Я зашла в каюту и обомлела. И это они называют каютой! Метрдотель не соврал, это был полноценный люксовый номер дорогущего отеля, ещё и поделенный перегородкой на две зоны.
В одной зоне шикарный диван с мягчайшей замшевой обивкой. Опять же панорамное окно и за ним выход на балкон. Вся каюта выдержана в мягких светлых тонах и отделана деревом.
В другой огромная кровать, на такой можно спать хоть поперек, хоть по диагонали. Рядом с кроватью полукруглый комод. Огромное панорамное окно от потолка до пола со сдвигающимися в стороны рамами.
Возле кровати я заметила чемодан и только сейчас поняла, что это не мой чемодан!
Я в панике его открыла. Вещи были женскими, но точно не моими! Да, что происходит. Вещей было намного больше, чем собирала я. Да и сам чемодан был в два раза больше. Но на ручке была бирка, а на бирке стояло мое имя.
Я стала выкидывать шмотки на пол. Чего здесь только не было! Это Яр! Так откровенно намекнуть на то, что я плохо выгляжу! Да что там, он просто проорал мне это.
Я села на пол рядом с раскиданными вещами. Верните мне мою жизнь, с книгами, с детьми и мольбертами, с утками на пруду и чувством, что жизнь прекрасна.
Хватит уже меня унижать сравнениями, требованиями, чтобы я не была такой какая есть.
Когда-нибудь это закончится. Игорь, Яр, проблема с коллекторами, лайнер. Неделя, Марго, всего лишь неделя. Пообещала себе я.
Я медленно встала с пола и подошла к зеркалу.
Волосы раскинулись золотыми волнами ниже плеч, лицо без косметики вроде милое. Мне нравятся мои глаза, голубые, с длинными ресницами, но главное, они будто удивлялись, ага, сами по себе, а еще часто лучились смехом, мне казалось, это похоже на моих любимых героинь Джейн Остин.
Я провела руками по телу. Худенькая, может слишком, а грудь тяжеловата для такой худобы, как на мой взгляд. Зато ноги стройные. Я бы еще их поняла, если бы я была неопрятна или прятала себя в мешки.
Но, видите ли, я устраивала саму себя. Мне не нужен тяжелый люкс, чтобы чувствовать себя прекрасной.
Усмехнулась этой мысли и улыбнулась себе в зеркало.
Ну нет у меня денег на брендовые шмотки и походы к косметологу, да я бы и не стала заливать в себя филлеры и гель, ну если, вам, дорогой Яр, как и Игорю, нужны брендовые тюнингованные женщины, ну найдите себе таких, зачем ко мне цепляться тогда, чтобы переделывать что ли?
Ещё могу понять Игоря, он на таких мадам не накопил, но у Яра-то достаточно средств и даже плавучий дом, чтобы перегонять целые стада приятных его взору мадамов.
Боже! До чего дошло! Я уже теперь Игоря понимать собираюсь!
Я услышала мощный гудок теплохода и почувствовала движение.
Бросилась к окну. Так и есть! Теплоход отошел от пирса. Черт! Где мои вещи?
Мне нужно было увидеть Яра и объяснить, что так не пойдет. Не пойдет — меня менять! Только где я буду искать его?
Наконец, сообразила, достала из кармана телефон и набрала Яра.
— У меня есть серьезный разговор, иначе я не согласна ни на что и хочу сойти! — выпалила я, как только он ответил, пока хватило духу.
— Что случило, Марго? — его голос был встревоженным.
Я молчала, думая, как лучше, лично высказаться или по телефону. Если лично — вдруг я не смогу. Потому что он не Игорь, и отношение у меня к нему совсем иное.
Мне было страшно, что я буду стоять рядом с ним и соглашусь на все, что он скажет. А если по телефону — он отмахнется, как от чего-то несерьезного.
Пока я думала, Яр терпеливо ждал. Не дождавшись ответа, спросил спокойно.
— Ты у себя в каюте?
— Да, но…
Я услышала, как он усмехнулся в трубку.
— Оставайся там, я сейчас подойду, — сказал он и отбил звонок.
Я отдышалась и вышла из каюты, закрыв за собой дверь: разговаривать с ним в закрытой личной комнате казалось мне неприличным.
В конце коридора появился Яр. Он шёл по коридору, огромный, могучий, словно ледокол. Я прижалась к двери, будто хотела в нее просочиться.
Но я все-таки собралась. Руки тряслись, я спрятала их за спину, прижала ладошки к прохладной двери. Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.
