
Я прокручивала этот день в голове. Конечно, центральное место в моих мыслях занимал Яр.
Я не понимала его поведения, он был откровенно заинтересован во мне, это его прикосновение — откровенное, сексуальное и жутко неприличное.
И в то же время, в его глазах была тоска, будто он что-то искал во мне.
И мне снова хотелось положить его головой к себе на колени и гладить по волосам.