Нежный наставник

Глава 7

Сегодня госпожа Петре облачилась в тяжелое коричневое бархатное платье, а вместо щита прикрылась холодной английской чопорностью. Накануне вечером она улыбалась ему… а затем прогнала, как побитую собаку.

— Рад вас видеть, миссис Петре.

— Доброе утро, лорд Сафир.

Его губы кривились в улыбке, пока она методично стягивала с себя серые кожаные перчатки.

Он налил дымящийся кофе в фарфоровую чашку с голубыми прожилками, затем плеснул в нее холодной воды, прежде чем передать Элизабет.

Ей явно не хотелось принимать угощение, но строгое английское воспитание предписывало не обижать хозяина дома отказом. Рамиэль следил за ней, страстно желая, чтобы она взяла чашку. Его глаза радостно вспыхнули, когда она все-таки приняла ее. Он хотел ее. Он хотел, чтобы она познала плотские желания. Он хотел, чтобы она возжелала его — мужчину, рожденного на Западе, а возмужавшего на Востоке. Мужчину, вкусившего горьких плодов страстей и тем не менее жаждавшего от женщины чего-то большего.

Кофе по-турецки мог послужить хорошим началом.

Лицо Элизабет окружили клубы горячего пара; она подула на чашку, сделала один глоток, другой, третий… Отодвинув чашку к краю стола, она вытащила из сумочки свои записи.

— Выбор учебника меня несколько смущает, лорд Сафир. — Подняв голову, она встретила его насмешливый взгляд. — Шейх дает очень мало указаний, как доставлять удовольствие мужчине.

Рамиэль пригубил кофе из своей чашки, вдохнув густой сладкий аромат, горько-сладкое напоминание о том, что он когда-то принимал как должное.

— «О, вы, мужчины, — начал цитировать он вполголоса, — готовьте женщину к наслаждению, ничего не упускайте, ни малейшей детали, если хотите добиться вашей цели. Исследуйте ее с великим усердием, полностью отдавайтесь этому, и пусть ничто не отвлекает ваши мысли… И только после этого приступайте к делу, но помните: начинайте не раньше, чем ваши поцелуи и любовные игры возымеют действие».

Он нарочито медленно поднес чашку к губам и выпил. Густой напиток был горячим и влажным, именно таким, каким она должна чувствовать фаллос, проникший в ее глубины. Элизабет смотрела на него, внешне спокойная, даже умиротворенная. Ее торчащие соски туго натягивали мягкий бархат.

— А вам не кажется, что мужчину тоже сначала требуется подготовить, миссис Петре?

— Вы хотите сказать, что и мужчин, и женщин возбуждают одни и те же ласки?

— И у тех, и у других есть груди, губы, бедра… — Он легко провел пальцем по краю чашки.

— Значит, вы считаете, что мужчина возбуждается, когда женщина целует его щеки… — Они перешли границы, разделяющие преподавателя и студента. Он это знал, да и она тоже. Он заронил зерна сомнения в ее душу насчет ее мужа… да и насчет себя самого. — И покусывает соски у него на груди?

Рамиэль почувствовал жар в паху.

— Я знаю, что мужчину возбуждают поцелуи и покусывания, миссис Петре.

Она прикрыла глаза, спасаясь от его обжигающего взгляда.

— Я еще могу понять, что мужчине приятно, когда женщина ласкает и щекочет нижнюю часть его тела, но я не представляю себе, почему мужчине может быть приятно, когда целуют его пупок и… скажем, бедра.

Сам Рамиэль хорошо знал, какое огромное наслаждение чувствует мужчина, когда женщина целует ему пупок и бедра. Перед глазами появились воспоминания о гаремных удовольствиях, его первые нежные попытки исследования женского тела, раскинутые женские ноги, неудержимо рвущийся член, когда его пальцы погружаются в мягкие шелковистые волосы вокруг лона, а сам он отдается первому экстазу жаркого влажного рта. Он хотел снова пережить эти невинные радости уже с Элизабет Петре.

— А разве вам не доставляет удовольствия, когда вам целуют пупок и бедра? — спросил он тихо, с затаенной страстью в голосе.

— Я…

Глаза Рамиэля призывали Элизабет сказать правду, она не могла обмануть его.

— Я не знаю, мне никогда их не целовали.

— А вы не чувствуете возбуждения, представляя себе, что у вас целуют эти места?

Тлеющее полено с треском вспыхнуло в камине. Она вздернула подбородок, готовая встретить насмешку.

— Да, чувствую. А вы сами не возбуждаетесь, представляя себе, как вас целуют там?

У Рамиэля перехватило дыхание.

— Да, меня это необычайно возбуждает.

— А мужчине нравится, когда женщина кусает его руки?