«Только не растекись вся перед ним», — приказала я мысленно сама себе.
— Марго, что случилось? — повторил Яр тот же вопрос, что и по телефону, когда подошёл ко мне. У него был встревоженный вид, будто ему было не все равно. В руке он держал то ли коробку, то ли, что-то похожее завёрнутое в подарочную бумагу и перевязанное лентой. — Тебя кто-то обидел?
— Ты, — прошептала я. Весь запал испарился. Я опустила голову.
— Я? И чем же? — Яр очень осторожно взял меня за подбородок и заставил посмотреть на себя. В его взгляде было столько нежности и тревоги, что мои глаза затуманились.
В сознании мелькнуло: поцелуй, пожалуйста, поцелуй меня.
Я невольно взглянула на его губы и облизала свои.
О боже, что я творю. Соберись.
Смело в глаза:
— Так нельзя… — начала было я, но мой голос вдруг сел, а дальше я никак не могла вспомнить, что было не так. Я шумно сглотнула. — Яр, пожалуйста…
Я снова опустила глаза на его губы, потом спохватилась, куда я смотрю, заставила себя поднять взгляд и обожглась. Он тоже жадно шарил взглядом по моему лицу, от губ к глазам.
Я почти уже распласталась по двери каюты.
— Да объясни уже в конце концов, что происходит. Марго, тише, тише, — голос Яра звучал очень низко, он сделал шаг ко мне, и я спиной прижалась к двери своей каюты. Он уперся руками в дверь,
В конце коридора раздались шаги, Яр, не оборачиваясь, открыл дверь, приобнял меня одной рукой, оторвал от пола и занёс в каюту.
И запер дверь. Меня Яр не отпускал.
Мы смотрели друг другу в глаза — не оторваться.
Он тяжело дышал, я уперлась ладонями в его грудь — какая твердая!
— Не дергайся! — сказал он жестко, а затем наклонился, на мгновение заглянул в мои глаза, словно в душу проник, и поцеловал.
Плотину прорвало.
Я к тому моменту уже не могла сопротивляться: ни ему, ни своему телу. Он это почуял, своим звериным чутьём почувствовал, что я в его власти, во власти своего желания.
Яр бросил коробку, или что там у него было, на пол и отпихнул ногой.
Его губы настойчиво раздвинули мои, язык проник внутрь. Я застонала, обвила руками его шею. Мой. Мой.
Он выдохнул, запустил руку в волосы, жадно прижимаясь ко мне, разжигая меня поцелуем. Второй рукой он притянул меня за талию к себе, и я почувствовала его возбуждение.
Яр ненадолго оторвался от моих губ и, целуя щеки, глаза, шептал:
— С ума сводишь. Ты — моё безумие. Что ты со мной сделала, Марго, девочка моя?
Я задыхалась от желания. Я не испытывала ничего подобного в своей жизни. Яр обезумел, он вдавливал меня в себя, он гладил мои руки, спину, он нюхал волосы, прижимался губами к шее.
Его горячие губы прокладывали на моём лице и шее дорожки жарких поцелуев, не давая мне опомниться, словно Яр задался целью зажечь каждую клеточку неистовым желанием.
Я никогда не вела себя настолько дико, необузданно: отвечала на его жадные поцелуи, засовывала свой язык в его рот, стонала, извивалась, отрывалась на мгновение, чтобы вздохнуть, и снова отдавалась его ласкам.
Мы были одним жарким пламенем.
Мы были мы.
Яр вел рукой снизу вверх, от бедер к груди, пробрался под рубашку и обхватил грудь.
— Какая же ты, не оторваться, — выдохнул он мне в волосы, подхватил на руки и понес к постели.
Возле постели стоял распотрошенный чемодан.
И я сразу вспомнила, почему мне нельзя быть с ним. Потому что я не подхожу ему, потому что я — игрушка для Скифа на время, кукла, которую надо одеть, раздеть, снова одеть.
Я попыталась слезть с его рук.
Яр уловил перемену в моём настроении и осторожно поставил меня на пол. Он сел на кровать и поставил меня между раздвинутых ног, удерживая перед собой за талию.
Кукла. А вот для нее подходящие одежки.
Мое сердце, казалось, бьется через раз, и как поломанные часы постоянно показывает неверное время.
«Смотри на меня, Яр, я влюбилась в тебя. — Я смотрела в его темные полные тоски глаза и думала, — Хочешь, я буду рядом, чтобы тебе было уютно и спокойно, хочешь, мы будем смеяться, хочешь, я покажу тебе лес и горы. Милый, чужой человек, сильный, раненый зверь. Я бы гладила тебя, я бы была твоим утешением. Но ты предлагаешь мне…»
Яр дотронулся до моей щеки и вытер слезы.