Жаркая чувственность, зарождавшаяся между ними, внезапно исчезла.

— Кусает его руки, миссис Петре? — переспросил он с ехидством. — Шейх не рекомендует доходить до каннибализма.

— Прошу прощения. Так мужчине нравится, когда женщина покусывает его руки?

Губы Рамиэля скривились в циничной усмешке.

— Боль тоже иногда доставляет наслаждение.

— Когда?

— Боль, причиняемая мужчине… или женщине?

Запас ее легендарной британской выдержки подходил к концу.

— Мужчине.

— Когда мужчина доводит женщину до экстаза…

— Простите, я хотела бы записать это, одолжите мне вашу ручку.

Элизабет пыталась бежать, бежать от себя самой. Она умела быть матерью, но боялась быть женщиной.

Явное пренебрежение к жене, выказанное Эдвардом накануне на балу, вкупе с тем, как он отослал ее домой, рассказало Рамиэлю все о шестнадцати годах ее супружеской жизни. Эдварду было наплевать на нее… а ей нет.

Сколько бессонных ночей провела она, дожидаясь мужа? Как она поступит, когда его тайна раскроется? Черт! Вся прислуга знала о сексуальных предпочтениях Эдварда Петре. Как можно быть такой наивной?

Рамиэль вынул ручку из верхнего ящика стола. Она пристально смотрела на золотое перо. А может, она разглядывала пальцы, представляя себе ширину его ладоней, прикидывая, поместится ли он в нее целиком? Войдет ли он с легкостью или протиснется с трудом, причинив ей боль? Сможет ли он довести ее до оргазма или бросит ее неудовлетворенной, страждущей, как наверняка поступал Эдвард Петре?

Расправив плечи, Элизабет крепко сжала ручку.

— Спасибо.

Интересно, когда в последний раз она принимала в себя мужской член? Рамиэль подтолкнул к ней медную чернильницу.

Элизабет обмакнула перо и приготовилась записывать.

— Так что вы говорили?

— Вы когда-либо испытывали оргазм, миссис Петре?

Элизабет вскинула голову.

— Только не надо лгать или уходить от ответа, — предупредил Рамиэль серьезным тоном. — Мы ведь договорились.

Она ответила с холодным презрением:

— Да, лорд Сафир, я испытывала оргазм.

Внутри его, как кобра, готовящаяся к прыжку, затаилась жгучая ревность.

— Тогда вы, наверное, знаете, что перед наступлением оргазма бывает трудно различить боль и наслаждение. Когда женщина достигает пика чувств, она иногда даже царапает и кусает своего возлюбленного. И эта боль может оказаться последним толчком, который ему необходим для достижения собственного оргазма.

Стальное перо старательно скрипело, выводя каракули на бумаге.

Он смотрел на игру света в ее волосах, они то приобретали цвет красного вина, то золотого пламени. И представлял себе, как она медленно наклоняется, заглатывая фаллос своего мужа. Рамиэль не знал, что больше раздражало его — то, что по завершении уроков она применит свои познания, чтобы ублажить другого мужчину, или же то, что, попытавшись использовать их, она уничтожит себя.

— А сейчас я расскажу вам, что иногда требуется женщине, чтобы достичь собственного оргазма.

Скрип пера прекратился.

— Я знал женщин, которым нравилось, когда у них кусали или кололи булавками соски. Некоторым женщинам нравится, когда я закидываю их ноги себе за плечи и вхожу в них так глубоко и с такой силой, что чувствую, как матка сжимает мой член.

Элизабет вновь взялась за перо, неотрывно глядя на то, что она только что записала.

— И что же предпочитаете вы сами?

Он страдал, видя ее невежество… и сексуальную неудовлетворенность, которую она так мужественно скрывала.

— Все, что предпочтет сама женщина.

«Все, что предпочтешь ты, Элизабет Петре». Но было ясно, что она сама не знала, чего хотела. Ее голос был едва слышен:

— А вам действительно нравится, когда женщина покусывает у вас соски на груди?

Жар желания пронзил Рамиэля.

— Да, миссис Петре.

В напряжении он ждал следующего вопроса.

Ее грудь под коричневым бархатным платьем вздымалась и опускалась в такт дыханию. Она подняла голову с расширенными от волнения глазами.

— А вы… вы получаете удовольствие, покусывая соски у женщины?

— Я их целую, ласкаю губами, облизываю, прихватываю зубами, — произнес он хрипло. — Да, я наслаждаюсь женской грудью.

— А как насчет вашего… члена? Вчера вы заявили, что, когда женщина обхватывает пальцами член мужчины, она держит в руке его жизнь. А вам больше нравится, когда его держат… каким образом?

Рамиэлю стало трудно дышать.

— Мне нравится, когда женщина ласкает его рукой до тех пор, пока крайняя плоть не сможет покрывать головку.