— Скажи, почему ты говорила, что я тебя обидел. Что тебя растревожило?
Он подхватил меня и усадил к себе на колени. Он прижал меня к себе, носом зарылся в волосы. Я попыталась соскользнуть с его рук, но он только крепче меня прижал. Я слышала, как бьется его сердце.
Оно колотилось, как сумасшедшее.
Яр поцеловал меня в мочку, потом под ушком, затем в шею, по телу разбежались мурашки. И снова с головой накрыла волна возбуждения. Я тяжело дышала. Бедром чувствовала, насколько меня хочет Яр.
Я хотела его так, что внизу все болело и ныло от желания. Моё тело меня предавало. Оно кричало: поддайся, пусть раз, ты же хотела этого. Ты мечтала об этом! Но здесь с ним сейчас я точно знала наперед, не умом, а всей собой, что потом я сломаюсь.
Ведь я точно знала, что не хочу пережить то, что пережила с Игорем. Не хочу больше этого унижения. Холод Яра я не переживу, его уход я не вынесу.
Поэтому я вздохнула поглубже, оттолкнула его, собралась.
— Чемодан, — сказала я уже спокойно. — Почему вместо моего чемодана в каюте непонятно что? Где мои вещи?
— Так вот в чем дело.
Он поставил меня на ноги.
— Это твои новые вещи.
— Мне нужны мои.
— И чем же ты недовольна, позволь узнать? Новыми дорогими вещами, которые я дарю тебе? Серьезно?
Взгляд Яра потемнел. Ноздри расширились. Только что он был со мной так близок, и вот он стал жёстким, неприступным. Я обняла себя за плечи и отошла подальше.
Перепады его настроения очень жестко били по мне. Он сощурил глаза, наблюдая за моими действиями, словно хищник за добычей.
В нем шла борьба. Но что боролось с чем — я не знаю. Исход борьбы стал ясен мгновение спустя, когда он сказал холодно:
— Ты будешь носить эти. Я — твой работодатель и мне определять твой дресс-код на работе. Здесь все подобрано по твоему размеру.
Сам его тон был оскорблением. А его слова лишний раз подтвердили, что я права. Чуть было не поддалась на соблазн развлечь богатого мужчину своей неподходящей этому роскошному месту персоной.
И как он меня чуть не трахнул в моем не брендовом шмотье. Это я уже взъелась.
— Вещи, как и цветы, выбирала ваша секретарша или ваша дама, на чей вкус мне ориентироваться? — съязвила я.
— Цветы, как и вещи, выбирал я сам, — сказал, как отрезал.
Между нами повисла тишина. Очень громкая тишина, будто мы оба кричали, только не было слышно ни звука.
А затем Яр сказал. Тоном, не терпящим возражений:
— Вечером ты обязана присутствовать на общем ужине. На каждом ужине все две недели.
— Мне не нужны твои подачки! Не нужно из меня делать игрушку! Забери к черту свои роскошные шмотки, одевай кого-нибудь другого! Я здесь для твоего сына, а не для тебя! Слышишь, не для тебя! и не обязана приходить на ужин к тебе, — я не могла сдержать обиды, злости, его тона, его отстранённости и холодности.
Мне было больно.
Он за один шаг молниеносно оказался рядом со мной.
На его скулах ходили желваки, мне казалось, он меня сейчас растерзает, уничтожит. В глазах плескалась ярость, он меня пугал.
Я опустила глаза, сжалась, и потекли слезы. Ещё мгновение, и Яр исчез. Хлопнула дверь каюты, я осталась одна.
На полу осталась лежать сверток в подарочной бумаге, перевязанный лентой. Под бантом в маленькой открыточке стояло: «Маргарите».
Всхлипывая и размазывая слезы по лицу, я взяла его, развязала ленту, убрала бумагу.
И ахнула.
Джейн Остин «Гордость и предубеждение»! Редкое дорогущее издание. Та самая книга, на которую я облизывалась в книго-кафе. Боже! Яр!
Но как он это сделал, откуда узнал? Выходит, что озадачился и постарался узнать? То, что я люблю, то, что мне важно — он захотел это узнать. И вот.
Я погладила книгу.
Он, что, проник в мои мысли настолько?
Так почему же это все: чемодан, тон, приказы?
Вопросы, вопросы.