Элизабет, слушала не шевелясь и даже не моргая.

— Арабские женщины, наверное, в восторге от вас.

Он не ожидал от нее такой откровенной оценки. Кровь бросилась в лицо Рамиэлю, он впервые покраснел за последние двадцать пять лет.

— Да.

Женщины находили его очаровательным, но только иностранки. Ни одна наложница не хотела общаться с ним, неверным, даже в обмен на свободу.

— Вам когда-либо попадалась женщина, которая осталась бы вами недовольна, лорд Сафир?

Араб. Ублюдок. Животное. Его обзывали по-всякому, и в постели и вне ее.

— Если вы имеете в виду, что я когда-либо не смог довести женщину до оргазма, — сказал он грубо, — то ответ будет — нет.

Раздался хруст бумаги — она неожиданно смяла свои записи.

— Никогда?

Рамиэль удивленно поднял бровь.

— Я не претендую на роль мученика, миссис Петре. Случалось, конечно, что я кончал раньше женщины. Но есть масса способов удовлетворить ее. Руки, губы, даже пальцы ног. Почти любая часть мужского тела для этого подходит.

Его ответ поверг Элизабет в шок.

— Пальцы ног?

— Да, пальцы ног.

На ее лице отразилось недоверие. Она была заинтригована, хотя и безуспешно пыталась это скрыть. Элизабет опустила Глаза и попыталась разгладить смятые записи, не выпуская из пальцев ручку, толстый, отливающий золотом стержень.

— Вы, наверное, развлекаетесь с Женщинами с дурной репутацией, которые реагируют иначе, чем добропорядочные женщины.

Элизабет старательно повторяла то, чему ее приучили верить с детства. Рамиэлю захотелось встряхнуть ее.

— А вы что, действительно полагаете, что добропорядочные женщины устроены иначе, нежели женщины с дурной репутацией?

Несколько секунд Элизабет старательно разглаживала свои записи.

— Нет, конечно же, нет.

— Тогда почему же вы думаете, что добропорядочные женщины не способны получать сексуальное наслаждение?

— Возможно, желание или же осознание низменной основы своей натуры лишает женщину добропорядочности. Она может казаться внешне целомудренной и добродетельной, но если жаждет сексуальных наслаждений, то становится не лучше… уличной женщины.

Рамиэль подался вперед, кресло под ним протестующе заскрипело.

— Миссис Петре…

— Лорд Сафир… вы, как мужчина… — Она подняла голову. — Вам не внушает отвращения женщина, которая хочет совокупляться тем же способом, что животные в поле?

Не так давно Рамиэль стремился вывести ее из равновесия. Теперь же ему хотелось вернуть ей самообладание.

Он мог это сделать. Он мог солгать. Он мог сказать, что низменные потребности женщины отвращают таких мужчин, как он. Он мог сказать, что добропорядочные арабские женщины обучаются, чтобы доставлять наслаждение мужчине, а не получать собственное, и что страстность, которая ценится в наложнице, осуждается у жены. Он мог отправить ее домой и уберечь от решения, которое в противном случае вынудит ее принять, в надежде, что она никогда не узнает правды о собственном муже.

Слишком поздно…

— Нет, миссис Петре, мне не внушают отвращения плотские потребности женщины.

— Но ведь вы наполовину араб.

Казалось, не было причины для приступа холодной ярости, охватившей Рамиэля. Ему было наплевать, когда лорд Инчкейп обозвал его бастардом. Но замечание Элизабет о том, что он наполовину араб, обожгло его, как кислота.

— Я мужчина, миссис Петре. Англичане могут называть меня бастардом, арабы — неверным, но я все равно остаюсь мужчиной.

Рамиэль не был готов к проблеску понимания и почти сочувствия, появившемуся в ее глазах.

— Если бы я думала иначе, лорд Сафир, я бы не обратилась к вам со своей просьбой, — твердо заявила она. — Я приношу вам мои искренние извинения, если обидела вас. Уверяю, у меня не было подобных намерений.

Его ноздри раздувались. Он не привык, чтобы перед ним извинялись. Не хватало еще ей пожалеть его!

— Так что же в таком случае вы имели в виду, миссис Петре?

— Я просто полагаю, что англичане не приемлют сексуального естества женщины. Вам подобные потребности не кажутся отвратительными, поскольку вы получили образование в другой стране. Однако у моего мужа есть любовница, следовательно, ему не противна женская сексуальность.

Искренность в глазах Элизабет не вызывала сомнений. Рамиэль смотрел на гордо вскинутый подбородок, на отблески огня в ее рыжих волосах.

— Если мужчине внушает отвращение женская сексуальность, дорогая, значит, он не мужчина.

— Может, она не противна ему, когда женщина молода…

— Миссис Петре, вы женщина в самом расцвете сил.

— У меня двое детей, лорд Сафир. Уверяю вас, время моего расцвета давно миновало.

Она возразила ему, словно и не заметила, как накануне он открыто заглядывал к ней за корсаж и наслаждался каждым мелькнувшим кусочком гладкой белой кожи ее округлостей. Словно она не могла себе представить, что мужчина может дрожать от страсти к ней.

— У вас очень женственная фигура, не то что у плоскогрудых девиц с тощими ногами без бедер.

Элизабет обозлилась, ее самолюбие было уязвлено.

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мою внешность, лорд Сафир.

— Миссис Петре, существуют определенные вещи, которые мужчина может проделывать с полногрудой женщиной и которые невозможны с менее щедро одаренной женщиной. — Рамиэль объяснял мягко, мечтательно упершись взглядом в ее грудь. — Вы можете гордиться своим телом.

— Какие же именно штучки может проделывать мужчина с «женственной» фигурой, лорд Сафир? — спросила она язвительно. — Использовать ее грудь в качестве спасательного круга?

Рамиэль засмеялся. Элизабет Петре никогда не перестанет удивлять его.

— Если вы закончили, может быть, мы продолжим наш урок? Итак, как все-таки женщина соблазняет мужчину? — спросила Элизабет холодно. — Только, пожалуйста, не говорите мне, что с помощью голых грудей. Мне трудно будет поверить, что половина светских леди трясла своими телесами перед вами.

Рамиэль снова прыснул от смеха.

— Вы поражаете меня, миссис Петре. Я и не представлял, что вы знакомы с подобными выражениями.

— Вас могут поразить мои познания, лорд Сафир. Леди может не употреблять их, но очень трудно ничего не слышать, когда работаешь с бедными.

— Здесь, в моем доме, вы можете говорить все, что вам вздумается. Уверяю вас, я много чего наслушался, причем от очень-очень знатных леди.

Графиня, мать Рамиэля, посмеялась бы, если бы слышала, как он ее представляет. Впрочем, Элизабет Петре не слишком верила в ее знатное происхождении.

Рамиэль смягчился.

— Соблазнительна та женщина, которая получает удовольствие от собственного тела, миссис Петре. То, как она одевается, как ходит, как говорит, — все это обычно сообщает мужчине то, что ему следует знать.

— А именно?

Его голос стал проникновеннее:

— Что она хочет его.

— Я не кокетничаю с вами, лорд Сафир.

— Я знаю.

— Вы мой наставник.

— В этой комнате — да.

— До того как вы согласились учить меня, вы знали, что у моего мужа есть любовница?

Рамиэль напрягся. Она не могла знать… и все же?

— Я не вращаюсь в кругах вашего мужа.

— Но до вас доходили слухи?

— Всегда полно слухов, — возразил он загадочно. — Иначе вы не были бы здесь.

Элизабет глянула на маленькие серебряные часики, приколотые к платью.

— Спасибо за вашу откровенность и прямоту. — Она положила золотую ручку на стол рядом с недопитым кофе. — Это был настоящий урок.

Урок, который только начинается.

— Шестая глава, миссис Петре, вам она будет особенно интересна.

Элизабет, с трудом сдержав любопытство, засунула свои записи в сумочку.

— Правило номер четыре.

Элизабет не подняла головы.

— Еще достаточно предметов туалета, которые я могу сбросить, лорд Сафир. Сейчас февраль, следовательно, все наряды сшиты с турнюрами.

Рамиэль внимательно посмотрел на нее.

— Как вы догадались, о чем я собирался сказать?

Она поднялась, натягивая перчатки.

— Похоже, вы одержимы женской одеждой… или, вернее, отсутствием ее.

Настанет день… надо надеяться, скоро… когда они будут проводить занятия вообще без одежды.

— Очень хорошо. Перед тем как отойти ко сну, ложитесь на живот и потритесь вращательными движениями таза о матрас.

Было слышно, как у нее перехватывало дыхание.

— Любовь — это тяжелый труд. — Он уставился на бархат, обтягивавший мягкую округлость ее живота, представляя себе ее курчавое руно, такое же рыжее, как ее волосы, представляя себе, как его фаллос проникает в нее. — Вам надо тренировать свое тело.

Элизабет молча повернулась и направилась к двери.

— Миссис Петре.

Она остановилась, взявшись за ручку двери. Шли секунды, она молча боролась с собой, он терпеливо ждал.

Как далеко добропорядочная женщина может позволить ему зайти, оставаясь добропорядочной? Расправившиеся плечи предсказали ему ее ответ.

— Всего хорошего, лорд Сафир.

Жаркая кровь заполнила фаллос Рамиэля.

— Всего хорошего, taalibba.